В древности на землях западного Кавказа и Причерноморья жили воинственные племена адыгов, которых древние греки называли керкет, а славяне касоги. Это название ученые соотносят с названием черкесы /черкасы/ - разбойники. Еще в 1502 году черкасы занимали весь восточный берег Азовского моря почти до Босфора Киммерийского, откуда были вытеснены славянами и тюрками. Тюркское слово казак в источниках фиксируется с конца XIII - начала XIV века и было синонимом слова черкас. С конца XVI века на пограничье Орды и Украины слово казак, как и черкас, употребляется применительно как к мусульманам, так и к христианам.
В первой половине XIII в. в Восточной Европе, на территории современных Беларуси, Летувы, Украины (Киевщина, Черниговщина и Волынь, до 1569 г.), России (Смоленщина и Северщина, до сер. XVII в.), Польши (Подляшье до 1569 г.), Латвии (1561-1569 гг.) и Эстонии (1561-1569 гг.) возникло полиэтническое средневековое феодальное государство Великое князство Литовское, Руское, Жомойтское и иных (по-латыни: Magnus Ducatus Lithuaniae) со столицей в Новоградке, с 1323 г. в Вильне, жителей которого называли литвинами.
Издавна по обе стороны Днепра (от устья Десны и почти до Перекопа) пустынные земли Великого Княжества Литовского (ВКЛ), были прибежищем разноплеменного беглого люда с окраинных земель, которые создали для своей защиты особую военную организацию. Их стали называть днепровскими казаками или черкасами. Жизнь в пограничной степи, в так называемом Диком поле (современные Кировоградская, Днепропетровская, Николаевская, Херсонская, частично Одесская, Запорожская, Винницкая и Черкасская области Республики Украина), требовала от казаков воинской сноровки. Поэтому конгломерат из белорусов, украинцев (потомки тех жителей Беларуси, которые разбили татар в XIV столетии и колонизировали нынешнюю Украину), поляков и татар, которые также убегали от своих ханов, был значительной военной силой, всегда готовой к бою. Из-за этого днепровских казаков в разные времена для своих нужд использовали как Московское княжество, так и ВКЛ с Польшей, а эти государства, в сваю очередь, использовали и сами казаки.
Заслуга профессиональной организации днепровской казатчины приписывается легендарному старосте каневскому и черкасскому, бывшему наместнику кричевскому Евстафию Дашкевичу /Дашковичу/ герба Корибут, который в 1-й трети XVI века небольшими силами проводил успешные операции против крымчаков /крымских татар/ и Московского княжества. Поселение Черкассы становится главным казацким городом. Поэтому в XVI-XVII веках украинских казаков, как и вообще всех украинцев, в Московии называли черкасами.
Впервые казаки как военная сила были использованы в 1489 году в походе польского короля Яна І Альбрехта из династии Ягелонов, против татар.
Староста черкасский, князь Змитро Вишневецкий герба Корибут, по прозвищу Байда, в 1554-1555 годах поставил на одном из островов в нижнем течении Днепра укрепления, собрал там казаков и начал совершать походы в Крым и Турцию. Эта казацкая твердыня стала первой Запорожской Сечью. С конца XVI столетия низовые казаки чаще стали называться «сечевыми». Как хороших воинов, казаков с готовностью нанимали на службу князья и магнаты Польши и ВКЛ. Они служили в городах и замках, в особенности на окраине государства. Во время тяжелой оборонительной войны с Московским царством Жигимонт (Сигизмунд) ІІ Август в 1572 году официально принял определенное количество запорожских казаков на государственную службу. Так появились реестровые казаки (Запорожское или Низовое войско). Поначалу их было только 300 человек, затем 600, и только во время военных действий Запорожское войско увеличивалось на тысячи.
Беларусь, как край издавна населенный постоянным населением с густой сетью городов и местечек, «не имела собственной казацкой организации». /Генадзь Сагановіч. Казакі. // Энцыклпедыя Гісторыі Беларусі. У 6 тамах. Т. 4. Мінск. 1997. С. 7./
Кроме аутентичного казачества как отдельной организации, известны также казаки как тип войска. В XVI веке в вооруженных силах ВКЛ появились казацкие формирования - отряды конницы, вооруженной «по-казацки» (имели обычно панцирь, прилбицу, сагайдак, саблю, рогатину). В XVII столетии казацкие хоругви уже составляли более половины конницы Речи Посполитой. Чтобы не путать с украинскими казаками, их называли панцирными.
5 сентября 1557 года ВКЛ и Ливонский /Инфлянтский/ орден, подписали договор о союзе против Москвы. Московская держава, раздраженная этим, ввела свои войска на территорию Ливонии, объявив, что ей «жизненно» необходимо побережье Балтийского моря. Видя, что своими силами невозможно противостоять азиатскому нашествию, Готгарс Кетлер, последний магистр ордена меченосцев, не находя в стране сил для борьбы с грозным врагом, стал искать покровительства Польского короля и Великого князя Литовского Жигимонта ІІ Августа. В 1561 году в Вильно он подписал трактат, по которому Лифляндия отошла к ВКЛ и Польше, как совместное владение, а сам он получил, в ленное владение, Курляндское и Земгальское /Семигальское/ герцогства. В результате этого ВКЛ получило свободный выход к Балтийскому морю, а Ливонский орден перестал существовать как самостоятельное государственное образование.
Рассвирепев, ибо не ожидал такого развития событий, московский царь Иван Грозный (в ВКЛ его звали Жахливый – Ужасный), кстати, по матери происходящий из белорусских татар, в январе 1563 года во главе 80-ти тысячной армии двинулся на Полоцк, принадлежащий ВКЛ. Начальниками всей его легкой кавалерии были атаманы донских казаков – Янов и Ермак Тимофеевич, который впоследствии завоевал для Москвы Сибирское ханство, чем положил начало к кровопролитному завоеванию Сибири.
