ЮНАЦТВА ЧЭРСКАГА
У школах Вільні
Малалецтва, маладосьць географа, геоляга,
палеантоляга, дасьледчыка Сыбіры, Якутыі Я. Д. Чэрскага [1] прайшлі ў Вільні. У літаратуры на расійскай мове дагэтуль
анічога не апублікавана пра гады вучобы Я. Д. Чэрскага ў Вільні, удзеле ў
паўстаньні 1863 года. Біёграфы, якія пісалі аб гэтым пэрыядзе ягонага жыцьця,
паўтаралі агульныя фразы, ці наогул анічога не пісалі. Памылкова (Б. Дыбоўскі) [2] запэўніваюць, што Я. Д. Чэрскі не валодаў
замежнымі мовамі, што пасьля паланеньня ён утрымліваўся ў Віцебскай турме, там
быў і засуджаны.
У той час віленскія школы, іх
грамадзка-культурнае, палітычнае асяродзьдзе сфармавалі Я. Д. Чэрскага як
чалавека і асобу. Акрамя Вільні ані ў якой школе больш ён ужо не вучыўся.
Дакумэнты ягонай маладосьці, школьных гадоў, удзелу ў паўстаньні даюць
магчымасць праўдзіва падаць шлях вучонага – ад летувіскай ракі Нярыс [3] да якуцкай ракі Калымы, на якой ён
сканаў у час экспэдыцыі 1892 года.
Дванаццацігадовы Я. Чэрскі пачаў вучыцца ў
Вільні ў 1857 годзе, куды ён прыбыў з роднага Свольнінскага маёнтка [4], які знаходзіўся
ў Дрысенскім павеце Віцебскай губэрні. У цяперашні час тут знаходзіцца трэцяя
брыгада калгаса “Ленінскі шлях” [5]
Верхнядзьвінскага (былога Дрысенскага) раёну Віцебскай вобласьці Беларусі. У
1970 годзе ў вёсцы Свольна яшчэ стаяў стары жылы дом Чэрскіх, які не захаваўся
да нашых дзён.
Па прыезьдзе ў Вільню Я. Чэрскі пачаў
вучыцца ў Віленскай 1-й гімназіі. У Цэнтральным Гістарычным Архіве Летувіскай
ССР (далей ЛДЦГА) знойдзеныя клясныя журналы веравызнаньня і нямецкае мовы
1857-1858 навучальнага году. У іх значыцца і прозьвішча з адзнакамі вучобы Яна
Чэрскага, вучня другога клясу. Па вышэйзгаданым прадметам у яго чацьвёркі і
пяцёркі. У ягоным клясе – 51 вучань. Усяго ў гімназіі было 7 клясаў. Гімназія
знаходзілася ў будынку сучаснага Віленскага ўнівэрсытэта, які ў 1979 годзе
адзначыў 400-дзе свайго існаваньня.
Пад час вучобы Чэрскага ў сьценах
унівэрсытэту, апошні быў зачынены з-за актыўнага ўдзелу ягоных студэнтаў у
паўстаньні 1831 году. Некаторыя з выкладчыкаў пасьля закрыцьця парабіліся настаўнікамі
Віленскай 1-й гімназіі. дзе вучылася нямала юнакоў, якія пазьней зрабіліся
правадырамі рэвалюцыйнага руху. У 1856 г. гімназія мела нядрэнную па тым часе,
бібліятэку: 994 тамоў кніг 509 назваў.
Як ужо адзначалася, у гімназіі Чэрскі пачаў
вучыцца ў другім клясе. У клясных журналах 1856-1857 навучальнага году яго імя
няма. Дзе ён атрымаў пачатковую адукацыю і скончыў першы кляс, дагэтуль
невядома. У 1858-1859 навучальным годзе Чэрскі – ужо ў трэцім клясе, у першым
ягоным аддзяленьні. (Клясы з-за вялікай колькасьці вучняў былі разьдзеленыя на
аддзяленьні). Разам з Чэрскім вучыўся А. Бараноўскі, які пазьней таксама
зрабіўся паўстанцам 1863 году.
Вынікі вучобы Я. Чэрскага у трэцім клясе
вельмі сьціслыя. У гімназіі выводзілася сярэдняя месячная адзнака. Па закону
божаму за кастрычнік – чацьвёрка, студзень – двойка, усе астатнія месяцы –
тройкі. Па прыродазнаўчай гісторыі: лістапад – двойка, люты – чацьвёрка,
астатнія тройкі. Па ўсеагульнай і расійскай гісторыі – усе двойкі, за
выключэньнем лістапада. Расійская мова – за студзень – двойка, астатнія –
тройкі, і толькі па нямецкай мове ў Я. Чэрскага пяцёркі. Мабыць прычынай
дрэннай пасьпяховасьці было слабае здароўе, бо толькі ў верасьні з-за хваробы
прапушчана 7 дзён заняткаў. Столькі ж прапушчана і ў іншыя месяцы, прычыны –
тыя ж.
У сьпісах вучняў 1859-1860 навучальнага
году Віленскай 1-й гімназіі Чэрскага ужо няма. Згодна сьцьвярджэньню польскага
біяграфічнага слоўніка, пачынаючы з чацьвёртага клясу, ён перайшоў вучыцца ў
Віленскі шляхетны інстытут.
Пасьля закрыцьця Віленскага ўнівэрсытэту ў
1831 годзе былі адчынены шляхетныя школы, у прыватнасьці, у Вільні – шляхетны
інстытут тыпу гімназіі. Тут нягледзячы на суровую дысцыпліну сярод вучняў
распаўсюджваліся настроі супраць цара, дзейнічалі тайныя гурткі. У інстытуце
выкладалі вядомыя прагрэсіўныя людзі таго часу, гэткія, як Станіслаў Манюшка,
мастак Канут Русецкі. Інспэктарам школы быў Каліноўскі, бацька Язэпа
Каліноўскага, стваральніка вайсковай сэкцыі аддзела, які кіраваў правінцыямі
Літвы ў паўстаньні 1863 году. Французскую мову выкладаў італьянец Ахіл
Банольдзі – фатограф, настаўнік скокаў, опэрны сьпевак і актыўны ўдзельнік
паўстаньня 1863 году.
У ЛДЦГА няма клясных журналаў і сьпісаў
вучняў 1859-1860 ды 1860-1861 навучальных гадоў Віленскага шляхетнага
інстытуту. Я. Чэрскі ў гэты час павінен быў вучыцца тут у чацьвёртым і пятым
клясах. Клясныя журналы маюцца толькі за 1861-1862 навучальны год. У сьпісах
вучняў шостага клясу знаходзіцца і Я. Чэрскі. Калі ў трэцім клясе 1-й Віленскай
гімназіі ён вучыўся даволі дрэнна, то тут ён адзін з лепшых вучняў, хаця
гадавая адзнака па паводзінах толькі 4. Першы трымэстар – 5, другі – 4, трэці –
3. Магчыма, Я. Чэрскі яшчэ не быў на баку антыўрадавых маніфэстацыяў, якія
распачыналіся у горадзе.
Хаця ў 1861-1862 навучальным годзе
паводзіны Я. Чэрскага не выдатныя, вучыцца ён добра. Пасьля заканчэньня
навучальнага года ў кожным клясе былі іспыты. Па заканчэньні іх падсумоўваліся
гадавыя і атрыманыя на іспытах адзнакі і па кожнаму прадмету выводзілася сярэдняя
гадавая адзнака. У гадавым журнале Чэрскаму выведзены наступныя адзнакі: закон
божы, катэхізіс, сьвяшчэнная і царкоўная гісторыя – 5, руская мова – 5, руская
славеснасьць – 4, усеагульная гісторыя – 5, расійская гісторыя – 4, альгебра –
3, геамэтрыя – 4, фізыка – 4,33, прыродазнаўчая гісторыя – 4,83, лацінская мова
– 4,67, польская мова – 5, французская мова – 4,5, нямецкая мова – 4,33. У
канцы – заўвага “Варты пераводу”.
У 1862-1863 навучальным годзе Чэрскі ўжо ў
сёмым, апошнім клясе. Ён напярэдадні заканчэньня прывілеяванай школы. Пасьля
гэтага ён зможа паступіць ва ўнівэрсытэт або атрымаць дзяржаўную службу. У
гэтым годзе ў клясе Я. Чэрскага толькі 17 вучняў. У клясным журнале за першы і
другі трымэстар ягоныя адзнакі – амаль адны пяцёркі, за выключэньнем дакладных
навук, дзе маюцца тройкі. Паводзіны за першы трымэстар – 4, за другі – 5.
У клясным журнале за трэці трымэстар Я.
Чэрскага ўжо няма. Віленская акруга па адукацыі некалькі разоў патрабавала ад
Шляхетнага інстытута зьвестак аб навучэнцах. У адказе інстытута акрузе ад 20
верасьня 1863 года чытаем, што ў пачатку 1863 года ў інстытуце вучылася ўсяго
139 навучэнцаў, а пад час адказу – толькі 86. У сьпісе тых, хто самастойна
пакінуў інстытут, сярод 22 іншых навучэнцаў розных клясаў ёсьць і прозьвішча
навучэнца сёмага клясу Я. Чэрскага. У гадавой зводцы навучэнцаў сёмага клясу
побач з прозьвішчам Чэрскага напісана чырвоным атрамантам заўвага “не вярнуўся
пасьля масьленіцы”. У сьпісе навучэнцаў, якія самавольна пакінулі інстытут
маецца гэткае растлумачэньне: “Чэрскі Іван, 19 год [узрост
паказаны няправільна – Г. І.], бацькі – маці землеўласьніца Віцебскай
губэрні, Дрысенскага павету, убыў 13 лютага да бацькоў”. Гэты дзень і трэба
лічыць днём уключэньня Чэрскага ў справы паўстаньня.
