ЎЎЎ Праксэда Вуй. Вацлаў Караль ды Якутыя. Койданава. "Кальвіна". 2021.

    Вацлаў Гжэгаш Караль - нар. 24 верасьня 1876 г. у губэрнскім месьце Варшава Расійскай імпэрыі,  ў сям’і рамесьнікаў Станіслава і Малгажаты (у дзявоцтве Курань) Караль.

    Пасьля заканчэньня пачатковай школы вывучыўся на друкара. У 1900 г. уступіў у СДКПіЛ. 17 лістапада 1903 г. яго прысудзілі да выгнаньня на 6 гадоў ва Ўсходнюю Сыбір.

    21 лютага 1904 г. ён быў дастаўлены ў Якуцк, а 10 красавіка таго ж гаду ў акруговае места Верхаянск Якуцкай вобласьці.

    Ад 22 красавіка па 31 чэрвеня 1905 г. пражываў Якуцку. Быў пераведзены ў Енісейскую губэрню, але па дарозе зьдзейсьніў уцёкі.

    Заснаваў філіял варшаўскага зьвязу друкароў у Вільні. У 1918 г. чалец ППС. Заснаваў выданьні “Wiadomości Graficzne” і “Drukarz Związkowiec”. У верасьні 1939 г. прыняў удзел у абароне Варшавы ад Вермахту. Падчас акупацыі разам з сынам Тадэвушам удзельнічаў у супраціве. У 1948 г. уступіў у ПАРП.

    Аўтар успамінаў “Przez partie, związki, więzienia i Sybir 1898-1928. Wspomnienia drukarza z działalności w ruchu socjalistycznym i zawodowym” (1933). Узнагароджаны Крыжам Незалежнасьці і Залатым Крыжам Заслугі.

    Памёр 10 ліпеня 1949 г. у Писажевец (Szklarska Poręba Pisarzewieс -да 1945 г. ням. Schreiberhau), цяпер Шклярска Поремба (Szklarska Poręba), Яленегурскі павет Ніжнесілезскае ваяводзтва, Рэспублікі Польшча.

    Літаратура:

*    Тепловъ П. Исторія якутскаго протеста. (Дѣло «Романовцевъ»). С.-Петербургъ. 1906. С. 471.

*    Поляк А.  Протест политических ссыльных в Верхоянске. // Каторга и Ссылка. Историко-Революционный Вестник. Кн. 53. № 4. Москва. 1929. С. 140.

*    Życie Osiedli Warszawskiej Spółdzielni Mieszkaniowej. Nr. 9-10. Warszawa. 1949. S. 204.

*    Toporowicz W.  Koral Wacław Grzegorz. // Polski Słownik Biograficzny. T. XIV/3. Z. 62. Wrocław-Warszawa-Kraków. 1969. S. 29-30.

*    Armon W.  Polscy badacze kultury Jakutów. // Monografie z Dziejów Nauki i Techniki. T. CXII. Wrocław-Warszawa-Kraków-Gdańsk. 1977. S. 16, 56, 153, 160-161, 173.

*    Toporowicz W.  Koral Wacław Grzegorz. // Polski Słownik Biograficzny. T. XIV. Wrocław-Warszawa-Kraków. 1968-1969. [Reprint.] Wrocław. 1990. S. 29-30.

*    Корал В. С.  99. // Казарян П. Л.  История Верхоянска. Якутск. 1998. С. 193.

*    Армон В.  Польские исследователи культуры якутов. Перевод с польского К. С. Ефремова. Москва. 2001. С. 158-159.

*    Корал В. С.  94. // Казарян П. Л.  История Верхоянска. 2-е изд., доп. Якутск. 2003. С. 193.

    Праксэда Вуй,

    Койданава

 

 