На стороне же ВКЛ мужественно сражались днепровские казаки. «Они участвовали при взятии укрепленных пунктов, врывались в границы московских владений и производили разрушения и погромы не менее жестокие, чем крымские татары. Гетманами их в то время были – Никита, Бируля и др.». /А. А. Гордеев. [В 1914 г. окончил Виленское военное училище.] История казаков. Ч. 2. Со времени царствования Иоанна Грозного до царствования Петра І. Париж. 1969. С. 48; А. А. Гордеев. История казаков. Ч. 2. Со времени царствования Иоанна Грозного до царствования Петра І. Москва. 1991. С. 58./
Считается, что біруля – это “костка з абрэзанага свінога кумпяка” /Т. Ф. Сцяшковіч. Матэрыялы да слоўніка Гродзенскай вобласці. Мінск. 1972. С. 51./ Параўн. рус. бирюлька «частка нагі». Бірулька – (рус. бирюлька; укр. бирюлька. У бел. мове бірулька азначае розныя драўляныя вырабы (напр., «невялікая палачка, якая ўжывалася замест гузіка»; «драўляная частка у плузе» і г. д.). Слова цёмнага паходжання. /Этымалагічны слоўнік беларускай мовы. Т. 1. Мінск. 1978. С. 352./; Бірулі – Тое ж што і Бамбулі – Камячкі засохлага гною на поўсці жывёлы. Параўн. літ. bumbulas “камяк”, birulis “круглы маленькі прадмет”. /Слоўнік беларускіх гаворак паўночна-заходняй Беларусі і яе пагранічча. Т. 1. Мінск. 1979. С. 162, 187./; Бірулька – Упрыгожанне, падвеска на ланцужку кішэннага гадзінніка, бранзалета і пад; Бірулькі – Гульня, якая заключаецца ў тым, каб з кучкі дробных прадметаў выбраць кручком адно за адным, не пасунуўшы пры гэтым астатніх. /Тлумачальны слоўнік беларускай мовы. Т. 1. Мінск. 1977. С. 376./ Отсюда прозвище-фамилия: “БІРУЛЯ параўн. бел. бірулька ’падвеска на ланцужку кішэннага гадзінніка’ (БРС), рус. бирюля, бирюлька ’дудка, дудачка’, ’дробныя цацкі’, ’упрыгожанні’ (Даль). — Бірўля, Бірўлін. Бел. у XVII-XVIII стст. Бируля (Туп., БА, I, 198). СРП Бирулин”. /М. В. Бірыла. Беларуская антрапанімія. 2. Прозвішчы, утвораныя ад апелятыўнай лексікі. Мінск. 1969. С. 54./ Это показывает, что люди с фамилией Бируля, были местными, белорусскими уроженцами. Хотя, по мнению В. Меркуловой, /В. А. Меркулова. Мелкие заметки по истории и этимологии слов. [Бирюльки.] // Этимология. Под ред. Ж. Ж. Варбот, Л. А. Гиндина, Г. А. Климова, В. А. Меркуловой, В. Н. Топорова, О. Н. Трубачева. 1971. Москва. 1971. С. 185-190./ фамилия Бируля тюркского происхождения и обозначает военную трубу или горн. «Что касается имени собственного, то оно могло быть первоначально прозвищем, но могло быть и непосредственно заимствовано из тюркского источника как имя собственное. Ср., наряду с Бирюля, имя Бирюй, боярин (1566 г.) [Н. М. Тупиков. Словарь древнерусских личных имен. СПБ., 1903, стр. 104.] и текст из Ипатьевской летописи: «Се бѧхоу братьѩ его силныи воеводы: Оурдю и Баидаръ. Бирюи Каиданъ...» (Ипат. л., л. 265) [Картотека Словаря древнерусского языка ХI-XIV вв.].». /В. А. Меркулова. Мелкие заметки по истории и этимологии слов. [Бирюльки.] // Этимология. 1971. Москва. 1971. С. 190./
14 февраля 1563 года маскалями был захвачен и разграблен Полоцк, монахи-бернардинцы порублены, евреи утоплены в Двине, а мастеровой люд уведен в плен. В 1566-1569 годах московские войска для укрепления своих позиций в районе Полоцка возвели крепости Сушу, Сакол, Ситну, Красну, Казьян, Усвят и Туровлю.
Как отмечает польская исследовательница А. Дэмбиньска: «Бируля Семен, литовский [белорусский] казак, стоял во главе роты витебских казаков. Он принимал участие в битвах с Москвою в 1566-1568 годах. Из предводителей витебских казаков Бируля выдвигается неизменно на первый план. Сражения велись тогда на пограничье Витебской, а также Полоцкой земель. Казаки в основном участвовали в успешных партизанских боях. В 1566 году под его предводительством казаки «произвели большие беды в Московии». В 1567 же году они разгромили неприятельский отряд «на Ситне» [«Отряд Бирули ... разбил под Ситном четыре сотни стрельцов, захватил 120 тяжелых ружей-гаковниц, а саму фортецию сжег.» /Ул. Арлоў. Таямніцы Полацкай гісторыі. Мінск. 1994. С. 205./] и взяли значительные трофеи в пушках, пищалях и пороху, а также добились успеха под Велижем. В том же году витебские казаки были отданы под командование князю Роману Сангушко, брацлавскому воеводе, хотя на тот момент он не имел этого почетного титула. В течение 1567 года Сангушко предпринял строительства ряда крепостей в местах, находящихся под угрозой Москвы, между прочим, и на Городокском [Городок с 1772 г. получил статус города, сейчас центр Городокского р-на Витебской области Республики Беларусь.] урочище, куда намеривался послать тогда Бирулю «с ротой его» для охраны от Москвы. Однако великий гетман литовский посоветовал соблюсти некоторую осторожность, учитывая на ведущиеся тогда переговоры с Москвой и на сомнительность, находиться ли Городок на Витебской территории, или же на Озеранской, которой уже владела Москва. В январе 1568 года «витебские казаки» разорили Велиж, Усвят и Белую. Им не выплачивали вовремя жалования, хотя очень были заинтересованы в том, чтобы их удержать на службе. Относительно мнения, что зависело особенно на личности Бирули, в апреле 1568 года Ходкевич писал по тем делам к Сангушко и советовал ему, чтобы казаков «утешал» деньгами и сукном. Наконец выплатили жалование одному только Бируле, что вызвало возмущение других казаков, большинство которых постановило «уйти прочь», и начали массово покидать пограничные замки, которые находились не иначе как в «пасти льва». Тем временем Бируля принимал беглых в свою роту. Витебский воевода Станислав Пац обращался к Сангушко с просьбой, чтобы крепко и строго приказал казакам, чтобы те на своих постах оставались, а Бируле также, чтобы приказал, чтобы беглых в свою роту не брал, «чтобы даже себе из других сторон, иных уездов набирал». В начале сентября Бируля был на Хоринце с 400 стрельцами. В день 20 сентября Роман Сангушко взял Улу. Захватил он ее следующим образом: маневрировал с фронта отрядом из несколько сотен людей, как бы в приготовлении к атаке, а тем временем с тыла казаки во главе с Бирулей ворвались через неохраняемые места, подожгли город, и среди общей паники крепость сдалась. Взятие Улы имело первостепенное стратегическое значение, и было одной из важнейшей удачей в этом периоде польско-московской войны». /А. Dembińska. Birula Semen. // Polski Słownik Biograficzny. T. 2. Kraków. 1936. (2-e wyd. Wrocław. 1989.) S. 107-108./ Это указывает, что Семен Бируля был из местной шляхты и служил в казацкой панцирной хоругви ВКЛ.
Но все ж таки, не имея сил отбить многотысячное московское нашествие, ВКЛ вынуждено было пойти в 1569 году на подписание Люблинской унии, по которой два государства – ВКЛ и Польша сливались в одно - Речь Посполитую. Правда ВКЛ сохраняла автономию, но Украинские земли отходили к Польше.
В 1572 году умирает король Жигимонт (Сигизмунд) ІІ Август, на котором закончилась династия Ягелонов, происходящая из ВКЛ, и на престол Речи Посполитой выбирается Иштван Баторий, происходящий из венгерских князей. Стефан Баторий (в белорусских источниках того времени – Степан Батура) сразу начал с реорганизации армии. В 1576 году им был издан Универсал, согласно которому днепровские казаки были переведены в реестр, чем беглые массы были превращены в хорошо организованное казацкое войско. С этого времени днепровские казаки всегда находились в армии Батория, которая сражались в ВКЛ с московскими захватчиками. В армии Батория, во время Ливонской войны 1558-1583 годов, ротмистром казацкой хоругви служил Гаврила Семенович Бируля, который, по всей вероятности за военные заслуги, получил от короля польский герб «Бялыня» /Jerzy Sewer hr. Dunin-Borkowski. Spis nazwisk szlachty polskiej. Lwów. 1887. S. 20, 24; Оршанскій гербовникъ. Оттиски изъ 28-го выпуска «Историко-юридическихъ материаловъ, извлеченныхъ изъ древнихъ актовыхъ книгъ губерній: Витебской и Могилевской», хранящихся въ Центральномъ архивѣ въ Витебскѣ и изданныхъ подъ редакціей и. д. архиваріуса сего архива, Дм. Ив. Довгялло. Витебскъ. 1900. С. 12./, как и некоторые другие (не являющиеся родственниками) - «на голубом щите белая подкова, обращенная концами вверх, между ними золотой крест, как в гербе Ястребец, а над крестом стрела, острием вверх; над щитом рыцарский шлем, увенчанный короной с пятью страусовыми перьями».