З клясу Я. Чэрскага, акрамя яго, выбылі і
не закончылі школу яшчэ чацьвёра навучэнцаў: В. Бараноўскі, К. Клімчыцкі, С.
Мазуркевіч і Р. Памарніцкі. Побач з іхнімі прозьвішчамі – размаітыя заўвагі,
аднак нідзе не напісана, што яны пайшлі ў паўстанцы. У іншых жа справах мы
знаходзім дакумэнты аб клясным таварышу Я. Чэрскага Бараноўскім, як аб
удзельніку паўстаньня.
Віленская сьледчая камісія па палітычным
справам лістом № 628 ад 20 лютага 1864 года зьвяртаецца да дырэктара Віленскай
1-й гімназіі з запытам, ці не вучыўся ў 1862 або 1863 годзе злоўлены мяцежнік
Бараноўскі. Калі вучыўся – як яго клічуць, дзе жывуць бацькі, калі пакінуў
гімназію і іншае.
Школьныя гады ў Вільне засталіся ў памяці
Я. Чэрскага на ўсё жыцьцё. Амаль праз трыццаць гадоў, пад час сваёй апошняй
экспэдыцыі з “краю сьвету”, якуцкага паселішча Верхне-Калымску 4 лютага (23
студзеня) 1892 года Я. Чэрскі пісаў у Пецярбург акадэміку Ф. Плеске: “Пішыце,
калі ласка сёе-тое падрабязьней і аб усіх, прама ці ўскосна прыналежных да
Акадэміі ... гэта мяне цікавіць, а таксама зьвесткі аб асобах, якіх я пакінуў
пасьля заканчэньня вакацыйнага адпачынку ў інстытуце”.
Гэтак скончылася вучоба Я. Чэрскага. Калі
ён у лясах Віцебскай губэрні біўся з салдатамі царскага войска, дванаццаць, тых
хто застаўся, ягоных клясных таварышаў здавалі ў інстытуце заключныя іспыты.
Шасьцёра з іх былі ўсяляк ўзнагароджаны за добрыя паводзіны і вучобу. Я. Чэрскі
замест атэстату аб заканчэньні інстытута атрымаў рашэньне вайсковага
Дынабурскага [Даўгаўпілскага - Г І.] арданансгаўза
быць сасланым у Сібір, рэкрутам у салдаты.
У шэрагах
паўстанцаў
2 лютага 1863 года, калі Я. Д. Чэрскі яшчэ
вучыўся ў інстытуце, было ўведзена вайсковае становішча ў Віленскай і
Гродзенскай губэрнях. Прычына гэткай меры – паўстаньне, якое пачалося ў
Польшчы. Літоўскі правінцыяльны камітэт 1-га лютага абвясьціў на літоўскай ды
польскай мовах маніфэст, які прапанаваў усім паўстаць. “Кроў, якая ліецца за
Нёманам, заклікае нас да зброі” – пісалася ў маніфэсьце. Віленскія жыхары яшчэ
ў студзені натоўпамі пачалі сыходзіць у паўстанцкія атрады. Мясцовая газэта
“Виленский вестник” за 26 сакавіка пісала: “Шайкі мяцежнікаў ствараюцца
пераважна з моладзі, якая скрытна уцякала з гораду і падпарадкавалася якойсьці
таямнічай волі. Школьнікі, якія недавучыліся, масьцеравыя, дробныя чыноўнікі
складаюць той зброд, які трымае край у трывожным становішчы і перарывае хаду
мірных заняткаў, якія абслугоўвалі ягоны дабрабыт”.
Здаецца, гэтай “якойсьці таямнічай волі”,
па словах царскага карэспандэнта, падпарадкаваўся і Я. Д. Чэрскі.
Да паўстанцаў Я. Чэрскі прыбыў са сваім
таварышам Паўлам Чарвінскім.[6] У атрадзе ён
разам з ім змагаўся з царскімі войскамі, разам яны былі ўзяты ў палон. П.
Чарвінскі яшчэ ў 1862 годзе абвінавачваўся па Марыенгаўзенскай справе. У Марыенгаўзене
дзейнічала тайная друкарня арганізацыі “Зямля і воля”, нарыхтоўвалася зброя,
нейкі час друкавалася паўстанцкая газета “Mużyckaja prauda”. Маёнтак
Марыенгаўзен знаходзіўся ў Люцінскім павеце Віцебскай губэрні. У ім Я. Чэрскі
бываў яшчэ ў дзяцінстве з бацькам у ягонага гаспадара, маршалка губэрні
Ліпскага, які прызнаў Я. Чэрскага у 1845 годзе сябрам шляхецкага саслоўя.
На пачатку красавіка Я. Д. Чэрскі ўступіў у
паўстанцкі атрад, які фарміраваўся ў Юхноўскім лесе [7], на мяжы Дрысенскага і Себежскага паветаў Віцебскай
губэрні. Паўстанец П. Чарвінскі, які другі раз быў узяты ў палон 25 сьнежня
1863 года, у пратаколе допыту даў наступныя паказаньні: “у мяцеж ( ... ) мяне
падгаварыў Кульчыцкі [8], у шайку яго
першапачаткова і паступіў. Потым з другім таварышам – Чэрскім – адправіўся я з
мэтай складаньня зброі, каб скарыстаць ўсяміласьцівую амністыю 1 траўня, але
быў зьняволены ў Дынабургскую крэпасць, дзе і ўтрымліваўся”.
П. Чарвінскі тут мае на ўвазе амністыю тым
удзельнікам паўстаньня, якія да 1 траўня 1863 года “складуць зброю”. Аднак з
далейшых сьведчаньняў П. Чарвінскага, а таксама з судовай справы Я. Чэрскага
можна меркаваць, што яны добраахвотна здавацца не зьбіраліся.
З судовай справы Я. Чэрскага выяўляецца,
што ён быў у той частцы атрада Э. Б. Кульчыцкага, што і паўстанец Юліян
Лепкоўскі – шляхціц маёнтка Казлова Дрысенскага павету. Апошні, узяты ў палон
29 красавіка 1863 года, даў наступныя паказаньні пра фарміраваньне і дзеяньне
атрада:
“Паўтары тыдні таму назад у нас пачалі перадаваць
адзін аднаму, каб зьбіраліся ў Юхноўскі лес, а так як я даўно вырашыў далучыцца
да паўстаўшых то і адправіўся туды са сваім малодшым братам Аўгустам
Лепкоўскім. Разам з намі сабралася з Дрысенскага павета да 60 чалавек; на другі
дзень у тым жа лесе, але ў іншым месцы сабралася яшчэ 60 чалавек з Себежскага
павета, неўзабаве мы злучыліся разам і абралі ў кіраўнікі ў чаканьні
сапраўднага начальніка, які меўся быць да нас, двух братоў Альшеўскіх. Па
сканчэньні 3 дзён прыбыў да нас і галоўны начальнік, малады чалавек з русымі
валасамі, прозьвішча ягонае мне невядома, таксама як і невядома тое, адкуль ён
прыехаў. [Гэта быў Э. Б. Кульчыцкі. - Г. І.]
Па прыбыцці начальніка мы пачалі займацца
франтавымі вучэньнямі як то: паваротам і рассыпному строю, акрамя гэтага, кожны
дзень рабілі перамяшчэньні ў Юхноўскім лесе, які распасьціраецца вёрстаў на 50.
Атрад наш дзяліўся на 2 аддзяленьні, кожнае аддзяленьне ў 60 чалавек, у сваю
чаргу падзялялася на дзесяткі, як у аддзяленьнях, гэтак і ў дзесятках былі старшыя.
Пры атрадзе знаходзілася коньніца чыслом 16 чалавек і абоз, сьпярша да 15
павозак, а потым ён зьменшыўся да 5, так як мы, маючы на ўвазе пасоўваньне ў
Літву, паступова зьменшвалі наш абоз, каб ён не абцяжарваў у нашым пасоўваньні.
Коньніца была ўзброеная стрэльбамі, рэвальвэрамі і шаблямі, пяхота ж уся мела
стрэльбы (былі нават запасныя стрэльбы), а некаторыя, звыш гэтага, мелі
пісталеты, рэвальвэры і кінжалы. Харчы мы мелі часткай з сабой, як, напрыклад,
саланіну, сьвініну, хлеб, сухары, часткай жа куплялі ў вёсках, як, напрыклад,
быдла”.
24 красавіка, калі паўстанцы спыніліся для
адпачынку, зьбіраючыся далей ісьці да літоўскіх паўстанцаў, а першай гадзіне іх
выявілі царскія войскі. Зачалася бойка.
“Пакуль мы прыйшлі ў парадак, - пішацца ў
пратаколе, - салдаты акружылі нас паўколам. Між тым мы рассыпалі ланцуг і нам
загадана было легчы, але гэтак як і я, некаторыя іншыя, якія знаходзіліся на
флянгу, не пачулі гэтай каманды і працягвалі страляць стоячы, то і былі
салдатамі, якія наступалі, адрэзаны ад сваіх, якія, лежачы ўрассыпную ў густым
лесе, былі непрыкметнымі для салдатаў.
Убачыўшы сябе, такім чынам, цалкам
адрэзанымі, мы адважыліся ў колькасьці 13 чалавек [у
тым ліку Я. Чэрскі. - Г. І.] прабрацца ў Літву каля Дзісны. Ішлі мы па
сонцу, накіроўваючы наш шлях да Дзьвіны. 27 красавіка, у суботу, увечары а 10
гадзіне мы падышлі да Барбілавічаў і разьмясьцілася на начлег ля самага маёнтку
ў лесе. На другі дзень а дванаццатай гадзіне раніцы нас акружылі ў гэтым лесе
салдаты; убачыўшы іх, мы кінуліся бегчы, але, калі прабеглі невялікую
адлегласьць, убачылі што лес скончыўся, а пачалося поле, і сярод поля былі
мужыкі; тады я супыніўся, усьлед за мною супыніліся і іншыя, і мы былі ўзятыя
салдатамі”, - дае паказаньне Ю. Лепкоўскі.
