.png)
.png)
.png)
ЧАЧАХАН
якутская детская сказка
* * *
Предлагаемая сказка записана в переводе на русский язык (без якутского текста), судя по почерку и стертой кем-то подписи, инородцем Дюпсюнского улуса Якутского округа, якутом Иннокентием Степановичем Говоровым, еще 4 ноября 1890 г., как это помечено им самим. По словам г. Говорова, «эта сказка — самая известная в среде якутов: нет того якута, который бы ее не знал». Вариант настоящей сказки помещен под заглавием «Чарчахан» в известном «Верхоянском Сборник» И. А. Худякова (Иркутск. 1890, стр. 234-239). Оригинал попал ко мне в числе другого фольклорного материала, который грамотные инородцы охотно предоставляли в мое распоряжение как члена Якутской Экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова и действовавшей три года (1894-1896 гг.). Приводя здесь записанную г. Говоровым сказку без всяких изменений, я должен оговориться, что мною сделаны некоторые исправления лишь со стороны слога.
Эд. Пекарский.
* * *
В котором-то году — давно минувшем, на каком-то месте — забытом, жил-был, говорят, Чачахан с женою Чабычахан. У них было семеро детей: четыре сына и три дочери. Их звали: одного — Соломенная Ножка, другого — Длинное Бедро, третьего — Листва Грудь, четвертого — Пузыреголов; старшую дочь звали — Длинная Коса, другую — Нежная Глотка и третью — Жирная Пахá [* Было бы вернее сказать «Жирный Пах», но я оставляю без изменения стоящее в оригинале «Жирнал Паха» в виду наличности в западном (смоленском) наречии русского языка слова пахá — мышка, подмышка (Даль, I, 19, 1-ое изд.).]. У Чачахан’а был пегий бык — «непомещающийся в елани» [* Для сравнения позволяю себе привести здесь начало сказки, как оно записано Худяковым: «Есть, говорят, Чарчахан; у него человек Волосяное Горло, да человек Древесно-листковая Грудь, да Вонючий Бок, да Пузырь Голова. И имеет он вшивого быка, достигающего до облака, блеклого быка, достигающего дó-неба; а соседями у него три Едуна (Мангыс)!» Далее в сказке Худякова фигурируют еще «люди»: человек Травяная Нога, соответствующий Соломенной Ножке нашего варианта, и человек Травяные Штаны, аналога которому в нашей сказке нет.]. В одну прекрасную осень Чачахан порешил всей семьей зарезать этого быка. Всякий знает, какое это важное событие в семье... И вот семья Чачахан’а встрепенулась, и пошла беготня по всей юрте. Соломенная Ножка бегом пошел доставать воды из озера для предстоящего случая — убоя быка. Придя к озеру, он прорубил лед, начерпал в берестяные ведра воды, поставил их на льду, а сам пошел скакать по льду: первый пушистый снег на гладкой поверхности льда манил его своею прелестью, а предстоящее радостное событие еще более подстрекало к тому... Наскакавшись вдоволь, Соломенная Ножка подошел к ведрам, хотел поднять их, но ведра примерзли. Он дернул ведра изо всей силы и — сломал руки, хватил ногами — переломил ноги, бац головою и — растянулся. Домашние, не дождавшись его, послали за ним Длинную Косу, а она, в поисках брата, забрела в рощу, зацепилась там за деревья косою и — умерла. Их едва нашли остальные дети и принесли домой уже мертвых...
Чачахан не смутился этим — режет быка. Начали быка потрошить. Тогда Нежная Глотка и Жирная Паха, достав жиру-рубашки, изжарили на рожнах у камелька и обожглись до-смерти горячим жиром, Чачахан велел дочерей убрать на лавку, а сам продолжает потрошить быка и дает жене Чабычахан желудок (книгу) — вынести на двор и вытрясти. Чабычахан, собрав все свои силы, поднимает и, подойдя к порогу юрты, падает, а желудок своею тяжестью раздавливает ее до-смерти. Чачахан велел присоединить жену к детям, а мясо быка вынести в амбар. Тогда сыновья Чачахан’а стали поднимать мясо быка: Длинное Бедро берет стегно, а Листва Грудь — грудину, пыхтя и кряхтя несут... У порога — лужа бычьей крови и пролитой воды... Они падают и ушибаются дó-смерти. Тогда Пузыреголов с горя стал отчаянно царапать себе голову и острыми ногтями процарапал свой череп до того, что тут же умер.
Чачахан остался одиноким. Стал он думать, как быть, куда покойников девать. Вот он, наконец, додумался. По соседству с ним, в дремучих лесах, жили три брата Моѓус’ы [* Могус (монгус) = магыс (мангыс) значит по-якутски обжорливый, ненасытный, едун, обжора.] — авось они ему помогут... Идет Чачахан к старшему Моѓус’у и, рассказав о случившемся, говорит:
— Дедушка, иди ко мне покушать!