    Koral Wacław Grzegorz, pseud.: Kowacz, Mały, Świder (1876-1949), drukarz, działacz związkowy, członek Socjaldemokracji Królestwa Polskiego i Litwy (SDKPiL), potem Polskiej Partii Socjalistycznej (PPS). Ur. 24 IX w Warszawie, w rodzinie drobnego rzemieślnika szewskiego Stanisława i Małgorzaty Kuroń. Ukończył 4 klasy szkoły miejskiej. W 1. 1892-7 odbywał praktykę zecerską w drukarni J. Jeżyńskiego i A. Ginsa w Warszawie. Od r. 1897 pracował jako składacz w drukarniach: F. S. Lewentala, M. Orgelbranda, M. Lewińskiego i H. Rundego w Warszawie. W okresie pierwszego strajku drukarzy (marzec 1898) został wybrany jako delegat z drukarni H. Rundego. W ciągu r. 1900 odbył praktykę w berlińskich drukarniach akcydensowych i ukończył roczny kurs zawodowy. W Berlinie znalazł się w kręgu oddziaływania niemieckiej i polskiej socjaldemokracji i pod wpływem działaczy SDKPiL wstąpił w r. 1900 w szeregi tej partii. W r. 1901 prowadził pracę polityczną wśród robotników Warszawy, organizował kółka robotnicze, założył wraz z Janem Rosołem tajną drukarenkę partyjną. Dn. 1 XII 1901 r. został aresztowany i był więziony przez 11 miesięcy na Pawiaku. Po uwolnieniu był ponownie czynny w Warszawie. Aresztowany powtórnie w listopadzie 1903 r. został zesłany na 6 lat do Wierchojańska, skąd zbiegł i od 5 IX 1905 r. ukrywał się w Warszawie, Krakowie, Cieszynie. W 1. 1906-11 pracował w drukarniach wileńskich i przejściowo w Petersburgu. W Wilnie założył filię warszawskiego związku zawodowego drukarzy, w którym działał w 1. 1907-8. Od lutego 1911 r. przebywał znowu w Warszawie. Pracował kolejno w Drukarni Naukowej (do 1913), przy wydawaniu „Przeglądu Codziennego” (do 1915) i w Niemieckiej Drukarni Państwowej (1915-8). Uczestniczył aktywnie w pracach związku zawodowego drukarzy, należał do przywódców tzw. akcji cennikowej, współorganizował strajki drukarzy w 1. 1911-2. Działał również, w Tow. Kultury Polskiej. W r. 1916 należał do założycieli legalnego Związku Zawodowego Drukarzy i był jego pierwszym przewodniczącym (1916-9). Kierował akcjami strajkowymi związku i z tego tytułu więziły go niemieckie władze okupacyjne w 1. 1916 i 1918. Od r. 1918 należał do PPS oraz do Stowarzyszenia byłych Więźniów Politycznych. W r. 1922 wchodził w skład zarządu Uniwersytetu Ludowego przy ul. Oboźnej w Warszawie, który prowadził trzyletnie studia dokształcające dla robotników. W r. 1921 należał do założycieli Koła Drukarzy PPS, w którym został członkiem zarządu. W l. 1919-20 kierował drukarnią «Rola», następnie «Naszą Drukarnią» (1920-2) i drukarnią «Orka» (1922-4). Od r. 1924 pracował w drukarni «B. Wierzbicki i S-ka», a w 1. 1929-39 w «Robotniku». Zmieniał często pracę, usuwany przez pracodawców za «burzycielstwo”. Należał jednocześnie do kierowniczych działaczy Związku Zawodowego Drukarzy i Pokrewnych Zawodów w Polsce, uczestniczył w jego zjazdach i konferencjach, a od r. 1930 na kolejnych zjazdach związku we wrześniu 1930, październiku 1933, listopadzie 1936 i grudniu 1939 r., wybierany na zastępcę sekretarza związku. W r. 1933 pełnił funkcję prezesa Warszawskiej Rady Związku Zawodowego. Czynny był również w ruchu spółdzielczym oraz na polu dziennikarskim. Był założycielem pism „Wiadomości Graficzne” i „Drukarz Związkowiec”, którego był redaktorem. We wrześniu 1939 r. brał aktywny udział w obronie Warszawy. Podczas okupacji niemieckiej (1939-45) ze względów konspiracyjnych przerwał pracę w drukarstwie i wraz z synem Tadeuszem zaangażował się w organizacji sabotażu i dywersji z ramienia Robotniczej Partii Polskich Socjalistów (RPPS). Jego mieszkanie służyło za punkt przechowywania broni i materiałów wybuchowych. Po wyzwoleniu od r. 1945 włączył się K. do pracy w drukarstwie. Podjął pracę w drukarni „Czytelnika”, następnie „Robotnika”, w końcu RSW „Prasa”. Uczestniczył też aktywnie w odbudowie Związku Zawodowego Drukarzy, a na walnym zebraniu drukarzy Warszawy (10 VI 1945) wybrany został na członka zarządu związku i przewodniczącego sądu koleżeńskiego. Od grudnia 1948 r. był członkiem Polskiej Zjednoczonej Partii Robotniczej. K. był autorem ponad 100 artykułów z dziedziny społeczno-zawodowej i politycznej, publikowanych na łamach prasy zawodowej, oraz książki, w której zawarł swe wspomnienia z działalności w ruchu socjalistycznym i zawodowym: Przez partie, związki, więzienia i Sybir 1898-1928. Wspomnienia drukarza z działalności w ruchu socjalistycznym i zawodowym (W. 1933). Opublikował również artykuł pt. Lokaut garbarski w 1906 r. w czasopiśmie „Kronika Ruchu Rewolucyjnego w Polsce” (R. 3: 1937 s. 36-43) i Związek Zawodowy Drukarzy, zamieszczony w wydawnictwie „Z dziejów pracy i walki”, 1892-1947. „Księga Pamiątkowa..." (W. 1948), którego był redaktorem. K. był odznaczony Krzyżem Niepodległości, Złotym Krzyżem Zasługi’i in. Z małżeństwa z Heleną Olszewską miał córkę Wandę (zginęła w powstaniu warszawskim 1944) i syna Tadeusza (ur. 1910). Zmarł K. 10 VIl 1949 r. w Szklarskiej Porębie.

    Fot. w Arch. Zakł. Hist. Partii; — Hass L., Organizacje zawodowe w Polsce 1918-1939 (Informator), W. 1963; Orzechowski I., Kochański A., Zarys dziejów, ruchu zawodowego w Królestwie Polskim (1905-1918), W. 1964; Z dziejów pracy i walki. Związek Zawodowy Pracowników Przemysłu Poligraficznego Okręg Warszawa. Księga Pamiątkowa 1890-1947, W. 1948 s. 12-6, 18-39; — Socjaldemokracja Królestwa Polskiego i Litwy. Materiały i dokumenty, W. 1962 I cz. 2, II; — „Niepodległość” T. 8: 1933, T. 9: 1934; „Trybuna Ludu” 1949 nr 191 s. 5; „Z pola Walki” 1959 nr 1 s. 95, 224, 1963 nr 4 s. 748, 1965 nr 3 s. 803; „Życie Osiedli Warszawskiej Spółdzielni Mieszkaniowej” 1949 nr 9-10 s. 204 (fot.); — Arch. Zakł. Hist. Partii: teczka osobowa K-a sygn. 2961.