Пасьля паразы 24 красавіка камандзір атрада
Э. Б. Кульчыцкі быў узяты ў палон, а 30 красавіка ён застрэліўся. Я. Чэрскі са
сваім таварышам П. Чарвінскім быў у ліку тых 13 паўстанцаў, пра якіх дае
паказаньне Ю. Лепкоўскі. Чэрскаму і Чарвінскаму, калі адзінаццаць іхніх таварышаў
трапілі ў палон, яшчэ раз удалося уцячы. Іх узялі ў палон асобна. Гэтае пазьней
паказаў пад час сьледзтва П. Чарвінскі. З судовай справы выяўляецца, што
Чарвінскага і Чэрскага ўзялі ў палон пазьней, гэтага ж 28 красавіка ў маёнтку
Анатоля Корсака.
1
траўня ўзятых у палон паўстанцаў, у тым ліку і Я. Чэрскага, пасадзілі ў
Дынабурскую крэпасьць, а не ў Віцебскую турму, як пішуць усе ягоныя біёграфы.
Травень Чэрскі правёў у турме Дынабурскай
крэпасьці. Паўстаньне працягвалася далей, незалежна ад яго. У траўні новым
генэрал-губэрнатарам Паўночна-Заходняга краю (слова “Літва”
тады ўвогуле забаранялася ўжываць) прызначаецца вядомы сваёй жорсткасьцю граф
М. М. Мураўёў. Новапрызначаны генэрал-губэрнатар у Вільню з Пецярбургу едзе
праз Дынабург у турме якога пакутуюць узятыя ў палон паўстанцы, сярод іх і Я.
Чэрскі, а таксама граф Л. Плятэр, які кіраваў атрадам паўстанцаў, што напаў на
транспарт са зброяй у Краслаўцы. Тут у Дынабургу М. М. Мураўёў, зацьвердзіў
сьмяротны прысуд першай сваёй ахвяры 1863 году – Л. Плятэру. Пачаўся Мураўёўскі
тэрор. Народ Літвы назваў генэрал-губэрнатара за ягоныя “працы ў імя Айчыны”
Мураўёвым-вешальнікам.
Не пазьбегла прасьледу і сям’я Чэрскіх.
На пачатку чэрвеня пачаўся суд над
паўстанцамі атрада Кульчыцкага. Дынабурская сьледчая камісія па палітычным
справам у сваім рапарце ад 3 чэрвеня 1863 года пісала: “Ваша
правасхадзіцельства ад 2, 11 і 25 мінулага мая за № 102, 585 і Дынабургскі
камэндант ад 29 чысла гэтага ж месяца за № 265 адправіў у сьледчую камісію,
якая знаходзіцца под маім старшынствам паказаньні наступных асоб: Паўла
Чарвінскага, Яна Чэрскага, Язэпа Франкевіча..., Юльяна Лепкоўскага, якія пасьля
дастаўленьня ў Дынабурскую крэпасьць 1 мая былі ў прысутнасьці камісіі дапытаны
і прызналіся ва ўдзеле ў мяцяжы”.
У канцы ліста – віза генэрал-лейтэнанта
Длатоўскага ад 3 чэрвеня 1863 года: “Справу” перадаць палявому вайсковаму суду
пры Дынабурскім арданансгаўзу”. У гэтым дакумэнце пералічаныя якраз тыя
трынаццаць паўстанцаў, пра якіх распавядае ў сваіх паказаньнях Ю. Лепкоўскі.
Чатырнаццаты – Алаіз Корсак, арыштаваны з-за таго, што ў ягоным маёнтку ўзялі ў
палон Чэрскага і Чарвінскага.
У той жа дзень пачаўся суд пад
вышэйзгаданымі паўстанцамі. У цэлым жа судзілі з разьбітага атрада Кульчыцкага
61 паўстанца.
У справе маецца рукою Чэрскага напісанае
растлумачэньне суду: “Да адабраных ад мяне пры сьледзтве паказаньням і цяпер, у
гэтым судзе прачытаным, прыбавіць і ўбавіць ад іх нічога не маю”.
Праз чатыры дні паседжаньня суд вынес
прысуд: “Аб захопленых 28 красавіка ў лесе паміж Бардзілавым і станцыяй
Лазоўскай шляхціцаў: Паўле Чарвінскім, 22 гадоў, Яне Чэрскім, 18 гадоў,
прадпісаць: судзіць іх вайсковым судом разам з асобамі, якія ўдзельнічалі ў
шайцы мяцежнікаў, разьбітай у Юхнавіцкіх лясах”.
Падсудныя паказалі: Паўла Чарвінскі, Ян
Чэрскі ... паступілі ў шайку Кульчыцкага добраахвотна і пасьля , як яе
разьбілі, мелі намер злучыцца з іншай шайкай, але пад маёнткам Бардзіловічы
былі сялянамі затрыманы (...) Алаіз Корсак – што ён у паўстаньні ўдзелу не прымаў,
а арыштаваны таму, што ў ягоным маёнтку затрыманы шляхціцы, якія былі ў шайцы
Кульчыцкага: Чарвінскі і Чэрскі, якія прыйшлі без ягонага, Корсака, ведама”.
У абвінавачваньні паўстанцаў далей
напісана: “Урбановіч, Чэрскі, Франкевіч, якія хоць і не атрымалі належнай
адукацыі, а некаторыя нават па адукацыі не вышэй прасталюдзінаў, але
добраахвотна ўдзельнічалі са зброяй у руках у мяцяжы і паўстаньні”.
Суд прысудзіў таварышаў па зброі Я.
Чэрскага – Л. Бержыцкага і М. Вельгорскага “Пакараць сьмяротна і расстраляць”.
Рашэньне па 19 паўстанцам, ў тым ліку П. Чарвінскаму, Ю. Лепкоўскаму, было
гэткае: пазбавіць іх “усіх правоў стану і саслаць у Сыбір у катаржную працу”.
Астатніх, у тым ліку Я. Чэрскага, “згодна 7
параграфу правілаў прызначыць шараговым у аддаленыя войскі асобных Арэнбурскага
і Сыбірскага карпусоў”.
Асуджаных нейкі час яшчэ трымалі ў
Дынабурскай турме. Сябру Я. Чэрскага П. Чарвінскаму з дапамогай жонкі
фэльдфэбэля Фралова 17 жніўня 1863 года з турмы ўдалося зьбегчы. Ён ізноў пайшоў
у атрад паўстанцаў, камандаваў паўстанцкім атрадам у паўночна-заходняй Літве і
напрыканцы 1863 года зрабіўся адным з асноўных кіраўнікоў паўстанцкага руху.
Дзейнічаў ён пад псэўданімам “Сава”. Шмат разоў на чале свайго атрада ён біўся
з войскамі царскай арміі ў сучасных Анікшчайскім, Уцянскім, Укмергскім раёнах.
У канцы 1863 паранены П. Чарвінскі другі раз трапіў у палон, быў асуджаны да
сьмяротнага пакараньня і 7 сакавіка 1864 года павешаны ў літоўскім мястэчку
Ужпаляй, Уценскага раёну.
Напрыканцы лета 1863 года Я. Чэрскі разам з
іншымі асуджанымі быў адпраўлены ў Сыбір. Гвалтам прыгнаны сюды, ён палюбіў
гэты край, вывучыў яго і зрабіўся вучоным, лепшым знаўцам геалёгіі Сыбіры ды
назаўжды застаўся там.
Аднак да Калымы ён прыйшоў ад літоўскай
ракі Нярыс. [9]
Г. Ільгунас, сябра аб’яднаньня
гісторыкаў прыродазнаўства
пры Акадэміі навук Летувіскай ССР.
Маці
Міхаліна
Заўвагі:
1). 6 траўня 1846 г. у Забельскім касьцёле
Себеска-Дрысенскага Дэканату быў зроблены запіс аб хросьце сына Дамініка і
Ксеніі Якаўлевай (Конан) Чэрскіх - Яна Станіслава Францішка.
2). Бенядзікт Дыбоўскі (30. 4. (13. 5) 1833
- 31. 1 1930), ураджэнец маёнтка Тонвы Мінскага павету, па іншым звесткам
маёнтка Адамарын Вілейскага павету Менскай губэрні, а першапачатковаю адукацыю
атрымаў у Мінскай гімназіі. Затым ён вывучаў мэдыцыну і прыродазнаўчыя навукі ў
Тарту (1851-1857), Брэслаў (1857-1858), Бэрліне (1858-1860). Будучы з 1862 г.
экстраардынарным прафэсарам заалёгіі ды палеанталёгіі ў Галоўнай Школе. што ў Варшаве,
ён прымкнуў да паўстаньня 1863-1864 гг., за што ў 1864 годзе быў прыгавораны да
12-гадовай катаргі ды сасланы ва Ўсходнюю Сыбір, дзе, карыстаючыся падтрымкай
Усходне-Сыбірскага аддзела Імпэратарскага Рускага Геаграфічнага Таварыства,
пачаў вывучаць фаўну Прыбайкальля, Прыамур’я ды Далёкага Усходу Расіі. Дарэчы,
ў 1877 годзе, калі ўжо быў вызвалены ад выгнаньня, Бенядзікт Дыбоўскі не прыняў
“ідэю Рускага Геаграфічнага Таварыства пра дадатак да ягонага прозьвішча
прыдомка “Байкальскі”, адмовіўся таксама ад катэдраў, якія былі яму
прапанаваныя ў Томскім ды Пецярбургскім унівэрсытэтах, а эмігрыраваў у
Аўстрыю”.
3). Беларуская рака Вілія.
4). Франц Хрыстафоравіч быў у 1792 г.
