.png)
.png)
.png)
.png)
Т. И. Адамович,
доцент кафедры теоретической и институциональной экономики
экономического факультета БГУ,
кандидат экономических наук, друг и однокурсник Ивана Ласкова
*
ИВАН ЛАСКОВ
К 70-летию со дня рождения Ивана Антоновича Ласкова,
выпускника химического факультета, воспитанника БГУ,
поэта, прозаика, переводчика, исследователя, историка, критика
Тебя, Белоруссия-родина,
Я снова и снова люблю...
Стихия
Иван Антонович Ласков родился 19 июня 1941 года в г. Гомеле. Отец его, Антон Иванович, погиб в годы Великой Отечественной войны, а мать, Юлия Афанасьевна, чтобы хоть как-то прокормить семью, переехала в деревню Березняки Краснопольского района Могилёвской области, где работала в колхозе.
Иван в три года научился читать, ещё до школы самостоятельно изучил учебник немецкого языка для пятого класса, читал Библию на церковнославянском языке.
В 1949 году пошёл в первый класс. Как вспоминала главный редактор пионерской газеты «Зорька» Анастасия Феоктистовна Мазурова, где-то в начале 1952 года в редакцию газеты пришло письмо от ученика Ивана Ласкова. Он писал: «Дорогая редакция! Я учусь в третьем классе. Хочу пойти в пятый, а меня не пускают». Заинтересовавшись этой историей, А. Ф. Мазурова командировала журналистку в д. Березняки, чтобы та посмотрела на этого вундеркинда. По приезде оказалось, что Ивана уже перевели в пятый класс, но жил мальчик в ужасных условиях: в хлеву рядом с козой. Анастасия Феоктистовна решила заняться судьбой мальчика и уговорила его мать отдать на время Ивана. Она выхлопотала путёвку в «Артек» и отправила туда мальчика на два срока. Затем Ивана определили в Могилёвский специальный детский дом. Здесь же в 1958 году он окончил среднюю школу с золотой медалью и поехал поступать на химический факультет Белорусского государственного университета. В то время абитуриентов с золотой медалью принимали без экзаменов. Но с Иваном вышел казус. В ожидании вызова ходил по коридору, но, поскольку роста он был небольшого, всего 152 см, никто на него не обращал особого внимания, полагая, что этот мальчик является сыном кого-то из преподавателей. Комиссия уже подвела черту под зачислением медалистов, а его так никто и не пригласил. Тогда Иван попытался разобраться, в чём же дело, ведь у него тоже золотая медаль. Но разрешённое положением число медалистов было уже зачислено, и смутившиеся члены комиссии предложили Ласкову сдавать вступительные экзамены на общих основаниях. За три дня он сдал 5 экзаменов, набрал 25 баллов и поступил на химический факультет.
Иван не только обладал блестящими знаниями, но и писал стихи. Своё первое стихотворение на русском языке он опубликовал в 1953 году, а на белорусском языке («Сталь») было напечатано в 1956 году в газете «Чырвоная змена». Его стихи публиковались на страницах журнала «Маладосць», газеты «Знамя юности». Иван являлся членом литературных объединений при этих газетах, а также литературным консультантом при редакции пионерской газеты «Зорька». Все эти издания были печатными органами ЦК ЛКСМБ.
Вращение в литературных кругах для юноши имело негативные последствия. Литературные «друзья» из этих объединений вскружили 17-летнему парню голову, и он решил оставить химфак и ехать в Москву поступать в Литературный институт имени Горького. Но всё оказалось не так просто. В приёмной комиссии Литературного института у Ласкова спросили: «Мальчик, ты откуда приехал?» — «Из Белоруссии». — «Ну, так вот и езжай туда». Ласков вновь оказался в Минске, слонялся по редакциям газет, сожалея о сделанном.
Моё знакомство с Ласковым произошло в 1959 году, когда я стал студентом химического факультета БГУ. Он производил впечатление умного, талантливого и немного растерянного молодого человека. Иван рассказал свою печальную историю, и я посоветовал ему вернуться на химфак, аргументируя тем, что тема химии в поэзии пока никем из поэтов не разработана. Восстановиться на химфаке ему советовали и другие студенты и преподаватели факультета.
Комитет комсомола, партийное бюро, преподаватели и студенты стали просить декана Ивана Григорьевича Тищенко восстановить Ивана Ласкова. Что и произошло. Так он оказался на одном курсе со мной.