Согласно легенде - во время войны с крестоносцами, некий рыцарь герба Ястребец /Jastrzębczyk/, сделал огненные стрелы для арбалета и темной ночью подкрался к лагерю тевтонов и поджег его. Враг испугался и бросился убегать, а восхищенный король Владислав І Локоток [Łokietek] (1260-1333) из династии Пястов, в качестве награды рыцарю к его родовому гербу Ястребец добавил арбалетную стрелу, а так как это, неизвестное истории, героическое действо происходило у деревни Bialynia /Бялыня/ в Старой Польше, ядре Польского государства, то и новый герб, немного видоизмененный герб Ястребец, назвали – Bialyniа.
Геральдист Папроцкий (Paprocki) был первым автором этой истории, которая потом повторялась другими авторами, в своей следующей книге, названной Stromata простирает происхождение герба Bialynia к временам Болеслава Кривоуста (Boleslaw Krzywoustу) и также сообщает, что в Мазовецком регионе есть много владетелей поместий с этим гербом, но он не перечисляет их. /Herbarz Polski Kaspra Niesieckiego S. J. powiększony dodatkami z poźniejszych autorów, rękopismów, dowodów urzędowych i wydany przez Jana Nep. Bobrowicza. W Lipsku. T. ІІ. 1839 S. 128-129./
Белорусское слово герб [старобелорусское гэрбъ] в XVI столетии было заимствовано из польского herb, а оно в свою очередь из северо-немецкого Еrbe «наследство». Герб – эмблема, наследственный отличительный знак, сочетание фигур и предметов, согласно регламентированных норм геральдики, которым придается символическое значение, выражающее исторические традиции владельца. Древнейшим прообразом герба были тотемические изображения животных, покровителей племени или рода в первобытном обществе. Гербы дворянских родов в Западной Европе возникли в эпоху крестовых походов (XI-XIII вв.) и были вызваны необходимостью во внешних различиях рыцарей, закованных в доспехи. Подробнее и точнее «наука о гербах», или «геральдика», выработалась турнирами и боями на копьях. Турниры появляются в Германии в 938 году, и этой стране принадлежат основы геральдики. Геральдика возникла из обычая оглашать перед началом турнира изображение герба рыцаря, в доказательство его прав на участие в состязании. Само название ее происходит от немецкого «нerald» (от испорченного «нeeralt») – ветеран. Так назывались в средние века в Германии люди, известные своей доблестью и храбростью, назначавшиеся для почетного присутствия на различных торжествах, турнирах, боях и тому подобному. На них же первоначально было возложено наблюдение за соблюдением обычаев рыцарства. С образованием сословных монархий практическая геральдика принимает государственный характер, так как право пожалования и утверждения гербов становится исключительной привилегией королей. Вводится гербовая грамота (впервые в Германии в XV веке) - официальное свидетельство на право употребления изображенного и описанного в нем герба. За утверждение герба устанавливается определенная такса - «розыск прав на герб», а за пользование неутвержденным гербом взыскивается штраф. Изменить единожды принятые в гербе изображения могли лишь выдающиеся отличия или же, наоборот, совершение владельцем герба поступка, недостойного рыцарской чести. Каждое новое лицо получало и новый герб. Такова была система геральдики во Франции и в Западной Европе, почему она и называется «французской» или «западноевропейской». Иначе было в Польше, где соседние землевладельцы, первоначально, несомненно, находившиеся в родственных между собой связях, в случае угрожавшей им опасности собирались под одно общее знамя, на котором помещался какой-либо знак, переходивший затем и к лицам, около этого знамени собиравшимся. Каждое новое лицо приписывали к существовавшему уже знамени. Когда геральдика проникла с Запада в Польшу, то эти родовые знаки подчинили точным геральдическим правилам. Таким образом, сложилась «польская» система геральдики, в основу которой, в отличие от западноевропейской геральдики, легло не личное начало, а родовое.
2 октября 1413 года в замке Гарадле, расположенном на р. Западный Буг был юридически скреплен 3-мя грамотами союз Польши и ВКЛ. 1-я была дана от 47 польских феодалов, которые наделяли 47 феодалов католиков ВКЛ своими гербами и тем самым принимали их в свое гербовое братство. Во второй (45 печатей) феодалы-католики ВКЛ принимали гербы польских феодалов и обещали быть с ними в вечной дружбе и союзе. В 3-й грамоте польский король Владислав [Великий князь ВКЛ Ягайло] обещал принимать на государственные посты тех феодалов-католиков, которые приняли польские гербы. Поэтому в Беларуси (ВКЛ) к одному и тому же гербу могли принадлежать совершенно разные дворянские роды. С этого времени литвинов-католиков в Польше стали считать своими, т. е. поляками. Это, не вдаваясь в подробности, стали повторять затем и российские, а за ними и советские историки. Правда, сейчас так считает только самая малограмотная и необразованная часть РФевских историков.
В России, под влиянием непрестанных сношений с Польшей и Западной Европой, первые дворянские гербы появились в конце XVI начале XVII веков, но широкое их распространение началось на рубеже XVII-XVIII веков после уничтожения местничества. Здесь произошло смешение этих двух систем и таким образом, появилась смешанная, или российская, система геральдики, которая сразу же приобрела официальное государственное значение. Стали появляться гербовники, которые имели своей целью обосновать высокое положение русского царя среди европейских монархов. Гербы родов, считавших своих предков выходцами из-за рубежа, были заимствованы из Речи Посполитой и других государств.