уведзены ва ўладаньне м. Сволна (Шыпілаўшчына) з сялянамі. Дамінік сын Яна у
1834 г. прадаў маёнтак, а ў 1839 г. ізноў набыў яго у Корсака.
5). Калгас “Ленінскі шлях” знаходзіцца у
Жоўнінскім с/с Верхнядзьвінскага р-на, а Сволна, дзе нарадзіўся Я. Чэрскі у
Валынецкім с/с Верхнядзьвінскага р-на, у “калгасе імя Калініна”, дзе і зараз
існуе падмурак дому Чэрскіх.
6). Чарвінскі Павал – нар. у 1841 г. у
Віцебскай губэрні /па іншым зьвесткам у мястэчку Горкі Копыскага павету
Магілёўскай губэрні/ у шляхецкай сям’і. У пачатку 1860-х гадоў вучыўся ў
Інстытуце горных інжынэраў і Тэхналягічным інстытуце ў Пецярбургу, быў зьвязаны
з арганізацыяй “Народная воля”. У пачатку 1863 г. у маёнтку Марыенгаўзен
Віцебскай губэрні, дзе была друкарня “Зямлі і волі”, удзельнічаў у падрыхтоўцы
паўстаньня. Вясной 1863 г. схоплены карнікамі і зьняволены ў Дынабурскую
крэпасьць 7 (19). 6. 1863 пазбаўлены правоў стану і засуджаны на 4 гады
катаргі, 19. 6. (1. 7) 1863 г. уцёк з-пад варты і далучыўся да атрада Э.
Ужаснёўскага, які дзейнічаў у Вількамірскім і Панявескім павеце Ковенскай
губэрні. У кастрычніку 1863 г. узначаліў асобны паўстанцкі атрад ў
Вількамірскім павеце, зьдзейсьніў некалькі удалых баёў з карнікамі. За
мужнасьць К. Каліноўскі надаў Чарвінскаму званьне паручніка ды прызначыў яго
ваенным начальнікам Новааляксандраўскай акругі. 22. 12. 1863 (3. 1. 1864) атрад
Чарвінскага быў разьбіты, а ён сам, захоплены ў палон. Часовы палявы аўдытарыят
прыгаварыў Паўла Чарвінскага да сьмяротнага пакараньня. 7 (19) 3 1864 г. ён быў
павешаны ў мястэчку Ушполь. Ягоныя браты: Ян, кіраўнік паўстанцкага атрада –
расстраляны ў Кіеве, Раймонд, які змагаўся ў атрадзе Зьвеждоўскага, загінуў на
Магілёўшчыне.
7). Юхавіцкія лясы – цяпер Юхавіцкая
лесапаляўнічая гаспадарка на паўночным захадзе Расонскага раёну Віцебскай
вобласьці РБ. Вёска Юхавічы, якая месьціцца там, знаходзіцца ў 166 км ад
Віцебска і ў 35 км ад чыгуначнай станцыі Ідрыцы (цяпер ужо РФ).
8). Эўстахі Баляслаў Кульчыцкі (2. 10. 1842
– 12. 5. 1863) - шляхціц Аўгустаўскай губэрні, вучыўся ў Брэсцкім (1850-1859) і
Наўгародзкім (1859-1861) кадэцкіх карпусах і артылерыйскім вучылішчы ў
Пецярбурзе. У 1862 г. залічаны ў Артылерыйскую акадэмію. Пад час паўстаньня меў
21 год. Камандаваў паўстанцкім атрадам на мяжы Себескага і Дрысенскага паветаў
Віцебскай губэрні (Юхавіцкі лес). 6. 5. 1863 г. ягоны атрад быў разьбіты,
Кульчыцкі з групаў паўстанцаў перайшоў у Зябецкія лясы, дзе 12. 5. 1863 г. іх
абкружылі ўрадавыя войскі. Паўстанцы вымушаныя былі здацца, а Кульчыцкі, каб не
трапіць у рукі карнікаў – застрэліўся.
7). У тыя часы беларускі горад Вільня , як
і рака Вілія, не належалі яшчэ летувісам.
Неўсьця Лабуя,
Койданава
В ШКОЛАХ ВИЛЬНЮСА
Отрочество, молодость географа, геолога,
палеонтолога, исследователя Сибири, Якутии И. Д. Черского прошли в Вильнюсе. В
литературе на русском языке до сих пор ничего не
опубликовано о годах учебы И. Д. Черского в Вильнюсе, участии в восстании
1863 года. Биографы, писавшие об этом периоде его жизни, повторяли общие фразы
или вообще ничего не писали. Ошибочно (Б. Дыбовский) уверяют, что И. Д. Черский
не владел иностранными языками, что после пленения он содержался в Витебской
тюрьме, там был и осужден.
В то время вильнюсские школы, их общественная,
культурная, политическая среда сформировали И. Д. Черского как человека и
личность. Кроме Вильнюса, ни в какой школе больше он уже не учился. Документы
его молодости, школьных лет, участия в восстании дают возможность правдиво
представить путь ученого — от литовской реки Нерис до якутской Колымы, на
которой он скончался во время экспедиции 1892 года.
Двенадцатилетний И. Черский начал учиться в
Вильнюсе в 1857 году, куда он прибыл из родного Свольнинского имения, которое
находилось в Дрисенском уезде Витебской губернии. В настоящее время здесь
расположена третья бригада колхоза «Ленинский путь» Северодвинского (бывшего
Дрисенского) района, Витебской области, Белорусской ССР. В 1970 году в селе
Свольно еще стоял ветхий жилой дом Черских, не сохранившийся до наших дней.
По приезде в Вильнюс И. Черский начал
учиться в Вильнюсской 1 гимназии. В Центральном историческом архиве Литовской
ССР (далее — ЛГЦИА) обнаружены классные журналы вероисповедания и немецкого
языка 1857-58 учебного года. В них имеется и фамилия с отметками учебы Ивана
Черского, ученика второго класса. По вышеупомянутым предметам у него четверки и
пятерки. В его классе — 51 ученик. Всего в гимназии было 7 классов. Гимназия
находилась в здании нынешнего Вильнюсского университета, в 1979 году
отметившего 400-летие своего существования.
Во время учебы Черского в стенах университета
последний был закрыт из-за активного участия его студентов в восстании 1831
года. Некоторые из преподавателей после закрытия стали учителями Вильнюсской 1
гимназии, в которой училось немало юношей, позже ставших вождями революционного
движения. В 1856 г. гимназия имела неплохую по тем временам библиотеку: 994
тома книг 509 названий.
Как уже отмечалось, в гимназии Черский
начал учиться во втором классе. В классных журналах 1856-57 учебного года его
имени нет. Где он получил начальное образование и закончил первый класс, до сих
пор неизвестно. В 1858-59 учебном году Черский — уже в третьем классе, в первом
его отделении. (Классы из-за большого числа учеников были разделены да
отделения). Вместе с Черским учился ставший позже повстанцем 1863 года В.
Барановский.
Результаты учебы И. Черского в третьем
классе очень скромны. В гимназии выводилась средняя месячная отметка. По закону
божьему за октябрь — четверка, январь — двойка, все остальные месяцы — тройки.
По естественной истории: ноябрь — двойка, февраль — четверка, остальные тройки.
По всеобщей и русской истории — все двойки, за исключением ноября. Русский язык
— за январь — двойка, остальные — тройки, и только по немецкому языку у И. Черского
пятерки. Видимо причиной плохой успеваемости было слабое здоровье, ибо только в
сентябре из-за болезни пропущено 7 дней занятий. Столько пропущено и в другие
месяцы, причины — те же.
В списках учеников 1859-60 учебного года
Вильнюсской 1 гимназии Черского уже нет. Согласно утверждению польского биографического
словаря, начиная с четвертого класса, он перешел учиться в Вильнюсский
дворянский институт.
После закрытия Вильнюсского университета в
1831 году были открыты дворянские школы, в частности, в Вильнюсе — дворянский
институт типа гимназии. Здесь несмотря на строгую дисциплину среди учеников
распространялись настроения против царя, действовали тайные кружки. В институте
преподавали известные прогрессивные люди того времени, такие, как Станислав
Манюшка, художник Катунас Русецкас. Инспектором школы был Калиновский, отец
Иосифа Калиновского, создателя военной секции отдела управляющего провинциями
Литвы в восстании 1863 года. Французский язык преподавал итальянец Ахил
Бонольди — фотограф, учитель танцев, оперный певец и активный участник восстания
1863 года.
В ЛГЦИА нет классных журналов и списков
учеников 1859-60 и 1860-61 учебных лет Вильнюсского дворянского института. И.
Черский в это время должен был учиться здесь в четвертом и пятом классах.
Классные журналы имеются только за 1861-62 учебный год. В списках учеников
шестого класса находится и И. Черский. Если в третьем классе 1 Вильнюской
гимназии он учился довольно плохо, то здесь он — один из лучших учеников, хотя
годовая отметка по поведению лишь 4. Первый триместр — 5, второй — 4, третий —
3. Видимо, И. Черский еще не был на стороне начинавшихся в городе
антиправительственных манифестаций.
Хотя в 1861-62 учебном году поведение И.
Черского не отличное, учится он хорошо. После окончания учебного года в каждом
классе были экзамены. По окончании их суммировались годовые и полученные на
экзаменах отметки и по каждому предмету выводилась средняя годовая отметка. В
годовом журнале Черскому выведены следующие отметки: закон божий, катехизис,
священная и церковная история — 5, русский язык — 5, русская словесность — 4,
всеобщая история — 5, русская история — 4, алгебра — 3, геометрия — 4, физика —
4,33, естественная история — 4,83, латинский язык — 4,67, польский язык — 5,
французский язык — 4,5, немецкий язык — 4,33. В конце — примечание «Достоин
перевода».