А на химическом факультете БГУ царила не только творческая научная, но и интеллектуально-духовная атмосфера. Декан И. Г. Тищенко, академики Н. Ф. Ермоленко, М. М. Павлюченко, Б. В. Ерофеев, профессора Ю. А. Ольдекоп, Г. Л. Старобинец, Ф. Г. Осипенко, доценты И. М. Конюшко, О. Р. Скороход, Г. А. Лазерко, В. В. Свиридов, В. Ф. Беляев, Н. Г. Рафальский, В. Г. Шлык, М. В. Книга, Т. П. Адамович, М. П. Гилевич, Ф. Н. Капуцкий, В. Ф. Тикавый и многие другие своей деятельностью создавали хорошую рабочую атмосферу и благодатную творческую ауру.
Общественная студенческая жизнь на химфаке кипела как и во всей стране. О начале 1960-х годов Ласков сказал так: «Шатались люди, мнения шатались». В студенческой стенгазете «Химик» постоянно шли дискуссии. В одном из её номеров Иван Ласков выступил со стихотворением «Умирает гвардия старая...». Смысл заключался в том, что умер Ленин, умер Сталин, а кто остаётся? Кому править страной? Нарастал политический скандал. Надо было спасать положение и прежде всего самого Ласкова. На комсомольском собрании в своём выступлении я отметил, что Иван Ласков в данном случае не совсем прав: умерли вожди, но остаются их ученики, которые продолжат дело.
На следующий день Ласкова вызвали в КГБ. Во время воспитательной беседы упомянули моё выступление на собрании. Иван решил, что именно я донёс на него и перестал со мной общаться. Более того, в своей повести «Парковая магистраль» он представил меня далеко не положительной, противоречивой личностью. Но через некоторое время, разобравшись в ситуации и откровенно поговорив, мы стали дружить по-прежнему.
Ласков очень часто по вечерам приходил в общежитие № 4 по улице Парковая магистраль (ныне пр-т Победителей). В холле на пятом этаже он читал студентам свои стихи: «Памятник» (о сносе памятника Сталину на центральной площади г. Минска), «Синдбад» (о поездке Н. С. Хрущева в Африку) и др. Так, например, на резкое повышение цен на продукты питания в 1961 году Иван Ласков откликнулся стихотворением «Очередь»:
Мы в поисках хорошего шалеем,
Мы к ночи превращаемся в бродяг.
Как много нас, как мало мы имеем,
Не потому ль стоим в очередях?!
Стоим за всем: за хлебом и за содой.
Дрожащею рукой у продавщиц
мы рвём кульки,
Не потому ли очереди за «Особой»
Особенно пьяны и велики?!
И утром город, вымытый снегами,
К двенадцати часам себе не рад:
Он опоясан весь очередями,
Как лентой пулемётною солдат.
Бездарная советская реклама!
Какого надобно тебе рожна?
Для выполнения финансового плана
Стране всего лишь очередь нужна.
Зима. Снега. И так туманна близь...
И пишут воробьи корявым почерком,
Что во главе всемирной очереди
Мы первыми вступаем в коммунизм.
На следующий день, как говорили, это стихотворение передала радиостанция «Голос Америки». Ивана Ласкова вновь пригласили в КГБ. В поэме «Памятник» гражданский протест был выражен ещё сильнее. Его опять вызвали в КГБ. Затем был гротекс «Синд-Бад»:
Ликуйте негры, эфиопы,
Колокола лупите в набат:
На моцион через Европу
К вам направляется Синд-Бад.
Летит собачий сын Никита,
Как бочка, толст, как блюдо, лыс,
Ему почистил деловито
Штаны московский блюдолиз...
Снова приглашение в КГБ...
В результате этих бесед и наблюдений за происходящим вокруг Иван начал работу над научно-фантастической повестью «Балхаш уносит камни», в которой описывал общественно-политическое и нравственное устройство жизни племени баскетболистов, живущих на далёкой планете. Повесть приняли в одном из белорусских издательств (к сожалению не помню каком), предусматривался 100-тысячный тираж. Однако цензура усмотрела в повести намёк на политическое и нравственное устройство советского общества, и книга не вышла в свет. Ласков очень расстроился. Но не только это тревожило молодого человека. Его чувства к Светлане Генераловой, студентке БГУ, тоже не давали ему покоя. В стихотворении, посвящённом ей, он писал:
Ты, как волна, приходишь
и уходишь,
А я, как берег, вечно недвижим...