Небезынтересно, что в тоже же время у стен Полоцка отличился также и казак Корнила Перевал, который, получив шляхетство и земли возле Полоцка, стал называться Перевальским или же на польский манер Пшевальским /Przewalskim/, а его потомки в России стали известны как Пржевальские, среди которых и путешественник Н. М. Пржевальский. Кстати, потомки казака Михаила Безсонова, который был в экспедиции Пржевальского и лично отловил дикую лошадь, названную впоследствии Пржевальской, и поныне живут в г. Якутске. /История якутского казачества. /Сост. О. Л. Сидорова и В. В. Данилов./ Якутск. 2007. С 20./
Видимо, чтобы придать себе больше веса, новоиспеченный «человек добрый, шляхтич» Гаврила Бируля назвал в честь полученного герба свое поместье Бялыничи (ныне деревня Бялыничи в Витебском районе Витебской области Республики Беларусь) и стал по праву называться по своему имению Бируля-Бялыницкий или Бялыницкий-Бируля. Гаврила имел сыновей Романа, Самюэля /Самуила/ и Александра, которые владели «наследными по деду» имениями. «Пан Самуэль Немирович Бируля» /Словарь древне-русскихъ личныхъ собственныхъ именъ. Трудъ Н. М.Тупикова. С.-Петербургъ. 1903. С. 48./ жил в 1637 г. в Заозерье. /Археграфичекій сборникъ документовъ относящихся къ исторіи Сѣверозападной Руси, издаваемый при управленіи Виленскаго учебнаго округа. Томъ третій. Вильна 1867. С. 170-171./
Бируля-Бялыницкие владели Бялыничами, Наваселками, Зачарничьем и Тулавым. Известен также Даниэль /Данила/ (Семенович) Бируля, который в 1567 году был «возным воеводства витебского». В 1600 г. Он приобрел «пляц и дом» в Витебске у Томилы Стефановны Лускиневич. В 1601 г. Ганне Бируля за долги перешло имение Кокшино. Его сын «зем. гродский воеводства Витебского» Ян Данилевич Бялыницкий-Бируля, который в 1625-1633 годах упоминается как владетель села Дойгайлова и в половину сел Сербанова, Белынич и Новоселок. В 1630 году воевода Николай Кисель «передал» Яну Бялыницкому село Горбачева. Он, вероятно, породнился (а возможно происходил из Харковичей и породнился с Бируля-Бялыницкими) с витебскими боярами Харковичами, ибо в 1635 году назван Харковичем. /В. Л. Насевіч. Бялыніцкія-Бірулі. // Энцыклапедыя Гісторыі Беларусі. У 6 тамах. Т. 2. Мінск. 1994. С. 166./ Ян Бируля Бялыницкий (имел сына Якуба от «жены Гальки из Бельских») был в 1634 году воеводой витебским, а в 1635 году купил имение Войлево у Войлевичей. 24 августа 1654 года доказывали свое шляхетство Леон (Лев), Гаврила, Героним, Гальяш и Теодор (Федор) Самюэлявичи Бялыницкие-Бирули. /Białynicki vel Birula-Białynicki vel Birula herbu Birula. // Jan Ciechanowicz. Rody szlacheckie imperium Rosyjskiego pochodzące z Polski. T. I. Warszawa. 2006. S. 170-177./
После окончания Полоцкой войны Витебщина недолго пожила мирной жизнью. Вскоре началась захватническая война России с Речью Посполитой за ее земли и трон. После почти 14-ти недельной осады 22 ноября 1654 года 20-ти тысячное московское войско (вместе с украинскими казаками Ивана Золоторенко) под командованием Шереметьева захватило город Витебск. Началась расправа над горожанами, вследствие которой победители немало «шляхты, мещан, поспольства, жолнерства, драгунов, жен и малых детей, стариков и старух, что были в богадельнях, без всякого милосердия вырубили и выбили». Часть непокорной шляхты была выслана в Казань». /М. А. Ткачоў. Вайна Расіі з Рэччу Паспалітай 1654-67. // Энцыклапедыя Гісторыі Беларусі. У 6 тамах. Т. 2. Мінск. 1994. С. 193./
Возможно, от тех времен существуют в Татарстане деревни Большие и Малые Бирули. Витебск возвратили Речи Посполитой только после Андрусовского перемирия 1667 года. Интерес вызывает и тот факт, что Московским оккупационным воеводой в Витебске в 1662-1665 годах был Яков Петрович Волконский, служивший затем в 1670-1675 годах якутским воеводой. При нем был составлен «Чертеж» Витебска 1664 года.
Далее Андрей Бялыницкий-Бируля, наследник по отцу Александру, судился с Григорием и Габриелем /Гаврилой/ Бялыницкими-Бируля [декрет Гл. Трибунала ВКЛ от 16. 11. 1671 г.] Габриель Бялыницкий-Бируля в 1673 году подтверждал свои шляхетские права. В 1682 году его сыновья Василий и Михаил имели «на полторы службы в селе Очетково и одну в селе Заозеры».
Габриель Бялыницкий-Бируля в 1659 году оборонял от москалей крепость Быхов. /Białynicki (Belinickas) herbu Birula. // Jan Ciechanowicz. Rody rycerskie Wielkiego Księstwa Litewskiego. T. II. Rzeszów. 2001. S. 69-75./ Он в 1673 году подтверждал свои шляхетские права? а в 1682 году его сыновья Василий и Михаил имели «на полторы службы в селе Очетково и одну в селе Заозеры». В 1708 году Габриэль Бялыницкий-Бируля исполнял функции «писаря гродского витебского». Его сын Самюэль имел сыновей Иосифа и Леона. Став Смоленским «подчашим» Иосиф Бялыницкий-Бируля с сыном Михаилом и сыновьями Леона – Модестом и Витом, приобрели в 1773 году поместья в Оршанском уезде, неподалеку от местечка Белыничи [бел. - Бялынічы. Ныне центр одноименного района в Могилевской области Республики Беларусь] и поселились там. Созвучие придомка (дополнения к основной фамилии) и поселения породило легенду про местное, из Белыновичей, происхождение Бялыницких-Бируля. [«Бялыницкий герба Бялыня, 1600, Бялыничи, воеводство Могилевское». /Polska Encyklopedja szlachecka. Warszawa. T. IV. MCMXXXVI. S. 178./] Известно, что в октябре 1789 года Ян Бируля имел судебную тяжбу с отцом Стефаном из-за того, что тот не отдает ему наследство матери, которая закончилась полюбовно в Ошмянах 16 октября того же года.
И далее, как пишет Валентин Грицкевич (не упоминая, кто именно) Бируля-Бялыницкие не чурались военной службы: «Один из Бялыницких-Бирулей пал под знаменем Т. Костюшко, другой был ранен в бою против наполеоновских войск под Кобрином». /В. П. Грицкевич. От Немана к берегам Тихого океана. Минск. 1986. С. 267./
Андрей Симплицианович Бируля-Бялыницкий родился 10 (22) августа 1825 [1826] года в семье небогатого шляхтича в имении Бабков [/Падліпскі А. Першы метэаролаг Віцебшчыны. // Голас Радзімы. Мінск. 3 сакавіка. 1977. С. 8./ но в следующей публикации Бабков не упоминает /Подлипский А. Первый метеоролог Витебщины. // Неман. Минск. № 4. 1983. С. 174-175/] Оршанского уезда Могилевской губернии, в православной семье военного Симплициана Бируля-Бялыницкого, сына Вита.
Как шляхтич Симплициан был приписан к военной службе в младенчестве с 24 мая 1779 г. в Витебском гарнизонном полку, где ему был присвоено звание прапорщика, позже он был переведен в Перекопский батальон. 31 октября 1779 г. он был переведен в Ахтиарский гарнизонный полк, откуда в Витебский мушкетерский полк. Вместе с полком сражался против французов на острове Корфу (1798-1799) под руководством Федора Ушакова. 13 июля 1802 г. ему было присвоено звание поручика, 5 января 1803 г. звание капитана. 21 марта 1809 г. Симплициан был уволен со службы ввиду болезни. 1 декабря 1809 г. он получил должность переводчика в Санкт-Петербургском адресном бюро, где служил до 15 июня 1819 г. 14 апреля 1818 г. Симплициан получил орден Св. Анны 3-й степени. В 1823 г. капитан Симплициан и его брат, помощник судьи Бабиновецкого поветового суда, полученное от отца, титулярного советника Вита, в наследство имение Заборье с деревнями Троснянка, Мишонка, Вавоселька, Осиновка, Свиркуны, Сухари в Бабиновецком повете, а также фольварк Одрина с крестьянами и прочим имуществом, они передали в пожизненное пользование своему холостому брату капитану гвардии Каетану Бируле-Бялыницкому, за исключением двух крестьян с двумя волоками земли в деревне Сухари и Свиркуновского леса. Сам же капитан Симплициан с 7-летним сыном Андреем после продажи отцовского наследства купил поместье с 96-ю крепостными душами.