В 1862-63 учебном году Черский уже в
седьмом, последнем классе. Он накануне окончания привилегированной школы. После
этого он сможет поступить в университет или получить государственную службу. В
этом году в классе И. Черского только 17 учеников. В классном журнале за первый
и второй триместр его отметки — почти одни пятерки, за исключением точных наук,
где имеются тройки. Поведение за первый триместр — 4, за второй — 5.
В классном журнале за третий триместр И.
Черского уже нет. Вильнюсский округ по просвещению несколько раз требовал от
Дворянского института сведений об учащихся. В ответе института округу от 20
сентября 1863 года читаем, что в начале 1863 года в институте училось всего 139
учеников, а во время ответа — только 86. В списке самостоятельно ушедших из
института, среди 22 других учеников разных классов, имеется и фамилия ученика седьмого
класса И. Черского. В годовой сводке учеников седьмого класса рядом с фамилией
Черского написано красными чернилами примечание: «Не возвратился после
масленицы». В списке учеников, самовольно покинувших институт, имеется такое
пояснение: «Черский Иван, 19 лет (возраст указан
неправильно. Г. И.), родители — мать
помещица Витебской губернии, Дрисенского уезда, убыл 13 февраля к родителям».
Этот день и следует считать днем включения Черского в дела восстания.
Из класса И. Черского, кроме него, выбыли и
не окончили школу еще четверо учащихся: В. Барановский, К. Климчицкий, С.
Мазуркевич и Р. Помарнецкий. Рядом с их фамилиями — разные примечания, однако
нигде не написано, что они ушли в повстанцы. В других же делах мы находим
документы о классном товарище И. Черского Барановском, как об участнике
восстания.
Вильнюсская следственная комиссия по
политическим делам письмом № 628 от 20 февраля 1864 года обращается к директору
Вильнюсской 1 гимназии с запросами, не учился ли в 1862 или 1863 году пойманный
мятежник Барановский. Если учился — как его зовут, где живут родители, когда
покинул гимназию и прочее.
Школьные годы в Вильнюсе остались в памяти
И. Черского на всю жизнь. Почти через тридцать лет, во время своей последней
экспедиции из «края света», Якутского селения Верхнеколымска 4 февраля (23
января) 1892 года И. Черский писал в Петербург академику Ф. Плеске: «Пишите,
пожалуйста, кое-что подробнее и о всех, прямо или косвенно причастных к
Академии... Это меня интересует ныне так, как некогда интересовать могли
сведения о лицах, оставлявшихся мною после окончания каникулярного отпуска в
институте».
Так кончилась учеба И. Черского. Когда он в
лесах Витебской губернии дрался с солдатами царской армии, двенадцать
оставшихся его классных товарищей сдавали в институте заключительные экзамены.
Шестеро из них были всячески награждены за хорошее поведение и учебу. И.
Черский вместо аттестата об окончании института получил решение военного суда
Динабургского (Даугавпилского) ординангауза быть сосланным в Сибирь, рекрутом в
солдаты.
Г. Илгунас, член
объединения историков естествознания
при Академии наук Литовской ССР.
(Окончание
следует.)
/Колымская правда. Черский. № 82. 14 июля 1984. С. 2-3./
*
В РЯДАХ ПОВСТАНЦЕВ
(Окончание. Начало в № 82.)
2 февраля 1863 года, когда И. Д. Черский
еще учился в институте, было введено военное положение в Вильнюсской и
Гродненской губерниях. Причина такой меры — начавшееся восстание в Польше.
Литовский провинциальный комитет 1 февраля объявил на литовском и польском
языках манифест, предлагая всем восстать. «Кровь, которая льется за Неманом,
призывает нас к оружию» — писалось в манифесте. Вильнюсские жители еще в январе
толпами стали уходить в повстанческие отряды. Местная газета «Виленский
вестник» за 26 марта пишет: «Шайки мятежников образуются преимущественно из
молодежи, скрытно убегающей из города и повинующихся какой-то таинственной
воле. Недоучившиеся школьники, мастеровые, мелкие чиновники составляют тот
сброд, который держит край в тревожном положении и прерывает ход мирных
занятий, обслуживающих благосостояние его».
Видимо, этой «какой-то таинственной воле»,
по словам царского корреспондента, повиновался и И. Д. Черский.
К повстанцам И. Черский прибыл со своим товарищем
Павлом Червинским. В отряде он вместе с ним сражался с царскими войсками,
вместе они были взяты в плен. П. Червинский еще в 1862 году обвинялся по
Мариенгаузенскому делу. В Мариенгаузене действовала тайная типография
организации «Земля и воля», заготавливалось оружие, одно, время печаталась
повстанческая газета «Мужицкая правда». Имение Мариенгаузен было в Витебской
губернии, Люцинском уезде. В ней И.
Черский бывал еще в детстве с отцом у его хозяина, дворянского предводителя губернии Липского, который признал
И. Черского в 1845 году членом дворянского сословия.
В начале апреля И. Д. Черский вступил в
повстанческий отряд, формируемый в Юхновском лесу, на границе Дриссенского и Себежского
уездов Витебской губернии. Повстанец П. Червинский, который второй раз был взят
в плен 25 декабри 1863 года, в протоколе допроса дал следующие показания: «в
мятеж (...) меня подговаривал Кульчицкий, в шайку которого я первоначально и
поступил. Потом с другим товарищем — Черским — отправился я с целью низложения
оружия, чтобы воспользоваться всемилостивейшей амнистией 1 мая, но был заключен
в Динабургскую крепость, где и содержался».
П. Червинский здесь имеет в виду амнистию
тем участникам восстания, которые до 1 мая 1863 года «низложат оружие». Однако
из дальнейших показаний П. Червинского, а также из судебного дела И. Черского
можно судить, что они добровольно сдаваться не собирались.
Из судебного дела И. Черского выясняется,
что он был в той части отряда Э. Б. Кульчицкого, что и повстанец Юлиам
Лепковский — дворянин имения Козлово Дрессенского уезда. Последний, взятый в
плен 29 апреля 1863 года, дал следующие показания о формировании и действиях
отряда:
«Полторы недели тому назад у нас начали
передавать друг другу, чтобы собирались в Юхновский лес, и так как я давно
решился присоединиться к восставшим, то и отправился немедленно туда со своим
младшим братом Августом Лепковским. Вместе с нами собралось с Дриссенского
уезда до 60 человек; на другой день в том же лесу, но в другом месте собралось
еще 60 человек с Себежского уезда, вскоре мы соединились вместе и выбрали в
предводители в ожидании настоящего начальника, который имел быть к нам, двух
братьев Ольшевских. По прошествии 3 дней прибыл к нам и главный начальник, молодой
человек с русыми волосами, фамилия его мне неизвестна, равно как и неизвестно
то, откуда он приехал. (Это был Э. Б. Кульчицкий. Г. И.)
По прибытии начальника мы начали заниматься
фронтовыми учениями, как-то: поворотам и рассыпному строю, кроме того, каждый
день совершали передвижения в Юхновском лесу, который простирается верст на 50.
Отряд наш делился на 2 отделения, каждое отделение в 60 человек, в свою очередь
отделения эти делились на десятки, как в отделениях, так и в десятках были старшие.
При отряде находилась конница числом 16 человек и обоз сперва до 15 повозок, а
потом он уменьшился до 5, так как мы, имея в виду движение в Литву, постепенно
уменьшали наш обоз, дабы он не затруднял в нашем движении. Конница была
вооружена ружьями, револьверами и саблями, пехота же вся имела ружья (были даже
запасные ружья), а некоторые, сверх того, имели пистолеты, револьверы и
кинжалы. Продовольствие мы имели частью с собой, как, например, солонину,
свинину, хлеб, сухари, частью же покупали в деревнях, как, например, скот».
24 апреля, когда повстанцы остановились для
отдыха, собираясь дальше идти к литовским повстанцам, в первом часу их
обнаружили царские войска. Завязалось сражение.
«Пока мы пришли в порядок, — пишется в
протоколе, — солдаты окружили нас полукругом. Между тем мы рассыпали цепь и нам
приказано было лечь, но так как я и некоторые другие, находившиеся па фланге,
не расслышали этой команды и продолжали стрелять стоя, то и были наступавшими
солдатами отрезаны от своих, которые, лежа врассыпную в густом лесу, были
незаметны для солдат.
Увидя себя, таким образом, совершенно
отрезанными, мы решились в числе 13 человек (в том
числе И. Черский. Г. И.) пробраться в
Литву около Дисны, шли мы по солнцу, направляя наш путь к Двине. 27 апреля, в
субботу, вечером часов в 10 мы подошли к Борбиловичам и расположились на ночлег
около самого имения в лесу. На другой день часу в двенадцатом утра нас окружили
в этом лесу солдаты; увидя их, мы бросились бежать, но, пробежав небольшое
расстояние, увидели, что лес кончился, а началось поле, и сзади поля были
мужики; тогда я остановился, вслед за мною остановились и другие, и мы были
взяты солдатами» — дает показание Ю. Лепковский.
После поражения 24 апреля командир отряда
Э. Б. Кульчицкий был взят плен, а 30 апреля он застрелился. И. Черский со своим
товарищем П. Червинским был в числе тех 13 повстанцев, о которых дает показание
Ю. Лепковский. Однако Черскому и Червинскому, когда одиннадцать их товарищей
попали в плен, еще раз удалось бежать. Их взяли в плен отдельно. Это позже
показал во время следствия П. Червинский. Из судебного дела выясняется, что
Червинского и Черского взяли в плен позже, того же 28 апреля в именин Анатолия
Корсака.
1 мая взятых в плен повстанцев, в том числе
и И. Черского, заключили в Динабургскую (Даугавпилскую) крепость, а не в
Витебскую тюрьму, как пишут все его биографы.