Иван сильно переживал и становился безразличным ко всему вокруг.
На мой вопрос: «Что с тобой происходит?» — он ответил: «Я никому не нужен». И я возразил ему: «А ты не подумал, что ты и твои стихи нужны Белоруссии, белорусскому народу». Осмыслив наш разговор, он нашёл в себе силы и воспрял духом. В первую очередь, это отразилось на его внешнем виде. Такой его перемене радовался весь факультет.
После окончания в 1964 году химического факультета БГУ Иван Ласков уехал работать по распределению.
В 1966 году в издательстве «Беларусь» выходит первая книга стихов Ивана Ласкова «Стихия». Она разошлась за две недели. Рецензии на книгу были не только в Минске, но и Москве. Это был стремительный прорыв Ласкова в высокую поэзию. Книга начиналась циклом стихотворений под названием «Я выполнил такой эксперимент». Первое стихотворение, открывающее книгу, заявило на весь мир: «О химия, великая страна...».
О химия, великая страна...
В книге «Стихия» поэт с помощью художественных средств раскрывает интеллектуально-духовную ауру научно-педагогического коллектива химического факультета. Какое стихотворение ни возьмёшь: «О химия, великая страна», «Наедине», «Аqua vita», «Девятый элемент», «Рихман», [«Химический корпус»], «Мой халат», «Центрифуга», «Гипотеза», «Химия», «Рефрактометр», «Вода», «Земля заводского двора», «Я выполнил такой эксперимент», — в каждом из них поэт поднимается от наглядных описаний к глубоким гражданственным обобщениям.
В первом же стихотворении «О химия, великая страна» поэт говорит, обращаясь к ней:
Ты жгучей неизвестности полна.
........................................................
Ты океаном буйствуешь у ног
И от меня не ждёшь особой прыти,
Но я уже покинул свой порог —
Стою на берегу своих открытий.
Оставаясь в следующем стихотворении «Наедине» наедине с открытием, поэт задаёт просящемуся открытию самый важный для него вопрос:
Ответь, к какому ты готово бою
Ты радость наша или страх?
...................................................
Открытие, откройся до конца,
Открытие моё, моя утрата, —
Я не желаю славы Герострата,
Презренной славы подлеца.
И вдруг от высокого пафоса Ласков переходит к весёло-невесёлому юмору, ведь открытия могут привести к забавным для исследователя и плачевным для человечества результатам. Это осмысливается поэтом в стихотворении «Аqua vita»:
Часто вспоминаем мы с улыбкой,
Как ища мечту свою впотьмах,
Эликсиром жизни по ошибке
Спирт назвал седеющий монах.
Эликсир заветный получали
Долгим кипячением вина.
Долго Валентинуса качали.
Братия была пьяным-пьяна.
Что же натворил ты, Валентинус?
Выпустил гремучую змею!
Люди до сих пор не расплатились
За ошибку грубую твою.
Другое дело — серьёзные открытия. За открытие девятого элемента (фтора) жизнью поплатились один за одним девять учёных:
...И вдруг десятый,
с горем обнаружил,
Что фтор,
который бился перед ним,
Совсем не нужен,
никому не нужен,
Ни мёртвым,
ни тем более живым.
........................................................
Отчаянием схваченный за горло,
Он знать не мог,
что через сотню лет
Работать будет
на людей покорно
Обузданный девятый элемент.
Особенно высокой степени накала это самопожертвование учёных во имя науки достигает в стихотворении «Рихман»:
Вам ли знать,
боящиеся грома,
Знать, что гром —
всего лишь звук пустой?
Вам ли догадаться,
как огромен
Тёмный мир
стихии грозовой?
Под грозой — бушующей, ревущей —
Он стоит,
не опуская век,
Человек,
беду свою зовущий,
Молнию
зовущий человек.
Он стоит
и ждёт,
и он не знает,
Что ещё мгновенье — и она
Чёрная,
холодная,
сквозная
Грянет в острие веретена.
.......................................................
Только станет сразу тихо-тихо...
Только кто-то
с петель дверь сорвёт,
Только крикнет Ломоносов:
«Рихман!!!»
И на тело друга упадёт.
Вот лежит он
недвижим и чёрен,
Сжав в предсмертной судороге рот,
Человек, философ и учёный,
Первый в мире молниеотвод...