Сначала Андрей Бируля-Бялыницкий учился дома, затем в 3-й Санкт-Петербургской гимназии, которую окончил первым по списку и был отмечен серебряной медалью. В 1845 г. Андрей Бируля-Бялыницкий поступил на естественное отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета. После его окончания, в 1852 [1849] году со степенью кандидата наук [в 1849 г. он за кандидатское сочинение по геологии получил серебряную медаль] и, вернувшись на родину, поступил на службу. Занимал различные административные должности, устраивал у себя дома музыкальные вечера (сам хорошо играл на флейте), создал химическую лабораторию, занимался сельским хозяйством. Он даже стремился открыть школу для крестьянских детей, но крестьяне смотрели на это как на барскую забаву и потребовали денег за то, что их дети будут учиться, и он, вскоре, оставил эту затею. После смерти брата отца в 1853 г. ему досталось в наследство имение (от его тещи) Новое Королево Витебского уезда, в 18 верстах от Витебска. В 60-е годы ХIX в он принимает активное участие в работах по освобождению крестьян от крепостного права, за что был награжден серебряным значком. Он одним из первых помещиков Витебской губернии в 1861 г. подписал Уставную грамоту, участвовал в работе Витебского временного комитета по крестьянских делам. Андрей Симплицианович не разделял взглядов участников восстания 1863-1864 гг., но, как пишут исследователи, относился к нему сочувственно и выступал против расправы над его участниками.
В своем имении Новое Королево Андрей Симплицианович оборудовал метеорологическую площадку и с января 1964 г. стал проводить регулярные наблюдения за температурой и давлением воздуха. С 17 сентября 1865 г. он начал готовить таблицы метеорологических сведений и еженедельно пересылал их через Еремичскую почтовую станцию в Витебск, где они печатались в «Витебских губернских новостях», а также передавались в Санкт-Петербург — в Департамент Министерства внутренних дел и редакцию «Северной почты». В дальнейшем Бируля-Бялыницкий стал проводить наблюдения по программам и заданиям Главной геофизической обсерватории. За многолетний безукоризненный труд в производстве метеорологических наблюдений академия наук в 1891 году присвоила Бируля-Бялыницкому почетное звание корреспондента ГФО. В 1894 г. под метеостанцию был построен специальный павильон с башней и с 1 июля 1895 года станция пополнилась комплектом новых инструментов, приобретенных Бируля-Бялыницким за свой счет. В 1898 г. Императорское географическое общество наградило Андрея Симплициановича за проведение серии наблюдений за росой серебряной медалью.
В 1906 г. православному дворянину А. С. Бируле-Бялыницкому принадлежали имения: Новое Королево, Нижнее Королево, Старое Королево в которых удобной земли было 275 десятин, неудобной 23 дес. и под лесом 287 дес. Дворов и жителей в имениях не числилось.
А. С. Бируля-Бялыницкий был первым кто обратил внимание на влияние города на микроклимат. Проводя параллельные наблюдения в Новом Королеве и Витебске он пришел к выводу о необходимости выноса опорных метеорологических станций за пределы больших городов, чтобы определять естественные параметры атмосферы, не искаженные антропологическим влиянием. Эти выводы были озвучены им в докладе 14 января 1909 года на 2-м метеорологическом съезде России. В этом же году он передал все оборудование метеостанции, здание и одну десятину земли в собственность ГФО. В 1911 г. станция Новое Королево получила статус опорной станции Главной геофизической обсерватории.
Умер Андрей Симплицианович Бируля-Бялыницкий в ноябре 1916 года.
Андрей Бируля-Бялыницкий, считается что вторая его жена была из крестьян) имел 4 сыновей и 5 дочерей. Сын Фаддей, 1854 г. р., в 1880 г. окончил университет, и пошел по лекарской стези в Санкт-Петербурге. Сын Иосиф 1855 г. р., в 1882 г. окончил университет, и также стал лекарем. Сын Алексей, 1864 г. р., стал известным зоологом. Сын Борис 1875 г. р., юрист по образованию, был городским судьей в Витебске и внештатным членом Витебского епархиального управления; в июле 1917 года он был избран делегатом от мирян Полоцкой епархии на Поместный собор Православной российской церкви; состоял членом белорусского Национального союза и был расстрелян осенью 1918 г. [12 сентября 1918, в районе Духовского оврага, Витебск.] в ответ на убийство Урицкого и ранение Ленина в рамках Красного террора.
Станция прекратила свою работу после Октябрьской переворота. В 1918 г. местные крестьяне уничтожили библиотеку и богатый фактический материал. Метеонаблюдения возобновились только в 1925 году и наблюдения велись вплоть до немецкой оккупации 1941 года и после войны восстановлены не были.
Литература:
* Бируля-Бялыницкій Симплиціановичъ. // Алфавитный поуѣздный списокъ землевладѣльцамъ Витебской губерніи кромѣ крестьянъ, с показаніемъ ихъ вѣроисповѣданія, наименованія и пространства принадлежащих им имѣній. // Памятная книжка Витебской губерніи на 1878 годъ. Составлена А. М. Сементовскимъ. Витебскъ. 1878. С. 261.
* Списокъ населенныхъ мѣстъ Витебской губерніи. Витебск. 1906. С. 19.
Падліпскі А. Першы метэаролаг Віцебшчыны. // Голас Радзімы. № 9. Мінск. 3 сакавіка 1977. С. 8.
* Подлипский А. Первый метеоролог Витебщины. // Нёман. № 4. Минск. 1983. С. 174-175.
* Балашоў А. Метэаролаг з Віцебшчыны. // Родная прырода. № 4. Мінск. 1995. С. 5.
* Болатаў А. Шляхціц Бялыніцкі-Біруля. // Беларуская думка. № 12. Мінск. 1995. С. 80-81.
* Г. И. Пиловец. А. С. Бялыницкий-Бируля – метеоролог Витебщины. // Архіўная спадчына Віцебшчыны як крыніца вывучэння гісторыі краю. Матэрыялы Віцебскіх чытанняў, прысвечаныя 150-годдзю з дня нараджэння А. П. Сапунова. 6-7 чэрвеня 2001 г. г. Віцебск. Мінск – Віцебск. 2002. С. 162-164.
* Палоннік Н. Род Бялыніцкіх-Біруляў. // Бялыніцкі сшытак. Матэрыялы бялыніцкіх краязнаўчых чытанняў. Вып. 1. Зборнік артыкулаў. Рэдактар і складальнік Міхась Карпечанка. 2003. С. 46.
* Горидовец В. Витебские страстотерпцы. [Борис Бялыницкий-Бируля.] // Врата небесные. № 3. Минск. 2010. С. 39-40.
* Березкин Н. Ю. Формирование личных книжных собраний ученых-естествоиспытателей Беларуси в ХIХ в. // Здабыткі. Дакументальныя помнікі на Беларусі. Вып. 14. Мінск. 2012. С. 13-14.
Патриция Брыдота,
Койданава
«Каша»
из Бируля-Бялыницких герба «Голобок» (католиков)
и Бируля-Бялыницких герба «Бялыня» (проваславных)
Магдалена Байер
БИРУЛЯ-БЯЛЫНИЦКИЕ
В этой семье, породнившейся со многими династиями польской интеллигенции, сконцентрировался накопленный поляками опыт скитаний.