    Wiesława Toporowlcz

    /Polski Słownik Biograficzny. T. XIV/3. Z. 62. Wrocław-Warszawa-Kraków. 1969. S. 29-30./

    /Polski Słownik Biograficzny. T. XIV. Wrocław-Warszawa-Kraków. 1968-1969. [Reprint.] Wrocław. 1990. S. 29-30./

 

 

                                                                             Раздел IХ

                                                                       ВАЦЛАВ КОРАЛЬ

                                                                            (1876-1949)

    Вацлав Кораль [* Топорович В. Кораль Вацлав // «Польский биографический словарь. - Т. 14. -1968/1969. - С. 29-30.] был по профессии печатником. В 1900 г. вступил в СДКПиЛ. 17 ноября 1903 г. его приговорили к ссылке на 6 лет в Восточную Сибирь. 21 февраля 1904 г. он прибыл в Якутск, а 10 апреля достиг места назначения - Верхоянска. С 22 апреля по 31 июня 1905 г. жил в Якутске. Позже был переведен в Енисейскую губернию, но по дороге бежал. В Якутске в нем проснулась писательская жилка, и он послал в варшавские газеты корреспонденцию о последнем участке своего пути. Она вышла под инициалами В. К. в журнале “Огниво” (Р. 3. 1905. № 31. С. 704-705) под заглавием “С далекого Севера”. Конечно, Кораль не пропустил описания оленьей упряжки и якутской юрты, дал общие сведении о Якутске и Верхоянске. От него мы узнаем, что туда доходили следующие варшавские журналы: “Огниво”, “Голос”, “Вселенная” и “Правда”. Направляя корреспонденцию в легальные журналы, он умалчивал о нелегальных издательствах. В 1933 г. вышла его книга “Через партии, объединения, тюрьмы и Сибирь...”, которая содержит много материалов по истории рабочего движения и данных, касающихся периода заключения (например, об условиях жизни и отношениях между ссыльными). С другой стороны, книга эта представляет интерес и для этнографов. Там встречаются, правда немного, общие замечания о юрте и питании (с. 101), а также о кресте, обвешанном дарами, явно языческого происхождения (с. 107). Поэтому Кораль отмечен как личность, которая была в Якутии и писала в воспоминаниях о ней.

    /Витольд Армон.  Польские исследователи культуры якутов. Перевод с польского К. С. Ефремова. Москва. 2001. С. 158-159./

 

 

                                                             С  ДАЛЁКОГО СЕВЕРА

    После непродолжительного нахождения в Якутске, в марте 190... года мы тронулись с товарищем С. дальше на север, в Верхоянск, на расстояние около 900 верст. Сопровождал нас якутский казак, служа одновременно и переводчиком. Проехав по Верхоянскому тракту, представляющим узкую дорожку, вьющеюся среди тайги и гор, на которой не могут разминуться две нарты (нарта это узкие и длинные санки). Первые 250 верст мы ехали на лошадях, а уже далее начинается передвижение на оленях. В нарту запрягают по паре оленей и каждая пара привязывается к следующей нарте; таким способом образуется цепь из нарт и оленей. Весь караван ведет проводник, сидящий на первой нарте и управляющий первой нартой оленей с помощью длинной палки. На нарту обычно налаживают 5-6 пудов груза, хотя можно и в два раза больше, ежели олени не измучены и хорошо накормлены. Олень пробегает с легкостью 10-15 верст за час; он кормится преимущественно лишайником, так называемым оленьим мхом, поэтому к весне олени наиболее слабые, так как глубокий снег затрудняет им добывание. Расстояние между станциями, где передвижение происходит на лошадях, 30-40 верст, где же на оленях 60-100 верст. Станцией для путников служат юрты. Юрта это четырехугольное строение из круглых балок (уложенных вертикально) с наклоненными стенами и плоской крышей; а снаружи обмазана глиной с навозом (половина на половину). На зиму юрты обсыпаются снегом. Летом окна занавешивают от комаров полотном, а зимой вставляют пластины льда, что отлично защищает от холода. В исключительных только юртах в окнах есть стекло. Внутренняя обстановка юрты очень простая, вокруг нары для спанья, на середине камин, а в углу около нар столик.

    Во время этого пути первый раз мне пришлось ночевать в юртах. С начала не очень мне это было приятно, но понемногу свыкся, и даже очень привык, когда в течении своего нахождения в Верхоянске жил в похожих юртах. На ночлеге безмерно удивился, когда увидел, что якуты спят голые, хоть в юрте было холодно. Постелью им служили оленья шкура и одеяло из меха белых зайцев. На некоторых станциях якуты живут в юртах вместе со скотом, то тогда, воздух там для носа, непривычного к таким ароматам, невозможно выдержать. Такие юрты называют «хотонами». Во время одного из ночлегов я был свидетелем оригинального дикого пира. Тунгусам, живущим на этой станции, удалась охота, они убили дикого оленя. Положив его на землю и содрав шкуру, вся семья и гости обсели его вокруг, все с ножами в руках, резали и ели сырое мясо, высасывали мозг из кости. А когда уже наелись досыта, аж пот выступил, стали спать. Но что за контраст цивилизации с варварством! На другой день я видел, как тунгуска мылась мылом с фабрики «Pu...a», ибо об этом свидетельствовала марка фирмы.