Май Черский провел в тюрьме Даугавпилской
крепости. Восстание продолжалось дальше, независимо от него. В мае новым
генерал-губернатором Северо-Западного края (слово «Литва» тогда вообще запрещалось
употреблять) назначается известным своей жестокостью граф М. Н. Муравьев.
Новоназначенный генерал-губератор в Вильнюс из Петербурга едет через
Даугавпилс, в тюрьме которого томятся взятые в плен повстанцы, среди них и И.
Черский, а также граф Л. Плятер, руководивший отрядом повстанцев, напавших на
транспорт с оружием у Креслава. Здесь, в Даугавпилсе М. Н. Муравьев утвердил
смертный приговор первой своей жертве 1863 года — Л. Плятеру. Начался муравьевский
террор. Народ Литвы назвал генерал-губернатора за его «труды во имя отечества»
Муравьевым-вешателем.
Не избежала преследования и семья Черских.
В начале июня начался суд над повстанцами
отряда Кульчицкого. Динабургская следственная комиссия по политическим делам в
своем рапорте от 3 июня 1863 года пишет: «Ваше Превосходительство от 2, 11 и 25
минувшего мая за № 102, 585 и Динабургский комендант от 29 числа этого же
месяца за № 265 препроводил в состоящую под моим председательством Следственную
комиссию показанием следующих лиц: Павла Червинского, Ивана Черского, Иосифа
Франкевича..., Юлиана Лепковского, которые по доставлении в Динабургскую
крепость 1 июня были в присутствий комиссии допрошены и сознались в участии в
мятеже».
В конце письма — виза генерал-лейтенанта
Длотовского от 3 июня 1863 года: «Дело передать полевому военному суду при
Динабургском ординангаузе». В этом документе перечислены как раз те тринадцать
повстанцев, о которых рассказывает в своих показаниях Ю. Лепковский. Четырнадцатый
— Алоиз Корсак, арестован из-за того, что в его имении взяли в плен Черского и
Червинского.
В тот же день начался суд над
вышеупомянутыми повстанцами. В целом же судили из разбитого отряда Кульчицкого
61 повстанца.
В деле имеется рукой Черского написанное
пояснение суду: «К отобранным от меня при следствии показаниям и ныне, в сем
суде прочитанным, прибавить и убавить от них ничего не имею».
Четыре дня заседавший суд вынес приговор:
«О захваченных 28 апреля в лесу между Бардзиловым и станцией Лозовской
дворянах: Павле Червинском, 22 лет, Иване Черском, 18 лет, предписать: судить
их военным судом вместе с лицами, участвовавшими в шайке мятежников, разбитой в
Юхновпцкпх лесах».
Подсудимые показали: «Павел Червинский,
Иван Черский... поступили в шайку Кульчицкого добровольно и по разбитии имели
намерение присоединиться к другой шайке, но под имением Бердзиловича были
крестьянами задержаны (...) Анатолий Корсак — что он в восстании участия не
принимал, а арестован потому, что в имении его задержаны бывшие в шайке
Кульчицкого дворяне: Червинский и Черский, которые прошли без его, Корсака,
ведома».
В обвинении повстанцев далее пишут:
«Урбанович, Черский, Франкевич» которые хотя и не получили надлежащего
образования, а некоторые даже по образованию не выше простолюдцев, но
добровольно участвовали с оружием в мятеже и восстании».
Суд приговорил товарищей по оружию И.
Черского — Л. Бержицкого и М. Виелгорского «казнить смертно и расстрелять».
Решение по 19 повстанцам, в том числе П. Червинскому, Ю. Лепковскому, было
такое: лишить их «всех прав состояния и сослать в Сибирь в каторжную работу».
Остальных, в том числе И. Черского,
«согласно 7 параграфу правил определить рядовым в отдаленные войска отдельных
Оренбургского и Сибирского корпусов».
Осужденных некоторое время еще содержали в
Даугавпилской тюрьме. Другу И. Черского П. Червинскому с помощью жены
фельдфебеля Фролова 17 августа 1863 года из тюрьмы удалось бежать. Он опять
ушел в отряд повстанцев, руководил повстанческим отрядом в северо-западной
Литве и к концу 1863 года стал одним из основных руководителей повстанческого
движения. Действовал он под псевдонимом «Сова». Много раз во главе своего
отряда он дрался с войсками царской армии в теперешних Аникщяйском, Утенском,
Укмергском районах. В конце 1863 года раненый П. Червинский второй раз попал в
плен, был приговорен к смертной казни и 7 марта 1863 года повешен в литовском
городке Ужпаляй, Утенского района.
В конце лета 1863 года И. Черский вместе с
другими осужденными был отправлен в Сибирь. Насильно пригнанный сюда, он
полюбил этот край, изучал его и стал ученым, лучшим знатоком геологии Сибири и
навсегда остался здесь.
Однако к Колыме он пришел от литовской реки
Нерис.
Г. Илгунас, член
объединения историков естествознания
при Академий наук Литовской ССР.
/Колымская правда. Черский. № 85. 21 июля. 1984. С. 2-3./
ИВАН ДЕМЕНТЬЕВИЧ ЧЕРСКИЙ
На западе Белоруссии, недалеко от границы с
Латвией и Литвой течет небольшая речка Свольна, приток Дриссы, впадающей в
Западную Двину. На берегу ее в одноименном имении, 3 мая 1845 г. родился
будущий ученый, именем которого назван поселок в устье великой
Восточно-Сибирской реки Колымы.
Детство Ивана Дементьевича Черского
(настоящее имя и отчество Ян Доминикович) прошло в Сволненоском имении. Там в
советский период располагался колхоз «Ленинский путь» Верхнедвинского района
Витебской области. Начальное образование Ваня получил дома, а с 1857 г.
двенадцатилетним мальчишкой приехал в столицу Литвы Вильнюс и стал учиться в
местной гимназии. В 1859 г. юноша перешел в Вильнюсский дворянский институт,
где обучалась аристократическая молодежь. Отсюда 13 февраля 1863 г. он с
товарищами ушел из последнего класса и влился в ряды повстанческого отряда. Так
закончилась его учеба.
Через два месяца повстанческий отряд
сражался с царскими войсками и потерпел поражение. И. Черский попал в плен, был
заключен в тюрьму Даугавпилской (Латвия) крепости. Военно-полевой суд 7 июня
1863 г., учтя молодость обвиняемого, приговорил его к ссылке в качестве
рядового в отдаленные войска Оренбургского и Сибирского корпусов. Вслед за тем
начался долгий путь в Сибирь...
И. Черского оставили служить в Омской
крепости. Его отличала страстная любовь к знаниям. Еще в Вильнюсе юноша изучил
латынь, греческий, французский и немецкий языки, вот почему комендант Омской
крепости назначил его библиотекарем офицерской библиотеки. У Черского появилась
возможность для самообразования. Здесь и определились основные его склонности,
как будущего ученого, интерес к геологии и зоологии.
Первыми научными руководителями
талантливого самоучки были библиофил В. Квятковский, инженер Марчевский, и в
особенности — начинающий ученый, позже знаменитый этнограф Г. Н. Потанин. В
свободное от службы время И. Черский стал самостоятельно изучать отложения на
берегах Иртыша.
Странный солдат, не расстающийся с книгой,
пришелся не по вкусу некоторым военачальникам крепости, они стали преследовать
его. Кончилось это тем, что ссыльный заболел нервной болезнью и попал в
больницу. После тяжких испытаний и мучений И. Черского 2 июля 1869 г. уволили
из армии по состоянию здоровья, при этом лишили чина фельдфебеля, который он
успел заработать и отныне и до конца дней он
стал политическим ссыльным. Чтобы поддержать свое существование он стал давать
уроки танцев и музыки местной знати. Все остальное время отдавал
самообразованию и геологическому исследованию окрестностей Омска.
Центром Сибирской науки в то время был
Иркутск. Там в Сибирском отделе Русского географического общества уже работали
некоторые из знакомых И. Черского — бывших повстанцев, позже — каторжан. По их
ходатайству в 1871 г. И. Черский получил разрешение переехать в Иркутск. Он
сразу стал ближайшим помощником известного геолога А. Чекановского, работавшего
в отделе Географического общества. Тот познакомил пытливого юношу с бывшим
профессором Б. Дыбовским. Эти два ученых стали научными руководителями И.
Черского по геологии и зоологии.
Еще в Омске И. Черский подготовил свою
первую научную статью, в которой описал ископаемые раковины, собранные в
окрестностях города. Она не сохранилась. Другую статью — геологический очерк
окрестностей Омска — И. Черский привез с собой в Иркутск, и она в 1872 г. была
напечатана в Известиях Сибирского отдела Русского географического общества. По
ходатайству А. Чекановского отдел Географического общества принял И. Черского в
марте 1872 г. на работу консерватором и библиотекарем. С этих пор началось
активное его участие в научной деятельности отдела.
Спустя год И. Черский с Н. Гартунгом отправился
в свою первую научную экспедицию с целью геологического изучения горного района
Китайского и Тункинских гольцев Восточного Саяна. Это было очень трудное
путешествие полное всяких опасностей. Впервые этот край посетил ученый: ведь И.
Черский к тому времени стал полноценным специалистом геологом и зоологом.
С этой поездки начались полевые
исследования И. Черского, которым он посвятил оставшуюся часть жизни. Каждое
лето он отправлялся в экспедиции, а вернувшись в Иркутск, изучал, описывал
собранные пробы, ископаемые. В 1874 г. им исследуется Еловский острог — горная группа, отделяющая Тункинскую
впадину от Торской. В следующем — 1875 году — изучена полоса вдоль почтового
тракта от Иркутска до реки Бирюсы, Нижнеудинска и Нижнеудинские пещеры. 1876
год посвящен исследованию нижнего течения Тркута
и Балаганской пещеры.
Работая в отделе географического общества,
И. Черский ежегодно печатает свои труды. Их отличали хорошее знание горного
дела, широта и богатство наблюдений.