Сначала речь пойдет о Бирулях, ибо четверо из моих героев носят сегодня эту фамилию, с родовой приставкой Бялыницкие. Старший брат, Иво, — профессор в Центре теоретической физики ПАН, младший, Анджей, которого в семье зовут его вторым именем Щепан, — тоже профессор, в Институте математики Варшавского университета. И жены обоих братьев избрали научное поприще: профессор Зофья Бируля-Бялыницкая, в девичестве Вятр, как и муж, занимается проблемами физики в Институте теоретической физики ПАН, а доцент Магдалена Бируля-Бялыницкая, в девичестве Борсук, работает в Институте палеобиологии ПАН.
Мы собрались в варшавском доме Иво и Зофьи, за столом, на котором разложены семейные документы, а стены увешаны картинами Виткация из собрания, подаренного автором своему другу Теодору Бируле-Бяпыницкому, работавшему врачом в Закопане. Однако рассказ об этой семье начинать следует с гораздо более отдаленных времен и мест.
КРЕСЫ
Одним из военачальников польско-литовских войск в походах Стефана Батория на Великие Луки и Псков был Гаврила Семенович Бируля-Бялыницкий. В следующем, XVII столетии семья играла значительную роль на Витебщине, где ее представители занимали ряд важных постов. В XVIII веке один Бируля, оставив витебские земли, перебрался на слуцкие — его потомки по этой слуцкой линии и есть наши сегодняшние профессора. У их прадеда Яна было шестеро сыновей и две дочери. Дед Франтишек арендовал в окрестностях Слуцка имение, которое сумел выкупить незадолго до войны. На северо-восточных окраинах Речи Посполитой довольно много было Бируль, происходивших из одного гнезда — Бялыничей. Некоторые из них русифицировались и — как известный художник Витольд Каэтанович, а также полярник Алексей Андреевич, директор одного из научных институтов в Петербурге*, — вошли в историю белорусской культуры.
Скитания начались довольно давно. Дед вместе с семьей и стадом скота оказался во время русской революции на Новогрудчине, чтобы там начать жизнь заново. Благодаря усилиям многочисленного семейства отец моих героев закончил сельскохозяйственный факультет Львовского политехнического института в Дублянах, а был он тогда уже ветераном войны с большевиками, во время которой получил ранение. Работать он начал в Новогрудке, который был в те времена «диким Западом» восточных окраин Польши, и там встретился со своей будущей женой, генеалогия семьи которой тоже уходит своими корнями во времена Стефана Батория: король пожаловал ее предкам земли на Диких полях; оттуда они потом и перебрались в Полесье. После подписания Рижского договора семья оказалась в Варшаве, где будущая мать братьев Бируля-Бялыницких закончила сельскохозяйственный вуз. От нее сыновьям передалась «привязанность к польским традициями и восторженное отношение к украинской культуре». Ее невестка Зофья вспоминает, как свекровь до конца своих дней вышивала украинские узоры и пела украинские песни.
ФУНДАМЕНТ
Поколение родителей тех, у кого я сижу в гостях, на собственном опыте убедилось, сколь зыбкими оказываются материальные основы бытия во времена бурных исторических перемен. Прочным фундаментом с тех пор стали знания и полученное образование, умственные способности и запасы, а умы из поколения в поколение тренировались в познании мира.
Иво и Анджей родились в Новогрудке. Зимой 1940 г. они вместе с родителями пережили опыт изгнания. Семья бежала через «зеленую границу», которая была тогда белой от снега. Младшего сына нес на закорках проводник.
Я спрашивала, что они вынесли из этих скитаний, чему остались верны? Анджей Щепан говорит:
— Пожалуй, традиции шляхетства в его лучшем аспекте, то есть истинно понимаемое достоинство, ответственность за то, что делаешь, долг верности некогда переданной нам системе ценностей. Кроме того сохранились традиции в повседневной жизни — Сочельник, Пасха, полные ассоциаций с покинутыми восточными краями, и, конечно, симпатии к наверняка идеализируемым украинским соседям. Иво сожалеет о нынешней судьбе Белоруссии. Его брат купил хату в окрестностях Белостока, возле белорусской границы, и собирает там этнографическую коллекцию, ибо убедился, что ему доставляет удовольствие иметь дело с предметами, которые на протяжении многих лет служили людям из тех самых мест, может быть, даже и из окрестностей Новогрудка.
Когда братья Бялыницкие еще учились в начальной школе, военные действия на линии Сана загнали семью в такое захолустье, где трудно было найти возможность дать детям хорошее образование. Учились по случайным книгам: по какой-то про математику, по каким-то таблицам, где приводился удельный вес элементов, по довоенному «Календарю» журнала «Искры», из которого они узнавали о протяженности рек, высоте гор и т.п. Они сами начали составлять... энциклопедию, записывая на листочках все добытые сведения. Пани Магдалена добавляет, что ее будущего мужа и деверя, верно, отличали незаурядные умственные способности; сами они подчеркивают значение рвения к учебе и мотивировок, вынесенных из дому.
СЕМЬЯ БОРСУКОВ
Корни этой семьи также следует искать на Кресах; в XIX веке они, как и многие другие помещичьи семьи, переселившись в центральную часть страны, пополнили слой формирующейся польской интеллигенции.
Пани Магдалена привержена традициям позитивизма, которые в ее доме живы по сей день. Она запомнила как нечто весьма важное и достойное подражания — хотя в точности следовать этому вряд ли возможно, — что в семье деда воспитывались дети из семей бедных родственников, получали образование. Отец вынес из родного дома уважение к профессиональному труду женщин, что во времена его молодости было идеей, увлекавшей передовые умы, причем он всегда подчеркивал, и дочь хорошо это запомнила, что в оценке и подходе к женскому труду никакого льготного тарифа быть не может. Она сама сегодня верна этому завету, наталкиваясь иногда на упреки собственных детей, однако зачастую это упреки с затаенным восхищением.
Дед и бабушка пани Магдалены жили в Варшаве, дедушка был хирургом, ординатором в больнице района Воля. Бабушка получила высшее образование и некоторое время работала по профессии. Позитивистские традиции семьи Борсуков можно иллюстрировать самыми разными примерами — убедительнее всего они выражены в утверждении, что «ценность человека определяется тем, чего он сам достиг своим трудом». Проф. Анджей Бялыницкий считает, что ему ближе романтические традиции, но согласен с женой, что простая дихотомия не вполне передает современные обстоятельства. Ему самому шляхетское происхождение и плеяда заслуженных предков приносят скорее обязательства, нежели чувство гордости или какие-либо привилегии. А ему есть перед кем держать отчет: по женской линии прабабкой была Эва Фелинская, мать варшавского епископа, знаменитая мемуаристка, известная участием в заговоре Шимона Конарского; а ближе к временам сегодняшним — Ян Похоский, вице-президент Варшавы, расстрелянный немцами, и Юлиуш Понятовский, министр сельского хозяйства во Второй Речи Посполитой.
ГОРЫ
В историческом генезисе польской интеллигенции прослеживается и простонародная линия.
— Я на 50% принадлежу к этой простонародной линии, — говорит профессор Зофья Бируля-Бялыницкая. Семья Вятров — это гурали из Подгалья, хотя мать ее была из обедневшей помещичьей семьи с земель, принадлежавших России. Дедушка Вятр делал карьеру довольно типичным образом, оставшись учителем начальных училищ, а его сыновья уже получили высшее образование. О своем доме пани Зофья рассказывает мало: родителей она лишилась очень рано, во время войны. Но она знает наверняка, что от них обоих унаследовала способности к математике, которую собиралась изучать, пока не увлеклась физикой. А до этого еще на протяжении года она занималась архитектурой и получала отличные отметки, даже заслужила научную стипендию.