    Чем дальше на север, край все более дикий и менее населенный. Согласно статистики, в якутском округе один человек приходится на 4,8 в. кв., а в наиболее населенных местах 10 человек на 1 в. кв. Верхоянский округ занимает пространство в два раза большее, чем Франция, а жителей насчитывается только около 12 000, и также приходиться 1 человек на 15¹/₂ в. кв. В якутском округе до реки Алдан, впадающей в Лену, еще занимаются земледелием, но далее все пробы сделанные в этом направлении не дают положительных результатов. Возле Верхоянска один из богатых и образованных якутов пробовал заняться земледелием: засеял ячмень, который первый год дал урожай. Но когда на второй год все пропало, бросил неблагодарный труд и на этом остановился, как тот «Уйбанчик» из повести Серошевского «На краю лесов». Неоднократно делали попытки политические ссыльные, но со схожим результатом.

    Во время пути не обошлось и без происшествий. Горные речки в некоторых местах промерзают до дна, а так как вода, текущая с верховьев, не может нигде продеться, выливается на лед и постепенно замерзает. Это явление местные жители называют «наледями». Ночью шел снег и закрыл эту наполовину замершую «наледь»; в этот же день образовалась новая, которую наш проводник, желая обминать, поехал по снегу. Внезапно под первой парой оленей ломается тонкий лед, и олени падают в воду по брюхо. Проводник и казак, не долго думая, соскочили в воду и после долгих усилий помогли оленям вылезти из этой западни, и тем самым уберегли нас от опасного купания. Выехав на безопасное место, переменили намоченные торбаза (сапоги из оленьей шкуры шерстью наружу) иначе замерзли бы ибо мороз под вечер доходил до 30^оС.

    - Не так давно – рассказывал нам наш казак, - в этих местах в похожей ситуации утонул проводник, везущий почту. Соскочил в воду, чтобы помочь оленям вылезти из нее, но его схватила судорога и не имел уже силы вылезти и там остался.

    4 апреля у нас был очень неприютный ночлег. Расстояние между станциями официально считалось 70 в., но якуты говорят, что правильнее около 120 в. Слабые олени не могли пробежать без отдыха этой дистанции; их необходимо было выпрячь и пустить на пастьбу. Из-за этого, в половине дороги, остановились в так называемой «поварни». Это юрта полная припасов не жилая, а, следовательно, отапливаемая только в то время, когда кто-либо из путников останавливается; при этом она без окон, ибо еще летом стекла, которые были в окнах, повыбивали медведи. Никто не позаботился о том, что бы хоть вставить кусок льда. Чтобы сделать хоть частично сносный ночлег мы заткнули окна одеждой. В камельке мы разожгли обильный огонь, постелив и укутавшись в шубы, легли спать. Однако ночью огонь, никем поддерживаемый, погас и всё тепло вышло через незакрытую трубу, в юрте сделалось так холодно, что аж все проснулись. По новой разожгли огонь, но спать уже не ложились, а начали собираться в дорогу, чтобы быстрей доехать до конца.

    После 14 дней утомительной дороги мы приехали в Верхоянск.

    Верхоянск расположен под 67^о93` широты и 133<sup>о</sup>23` вост. долг. (по Гринв.) в долине реки Яны, с правой стороны этой реки. Когда смотришь вокруг, то кажется, что долина вся является большим подворьем, а окружающие горы – высокими стенами. Весь город это куча беспорядочно разбросанных юрт; деревянных домов в «русском» стиле только пять; улиц совсем нет, а вместо них тропинки от юрты к юрте, которые вытоптали сами жители. Жителей около 300 душ, преимущественно якутов и объякученных казаков. К нездешнему населению причислить можно администрацию и «политических». Поляков 6 душ.

    Цены на необходимые продукты представляются так: пуд ржаной муки крупного помола 5-6 руб., пуд крупчатки 10 руб., фунт хлеба крупного помола 13 коп., фунт риса или перловки 40 коп., фунт сахара 45 коп. и есть он сейчас только у одного купца, который поднял его цену до 50 коп., а подымет и до 1 руб.; чай, так назыв. «кирпичный», - 1,20 руб. за кирпич (2²/₈ ф.), масло 50 коп. фунт, бутылка молока летом 5 коп., а зимой (замороженное в круги) 1,5-2 руб. пуд. Относительно еще дешевым бывает мясо, ежели пуд коровьего, лошадиного или оленьего стоит 3,50 руб. зимой, а летом доходит до 6 руб. О фруктах и овощах ничего даже и думать ибо их тяжело доставлять: летом из-за отсутствия колесной дороги, а зимой из-за сильных морозов. Для воды нужно покупать лед. За воз – 6-7 кусков – 10 коп. За наем юрты платится обычно 1-1,50 руб. ежемесячно. Сажень дров обычный (не кубический) 2 руб. Лед для воды и дрова нужно заготовлять зимой в запас на лето.