И. Черский все больше углубляется в тайны
науки. Кроме геологии он упорно занимается зоологическими и палеонтологическими
исследованиями, затем увлекается археологией и признается первым в Иркутске
исследователем эпохи палеолита. Одному человеку сделать всё это было не под
силу, но успех исследований объяснялось тем, что он ежедневно работает по 12-16
часов. Бывший правитель отдела Географического общества М. Загоскин, вспоминая
о И. Черском, писал, что тот очень ценил время, никогда ни у кого не бывал «в
гостях». «Вся жизнь его была вечным трудом и трудом бескорыстным» — писал он.
В 1877 г. И. Черский начал одну из своих
наиболее важных работ — геологическое исследование берегов Байкала. Отдельные
участки побережья изучались и до него, но многие районы были совершенно не
исследованы. Никто даже и не пытался охватить целиком побережье «Священного
моря». И. Черский наметил план исследований на 4 года, и в 1877 г. с двумя
лошадьми и двумя рабочими начал его осуществлять. За лето он прошел по
юго-восточному берегу озера от Култука до Баргузина. В 1878 г. побывал на
северо-западном побережье, а в последующие два года детально осмотрел остальную
часть побережья озера. Ему удалось изучить 1865 километров береговой полосы,
что сопровождалось многочисленными экскурсиями вглубь побережья и на острова.
Желая пополнить собранные материалы, он в 1881 г. дополнительно побывал на реке
Селенге и у Кяхты.
Возвращаясь осенью в Иркутск, ученый
составлял предварительные отчеты. И в итоге родилась подробная в масштабе 10
верст в дюйме, геологическая карта Байкала с кратким сводным геологическим
очерком озера. В 1881 г. она пересылается на географический конгресс в Венецию.
За свою исследовательскую работу И.Черский еще в 1877 г. был награжден малой
серебряной медалью Русского Географического общества, а в 1879 г. — малой
золотой медалью.
Академик С. В. Обручев в 1956 г. напишет: «Четырехлетняя
Байкальская экспедиция создала эпоху в исследовании Прибайкалья. Впервые геолог
изучил весь Байкал и смог дать стройную концепцию структуры Прибайкалья. Его
детальная геологическая карта Байкала — огромная работа, до сих пор еще не
обновленная в целом, несмотря на многочисленные исследования».
Изнурительный труд подорвал слабое здоровье
И. Черского. В 1880-1881 гг. из-за тяжелой болезни сердца он не только не смог
совершать восхождения на горы, но и вообще с трудом передвигался. В это время у
него сложились крайне неблагоприятные отношения с отделом Географического
общества. Новый его председатель Н. Агапитов с подозрением смотрел на ученого,
который все еще оставался политическим ссыльным, отказывал ему в помощи, более
того, стал преследовать. К сожалению, нашлись из числа сотрудников отдела
такие, которые завидовали открытиям ученого.
В 1881 г. И. Черский женился на дочери
хозяйки дома, в котором снимал квартиру — Мавре Павловне Ивановой. Средств на
семейное существование не было, и И. Черский вынужден был уехать из Иркутска на
родину жены — село Александровское, прославившееся во всей Восточной Сибири
Александровским централом — главной каторжной тюрьмой Российской империи.
Царское правительство в 1882 г. решило
поддержать идею проведения первого Международного полярного года.
Географическое общество организовало метеорологическую станцию в селе
Преображенское на Нижней Тунгуске, для обслуживания которого понадобился
опытный наблюдатель. И. Черский, узнав о вакансии, предложил свои услуги,
поскольку ему очень не хотелось стоять в стороне от исследовательской работы.
В июне 1882 г. И. Черский с женой и
малолетним сыном Александром отправился через Качуг, по Лене до Киренска и
далее на Нижнюю Тунгуску. Работая наблюдателем, он в свободное время изучал
геологию окрестностей села Преображенска.
Год спустя ученый вернулся в Иркутск. И здесь он узнает, что ему, наконец,
спустя двадцать лет после участия в восстании возвращены гражданские права, а
это означало свободу выбора места жительства.
К тому времени отношения с отделом
Географического общества настолько испортились, что он вынужден был покинуть
его ряды и устроиться продавцом в маленькой лавке. Выйти из, казалось бы,
безвыходного положения И. Черскому удавалось не раз, но для этого требовались
огромные усилия воли. На этот раз ему посчастливилось: Российская Академия наук
предложила ему, как известному ученому, работу в Петербурге. По пути в столицу
надо было лишь выполнить геологические исследования вдоль Сибирского почтового
тракта от Байкала до Урала.
Пригнанный в Сибирь по этапу вместе с
каторжанами и политссыльными, И. Черский спустя 22 года покинул Сибирь, став
знатоком его геологического происхождения. В Петербурге он тотчас приступил к
суммированию собранных в экспедициях фактов и монографической обработке
материалов. Работает и над материалами, собранными его другом А. Чекановским.
Преуспевающий ученый избирается членом обществ Географического,
Минералогического, Археологического и Московского общества испытателей природы.
Повсюду делает доклады, излагая итоги своих многолетних изысканий. Академия
наук считает его лучшим знатоком геологии и кайнозойской палеонтологии Сибири.
В Петербургскую Академию наук в 1899 г.
пришло известие, что в бассейне рек Анабара и Балахны, т.е. в Якутии, найдены
остатки мамонтов. И. Черский тут же предложил организовать трехлетнюю
экспедицию для геологического изучения бассейнов рек Яны, Индигирки и Колымы и
вызвался ее возглавить. Расчет был прост: даже если остатки мамонтов не найдут
— экспедиция все равно принесет науке огромную пользу.
Но подобное путешествие — тяжелое занятие
даже для совершенно здорового человека, а И. Черский никогда таким не был.
Многие друзья стали отговаривать его от очередного испытания судьбы, однако он
настаивал на своём. И вот зимой 1890-1891 года состоялись сборы экспедиции, в
которой кроме И. Черского собирались принять участие его жена Мавра Павловна и
племянник (сын сестры) Г. И. Дуглас. 1 февраля 1891 г. они отбыли из Петербурга
на восток страны. В последний момент Черские взяли с собой сына,
двенадцатилетнего Александра, который страстно желал поехать с родителями.
Еще по дороге в Иркутск И. Черский заболел
гриппом, получил сильное осложнение и так ослабел, что без посторонней помощи
не мог даже сесть в кибитку. Однако он не привык отступать перед трудностями. «Благо,
что о падениях духа не про меня писано», — пишет он в те дни академику Ф.
Плеске. В Иркутске И. Черский поправился, окреп и в начале мая отправился по
Якутскому тракту к реке Лене. Здесь он купил карбаз и поплыл вниз, изучая
берега Лены и делая многочисленные записи.
В начале июня экспедиция прибыла в Якутск —
начальный пункт исследований. Здесь их снарядили 42 лошадьми с амуницией и
провиантом. Переправившись через Лену отряд двинулся на восток. К экспедиции
якутский губернатор прикомандировал казачьего урядника Степана Расторгуева.
Отряд шел к Колыме по «Летней тропе». И. Черский вел геологические наблюдения,
собирал пробы. По барометру определялась высота местности, дважды записывались
метеорологические наблюдения и температура. Мавра Павловна исполняла должность
зоолога, а Г. Дуглас был стрелком-препаратором. Подросток Саша всем помогал по
мере своих сил и возможностей.
Крайне трудным оказался переход от Лены до
Индигирки. И. Черский писал: «Человек, не побывавший в таких болотах, не может
оценить силу той нравственной и физической усталости, которая называется
постоянным напряженным состоянием во время езды по таким местам. Лихорадочная
торопливость овладевает и лошадью, чувствующей, как вязнут его ноги. Изгибаются
ездоки, отстраняя ветви и сучья от глаз, ударяются вьюки о деревья, выбившиеся
из сил, лошади падают, роняя вьюки или ездоков».
Одолев неимоверные трудности, отряд вышел к
Оймякону на Индигирке. Здесь произошла замена лошадей. И. Черский пользовался
картой Генерального штаба, но местность и горы, через которые проходил отряд,
совершенно не совпадали с картой. На ней изображался продольный меридиональный
хребет, а экспедиция обнаружила три альпийские цепи северо-западного
направления. Эти цепи, составлявшие острог,
И. Черский назвал Индигиро-Колымским острогом.
Это стало, по словам академика С. В.Обручева «самое крупное географическое
открытие» Черского.
Экспедиция в конце августа вышла к
Верхнеколымску и здесь зазимовала.
Дом, в котором жили Черские, сохранился в
поселке до сих пор. Всю зиму И. Черский составляет предварительный отчет с
картой верхнего течения рек Индигирки и Колымы и Индигирско-Алданского
водораздела. «Геологические работы по их успешности действительно превзошли
ожидания, какие можно было возлагать на длинный и довольно поспешный маршрут
через горную местность» — пишет он в Академию наук.
В разгаре зимы стало не хватать пищи. И.
Черский, полуголодный, работает с утра до вечера. Весной он почувствовал себя
больным. Несмотря на это, ученый оканчивает предварительный отчет и готовится к
полевым работам следующего лета — спуску по реке Колыме. Между тем болезнь
прогрессировала, (предполагается, что это был туберкулез или рак легких) и И.
Черский перед отплытием пишет завещание — «Открытый лист». В нём отмечалось,
что экспедиция Императорской Академии наук по обследованию рек Колымы,
Индигирки и Яны находилась в полной готовности для плавания до Нижнеколымска.
Между тем, серьезная болезнь, постигшая его перед отъездом, заставило
усомниться в том, доживёт ли он до времени отбытия. Мужественный исследователь
писал: «В случае моей смерти, где бы она меня не застала, экспедиция под
управлением жены моей Мавры Павловны Черской, должна все-таки ныне летом
доплыть до Нижне-Колымска, преследуя, главным образом, зоологические и
ботанические цели».