— Я не могу идти — гнусит Моѓус. У меня живот давно иссох. Ступай к среднему брату Моѓус’у.
Чачахан приходит к среднему Моѓус’у, рассказывает про случившееся и говорит:
— Дедушка, иди ко мне покушать!
— Я не могу идти, у меня желудок иссох... Ступай к младшему брату! — прогнусил Моѓус.
Чачахан идет к младшему Моѓус’у, рассказывает все о том же и говорит:
— Дедушка, иди ко мне покушать!
Моѓус отвечает:
— Ладно, Чачахан, пойду!
Моѓус был роста исполинского, на вид страшный, как уголь черный... У него были: жена, девять плешивых мальчиков-сыновей и девять плешивых дочерей, Моѓус говорит жене:
— Подавай, жена, мою одежду!
А жена ему из сырого подвала выбрасывает: шаровары, сшитые из тридцати воловьих черевин, торбаса — из тридцати воловьих задних лап (ножных шкурок), рукавицы — из тридцати передних лап, пояс — из тридцати воловьих хвостов, шапку — из тридцати воловьих головных шкур и шубу — из тридцати воловьих шкур. Моѓус принарядился в эту одежду взял свою неразлучную сумку и пошел с Чачахан’ом.
Приходят они к Чачахан’у. Моѓус сперва убрал покойников, потом убитого быка, затем проглотил сколько было скота — пять дойных коров, пять телок, пять телят — и пищи — пять ушатов гнилой рыбы [* Мелкую рыбу мунду (Рhoхіnus реrеnurus, наз. в Якутской области по-русски мундушка) якуты квасят в ушатах, где она приобретает противный гнилостный запах от разложения; такая рыба называется по-якутски сыма (ср. у Маака, Приклонского и Шиманского).], пять ушатов кислого молока, пять ушатов травы и кореньев и пять ушатов лиственничной заболони. После того, обратившись к Чачахан’у, и говорит:
— Парень, еще нет ли у тебя чего?
— Дедушка, даже ни куска, ни капельки не осталось! — едва мог выговорить Чачахан.
— Ах, ты, бездельник! — прогремел Моѓус. По таким то пустякам ты меня беспокоил?!.. А что я унесу домой жене и деткам в гостинцы?
И кинулся на Чачахан’а. Тот, давай Бог ноги, бежать прочь от него, кругом комелька, а Моѓус за ним. Обошли они комелек несколько раз да у Чачахан’а, на беду, развязались ремни у торбасов [* Торбасы, торбаса (по-якут. äтäрбäс) — обувь верхняя, мужская и женская, зимняя и летняя, кожаная.]: запутавшись, он упал, а Моѓус цап Чачахан’а в сумку.
Чачахан не шевелится и не дышит, лежит в сумке, а Моѓус идет себе домой. Вдруг — о счастье! — Чачахан нащупал у себя за голенищами нож — благо, что он сам так возился с быком — достал нож и, прорезав сумку, тихо упал и скатился, как жук, под валежину...
Моѓус, придя домой, сумку оставил в сенях. Войдя в дом говорит жене и детям:
— У бедняка Чачахан’а ничего не было... Только его самого целиком принес для вас.
Жена его что-то вышивала. При этих словах она ахнула от радости, проглотила иголку и наперсток, выбежала на двор, заглянула в пустую сумку, воротилась в избу и, дрожа как осиновый лист, объявила мужу, что в сумке ничего нет. Моѓус вскипел, топнул ногой, ругательски обругал жену, говоря:
— Ты сама одна съела! — и, выхватив свой меч, разрубил ее пополам. При этом из нее выпали (только) иголка и наперсток и, ударившись о железный пол, зазвенели. Моѓус заомерячил [* «Омерячить» якут. öмюр) — слово употребительное в литературе (см. «Герои и толпа» Н. К Михайловского), произведенное от слова омеряк (= якут. öмурäх) — человек, подверженный нервной болезни сhorea imitatoria «при которой он будучи приведен в испуг каким-нибудь внезапным криком, звуком, даже быстрым движением руками, начинает кривляться и подражать всем движениям находящихся перед его глазами людей и животных, хотя бы эти движения были неприличны, и повторяет слова даже скабрезного содержания» (Приклонский и Маак).]:
— О, бабат [* При неожиданном стуке äмурäх всегда непроизвольно вскрякивает: бабат! ой! ох!]! — и истоптал ее.
Затем Моѓус, увидав, что Чачахан убежал от него, пошел и даже шагу лишнего не сделал — притащил его домой и приготовился делить между детьми.