    Верхоянск по причине своего особенного географического расположения является самым холодным местом на земном шаре, ибо морозы доходят до 70^оС на поверхности земли. Температура в 1894 г. согласно здешней метеорологической станции была такая: в марте наивысшая –5,6^о, наинизшая –44^о; в апреле наивысшая +2,2, наинизшая -39,3; до половины мая лежал снег, а наивысшая температура была +24,2^о на солнце, +13,5^о в тени, наинизшая –24,7^оС. 9 июня река Яна очистилась ото льда, а 21 ^го лишь исчез лед с озера Сарданах. В июле и начале августа тепло доходило до 48^о на поверхности земли, в воздухе до 33^о. Резкие смены температуры днем и ночью довольно часты; напр. 1 июля был мороз 2^о а 16 июля 7^оС на земле. Снег выпал 24 июня и 16 июля. Дожди тут очень редкие гости. В сентябре уже начались холода: 4 ^го позамерзали лужи и начал падать снег, а 12 ^го мороз  дошел до 16^оС, и с каждым днем становился все крепче, зима завластвовала на всю полноту. 3 октября замерзла река. Наибольшие морозы бывают в декабре и начале января; в этом году в январе доходили до 63^оС в воздухе, и 66 на поверхности земли.

    Во время сильных морозов нет ни малейшего ветра, над землей стоит туман, в воздухе часто раздается звук, издаваемый лопаньем земли либо льда на озерах. Страшную и мрачную эту пору дополняет еще сильней однообразная полярная ночь, продолжающаяся без перерыва 40 дней, т.е. от 4 декабря до 13 января. Солнце не показывается тогда совсем, а только около полудня на южной стороне неба светит заря выходящего и заходящего солнца, которое продолжается около 32 часов. Около полуночи зимой почти как днем светится великолепное северное сияние. Летом на протяжении 3 месяцев ночью видно как днем, а через 40 дней солнце не сходит с горизонта.

    Почта приходит здесь раз в месяц. Зимой, более менее регулярно, во второй половине каждого месяца, но весной и летом ее нужно ожидать по 2-4 месяца и то ее еще часто доставляют подмоченной, ведь летом сообщение происходит верхом, а при переправе через многочисленные реки и озера в брод, это случается постоянно.

    Подлинно можно сказать, что это мир «заколоченный досками» от света. И в этом «медвежьем» углу живут «политические преступники» называемые местными жителями «государственными». Но жизнь их при выше описанных условиях не относятся к приятной. Официального пособия получают по 15 руб. в месяц, но за такие деньги при такой дороговизне никаким способом выжить невозможно. Из-за этого все вынуждены заниматься всем, что только относиться к домашнему хозяйству. Более живут как настоящие Робинзоны. Летом занимаются рыболовством и охотой, а зимой каждый убивает время как может. Это нудно и монотонно. Жизнь еще заполняется книгами и периодикой. Из польской периодики в 1904 г. были: «Ogniwo», «Głos», «Wszechświat», «Prawda». Наиболее интереснейшая и ожидаемая минута для «политического» является приход почты. Поэтому, то ли днем, то ли ночью, все спешат чтобы как побыстрее взять ее в руки и узнать, что происходит на родине и широком свете. Но все известия доходят сюда в то время, когда Европа давно о них забыла.

    Сегодняшняя «политическая колония» насчитывает 9 душ; 5 россиян, 3 поляка и 1 еврейка.

    В. К.

    /Ogniwo. Warszawa. Nr 31. 23 lipca (5 sierpnia) 1905. S. 704-705./

 

ЎЎЎ 2. Лютаньня Гіжыжка. Дасьледчык Паўночнай Азіі Караль Багдановіч. Сш. 2. Койданава. "Кальвіна". 2021.

 

                                            НЕКОТОРЫЕ СВЕДЕНИЯ О ХОДЕ РАБОТ

                                  ОХОТСКО-КАМЧАТСКОЙ ГОРНОЙ ЭКСПЕДИЦИИ

                                         ГОРНОГО ИНЖЕНЕРА К. И. БОГДАНОВИЧА

                                                           Горн. Инж. Л. А. Ячевского.

    Благодаря вниманию г. директора Горнего Департамента Н. А. Денисова горный инженер Л. А. Ячевский имел возможность ознакомить членов общества горных инженеров, как с ходом работ экспедиции К. И. Богдановича, так и с главными ее практическими результатами.

    Кроме материалов, полученных из Горного Департамента, были утилизированы и письма Богдановича к Н. В. Мушкетову, любезно предоставившего их в распоряжение докладчика.

    Сообщение сопровождалось объяснениями по карте десятиверстного масштаба, и фотографическими снимками присланными К. И. Богдановичем.

    Среди материалов, уже доставленных Богдановичем в Горный Департамент, необходимо отметить копию составленной им карты, обнимающей горную страну, прилегающую к Охотскому морю на пространстве от Николаевска на Амуре до Аяна.

    1 октября 1895 года, К. И. Богданович вместе со своим помощником штабс-капитаном Н. Н. Лелякиным прибыли в Николаевск на Амуре, избранный К. И. начальным пунктом исследований.

    Богданович рассчитывал в течение осени, до выпадения глубоких снегов, пройти в Удский острог и исследовать таким образом прибрежную полосу между Николаевском и устьем Уды, но в Николаевске ему пришлось столкнуться с целым рядом существенно важных внешних затруднений.

    Несмотря на предварительные сношения, Богданович не нашел в Николаевске ни тунгусов, ни оленей, а жители Николаевска, чуть ли не поголовно заинтересованные в золотом деле, поняв превратно правительственное распоряжение о закрытии некоторой части Удского края для частной золотопромышленности, отнеслись к экспедиции крайне недоброжелательно, даже враждебно.