Такой героизм учёных, проявляемый ими в процессе совершения открытий, порождает романтические настроения у юношей, желающих посвятить себя химии. Поэт не отвергает романтику, но в своём стихотворении [«Химический корпус»] ненавязчиво поясняет собирающимся «покинуть свой порог»:
Чтоб нас найти,
Совсем не нужен компас.
Нам своего присутствия не скрыть:
Среди обычных зданий этот корпус
По запаху легко определить.
Мы входим в корпус,
ощущая кожей,
Знакомый благородный аромат.
И не беда,
что для кого-то может
Тот аромат тяжеловат...
А как надо работать в этом корпусе, поэт прозрачно намекает в стихотворении «Мой халат»:
Спасал меня халат от бед
И потому дыряв без меры.
На нём я вижу каждый след
Моей химической карьеры.
...............................................
И вот со своего шестка
Взирают на его заплаты
Так откровенно свысока
Другие, чистые халаты.
Не огорчайся, мой халат,
И продолжай всё то же смело.
Пускай себе они блестят
Халатным отношеньем к делу.
Халатности в химической науке, к сожалению, хватало и тогда. Она порождала много теоретической мути и засоряла её. Не случайно в стихотворении «Центрифуга» поэт умоляет:
...Железная стремительная сила,
Мне хочется,
чтобы всегда на дно
Ты глупые идеи уносила
И их творцов неумных заодно.
Работала всегда без перебоев
И начисто отсеивала муть.
Пускай идёт в осадок
все плохое,
Хорошего не смея затянуть.
Разумеется, не эта «учёная муть» будоражила поэтическое воображение Ивана Ласкова. Его неодолимо влекла к себе поэзия научного поиска, его внутренняя загадочная суть. Это с особой силой проявилось в его стихотворении «Гипотеза»:
Когда во мгле эксперимента
Живая искра заблестит,
Мы ждём какого-то момента,
Который что-то разрешит.
Мы ждём, от радости немея,
И появляется она —
Первоначальная идея
Безукоризненно стройна.
О свет открытий,
блеск гипотез!
В пору упорного труда
Мы к вам стремим научный поиск
И настигаем иногда.
Мысль где-то зреет затаённо —
В листве,
траве,
людской молве.
И вдруг,
как яблоко Ньютона,
Однажды бьёт по голове.
И мы гипотезе внимаем.
Она кричит:
— Твори! Верши!
Мы лихорадочно ломаем
Реторты и карандаши.
Казалось, час заветный пробил.
Казалось, даль уже светла,
Но сотый безуспешный опыт
Сжигает прежнее дотла.
Уходит день.
Уходит год.
Но нас гипотеза ведёт.
Через тревоги и инфаркты.
Нелёгок путь —
кремнист и крут.
И вот накапливает факты —
Её теорией зовут.
Эту загадочность гипотезы и её превращение в теорию в любой науке поэт демонстрирует во всей конкретной красе в стихотворении «Химия». Иван Ласков посвятил его замечательному учёному-химику, декану химического факультет Ивану Григорьевичу Тищенко, которого он глубоко уважал и был ему благодарен всю свою жизнь:
Соли,
кислоты,
катализаторы...
Так же проста и мудра,
как истина,
Перед учёным
колба пузатая
Внутренним светом светит
таинственно.
А химик,
откинув со лба непослушные
Пряди чёрных жёстких волос,
Уже потянулся за шапкою
смушковой,
Но вздрогнул вдруг,
и к месту прирос.
Впился глазами
в сосуд оплавленный.
Окружённая голубыми стихиями,
Там,
на дне
прорывалась пламенем
К людям
на свет
новая химия!
..................................................
Раньше такая неуловимая,
Спавшая
столько столетий
под спудом,
Нынче она
молекул лавиною
Рвалась,
ломая стенки сосуда!
Так торопилась она
из вечности.
Так бушевала она за стеклом
Словно бы знала,
что всё человечество
Будет согрето её теплом.
Чтобы добиться чистоты полученного вещества, нужно постоянно проверять его на рефрактометре. А прибор этот оказался трофейным. И поэт осмысливает этот казус в стихотворении «Рефрактометр»:
Он служит мне,
Принадлежавший им,
чья песня спета.
Трофейная чувствительная вещь,
Ты помнишь,
как бесчувственный фанатик
...................................................
...Наносил на стёкла вещество
И застывал,
от злобы цепенея,
И добивался чистоты его,
Чтоб грязные дела вершить вернее.
Мы в сорок пятом видели таких,
Навек забывших о научной чести,
На гневных перекрёстках фронтовых
И на углах прицельных перекрестий.