— Дедушка! — говорит Чачахан. — Во мне теперь нет ни жиру, ни мяса — одни кости да кожа... Повремени немножко, я пожирею, а теперь ребятам нечего будет и поесть.
— И то правда! — прогнусил Моѓус гробовым голосом и, связав, поставил Чачахан’а на грядках [* Решетчатая полка под потолком, называемая у якутов крáкка (рус. грядка) = кырáда (рус. гряда), а также чиäс мас.
], а сам пошел песок толочь [* В оригинале: «а сам пошел песку толочь» — выражение непонятное; у Худякова (стр. 237) в этом месте сказки Чарчахан говорит: «Ужо, принесу я на спине сухой мелкой (как песок) рыбы».].
Чачахан лежит связанный на грядках, слезы и слюни текут у него обильно... Моѓус’овы дети подходят и говорят:
— Ай, ай! У Чачахан’а течет уже жир!
И отнимаются [* Буквальной перевод якутского слова быljас = отнимать друг у друга. «Отниматься» — общеупотребительное у якутян-русских слово.], кому стать поближе к нему. Тогда Чачахан говорит:
— Ой, вы, милые ребятушки! Я вам наделаю невиданных игрушек — спустите меня!
Ребятам, хоть каким, дороже игрушек нет ничего, и Моѓус’овы дети спустили Чачахан’а. Тот им говорить:
— Друзья! У меня нет ножа. Дайте отцовский меч!
Ребята дают ему длинный меч. Чачахан сделал из дерева узорчатую ложечку и говорит детям:
— Ребята! Рядышком садитесь: я самому красивому из вас дам мою ложечку.
Девять плешивых сыновей и девять плешивых дочерей, Моѓус’овы исчадия, садятся рядышком. Чачахан хватил по их шеям длинным острым мечем и отрубил всем головы. Головы детей, собрав, завернул в одеяло, а самих сварил в горшках.
Затем Чачахан вырыл под крепкими стенами Моѓус’ова жилища проходную норку и притаился.
Входит в дом Моѓус, пыхтя и кряхтя. Озирается кругом: дети спят, горшки варятся... Моѓус, ухмыляясь, говорит:
— Орлята мои успели уже Чачахан’а спотрошить!
И, подойдя к горшкам, пьет суп, фыркает:
— Фи, родною кровью отзывается... Уж какая мне родня Чачахан!..
Затем, Моѓус, подойдя к лавке детей, сдернул одеяло, а из-под него с шумом скатились плешивые головы детей и разбились о железный пол. Моѓус заомерячил: «о, бабат!».. и истоптал их. Он догадался, что это пакости Чачахан’а и давай звать его:
— Чачахан! Чачахан!..
Чачахан на дворе откликается:
— Опп!..
Моѓус выскакивает и кричит:
— Чачахан! Чачахан!..
А тот в избе:
— Опп!..
Моѓус — в избу, а Чачахан, через норку, — на двор!
Моѓус, промаявшись так довольно долго, едва нашел норку Чачахан’а; полез он по ней, да там и застрял... Моѓус кряхтит и пыхтит — ни туда, ни сюда...
Тем временем Чачахан пополз за ним, пронзил его мечом, убил. Тут прилетела пташечка и чирикает:
— Мизинчик, мизинчик!
Тогда Чачахан разрезал у Могус’а левый мизинец, а оттуда вышли живы и здоровы вся его семья, скот и даже пища!
Вот Чачахан стал жить да поживать и другого такого случая с ним до самой его смерти не было. Конец.
Э. П.
СПб.
28 января 1906 г.
/Живая Старина. Періодическое изданіе Отделенія Этнографіи Императорскаго Русскаго Географическаго Общества. Вып. IІ. С.-Петербургъ. 1906. С. 118-122./
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
Эдуард Карлович Пекарский род. 13 (25) октября 1858 г. на мызе Петровичи Игуменского уезда Минской губернии Российской империи. Обучался в Мозырской гимназии, в 1874 г. переехал учиться в Таганрог, где примкнул к революционному движению. В 1877 г. поступил в Харьковский ветеринарный институт, который не окончил. 12 января 1881 года Московский военно-окружной суд приговорил Пекарского к пятнадцати годам каторжных работ. По распоряжению Московского губернатора «принимая во внимание молодость, легкомыслие и болезненное состояние» Пекарского, каторгу заменили ссылкой на поселение «в отдалённые места Сибири с лишением всех прав и состояния». 2 ноября 1881 г. Пекарский был доставлен в Якутск и был поселен в 1-м Игидейском наслеге Батурусского улуса, где прожил около 20 лет. В ссылке начал заниматься изучением якутского языка. Умер 29 июня 1934 г. в Ленинграде.
Кэскилена Байтунова-Игидэй,
Койданава