    Груз экспедиции, превышавший 250 пудов, требовал более 100 штук оленей и соответственного числа пастухов тунгусов. Собрать такой обоз оказалось весьма не легким, и Богданович должен был употребить на это целых три месяца, при чем по необходимости пришлось груз экспедиции отправить окольным путем через Бурукан. Желание Богдановича прорезать этот неизведанный край по новому совершенно пути, среди наиболее видных, казалось бы, и наиболее интеллигентных представителей местного общества, получило кличку «легкомысленного предприятия».

    Предоставленный совершенно самому себе, Богданович должен был предпринять ряд поездок в окрестности Николаевска, и счастливая встреча с тунгусами вывела его, наконец, из затруднительного положения.

    На обычном собрании тунгусов на озере Орел Богданович довел свой обоз до 87 штук оленей и 14 января выступил по направлению на Чумукан.

    Время, проведенное им в Николаевске, не пропало даром, он изучил окрестности этого города и между прочим исследовал и разведал месторождение бурого железняка, описанное раньше горн. инж. Боголюбским и Бацевичем. «Месторождение это подчинено новейшим, по-видимому, постплиоценовым образованиям, и представляет скопления, местами значительные (мощностью до 2 саж.) и плотные, натеков и желваков Бураго железняка в глинисто-песчаных отложениях, прикрывающих коренные выступы порфиров или быть может мелафиров». По заключению Богдановича, благонадежность и значение этого месторождения были сильно преувеличены.

    Точно также был исследован возникающий золотопромышленный район около озер Орел и Чля.

    Переход от озера Орел до Чумукана на протяжении 538 верст был совершен в 29 дней и представляет истинный подвиг. Морозы достигали — 45° С., рыхлый снег глубиною до 2 аршин крайне затруднял движение, и олени проваливались в нем до самой почвы. Передовых оленей приходилось постоянно менять: каждый из них не был в состоянии пройти по целику более 50 шагов.

    Богданович весь путь сделал на лыжах. Глубокий снег скрывал все то, что было под ногами, но за то, благодаря снегу, Богданович на лыжах сравнительно легко достигал отдельных утесов, до которых летом не всегда можно добраться и, таким образом, собрал материал, позволяющий осветить геологическое строение побережья от Николаевска до Чумукана.

    Орографический характер пройденной местности описан Богдановичем следующими словами.

    «Широкие речные долины с их частыми, болотистыми летом мáрями, покрытыми редким листвяком; мягких очертаний горы, покрытые по ложбинам непроходимо густым лесом и нередко переходящие в крутые оголенные, иногда смелых резких контуров, группы и хребтовидные гряды, сменяли друг друга на нашем пути длинной вереницей, чередуясь с открытыми морскими бухтами. Море, в одних местах разобщив с материком значительные его части, усеявшие прибрежье группами островов, в других местах заняло длинные и относительно узкие продольные долины между горами, сохранившими за собой до сих пор характер хребтов. Так миновали мы Усалгинский, Ульбанский и Тугурский заливы, пересекая низкими перевалами хребты, протянувшиеся в море длинными полуостровами; с высоты перевала Альского хребта (высотою до 4,000 ф.) взглянули на группу Шантарских островов и берегом (лайдами), совершенно открытой от льда, Удской губы пришли 11 февраля в Чумукан.

    Из числа геологических фактов Богданович приводит некоторые данные относительно Альского хребта, составляющего, по его мнению, продолжение Малого Хингана, и образующего водораздел, с одной стороны между системою Амгуни, а с другой — Селимжи, Буреи и Нимана. Хребет этот состоит из гранитов, сопровождаемых сиенитом и обширных массивов порфирита, и к ним на NО примыкает свита черных глинистых сланцев, продолжающихся непрерывно до моря. Здесь на р. М. Маймасын была поставлена незначительная разведка на золото, давшая, впрочем, отрицательные результаты.

    Не доходя до Чумукана, Богданович получил известие, что подрядчик, обязавшийся доставить груз до Чумукана, отказался исполнить принятое на себя обязательство и что, только благодаря содействию управления Амгунской компании, груз доставлен до Буракана.

    Богдановичу не осталось делать ничего другого, как самому на лыжах в сопровождении трех тунгусов отправиться более чем за 300 верст и каким-нибудь способом доставить груз на Чумукан.

    Перевозка экспедиционного груза обошлась в 3,500 руб., и эта одна цифра может служить мерилом тех трудностей, с какими приходится бороться экспедиции.

    Чумукан — местность на устье Уды, куда перенесена церковь и фактория с б. Удского Острога, представляет крайне неприветливый уголок. Постоянные ветры, пурги делают жизнь в Чумукане мало привлекательною, а по обилию выпадающего здесь снега, Богданович, в параллель к полюсу холода, называет этот край полюсом снега.

    Все производившиеся до настоящего времени поиски золота ограничивались правыми притоками Уды; в систему левых ее притоков не заходила ни одна партия. Богдановичу предстояло прежде всего выяснить геологический характер этой области, и свою экскурсию он описывает следующим образом.