Но я спрашивала ее о доме, о чем-то, быть может, и кратковременном, но оставившем свой след в душе. Она рассказала, что мама, тетя и дедушка играли на музыкальных инструментах и все они рисовали. Ну и «вечное чтение книг», чем и сегодня пани Зофья занимается в собственном доме, продолжая одновременно традиции семьи мужа, которому в детстве много читали вслух, в частности «Потоп» Сенкевича. Все четверо моих собеседников в один голос подчеркивают, что в детстве им много читали, хотя родители у всех работали, занимались общественной деятельностью, имели множество самых разных обязанностей.
Любовь к физике привела пани Зофью на профессорскую кафедру, а это тоже, хоть сама она и не преподает, верность многочисленным в семье учителям, влюбленным в свою работу. Наукой занимается и ее брат Ежи.
ВАРШАВА — ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Обе пары моих собеседников познакомились в студенческие времена. Анджей Бируля-Бялыницкий некоторое время изучал физику вместе со своей будущей невесткой. Потом он надолго ушел продолжать математическое образование. Одним из его учителей был известный ученый, профессор Кароль Борсук, отец Магдалены, впоследствии его тесть. Дочь не пошла по его стопам, но она всегда особо подчеркивает то влияние, которое оказал отец на ее собственный путь в жизни и в науке. Его очень интересовала история, а также естествознание в самом широком смысле слова. Он был как-то обращен в сторону прошлого.
В его беседах с дочерью часто возникали вопросы... палеонтологии — «в упрощенном для меня варианте», — столь увлекательные, что эту область она себе и выбрала. Пани Магдалена так говорит о себе:
— Я склонна к тихой кабинетной работе и нахожу в этом удовольствие — в неспешном размышлении над какими-то важными для меня вопросами. Когда потом всё это уложится, я могу написать работу. Остальные трое Бялыницких говорят, что Магдалена выручила их, дав определение сущности исследовательской работы независимо от области, которой занимаешься, а пани Зофья добавляет, что наверняка то же самое происходит в искусстве: «Получается только то, что делаешь ради удовольствия». Развивая обобщение далее, они констатируют, и снова единодушно, что в жизни можно заниматься самыми разными вещами — лишь бы добросовестно, причем это относится и к следующему поколению, о котором пока неизвестно, продолжит ли оно «династию ученых». Пани Магдалена признаётся, что не представляет себе иного занятия, кроме науки, и ее беспокоит судьба детей, ибо они, вероятно, как раз выберут другие пути.
Братья Бируля-Бялыницкие взрослели в те времена, когда люди, сторонящиеся политики и стремящиеся сохранить независимость мышления, имели шанс, только если выбирали сферу точных наук. Оба брата воспользовались этим шансом, но, начиная научную деятельность, не думали, что зайдут в ней так далеко. Иво, учась в механическом лицее, стал победителем олимпиады по физике, что позволило ему, поступая в университет, обойтись без обязательного в то время рабочего стажа.
— Я и не представлял себе, куда ведет этот путь.
Пани Зофья задумалась: а мог бы сегодня какой-нибудь студент бросить архитектуру только потому, что ему больше понравилась физика?
Работать ассистентом у Леопольда Инфельда было для Анджея огромной честью, но и тогда вряд ли он сознательно делал карьеру — просто дал волю своему увлечению и находил в этом радость. Говорят, он прямо онемел от восторга, когда учитель предложил ему сотрудничество, предупредив при этом, что его материальное положение не слишком улучшится. Здесь его брат поясняет, что будущий профессор-математик слегка ошибался: бум точных наук, охвативший весь мир в 1960-е, привел к тому, что и в Польше они могли процветать (насколько это было возможно в ПНР), а ученым они открывали весь мир, что имело принципиальное значение для настоящей научной карьеры.
В профессорском поколении Бируля-Бялыницких проявились и семейные художественные традиции: оба брата музыкальны и вместе музицируют на семейных праздниках. Продолжается, как мы уже знаем, чтение книг, хотя не такого множества, как раньше. Остается в силе — пожалуй, можно так выразиться — убеждение, что ценность человеческой личности измеряется поступками человека, тем, что он сделал, а это должно означать приумножение того, что он когда-то получил — в генах, в процессе воспитания.
В семье Бируля-Бялыницких, связанной родственными узами с семьями Борсуков и Вятров, породнившейся со многими династиями интеллигенции, сконцентрировался накопленный поляками опыт скитаний. Думаю, что, как это обычно бывает, опыт этот обогатил и традиции семьи, и нынешнюю атмосферу их семейных домов, их духовность. Белорусские коллекции Анджея, запомнившиеся украинские песни, узоры, вышитые матерью, восточные обычаи Сочельника, которые сохраняются и в Варшаве, — всё это в сочетании с навыком органической работы, с любовью к учительской профессии формирует атмосферу, в которой подрастает следующее поколение — неизвестно, кем станут его представители: профессорами, бизнесменами, артистами, политиками? — но эту атмосферу они, обогатив ее собственным опытом, наверняка передадут и дальше.
Очерк подготовлен по материалам цикла передач «Династии ученых», который транслируется по I программе Польского радио и финансируется Фондом содействия польской науке.
* От редакции. Приводим более точные сведения (с сайта Института истории естествознания и техники — www.ihst.ru):
«Бялыницкин-Бируля (Бируля) Алексей Андреевич (1864-1937) — зоолог, зоогеограф, полярный исследователь. Чл.-корр. ПАН с 1923. Перед чисткой АН СССР — директор Зоологического музея, профессор ЛГУ. Летом 1929 во время чистки вступился за своего сотрудника. Снят с директорства 23 ноября 1929 и до момента ареста временно исполнял должность старшего зоолога Зоологического музея. Арестован 16 ноября 1930. Осужден «тройкой» ПП ОГПУ при ЛВО 10 февраля 1931 на 3 года лагеря. Отбывал срок в Белбалтлаге (на командировке Сегежа — лекпомом). Формальное исключение его из членов-корреспондентов АН нам неизвестно, однако упоминание о его членстве в АН из литературы последующих лет выпало. После возвращения из лагеря в научных учреждениях, кажется, больше не работал».
Еще одно знаменательное сообщение об Алексее Андреевиче мы нашли на нескольких других сайтах:
«Полярной комиссии удалось спасти от гибели и сохранить архивы учреждений и лиц, связанных с деятельностью в арктических районах. В 1923 г. рукописи геолога К. А. Воллосовича с результатами работы Русской полярной экспедиции вывез из его дома, отданного под детскую трудколонию, А. А. Бялыницкий-Бируля».
К членам русско-белорусской ветви семьи Бялыницких-Бируля, упомянутым в статье, можно — и следует! — прибавить Бориса Андреевича, юриста, делегата Поместного собора Русской Православной Церкви 1917-1918, о котором на сайте фонда «Русское православие» (www.ortho-rus.ru) сообщается:
«Бялыницкий-Бируля Борис Андреевич (ок. 1874 — 18. 9. 1918).
Окончил университет, член Витебского окружного суда.
Член собора по избранию как мирянин от Полоцкой епархии.
В мае 1918 г. арестован. После ареста и заключения в Витебскую тюрьму епископ Двинский Пантелеймон обратился к св. Патриарху Тихону с просьбой оказать содействие в освобождении членов Собора от Полоцкой епархии, о чем было сообщено на Соборе. Расстрелян „в ответ на убийство Урицкого и ранение Ленина”».