Как только на Колыме в Ясачной сошел лед,
участники экспедиции погрузились на якутские
карбазы и поплыли вниз. В Верхнеколымске остался Г. И. Дуглас, который женился
на местной девушке Екатерине Поповой. С. Расторгуев на карбазе соорудил для И.
Черского крытую каюту, откуда тот мог наблюдать реку. 3 июня экспедиция
пристала к берегу Сиен-Томмаха, ниже Юго-Талы,
где ее ожидал политссыльный врач С. Шаргородский. Здоровье И. Черского
производило удручающее впечатление. Однако и в этой ситуации И. Черский,
предчувствуя близкую кончину, не жаловался, даже иронизировал. «Смерть меня не
страшит», — говорил он. «Я могу только радоваться, что умираю в ваших палестинах,
через много-много лет какой-нибудь геолог найдет, может быть, труп мой и
отправит его с какой-нибудь целью в музей и таким образом увековечит меня...»
Он наказал жене ни в коем случае не прерывать экспедиции. «Я сделал
распоряжение, — говорил он, — чтобы меня тащили вперед и даже в тот момент,
когда я буду отходить».
Спускаясь по Колыме, И. Черский по
обыкновению все время вел дневник, записывая в него свои наблюдения. Однако его
здоровье с каждым днем ухудшалось. Экспедиция двое суток простояла в устье реки
Анкудинки у Среднеколымска, но И. Черскому не полегчало. С 20 июня он уже не
мог вести дневник и передал его жене, диктуя свои впечатления. В ночь с 24 на
25 июня И. Черский не сомкнул глаз, поскольку его мучили сильные спазмы. 25
июня у больного началась одышка. В дневнике говорилось, что экспедиция в 15
часов 30 минут пристала к устью реки Прорва, где И. Черский скончался в 22 часа
10 минут.
Два дня экспедиция И. Черского простояла у
Прорвы из-за непогоды. На третий день приплыли к заимке Колымской, где удалось
захоронить ученого. На его могиле поставили деревянный крест. Экспедиция под
руководством Мавры Павловны продолжила начатое дело. Мавра Павловна, чтобы
отвлечься от горя, непрерывно и напряженно работала. По несколько раз в сутки
она причаливала к берегу и вместе с сыном Сашей брала пробы геологических
пород, составляла гербарий, ловила птиц, рыб, насекомых. И по-прежнему вела
дневник, начатый мужем. Экспедиция пробыла в Нижнеколымске около двух недель,
где Саша собрал коллекцию местной фауны, среди которой имелось несколько редких
экземпляров розовых чаек.
В 1947 г. по инициативе начальника
Колымского речного управления А. Е. Леликова на
могиле ученого поставили бетонный обелиск с надписью: «Выдающемуся
исследователю Сибири, Колымы, Индигирки и Яны, геологу и географу Ивану
Дементьевичу Черскому от благодарных потомков». На лоцманской карте Колымы
речка Прорва не указана. Автору этих строк с помощью колымских речников не
удалось найти ее в ходе собственных изысканий в 1968 и 1984 годов. Видимо она
когда-то текла между бывшими заимками Алешкино и Средние Холмы, в 310
километрах от устья Колымы, и впоследствии исчезла. Но ни с кем не сравнимым
памятником ему остается преданность И. Черского науке, его работы, названный
его именем огромный горный хребет в Якутии, другие географические местности и,
прежде всего, быстро растущий поселок в низовьях Колымы, центр одного из
северных улусов Якутии.
ПРИМЕЧАНИЯ
Копии некоторых документов для очерков по
истории Нижнеколымского района.// Муниципальный архив Нижнеколымского улуса.
Мостахов С. Е. Русские путешественники —
исследователи Якутии XVII — начала XX вв. — Якутск, 1982. — С. 162-171.
Ширина Д. А. Летопись экспедиций Академии
наук на северо-восток Азии в дореволюционный период. — Новосибирск, 1983. — С.
107—112.
Она же. Экспедиционная деятельность
Академии наук на северо-востоке Азии 1861-1917 гг. — Новосибирск, 1993. — С.
51-73.
/Нижнеколымский улус. История. Культура. Фольклор.
Якутск. 2003. 83-88./
Станіславас Гедзімінас Ільгунас (Stanislovas Gediminas Ilgūnas)
- нар. 29 сакавіка 1936 г. у вёсцы Канталішкі /Kantališkiuose Sasnavos valsčius, Marijampolės apskritis/ Марыямпальскай акругі Летувіскай Рэспублікі.
У 1951 г. разам з бацькам быў арыштаваны за
захоўваньне і распаўсюджваньне антысавецкай літаратуры ды за дапамогу лясным
братам. Бацьку Пранаса прысудзілі да 25 гадоў пазбаўленьня волі, а тады яшчэ
14-летняга Гедзімінаса адпусьцілі. У 1953 г. Гедзімінас Ільгунас быў арыштаваны
за стварэньне антысавецкай групы моладзі.
У 1957 г. Гедзімінас выйшаў на волю ды
вярнуўся ў Капсукас (Марыяпаль), працаваў на цукровым заводзе. У 1966 году
пераехаў у Янава, працаваў на заводзе азотных угнаеньняў, у 1968-1990 гг. быў
начальнікам аддзела Янаўскага будаўнічага трэста.
Завочна скончыў Каўнаскі эканамічны
тэхнікум (1967), вучыўся ў Віленскім унівэрсытэце на факультэце гісторыі і
філялёгіі (1967-1976), у 1976 г. атрымаў дыплём журналіста.
У 1988 г. быў адным са стваральнікаў
Саюдзіса ў Янаве. У 1990 г. быў абраны ў Вярхоўную раду - Аднаўленчы Сойм.
У 1993-1997 гг. быў гендырэктарам Літоўскай
дырэкцыі архіваў, у 1997-1998 гг. - дараднікам прэзыдэнта
Альгірдаса Мікаласа Бразаўскаса, з 1998 г. -
дырэктарам Дырэкцыі тысячагодзьдзя Літвы пры канцылярыі прэзыдэнта Літоўскай
Рэспублікі Валдаса Адамкуса.
З жонкай Бируте выхаваў чатырох дзяцей.
Памёр 8 траўня 2010
года.
Улетку 1982 года пад эгідай Летувіскай АН
была зьдзейсьнена экспэдыцыя прысьвечаная памяці ўсясьветна вядомага
дасьледчыка Ўсходняй Сыбіры Яна Чэрскага, якая прайшла па ягоным маршруце 1892
года. Ейныя ўдзельнікі пранесьлі па шляху экспэдыцыі жменю зямлі са двара
гісторыка-філялягічнага факультэта Вільнюскага Дзяржаўнага унівэрсытэту па
якому, тады Віленскаму, калісьці крочыў знакаміты вучоны і высыпалі яе на
ягоную магілу. У склад экспэдыцыі ўваходзілі: ад АН Летувіскай ССР Г. Ільгунас
(кіраўнік); Б. Калушкявічюс (дырэктар навуковай бібліятэкі Каўнаскага мэдычнага
інстытута); А. Юшкявічютэ (геоляг з Вільнюса); І. Ігнатавічэне (кандыдат
геаграфічных навук). Дарэчы Ільгунас прысьвяціў Чэрскаму шэраг працаў:
J. Čerskio pėdsakų
beieškant. // Mokslas ir gyvenimas. Nr. 6. Vilnius. 1969. S.
24-28.
J. Čerskio pėdsakų
beieškant. // Mokslas ir gyvenimas. Nr. 7. Vilnius. 1969. S.
12-17.
И. Черский и Вильнюс. // Вопросы
истории науки и техники Прибалтики (Тезисы докладов ХІІ Прибалтийской
конференции по истории науки и техники) Вильнюс. 1979. С. 178-179.
Jonas
Čerskis. Vilnius. 1983. 142 p.
Юность Черского. // Колымская
правда. Черский. № 82. 14 июля. 1984. С. 2-3.
Юность Черского. // Колымская
правда. Черский. № 85. 21 июля. 1984. С. 2-3.
Дзяцінства і юнацтва Яна Чэрскага. Пераклаў
Алесь Баркоўскі. // Бярозка. № 1. Мінск. 1996. С. 14-15.
Иван Дементьевич Черский. // Нижнеколымский улус. История. Культура.
Фольклор. [Улусы Республики Саха (Якутия). История. Культура. Фольклор. Серия
издается по инициативе первого Президента Республики Саха (Якутия) М. Е.
Николаева.] Якутск. 2003. 83-88.
Nuo
Neries iki Kolymos: Jonas Čerskis. Vilnius. 2008. 278 p.
Літаратура:
Бычок Б. Из истории освоения Индигирки. // Северная
заря. Усть-Нера. 25 августа 1968. С. 3.
Савченко В. История одного экспоната. // Советская
Колыма. Зырянка. 24 октября 1968.
* Семенов Ю.
По следам Черского. // Социалистическая Якутия. Якутск. № 7. 9 января 1969. С. 4.
* «Тропами Черского». // Социалистическая
Якутия. Якутск. № 15. 18 января 1969. С. 4.
* Яковлев А. «Следы ведут на Север». //
Социалистическая Якутия. Якутск. № 4. 6 января 1970. С. 3.
Самойлова Г. Поиск продолжается. // Колымская правда.
Черский. 26 октября 1978.
Петрова Л. Встреча в Черском. // Колымская правда. 22 июня1982.
* Самойлова Г. Наш поселок... //
Колымская правда. Черский. № 82. 14 июля 1984. С. 2.
Сафронова Т. Встреча с гостями из Литвы. // Колымская
правда. Черский. 18 августа 1984.
Наш корр. На путь борьбы. К 140-летию со дня рождения
И. Д. Черского. // Советская Колыма. Зырянка. 30 апреля 1985.
Неўсьця Лабуя,
Койданава