    «После суровой снежной зимы 1895-96 года, в Удском крае наступила поздняя весна, по обыкновению, отличающаяся здесь сильными снежными метелями. С половины марта до половины апреля снежные пурги изредка лишь перемежались ясными днями, и я принужден был выжидать более благоприятного времени для экскурсии на левые притоки Уды. 14-го апреля я выступил с несколькими людьми без проводника, решив пройти из Чумукана поперек всех цепей Станового хребта до водораздельного Джугджура. Путь был намечен следующий: по реке Туткану (левому притоку Уды) перевалить на вершины р. Немерикана (лев. приток Уды), оттуда выйти на правые верхние притоки реки Яны, или Джаны (один из наиболее значительных левых притоков Уды), достигнуть Джугджура, выйти на вершины р. Кыранчана, которой спуститься на р. Кыран и по ней и берегом моря вернуться в Чумукан. Такой геологический маршрут является наиболее целесообразным для исследования полосы гор, о которых имелись лишь отрывочные сведения Меглицкого. Счастье и удача меня сопровождали от начала до конца. Чумуканские тунгусы могли довести меня только до вершины р. Туткана, а далее я шел, выбирая дорогу и перевалы, соображаясь лишь с геологическими данными и общим заданным себе направлением».

    «Через 10 дней пути я вышел на вершины р. Яны; из 9 оленей один пал, двое отказались нести вьюки; если бы не счастье найти по одному из левых притоков Яны свежие следы тунгусов, трудно сказать, как бы мы вернулись назад. Найдя одну семью тунгусов, я заменил у них своих измученных оленей и нашел проводника, выведшего нас вдоль Джугджура на вершины р. Кыранчана и р. Маймакана Ленского бассейна. Приближалась весенняя распутица; реки начали взламывать лед; приходилось торопиться. Пришлось бросить лыжи, и последние 60 верст по р. Кырану мы брели все время по колена в воде, иногда погружаясь в ледяную воду до пояса. 1 мая я вернулся в Чумукан, сделав в 17 дней пешком более 400 верст. Трудна была эта экскурсия, но все лишения и трудности были вознаграждены богатыми собранными геологическими и географическими материалами, а в настоящую минуту я счастлив сообщить, что лишь благодаря этой экскурсии удалось осветить условия нахождения золота в районе, где самое присутствие его едва подозревалось или даже вовсе отрицалось. На основании геологических соображений, я выбрал для разведки долину р. Артыха, правого притока р. Яны в 100 верстах от Чумукана, в области контакта гранитно-сиенитового массива второго, параллельного Джугджуру, хребта с поясом гнейсовых и роговообманково-сланцевых пород. 5 мая двое моих горнорабочих были отправлены с возвратными оленями тунгуса, найденного нами в вершинах р. Яны, для заложения шурфов на обозначенном мною месте. Им была дана инструкция во что бы то ни стало, хоть одним шурфом, достигнуть постели речных отложений и выяснить, таким образом отношение к золоту упомянутой группы пород.

    Система Станового хребта представляется в пределах так называемого Удского края, т. е. по обе стороны р. Уды, сложной системой хребтов, более или менее резко обособляющихся лишь на незначительных пространствах. С высоты водораздельного Джугджура на обширном горизонте открывается целое море возвышенностей, среди которых до левого берега Уды (или Уди) поднимаются обособленными только два хребта, один в вершинах Немерикана и правых верхних притоках р. Яны (Джаны), другой в вершинах р. Туткана (левого притока р. Уды). По правую сторону р. Уды выделяются более резко также два, хребта, один Тыльский, между реками Таромом и Тылом, другой Альский водораздел. Далее по правую сторону р. Тугура следуете целый ряд новых хребтов, разделяющих Удский край и Приамурье, т. е. две географические единицы, в смысле различного сочетания физико-географических и геологических условий. В нескольких словах трудно охарактеризовать взаимные отношения этого ряда хребтов и их отношения к Джугджуру, и над этим придется еще поработать немало; едва ли мне удастся выяснить эти отношения на основании только своих ограниченных исследований. Замечательна орографическая и, по всей вероятности, геологическая разница между этим склоном Станового хребта и склоном, питающим гигантскую систему Лени. Если с высот Джугджура на стороне Уды обнаруживается сложная система тектонических возвышенностей, то на стороне Ленского бассейна обнаруживается где-то низко лежащая бесконечная сеть проточных вод, изрезавших по всем направлениям мягких очертаний высоты, сливающиеся, при рассматривании их с высоты 4-5 тысяч футов, в пологую равнину под покровом непроходимой тайги. С высот Джугджура как бы само напрашивается определение морского склона Станового хребта, как системы горных цепей, и склона Ленского, как нагорья.