Дополнительные (и в отношении даты ареста более точные) сведения берем из статьи свящ. Владимира Горидовца с сайта Витебской епархии Белорусского экзархата Московского патриархата:
«С 10 июля 1918 года, после принятия первой рабоче-крестьянской конституции, духовенство и монашествующие были определены в разряд нетрудящихся элементов, лишенных избирательных прав. В течение июня и июля 1918 года окончательно оформилась политика „красного террора”, когда по всей России в связи с убийством Урицкого и покушением на Ленина были арестованы в качестве заложников, а впоследствии и казнены сотни ни в чем неповинных людей.
Не миновала эта горькая чаша и Витебск, когда в числе других 8 июля 1918 года были арестованы член Витебского епархиального управления и одновременно делегат Поместного собора Русской Православной Церкви Борис Бялыницкий-Бируля, а также член церковно-народного попечительства при Николаевском кафедральном соборе, бывший действительный тайный советник и председатель Витебской городской думы, военный врач в отставке, преподаватель Витебского учительского института престарелый Феодор Григорович, по общему мнению горожан в своей жизни воплощавший идеал безвозмездного служения ближним.
(...)
Осознав наступившую опасность, 14 июля 1918 года епископ Пантелеймон (Рожновский) уполномочил делегата Поместного собора Русской Православной Церкви Георгия Полонского ходатайствовать перед Чрезвычайной комиссией об освобождении арестованных, ручаясь за их невиновность. В 1918 году здание Витебской губернской ЧК располагалось всего лишь через дорогу от Николаевского кафедрального собора. Эта дорога и стала границей, перейдя которую Георгий Полонский стал на исповеднический путь, поскольку был немедленно арестован при входе в здание ЧК.
22 июля 1918 года епископ Пантелеймон сам письменно обратился в Витебскую ЧК: „В единодушии с витебским населением я умоляю об освобождении уважаемых витебских граждан Григоровича, Бирули и Полонского, которые напрасно томятся в тюрьме, будучи привлечены по недоразумению или же по чьему-либо недобросовестному доносу. Эти лица чужды какой-либо деятельности, направленной против советской властй... поэтому я не могу думать, что станут понапрасну мучить неповинных людей. Моя всегдашняя забота поддерживать среди населения спокойствие и мир. Поэтому, зная, насколько уважаемы населением Григорович, Бируля и Полонский, я еще раз умоляю во имя справедливости, милосердия и правды освободить заключенных и возвратить больных страдальцев их измученным семьям”.
В губернскую ЧК также поступали многочисленные ходатайства от коллективов предприятий и организаций с просьбами об освобождении из-под стражи арестованных. В одном из таких ходатайств, составленном от имени 800 человек, входящих в кондукторский профессиональный союз железной дороги, Георгий Полонский, Борис Бялыницкий-Бируля и Феодор Григорович именуются общественными деятелями города Витебска, а Григорович называется доктором, пользующимся „особенным уважением, как доступный врач беднейшего населения города и, в частности, железнодорожников”.
30 июля 1918 года, обращаясь в Витебскую губернскую ЧК и находясь в неведении относительно причин своего ареста, Феодор Григорович пишет: „Не чувствуя за собой никакой вины... и чувствуя себя больным... прошу... предъявить мне скорее обвинение, и... выпустить на поруки из тюрьмы до суда”.
10 августа 1918 года в Губернскую ЧК с аналогичными прошениями обратились Георгий Полонский и Борис Бялыницкий-Бируля.
Георгий Полонский: „Двадцать шесть дней я нахожусь в заключении и до настоящего времени не знаю, за что я арестован и в чем меня обвиняют. (...) В своей церковной деятельности я был чужд всякой политики и неоднократно говорил, что церковь должна быть вне политики. Во время столкновения на религиозной почве в Витебске на Соборной площади в феврале 1918 года... я, едва двигаясь после болезни, пришел на собрание и в горячей речи призывал собрание к миру, любви и спокойствию - ибо таковы должны быть поступки христиан”.
Борис Бялыницкий-Бируля: „Пятая неделя проходит, как я заключен в тюрьму и до сих пор меня не допрашивают и не объявляют, за что я арестован... я никогда не позволял себе выходить из пределов законности, и поэтому я уверен в своей невиновности перед властью. Как член Всероссийского Поместного собора... я принимал деятельное участие в устроении Православной Церкви”.
Наконец, в своем совместном обращении на имя Витебской Губернской ЧК Феодор Григорович, Борис Бялыницкий-Бируля и Георгий Полонский утверждали: „Мы страдаем совершенно невинно за чужие грехи, а, быть может, и по клевете. Нам очень тяжело нести страдание за то, чего мы никогда не делали...”.
8 августа 1918 года было опубликовано послание Патриарха Тихона, в котором он назвал причину того, что „брат восстал на брата, тюрьмы наполнились узниками, земля упивается неповинной кровью». Это есть греховное стремление «создать рай на земле, но без Бога и его святых заветов. Бог же поругаем не бывает”.
(...) Академик Павлов обратился к Ленину с ходатайством за Ф. И. Григоровича, и в Витебск даже пришло указание об освобождении Феодора Ивановича, подписанное Лениным.
Но все было тщетным — церковно-государственные отношения неуклонно ухудшались, выходя за пределы общепринятого гражданского права и приобретая непредсказуемый характер. Эта ситуация усугублялась и на законодательном уровне: 24 августа 1918 года появилась инструкция к декрету об отделении Церкви от государства, определявшая конкретные меры проведения его в жизнь. В сентябре же 1918 года, в канун первой годовщины рабоче-крестьянской власти, Поместный собор Русской Православной Церкви вынужденно завершил свою работу: он был фактически разогнан.
В ситуации, когда условия бытия Церкви постепенно выходили за пределы правового поля, стал возможен тот факт, что, несмотря на отсутствие предъявленного обвинения, в ночь с 11 на 12 сентября 1918 года Феодор Григорович, Борис Бялыницкий-Бируля и Георгий Полонский были расстреляны. Сообщение об этом расстреле было опубликовано 16 сентября 1918 года в местной газете «Голос бедняка» под заголовком «Ответ на белый террор»: „Это ответ красного Витебска на убийство Володарского, Урицкого и на покушение на великого учителя — Ленина”.
На 169-м заседании Поместного Собора было объявлено, что расстреляны делегаты Б. А. Бялыницкий-Бируля и Г. А. Полонский, которые были взяты заложниками в ответ на убийство Урицкого и ранение Ленина.
26 октября 1918 года Патриарх Тихон обратился с пророческим посланием к Совету народных Комиссаров: „Все, взявшие меч, мечом погибнут (Мф.26,52). Это пророчество Спасителя обращаем Мы к вам, нынешние вершители судеб нашего Отечества, называющие себя «народными» комиссарами... реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды... хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертию часто без всякого следствия и суда, даже без упрощенного, вами введенного суда. Казнят не только тех, которые перед вами в чем-либо провинились, но и тех, которые... заведомо ни в чем не виноваты, а взяты лишь в качестве «заложников», этих несчастных убивают в отместку за преступления, совершенные не только им не единомышленными, а часто вашими же сторонниками или близкими вам по убеждениям”.
Только по прошествии восьмидесяти семи лет — 27 мая 2005 года — Феодор Григорович, Борис Бялыницкий-Бируля и Георгий Полонский по ходатайству Витебской епархии были реабилитированы прокуратурой Витебской области».
/Новая Польша. № 1. 2008. Warszawa. 2008. С. 68-73./