Будто стараясь отмыться от тяжёлого воспоминания о тех безнравственных учёных, «чья песня спета», поэт придаётся философским рассуждениям о воде в стихотворении «Вода»:
Она науке жизнь дала —
И друг её, и враг.
Она сверкает брызгами
У гениев на лбах.
И вот в завершение цикла стихотворений под общим названием «Я выполнил такой эксперимент» (и это выполнение подтверждается последовательно развёртываемым в стихах содержанием этого поэтического эксперимента) Иван Ласков вдобавок помещает конкретное стихотворение «Я выполнил такой эксперимент». Задумка 25-летнего поэта состояла прежде всего в том, чтобы одним стихотворением подвести итог, выразить поэтическую суть всего цикла стихотворений. Но содержание его сложнее. В нём находит решение другая непростая проблема. Дело в том, что студенты химфака 1960-х годов, будучи влюблёнными в химию и в свой факультет, в пылу юношеского задора приходили (и нередко в силу определённой государственной политики) к довольно поверхностному выводу, что «самый задрипанный химик, оперирующий веществом, даёт народу больше пользы, чем самый лучший филолог, оперирующий словом». Ласков знал об этом и в написанном им немного раньше «Гимне химического факультета» включил отражающую эти настроения строфу:
Мы — не чета филологам-пижонам.
Историков за пояс мы заткнём.
И по халатам, рваным и
прожжённым,
Мы химиков повсюду узнаём.
Поэтому свой эксперимент поэт построил из трёх частей, из которых первая часть, отрицаясь второй, превращается в третью. Иными словами, он воспользовался своего рода образно-поэтической диалектикой. Однако послушаем самого Ивана Ласкова, обозначив эти части соответствующими цифрами и буквами:
I
а) Я выполнил такой эксперимент!
Я как алхимик, все свои стихи
В коническую колбу запечатал
И медленно их стал подогревать.
Но я напрасно вглядывался, ждал:
Стихи мои не тлели, не горели...
б) Тогда я хладнокровною рукой
Добавил миллиграмм гремучей ртути
И не успел горелку поднести,
Как ахнул взрыв...
в) Так было мной доказано, казалось,
Бессилье поэтического слова
Перед могучей силой вещества.
II
а) Я целый килограмм гремучей ртути,
Почти разрушенной на холоде,
Стал нагревать в той самой колбе.
б) И к моему большому удивленью
Реакция не шла, и вещество
Не пузырилось и не кипятилось
в) И без движения на дне лежало.
III
а) Тогда стихи великого поэта
Я поднял высоко над головой,
Его строку, шепча как заклинанье,
б) Строку, которая своею силой
Уже полмира подняла с колен...
в) Но я прервал эксперимент опасный.
Я понял вдруг, с чем я имею дело,
Что может дать могущество поэта
В соединеньи с силой вещества.
Это великое по замыслу и образности языка творение ярко высветило удивительное умение 25-летнего поэта управлять мыслью в стихах, умение организовать образное время-пространство в нужной художественной форме. В данном стихотворении, как и во всём цикле, поэт Иван Ласков не только ввёл тему химии в поэзию («соединил могущество поэта с силой вещества»), но и сам осознал последствия этого соединения. И взрыв произошёл. Наполненный мощной энергетикой поэтического слова, его сборник «Стихия» буквально взорвал устоявшуюся общественную мысль. Он разошёлся буквально за две недели. Его покупали химики, биологи, физики, филологи. У некоторых химиков он хранится по сей день.
Второй цикл стихов книги «Стихия» посвящён отношению химика к природе. Здесь поэт сразу заявляет:
Я химик.
Я обязан знать природу.
Могу разрушить и могу восстановить.
Могу дистиллированную воду
На собственные части расчленить.
Но вот передо мной
вода другая —
Заросшее осокой озерцо.
Благоговейно руки погружаю
И мою загорелое лицо.
Тут сразу открывается великая обязанность химика благоговейно относиться к природе. Отношение же человека к природе регулируется отношениями людей друг к другу. Тем самым поэтический талант Ивана Ласкова выходит на широкое поле общественных и человеческих отношений. И в поэме «Огинский канал» он в острой, почти афористической форме выдвигает перед людьми своё главное требование:
Не путайте разные вещи:
Не путайте власть и талант...