    Хребет в вершинах р. Немерикана к юго-западу можно проследить в хребет, разделяющий среднее течение р. Уды и ее самый крупный левый приток р. Маю, или Половинную. Как ни замаскирован этот хребет к NО от вершин Немерикана то отклонениями вплотную к Джугджуру, то появлением высоких горных групп, отчасти иного орографического простирания, но этот хребет, называемый мною вторым параллельным Джугджуру хребтом, можно проследить, как он и прослежен нами, до параллели Аяна. Третий, называемый мною Приморским хребтом, впервые осмотренный мною в вершинах р. Туткана, простирается вдоль берега моря от Чумукана до Аяна под разными названиями (Саладжак, Ниадала) и закрывает со стороны моря своими дикими скалистыми вершинами остальные части системы Станового хребта, отличающиеся уже более мягкими и спокойными формами своих гребней. Этот третий хребет значительно более обособлен, чем второй, и во всех своих частях, при своей относительной узости, менее доступен, чем второй и Джугджур. Второй хребет, Немериканский, представляет в свою очередь весьма сложное геологическое целое, как бы зажатое между водораздельным Джугджуром и третьим Приморским хребтом. Не мотивируя здесь своего мнения, я выскажу только предположение, что второй хребет составляет остатки наиболее древнего поднятия северо-восточного простирания (NО 80° — 60°), смятого последующими движениями, сопряженными с обособлением Джугджура, который в свою очередь под влиянием такого древнего массива получил характеризующие его частые отклонения от непрерывного NО простирания; третий хребет по всей вероятности, представляет результаты третьего по времени движения с простиранием NNО, обнаружившегося значительными нарушениями орографической целости в системе Станового хребта, которые обусловливали во многом и ее нынешнюю конфигурацию. В геологическом составе рассматриваемой системы хребтов преобладают исключительно массивно-кристаллические породы, быть может, во всем их разнообразии. Не останавливаясь на описании геологического состава, можно лишь заметить, что каждый из различаемых мною хребтов отличается и некоторой, характерной для каждого из них, совокупностью пород; так, для второго хребта такой совокупностью являются роговообманковые граниты и гнейсы и сиенит; для Джугджура иного состава граниты и гнейсы и ортоклазовые порфиры; для третьего — граниты и группа диоритово-порфиритовая (может быть и диабазы). Осадочные образования существенно отсутствуют в составе этих трех хребтов; самое подчиненное развитее имеют и кристаллические сланцы, из которых до сих пор замечены лишь однажды в пределах второго хребта слюдяные сланцы и связанные с ним кварциты. Осадочные образования — глинистые и кремнистые сланцы, кварциты, песчаники, конгломераты и известняки появляются только по берегам моря, сопровождая склоны третьего хребта. В этой свите пород найдены окаменелости при устье р. Быронджи (в области отрогов Альского водораздела; это местонахождение упоминается уже Меглицким) и в Аянской бухте. Пластинчато-жаберные и белемниты (отчасти также развернутые аммониты) при устьях р. Быраджи указывают скорее всего на юрский возраст включающих их образований. В Аянской бухте хотя обильные, но плохие остатки пластинчато-жаберных и брахиопод вместе с белемнитами и развернутыми аммонитами; некоторые формы из пластинчато-жаберных, по-видимому Pecten и Моdiola, очень напоминают остатки, описанные проф. Лагузеном из Иноцерамовых слоев Оленека и Лены; другие же напоминают Рseudomonotis и Avicula, обыкновенные в триасовых отложениях севера Сибири. К этой же группе мезозойских отложений относятся и слои с растительными остатками, распространенные по берегам Охотского моря между Чумуканом и Аяном.

    Из этих сочетаний я обратил особенное внимание в пределах второго хребта на пояс соприкосновения его гранитно-сиенитового массива и гнейсово-роговообманковых пород (на NО склоне хребта); явления сильной метаморфизации пород, обнаруживающиеся в положительном преобладании роговообманковых пород, в появлении хлоритово-роговообманковых сланцевых пород и жил кварца при общей развитой сланцеватости пород, остановили здесь мое внимание и послужили поводом к заложению на р. Артык, правом притоке р. Яны, нескольких шурфов. Благодаря вечной мерзлоте почвы, удалось пробить (2 рабочими) к концу мая один из шурфов до глубины 26 четвертей, на которой и был встречен так называемый надпласток с богатыми знаками золота; проба с двух ковшей дала более 1½ долей золота, так называемого здесь весового, без каких-нибудь пылевых знаков.

    «Очевидно, открытие здесь золота должно было осветить для меня те потемки, в которых до тех пор мы здесь находились. На пути в Аян я поставил своей задачей прежде всего проследить оба склона второго параллельного Джугджуру хребта. Предположения мои о связи золота с гранитно-сиенитовыми и гнейсово-роговообманковыми породами именно второго хребта блестяще подтвердились. Удалось доказать присутствие золота на обоих склонах этого хребта и в то же время ни разу не удалось найти знаков золота (чаще всего ни золота, ни шлиха) ни в области третьего хребта, ни пока в области собственно Джугджура. Находя знаки золота часто под самой тропой, даже под старыми остовами урасы кочующих там изредка тунгусов, мы доказали таким образом присутствие золота по речкам пяти речных систем: Яны (р. Артын), Кырана (Айкангра), Немуя, Муте и Лантара на тринадцати отдельных площадях. Связь здесь золота со вторым хребтом, а не водораздельным, и характер пород (граниты, сиениты, гнейсы и роговообманковые сланцы) напоминают, мне кажется, условия нахождения золота в Амурских бассейнах, напр., по левым верхним притокам Амура и по Зее.

    Оправдается ли такое геологическое сопоставление и богатствами запасов золота или же при чрезвычайном распространении здесь золота запасы его окажутся относительно скудными (пласты тонкие или со слабым средним содержанием), — надеюсь выяснить начатыми уже разведочными работами в долине р. Лантана в 120 верстах от Аяна».

    В конце сентября Богданович на пароходе отправился в Охотск, с тем, чтобы зимою пройти на оленях обратно в Аян.

    Такое направление маршрута пришлось выбрать в виду невозможности собрать в Аяне надлежащее число оленей и получить сведущих вожаков.

    Зиму 1896 97 года Богданович проведет в Аяне и употребит на выяснение степени золотоносности Немериканского хребта.

    Ближайшим помощником Богдановича по производству разведок состоит горный инженер Кишенский, а натуралистом — врач Олюнин, отправившийся уже для исследования на западное побережье Камчатки.

    Общество Горных Инженеров, выслушав сообщение о ходе работ своего сочлена К. И. Богдановича, единодушно поручило правлению общества послать ему от имени общества приветственную телеграмму.

    [С. 57-65.]