В 1969 году в том же издательстве «Беларусь» вышла вторая книга стихов Ивана Ласкова под названием «Белое небо». В ней на фоне сложной картины человеческих отношений он продолжает развивать в поэзии тему химии.
Не будем заниматься разбором всех других его стихов, хотя они тоже очень интересны и глубоки. Просим прощения за предпринятое столь продолжительное представление таланта поэта Ивана Ласкова в реализации им своего эксперимента по «соединению могущества поэта с силой вещества». Думается, что этот эксперимент ему по-настоящему удался. До сих пор немногие решаются на такой подвиг.
[С. 49-55.]
.png)
Тадеуш Иванович Адамович – род. 1 сентября 1936 г. в д. Муляры [Powiat wilejski w województwie wileńskim II Rzeczypospolitej]. В 1959-1964 гг. студент химического факультета БГУ имени В. И. Ленина. В 1964-1967 гг. аспирант БГУ имени В. И. Ленина. С 1968 г. работает в БГУ. В 1979 г. защитил кандидатскую диссертацию «Основной производственный фонд как категория политической экономии». В 1983 г. присвоено ученое звание доцента. Доцент кафедры теоретической и институциональной экономики экономического факультета. Опубликовал свыше 70 научных работ, осуществлял научное руководство подготовкой двух кандидатских диссертаций. Является членом Ученого совета и председателем Совета ветеранов войны и труда экономического факультета. Отличник образования. «Заслуженный работник Белорусского государственного университета».
Вильля Аканомка,
Койданава
.png)
ИВАН АНТОНОВИЧ ЛАСКОВ
(19 июня 1941, Гомель, БССР [СССР] - 29 июня 1994, Якутск. [РС(Я) РФ])
Иван Антонович Ласков - поэт, писатель, переводчик, критик, историк, автор «угро-финской» концепции происхождения белорусов. Награжден Почетной Грамотой Президиума Верховного Совета ЯАССР. Член СП СССР с 1973 г. [Также член СП ЯАССР и БССР]
В три годы Иван самостоятельно научился читать, но ввиду материальных затруднений пошел в школу только в восемь лет. В 1952 г., после окончания 3-го класса, самостоятельно сдал экзамены за 4-й класс и был сразу переведен в 5-й. Еще из Беразяков, в которых жил до 1952 г., Ласков присылал свои корреспонденции в русскоязычную газету пионеров БССР «Зорька», хотя стихотворения и не печатали, но на письма отвечали. По инициативе редактора газеты Анастасии Феоктистовны Мазуровой Ивана в 1952 г. отправили во Всесоюзный пионерский лагерь «Артек» имени В. И Ленина, где он проучился с ноября 1953 г. по март 1953 г. Затем воспитывался в Могилевском специальном детском доме № 1, потом в школе № 2 г. Могилева, которую закончил в 1958 г. с золотой медалью.
Поступил на химический факультет Белорусского государственного университета, который закончил в 1964 г. и при распределении пожелал поехать в г. Дзержинск Горьковской области, где работал в Дзержинском филиале Государственного научно-исследовательского института промышленной и санитарной очистки газов. В июне 1966 г. уволился и вернулся в Минск. Работал литсотрудником газеты «Зорька», на Белорусском радио. С 1966 г. обучался на отделении перевода в Литературном институте имени А. М. Горького в Москве. В 1971 г., после окончания института с красным дипломом, переехал в Якутскую АССР, на родину своей жены, якутской писательницы Валентины Николаевны Гаврильевой.
С сентября 1971 г. по февраль 1972 г. работал в газете «Молодежь Якутии», сначала учетчиком писем, затем заведующим отделом рабочей молодежи. От февраля 1972 г. до лета 1977 г. работал в Якутском книжном издательстве старшим редакторам отдела массово-политической литературы. С лета 1977 г. работал старшим литературным редакторам журнала «Полярная звезда», с 1993 г. - заведующий отделам критики и науки журнала «Полярная звезда».
За полемические статьи про отцов-основателей ЯАССР весной 1993 г. был уволен с работы и ошельмован представителями якутской «интеллигенции». Перебивался случайными заработками. Последнее место работы - заведующий отделом прозы и публицистики в двуязычном детском журнале «Колокольчик» - «Чуораанчык», который возглавлял Рафаэль Багатаевский.
29 июня 1994 г. Иван Антонович Ласков был найден мертвым «в лесу у Племхоза», пригороде Якутска по Вилюйскому тракту за Птицефабрикой.
Иосафа Краснапольская,
Койданава
.png)
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz