ЎЎЎ 5-1. Кэскілена Байтунова-Ігідэй. Эдуард Пякарскі складальнік слоўніка якуцкай мовы. Ч. 5. Дад. 1. Койданава. "Кальвіна". 2025.

 

                                                                       ВВЕДЕНИЕ

    В этом году общественность Республики Саха (Якутия) отмечает 150-летие со дня рождения Эдуарда Карловича Пекарского, человека необыкновенной, легендарной судьбы. Он, будучи в якутской ссылке, сумел войти в число выдающихся ученых с мировым именем. Будущим исследователям не раз придется обращаться к феномену Пекарского.

    Если не считать первых кратких заметок о работе Э.К. Пекарского над «Словарем якутского языка», то более подробные сведения о его научной деятельности были приведены в статьях академиков В. Л. Котвича, А. Н. Самойловича, членов-корреспондентов С. Е. Малова, Н. Н. Поппе, М. К. Азадовского (1). Краткое описание жизни и деятельности Э. К. Пекарского и С. В. Ястремского есть в книге Е. И. Убрятовой «Очерки истории изучения якутского языка» (2). Значительный вклад в исследование жизни и деятельности Э. К. Пекарского внесла научно-практическая конференция, посвященная 100-летию со дня его рождения. Сборник научных трудов по итогам конференции вышел в свет в 1958 г., в него вошли статьи крупных специалистов по языку, фольклору и этнографии (3). Например, в статье проф. Л. Н. Харитонова указывается, что «для изучения истории якутского языка в словаре особенную ценность представляют старинные и редкие слова, сохранившиеся в фольклоре, в устойчивых словосочетаниях и местных говорах, а также связанные с древним бытом, верованиями, обычаями и обрядами». По словам известного фольклориста И. В. Пухова, «основная и огромная заслуга Э. К. Пекарского в области изучения якутского фольклора заключается в сборе и обработке громадного и ценного материала, изданного в его „Образцах” и в „Словаре якутского языка”» (4). Лауреат госпремии СССР, д.и.н. И. С. Гурвич статью «Э. К. Пекарский как этнограф-якутовед» завершил словами: «Имя Э. К. Пекарского по праву должно занять свое место в истории отечественной этнографии». Далее назовем статьи проф. Ст. Калужинского «Эдвард Пекарски и Вацлав Серошевски как исследователи верований» (1964 г., на польском языке) и И. В. Пухова «Работа Э. К. Пекарского над текстами олонхо „Строптивый Кулун Куллустуур” (к проблеме научного редактирования эпического текста)».

    В 1977 г. на польском языке вышла книга Витольда Армона, где Эдуарду Пекарскому был посвящен отдельный раздел (5). Книга В. Армона воссоздает объективную картину пребывания Э. К. Пекарского в якутской ссылке и освещает его вклад в изучение материальной, духовной культуры и быта якутского народа. Хочется отметить то место из книги, где автор пишет о связях Пекарского с польскими научными учреждениями: «Контакты с польской наукой Пекарский установил благодаря двум младшим петербургским коллегам, позже львовским профессорам: Яну Чекановскому и Владиславу Котвичу. Его старый коллега из Музея антропологии и этнографии, проф., доктор Я. Чекановский вспоминал, что Пекарский говорил по-польски чисто и подписывался на польскую газету. Проф. д-ру В. Котвичу выпала роль проводника Пекарского в польскую науку. Он печатал работы Пекарского в „Рочнике ориенталистычны” („Вестник востоковедения”), по его предложению в 1928 г. Польское ориенталистическое общество приняло Пекарского почетным членом. Пекарский в переписке с Котвичем выражал свою глубокую радость от того, что, „наконец, его работы начинают появляться на родном языке”» (6).

    В 1972 г. Е. И. Оконешников защитил кандидатскую диссертацию на тему «Э. К. Пекарский как лексикограф», которая была издана в 1982 г. В ней рассматриваются лексикографические особенности словника, методы и приемы разработки лексических значений слов и принципы подачи обширного иллюстративного материала «Словаря якутского языка» (7). Высококвалифицированный лексикограф профессор П. А. Слепцов пишет следующее: «„Словарь якутского языка” Э. К. Пекарского представляет собой уникальное явление в мировой тюркологии и до сих пор не имеет себе равных как по полноте и разнообразию языкового материала, так и по высочайшему уровню его лексикографической обработки, точности и полноте раскрытия значения слов, всей лексико-семантической, морфологической системы языка, широте сравнительного материала, этнографических, фольклорных данных» (8).

    Предлагаемое вниманию широкого читателя научно-популярное издание вкратце освещает жизнь и деятельность почетного академика АН СССР Эдуарда Карловича Пекарского. Книга состоит из введения, четырех глав и заключения. Кроме того, в Приложении приводится наиболее полная библиография работ Э. К. Пекарского и литературы о нем.

    Первая глава посвящается описанию революционной, общественной и научной деятельности Э. К. Пекарского. Особенно подробно освещается его пребывание в якутской ссылке, где, будучи «государственным преступником», он смог завоевать такой авторитет и влияние, что с ним считались не только местные князцы, но и областная администрация. Достаточно полно раскрывается непростая жизнь Э. К. Пекарского, целиком и полностью отданная служению науке; сообщается об активном участии в создании «Словаря якутского языка» представителей местной интеллигенции и известных ученых Российской академии наук. В главе приводятся неизвестные ранее данные относительно личной жизни Эдуарда Карловича и жизни его сына — Николая Пекарского.

    Во второй главе показывается деятельность Э. К. Пекарского как фольклориста и этнографа. Раскрываются его неоценимые заслуги в собирании, редактировании и издании «Образцов народной литературы якутов», заложивших основы якутской фольклористики и способствовавших зарождению якутской художественной литературы. Э. К. Пекарский как этнограф имел широкий круг интересов: общественный строй якутов, домашний и семейный быт, юридическое и обычное право, земельные отношения, обряды и традиции. В своих статьях он фиксировал богатый, добротный фактический материал, к которому неизменно обращаются современные исследователи-этнографы.

    В третьей главе автор с новых позиций подходит к определению типа «Словаря» Э. К. Пекарского. По его мнению, этот «Словарь» нельзя назвать ни переводным, ни толковым, ни этимологическим и ни энциклопедическим, хотя ему присущи лексикографические признаки всех этих типов словарей. Только такой словарь-копилка, словарь-сокровищница мог достаточно точно и полно отразить в синхронном срезе бесписьменное состояние живого народного языка в том виде, в каком он бытовал в XIX и нач. XX столетий в устах его носителей. На протяжении всей работы говорится о вкладе каждого, кто принимал участие в создании «Словаря», о роли и помощи В. М. Ионова и Дм. Дм. Попова (9).

    В четвертой главе представлена небольшая часть богатого эпистолярного наследия Э. К. Пекарского. Во-первых, невозможно было охватить все письма, хранящиеся в разных архивах. Во-вторых, в то время существовала строгая цензура, многие репрессированные еще не были реабилитированы. Из-за жестких условий тех лет некоторые наши записи оказались сокращенными или фрагментарными. Тем не менее они свидетельствуют о тесных деловых, творческих и научных контактах Э. К. Пекарского с представителями якутской интеллигенции. Его эпистолярное наследие ждет будущих исследователей.

    В 1969-1971 гг. автору удалось поработать в фондах Петербургского филиала архива РАН, Петербургского филиала Института востоковедения РАН, Географического общества РФ (г. Санкт-Петербург), Центрального государственного архива литературы и искусства (г. Москва), Государственного архива Иркутской области (г. Иркутск), архива ЯНЦ СО РАН (г. Якутск). Собранные в те годы архивные материалы использованы в книге (10).

    Автор выражает искреннюю благодарность рецензентам, доктору филологических наук Н. Н. Ефремову, кандидатам филологических наук А. Г. Нелунову, И. П. Павловой, рекомендовавшим рукопись к печати, и всем коллегам, принимавшим активное участие в ее обсуждении, а также создателю музея Игидейской средней школы Таттинского улуса, энтузиасту-исследователю жизни и деятельности Э. К. Пекарского Николаю Ильичу Лопатину.

                                                                             Глава I

                       СТРАНИЦЫ ИЗ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Э.К.ПЕКАРСКОГО

                                                       Революционная юность и арест

    Эдуард Карлович Пекарский родился 25 октября 1858 г. на хуторе Петровичи Игуменского уезда Минской губернии в семье разорившихся дворян (1). Отец, управляющий имением одного из местных помещиков, рано овдовел и отдал ребенка двоюродному деду Ромуальду Пекарскому. По воспоминаниям, дед был человеком своенравным, скупым и с тяжелым характером. Он не имел своей семьи, за его домом следила сестра — очень сварливая женщина. О детских годах Пекарского подробных сведений не сохранилось, лишь его отрывочные воспоминания. Известно, что, состоя на иждивении деда, он учился сначала в Мозырской, Минской, Таганрогской, а затем в Черниговской гимназиях (2).

    Первые революционные умонастроения зародились в нем в Таганрогской гимназии, где учащиеся увлекались чтением произведений В. Белинского, А. Герцена, Д. Писарева, Н. Чернышевского и другой нелегальной литературы. Им нравилось с молодым задором петь революционные песни, призывающие отдать все силы для счастливого будущего простого народа:

                                                     Светает товарищ, работать давай,

                                                     Работы усиленной требует край!

                                                     Работать руками, работать умом,

                                                     Работать без устали днем и ночью! (3)

    В Черниговской гимназии Э. Пекарский состоял в тайном кружке и вместе с другими его членами распространял среди гимназистов сочинения Д. Писарева, Н. Чернышевского, народническую газету «Вперед», журналы «Современник» и «Русское слово». В феврале 1877 г. он с близкими друзьями покинул гимназию, чтобы «идти в народ», т. е. просвещать его в революционном духе.

    Осенью того же года Э. Пекарский поступил в Харьковский ветеринарный институт. В Харькове, будучи членом тайного кружка прогрессивной студенческой молодежи, он активно занимался пропагандой народнических идей. В конце 1878 г. он примкнул к обществу «Земля и воля». К тому времени вспыхнули студенческие волнения. За активное участие в них Пекарского исключили из института без права поступления в высшие учебные заведения. Харьковский окружной суд приговорил его к административной ссылке в Архангельскую губернию. Однако приговор не был исполнен, так как Пекарский с помощью товарищей смог скрыться. В журнале «Каторга и ссылка» [* Здесь и далее библиографический список работ Э. К. Пекарского и о нем см. в Приложении.] он напечатал отрывки из воспоминаний о товарищах тех времен по обществу «Земля и воля». Когда Эдуарда Пекарского как участника студенческих волнений преследовала полиция, его прятал у себя дома Федор Михайлович Снегирев. Затем он направил Пекарского в г. Тамбов к другу М. В. Девелю, руководителю тамбовского кружка народников-пропагандистов, с соответствующей рекомендацией. М. В. Девель в свою очередь помог Пекарскому устроиться на работу под другим именем и отчеством: вместо Эдуарда Карловича он стал Иваном Кирилловичем. Под новым именем Пекарский работал сельским писарем и одновременно вел революционную пропаганду среди крестьян Тамбовского уезда. Вскорости полиция напала на его след. Узнав о предстоящем аресте, Пекарский скрывается сначала в Тамбовской области, затем под вымышленной фамилией Толунин уезжает в Москву. Как Николай Иванович Толунин, он нелегально проживал в дачных домиках со студентами Петровско-Разумовской (ныне Тимирязевской) сельскохозяйственной академии. 24 декабря 1979 г. по доносу Пекарский был арестован и около года просидел в одиночной камере Бутырской тюрьмы.

    Дело его разбиралось в Московском военно-окружном суде. Обвинительный акт по делу Пекарского был напечатан в «Московских ведомостях» (от 12 января 1881 г., № 12), где говорится: «10 и 11 января рассматривалось дело дворянина Эдуарда Карловича Пекарского, обвиняемого в принадлежности к противозаконному обществу, имеющему целью ниспровержение существующего государственного и общественного порядка, распространение книг преступного содержания, а также в том, что состоял в преступных сношениях с государственными преступниками Л. Н. Гартманом и Черниговским». Суд приговорил Пекарского к 15 годам каторжных работ на рудниках и одновременно обратился с ходатайством к московскому генерал-губернатору о смягчении приговора и снижении срока на 4 года. Московский генерал-губернатор, принимая во внимание молодость, легкомыслие и болезненное состояние подсудимого, заменил каторгу «на поселение в отдаленные места Сибири с лишением всех прав и состояния». В феврале того же года Пекарского перевели в Вышневолоцкую этапную тюрьму. Оттуда под конвоем он пошел обычной дорогой осужденных в Сибирь и только по прибытии в Иркутск узнал, что его направляют в Якутскую область.

 

 

    Морозным декабрьским днем 1881 г. в далекий наслег Ботурусского улуса в сопровождении конвоя казаков был привезен «государственный преступник» и водворен для «вящего наблюдения» за ним в юрту наслежного схода. Это и был двадцатитрехлетний Э. К. Пекарский.

    Ссылка Пекарского в Якутию вызвала большой переполох на его родине. Родственники и близкие, в том числе отец и дед, отреклись от него, чувствуя себя обманутыми в ожиданиях будущей блестящей карьеры способного юноши и посчитав его потерянным для жизни. На первых порах Пекарский очень нуждался в помощи. Родные на письма ссыльного не реагировали, с их стороны не было оказано ни материальной, ни моральной поддержки. В письме к родным от 22 февраля 1883 г. он признается, что «если бы не якуты, я должен был пропасть с голоду». После его отъезда из дома отец женился, на свет появились две девочки и мальчик. В письме от 2 мая 1894 г. читаем: «Когда я был маленьким, я очень сожалел, что у меня нет ни брата, ни сестры; теперь у меня брат и две сестры, но, к сожалению, мне, быть может, не удастся их увидеть. По всей вероятности, раньше окончания печатания словаря мне нечего думать о возвращении на родину, если даже будет получено на то разрешение, ибо нельзя бросить работу, на которую потрачено 13 лет лучшей поры жизни» (4).

    В то же время он очень хотел побывать в родных местах, встретиться с родственниками, которых не видел с 1873 г. Он не терял надежду на то, что рано или поздно возвратится в Россию и первым долгом явится на родину, увидится с отцом, мачехой, своими сестрами и братом. Но в письме родным от 26 февраля 1902 г. есть печальные слова о том, что он просит положить от его имени «на могилу отца и двух сестер по венку из свежих цветов» (5).

    Получив разрешение выехать из Якутска, Э. К. Пекарский тотчас сообщает об этом брату Иосифу в письме от 6 августа 1905 г. Приехав в Санкт-Петербург, он 3 мая 1906 г. отправляется на родину. В живых остались мачеха и брат Иосиф, родившийся после его ссылки. Отец все свое состояние завещал новой жене. Дед какую-то сумму денег оставил Пекарскому, но тот ничего не смог получить. Всецело поглощенный работой над «Словарем», он больше не смог побывать на родине.

                                                                В якутской ссылке

    Неожиданные перемены в жизни молодого Пекарского не сломили его волю. Приехав в Игидейцы, по воспоминаниям очевидцев, он ставит перед местной администрацией три условия: а) отдельное жилье; б) домработница, которая следила бы за хозяйством; в) грамотный человек, который мог бы научить его якутскому языку. Первоначально его поместили в юрту, где жил содержатель междворной станции 1-го Игидейского наслега. Через год ему построили отдельную юрту в местности Дьиэрэҥнээх. Домработницей у него служила молодая девушка Анна Шестакова, а переводчиком — дьячок Гурьев. Первым учителем якутского языка был, по признанию самого Пекарского, слепой старик по прозвищу Очокун — отец содержателя вышеназванной станции. Он с большим усердием сообщал ему названия предметов домашней утвари.

    Э. К. Пекарский сравнительно быстро приспособился к непривычным для него условиям ссылки. За короткое время успел подружиться со многими местными жителями, в том числе с Я. Ивановым, С. Григорьевым, Нилом Оросиным [* Эти и другие сведения, связанные с жизнью Э. К. Пекарского в Игидейцах, любезно предоставил мне краевед-любитель, заведующий школьным музеем Николай Ильич Лопатин.]. В этом решающую роль сыграла его преданность идеалам русских революционеров-народников того времени, боровшихся за интересы всего трудового народа необъятной России. «Я думал, — писал он, — что ведь якутский народ — это часть российского народа, и я буду продолжать делать то, что делал в России, т. е. вести пропаганду» (6). Действительно, он продолжал борьбу против угнетения и бесправия, чем быстро завоевал популярность среди простого народа.

    Через полгода он свободно объяснялся на якутском языке. Его стали приглашать на общественные собрания в качестве переводчика между уголовными поселенцами и наслежными властями. Одновременно он помогал наслежному писарю в составлении актов, протоколов, различных судебных, административных постановлений и других официальных документов родового управления. К нему стали обращаться с просьбами, помочь в оформлении жалоб и прошений в административные и судебные органы. Так как Пекарский брался лишь за такие дела, которые казались ему вполне справедливыми и имевшими шансы на успех, то почти все они выигрывались. Здесь во многом помогал опыт, набранный за время работы в качестве волостного писаря в Тамбовском уезде. Одно время он исполнял обязанности наслежного писаря, пока об этом не проведало городское начальство и не сделало по этому поводу строгий запрос в Ботурусскую инородческую управу. Популярность его, как делового человека, распространилась за пределы наслега и улуса. Местные прониклись к нему доверием и со временем стали считать его полноправным гражданином наслега. Так, Э. К. Пекарский пользовался наделом земли, был обложен податями по первому классу, наравне с другими местными отбывал гоньбу, кормил русских поселенцев и якутских кумалаанов. Через какое-то время он женился на своей домработнице Анне Шестаковой. 4 июня 1894 г. у них родилась дочь Сусанна, через год, 14 ноября 1895 г. — сын Николай.

    Близкое знакомство Э. К. Пекарского с бытом якутов началось с того времени, когда он сам стал заниматься земледелием, огородничеством и разведением скота. Местные помогли ему обработать небольшой участок, где он сеял хлеб и садил картофель. Косил траву косой-литовкой, пахал землю деревянной сохой. Исключительно трудолюбивый, Э. К. Пекарский с помощью своих друзей-сонаслежников впоследствии обзавелся довольно крепким личным хозяйством, доходом от которого охотно делился с бедняками. Сохранились документы, свидетельствующие о личной помощи Пекарского беднякам наслега. Так, 12 декабря 1891 г. он обращается с письмом в 1-е Игидейское родовое управление Ботурусского улуса: «Прошу принять от меня в дар четыреста копен сена, которое должно быть раздаваемо в годы бесценницы (так у Э. К. Пекарского — Е. О.) общественникам, по преимуществу беднейшим». В 1896 г. он помог деньгами бедняку Степану Григорьеву при поступлении его сыновей в церковно-приходскую школу. За хозяйством следили его жена Анна и Сидор Тимирдээйэп. Э. К. Пекарский вместе со своими друзьями (Н. Оросин, И. Бысыин, А. Егоров, С. Григорьев и др.) ходил на охоту и рыбалку, каждой удачной добыче радовался «как дитя». Особенно любил охотиться на турпанов в местности Биэрэ Манда.

    Эдуард Карлович с первых дней приезда в Ботурусский улус держался независимо от местных богачей. Первые же стычки с ними окончились неудачей «родовичей» (7). В это время классовые противоречия наиболее ярко проявлялись в жизненно важном для каждого якута земельном вопросе. Особенно много жалоб поступало по земельным делам, рассмотрение которых тянулось годами. Глубоко изучив существующие земельные отношения, Пекарский твердо встал за более справедливое, по его мнению, уравнительное распределение земли между членами общества. В 1899 г. по его инициативе в наслеге был проведен передел внесписочной земли среди бедняков. В результате, как свидетельствуют воспоминания (хранящиеся в музее Игидейской средней школы), свыше двадцати безнадельных получили земельные участки.

    Компетентность Э. К. Пекарского, как делового человека, становится настолько общеизвестной, что по распоряжению областного начальства ему был прислан проект «Инструкции об уравнительном распределении земель» с предложением дать свои замечания. В 1902 г. его пригласили на съезд сведущих лиц для упорядочения инородческого землепользования. По этой же проблеме он выступил со статьей в журнале «Сибирские вопросы», где предложил «уравнительное распределение земель с обязательным уничтожением классной системы». По специальному разрешению иркутского генерал-губернатора политссыльные привлекались к проведению Всеобщей переписи населения 1897 г. Э. К. Пекарский состоял счетчиком 2-го переписного участка Якутского округа, лично руководил и принимал участие в проведении переписи населения 1-го и 2-го Игидейского наслегов Ботурусского улуса. Его часто приглашали на разбирательство разных мелких и крупных дел. Во всех подобных случаях он старался примирить поссорившихся, что ему почти всегда удавалось к радости сторон, в особенности родоначальников. Э. К. Пекарский пользовался среди народа «таким авторитетом и влиянием, каким не пользуются старосты и старшины», а униженные и оскорбленные шли к нему как к своему защитнику, а не как «к писцу, который может за сколько-то настрочить любое прошение» (8). В народе его любовно и уважительно звали Хаарылабыс (Карлович).

    Когда в 1892 г. губернатор В. Н. Скрипицын, будучи председателем Якутского областного статистического комитета, пожелал организовать издание «Памятной книжки», в которую вошли бы статьи, затрагивающие самые разнообразные стороны якутской жизни, к сотрудничеству был привлечен Э. К. Пекарский, опубликовавший в этой «Памятной книжке» несколько своих статей.

    В 1894 г. на средства иркутского золотопромышленника была организована Якутская Сибиряковская экспедиция, к работе в которой были привлечены, наряду с местной интеллигенцией, и политссыльные. Руководителем экспедиции назначили революционера-народовольца, известного этнографа и археолога Д. А. Клеменца. Программа экспедиции была весьма обширной и охватывала все стороны хозяйственной, культурной жизни якутов и их демографическое состояние. В обязанности Э. К. Пекарского входило ведение обширной переписки в качестве посредника между участниками экспедиции, Якутским статистическим комитетом и распределительным комитетом ВСОРГО. Благодаря Д. А. Клеменцу началась его постоянная связь с этими двумя научными учреждениями. Но главным занятием Э. К. Пекарского оставалась обработка накапливаемого словарного материала.

    С конца 1897 г. по лето 1899 г. Пекарский часто ездил в г. Якутск для наблюдения за печатанием первого выпуска «Словаря». В первом варианте он был подготовлен к публикации к концу 1889 г. Однако прежде, чем стать достоянием науки, «Словарю» пришлось проложить себе трудный и длинный путь к читателю. История его издания началась с того времени, когда Пекарский в 1887 г. попросил административного ссыльного Н. Тютчева, выезжающего в Центральную Россию, переговорить по дороге с казанским востоковедом Н. И. Ильминским о возможности печатания «Словаря» у них. Однако Н. Тютчева задержали в Иркутском тюремном замке, а затем отправили на поселение в Красноярск. Тем не менее он успел обратиться с письмом в отдел Восточно-Сибирского Русского географического общества, возглавлял который в то время крупный исследователь Сибири, известный ученый-путешественник Г. Н. Потанин, его заинтересовал «Словарь», и в мае 1888 г. он попросил Э. К. Пекарского прислать ему первые листы работы. Пекарский через якутского губернатора отправил пять первых листов «Словаря» на букву а с просьбой «отдать работу компетентному лицу для подробной рецензии». Ответ последовал лишь в марте 1891 г., в нем распорядительный комитет ВСОРГО извещал Э. К.Пекарского о том, что «отдел не имеет средств печатать „Словарь”».

    Изданию первого выпуска «Словаря» способствовала организация Якутской Сибиряковской экспедиции ВСОРГО. Её участники единодушно заявили, что «Словарь» — самая капитальная работа по Якутской области и его необходимо издать в первую очередь (9). Руководитель экспедиции Д. А. Клеменц считал «Словарь» Пекарского «тем конем, на котором можно будет выехать в случае, если экспедиция не даст ожидаемых от нее результатов» (10). По его просьбе на издание «Словаря» было ассигновано 2000 руб. Он же вел по этому вопросу переговоры с Якутской областной типографией. Для того, чтобы приступить к делу, нужен был якутский шрифт, и его заказали в словолитне Санкт-Петербурга за счет средств экспедиции. Шрифт был доставлен в Якутск в конце августа 1895 г. (11). Хлопоты об издании 1-го выпуска «Словаря» тянулись целых десять лет, и он вышел в свет лишь в 1899 г. в Якутске. Дальнейшее издание «Словаря» прекратилось из-за отсутствия средств.

    Летом 1897 г. у Э. К. Пекарского произошли большие события в личной жизни. Он развелся с женой Анной Шестаковой, с которой прожил около двадцати лет. Разделил все нажитое на две части, половину отдал ей и попросил её родителей, чтобы они забрали ее к себе. Поводом для развода послужило то, что Пекарский привел в дом вдову из Баягантайского наслега по имени Христина. Передаваясь из уст в уста, до наших дней дошли песни-импровизации этих двух женщин. Анна Шестакова прощалась с Пекарским песней, которая была зафиксирована в записи Дарии Нюкуяновой от 24 апреля 1897 г.:

                                 Киристиэнэ хотун килбиэннээх дьиэтигэр

                                 Кистиэн олорон баран киэр гыммыта

                                 Кэмсилэҥин оҕолор!

                                 Чугас хонукка доҕордуу буолбуппут

                                 Туорхайын оҕолор!

                                 Ахсааннаах хонукка атастыы буолан бараммыт

                                 Арахсыбыппыт абатын оҕолор!

                                 Бириэмэнэн бэттии буолан бараммыт

                                 Баран хаалбытым мэһэйин оҕолор!

                                 Хаарылабыс тойоком хардаҕас дьиэтигэр хаххалаан баран,

                                 Халбарыппыта ханалҕанын оҕолор! (12).

                                 Как обидно мне, что,

                                 Притаившись с Христиной

                                 В ее прекрасных хоромах

                                 Оттолкнул меня от себя!

                                 В короткое же время были близкими,

                                 Как жаль, что все это порушено!

                                 В считанные же дни были друзьями,

                                 Как горько, что настал час разлуки!

                                 Временами же были влюбленными,

                                 Как печально, что вынуждена была уйти!

                                 Как обидно, что господин мой Карлович

                                 Выпроводил меня из нашей юрты-гнезда!

    По воспоминаниям Дарий Титовны Чьямовой (1898 г. р.), дети Пекарского в течение некоторого времени жили у ее бабушки Елены Савиной. Она же приводит песенку-импровизацию Христины, исполненную ею при встрече с Анной Шестаковой:

                                                          Ородобуойум хотуна

                                                          Оҕоруотун ааныгар

                                                          Кэлээппин кытта,

                                                          Кыыһыра тоһуйда.

                                                          Дьиэрэҥнээҕим хотуна

                                                          Дьигдьитин иһигэр

                                                          Киирээппин кытта,

                                                          Дьиһигийэ түстэ.

                                                          Хаарылабыс ойоҕо

                                                          Хартыыналаах дьиэтин

                                                          Аһарбын кытта,

                                                          Хаһытыы тоһуйда.

                                                          Бырдах кинээс кыыһа,

                                                          Килимиэн кинээс кийиитэ,

                                                          Уолукан Уйбаан ойоҕо этим.

                                                          Хаарылабыстыын ханыыластым,

                                                          Нууччалыын доҕордостум (13).

                                                          Увидев меня у порога,

                                                          Во гневе сотряслась

                                                          Хозяйка юрты.

                                                          Как только вступила

                                                          В ее владения,

                                                          С криком встретила

                                                          Госпожа Дьиэрэннээхэ.

                                                          Не успела войти

                                                          В разукрашенный дом,

                                                          Карловича жена

                                                          С воплем встретила.

                                                          Я, ведь, была

                                                          Дочерью князца Бырдаха,

                                                          Невесткой князца Климента,

                                                          Женою Ивана Уолукана.

                                                          С Карловичем сблизилась

                                                          С русским сдружилась!

    Относительно дальнейшей судьбы Анны Петровны Шестаковой осталась короткая запись Пекарского: «Жена якута Андрея Константинова Анна Шестакова умерла в 1900 г. от родов» (14).

    В течение 1898 г. по поручению областной администрации Э. К. Пекарский редактировал рассылаемые по области на якутском языке инструкции на случай эпидемии инфекционных болезней. При этом он использовал академическую транскрипцию О. Н. Бетлингка. Та же администрация поручила ему составить краткое объяснение знаков якутского алфавита. Разъяснения Пекарского были напечатаны в «Якутских областных ведомостях». В это же время Казанская переводческая комиссия обращается к Пекарскому с просьбой дать отзыв о новом переводе «Евангелия» на якутский язык. Заметка о переводе напечатана в тех же «Якутских областных ведомостях».

    В начале 1899 г. якутский губернатор поручил Пекарскому, как знатоку, составление записки о желательных изменениях в области якутского самоуправления. Последний подверг в ней критике действующее «Положение об инородцах». С этого времени (с 1899 г.), до отъезда из Якутии (1905 г.), Пекарский преимущественно жил в Якутске, занимая со своей семьей вторую половину дома скопца Лабутина на Большой улице. На почве изучения якутского языка, фольклора и этнографии Пекарский стал тесно сотрудничать с Якутским областным статистическим комитетом. Летом 1902 г. он получил приглашение занять место делопроизводителя и состоял в этой должности до января 1904 г. За это время составил «Обзоры» Якутской области за 1901, 1902 гг. и отредактировал «Общее обозрение Якутской области за 1892-1902 гг.» (Якутск, 1902).

    Э. К. Пекарский еще со времени проживания в Игидейцах был категорически против «классной системы землепользования». В 1902 г. он совместно с другими составил по поручению областной администрации инструкцию о порядке уравнительного распределения земли в наслегах, которая не была реализована в жизнь. Летом 1903 г. он принял участие в Нелькано-Аянской экспедиции инженера В. Е. Попова.

    После переезда в г. Якутск от Пекарского ушла, по воспоминаниям, к другому его жена Христина. В 1904 г. Э. К. Пекарский вновь женился на дочери адвоката Андрея Кугаевского Елене Андреевне. Венчание состоялось в якутской Преображенской церкви, где новобрачная приняла фамилию Пекарская. Елена Андреевна Пекарская родилась в 1876 г., обучалась в женской прогимназии, но не окончила её. Она помогала Пекарскому в работе над «Словарем» в качестве машинистки и корректора.

    В 1902 г. врач П. Н. Сокольников обратился к Э. К. Пекарскому с просьбой взять на себя организацию составления краткого русско-якутского словаря, в котором, по мнению местных интеллигентов, давно ощущается острая потребность. П. Н. Сокольников и В. В. Никифоров для этих целей собрали среди сородичей 140 руб. На эти деньги Пекарский в разное время привлек к работе над словарем политссыльных П. В. Оленина, М. К. Логовского, В. Е. Гориновича и якутов С. М. Афанасьева, Г. В. Ксенофонтова, В. В. Никифорова и других. Редактирование и корректуру в Якутске вел В. М. Ионов (к тому времени Пекарский выехал из Якутии). Год выхода словаря в свет на обложке значится как 1905, на самом же деле он вышел в 1907 г. под грифом ВСОРГО. Исправленное и дополненное Э. К. Пекарским второе издание «Краткого русско-якутского словаря» вышло из печати в 1916 г. в Петрограде. По просьбе Пекарского, предисловие к словарю написал акад. А. Н. Самойлович. В нем, в частности, говорится: «Якуты вправе гордиться тем, что их родной язык принят соседскими народами, включая русских, в качестве международного языка, как азербайджано-турецкое наречие — у народов Закавказья». Далее акад. А. Н. Самойлович продолжает: «Научное и практическое изучение турецких языков и наречий в России, вмещающей в себе большинство турецких племен земного шара, стояло бы еще значительно выше, чем теперь, если бы это дело повсюду находилось в руках таких знающих, энергичных, точных и воодушевленных работников, каких мы видим в области якутоведения». Как видно, в этих словах академика Александра Николаевича Самойловича дана исчерпывающая характеристика жизни и деятельности Э. К. Пекарского.

    За длительный период пребывания в Якутской области Э. К. Пекарский собрал громадный фольклорный, этнографический и языковой материал, охватывающий все стороны жизни якутского народа. Условия жизни не позволяли успешно заниматься обработкой собранного материала, а об издании и речи быть не могло. Заручившись поддержкой со стороны ВСОРГО, инициативу переговоров с Российской академией наук взял на себя Д. А. Клеменц. Академия наук в лице Русского комитета по изучению Средней и Восточной Азии, возглавляемого академиком В. В. Радловым, приняла издание «Словаря» на себя. «Словарь» Э. К. Пекарского, составленный вдалеке от научных центров, в условиях ссылки, благодаря обширности собранного в нем материала и скрупулезности лексикографического исполнения вызвал искреннюю заинтересованность в его издании крупнейших специалистов-востоковедов. В связи с необходимостью издания «Словаря» в полном объеме акад. В. В. Радлов смог добиться досрочного вызволения Э. К. Пекарского из якутской ссылки. В конце 1904 г. Э. К. Пекарский получил от секретаря Русского комитета по изучению Средней и Восточной Азии Л. Н. Штернберга приглашение переехать в Санкт-Петербург для переиздания первого якутского выпуска и дальнейшей авторской работы над большим «словарем, не имеющем равного в то время среди тюркских народов».

                                                               В северной столице

    После приезда в Санкт-Петербург встал вопрос о трудоустройстве. Нужно было подыскать такое место работы, где Эдуард Карлович мог бы заниматься основной деятельностью. Д. А. Клеменцу пришлось устроить его в руководимый им отдел Императорского русского музея на место регистратора этнографических коллекций.

    Переиздание первого якутского выпуска «Словаря» было осуществлено под руководством известного ираниста-тюрколога академика К. Г. Залемана. В соответствии с академическими требованиями были изменены шрифт, формат, бумага и переплет. В декабре 1907 г. на заседании конкурсной комиссии по премиям Российской Императорской академии наук он выступил с весьма положительным отзывом о первом академическом выпуске «Словаря». По ходатайству академика К. Г. Залемана, первый академический выпуск «Словаря» был удостоен почетной Золотой медали и премии Д. А. Толстого по гуманитарным наукам, которые были торжественно вручены автору 29 декабря 1907 г. Отзыв К. Г. За-лемана напечатан в «Этнографическом обозрении», где впервые определен тип «Словаря» как «широко задуманный и методически обработанный настоящий thesaurus, для которого использованы все доступные автору рукописные и печатные источники» (15), в чем К. Г. Залеман «... имел возможность убедиться при чтении корректур отдельных листов, печатавшихся под его наблюдением». Кроме того, К. Г. Залеман отмечает, что обилие энциклопедических сведений по мифологии, этнографии и фольклору языка якутов «придает этому словарю особую ценность не для одних только языковедов».

    Академик В. В. Радлов, как крупнейший тюрколог и лексикограф, давал много ценных советов по общим принципиальным и частным вопросам работы над «Словарем». Э. К. Пекарский занимался у В. В. Радлова каждое воскресенье. Их совместная работа над «Словарем» продолжалась до 1913 г. По предложению В. В. Радлова, начиная с третьего листа академического издания «Словари», к словам стали даваться тюркско-монгольские параллели. По воспоминаниям Пекарского, Радлов любил повторять, что «никогда не надо лениться смотреть то или иное слово в словарях». Значение отдельных якутских слов очень трудно было передать по-русски. В таких случаях В.В.Радлов заботился о точной передаче смысла слов, а не об удобочитаемости. В журнале «Живая старина» он выступил с обзорной статьей о первом выпуске «Словаря». «Приняв участие в создании словаря тем, что вместе с автором тщательно проштудировал каждый корректурный лист, — писал он, — я мог убедиться в обширности знакомства автора со своим предметом и тщательной обработке каждой отдельной статьи»16. После выхода второго выпуска «Словаря», В.В.Радлов в «Отчете Императорского Русского географического общества за 1911 год» напечатал отзыв о трудах Э.К.Пекарского, где особо отметил «вьщающуюся научную деятельность Э.К.Пекарского, наиболее важной стороной которой является составление якутского словаря и сборника "Образцов народной литературы якутов"». В отзыве он назвал «Словарь» «капитальным вкладом в лингвистическую литературу». «Я не знаю ни одного языка, не имеющего письменности, — продолжает он, — который может сравниться по полноте своей и тщательности обработки с этим истинным СЬеваигиз Цп§иае Уакшохит, да и для многих литературных языков, к сожалению, остается еще надолго ршт деядегшт»17. В 1911 г. Радлов принял Пекарского в руководимый им Музей антропологии и этнографии в качестве личного помощника директора, затем хранителя галереи (Кунсткамеры) Петра Великого. Эти обязанности не отнимали у Пекарского много времени, так что свои основные силы он отдавал «Словарю». После обстоятельного отзыва В.В.Радлова, в 1912 г. Пекарский за труды «Словарь якутского языка» и «Образцы народной литературы якутов» был награжден большой Золотой медалью Отделения этнографии — одной из самых почетных наград Императорского Русского географического общества.

    В марте 1907 г. на заседании восточного отделения Русского археологического общества Эдуард Карлович прочитал доклад «Мидцендорф и его якутские тексты», который произвел большое впечатление на слушателей-специалистов. Докладчик проявил себя как глубокий знаток и тонкий исследователь явлений языка и фольклора.

    Более продолжительно с Пекарским сотрудничал арабист-тюрколог академик В. В. Бартольд. Он просмотрел корректурные листы, начиная с 8-го выпуска. Особенно тщательно проверял сравнения с тюркскими и монгольскими языками. Так, например, в одном из его писем читаем: «Чикирь (3711), если не ошибаюсь, только кавказское слово, обозначает крепкое вино; можно ли сблизить с тюркским чаҕыр и т. п. — представляется сомнительным» (18). Он давал советы по чисто лексикографическим приемам подачи страноведческих слов и выражений.

    «Долголетнее и горячее участие в работе по словарю» академиков К. Г. Залемана, В. В. Радлова и В. В. Бартольда было особо подчеркнуто в послесловии к 13-му выпуску «Словаря».

    В «Предисловии» к 7-му выпуску Э. К. Пекарский приносит глубокую благодарность «за неизменный просмотр корректурных листов на протяжении многих лет» и академику Б. Я. Владимирцову. С февраля 1910 г. монголист-тюрколог Б. Я. Владимирцов проводил сопоставление материала с монгольскими языками, т. е. после 45-го листа «Словаря». Его последние записки Пекарскому датированы 1929 г. (19)

    Известный польский алтаист В. Л. Котвич проверял монгольские сопоставления в «Словаре» и не мог не удивляться многочисленности монголизмов в якутском языке. «Какое большое количество монгольских элементов в якутском языке, — замечает он, — кое-где нахожу и тунгусские, даже в форме, близкой к маньчжурским» (20). В «Некрологе» В. Л. Котвич вспоминает, с каким трудом Пекарский посылал свои статьи на польском языке: окружным путем, через Болгарию в Краков. Э. К. Пекарский был активным сотрудником вновь организованного польского журнала «Ежегодник востоковедения». «Словарь» его представляет, по определению В. Л. Котвича, «подлинный памятник выше пирамид (monumentum acre perennius)» и «может облегчить сравнительное изучение алтаистики» (21). По просьбе Пекарского В. Л. Котвич перевел на польский язык якутские пословицы и поговорки. С его помощью Э. К. Пекарский напечатал «Якутские тексты» на польском языке, собранные М. Припузовым; в 1928 г. были перепечатаны «Якутские загадки».

    Э. К. Пекарский был близко знаком с известным тюркологом и монголистом, профессором Казанского университета Н. Ф. Катановым. Он приступил к просмотру корректурных листов «Словаря» с января 1908 г. В основном он следил за монгольскими параллелями. По предложению Н. Ф. Катанова в «Словаре» стали проводиться и тунгусо-маньчжурские сопоставления. «Вместе с монгольскими заодно следовало бы указывать заимствования тунгусо-маньчжурские, которые в якутском языке тоже имеются», — писал он еще в 1907 г. (22) Последнее его письмо Пекарскому датировано 19 сентября 1918 г. Как указывает сам автор в перечне источников последнего выпуска «Словаря», профессор Н. Ф. Катанов давал сравнения с монгольским языком с 25-го по 45-й лист включительно.

    Продолжительную, разностороннюю, плодотворную заботу о Пекарском и его «Словаре» проявлял академик С. Ф. Ольденбург. Он, будучи непременным секретарем Российской академии наук, лично руководил подготовкой к печати «Словаря», начиная с третьего выпуска, кончая последним — тринадцатым. Еще в 1911 г. по его ходатайству «отпущено от казны, — как писала газета «Россия» от 5 апреля 1911 г., — на расходы по составлению и изданию «Словаря якутского языка» 2000 руб.» Об этом Сергей Федорович сообщил Пекарскому: «Наверное, уже знаете, что для Вас на якутский словарь ассигновано по 2000 руб. на 4 года (всего 8000). Поздравляю!» (23). С его участием в 1912 г. вышел в свет третий выпуск «Словаря». О четвертом выпуске информировала газета «Биржевые ведомости» от 16 июля 1916 г.: «В этом словаре составитель, помимо толкования значения слов, приводит многие выражения из якутской народной речи и якутского эпоса». В 1917 г. с выходом в свет пятого выпуска «Словаря» из-за социальных потрясений в стране его публикация на время прекратилась. К тому же в конце августа 1920 г. Э. К. Пекарский перенес тяжелую болезнь — кровоизлияние в мозг. Лечился в клинике Военно-медицинской академии, где благодаря хорошему лечению и уходу восстановил работоспособность. Для того, чтобы обеспечить беспрерывное печатание «Словаря», С. Ф. Ольденбург добился специального решения Президиума АН СССР о выделении Пекарскому штата сотрудника. По его же инициативе, Академия наук в тяжелом для страны 1921 г. обратилась с ходатайством в Государственное издательство СССР о необходимости ускорить печатание «Словаря» в связи с болезнью автора (24). Приведу заметку из журнала: «Шестой выпуск, являясь первым за период с революции 1917 года, ни по внутренним достоинствам, ни по внешности (бумага, печать) не уступает дореволюционным и своим появлением обязан между прочим Госиздату, который оказал автору и его сотруднику С. А. Новгородову материальную поддержку, выплачивая им в течение 1921 г. гонорар» (25). С помощью С. Ф. Ольденбурга издание «Словаря» было завершено в 1930 г. с выходом в свет тринадцатого выпуска. По личной просьбе Э. К. Пекарского С. Ф. Ольденбург написал послесловие к последнему выпуску. В нем, в частности, говорится: «Заканчивается большое научное дело, имеющее и широкое практическое применение — якутский народ получает прекрасный, вполне научно обработанный словарь, достигающий объемом до 25000 слов. Немного народов Востока имеют еще такие словари». Кстати заметим, что во всей последующей литературе о «Словаре» неизменно указывается, перенесенная из «Послесловия» цифра — 25 тыс. слов. На самом деле в «Словаре» содержится намного больше лексических единиц и терминологических словосочетаний (26).

    Академик А. Н. Самойлович начал проверять тюркские параллели с 1914 г., а в 30-е гг. — попеременно с С. Е. Маловым и К. К. Юдахиным. В 1916 г. написал предисловие ко второму изданию «Краткого русско-якутского словаря» Э. К. Пекарского. Он посвятил памяти Э. К. Пекарского большую статью, где впервые сообщается о подготовленном дополнительном словарном материале. Дополнительный выпуск «Словаря» «содержит в себе главным образом новые якутские слова, отмечающие новый этап в развитии якутского языка после Октябрьской революции в связи с успехами культурного строительства образованной в 1922 г. Якутской АССР» (27).

    Член-корреспондент АН СССР С.Е.Малов читал корректурные листы с 1925 по 1928 г. В своем посвящении «Памяти Э.К.Пекарского» он отмечает, что «Э.К.Пекарский известен и за границей, особенно в Германии, Польше и Турции, своими... исследованиями о якутах и эвенках, а главным образом, своим "Якутско-русским словарем"». Далее пишет: «Якутский язык таит в себе такие древние элементы и явления, которых почти нет ни у одного из турецких языков»28. Академик АН Киргизской ССР ККЮдахин давал сравнения с тюркскими параллелями. Об его участии в работе над «Словарем» Пекарский указывает в перечне тринадцатого выпуска «Словаря».

    Э. К. Пекарский дважды выразил глубокую благодарность профессору А. А. Бялыницкому-Бируле за участие в работе над «Словарем». Член-корреспондент АН СССР А. А. Бялыницкий-Бируля проверил и дополнил латинские названия насекомых, птиц и зверей. По его совету и с его помощью Пекарский получил возможность проверить и дополнить латинские названия ботанических терминов в Петербургском ботаническом музее. Известный биолог, географ и ихтиолог профессор Л. С. Берг помог Пекарскому в транскрибировании латинских названий якутских рыб.

    Столь широкое участие всемирно известных авторитетов в создании «Словаря» предопределило его научную и практическую значимость, а также лексикографические особенности.

    Э. К. Пекарский мог повторить слова великого поэта А. С. Пушкина: «Миг вожделений настал: окончен наш труд многолетний». В конце октября 1926 г. он поставил последнюю точку в рукописи своего нескончаемого «Словаря», о чем телеграфировал, как договаривались ранее, Председателю Якутского СНК М. К. Аммосову. По его распоряжению, Якутское представительство в Москве совместно с Ленинградским обществом политкаторжан организовало чествование автора «Словаря» Э. К. Пекарского в связи с 45-летием его научной и общественной деятельности. Приветственный адрес от благодарного якутского народа зачитал Г. В. Баишев. В нем содержатся такие слова: «Билигин саха тыла бэрт кирчимнээх буомнарынан киирэн айаннаан иhэр. Бу буомнары кини этэҥҥэ муччү түһэн, сайдыылаах суоллар төрдүлэригэр киирэн, хойуккунан барҕаран-тыллан иһэрэ дуу билигин баһаатаҕа биллибэт. Онуоха ол субу кини кирчимнээх кэмин хараҕар тубэһэ бу эн тылдьытыҥ бүтэн таҕыстаҕына, — баҕар, саха тыла онтон тирэхтэнэн, хайыҥнанан, өрүттэн туран сайдар, барҕарар анныгар барыа этэ!» Из русского текста: «Эдуард Карлович, позвольте заверить Вас, что плоды Ваших трудов для нашего народа настолько дороги, настолько ценны, что они будут незабвенны и для будущих молодых поколений сахаларов, пока еще будут саха-уранхайцы существовать в этом мире» (29). Об этом событии информировали газеты «Ленинградская правда» от 3 ноября 1926 г., «Вечерняя Москва» от 30 ноября 1926 г., «Автономная Якутия» от 26 ноября 1926 г., «Варшавский ежегодник» от 26 марта 1927 г., «Красная газета» в нескольких номерах. В частности, в публикации последней от 22 ноября 1926 г. читаем: «Профессор В. В. Никифоров сказал: „Сорок лет тому назад царское правительство, отправив Пекарского в далекую якутскую тайгу, думало его заживо похоронить... Сейчас в далекой тайге можно увидеть женщин-якуток и детей, разбирающих свою азбуку. Благодаря огромному труду Пекарского, якуты обрели свою грамоту и культуру”». Вполне вероятно, что за «профессора» корреспондент мог принять Василия Васильевича Никифорова - Күлүмнүүр. Несколько газетных статей были озаглавлены как «Пятьсот поздравительных телеграмм». Поздравил Пекарского и В. И. Катин-Ярцев: «Дорогой Эдуард Карлович! Мысленно с Вами. Пью за добрый якутский народ, за таежный ветер, под аккомпанемент которого Вы спели такую чудную песню, т. е. „Якутский словарь”» (30).

    От имени Правительства Якутской республики с завершением «героического труда» Э.К.Пекарского поздравили М. К. Аммосов и М. В. Мегежекский: «...В ознаменование Вашего юбилея Правительство Якутии постановило: первое, назвать Вашим именем школу в Игидейцах — в месте Вашей первоначальной работы над "Словарем". Второе, отпустить две тысячи рублей на ускорение издания Вашего труда. Третье, отпустить Вам единовременное пособие в 500 рублей». М. К. А-мосов лично поздравил его в телеграмме от 5 ноября 1926 г., где есть такие слова: «От всей души счастлив лично поздравить с завершением капитального труда о языке якутов».

    Юбилейные торжества явились достойным венцом признания разносторонней научно-общественной деятельности и выдающихся заслуг Э. К. Пекарского в развитии отечественной тюркологии со стороны крупных исследователей-тюркологов, широкой общественности и бесконечно благодарного якутского народа.

    По представлению академиков В. В. Бартольда, С. Ф. Ольденбурга и И. Ю. Крачковского 15 января 1927 г. Э. К. Пекарский был избран членом-корреспондентом АН СССР. 6 марта 1927 г. состоялось заседание президиума Академии наук в честь окончания работы над «Словарем» и избрания Эдуарда Карловича в члены-корреспонденты АН СССР. Приведу отрывок из приветственной речи президента АН СССР академика А. П. Карпинского: «Избрав Вас своим членом-корреспондентом, Академия наук выразила свое отношение к такому крупному событию в жизни русской науки, как окончание монументального «Словаря якутского языка»... По мнению специалистов, «Словарь» Пекарского достоин занять место рядом с другими созданиями нашей Академии, которой именно в этой области принадлежит одно из почетных мест в кругу европейских академий» (31).

    Особенно активную деятельность в области филологии и этнографии Пекарский проявил за время пребывания в Петербурге. Часть своего времени он уделял и темам, выходящим за пределы его основного словарного занятия. Темы эти всегда были связаны с интересами Якутской области и населявших ее народностей (об этом см. во II главе). С 1906 являлся постоянным сотрудником журнала «Живая старина», в котором напечатал много статей и рецензий по различным вопросам быта и культуры. Также он активно сотрудничал в «Этнографическом обозрении». Начиная с 1914 г., после А. Н. Самойловича, ряд лет избирался на должность секретаря этнографического отделения Русского географического общества. В 1909 г. он пожертвовал 151 экспонат в этнографический отдел Императорского Русского музея. За лингвистические и этнографические труды в октябре 1911 г. Э. К. Пекарский был избран действительным членом Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии.

                                                             Последние годы жзни

    За длительный период, прошедший с написания и издания «Словаря», в жизни якутского народа произошли коренные перемены, незамедлительно отразившиеся в словарном составе языка. В связи с социалистическими преобразованиями в якутский язык хлынула из русского языка и через него масса новых слов, обозначающих общественно-политические, хозяйственные, культурные и научные понятия. У многих слов исконной лексики под их влиянием наметились серьезные семантические сдвиги, способствующие появлению у них более конкретного значения терминологического характера.

    К концу 1930 г. у Пекарского скопился солидный лексикографический материал, который он не успевал своевременно включать в выходящие друг за другом выпуски «Словаря». В сборе дополнительного материала (в дальнейшем — ДМ) большую роль сыграла его связь с Якутской государственной национальной библиотекой, действительным членом которой он состоял еще с 1903 г. Библиотека начиная с 1928 г. регулярно снабжала его литературой о Якутии, изданной на якутском языке. Как показывают архивные данные, за 1928-1934 гг. Э. К. Пекарский получил из библиотеки большое количество книг и номеров газет «Автономная Якутия», «Кыым», в том числе и выпущенных ранее, на якутском языке (32). Кроме того, у него на руках были еще неиспользованные для «Словаря» записи В. Н. Васильева, в том числе три олонхо. «Я далек от мысли, — писал он в 1931 г. в совет Общества Якутского края, — считать «Словарь» законченным в его настоящем виде» (33).

    Словник ДМ по лексическому составу делится на две части. Первая группа представляет собой новообразования, отобранные автором из источников послереволюционного периода. Вторую, большую часть словника ДМ, составляют заглавные единицы «Словаря», в отношении которых автор счел возможным вносить семантические уточнения на основании собранного им ДМ. Президиум Академии наук своим решением от 30 декабря 1929 г. перевел из Музея антропологии и этнографии одну штатную единицу научного сотрудника первого разряда в тюркологический кабинет Института востоковедения АН СССР. На ту должность был назначен Э. К. Пекарский с тем, чтобы он смог продолжить свою словарную деятельность (34). Ценой огромных усилий он собрал ДМ, состоящий, по нашим предварительным подсчетам, из 15 тысяч словарных карточек. Этот солидный словарный материал хранится в фондах архива Санкт-Петербургского отделения Института востоковедения РАН (35).

    С 1926 г. в Якутии стала работать экспедиция АН СССР по изучению естественно-производительных сил Якутии под руководством М. К. Аммосова, которая вошла в историю под названием КЯР — Комиссия Якутской республики. По рекомендации М. К. Аммосова, Э. К. Пекарский, не состоя на службе в КЯР, согласился исполнять отдельные поручения и задания. В круг его обязанностей входило: а) участие в обсуждении проектов и планов работ по этнографическому обследованию края; б) составление отзывов о работах по этнографии и фольклору для печати; в) проверка правильности транскрипции якутских слов и выражений в рукописях и правильности перевода текстов на якутский язык; г) проверка карточек этнографических и топонимических названий, составляемых Д. А. Коптевым для картографов; д) научное руководство этнографической работой П. В. Слепцова по материалам Хатанго-Анабарского отряда якутской экспедиции Академии наук в 1928-1929 гг.; е) участие в заседаниях КЯР (36).

    По ходатайству Э. К. Пекарского в состав КЯР была включена Мария Николаевна Андросова-Ионова. Она начала работать в составе Вилюйского отряда доктора С. Я. Шрейбера, однако в связи с двусторонним воспалением легких досрочно возвратилась в Петроград. М. Н. Андросову-Ионову приняли в КЯР в качестве штатного работника. Являясь сотрудником КЯР, она перевела на якутский язык посмертную рукопись мужа В. М. Ионова «Обряд в честь духа-хозяина леса», продолжала помогать Э. К. Пекарскому в обработке его этнографических и фольклорных работ, среди них: «Предопределение, назначение и судьба», «Устройство скотного двора», «Огородничество», «Заметки о беременности и родах у якуток». Свои работы М. Н. Андросова-Ионова передала в распоряжение КЯР.

    После ликвидации КЯР в 1931 г. ее функции перешли к якутской секции Совета по изучению производительных сил Союза ССР, в работе которой Э. К. Пекарский также принимал активное участие. Еще в августе 1925 г. он предоставил в якутскую секцию КЯР четыре рукописи. В фондах обозначены лишь их названия: а) «Описание Вилюйского округа»; б) «Соляные источники Якутской области»; в) «Путевой журнал по Вилюйскому округу»; г) «Дневник погоды, составленный И. В. Оросиным с сентября 1880 г. по 17 марта 1892 г. в Игидейском наслеге Ботурусского улуса» (37).

    После того, как Якутское правительство присвоило Игидейской школе имя Э. К. Пекарского, ученый стал хлопотать о шефстве над ней АН СССР и с помощью академика С. Ф. Ольденбурга добился этого. В 1929 г. Академия наук СССР взяла шефство над Игидейской школой, а практическое его осуществление было возложено на КЯР и члена-корреспондента АН СССР Э. К. Пекарского. По его просьбе дважды состоялось заседание президиума АН (1 ноября и 4 декабря 1930 г.) по вопросу об оказании денежной помощи школе и комплектовании библиотечки из дублетных фондов библиотеки Академии наук (38). Под контролем Э. К. Пекарского в адрес школы регулярно высылались книги из книгохранилища Академии наук, Центрального бюро краеведения и его личной библиотеки. Приведу отрывки из его письма в совет Игидейской школы от 3 ноября 1930 г.: «Ввиду предстоящего преобразования школы в семилетку, желая способствовать учреждению при школе библиотеки, которая обслуживала бы как ученический, так и учительский персонал школы, я и моя жена Елена Андреевна решили предложить свой библиотечный фонд, для чего на первый раз отобрали художественную литературу» (39). Ранее 13 февраля 1928 г. он писал: «Мною сделано распоряжение о высылке через Якутскую комиссию по изучению Якутреспублики для нужд школы комплекта составляемого мною «Словаря якутского языка» (десять выпусков), причем школа включена Академией наук в число учреждений, получающих это издание бесплатно. Остальные выпуски будут высылаться на имя школы по мере их выхода в свет».

    По просьбе жителей Игидейского наслега Э. К. Пекарский несколько раз ходатайствовал перед Академией наук, Наркомпросом РСФСР и Якутским Совнаркомом о необходимости реорганизации Игидейской начальной школы в семилетнюю. Совнарком Якутской АССР постановлением от 7 мая 1930 г. преобразовал Игидейскую школу первого концентра в школу второго концентра с присвоением ей по-прежнему имени Э. К. Пекарского. В 1928/29 уч. году школа работала как опорная, а с 1930/31 уч. года — как опытно-показательная. В 1932/33 уч. году было построено новое здание школы. Сегодня Игидейская школа им. Э. К. Пекарского работает как экспериментальная школа-площадка.

    Живя в Ленинграде, Э. К. Пекарский постоянно находился в курсе событий, происходящих в Игидейском наслеге. В своих регулярных письмах за 1930-1932 гг. председатель первой сельхозартели в Игидейском наслеге Е. Т. Иванов информировал Пекарского об успехах колхоза (40). Еще в 1924 г. жители наслега писали: «Мы часто вспоминаем о Вас и о Ионове и думаем, что многих инородцев Вы обучили грамоте. От этого и началась грамота. Теперь в Таттинском улусе 361 грамотный. Когда Вы приехали к нам, у нас не было почти ни одного грамотного якута» (41). Считаю своим долгом привести отрывки из письма упоминавшегося до этого бедняка Григорьева Степана Андреевича - Сэргэх от 30 июля 1929 г.: «Вот передо мною лежит заржавленный истрепанный старый документ, а именно подписной лист, составленный в 1896 г. На этом подписном листке светлыми буквами написана Ваша подпись о пожертвовании Вами трех рублей. Я тогда собирал гроши для дачи образования трем моим сыновьям: Никите, Михаилу и Константину... а) Никита окончил двухгодичные педагогические курсы, учительствует в Олекминском улусе; б) Михаил в этом году кончает Московский медицинский институт; в) Константин окончил Иркутскую учительскую семинарию, ныне командирован в Москву на факультет потребкооперации Промэконом института...

    Очень желательно, чтоб Игидейская школа Вашего имени превратилась постепенно в семилетку, тогда деятельность школы расширилась бы и все больше и больше просвещалась бы та беспробудная темнота, которая все еще ютится в неприветливых наших юртах» (42).

    По стилю письма можно легко догадаться, что оно написано одним из его сыновей. Дальнейшая судьба сыновей бедняка Степана Григорьева нам неизвестна.

    Приведу слова из «Обращения» митинга трудящихся, посвященного XIV годовщине Октября: «...Горячо чествуя героя полувекового словарного труда Эдуарда Карловича, митинг торжественно постановляет переименовать Игидейский наслег в Пекарсковский и Жулейский наслег — в Алексеевский. Выразить горячую признательность Академии наук за неоценимый дар якутскому народу... От имени митинга Захаров, Лукин, Егоров» (43).

    Василий Лопатин в одном из писем Пекарскому от 6 февраля 1932 г. доводит до его сведения следующее: «Игидейский наслег, в котором во время царизма Вы были в ссылке, переименован в Пекарсковский наслег... Все ваши знакомые умерли, остался только один Оросин Нил. В опорной школе Вашего имени учатся более ста ребят. Кроме того, в наслеге имеется еще двухлетняя школа, где учатся 67 детей. Я окончил опорную школу Вашего имени в 1931 г., теперь учусь в Педагогическом техникуме» (44).

    Нил Оросин Пекарскому: «Многоуважаемый Эдуард Карлович! Эн баар сураххын истэммин ис испиттэн сурдээхтик үөрдүм. Үйэҥ даҕаны уһаатын! Бэйэм тыыннаахпын, быста дьадайан хаалтым. Икки уоллаахпын. Аймахтарым, эн билэр дьонуҥ бары өлбүттэрэ. Бу суругунан биллэрэбин бэйэм тыыннаах сылдьарбын эрэ. Эн суруй, туохта эмэтэ харай миэхэ. Нил Григорьевич Оросин своеручно 25 апреля 1927 г.» (45).

    [Многоуважаемый Эдуард Карлович! Узнав, что ты жив и здоров, я сильно обрадовался. Пусть продлится твой век! Сам я пока живой, но совершенно обнищал. Имею двух сыновей. Мои родственники и твои знакомые — все умерли. Этим письмом извещаю, что я пока держусь. Ты пиши, чем-нибудь помоги мне. Нил Григорьевич Оросин собственноручно. 25 апреля 1927 г.]

    Так, до самых последних дней жизни Э. К. Пекарского продолжалась его тесная связь с Якутией, с общественностью Игидейского наслега. Во многих его письмах содержатся слова благодарности и признательности. В письме к Василию Васильевичу Никифорову от 28 апреля 1927 г. есть такие строки: «... Ваше поздравление с назначением пенсии напомнило мне то незабываемое время, когда Вы так красочно охарактеризовали мои работы по изучению языка и края еще в 1905 г. в поднесенном мне „Адресе”, который храню как сокровище и который до сих пор был для меня, так сказать, духовной наградой. Теперь к ней присоединяется и награда материальная, на которую и не рассчитывал, но которая является доказательством того, что мои труды не забыты и по-прежнему ценятся» (46). В письмах Э. К. Пекарского звучат не только благодарность, но и недовольство и даже упреки в адрес якутской интеллигенции. Привожу строки из его письма к В. Н. Леонтьеву: «... Я занимаюсь якутским языком, не покладая рук, вот уже 46-й год, печатаю Словарь и тексты, а получил ли от кого-либо из интеллигентных якутов какую-либо помощь в работе. Тщетно я пытался привлечь кого-либо к переводу изданных „Образцов народной литературы якутов”. Даже те, кто обещали, ничего не сделали. Много ли получил замечаний, поправок и дополнений к своему Словарю. Интеллигенция якутская недостаточно любит свой язык и свою народную литературу... Без хвастовства смею уверить, что другого Пекарского не дождетесь. Надо рассчитывать отныне только на свои силы. Только теперь в Якутске спохватились, что нужно записывать пока не поздно старинные произведения устной словесности» (47).

    В связи с Гражданской войной в Петрограде резко ухудшились условия жизни. Пекарский жил в большой нужде и временами даже впроголодь. В своем дневнике в 1924 г. он оставил такую запись: «18 апреля занял у В. М. Истрина (Василий Михайлович Истрин, академик АН СССР. — Е.О.) 5 рублей. Нужда настала такая, что нечего было сварить на обед». Был случай, когда Нева вышла из берегов и затопила часть города, в том числе квартиру Пекарского. Наводнение было 23 сентября 1924 г.: пострадала библиотека и рукописи, в том числе якутские загадки, переведенные на польский язык. Эдуарду Карловичу пришлось переписать их заново, сушить книги и рукописи в течение 10 дней. О сложностях работы над «Словарем» образно говорится в статье под названием «„Якутский словарь” Э. К. Пекарского закончен», напечатанной в иркутской газете «Власть труда» от 23 ноября 1926 г.: «Ничто не могло остановить неутомимого труженика. Голод охватил Ленинград: костенеющими руками дописывал Э. К. Пекарский последние разделы словаря; голова кружилась от хронического недоедания и отказывалась мыслить, а он писал... Только мысль „не умереть, не окончив словаря” подвигала слабеющую руку; только закаленная воля старого революционера могла заставить упорно работать. Был странный момент. Волны моря, смешавшись с волнами Невы, бросились на Ленинград и ворвались в тихий кабинет Пекарского. Стоя в воде, он спасал... папки с якутским словарем».

    Самоотверженно и беззаветно в течение почти полстолетия трудился Э. К. Пекарский над «Словарем», который потом будет назван «подлинным памятником выше пирамид» (В. Котвич). Научные заслуги Пекарского общепризнаны: член-корреспондент АН СССР (с 1927 г.), почетный член АН СССР (с 1931 г.). Он состоял членом свыше десяти научно-исследовательских обществ, в том числе: Императорского Русского географического общества (с 1909 г.), Восточно-Сибирского РГО (с 1921 г.), Якутского отдела РГО (с 1907 г.), Московского общества любителей естествознания, археологии и этнографии (с 1911 г.), Совета общества изучения истории освободительного и революционного движения в России (с 1920 г.), Польского востоковедческого общества (с 1925 г.), почетным членом ВСОРГО (с 1928 г.) и якутского научно-исследовательского общества «Саха кэскилэ» (с 1925 г.), Научно-исследовательского института сравнительной истории и языков Запада и Востока (с 1928 г.) и др.

 

 

    О сыне Эдуарда Карловича Николае Пекарском располагаем весьма скудными сведениями. За короткое время работы в архиве Санкт-Петербургского отделения РАН обнаружено несколько документов. Среди них «Похвальные листы» Николая Пекарского за II-V классы гимназии Императорского Санкт-Петербургского историко-филологического института. В документах он значится как «приемный сын» Э. К. Пекарского. Например, в «Анкете», заполненной рукой Пекарского, от 14 сентября 1927 г. указывается, что «приемный сын живет отдельно». Далее ограничусь приведением отрывков из их писем.

    7 мая 1921 г. отец пишет сыну: «В общем ты знаешь мою повседневную жизнь — в полном смысле рабочую: такова она была и раньше, такова она и теперь. Работаю над своим „Словарем” и переводом якутских сказок для издательства „Всемирная литература”» (48). Привлекает внимание дневниковая запись Э. К. Пекарского от 1 января 1930 г.: «Арестован Николай по делу Александра Кетин-Ярцева». Расшифровать, что за «дело Александра Кетин-Ярцева» нам не удалось. Из письма отца от 21 марта 1930 г. в Ленинградское ГПУ: «... Принимая во внимание, что длительное лишение свободы тяжко отразится на его, до сих пор успешных учебных занятий (он оканчивает Ленинградский Восточный институт им. Енукидзе), решаюсь ходатайствовать перед Госполитуправлением об освобождении Николая Пекарского за моим поручительством и полною ответственностью за его поведение» (49).

    Приведем полный текст письма Николая Пекарского от 29 июля 1933 г.: «Второй месяц живу в Нарыме. Раскопал огород, пилю и пилю дрова. Физически чувствую себя прекрасно и во всех других отношениях неплохо. Одно мне нелепо, досадно, что пришлось приехать в Нарым. Здесь с научной точки зрения неинтересно. Если мне суждено было ехать, то куда-нибудь в Якутск бы, в Игидейский наслег... Там я работал бы над биографией известного ученого-якутоведа, автора “Словаря якутского языка”. Но, к сожалению, за 10 лет воды утекло много, быть может, я составлял если не словарь, то хоть словарчик местных туземных языков. Одна у меня существенная задержка — нет бумаги, не на чем писать. Я невольно вспоминаю о Ваших запасах корректур, о Вашей привычке снабжать знакомых бумагой в критический момент. Очень был бы благодарен Вам за поддержку в этом направлении» (50). В письме указан адрес: Западно-Сибирский край, Нарымский округ, Нижне-Лумпокольское почтово-телеграфное отделение. Следующее письмо Э. К. Пекарского во многом разъясняет отношения отца с сыном: «Мной и моей женой на основании Акта об усыновлении Вам предоставлена была возможность 33 года назад выйти в люди, т. е. получить образование классическое среднее и окончить два факультета с высшим дипломом. После 16-летнего перерыва в общении со мной и моей женой Вами через посредство третьих лиц принимаются меры к восстановлению утраченной, по Вашей вине исключительно, родственной связи. Вам для жизни дано все необходимое, а именно: 1) фамилия; 2) воспитание; 3) прекрасное образование. По роду моей болезни я нуждаюсь в покое. Это учтите и оставьте меня и мою жену, на что мы вправе рассчитывать» (51). Письмо было написано 21 мая 1934 т. е. за месяц до смерти Э. К. Пекарского. На этом теряются следы во многом трагической судьбы Николая Эдуардовича Пекарского.

    14 октября 1998 г. в газете «Саха сирэ» была опубликована статья И. Жерготовой под названием «Хаарылабыс». В ней сообщаются любопытные данные о том, что Николай Пекарский учился на факультете китайского языка Петербургского университета, а во время Гражданской войны воевал против интервентов и белогвардейцев. В 1924 г. работал преподавателем английского языка в военном мореходном училище им. Фрунзе, в 1926 г. поступил в Институт живых восточных языков. Усилия молодых энтузиастов-исследователей в этом направлении заслуживают всякого одобрения и поощрения.

    Э. К. Пекарский скончался 24 июня 1934 г., был похоронен на Смоленско-Лютеранском кладбище в Санкт-Петербурге. Академия наук СССР, мировое востоковедение и якутская общественность восприняли смерть Э. К. Пекарского с глубокой скорбью. Были опубликованы статьи-некрологи академиков А. Н. Самойловича, В. Л. Котвича, членов-корреспондентов С. Е. Малова, Н. Н. Поппе, профессора М. К. Азадовского и многих других. Приведу телеграмму соболезнования М. К. Аммосова: «Из Петропавловска Казахской ССР. Ленинград. Академия наук Волгину. Выражаю глубокую скорбь по поводу смерти маститого исследователя якутского языка, культуры, дорогого для всех якутов Эдуарда Карловича Пекарского. Имя Эдуарда Карловича навсегда останется как яркое отражение целой исторической полосы, показавшего начало эпохи культурной революции якутского народа. Вечная память выдающемуся революционеру-ученому, с чьим именем связаны лучшие страницы якутской национальности.

    Максим Аммосов — бывший председатель СНК и ЦИК Якутской Автономной Республики».

                                                                          Глава II

                                    Э. К. ПЕКАРСКИЙ - ФОЛЬКЛОРИСТ И ЭТНОГРАФ

                                                        Труды по якутскому фольклору

    Положив в основу своей словарной работы методы и принципы «Якутско-немецкого словаря» академика О. Н. Бетлингка, Пекарский продолжал выписывать слова из переводов печатных богословских книг, чтобы «избегнуть впоследствии возможных упреков» в пропуске слов из печатных источников. Он просмотрел весь доступный ему опубликованный материал (количество печатных источников к 1895 г. стало уже больше 70) и, по совету В. М. Ионова, приступил к изучению языка устного народного творчества. В предисловии к «Словарю» он писал: «Признаюсь, что ближайшее знакомство со сказочным и песенным языком заставило меня пожалеть о том времени, которое я употребил на штудирование святых книг, переводчики которых старались передавать церковно-славянский текст слишком буквально, насилуя якутский язык невозможным образом».

    Э. К. Пекарский с помощью друзей-единомышленников смог собрать вокруг себя знатоков родного языка, народных мудрецов и талантливых олонхосутов. Организацию сбора образцов фольклора принял на себя. Большое значение он придавал языку олонхо. В Ботурусском улусе в то время проживали известные олонхосуты, сказочники и певцы-тойуксуты. Например, олонхосут I Игидейского наслега Ботурусского улуса Иван Яковлевич Слепцов мог продиктовать ему следующие олонхо: «Тойон Ньургун», «Күн Эрилик», «Баһымньы Баатыр», «Эрэйдээх Буруйдаах Эр Соҕотох», «Элик дьаҕыл аттаах Эриэдэл Бэргэн», «Буор хара аттаах Буорсун Бөҕө», «Сахсархай саадахтаах, чахчархай чуоҕур аттаах Айдарыллыак Бэргэн», «Мүлдьу Бөҕө», «Тойон Кулут», «Кырдьаҕас эмээхсин ийэлээх, ойоҕос батыйалаах Оҕо Тулаайах», «Аҕыс салаа кутуруктаах айдарыкы сиэр аттаах Кулантайа Куллугур» (1).

    Участие Э. К. Пекарского в работе Якутской Сибиряковской экспедиции в 1894-1896 гг. положило начало систематическому пополнению «Словаря» материалами устного народного творчества. От всех членов экспедиции поступало много фольклорных, этнографических, мифологических и других материалов. В обязанности Э. К. Пекарского входило ведение обширнейшей переписки между участниками экспедиции, Якутским областным статистическим комитетом и распорядительным комитетом ВСОРГО. Совместно с В. М. Ионовым он организовал широкую кампанию сбора произведений жанров фольклора, в особенности — олонхо. К этому делу, кроме политссыльных, были привлечены местные грамотные и малограмотные жители Игидейского, Хаяхсытского и других наслегов Ботурусского улуса. Тогда еще не было сложившейся письменной традиции, общеупотребительного алфавита. Начали записывать миссионерским алфавитом Д. В. Хитрова, многие при записи смешивали алфавит Хитрова с академической транскрипцией О. Н. Бетлингка. Политссыльные Э. К. Пекарский, В. М. Ионов, С. В. Ястремский, Н. А. Виташевский сравнительно быстро перешли полностью на алфавит академика О. Н. Бетлингка. Со временем протоиерей Дм. Дм. Попов также перешел на бетлингковское правописание. Таким образом, у Пекарского скопился большой фольклорный материал, требующий кропотливой дополнительной работы для публикации.

    Заслуги Э. К. Пекарского в области сбора и издания произведений устного народного творчества саха, прежде всего его монументального жанра олонхо, неоценимы. Он является составителем и редактором академического издания серии «Образцы народной литературы якутов» (далее — «Образцы»): Т. I, вып. 1 (1907); вып. 2 (1908); вып. 3 (1909); вып. 4 (1910); вып. 5 (1911); Т. II, вып. 1 (1913); вып. 2 (1918); Т. III, вып. 1 (1916).

    В первом томе содержатся 15 текстов героического эпоса олонхо, из них семь текстов представлены в наиболее полном виде, остальные являются сокращенными и фрагментарными записями. Кроме того, в том включены пять якутских сказок и одна песня-тойук «Кирииhэлиир Кирилэ».

    Первый выпуск целиком состоит из олонхо «Дьулуруйар Ньургун Боотур» («Нюргун Боотур Стремительный»), написанного грамотным якутом Константином Григорьевичем Оросиным. Э. К. Пекарский переписал его для «Образцов» заново. К. Г. Оросин — сын таттинского богача Григория Григорьевича Оросина. Род Оросиных ежегодно устраивал многолюдные ысыахи, приглашал знаменитых олонхосутов, певцов, шаманов, силачей и бегунов. Отец обучал сына грамоте у Дм. Дм. Попова. Пекарский увековечил имя талантливого олонхосута Константина Оросина, включив в «Образцы» его широко известное олонхо «Дьулуруйар Ньургун Боотур». Олонхо начинается красочным описанием величественной панорамы мироздания. По верованиям якутов вселенная делится на три мира: Средний — обиталище людей солнца урааҥхай-саха; Верхний — девятиярусное небо, в верхнем ярусе которого находится светлое Божество — Үрүҥ Айыы Тойон; Нижний — подземный мир, населенный племенами злых духов — абааһы. Юного Ньургуна и его сестру Айталыын Куо по предназначению небесных божеств, поселили в Среднем мире. По указанию владыки Нижнего мира богатырь Ыйыста Хара похищает красавицу Айталыын Куо. Далее весьма живописно и художественно описываются богатырские подвиги Ньургуна Боотура. Пройдя через всевозможные перипетии самых драматических и трагических приключений, он ниспровергает всех могущественных богатырей-абааһы и колдунов Нижнего мира. Олонхо завершается женитьбой Ньургуна на красавице Прекрасной Кыыс Ньургуне и всеобщим ликованием. В Среднем мире устанавливаются вечный мир и счастливая жизнь. Фантазия олонхосута Константина Оросина, как и во всех других олонхо, не имеет границ. Когда единоборствуют богатыри, под их ногами рушатся горы, моря выходят из берегов. Они умеют общаться с божествами и разными духами. Описываются фантастические существа в образе животных, птиц и т. д. Многие из них наделены даром человеческой речи. Язык олонхо изобилует множеством устойчивых эпитетов, сравнений, обрядовых алгысов, клятв и формульных вкраплений (2).

    О виртуозности исполнительского мастерства олонхосутов написано много. Каждый исполнитель в зависимости от таланта в одно и то же олонхо может что-то добавить и что-то убавить. И. В. Пухов пишет: «Общность между различными сказаниями жанра так велика, что легко можно отдельные сюжеты и эпизоды одного олонхо приспособить и включить в канву событий другого без всякого ущерба для последнего. Сюжеты олонхо внутри жанра весьма текучи и легко поддаются как сокращению, так и увеличению» (3). Г. У. Эргис, осуществивший перевод олонхо К. Г. Оросина на русский язык, зафиксировал в своей книге 12 вариантов олонхо «Дьулуруйар Ньургун Боотур». Известный фольклорист Н. В. Емельянов в книге «Сюжеты олонхо о защитниках племени» указывает на 14 записей олонхо «Дьулуруйар Ньургун Боотур», хранящихся в архиве ЯНЦ СО РАН (4). Из всех этих вариантов лучшим считается олонхо К. Г. Оросина, оно и легло в основу сводного текста популярного и широко известного олонхо П. А. Ойунского «Дьулуруйар Ньургун Боотур» (в переводе на русский язык Владимира Державина). По поводу текстов олонхо К. Г. Оросина и П. А. Ойунского в свое время И. В. Пухов писал следующее: «Сличение текста олонхо показывает, что это действительно варианты одного и того же олонхо». Сам Константин Оросин в конце своего олонхо сделал приписку: «Орто дойдуттан айыллыбатах олоҥхо, саха киһи көрөр сардаҥалаах маҥан халлаантан айыллыбыт олоҥхо ('олонхо, сочиненное не на среднем месте (земле), а на видимом якутами-людьми блестяще-белом небе')». На сюжет олонхо П. А. Ойунского написана первая якутская опера «Нюргун Боотур Стремительный (либретто Д. К. Сивцева - Суорун Омоллоона, музыка М. Н. Жиркова и Г. Литинского). Олонхо вошло в учебную программу якутских школ и переведено на русский и иностранные языки.

    Второй выпуск содержит три популярных в народе олонхо: «Тойон Ньургун бухатыыр» (записанное от Николая Попова в 1895 г.); «Өлбөт Бэргэн» (запись Р. Александрова со слов известного талантливого олонхосута Жулейского наслега Ботурусского улуса Николая Абрамова - Кыната в 1896 г.); «Удаҕаттар Уолумар Айгыр икки» (запись Э. К. Пекарского от того же Н. Абрамова).

 

 

    В третьем выпуске приведено олонхо «Күл-Күл Бөҕө оҕонньор Силлирикээн эмээхсин икки», созданное М. Н. Андросовой - Ионовой в 1893-1894 гг. Сюжетная линия олонхо развертывается на основе реальных событий. На это первым обратил внимание Г. В. Ксенофонтов: «Усвоив от мужа искусство якутского письма по бетлингковской транскрипции, она в 1893-1894 гг. написала в стихах оригинальную по замыслу поэму, в которой под видом древних якутских богатырей воспеваются подвиги политических ссыльных, борющихся с порядками и указами творца неба и земли Юрюнг Айыы Тойона (Белого творца повелителя), бога одновременно якутского и общечеловеческого» (5). М. Н. Андросова-Ионова, как творчески одаренный человек, сумела ввести в ткань олонхо реальные личности. Их образы наделены сверхъестественными, мифологическими чертами и описаны красочным языком олонхо. Э.  К. Пекарский, прекрасно зная, что это собственное сочинение Марии Николаевны, счел возможным включить его в серию «Образцов» как оригинальное олонхо. Кстати заметим, что в настоящее время вновь появляются олонхосуты, исполняющие собственные сочинения.

    В четвертый выпуск включены два полных олонхо: «Баhымньы Баатыр уонна Эрбэхтэй Бэргэн», записанное Р. К. Большаковым в 1896 г.; «Элик Боотур Ньыгыл Боотур икки», записанное И. Р. Александровым в 1896 г., и одно сокращенное олонхо «Ини-бии Айыыһыт сиэнэ Ала Хара Иэйэхсит сиэнэ Илэ Хара бухатыырдар», сообщенное в 1888 г. П. А. Афанасьевой.

    Пятый выпуск содержит одно полное олонхо «Үүс-аас бэйэлээх Үрүҥ Айыы Тойон ыччаттара», записанное М. Н. Андросовой-Ионовой в 1890 г., и отрывки следующих олонхо: «Орто дойдуга оҥоһуллан төрөөбут Орой Хара аттаах Оҕо Тулаайах», записанное Н. Прядезниковым в 1888 г.; «Өлүү Үөдэлбэ бухатыыр», сообщенное в 1888 г. Е. Д. Николаевым-младшим; «Аландыйа-Куландыйа Кулун Куллуруускай», записанное в 1880-х гг. Н. Артемьевым; «Хара Холлорукай балыстаах Эр Соҕотох», сообщенное в 1888 г. Арсением Петровым; «Эриэдэл Бэргэн», записанное академиком А. Ф. Миддендорфом во время путешествия на север и восток Сибири в 1842-1845 гг.; «Олоҥхолоон Обургу» из книги Р. Маака «Вилюйский округ Якутской области» (6). Кроме того, помещены детские сказки — одна якутская, одна юкагирская и песня-тойук «Кмрииһэлиир Кирилэ».

    Второй том целиком представляет собой якутские тексты «Верхоянского сборника» И. А. Худякова. В нем помещены одно полное олонхо «Хаан Дьаргыстай» и сокращенные записи еще трех олонхо. Кроме того, в нем опубликовано около десяти широко распространенных народных сказок, среди них: «Үчүгэй Үөдьүйээн», «Чөркөй икки Барыллыа икки», «Биэс ынахтаах Бэйбэрикээн эмээхсин», «Чаачахаан», «Чыычаах икки Маҥыс икки» и др. Также даны образцы народных песен импровизационного характера. Большой интерес представляют пословицы и поговорки, насчитывающие 123 названия, и якутские загадки — 320 названий.

    Третий том составляет (имеется в виду первый выпуск) текст олонхо «Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур». Олонхо записал фольклорист, этнограф В. Н. Васильев от известного якутского олонхосута Иннокентия Гурьевича Тимофеева-Теплоухова в с. Амга Якутской области в 1909 г. По качеству записи и сложности сюжетных перипетий «Кулун Куллустуур» считается одним из лучших якутских олонхо.

    Известный фольклорист И. В. Пухов написал специальную статью, где произвел подробный и квалифицированный анализ работы Э. К. Пекарского над текстом олонхо «Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур». Многочисленные текстологические исправления и замечания он сгруппировал на пять разновидностей. Блестящее знание языка и оттенков значений слов позволяли Э. К. Пекарскому вносить лингвистически точные исправления в текст олонхо. При этом он не уничтожал первоначальный текст записи. «Это одна из наиболее положительных сторон, — как отмечал И. В. Пухов, — текстологической работы Пекарского» (7).

    Кроме того И. В. Пухов подробно проанализировал скрупулезную и весьма тщательную работу Пекарского по исправлению и редактированию малограмотных, порою и безграмотных записей текстов олонхо, произведенных при отсутствии общепринятой транскрипции. Поправки делались обычно при самом олонхосуте, что не всегда удавалось. Тогда приходилось искать других олонхосутов, могущих быть консультантами. Приводим слова И. В. Пухова: «Эти исправления не нарушали требований научной записи и свидетельствуют о тонком знании Пекарским якутского языка... Основная научная ценность сборника Пекарского состоит именно в высшей точности и достоверности текстов, достигнутой благодаря огромному труду редактора-составителя» (8).

    В целом «Образцы» Э. К. Пекарского, как отмечал видный эпосовед И. В. Пухов, «... служат весьма солидным и авторитетным источником для исследования героического эпоса якутов» (9). Такую же высокую оценку «Образцам» дал известный фольклорист Г. У. Эргис в 1974 г.: «„Образцы народной литературы якутов”, изданные под редакцией Э. К. Пекарского в трех томах, — непревзойденная до сих пор публикация текстов якутского олонхо» (10). Он так же, как и И. В. Пухов, восторгался исключительно высоким качеством текстологических исправлений и примечаний автора «Образцов»: «Э. К. Пекарский весьма тщательно подготовил это издание, выполнил кропотливую текстологическую и редакторскую работу, восстанавливая подлинный фольклорный текст, записанный разными лицами, часто малограмотными» (11).

    В свое время Э. К. Пекарский отредактировал и подготовил к печати три выпуска третьего тома «Образцов». Но, к сожалению, работа долгое время пролежала без движения в архиве ЯНЦ СО РАН. Лишь в 1994 г., «спустя 90 лет после записи и 80 лет после подготовки к печати, как продолжение серии, начатой Э. К. Пекарским», было издано олонхо «Ала Булкун» Т. В. Захарова-Чээбий (12). Заметим, что Э. К. Пекарский с большим огорчением писал В. В. Никифорову: «...жаль только, что век мой уже короток, и мне не удастся завершить начатую в широких размерах работу по изданию „Образцов якутской народной словесности”, на которые к тому же не находится средств» (13). Он очень хотел увидеть тексты своих «Образцов» в русском переводе, мотивируя это тем, что «перевод на русский язык сокровищ якутской народной словесности крайне необходим для ученого мира». Несмотря на невероятную перегруженность словарной работой, он параллельно занимался переводом на русский язык произведений якутского устного народного творчества. Привожу в этой связи слова известного фольклориста, доктора филологических наук Н. В. Емельянова: «Также неизданными остались переводы „Нюргуна Боотура Стремительного” и других произведений, в том числе знаменитые переводы И. А. Худякова, текстологически сверенные с рукописью самого переводчика Э. К. Пе-карского. Это было бы исправленное 2-е издание „Верхоянского сборника”, но, к сожалению, и это до сих пор не воплотилось в жизнь. Известно, что Э. К. Пекарский переводы И. А. Худякова, подготовленные им к печати, сдал в конце 1910-х — нач. 20-х гг. в издательство „Всемирная литература”, но поиски их П. Е. Ефремовым и мною результатов не дали» (14). От себя добавим, что в письме Пекарского сыну Николаю от 7 мая 1921 г. есть такие слова: «...работаю над своим Словарем и переводом якутских сказок для издательства „Всемирная литература”» (15).

    В «Словаре» Э. К. Пекарского содержится много разнообразных сведений по фольклору. Также у него есть несколько специальных работ и публикаций, посвященных устному народному творчеству (16). Классификацию жанров устного народного творчества якутов Э. К. Пекарский производил по их народным названиям: а) олонхо; б) устуоруйа; в) кэпсээн; г) ырыа-тойук; д) чабырҕах; е) өс хоһооно; ж) таабырын. Из его теоретических работ, посвященных вопросам фольклора, наиболее значительной считается последняя — «Якутская сказка», напечатанная в 1934 г. в сборнике, посвященном С. Ф. Ольденбургу (17). В дореволюционной научной литературе, как отмечают фольклористы, олонхо называли «сказкой». Среди жанров устного народного творчества на первое место Э. К. Пекарский ставил олонхо и подразделял его на две части: песенную которую он назвал «героической поэмой», и сказывающую часть — «сказкой, наподобие русских сказок». Он признавал многообразие фольклорных жанров олонхо и считал, что из-за этого «трудно определить олонхо». Интересны его высказывания о том, что борьба богатырей с разными небесными, морскими, железными и другими богатырями наводит на мысль, что, «кроме тунгусов и ламутов, якутам были известны и другие племена, имена которых с течением времени изгладились из памяти». По его мнению, олонхо зародилось в те далекие времена, когда якуты жили не на севере. Как пишет И. В. Пухов, Э. К. Пекарский постепенно раскрыл многообразие признаков, определяющих жанр олонхо, и в своем «Словаре» дал правильное определение олонхо: «Героическая былина, эпическая песня о подвигах богатырей; героическая поэма, имеющая стихотворный размер». Однако он тут же делает противоположные сказанному, с точки зрения специалиста-эпосоведа, добавления: «сказка, вымышленный рассказ; история» со ссылкой на небольшой рукописный «Якутско-русский, русско-якутский словарь», составленный М. А. Натансоном в 1882 г.; и «басня» со ссылкой на «Деяния св. апостолов» на якутском языке. И. В. Пухов продолжает: «Здесь противоречие очевидно. К тому же в народе олонхо не смешивают ни со сказкой, ни с историей, тем более с басней» (18). Ссылки означают, что ответственность за указанное толкование автор возлагает на источники. В то же время И. В. Пухов отмечает, что Пекарский «дал совершенно правильное описание „устуоруйа”». Для нас интерес представляет забытый термин «устуоруйа», обозначающий якутские народные сказки, в отличие от «остуоруйа», который обозначает науку, изучающую развитие и изменение какой-либо области природы, культуры и т. д. Вместо того, чтобы широко употреблять два самостоятельных слова наравне, делалось все, чтобы искоренить термин «устуоруйа». Не это ли пример нигилистического отношения к интеллектуализации родного языка?! Только теперь, после значительного забвения, принимаются попытки возродить это слово в виде термина.

    Тексты олонхо и других жанров фольклора привлекали особое внимание Пекарского не только как памятники устного народного творчества, но и, прежде всего, как неиссякаемые источники для «Словаря». По неполным данным, им использованы записи полных и сокращенных текстов следующих олонхо: 1) «Дьулуруйар Ньургун Боотур» (текст и запись К. Г. Оросина, переписывал в 1895 г. Пекарский); 2) «Тойон Ньургун Бухатыыр» (запись Н. Р. Попова, 1895 г.); 3) «Өлбөт Бэргэн» (запись Р. Александрова со слов Н. Абрамова, 1896 г.); 4) «Удаҕаттар Уолумар Айгыр икки» (запись Пекарского со слов Н. Абрамова); 5) «Күл-Күл Бөҕө оҕонньор Силлирикээн эмээхсин икки» (текст и запись М. Н. Андросовой-Ионовой, 1893 г.); 6) «Баһымньы Баатыр Эрбэхтэй Бэргэн икки» (запись Р. К. Большакова, 1890 г.); 7) «Элик Боотур Ньыгыл Боотур икки» (запись Р. Александрова, 1896 г.); 8) «Ини-бии Айыыһыт сиэнэ Ала-Хара Иэйэхсит сиэнэ Илэ-Хара бухатыырдар» (сообщила Т. А. Афанасьева, 1888 г.); 9) «Үүс-аас бэйэлээх Үрүҥ Айыы Тойон ыччаттара» (запись М. Н. Андросовой-Ионовой, 1890 г.); 10) «Орто дойдуга оҥоһуллан төрөөбүт Орой Хара аттаах Оҕо Тулаайах» (запись Н. Прядезникова, 1895 г.); 11) «Өлүү Үөдүлбэ бухатыыр» (сообщено Е. Д. Николаевым, 1888 г.); 12) Аландаайы-Куландаайы Кулун Куллуруускай» (запись Н. Артемьева, 80-е гг. XIX в.); 13) «Хара Холлорукай балыстаах Эр Соҕотох» (сообщено в 1888 г. Арсением Петровым); 14) «Эриэдэл Бэргэн» (извлечено из якутских текстов А. Ф. Миддендорфа); 15) «Олоҥхолоон Обургу» (извлечено из III части исследования Р. Маака); 16) «Хаан Дьаргыстай» (из материалов И. А. Худякова); 17) «Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур» (запись В. Н. Васильева со слов И. Г. Тимофеева-Теплоухова, 1901 г.); 18) «Олоҥхо бака» (сокращенная запись олонхо Н. Ф. Попова, 1895 г.); 19) «Эрэйдээх буруйдаах Эр Соҕотох» (запись П. Островских в Туруханском крае, 1902 г.); 20) «Буура Дохсун Орулуос Дохсун икки» (запись Э. К. Пекарского со слов Н. Абрамова, 1886 г.); 21) «Үрдүк халлаан уола Нүгэр бухатыыр» (отрывок, сообщила Т. А. Афанасьева в 1888 г.); 22) «Тимир Дьэһинтэй (отрывок); 23) «Мүлдьүруйбэт Мүлдьү Бөҕө» (запись со слов Р. А. Тимофеева); 24) «Сүҥ Дьааһын» (запись со слов С. И. Стрекаловского, 1895 г.); 25) «Эрэйдээх буруйдаах Эр Соҕотох» (запись С. В. Ястремского со слов Г. Н. Свинобоева, 1895 г.); 26) «Кылааннаах Кыыс бухатыыр» (запись со слов И. Я. Слепцова); 27) «Үрүҥ Уолан» (без пометы); 28) «Кулун Куллустуур» (запись С. В. Ястремского со слов Н. А. Копырина); 29) «Олонхо» без заглавия (запись И. Н. Оросина со слов Н. Ф. Попова, 1895 г.); 30) «Баһымньы Баатыр» (отрывок); 31) «Олоҥхолоон Обургу» (запись К. Г. Оросина, 1889 г.) (19).

    Из героического эпоса Эдуард Карлович извлекал по крупицам каждое слово и заносил в «Словарь» в качестве словарной единицы. Больших трудов стоило для него толкование их значений. В виде наглядной иллюстрации употребления того или иного слова или устойчивого словосочетания приводил примеры из олонхо. Во избежание лишних упреков в возможной ошибочности толкований автор «Словаря» непременно давал ссылки на источники. Так, в «Словаре» насчитываются 5632 ссылки на «Образцы». В это количество нами не включены слова и примеры в иллюстративной части, зафиксированные с пометами: ск. (сказки), пес. (народная песня), заг. (загадки), пог. (поговорки), посл. (пословицы). Кроме всего прочего, по всем тринадцати выпускам разнесены многочисленные ссылки составителя на знатоков и исследователей якутского языка и фольклора. Среди них: Худ. (из «Верхоянского сборника» И. А. Худякова), Я. (из «Образцов якутской устной народной словесности» и других материалов С. В. Ястремского), Ион. (из этнографических, мифологических и фольклорных материалов В. М. Ионова), Д. П. (из рукописных материалов и личных указаний Дм. Дм. Попова), М. А. (из фольклорных материалов, личных толкований слов и определения их словарной формы М. Н. Андросовой-Ионовой), Новг. (из материалов по верованиям С. А. Новгородова и его личных указаний ), Вас. (из этнографических и фольклорных записей В. Н. Васильева), А. Кул. (из фольклорных и языковых материалов А. Е. Кулаковского) и др.

    Иллюстрации значений слов обильно насыщены примерами из жанров фольклора, главным образом, из героического эпоса олонхо. В них содержатся 17349 ссылок из 176 источников. Преобладающее большинство ссылок — это прямое указание автора «Словаря» на те или иные старинные слова и словосочетания, присущие олонхо. В этом плане «Словарь» является неиссякаемым родником языка устного народного творчества, в особенности олонхо, кладезем народной мудрости.

    «Образцы народной литературы якутов» Э. К. Пекарского, однозначно получившие высокую оценку отечественных фольклористов, несомненно, сыграли положительную роль в провозглашении ЮНЕСКО якутского героического эпоса олонхо в 2005 г. шедевром устного и нематериального культурного наследия человечества.

                                                      Труды по этнографии якутов

    Э. К. Пекарский, наряду с фольклором, достаточно продуктивно занимался изучением этнографии якутов. Круг его интересов был обширным: общественный строй якутов, домашний и семейный быт, юридическое и обычное право, земельные отношения, обряды и традиции и т.д. Он много сил и труда вложил в исследование материальной, духовной и культурной жизни якутов. Первой его работой по этнографии считается «Якутский род до и после прихода русских» (20) (вторая глава статьи написана совместно с Г. Ф. Осмоловским). Авторы попытались на основе материалов устного народного творчества и исторических преданий восстановить характер общественной жизни якутов до прихода русских. Терминология родства подтверждает, что во главе семьи стоял аҕа (отец). Домочадцы находились в его полнейшем подчинении. Со стороны детей замечается покорность отцу и старшему по возрасту. Вдова-мать приобретала над своими детьми отцовские права. Женатых сыновей отделяли. Супружеские отношения характеризовались неограниченной властью мужа. Авторы писали, что «нигде не встретили грубого насилия над чувствами девушки». У самых богатых тойонов имелся большой штат слуг, но разделение и специализация труда между ними были распределены до крайности четко. Также они отметили, что «происхождение рабов нам неизвестно». Тойоны вели между собой войны. За енисейскими появились мангазейские казаки, которые стали собирать ясак в свою пользу. Идея «независимости» постоянно бродила в умах самых влиятельных родоначальников, вроде Софрона Сыранова и Алексея Аржакова. Но вражда между тойонами не позволила осуществиться их планам.

    В целом в статье впервые показана возможность использования умело подобранных фольклорных, этнографических и языковых материалов в качестве первоисточников для описания дореволюционной жизни якутов. В то же время, как пишется в статье, «чтобы иметь понятие о их общественной жизни до их встречи с русскими, необходимо было бы внимательно исследовать их современный общественный строй в тех его чертах, в которых можно увидеть архаичные пережитки прошлых времен, собирать сохранившиеся об этом сообщения, использовать устное народное творчество якутов и те данные, которые дает живой якутский язык» (21).

    Пекарский совместно с И. И. Майновым составил для Якутской Сибиряковской экспедиции (1894-1896 гг.) «Программу для исследования домашнего и семейного быта якутов», состоящую из 10 разделов: 1) звероводство, 2) рыболовство, 3) скотоводство, 4) земледелие, 5) ремесла, 6) пища, питье и наркотические вещества, 7) жилище и его принадлежности, 8) семейный быт, 9) игры и увеселения, 10) нравы и национальный характер (22). Известно, что на ее основе была разработана комплексная программа этнографической части исследований, проводимых в рамках Комиссии АН СССР по изучению производительных сил Якутии во второй половине XX столетия. «Программа», по словам известного этнографа И. С. Гурвича, «не потеряла значения и в настоящее время для собирания материала по прошлому якутского народа» (22).

    Будучи участником Нелькано-Аянской экспедиции, Э. К. Пекарский провел анкетирование свыше 60 тунгусских семей. Собрал большой материал о численности аяно-майских тунгусов, рождаемости, смертности и имущественной обеспеченности. Материалы Пекарского не подтвердили выводы предшествующих исследователей о вымирании тунгусов, однако они убедительно показывали их исключительно тяжелое положение. Он предложил дать им льготы в уплате ясака, а также обосновал необходимость открытия школы для детей тунгусов. Одновременно Пекарский занимался сбором этнографических экспонатов для Императорского Русского музея (свыше 400 предметов). Материалы были опубликованы дважды (в 1904 и 1913 гг.). К последнему изданию приложены карты маршрутов летних и зимних кочевок аяно-майских тунгусов.

    Э. К. Пекарский совместно с В. Н. Васильевым выпустил статью «Плащ и бубен якутского шамана», где отмечается, что в сознании якутов уже утратились строгие разграничения функций белого и черного шаманов и их орудий. Они попытались восстановить назначение отдельных частей и деталей шаманского костюма, бубна и колотушки по этнографическим, фольклорным материалам и личным полевым наблюдениям. При этом они указывали, что значение некоторых фигур, нашитых на костюмы шамана, объяснению не поддается. По утверждениям авторов, плащ шамана — существо живое, подобное человеку и птице. Статья вызвала много откликов. Крупный этнограф Н. А. Виташевский в своей рецензии дал в целом положительную оценку, но с некоторыми терминами, приведенными в статье, не согласился, например, вместо термина «плащ», по его мнению, правильнее было бы употребить «кафтан».

    Э. К. Пекарского глубоко заинтересовали вопросы земельного права якутов. В статье «Земельный вопрос у якутов» он подверг резкой критике неравномерное распределение земли по классам, захват земельных участков богачами. Процент безземельных людей доходил в то время до 30. В связи с этим Э. К. Пекарский предложил провести: 1) уравнение в личных, имущественных и земельных правах; 2) точное определение границ между наслегами и улусами; 3) уравнительное распределение земли и обязательное уничтожение классной системы. В 1899 г., по его инициативе, среди бедняков Игидейского наслега Ботурусского улуса был осуществлен передел внесписочной земли, которой раньше пользовались богачи, в результате все безземельные получили участки.

    Ряд работ Пекарский посвятил юридическому и обычному праву якутов. В статье «Кочевое или оседлое племя якуты» он пишет, что в «Уставе об инородцах» 1822 г. якуты ошибочно отнесены к кочевым народностям. С тех пор произошли коренные изменения. Якутский народ совместно с русским прошел большой путь развития и давно перешел на оседлый образ жизни. В другой статье «Из области имущественных прав якутов» Пекарский выступает за пересмотр «Устава об инородцах» 1822 г. Главный его недостаток, кроме всего прочего, считает он, заключается в том, что «инородец рассматривается не как полноправный гражданин, имеющий право распоряжаться своим имуществом, а как человек низшей расы». В статье «Об организации суда у якутов» автор указывает, что вопрос об инородческом суде может быть правильно разрешен только при условии внесения соответствующих изменений в «Устав об инородцах» 1822 г. По нему, в основу организации суда у инородцев должны быть положены принципы коллегиального суда, выборное начало и установление одной апелляционной и одной кассационной инстанций.

    В 1925 г. Э. К. Пекарский опубликовал в «Сборнике музея антропологии и этнографии» АН СССР три документа, затрагивающих обычное право якутов. Документы были извлечены из архива Якутского областного управления и относятся к Якутскому, Верхоянскому и Олекминскому округам. Из них документы по Верхоянскому и Олекминскому вышли из печати впервые. Пекарский отмечает, что обычное право якутов изучено очень слабо. По этому вопросу большую ценность, по его мнению, представляет неизданная работа Н. А. Виташевского «Якутские материалы для разработки вопросов эмбриологии права».

    Э. К. Пекарский совместно с Н. П. Поповым выпустил две работы: «Средняя якутская свадьба» и «Среди якутов (случайные заметки)». В первой из них приводится подробное описание свадебного обряда средней свадьбы, проведенной в 1892 г. в Игидейском наслеге Ботурусского улуса. Отображение свадебной церемонии показало, насколько были утрачены древние свадебные обычаи уже к концу XIX в. Вся свадебная терминология дана на якутском языке (в бетлингковской транскрипции). Во второй работе описываются космогонические представления якутов о небе, солнце, луне, громе, молнии, ветре, огне, земле и календарных датах. Материалы были собраны Пекарским в 80—90-х гг. XIX в. в Игидейском наслеге Ботурусского улуса.

    Круг интересов Э. К. Пекарского был широк. Во многих из опубликованных статей и заметок он поднимал проблемные вопросы. Так, например, в статье «Знание якутского языка в школах» Э. К. Пекарский поставил вопрос о введении в якутских школах обучения на родном языке и преподавании русского языка в качестве учебного предмета. Он писал, что «действительно у якутов нет письменной литературы, но есть очень богатая устная литература». Что касается азбуки, то, по мнению автора, «имеется безупречный научный алфавит академика О. Н. Бетлингка». В своих статьях и заметках он информировал широкую общественность о невыносимо тяжелых условиях жизни якутского народа и наиболее значительных событиях, происходящих в Якутской области и за ее пределами. Об этом красноречиво говорят заголовки его статей типа «Дутые сведения и грандиозные планы», «Нужна ли теперь ломка Сибирской общины», «О высшей школе в Иркутске», «К вопросу объякучивании русских», «Край губернаторского произвола», «Неурожай и сибирская язва в Якутской области», «О вымирании якутов» и др. Из этого видно, что в статьях и заметках Э. К. Пекарский выступает как активный общественный деятель, ревностно следящий за всеми значительными событиями народной жизни в Якутской области и за ее пределами.

    В некоторых его статьях проскальзывают, как отмечали этнографы, его народнические взгляды: упование на гуманность московских верховных властей и сильно преувеличенные надежды на якутский тойонат, среди которого встречаются «светлые личности», способные, получив хорошее образование, целиком и полностью встать на защиту общей массы и тем самым спасти ее от нищеты и бесправия.

    Богатый фактический материал, содержащийся в статьях и публикациях Э. К. Пекарского, может быть рассмотрен, по словам И. С. Гурвича, «как своеобразный добротный этнографический источник», к которому неизменно обращаются современные исследователи-этнографы.

                                            Э. К. Пекарский как редактор и рецензент

    Э. К. Пекарский много сил и энергии отдавал редактированию научных работ и публикаций своих товарищей по ссылке. Ему принадлежит редакция русского текста «Образцов народной литературы якутов» С. В. Ястремского. По этому поводу С. В. Ястремский писал: «Я очень рад, что Вы согласились редактировать мои „Образцы”. Лучшего редактора я и не мог желать» (24). Особенно много труда он вложил в подготовку посмертных изданий трудов политссыльного В. Ф. Трощанского, известного собирателя и исследователя материалов по шаманизму и этнографии. Под редакцией Э. К. Пекарского были опубликованы следующие работы В. Ф. Трощанского: «Эволюция черной веры (шаманства) у якутов» (Казань, 1903), «Якуты в их домашней обстановке» (СПб., 1909), «Любовь и брак у якутов» (СПб., 1909), «Наброски о якутах Якутского округа» (Казань, 1911), «Опыт систематической программы для сбора сведений о дохристианских верованиях якутов» (СПб., 1911). При этом нельзя сказать, что он только редактировал — этого мало, он производил выверку всех якутских слов (терминов), снабжал их примечаниями и приложениями, иногда и дополнениями. Например, рукопись В.Ф.Трощанского «Эволюция черной веры (шаманства) у якутов» он снабдил двумя приложениями и предметным указателем по главам. Во втором приложении он дополнительно поместил 10 снимков якутского шаманского костюма с расшифровкой основного назначения изображенных на нем наиболее значимых фигур.

    Еще в годы работы в Якутском областном статистическом комитете он отредактировал «Общее обозрение Якутской области за 1892-1902 гг.», составил и отредактировал «Обзор Якутской области за 1901 г.». Э. К. Пекарский являлся редактором «Грамматики якутского языка» С. В. Ястремского. Под его редакцией вышла работа П. П. Хороших «Опыт указателя историко-этнографической литературы о якутской народности» (Иркутск, 1924). В какой степени он чувствовал редакторскую ответственность, узнаем из его письма к В. Л. Котвичу от 8 ноября 1927 г.: «Опыт с печатанием библиографического указателя П. П. Хороших „Якуты”, вышедшего в Иркутске под моей редакцией, но без моей корректуры, показал, как опасно доверять такое дело постороннему глазу» (25).

    Постоянная работа с письмами и записями малограмотных писарей помогла ему выработать со временем настоящие редакторские навыки. Эти навыки усовершенствовались в процессе работы над изданием выпусков «Словаря» и «Образцов народной литературы якутов».

    Э. К. Пекарский по приезде в Санкт-Петербург в марте 1906 г. выступил на заседании восточного отделения Императорского Русского археологического общества с докладом по теме «Миддендорф и его якутские тексты». Доклад получил большое одобрение и был напечатан в «Записках» того же отделения (26). Автор статьи дал высокую оценку фольклорным и языковым записям А. Миддендорфа. Он привел его слова о том, что «лингвистам всякий отрывок, какой бы искажен он ни был, должен быть так же дорог, как зоологам иное совершенно испорченное чучело, а палеонтологам какой-нибудь кусочек кости или раковины, как бы он ни был поврежден». Э. К. Пекарский перечисляет то ценное для него, что он нашел в его якутских текстах: 1) новые, не зарегистрированные в «Словаре» слова, преимущественно старинные, вышедшие из употребления; 2) указание на другое, не подмеченное ранее, произношение известных слов; 3) подтверждение многих своих догадок; 4) разрешение некоторых его сомнений в определении значений отдельных слов. В этой связи Пекарский высказал свои сокровенные мысли относительно того, сколько раз ему приходилось слышать, в ответ на просьбы объяснить значение того или иного слова, неизменное «так говорят в песнях, так говорят в сказках». Такое отношение окружающих к языку не могло не приводить его в отчаяние от невозможности добраться до смысла какого-либо слова или словосочетания.

    В текстах Мидцендорфа подтверждается наличие долготы во многих якутских словах типа куйаас, саамал и установленных В. М. Ионовым, так называемых, мульированных звуков 'дь', 'ль', 'нь'. В одной песне Пекарский нашел восемь слов, не зарегистрированных в его «Словаре», среди них русские заимствования байбары, одьунаас, эрэһиэн. Э. К. Пекарский не раз подчеркивал, что в «Словарь» занесены русские слова, получившие гражданство в якутском разговорном языке, то есть слова, с точки зрения самих якутов, несомненно якутского происхождения. Заимствованным словом Э. К. Пекарский считал такое слово, которое приобретает в входном языке какой-либо новый оттенок и почти никогда не бывает тождественным по значению со своим прототипом.

    Многие старинные слова, впервые встречающиеся в текстах Миддендорфа, представляют собой большую ценность для науки. В этой связи автор указывает, что как бы неожиданны и странны не казались для нее отдельные слова и выражения, мы не должны к ним относиться легкомысленно, отказывая в их праве быть в общении. Многие слова и их значения были бы утрачены для науки, если бы они не зафиксировались в материалах А. Миддендорфа. При дальнейшем, более углубленном изучении текстов Миддендорфа исследователь найдет в них немало и других ценных наблюдений. Э. К. Пекарский склонен считать, что именно А. Миддендорф положил начало основательному изучению языка и быта якутов.

    Для словарных целей Э. К. Пекарский стал пользоваться русским текстом «Верхоянского сборника» И. А. Худякова, изданного в 1890 г. в Иркутске. Здесь он обнаружил массу неточных и неверных переводов. Например, словосочетание өмүрэх таба охсор переведено, 'всполомошный бьет как олень'. Пекарский недоумевал: при чем тут 'олень'? В тексте имеется перевод: «Кыйбырдаан со своей сестрой (Текикой)». Он занес в «Словарь», наряду с другими, слово, 'Текика', воспринимая его как имя собственное, с вопросительным знаком. Он не мог не уловить явное нарушение в правописании этого слова закона гармонии гласных. Сплошные неточности в переводе текстов И. А. Худякова привели Пекарского к мысли о необходимости сверки с рукописным оригиналом. В течение продолжительного времени он обращался в различные инстанции с просьбой выслать ему якутский текст «Верхоянского сборника» И. А. Худякова, но получал неизменный отказ по различным мотивам. Пекарский смог получить рукопись И. А. Худякова лишь в 1895 г. при содействии организатора Якутской Сибиряковской экспедиции Д. А. Клеменца.

    При сличении печатного текста с рукописью И. А. Худякова обнаружилось еще больше ошибок, опечаток, пропусков слов, фраз и т. д. и т. п. Пекарский выступил с резким, отрицательным отзывом о редакции «Верхоянского сборника» И. А. Худякова (27). Много неверных переводов и пропусков содержалось, по словам Пекарского, в русской части, не говоря уже о редакции якутских слов и выражений. Во всех этих недостатках он обвинял редакцию, которая не сочла нужным сличить ранние записи И. А. Худякова с его поздними, исправленными. Знаки препинания в русском тексте были расставлены произвольно: иногда одна фраза была разбита на две, отделенные друг от друга точкой, иногда две фразы были соединены в одну. По словам рецензента, в высшей степени желательно, чтобы русский текст, тщательно проверенный и отредактированный, был издан вновь параллельно с якутским текстом. Заметим, что эту скрупулезную работу над текстами «Верхоянского сборника» Пекарский провел лично и предоставил труд в издательство «Всемирная литература». Скупой на похвалу Э. К. Пекарский печатно восхищался работами И. А. Худякова, высоко оценивая его как фольклориста.

    Несмотря на большую занятость, круг его интересов был чрезвычайно широк, между делом (т. е. между основной работой по «Словарю») он умудрялся находить время и силы для составления многочисленных отзывов и рецензий на другие работы, в том числе на второстепенные, на первый взгляд, темы, далекие от его основной деятельности. Ниже приведем отрывки из этих работ. По тематике они разделены на две части: одна часть относится к якутам и Якутской области, другая — к материалам, не имеющим прямого отношения к Якутии.

    Одной из его первых рецензентских работ можно назвать статью «П. И. Войнаральский о вымирании якутов», опубликованную в журнале «Живая старина». В ней Пекарский соглашается с утверждением П. И. Войнаральского о том, что процесс физического вымирания якутов несомненен. Главная причина этого — не в водке, не в сифилисе, не в развращающем влиянии русских, а в другом. Но, в чем она состоит, в статье не раскрывается. Не сказано ни одного слова и о том, как облегчить страдания обездоленных. Автор статьи ограничился обещанием, что напишет об этом после. По словам рецензента, П. И. Войнаральский не выполнил своего обещания, хотя после написания статьи прошло уже десять лет.

    В рецензии «К вопросу о происхождении слова „тунгус”» Пекарский подверг резкой критике статью А. Шиманского. Автор статьи попытался определить значение слова «тунгус», выводя его из словосочетания «тоҥ уос». Разумеется, такое определение Пекарскому показалось сильно поверхностным, вносящим только путаницу в этот серьезный вопрос о происхождении самоназвания целого народа.

    Относительно статьи В. Н. Васильева «Угасшая русская культура на Дальнем Востоке» Пекарский в своем кратком отзыве ничего нового от себя не добавил, только подтвердил явление объякучивания русских поселенцев на Хатанге и Анабаре.

    В отзыве «Дутые сведения и грандиозные проекты» рецензент подверг критике тех людей, которые выступают в различных печатных органах с прожектёрскими проектами вроде того, что следует построить железную дорогу Туруханск — Жиганск — Среднеколымск и т.д. Подобные проекты при этом они обосновывают опасностью захвата этих территорий японцами. Пекарский подтвердил, что эта опасность действительно грозит, но она будет исходить не от японцев, а «от наших доморощенных благодетелей».

    В 1909 г. в журнале «Сибирские вопросы» вышла заметка «К деятельности Н. М. Ядринцева», в которой излагалось краткое содержание «Программы по исследованию Якутской области» Н. М. Ядринцева. «Программа» была разработана на основе «Докладной записки» головы Ботурусского улуса, незаурядного общественного деятеля Е. Д. Николаева. Он, будучи и Петербурге на коронации императора Александра II в качестве представителя от инородческого населения Якутии, заранее составил «Докладную записку», где на конкретных фактах подробно описал отрицательное влияние массовой уголовной ссылки в Якутскую область на население. Э. К. Пекарский посчитал необходимым опубликовать «Программу» Н. М. Ядринцева.

    В журнале «Каторга и ссылка» Пекарский напечатал рецензию на «Беглые воспоминания» А. Виташевской о своем муже Н. А. Виташевском. По мнению рецензента, в воспоминания вкрались некоторые неточности, объясняемые недостаточной осведомленностью относительно обширных научных, общественных и политических интересов ее мужа Н. А. Виташевского. В частности, Пекарский утверждает, что Н. А. Виташевский до конца своей жизни оставался настоящим революционером-народником.

    Из второй группы рецензий коснемся лишь некоторых. Например, в отзыве на книгу М. А. Энгельгардта «Вредные и благородные расы» (СПб., 1908) Э. К. Пекарский резко выступил против разделения рас на «благородные» и «неблагородные». Он с восторгом встретил появление в свет первого «Сборника гиляцкой поэзии». (Гиляки (нивхи) — маленькое племя, обитающее в Приморской области и в северной части острова Сахалин). По его мнению, гиляцкий язык ближе всего стоит к языкам американских аборигенов. В заметке «О религиозном состоянии инородцев Пермской и Оренбургской епархий» Пекарский на основании отчетов миссионеров этих областей делает заключение об отходе инородцев от православной веры к прежним языческим суевериям.

    Фольклорными и этнографическими работами Э. К. Пекарский показал себя знатоком не только языка, но и материальной культуры якутов. Искренне солидаризируемся с высказыванием профессора Л. Н. Харитонова о том, что «исследователь якутского фольклора и этнографии здесь найдет исходный материал и надежную опору для изысканий по любому вопросу своей специальности» (28).

                                                                        Глава III

                                   «ПАМЯТНИК ВОЗДВИГ СЕБЕ НЕРУКОТВОРНЫЙ»

                                         Сбор словарного материала и его обработка

    Вся плодотворная работа по собиранию, исследованию и редактированию этнографических, фольклорных и языковых материалов была подчинена главной цели жизни ученого — созданию «Словаря». Э. К. Пекарский вошел в историю отечественной и мировой тюркологии как автор фундаментального «Словаря якутского языка» в 13 выпусках (1889-1930 гг.).

    1881 г. — год приезда Э. К. Пекарского в Игидейский наслег Ботурусского улуса Якутской области — традиционно считается началом работы над «Словарем», о чем писал сам автор в «Предисловии» к первому выпуску.

    Первоначальные занятия якутским языком имели сугубо практические цели: обстановка вынуждала к общению с населением, не знавшим русского языка. Пекарский завел себе две тетради: в одну стал заносить якутские слова и их значения, в другую — русские слова с их переводом на якутский язык. Источниками стали слова преимущественно из книг, изданных миссионерами в переводе на якутский язык, а также слова и поясняющие их примеры из «Краткой грамматики якутского языка» протоирея Д. Хитрова, «Первоначального учебника русского языка для якутов» и «Букваря для якутов», изданных в Казани. Эти тетради по существу стали первоначальной картотечной базой и постоянно пополнялись в последующие годы. Он использовал почти все, что было опубликовано в то время на якутском языке и то, что печаталось о Якутии на русском языке. Со многими трудами политических ссыльных он был знаком еще в их рукописном виде.

 

 

    Первые записи слов делались для того, чтобы их запомнить и пользоваться ими в разговоре. При беседе или частном разговоре с окружающими он также не забывал записывать незнакомые слова на бумажные лоскутки.

    Большое значение для успешных занятий языком имело знакомство Э. К. Пекарского с местным знатоком якутского языка протоиереем Дм. Дм. Поповым, впоследствии ставшим одним из соавторов создания «Словаря». Он, как большой знаток и исследователь языка, оказывал, по словам Э. К. Пекарского, «совершенно бескорыстную помощь» в течение тринадцати лет. Известный ученый этнограф В. М. Ионов отдал в распоряжение Пекарского свой этнографический, фольклорный и языковой материал, собираемый им на протяжении десятков лет, и до конца своей жизни принимал самое деятельное участие в составлении «Словаря» в качестве соавтора и редактора (1). Они, как знатоки языка и культуры якутского народа, смогли убедить Пекарского в том, что накопленный им материал может иметь не только практическое, но и большое научное значение. Решающей была роль В. М. Ионова в обогащении словника «Словаря» богатой лексикой устного народного творчества якутов и в окончательной выработке транскрипции «Словаря» на основе академического алфавита О. Н. Бетлингка. До этого Э. К. Пекарский пользовался распространенным тогда правописанием на основе русских букв.

    Узнав об усердных занятиях Пекарского якутским языком, многие старались ему помочь. Местные политссыльные давали ему небольшие русско-якутские, якутско-русские словарики (Альбов, Натансон, Аптекман и др.). Как сказано выше, при содействии организатора Якутской Сибиряковской экспедиции Д. А. Клеменца Пекарский получил якутские тексты «Верхоянского сборника» И. А. Худякова и «Якутско-русский словарь» П. Ф. Порядина.

    Прокопий Филиппович Порядин — уроженец Восточно-Кангаласского улуса Якутской области. Окончил фельдшерскую школу в Казани. В апреле 1877 г. он выехал из Петербурга в Якутск, «желая заниматься самостоятельно в Якутской области этнографическими, антропологическими и статистическими исследованиями края и его народов» (2). Он состоял членом-сотрудником этнографического отдела Русского географического общества. О последующих годах его жизни, к сожалению, сведений нет, но известно, что он «умер в Санкт-Петербурге примерно в 1884 г.» (3). Рукописный вариант «Якутско-русского словаря» П. Ф. Порядина содержит 7051 заглавное слово, транскрибированное русскими буквами со своеобразными обозначениями якутских специфических звуков. Наряду с основой в виде заглавных слов, в нем параллельно приводятся и производные от нее. Поэтому в словаре П. Ф. Порядина зафиксировано намного больше слов, чем указанное число.

    Еще в начале работы Якутской Сибиряковской экспедиции ее руководитель Д. А. Клеменц посоветовал Пекарскому обратить особое внимание на пополнение «Словаря» фразеологией. Отметим, что названная экспедиция положила начало систематическому пополнению «Словаря» материалами устного народного творчества. Д. А. Клеменц рассчитывал на «Словарь» Пекарского «в случае, если экспедиция не даст ожидаемых от нее результатов». По его же распоряжению фольклорные и языковые материалы поступали Пекарскому от всех членов экспедиции.

    Собранный материал пока лежал как глыба и не мог не давить на составителя своим невероятно обширным объемом. Э. К. Пекарский не был филологом по образованию и не был знаком с теорией и практикой лексикографических изысканий. Поэтому вполне понятны его искренние слова: «Я серьезно боюсь как бы не оскандалиться прежде приведения этого материала в более или менее систематизированный порядок» (4). Эта «боязнь» — его большая ответственность перед будущими пользователями словаря — заставила его работать «свыше сил и не щадя здоровье». Первоначальная техника работы, как уже говорилось, была достаточно простой: в одну тетрадь он вписывал якутские слова и их значения, в другую — русские слова и их перевод. На отдельные листы выписывал слова, значение которых не могли объяснить окружающие. Ответ информатора записывал очень аккуратно. Если в записях различных информаторов находил разницу в значениях слов, то расспрашивал их вновь и вновь до тех пор, пока не достигал полного совпадения ответов. Новые дополнения относительно некоторых словарных вокабул обозначал двузначными цифрами, иногда и трехзначными. Из-за нехватки тетрадей подклеивал к ним лоскутки бумаги, оборотные страницы книг и т.д.

    Спустя три-четыре года в его руки попал «Якутско-немецкий словарь» акад. О. Н. Бетлингка. При его сверке со своими накопленными материалами он обнаружил, что в словаре О. Н. Бетлингка многие слова, в том числе и общеупотребительные, не зафиксированы и показаны не все значения заглавных слов. В официальной российской печати тех времен проскальзывало предвзятое мнение, будто якутский язык очень беден. Собственный опыт Пекарского, поддержанного знатоком языка Дм. Дм. Поповым, убеждал в обратном, в том, что якутский язык отнюдь не ограничивается четырьмя тысячами слов (зафиксированными в «Словаре» О. Н. Бетлингка). Благодаря О. Н. Беглингку Пекарский сумел усвоить алфавитный принцип расположения слов и лучше ознакомиться с грамматическим строем якутского языка. Методы и принципы, которыми пользовался О. Н. Бетлингк при составлении «Якутско-немецкого словаря», стали незыблемой основой для начинающего словариста. Богатый фактический материал и практическое знание якутского языка дали Э. К. Пекарскому возможность использовать словник «Якутско-немецкого словаря» достаточно критически (5).

    Положив в основу своей работы принципы и методы «Якутско-немецкого словаря» О. Н. Бетлингка, Пекарский продолжал выписывать слова и выражения преимущественно из жанров устного народного творчества и устного разговорного языка. Большой объем уже собранного материала и его дальнейшее увеличение затрудняли его словарную обработку. Не могло не сказываться отсутствие опыта и недостаточное знание методики лексикографии. Составитель узнал о картотечной системе работы намного позже, прочитав о ней в предисловии к «Толковому словарю живого великорусского языка» В. И. Даля (6). Попытка Э. К. Пекарского и В. М. Ионова получить советы у О. Н. Бетлингка по волнующим их вопросам лексикографии окончилась неудачей из-за отъезда последнего в Лейпциг. «Часто не хватало письменных принадлежностей, — вспоминает Э. К. Пекарский о ходе работы над „Словарем”, — приходилось пользоваться каждой осьмушкой бумаги, у которой одна сторона была чистая. Не хватало свеч, и приходилось читать, а иногда и писать при свете якутского камина с риском испортить себе глаза. Денег в нашем распоряжении было очень мало, так как приходилось ограничиваться, при отсутствии заработка, скудным казенным пособием в 6 рублей в месяц, а потом — 12 рублей» (7).

    Несмотря на трудности, первичную обработку наличного материала Пекарский закончил к концу 1889 г., весь материал в обработанном виде он переписал в две толстые переплетенные книги, оставляя обратную сторону листа чистой для внесения возможных дополнений и исправлений. Эти две книги и представляли собой собственно словарь. В другом месте хранились книги дополнений к словарю под цифровой нумерацией. Рабочим материалом являлись лоскутки бумаги, на которых он записывал все, что у него собрано о данном слове. Встречаются записи, относящиеся к разным периодам знакомства Пекарского с якутским языком, которые иногда противоречат друг другу. Для выяснения настоящей формы слова и его значения он обращался крестным жителям или сверял их с текстами фольклорных и других материалов. После такой предварительной работы он заносил это слово или в основную книгу (если оно ранее не было зафиксировано), или в книгу дополнений (если данное слово уже было в записи). «Незнание мною техники работы, — пишет Э.К.Пекарский, — имело своим результатом крайнее затруднение при вписывании новых и новых дополнений, которые пришлось обозначать уже не цифрами, а буквами латинского алфавита» (8). Так называемая «внутренняя обработка» словарного материала указанными процедурами не заканчивалась. Весь собранный материал он переписывал в один сводный список. Оттуда наиболее трудные для определения слова и словосочетания заносил еще в один реестр, предназначенный для своих редакторов — Дм. Дм. Попова и В. М. Ионова. Дм. Дм. Попов успел ответить в письменном виде на 1000 с лишним вопросов, для Пекарского он завел специальный «Словарчик», куда заносил редкое слово, «поразившее его слух». В письме Н. А. Виташевскому от 18 января 1892 г. Пекарский написал: «Чтобы Вы могли себе представить, насколько для меня важно сотрудничество Д. Попова, достаточно сказать Вам, что из 200 записанных им слов в моем словаре оказалось помещенным не более одной пятой» (9). Дм. Дм. Попов умер 30 апреля 1896 г.

    Другим ближайшим помощником и редактором был известный ученый-этнограф Всеволод Михайлович Ионов. Ему принадлежит, по словам Э. К. Пекарского, приоритет открытия в якутском языке так называемых мульированных звуков» 'дj' 'лj' 'нj' и их обозначение в письме (10). Кроме всего вышеуказанного, он следил за безошибочностью транскрибирования слов в «Словаре». Только на первый взгляд кажется, что это легкое занятие, а на самом деле, определению словарной формы каждой вокабулы предшествовала трудоемкая работа. Автору следовало, с одной стороны, отграничить слово от сложных словосочетаний, с другой — точно определить границы между словообразованием и словоизменением. Кроме О. Н. Бетлингка, до Э. К. Пекарского никто еще не производил подобные грамматические и лексикологические исследования на таком огромном материале. В этом плане его теоретические и практические открытия в «Словаре» еще не оценены по достоинству.

    О трудностях, встреченных Пекарским при лексикографической обработке груды накопленного словарного материала, он обмолвился в письме Ф. Кону от 17 ноября 1894 г.: «Если бы Вы знали, какими только записями мне приходилось пользоваться за время составления „Словаря”, Вы бы в ужас пришли от той массы времени, которую я должен был употребить на разбор их. Некоторые слова или выражения, будучи занесены в Словарь, получили свое объяснение лишь по истечении нескольких лет, а многие до сих пор не разъяснены» (11).

                                      Помощь и участие якутов в создании «Словаря»

    Работа Э. К. Пекарского над «Словарем» находилась в поле зрения якутской общественности. Автор, как требовательный и хороший организатор, привлек к словарной работе многих грамотных и полуграмотных людей, которые по его заданию и под его руководством в разной степени оказывали ему посильную помощь. Этот факт таит в себе много любопытного и интересного, и нет сомнения в том, что в будущем исследователи оценят вклад каждого из них. Здесь же речь пойдет только о тех, кто принимал непосредственное участие в течение продолжительного времени.

    Прежде всего назовем крупного знатока родного языка, талантливого сказителя-олонхосута М. Н. Андросову-Ионову. Она стала участвовать в работе над «Словарем» в 1894 г., с того дня, когда по ходатайству Э. К. Пекарского была включена в состав Якутской Сибиряковской экспедиции. Её сотрудничество продолжалось до 1930 г., вплоть до выхода в свет последнего тринадцатого выпуска «Словаря».

 

    Мария Николаевна Андросова-Ионова родилась 14 октября 1864 г. во II Игидейском наслеге Баягантайского улуса (12). Среда, в которой она выросла, славилась в то время известными певцами и олонхосутами. Одаренная от природы, она с малых лет впитала в себя мелодичность, звучность и выразительность языка прославленных певцов, сказочников и олонхосутов. Среди них были большие олонхосуты, которые могли импровизировать по десять и более олонхо. Например, Константин Оросин, Роман Слепцов, Николай Абрамов и др. Рано оставшись круглой сиротой, она воспитываюсь у дяди. Еще девочкой научилась выполнять хозяйственные работы по дому: от приготовления еды до дойки коров. В записанных Н. Х. Андросовым воспоминаниях очевидцев рассказывается, что она сама заготавливала сено для скота, объезжала диких лошадей («аты айааhыыра»), наравне с мужчинами участвовала в доставке грузов в отдаленные пункты. В статье проф. Е. И. Коркиной приводится выдержка из письма Марии Николаевны: «Я в юных годах физическую работу всегда любила и старалась работать, особенно любила мужскую работу. Мы приготовляли ранней осенью на зиму на две печи пятьдесят возов дров. Тогда не было пилы, мы с приемным братом в лес с двумя быками ездили, а там сухую лиственницу рубили, большое дерево с обеих сторон рубили» (13). Со временем стал раскрываться ее талант как певицы и олонхосута. Мария Николаевна сочинила для «Словаря» один полный, другой сокращенный тексты олонхо, которые были включены Э. К. Пекарским в первый том «Образцов народной литературы якутов». Кроме того, ее песни «Дьыл кэлиитин ырыата», «Аан дойду айыллыбыт ырыата», «Таатта» и другие были опубликованы в различных изданиях. В 1893 г. Мария Андросова вышла замуж за Всеволода Михайловича Ионова — крупного исследователя этнографии и фольклора, известного педагога. Разносторонне образованный В. М. Ионов оказал огромное влияние на ее интеллектуальное развитие. Дальнейшая жизнь Марии Николаевны неразрывно связана с работой по составлению «Словаря» Э. К. Пекарского (14).

    Многие крупные ученые особо отмечали в «Словаре» достоверность и подробность толкований значений слов. В этой высокой оценке есть несомненная заслуга Марии Николаевны, большого знатока родного языка, обладателя природного языкового чутья. В. М. Ионову, одному из официальных соавторов и редакторов «Словаря», Э. К. Пекарский разрешал вести корректуру при одном непременном условии — совместной работе с Марией Николаевной. Иногда Пекарский отсылал часть проверенных В. М. Ионовым листов обратно на том основании, что отдельные листы казались ему не просмотренными Марией Николаевной. В одном из писем Ионов ответил: «Я предлагаю (на полях) только то, что знает Мария Николаевна и ничего от себя. Это Вы имейте в виду. Мне кажется, что Вы иногда отбрасываете предложенное потому, что предполагается это исходящим меня» (15). На этапе окончательной корректуры «Словаря» Пекарский вносил исправления лишь после согласования с М. Н. Андросовой-Ионовой. В 1925 г. за активное участие в создании «Словаря» Э. К. Пекарского и оригинальные труды по этнографии она была награждена малой Золотой медалью Русского географического общества. Об этом событии сам Пекарский отзывался так: «...Ей присудили Золотую медаль в то время, когда одному иркутскому профессору — серебряную (имеется в виду известный археолог, этнограф Б. Э. Петри. — Е. О.). Мария Николаевна уехала (из Якутии. — Е. О.) простой якуткой, хотя женой почтенного педагога, а возвращается премированной ученой дамой» (16). Из ее этнографических работ назовем следующие: «Устройство скотного двора», «Огородничество», «Заметка о беременности и родах у якуток», «Предопределение, назначение и судьба». В сборнике «Якутский фольклор» (1936 г.) совместно с М. И. Пуговкиной она опубликовала статью «Якутские загадки». М. Н. Андросову-Ионову можно назвать первой женщиной-ученой из якуток, одной из зачинательниц якутской художественной литературы.

    В конце августа 1920 г. Э. К. Пекарский перенес тяжелую болезнь с осложнением. Для того, чтобы обеспечить беспрерывное печатание «Словаря», Академия наук СССР специальным решением президиума учредила в помощь Э. К. Пекарскому штат сотрудника. Стали искать кандидатуру в Якутске и Москве. Сам Пекарский пригласил на это место своего давнего друга Василия Васильевича Никифорова. В. В. Никифоров глубоко понимал научное и практическое значение его словарной деятельности, поэтому постоянно оказывал ему всяческую помощь и поддержку. В «Адресе», составленном В. В. Никифоровым и преподнесенном Э. К. Пекарскому 2 августа 1905 г. в связи с его отъездом в Санкт-Петербург, первым стоит подпись В. В. Никифорова, за ним следуют собственноручные подписи 42 деятелей якутской дореволюционной интеллигенции. В «Адресе» впервые дана высокая оценка его трудов и выражена глубокая благодарность от лица якутского народа: «... Мы глубоко верим, что она (имеется в виду работа Пекарского по этнографии, фольклору и составлению «Словаря». - Е. О.) займет подобающее место в истории нашего народа, если ему не суждено играть какую-либо роль в мировом шествии народов, то, по крайней мере, Ваша работа будет служить памятником его былого существования, а мы будем утешаться мыслью, что наш бедный, но милый нашему наболевшему сердцу язык, которым мы выражаем наши редкие радости и наши многообразные страдания, останется сохраненным навсегда. Мы говорим о Вашей удивительной по своей кропотливости, замечательной по продолжительности работе по собиранию нашего фольклора и по составлению словаря нашего языка... Этот капитальный труд один, не говоря уже о других отраслях Вашей деятельности среди нас, побуждает выразить Вам, при разлуке с Вами, нашу искреннюю и глубокую признательность за Ваши труды и высказать наше душевное пожелание, чтобы дальнейшая Ваша деятельность на новом месте... была такой же плодотворной, как и раньше...».

    Э. К. Пекарский всю свою жизнь мечтал увидеть собранные им шедевры якутского фольклора в русском переводе. По этому поводу он вступил в переговоры с В. В. Никифоровым и добился его согласия. В одном из писем Никифоров признается, что «сделал очень немного... Над одним выражением или предложением приходится сидеть подолгу и обдумывать не только о том, как правильно передать не только его смысл, но и форму, которая является особенно характерной в якутской речи» (17). Многочисленные общественные обязанности, разнообразные интересы самого Никифорова и к тому же всякие жизненные неурядицы, преследовавшие его, по-видимому, помешали ему завершить задуманный перевод на русский язык олонхо из серии «Образцов». А Пекарский возлагал на него большие надежды, называя его «самым способным из сахаларов переводчиком». В 1924 г. он с большим сожалением пишет: «... перевод на русский язык сокровищ якутской народной словесности крайне необходим для ученого мира, о чем мне неоднократно приходится слышать и чему я не могу лично пособить без ущерба для основного дела» (18).

    В. В. Никифоров, в свою очередь, предложил вместо себя другого представителя якутской интеллигенции — Михаила Алексеевича Афанасьева, проработавшего десять лет мировым судьей, состоявшего членом Рязанского областного суда и находившегося в то время в Москве без работы. Сам М. А. Афанасьев вначале изъявил желание занять это место. Потом дело застопорилось: то ли весьма придирчивый по натуре Пекарский не согласился (возможно, он подумал, что тот подзабыл родной язык, долгое время находясь на чужбине), то ли Афанасьев сам не стал настаивать. Словом, деловое знакомство и творческая дружба Василия Васильевича с Э. К. Пекарским продолжались с некоторыми перерывами в течение около сорока лет.

    Создатель якутского алфавита и автор первого якутского букваря Семен Андреевич Новгородов был командирован якутским правительством в г. Петроград по вопросам отливки шрифтов для алфавита и приобретения типографского оборудования. Воспользовавшись его приездом в Петроград, руководство Академии наук, по ходатайству Э. К. Пекарского, предложило ему эту должность. Так, С. А. Новгородов стал научным сотрудником РАН. Поскольку он работал по совместительству, то рабочее время по «Словарю» ограничивалось двумя-тремя часами в день. Днем он бегал по инстанциям выполняя свои прямые обязанности, в числе которых и издание учебников, детских пособий, а также выполнял множество и других поручений правительства Якутской республики и его постоянного представительства в Москве. Основная часть дня у него уходила на деловое посещение различных учреждений, и только вечерами по 2-3 часа он работал в кабинете Пекарского над «Словарем». Так продолжалось изо дня в день, и было это довольно изнурительно. Одновременно он сдавал экзамены на Восточном факультете Петроградского университета по тюркским, монгольским, китайскому, французскому, немецкому языкам и тунгусо-маньчжурским наречиям. Условия жизни в Петрограде в то время были исключительно тяжелые. Новгородов жил в холодной, сырой комнате, нередко питался одним только черным хлебом. Несмотря на такие трудности, он смог добиться отливки шрифтов для своего алфавита. В 1923 г. он выпустил в Петрограде якутский букварь «Сурук-бичик» для начинающих и книгу для умеющих читать «Ааҕар кинигэ». В Институте живых восточных языков он познакомился с Марией Павловной Фелицыной, которая училась на «арабском разряде». В начале 1923 г. они поженились.

    С. А. Новгородов принимал участие в окончательной редакции словарных статей в 6—8-м выпусках «Словаря», начинал со слова мин, кончая словом сырҕаҥнаа, и в 9-м выпуске — начиная с та по слово тайыаха включительно. Когда встал вопрос о переводе С. А. Новгородова в Якутское представительство в Москве, то непременный секретарь АН СССР акад. С. Ф. Ольденбург по просьбе Э. К. Пекарского обратился с письмом к председателю СНК Якутской республики М. К. Аммосову: «С. А. Новгородов ведет в Академии чрезвычайно ответственную работу по составлению якутского словаря. Эта работа, помимо значения для науки, имеет громадную практическую важность и для якутского народа. Достаточно сказать, что из народов Европы только очень немногие располагают таким исчерпывающе точным пособием, каким должен стать для якутов составляемый Новгородовым словарь. Главным редактором словаря является Э. К. Пекарский, при котором Новгородов состоит единственным сотрудником, и Российская академия наук настоятельно просит освободить Новгородова от необходимости покинуть Петроград и тем самым предоставить ему возможность докончить начатое им дело» (19). С. А. Новгородов сотрудничал с Э. К. Пекарским с 1 мая 1921 г. по 1 мая 1923 г. Свой уход он объяснил в письме С. В. Ястремскому так: «Свое сотрудничество с Э. К. Пекарским, продолжавшееся ровно 2 года, я прекратил по причине нарушения им своего обещания поместить мою фамилию на обложке „Словаря” наряду с его другими ближайшими сотрудниками: протоиереем Димитрианом Поповым и В. М. Ионовым» (20). Следует сказать, что в «Предисловии» к 7-му выпуску «Словаря» Э. К. Пекарский писал: «К числу моих сотрудников необходимо присоединить также покойных проф. Н. Ф. Катанова и молодого якута-лингвиста С. А. Новгородова». По просьбе Пекарского участие С. А. Новгородова в составлении «Словаря» было отмечено среди других в «Послесловии» к 13-му выпуску «Словаря», написанном акад. С. Ф. Ольденбургом. В ознаменование 100-летия со дня рождения С. А. Новгородова, основоположника якутской национальной письменности, день его рождения — 13 февраля — был объявлен первым Президентом Республики Саха (Якутия) всенародным праздником — Днем родного языка.

    Разностороннюю поддержку и внимание оказывал Э. К. Пекарскому Максим Кирович Аммосов (21). По его инициативе Якутская республика в 1925 г. выделила средства на издание «Словаря». Следует указать, что это было сделано в то время, когда молодая Якутская республика переживала огромные трудности в своем экономическом и культурном развитии. Начиная с этого времени «Словарь» стал выпускаться ежегодно (в 1927 г. вышло два выпуска). После ухода С. А. Новгородова все четыре корректуры «Словаря» опять пришлось просматривать самому Пекарскому. В тот момент, в июне 1925 г. М. К. Аммосов направляет ему в помощь студента Института живых восточных языков Г. В. Баишева. Поскольку Баишев имел рекомендательное письмо от М. К. Аммосова, Пекарский тут же принял его в штат сотрудника. Но вскорости он сообщил в Якутское представительство в Москве, что «рекомендованный мне М. К. Аммосовым в качестве корректора студент Ленинградского Института восточных языков Гавриил Васильевич Баишев на первых же порах оказался безнадежно неспособным вести корректуру „Словаря якутского языка”» (22). Тем не менее Г. В. Баишев со временем овладел лексикографической практикой, их сотрудничество продолжалось с 15 августа 1925 г. по февраль 1928 г. В последних выпусках «Словаря» (9—13-й вйпуски) содержится 417 ссылок Г. Б. (Гавриил Баишев), относящихся к толкованию значений слов, и 213 ссылок — к иллюстративным примерам. По заданию Пекарского он вносил дополнения и исправления в толкование словарных статей дополнительного выпуска «Словаря».

    Как было сказано выше, Пекарский подготовил к печати для III тома «Образцов» тексты четырех олонхо. Из них издано, как известно, только одно — «Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур». Остальные три олонхо по разным причинам остались не опубликованными. Параллельно со словарной работой Г. В. Баишев по заданию и под руководством Пекарского осуществил перевод на русский язык олонхо Тимофея Васильевича Захарова-Чээбий «Ала Булкун». Этой деятельностью он первым внес весомую лепту в труднейшее дело перевода якутского героического эпоса олонхо на русский язык. Свою короткую жизнь Г. В. Баишев полностью посвятил функциональному расширению среды и сферы применения богатого языка саха. В 1929 г. он был репрессирован по ложному обвинению, т.е. через год после окончания высшего учебного заведения. Реабилитирован лишь в 1991 г. (23)

    Много исправлений и дополнений внес в «Словарь» студент юридического факультета Томского, затем Петербургского университетов А. Н. Никифоров. Еще будучи студентом Томского университета, в 1908 г. он попросился к Пекарскому на работу. При этом упомянул, что имеет «весьма мизерный» фольклорный материал, состоящий из около сотни загадок, полсотни пословиц и нескольких маленьких рассказов. В 1909 г. он переводится в Санкт-Петербург и в том же году становится сотрудником Пекарского. Если исходить из ссылок самого Пекарского — Ник. (Никифоров), то выходит, что А. Н. Никифоров просмотрел наличный материал в рукописи, начиная с 3-го по 13-й выпуск. Всего насчитывается 542 ссылки, относящиеся к определению значений слов, и 254 - к иллюстративному материалу. А. Н. Никифоров относился к своей работе добросовестно, приходил на занятия ежедневно, аккуратно, несмотря на несколько натянутые отношения с женой Пекарского Еленой Андреевной. Нередко она жаловалась мужу на Никифорова. Однажды Пекарский сделал тому замечание за то, что он не успел поздороваться с его супругой Еленой Андреевной. На это замечание Никифоров ответил письменно: «Я не считаю себя обязанным здороваться с человеком, который при моем приходе стоит задом». К словарным материалам он подходил вдумчиво и критически. Он настаивал на необходимости «не ограничиваться преклонением перед текстом И. Худякова», а «...редактировать и его». О дальнейшей судьбе А. Н. Никифорова нам известно из статьи акад. А. Н. Самойловича, написанной в 1924 г.: «Рано погибший от туберкулеза талантливый студент-якут А. Н. Никифоров, приветствуя в 1912 г. акад. В. В. Радлова от имени якутского народа, говорил: „...И чудится мне: через сотни, тысячи лет, когда нынешняя глухая якутская тайга, покроенная чудесами агрокультуры и техники, в состоянии будет питать многомиллионное густое население и рассадится многочисленными цветущими городами — о, я верю: настанет такое время! — тогда племя якутов или совершенно погибнет естественной физической смертью в неравной борьбе под гнетом тяжелой жизни, или якут, ассимилированный иноплеменным людским потоком переработанный возрастающей культурой, забудет свой народный язык, потеряет даже свой физический облик и превратится во всемирного джентльмена, говорящего на общечеловеческом языке”» (24).

    Материалы для «Словаря» по своей инициативе Пекарскому высылал Я. С. Еремисов из Вилюйского округа. В начале 30-х гг. он представил список слов на буквы ч и ы с частичными переводами на русский язык. Этот материал был полностью использован Э. К. Пекарским. В 1929 г. Я. С. Еремисов отдал в его распоряжение словник объемом в 106 страниц, состоящий из отсутствующих в ранних выпусках «Словаря» слов. Из этого материала Э. К. Пекарский использовал слова на букву ы для 13-го выпуска «Словаря». Кроме того, Я. С. Еремисов препроводил ему список 400 слов, встречающихся в г. Вилюйске. Пекарский высоко ценил бескорыстную помощь Я. С. Еремисова, что подтверждается его личной просьбой, обращенной к С. Ф. Ольденбургу, в письме от 30 марта 1929 г.: «Имея в виду столь ревностное пособничество со стороны Еремисова в деле обогащения „Якутского словаря” новым материалом по мало затронутому мною Вилюйскому округу, было бы целесообразнее включить Еремисова в число лиц, получаемых бесплатно „Словарь якутского языка”, и выслать ему теперь же одиннадцать выпусков» (25).

    Многие представители местной интеллигенции отдавали Пекарскому свои фольклорные записи, представляющие собой в основном неоконченные якутско-русские и русско-якутские словарики. Из рукописей лексикографического характера несомненный интерес представляет «Якутско-русский словарь» П. Ф. Порядина. Наиболее значительные из поступивших Пекарскому материалов были указаны им в перечнях, приложенных к первому и тринадцатому выпускам «Словаря».

                                              Типологические особенности «Словаря»

    При создании «Словаря» Э. К. Пекарский не придерживался какой-либо одной языковой, тем более лексикографической концепции. Он видел свою задачу в том, чтобы объективно и беспристрастно зарегистрировать столько слов, сколько он мог собрать из текстов печатных изданий и обиходной речи носителей, не выбрасывая народного слова и не пытаясь вынести личные приговор относительно их нормативного статуса.

    Многочисленные фонетические, морфологические и лексические варианты слов, зарегистрированных в «Словаре», свидетельствуют об отсутствии каких-либо ограничительных установок в их подборе. Наряду с общефонетическими, встречаются варианты, отражающие диалектные и даже индивидуальные произносительные особенности, присущие живой речи информантов. Чтобы избежать обвинений в неверной трактовке вариантных слов, Пекарский каждый случай сопровождал ссылками на источники.

    По предложению акад. В. В. Радлова и с его помощью Эдуард Карлович произвел в «Словаре» этимологические сравнения якутских слов со словами из тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языков. Сравнительный материал подобран к 3017 корневым словам, представляющим в основном термины родства, скотоводства, коневодства, охоты и рыболовства, названия предметов домашнего обихода, пищи, жилищных строений, времен года, животных, птиц и др. Этот материал дан, по словам автора, «главным образом, для уяснения точного значения того или другого якутского слова». По определению известного алтаиста акад. В. Л. Котвича, «словарь языка якутов разросся в труд, который может облегчить сравнительное изучение алтаистики» (26).

    Другой особенностью «Словаря» является подача в нем топонимов и широко распространенных якутских прозвищ — собственных имен. В современных словарях географические названия даются в виде приложения к словарю. Что касается подачи в «Словаре» якутских прозвищ и собственных имен, то они представляют интерес не только в лингвистическом, но и в культурологическом плане. В них отражается особое мировосприятие якутов, связанное с религиозными суевериями. В старину у якутов существовал обычай давать новорожденному второе имя, якобы охраняющее его от злых духов. Поскольку это делалось с целью оградить ребенка от всего дурного, то второе несло в себе ярко выраженный характер индивидуальности. С взрослением ребенка имя превращалось в его собственное имя-прозвище. Автор собрал их из письменных источников и включил в «Словарь» согласно принципу всеобщего охвата слов.

 

 

    Ко многим общеупотребительным словам, обозначающим названия объектов флоры и фауны, параллельно подобраны их латинские названия, тогда как обычно они приводятся только в специальных терминологических словарях по ботанике, зоологии и т. д. Русские заимствования непременно снабжены специальной пометой, зафиксированы, по словам Пекарского, как «уже вошедшие в употребление и получившие право гражданства».

    Заглавные слова сопровождаются подробной грамматической характеристикой, научная разработка которой большей частью принадлежит автору. Ему помогали на первых порах С. В. Ястремский и соавторы «Словаря» Дм. Дм. Попов, В. М. Ионов. В производных словах указываются, как правило, основа и словообразующий аффикс. Пекарский как лексикограф редко прибегал к словообразованию по существующим моделям языка, он брал слова только из источников.

    Наряду с общераспространенной лексикой, в «Словарь» попали и малоупотребительные редкие слова и словоформы, характерные для обиходной речи или какого-либо жанра устного народного творчества, вплоть до неудобочитаемых.

    В словнике «Словаря» в целом ясно проявилось стремление автора охватить все слова без исключения: как однажды им услышанные, так и зарегистрированные в печатных и рукописных источниках. «Исходя из того простого положения, — объяснял автор в „Предисловии” к первому выпуску „Словаря”, — что „в языке народа всего полнее отражается его душа”, я думал, что чем больше будет собрано мною якутских слов, чем точнее будет объяснено каждое из них, тем более ценный материал я буду в состоянии дать другим исследователям для понимания „души” якутского народа».

    Лексикографическая практика двуязычных словарей неизменно доказывает ту истину, согласно которой смысловой объем слова одного языка сплошь и рядом не совпадает с таковым в другом языке (27).

    Своеобразные естественно-географические условия, веками формировавшийся самобытный уклад жизни, особенности исторического и культурного развития в конечном итоге обусловили большое отличие лексико-семантической системы якутского языка от таковой русского языка. Как отмечают теоретики лексикографии, выявление страноведческого компонента значения слова-оригинала, обычно не учитываемого одноязычными словарями, весьма существенно для двуязычной лексикографии. Определение значений слова в таких словарях должно сообщать читателю максимально полную информацию об отражаемом кусочке действительности, имеющем своеобразный национальный колорит. Это особенно важно тогда, когда слово-оригинал обозначает реалию, отсутствующую в другом языке. Э. К. Пекарский, будучи незаурядным этнографом и фольклористом, эмпирически глубоко понял эту особенность двуязычных словарей и уделял особое внимание подробному описанию страноведческих реалий и явлений.

    С целью исчерпывающей и наиболее точной характеристики семантики слова-оригинала он приводил под каждой заглавной единицей весь собранный языковой материал, относящийся к данному слову. Он делал это, разумеется, в той мере, в какой ему позволяли данные. Не проверенные им лично слова и их толкования он обязательно сопровождал указанием точных источников. В своем «Словаре» Пекарский давал только то, что было в его сведениях. Ничего случайного, ничего лишнего он не допускал, всюду проводил строгую документацию, делал точные ссылки на источники. В качестве иллюстративных примеров он сознательно и широко, наряду с языковым, использовал этнографический, мифологический, религиозный материалы, чтобы полнее раскрыть внутренний мир якутского народа. По справедливому утверждению известного тюрколога, профессора К. М. Мусаева, «Пекарский не считал себя принадлежащим к какой-либо школе, не находился в сетях определенной доктрины. Он был внутренне убежден, что словари — достояние народа, их нельзя создавать в угоду какой-либо концепции» (28).

    В общей сложности в «Словаре» собрано все, что наглядно раскрывает культуру, быт, национальный характер, духовный облик народа саха в конце XIX — начале XX вв. Составитель сознательно стремился к этому для того, чтобы дать богатый и достоверный материал «другим исследователям для понимания души якутского народа». Итак, по принципам неограниченной регистрации слов для словника, методам максимально полной их семантической характеристики и системе подачи обширного иллюстративного материала «Словарь» Э. К. Пекарского, можно охарактеризовать как большой словарь, словарь-сокровищницу, словарь-копилку типа тезаурус. Акад. В. В. Радлов, принимавший продолжительное время участие в просмотре корректурных листов, писал: «Я не знаю ни одного языка, не имеющего письменности, который может сравниться по полноте своей и тщательности обработки с этим истинным thesaurus lingua Jakutorum, да и для многих литературных языков подобный словарь, к сожалению, остается еще надолго pium disiderium» (29). Акад. К. Г. Залеман определил тип «Словаря» Э. К. Пекарского как «широко задуманный и методически обработанный thesaurus якутского языка» (30). Однако Пекарский по независящим от него причинам не смог реализовать все принципы словаря-тезауруса. Как указывал основоположник теории лексикографии акад. Л. В. Щерба, тип идеального словаря-тезауруса существует «лишь теоретически, как идея».

    Было бы не совсем правомерно считать «Словарь» Пекарского переводным только на основании его двуязычности. В переводном словаре дается не описание значения заглавного слова, а эквивалент или частичный эквивалент, пригодный для использования в переводимом контексте. В «Словаре» установлено сравнительно небольшое количество терминологической лексики (31). Все это говорит о том, что он не может быть отнесен к типу переводных словарей. Среди филологических словарей в якутской лексикографии имеются прецеденты — это «Русско-якутский словарь» (М., 1968) и «Якутско-русский словарь» (М., 1972).

    Для семантической характеристики многих якутских слов Пекарский использовал метод толкования. Из-за стремления автора привести как можно больше данных в отношении без эквивалентных и частично эквивалентных слов, в «Словаре» стал закрепляться прием развернутого толкования. В статьи описательного характера были введены этнографические экскурсы, а в некоторые из них и элементы энциклопедизма. Исходя из этого однозначно отнести «Словарь» к типу толковых словарей невозможно.

    При определении значительного количества слов автор не ограничивается общим толкованием их значений. Он дополнительно приводит массу подробных описаний предмета и явления. Применение энциклопедического толкования слов исходило из его основных целей — наряду с определением значений слова дать как можно больше детальных фактических данных по этнографии, мифологии и фольклору.

    Слова приобретают конкретное содержание в речевой ситуации, в контексте. Иллюстративный материал считается неотъемлемой частью словарной статьи. Акад. Л. В. Щерба считал хорошими «те словари, которые дают много примеров». «Словарь» Пекарского оснащен богатым иллюстративным материалом. Обилие примеров объясняется стремлением автора, показать каждое слово в живой разговорной речи. При этом он много внимания уделял реально-энциклопедической оснащенности толкуемых слов, старался снабжать определяемое слово всеми этнографическими материалами, какими он располагал. Эти сведения охватывают различные стороны хозяйственной, экономической, духовной и культурной жизни якутов XIX и начала XX столетий. Тем не менее «Словарь» Э.К.Пекарского нельзя причислить к энциклопедическому типу словарей. Он, безусловно, относится к типу филологических словарей, объектом которых является язык того или иного народа, в данном случае — саха.

    Таким образом, перед нами не переводной, не толковый, не этимологический и не энциклопедический «Словарь», хотя ему присущи лексикографические признаки всех этих типов словарей. Трудно подобрать к «Словарю» Э. К. Пекарского аналогию из современной мировой лексикографии, и вряд ли в скором будущем появятся подобные работы. «Словарь» Э. К. Пекарского останется в истории науки неповторимым, уникальным трудом, в котором автор сумел с необыкновенной полнотой представить богатый и достоверный материал, раскрывающий душу и сознание якутского народа через его родной язык. Только тип словаря-сокровищницы мог достаточно полно и точно отразить в синхронном срезе бесписьменное состояние живого народного языка в том виде, в каком он бытовал в устах его носителей в конце XIX и начале XX столетий.

                                         Новое прочтение «Словаря» Э. К. Пекарского

    В недавнем прошлом целые пласты якутской лексики, связанные с социально-политическими, религиозными, нравственными, бытовыми и другими историческими реалиями, считались архаизированными. К такой лексике современного якутского языка относились: а) историзмы; б) архаизирующиеся диалектизмы; в) архаизирующиеся «бытовые слова» и традиционная народная терминология; г) архаизирующиеся изобразительные слова (32).

    Подобное суждение имело тогда теоретическое обоснование, согласно которому то, что обозначало реалии и понятия дореволюционной патриархально-феодальной жизни якутов, считалось устаревшим и отжившим. Однако жизнь показала, что так называемые архаизированные слова не исчезают безвозвратно, потенциально существуют в тайниках материальной и духовной культуры народа и в благоприятных для них условиях могут в любое время возродиться вновь. Так и случилось, когда повеяло ветром демократических перемен. Интерес к прошлому возродился и у народа саха. За последние годы появились крупные эпические, поэтические, музыкальные, изобразительные произведения, возрождаются обряды, обычаи, народное мастерство и др. Многие «устаревшие» слова, зафиксированные в «Словаре», вдруг «ожили» и вошли в разряд общераспространенной лексики. Приводим иллюстрирующие примеры из «Словаря» по некоторым наиболее важным пластам лексики языка саха:

    1) слова, связанные с верованием, религией, типа арчы 'обряд изгнания злых духов'; бохсуруй 'выгонять (из больного) злого духа (абааһы) особым криком'; ичээн 'прозревающий будущее; знахарь'; көрбүөччү 'провидец будущее'; туом 'мелкая обрядность'; хомуһун 'колдовство'; ымыы 'амулет'; эмэгэт 'идол' и т.д.;

    2) названия орудий труда, предметов кузнечного ремесла: иэт 'ножичек из мягкого железа... для выдалбливания деревянной посуды'; кэлии 'деревянная ступа... из цельного бревна'; талкы 'мялка, ... орудие, которым мнут кожу'; кыһыах 'скребок'; хатат 'огниво'; этирцк 'дугообразный железный скобель, которым смягчают кожу'; кырыаччы 'чесалка лошадиная, скребница' и др.;

    3) обширная терминология, связанная со скотоводством и коневодством, типа кэс 'стельная корова'; кычым 'савры, тебеньки седельные, кожаные лопасти по бокам седла'; амаҕаччы 'импровизированная (из ремня, тальника) узда'; үтүрүм 'стельная подряд несколько лет'; ходуу 'озерная трава, которую косят на льду'; этэт 'удой после второго припуска теленка' и др.;

    4) слова, обозначающие посуду, утварь, типа айах 'самый большой кубок для питья кумыса'; кытыйа 'деревянная чаша средней величины'; кытах 'большая деревянная миска'; олгуй 'огромный медный котел'; чабычах 'небольшой берестяной сосуд'; ыаҕас 'берестяное ведерко'; матаарчах 'сосуд для хранения молочных остатков'; хаппар 'женская сумочка из ровдуги или красного сукна, вышитая шелком...' и др.;

    5) слова, относящиеся к пищевым продуктам и напиткам, типа аҕараан 'заквашенная рыба, заправленная кислым молоком'; бутугас 'похлебка-каша'; анаҕаһын 'мелкоистолченный порошок высушенных корней сусака'; саамал 'готовый кумыс'; тар 'суорат, который в перебродившем за лето виде запасается на зиму'; үөрэ 'похлебка' (из мелких рыб, сосновой заболони и др.); ымдаан 'ымдаан (напиток из кислого молока, разбавленного водою, через сучение мутовкой)' и др.;

    6) терминология, обозначающая родство и свойство, типа бадьа 'младшая невестка (по отношению к старшей)'; бэргэн 'старшая невестка (по отношению к младшей); бии 'старший брат'; ини 'младший брат'; суорумньу 'посланец, посланный для высватывания'; сыган 'дети родных сестер' (по отношению друг к другу); ходоҕой 'родство двух матерей, ... сватья'; түҥур 'родственники зятя (по отношению к родителям жены)'; таай 'родственники по матери' и др.;

    7) слова-термины, обозначающие одежду, предметы туалета и украшения, типа арбаҕас 'изношенная доха'; бастыҥа 'головной убор замужней женщины'; бэлэпчи 'меховой утеплитель для рук'; дьабака 'женская высокая меховая шапка'; саары 'сары; непромокаемая обувь из специально выделанной кожи'; түһүлүк 'нагрудник (из разноцветного сукна, вышитый бисером)'; халадаай 'платье старинного покроя' и др.;

    8) слова-термины, связанные с явлениями природы, растительным и животным миром, типа тыҥ 'денница, утренняя заря'; салгы 'место отдыха птиц'; төбүлэх 'старое русло реки'; бохсурҕан 'подорожник'; долоҕоно 'боярышник'; сиһик 'ольха'; кытыан 'можжевельник'; хочуон 'щавель'; хаппырыас 'черемуха'; харас 'черника'; ымыйах 'черноголовник'; үөк 'первый выпавший снег для санного пути' и др.;

    9) слова-термины охоты и рыболовства, типа атара 'приспособление для ловли карасей на мелких местах во время икрометания'; ардьаах 'верша для крупных карасей'; быыра 'стрела с вилообразным наконечником'; тайыы 'рогатина'; хандаа 'петля для зайцев'; ырба 'наконечник стрелы, железное вилообразное острие на переднем конце стрелы'; кирис 'тетива лука'; сойуо 'преследование зверя' и мн. др.;

    10) слова-термины, относящиеся к медицине и различным заболеваниям, типа ана 'болезненный припадок с потерею сознания; эпилепсия'; араҥ 'хроническая болезнь'; архах 'бронхит'; иэрийэр 'коклюш'; көрөр 'панариций'; кутаар 'дерматит'; куччаҥа 'экзема'; модьуун 'лишай'; ньылба 'выкидыш' (у коровы); одуруун 'трахома'; ойоҕостотуу 'воспаление легких'; омуруун 'молочница'; саанык 'карбункул'; саһарар 'гепатит'; симэх 'сыпь' (на теле детей); соҕуо 'зоб'; сойуо 'аскарида'; сотуун 'сибирская язва'; сэбиргэхтэтии 'пневмония'; титириир 'малярия'; чахыла 'глаукома'; толугур 'чесотка' и др.;

    11) слова, относящиеся к домашней обстановке, типа биллэрик 'первая от красного угла лавка'; кэтэҕэриин 'часть юрты против камина; сторона, противоположная входу'; сандалы 'древний стол... из досок или бересты'; сэбэргэнэ 'балки юрты'; ураа 'дымоход камелька'; холумтан 'шесток якутского камелька'; үгэх 'чуланчик, кладовка (в юрте)'; хоро 'выступающая наружу часть дымоходной трубы'; хаппахчы 'небольшая комнатка, спальня в юрте' и т. д.;

    12) слова-термины игр и развлечений, типа кулун куллуруһуу игра, состоящая в том, что все берутся за руки, причем двое крайних (самые большие), подымая руки, изображают ворота, на крик их: «күө-күө-күө» все, начиная с малых, проходят в ворота; мохсуо 'городки'; хабылык 'игра на лучинках...'; чохчоохой 'танец девочек, изображающих движения доильщицы кобылы...' и др.;

    13) общественные и социально-экономические слова-термины типа кумалаан 'бедняк-сирота, состоящий на прокормлении у родового общества'; сугулаан 'дом родового управления'; күүлэй 'страдная соседская (мирская) помощь, сопровождающаяся угощением мясом, кумысом, чаем'; тойон 'господин, владыка, лицо, облаченное властью'; улуус 'улус (район)'; тардыы 'подать'; түһээн 'налог'; түү 'плата за аренду'; умнаһыт 'нищий, просящий милостыню'; хамначчыт 'батрак, слуга, прислуга'; өлбугэ 'земельный надел';

    14) к данной категории можно отнести многочисленные слова, обозначающие абстрактные понятия, типа айыы 'доброе начало'; аман өс 'задушевные, заветные слова (речь)'; илбис 'дух одержимости'; өһүк 'старина, древность'; кэриҥ 'долг, обязанность'; сэт 'возмездие, кара'; томоон 'порядок, аккуратность'; уххан 'свежесть, недавность'; ыйаах 'судьба, рок'; ытык 'священный' и т. п.;

    В словаре в достаточно полном объеме отражена лексика жанров устного народного творчества, в особенности язык героического эпоса олонхо. Известно, что Пекарский для «Словаря» использовал полные, сокращенные и фрагментарные записи текстов свыше тридцати олонхо. Он старался давать толкование значения всех зарегистрированных слов, в том числе слов из «темных» мест олонхо со ссылкой на источники. По неполным данным, насчитывается 17349 подобных ссылок из 176 фольклорных источников.

    Как показывает материал «Словаря», процесс архаизации коснулся и других лексико-семантических рядов лексики языка саха. Среди них слова, относящиеся к народным обычаям, традициям и верованиям, собственным именам и названиям предметов флоры и фауны, административному делению, военному делу и т. д. и т. п. В данный реестр не вошел обширный слой образных и изобразительных слов, широко употребляющихся как в устной, так и в письменной речи.

    Как видно, исконные и самые ценные лексико-семантические пласты языка, действительно отражающие «душу народа», волею экстралингвистических воздействий оказывались «устаревшими» или утратившими свою функциональную активность. Между тем, указанные пласты лексики представляют собой подлинно оригинальные, эстетические, выразительные и художественные ресурсы языка и говорят об неординарном творческом мышлении народа саха. На самом деле, после признания ЮНЕСКО олонхо мировым шедевром устного и нематериального культурного наследия человечества, «Словарь» Э. К. Пекарского заиграл новыми гранями, как кладезь языка устного народного творчества, его фундаментального жанра — героического эпоса олонхо.

                                                                                 * * *

    В послесловии к «Словарю якутского языка» Э. К. Пекарского, написанном акад. С. Ф. Ольденбургом (Л., 1930, вып. 13), сказано, что «якутский народ получает прекрасный, вполне научно обработанный словарь, достигающий объема до 25000 слов. Немного народов Востока имеют еще такие словари». Отсюда и начала фигурировать указанная цифра во всей последующей литературе о «Словаре» Пекарского. На самом деле, по нашим подсчетам, в «Словаре» содержится около 38 тыс. заглавных единиц. Приведенная в «Послесловии» цифра, по-видимому, указывает количество самостоятельных лексических единиц без учета многочисленных вариантов слов, компонентов различных словосочетаний и ономастики (антропонимов и топонимов). В целом, лексика дореволюционного якутского языка отражается в «Словаре» в достаточно полном объеме.

    Что касается источников для словника «Словаря», то они в большинстве представляли собой весьма сырой материал, что потребовало от автора кропотливой дополнительной работы по уточнению их словарной формы и выяснению значения каждого слова в отдельности. Пекарский строго и последовательно придерживался принципа обязательной документации и ссылок на источники во всех тех случаях, когда он сам не имел возможности проверить правильность правописания слова и толкования его значения.

 

 

    На богатом лексико-грамматическом материале «Словаря» и на основе сравнительно-этимологических и грамматических открытий Э. К. Пекарского широким фронтом проводятся, в том числе весьма крупные, исследования по актуальным проблемам якутского языка. Из существующих направлений исследований назовем следующие (33):

    1) о фонетическом строе языка саха (С. А. Новгородов, Е. И. Убрятова, Н. Д. Дьячковский, И. Е. Алексеев, Н. Н. Широбокова, И. Я. Селютина и др.);

    2) по исторической морфологии и грамматики якутского языка (С. В. Ястремский, Л. Н. Харитонов, Н. С. Григорьев, Е. И. Коркина, Н. Е. Петров, Г. Г. Филиппов, И. П. Винокуров, С. Д. Егинова, Ф. Н. Дьячковский);

    3) по исторической и современной лексикологии и лексикографии (А. Е. Кулаковский, Н. К. Антонов, П. А. Слепцов, П. С. Афанасьев, Е. И. Оконешников, М. П. Алексеев, А. Г. Нелунов, Н. Н. Васильева, Л. А. Афанасьев);

    4) по исторической диалектологии языка саха (Е. И. Убрятова, М. С. Воронкин, С. А. Иванов);

    5) синтаксические и синтагматические (Е. И. Убрятова, М. А. Черосов, Н. Н. Неустроев, Н. Н. Ефремов, Н. И. Данилова, Н. И. Попова);

    6) сравнительно-исторические и этимологические (Н. К. Антонов, Г. В. Попов, В. И. Рассадин, Н. Н. Широбокова, Л. Л. Габышева, Г. Г. Левин, Ю. И. Васильев);

    7) топонимические и антропонимические (Г. Ф. Гриценко, М. С. Иванов-Багдарыын Сүлбэ, Нь. М. Иванов, В. Д. Монастырев, В. М. Никифоров, Н. И. Филиппова);

    8) «Словарь» как наглядный источник составления различных типов словарей, в том числе «Якутско-русского словаря» (М., 1972) и ныне составляемого многотомного «Большого толкового словаря языка саха». Он оказал положительное влияние на развитие якутской и тюркской лексикографии.

    Также к «Словарю» постоянно обращаются фольклористы, этнографы, мифологи, религиоведы, культурологи и историки. Он дает им богатый и вполне достоверный материал, притом в таком сконцентрированном и систематизированном виде, в каком он не представлен ни в одном другом источнике.

    Краткое рассмотрение «Словаря» Э. К. Пекарского хочется завершить словами акад. А. Н. Самойловича, который, подтверждая слова другого акад. В. Л. Котвича об этом труде, добавил: «Поистине нерукотворный памятник, прочнее меди, который сохранит имя якутов на вечные времена, пока будет земля» (34).

    Работа Э. К. Пекарского над «Словарем» — это выдающийся научный подвиг человека, который «пришел к научной работе, — по словам проф. М. К. Азадовского, — не через тихий кабинет ученого-исследователя, не через спокойную университетскую аудиторию, но через революцию, тюрьму, каторгу, ссылку» (35). Итогом кропотливой 50-летней работы Э. К. Пекарского стал фундаментальный труд, известный мировой тюркологии под названием «Словарь якутского языка».

    С течением времени «Словарь» становился библиографической редкостью. В ознаменование 100-летия со дня рождения Э. К. Пекарского его труд в 1958 г. был переиздан фотомеханическим способом в трех больших томах. Теперь и это издание стало редкостью. В республиканской печати и средствах массовой информации постоянно поднимается вопрос об его переиздании. «Словарь» этого заслуживает как подлинная энциклопедия жизни якутского народа XIX и начала XX вв. Представляется, что в наш современный век электронной техники этот вопрос легко осуществить.

                                                                              Глава IV

                                            Э. К. Пекарский и якутская интеллигенция

    Э.К. Пекарский в течение продолжительного времени переписывался с представителями якутской интеллигенции. В их письмах как в фокусе отражаются взаимоотношения, порою очень непростые, но представляющие значительный общественный интерес.

    В 1969-1971 гг. автор этих строк работал в фондах архивов Ленинградского отделения АН СССР, Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР, Русского географического общества СССР, Центрального государственного архива литературы и искусства СССР, Государственного архива Иркутской области и т. д., где хранится большое эпистолярное наследие Э. К. Пекарского. Много дел собрано в фондах архива Ленинградского отделения (Ф. 202. Оп. 1 и 2). В те годы архивные порядки были очень строги, записи ежедневно проверялись (1). Репрессированные В. В. Никифоров, Г. В. Баишев, В. Н. Леонтьев и некоторые другие еще не были реабилитированы. Тем не менее приводимый объем переписки достаточен для того, чтобы создалось общее впечатление об их творческих связях и взаимоотношениях. Во-первых, некоторые из их писем вводятся в научный оборот впервые; во-вторых, в них отражаются мнения, собственные взгляды на вещи, имевшие в то время общественный и политический резонанс.

                                                                 В. В. Никифоров

    Деловое знакомство В. В. Никифорова с Пекарским началось с организации Якутской Сибиряковской экспедиции (с 1894 г.) и переросло впоследствии в настоящую дружбу. В письме Пекарскому от 26 августа 1927 г. он сообщает, что принял на себя новую роль организатора промысловой кооперации. В другом письме от 8 июля 1924 г. читаем как бы подытоживающие многолетнюю дружбу слова: «... я остаюсь и теперь, как 20 лет тому назад, когда в числе немногочисленной якутской группы интеллигенции подносили Вам адрес, убедительным сторонником того, что Вы были одним из создателей и основателей якутской письменной литературы» (подчеркнуто мной. — Е. О.). Текст упомянутого «Адреса» был составлен В. В. Никифоровым и преподнесен Э. К. Пекарскому 2 августа 1905 г. в связи с его отъездом в Санкт-Петербург. Под текстом он подписался первым: «Почетный якут, бывший голова Дюпсинского улуса, член-соревнователь Императорского Русского географического общества В. В. Никифоров», за ним следуют собственноручные подписи 42 видных деятелей якутской дореволюционной интеллигенции. Привожу текст приветственного адреса (в сокращенном варианте):

    «Многоуважаемый Эдуард Карлович!

    Четверть века тому назад Вы прибыли сюда к нам, в этот суровый и неприветливый край, молодым и полным энергии и сил человеком. Конечно, не по своей доброй воле, не для широкой умственной и общественной деятельности поселились Вы среди нас и избрали нашу убогую страну своей второй родиной. Нет, не эти лютые 50° морозы, замораживающие человеческую кровь, не этот беспросветный мрак невежества, заглушающий всякие проблески человеческого ума, могли привлечь Вас сюда: то было последствие тяжелого бюрократического режима, окутавшего свинцовым мраком пробуждающееся самосознание русского народа и племен, связанных с ним своей судьбой. Действительно, средство оказалось верным: немало пылких юных сердец приняла в свои холодные объятия наша бедная родина, невольная виновница страданий жертв искупления; немало она схоронила в своих недрах светлые упования и высокие порывы к великим идеалам человечества. Таким образом, начало Вашего пребывания в нашей угрюмо-молчаливой тайге, среди нас — людей, всю свою жизнь неустанно борющихся с безысходной нуждой и невыносимо тяжелыми условиями, — не могло предвещать Вам ничего ни утешительного впереди, ни тем более манить какой-либо надеждой, что эти именно условия создадут ту почву, на которой расцветут Ваши дарования и выдающаяся способность достигать намеченной цели, несмотря на все те лишения, несмотря на всю ту нужду, которые Вы должны были испытать здесь.

    Как прозрачный горный ручей ищет выхода из-под ущелья и, найдя какую-либо незаметную расщелину, низвергается широким истоком, питая засохшие поля, так и Ваша жаждущая кипучей деятельности натура нашла в нашей убогой жизни достойную себе работу. ...

    Просим Вас, многоуважаемый Эдуард Карлович, и вдали от нас не забывать наш бедный и несчастный народ, мы же сохраним о Вас в наших сердцах самые лучшие воспоминания».

    Остается констатировать, что якутская дореволюционная интеллигенция еще в 1905 г. глубоко понимала научное и практическое значение трудов Пекарского и от имени якутского народа устами его лидера В. В. Никифорова произнесла удивительно проникновенные слова признательности и благодарности.

    Большой мечтой Э. К. Пекарского было увидеть шедевры якутского фольклора в русском переводе. По этому поводу он вступил в переговоры с В. В. Никифоровым и добился его согласия. Однако, несмотря на настойчивые напоминания со стороны Пекарского, дело с переводом по разным причинам отодвигалось. В одном из писем Никифоров признается: «Над одним выражением или предложением приходится сидеть подолгу и обдумывать не только о том, как правильно передать не только его смысл, но и форму, которая и является особенно характерной в якутской речи». В письме от 4 сентября 1914 г. Василий Васильевич признается: «...я едва ли буду в состоянии окончить в настоящее время принятый на себя перевод сборника сказок. В моей семье случилось большое несчастье, которое страшно меня расстраивает и не дает мне сосредоточиться на определенной работе». В письме от 1 ноября 1924 г. Пекарский предлагает В. В. Никифорову подумать о занятии открываемой кафедры якутского языка и фольклора при Иркутском госуниверситете: «Не могли ли бы Вы предложить свою кандидатуру? Ведь, не боги горшки обжигают, а с другой стороны, как говорил покойный Виташевский, „умному человеку долго ли научиться”».

    В октябре 1926 г. Э. К. Пекарский поставил последнюю точку в рукописи своего нескончаемого «Словаря». Якутское представительство в Москве совместно с Ленинградским обществом политкаторжан организовало чествование автора «Словаря» Эдуарда Карловича Пекарского. Об этом событии было написано в ряде газет, в том числе в нескольких номерах «Красной газеты» (ленинградская «Вечерка»).

    В письме Э. К. Пекарского к В. В. Никифорову от 26 июня 1924 г. говорится: «Чрезвычайно тронут Вашим вниманием ко мне, выразившемся в том, что я первый удостоился получить первую бумагу, отпечатанную на первой пишущей машинке якутским алфавитом. Она, несомненно, сыграет свою культурно-просветительскую роль... Желаю машинке широкого распространения». В фондах архива Института востоковедения РАН (г. Санкт-Петербург) в числе использованных для «Словаря якутского языка» источников сохранилась книга В. В. Никифорова «Манчаары» («Манчаары түөкүн. Киһинэн үтүгуннэрэн көрдөрөр кэпсээн. Биэс суол оонньуулаах». 1908 сыл. Издание И. Н. Эверстова»).

    Из письма Э. К. Пекарского В. В. Никифорову от 13 июля 1924 г.: «... в составленном Вами адресе сказано уже так много, что моя скромность нисколько не пострадает, если Вы сочтете нужным повторить то же в печати даже при моей жизни, которая действительно вся была отдана облюбованному мною делу... Словарь у меня на первом плане, и мне просто трудно теперь отвлекаться даже на писание писем. На краткие вопросы отвечу охотно». В другом письме от 1 ноября того же года Пекарский пишет Никифорову: «Жаль только, век мой уже короток и мне не удается завершить начатую в широких размерах работу по изданию „Образцов якутской народной словесности”, на которые к тому же не находится средств».

    Постановлением Якутского правительства от 11 апреля 1924 г. Э. К. Пекарскому было назначено ежемесячное пособие в размере 25 руб. На поздравление Никифорова в связи с назначением пенсии Э. К. Пекарский ответил так: «... Ваше поздравление с назначением пенсии напомнило мне то незабываемое время, когда Вы так красочно охарактеризовали мои работы по изучению языка и края еще в 1905 г. в поднесенном мне адресе, который храню, как сокровище и который до сих пор был для меня, так сказать, духовной наградой. Теперь к ней присоединяется и награда материальная, на которую и не рассчитывал, но которая является доказательством того, что мои труды не забыты и по-прежнему ценятся» (2).

    Деловое сотрудничество и творческая дружба В. В. Никифорова и академика Э. К. Пекарского продолжались с некоторыми перерывами в течение около сорока лет (3).

                                                                 Г. В. Ксенофонтов

    В фондах архива Санкт-Петербургского филиала РАН хранятся несколько писем Г. В. Ксенофонтова к Э. К. Пекарскому с 1926 по 1930 г. (4) В них сквозят одни пессимистические нотки. Вполне понятно, что он, как ученый-исследователь, хотел работать в центральных архивах, библиотеках, музеях и т. д. Командировки же ему не давали, приходилось самому добывать средства на свою исследовательскую деятельность. В этой связи он просит Э. К. Пекарского, помочь жильем на то время, пока он будет находиться в Ленинграде. Г. В. Ксенофонтов смог убедить этого сурового человека строгих правил, каким был Э. К. Пекарский. С получением разрешения у Гавриила Васильевича, наконец, появилась возможность усиленно заниматься в ленинградских архивах, посещать музеи, библиотеки, театры. В письме Э. К. Пекарскому, наряду с другими новостями, он сообщает о его встрече с Г. В. Баишевым—Алтан Сарыном. Он пишет, что к нему пришел его соотечественник и представился сотрудником Э. К. Пекарского по «Словарю». По словам Ксенофонтова, он оказался очень интересным собеседником и живописным рассказчиком. В письме есть следующие слова: «У него сильно развитый художественный дар. Такого человека я еще не встречал среди своих сородичей». Далее он пишет, что Г. В. Баишев показал ему свою научную статью о происхождении якутов. Статья Г.В.Ксенофонтову не понравилась. Поэтому он обратился к Э. К. Пекарскому с просьбой, чтобы тот посоветовал Баишеву «не тратить силу и энергию на научные изыскания, а посвятить себя всецело писательской деятельности».

    Э. К. Пекарский в одном из писем попросил Г. В. Ксенофонтова отредактировать посмертные труды В. М. Ионова. Гавриил Васильевич относился к В. М. Ионову с большим уважением и называл его «одним из образованнейших этнографов нашей эпохи». Тем не менее «ввиду своей занятости писанием громоздкой истории якутов» он вынужден был отказаться. Приведу письмо отца Гавриила Васильевича к Э. К. Пекарскому: «Многоуважаемый Эдуард Карлович! Я был счастлив узнать из письма моего сына, что Вы нынче летом оказали ему высокое содействие, зачислив его в свои сотрудники. Я человек старый и не особенно грамотный и потому мог и не вполне точно понять письмо моего сына, но во всяком случае из него мне видно, что Вы оказываете ему большую и высоко им ценимую помощь, за что я Вам настоящим письмом выражаю мою глубочайшую родительскую благодарность за содействие моему сыну!

    ... Только Вы могли бы сказать веское и авторитетное слово, кому следует, в его пользу, если конечно он этого заслуживает.

    Уважающий Вас, благодарный Вам, помнящий Вас Василий Никифорович Ксенофонтов. От 5 ноября 1926 г.» (5).

    В фондах Центрального государственного архива литературы и искусства (г. Москва) хранится письмо Ксенофонтова Пекарскому, датированное 31 марта 1934 г., где говорится: «Ваше письмо и бандероль получил. За то и другое глубоко признателен. Весьма огорчен красноречивым свидетельством усиления Вашего недуга. Для нас, конечно, не утешение, что закон небес неумолим и непреклонен. „Чыҥыс халлаан ыйааҕа, одун халлаан оҥоруута төлөрүйбэт”» (6). В том же письме он жалуется на свою болезнь: «Вот уже два года навещают и меня приступы грудной жабы». Тут же объясняет причину болезни «напряженными переживаниями». Только теперь, после реабилитации якутского ученого, стали писать, в каких невероятно тяжелейших условиях он жил и трудился. Изнурительные экспедиционные поездки по Восточной Сибири, Монголии и Якутии без постоянной материальной и моральной поддержки, нервотрепка с изданием своих трудов — все это не могло не отразиться на его здоровье. К тому же он, по его признанию, подвергался умышленному игнорированию, как представитель национальных меньшинств. Г. В. Ксенофонтов, эрудированный ученый-полемист, стойко боролся против необоснованной обструкции. Недаром скажут о нем, что «... ибо сей адвокатишка обладает малость логикой, юридической диалектикой, наконец, большой дерзостью». Однако иногда он впадал в такое душевное состояние, которое позволяло ему говорить такие слова, как «мы — парни-якуты, завоеванные кулуты, с которыми мало кто церемонится».

    В целом в его письмах к Э. К. Пекарскому очень мало оптимистического, в одном из них читаем: «...нас поймут только после нашей смерти». Эти слова Г. В. Ксенофонтова оказались пророческими.

                                                                 А. Е. Кулаковский

    Будучи преподавателем Вилюйского городского училища Алексей Елисеевич Кулаковский написал Э. К. Пекарскому следующее письмо: «Ваши два выпуска намного подняли мои познания. С нетерпением жду последующих выпусков (имеются в виду выпуски «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского. — Е. О.) и молю судьбу, чтобы она продлила Вашу дорогую для нас жизнь и чтобы тем она дала Вам возможность доиздать весь Ваш материал. Я не понимаю, чтобы мог существовать человек, у которого хватило бы энергии и времени и трудоспособности на выполнение дела — дела долговременного, трудного, кропотливого, скучного и чуждого автору по природе!

    Не могу, дорогой Эдуард Карлович, удержаться, чтобы не высказать Вам 2-3 слова своего мнения о значении Ваших трудов для нас якутов. В судьбе несчастной якутской народности Вы сыграли важную роль: 1) Вы довели до сведения ученого мира данные о такой ничтожной народности, каковой является якутская, заброшенная куда-то к берегам полярных морей; 2) у нас не было литературы, а Ваш Словарь должен послужить краеугольным камнем для ее создания; 3) прямой и практический смысл Словаря понятен каждому. Вы поистину заслуживаете названия „отца якутской литературы” (подчеркнуто мной. — Е.О.).

    Существует, как знаете, целый класс слов, обогащающих описательный оборот речи. Тем не менее, они не заслужили точной гражданственности, либо выдумываются каждым говорящим во время речи заново. В русском, английском, французском, немецком, тунгусском языках таких слов нет. Подобные слова непереводимы. Количество таких слов должно быть невероятно много, так как из одного корня можно выдумать нескончаемый ряд слов со своими, каждому слову присущими, значениями и оттенками. Например, додор, додоҕор, додордуур, додордоон, доодордоон, додороҥнуур, додоруйар, додоҕолдьуйар, додорус, доодорус, додорой, додоҥхолуур, додордотолуур.... Слова эти потому понимаются, что, несомненно, их образованием руководит какое-то неизвестное лингвистическое правило. И вот я проследил в Вашем Словаре много слов подобного рода; они непереводимы, а Вы стараетесь переводить. Я советовал бы выкинуть эти слова из Словаря. Это Вы можете сделать со спокойной совестью, ибо они не завоевали гражданства; во 2-х, нельзя занести в Словарь и сотой доли этих слов...

    Привожу краткий перечень собранного мною народного творчества и некоторых собственных произведений:

    1) омонимы, синонимы, архаизмы и провинциализмы в якутском языке; 2) одна сказка и легенды; 3) святочные гадания, поверия и предчувствия; 4) скороговорки; 5) 150 загадок с переводами; 6) 600 пословиц с дословными и вольными переводами, а также с объяснениями; 7) 10 отборных песен без переводов, кроме двух; 8) перевод „Клятвы Демона” М. Лермонтова; 9) один из интересных эпизодов из жизни разбойника Манчаары. Самое ценное здесь пословицы, в которых языком поэзии запечатлялись быт, нрав, обычай, мировоззрение и историческое прошлое якутов весьма ярко и характерно. Не рифмованные пословицы я не записывал.

    А. Е. Кулаковский. 18 ноября 1912 г.» (7).

    А. Е. Кулаковский считает «Словарь» Пекарского «краеугольным камнем для создания» письменной литературы, а самого Пекарского называет «отцом якутской литературы». В этих словах раскрывается глубокое понимание «дела долговременного, трудного, кропотливого» и высокая оценка трудов Э. К. Пекарского. В то же время он совершенно правильно призывает не загромождать «Словарь» изобразительными словами, которые «выдумываются каждым говорящим во время речи заново» и «непереводимы».

    Теперь позволю себе предложить читателям две статьи из журнала «Сибирские вопросы», полагая, что одна из них принадлежит перу А. Е. Кулаковского. Так, в упомянутом журнале была напечатана анонимная статья под заглавием «Два доклада об Якутской области», где написано: «Якутской области повезло насчет докладчиков, в течение одной недели в Географическом обществе сделано два сообщения: г. Пекарского о „Расселении якутов”, г. Островских „Новые данные по Якутской области”. Если доклад г. Пекарского и страдает тенденциозностью и некоторой необоснованностью, то во всяком случае с ним можно серьезно спорить. Тенденциозность сказывается в самой мысли расселения, т. е. удаления с искони насиженных мест, с богатых пастбищ, из районов с более мягкими климатическими и почвенными условиями на Север, к вечным льдам, на промыслы, полные риска, но бедные добычей, на вечную мерзлоту с жалкой растительностью. Конечно, расселение выгодно с точки зрения современной политики, освободившиеся угодия можно пустить под колонизацию, о которой так усердно хлопочет окраинная администрация. Якуты такие энергичные, богатые инициативой и самодеятельностью и вдруг сидят по своим долинам, водят скот, да бабятся! Надо не дать погибнуть этим ценным качествам инородца, необходимо использовать их путем приложения в борьбе с холодом, льдами, полуголодной жизнью. А раз это энергичное племя само почему-то не стремится на север Якутии, хотя там природных богатств непочатый уголь, то надо придти на помощь, как это делается в отношении других инородцев Сибири — заставить расселиться, а там volens-nolens, примутся за эксплуатацию „дремлющих” богатств. Конечно, значительный процент погибнет в борьбе за существование, но без жертв ни одно великое дело не свершалось. Зато уже, кто выйдет победителем, тот станет прочной ногой в ледяной пустыне.

    ... В общем впечатление от доклада г. Островских получилось такое, что, во-первых, он сам точно не бывал в Якутске, а докладывал по чьим-то чужим материалам (может быть, по губернаторским отчетам?), а во-вторых, нужно было в силу каких-то мотивов, подчеркнуть „культурно-просветительскую” деятельность И. И. Крафта, получившую на страницах сибирской прогрессивной печати далеко нелестную оценку» (без подписи) (8).

    Э. К. Пекарский не замедлил с опровержением. В нем говорится: «В № 42-43 „Сибирских вопросов” в анонимной статье „Два доклада об Якутской области” отведена страничка моему докладу „О расселении якутов по Якутской области”, причем приписана такая „тенденциозность”, против которой я вынужден горячо протестовать.

    „Тенденциозность, — говорится в статье, — сказывается в самой мысли расселения, т. е. удаления с искони насиженных мест, с богатых пастбищ, из районов с более мягкими климатическими и почвенными условиями на Север, к вечным льдам, на промыслы, полные риска, на бедные добычей, на вечную мерзлоту с жалкой растительностью”. И далее речь ведется в таком тоне и в таких выражениях, как если бы я действительно развивал в докладе чудовищную мысль о принудительном расселении якутов, что-де „выгодно с точки зрения современной политики” и о необходимости „заставить их расселиться, раз это энергичное племя само почему-то не стремится на север Якутии”.

    Сомнительно, чтобы кто-либо из присутствовавших на докладе, среди которых были даже якуты, усмотрел в нем подобного рода „тенденциозность”. Для того, чтобы выудить из моего доклада мысль насильственного расселения якутов, надо было не присутствовать на самом докладе, или просто не понимать того, что слышишь. Вероятнее всего, что автор статьи построил все свои соображения на основании неправильно истолкованного им заглавия моего доклада, предположив, что темою его был вопрос о том, как расселять якутов, между тем в нем говорилось о том, как расселялись и расселяются якуты сами. Основываясь на приводимых Серошевским в его книге „Якуты” данных и иллюстрируя их якутскими преданиями, я вкратце изложил исторический ход естественного расселения якутов по области под влиянием разных экономических факторов и в заключение указал на замечавшееся издавна стремление якутов заселять, колонизовать окраинные части области, даже уходить за ее пределы, распространяя всюду свою собственную культуру. Таким образом, якуты значительно облегчают доступ на окраины и русскому элементу, расчищая путь для будущей русской колонизации этих окраин.

    Более мною ничего не было сказано, сказанное же было отмечено газетами „Речь” и „Современное слово” и другими. Замечательно, что ни одна из газет, давших отзыв о моем докладе (даже „Новое время” и „Правительственный вестник”) не сделали из него того вывода, какой позволил себе сделать автор указанной заметки, оказавшийся в данном случае слишком уж проницательным чтецом чужих мыслей.

    Повторяю, что я горячо протестую против приписываемой мне, выражаясь мягко, „тенденциозности”. Эд. Пекарский» (9).

     Таким «проницательным чтецом чужих мыслей» мог стать человек, который первым решительно выступил против переселенческой политики царского самодержавия. Поводом для его открытых и резких выступлений стало решение в 1908 г. государственной комиссии Маркграфа о возможности переселения двух миллионов крестьян из Центральной России в Якутскую область. А. Е. Кулаковский весьма убедительно доказал на конкретных фактах в письме «Якутской интеллигенции» пагубные для местного населения последствия переселения (10). В этой связи он обрушивается, также как в анонимном письме, на Пекарского, сначала не называя его имени: «...один субъект, слывущий знатоком Якутской области, ее аборигенов и языка последних и кичащийся этим, высказал в качестве авторитета, мысль, сумасбродную для нас, но целесообразную для слушателей его, — мысль, что якутский народ следует переселить на север к морю, а их родину заполнить переселенцами из России... Как на зло, позабыл я его фамилию, но, когда опишу, узнаете живо» (11). Представленное далее аллегорическое описание настолько точно и метко, что перед нами действительно возникает образ Пекарского. В другом месте письма находим его прямое заявление: «Перейти что ли, согласно проекту Пекарского, на север! Нет, этот № плох: на севере нет земель на которых мы могли бы существовать, — мы там погибнем очень скоро и перейдем туда не по своей воле» (12).

    Стиль письма «Якутской интеллигенции» и основные факты, изложенные в нем, перекликаются, по нашим первым впечатлениям, с упомянутой выше анонимной статьей «Два доклада об Якутской области».

    Во вступительном слове профессора Г. П. Башарина к книге А. Е. Кулаковского «Якутской интеллигенции» говорится: «Он (Алексей Елисеевич Кулаковский. — Е. О.) намеревался выступить на съезде (имеется в виду съезд «инородцев» Якутской области, проведенный в 1912 г. — Е. О.) с пространной речью, текст которой назывался „Якутской интеллигенции”, Кулаковский полагал, что на съезде будут говорить о тревожном положении в области. Надеялся, что делегаты услышат его голос и будут намечены меры по спасению народа от вымирания». Однако «первый день съезда отличался славословием» в адрес династии Романовых. «При такой обстановке Кулаковский не только воздержался от выступления на съезде, но и решил вовсе отказаться от участия в его работе» (13). Все это свидетельствует, на наш взгляд, о том, что А. Е. Кулаковский был единственным человеком, которого больше, чем других прогрессивных представителей якутской интеллигенции, волновала судьба его родного народа. На эту тему он писал и стихи в форме чабыргаха.

    На основании изложенного, мы можем допустить версию о том, что письмо «Якутской интеллигенции» и анонимная статья «Два доклада об Якутской области» принадлежат перу одного автора — Алексея Елисеевича Кулаковского.

    В заключение приведу выдержку из письма Э. К. Пекарского А. И. Попову: «Недавно вышедший 8-й выпуск „Словаря” выслан Вам и М. К. Аммосову. Обратите внимание на цену. Дороговизна объясняется обилием вставок, которые приходились делать в силу моего желания использовать такой прекрасный материал, как „Пословицы и поговорки” Кулаковского, которые я штудировал во время печатания 8-го выпуска. ... Я радуюсь непомерно, что среди якутской интеллигенции находятся люди, которые занялись изучением (всесторонним) своего народа. Жаль, что умер такой талантливый работник, как Кулаковский. Недавно в „Радловском кружке” мною было сделано о нем и его работах небольшое сообщение, после чего, по предложению председателя акад. В. В. Бартольда, память покойного была почтена вставанием» (14).

    Письмо может быть интересно и тем, что члены «Радловекого кружка», такие корифеи русской науки, как В. В. Бартольд, Б. Я. Владимирцов, А. Н. Самойлович, Л. В. Щерба, С. Е. Малов и другие, почтили память Алексея Елисеевича Кулаковского вставанием после небольшого сообщения о нем Э. К. Пекарского.

                                                                    С. А. Новгородов

    Семен Андреевич Новгородов известен как выдающийся демократ-просветитель, ученый-лингвист и основоположник якутской национальной письменности.

    В 1920 г. Якутское правительство командировало его в г. Петроград для отливки шрифтов по его же алфавиту, приобретения типографского оборудования и, главным образом, издания учебников по новой транскрипции. С этими и другими разнообразными поручениями (задания он получал и от Якутского представительства в Москве), несмотря на невероятные трудности того времени, он успешно справился. Об этом в книге «Во имя просвещения родного народа» говорится следующее: «Новые учебники, поступившие из Петрограда, уже в 1923-1924 учебном году были распределены по школам республики...

    С появлением в республике новых шрифтов и другого типографского оборудования стало возможным приступить к планомерному изданию газет и книг. С конца 1923 года стали на новгородовском алфавите выходить республиканская газета „Кыым”, с октября 1928 года — молодежная газета „Хотугу ыччат”, с октября 1926 года — журнал „Чолбон”... Всего на новгородовском алфавите до введения унифицированного новотюркского алфавита на латинской основе было издано более 200 книг, в том числе около 30 учебников и учебных пособий» (15).

    В те же годы с 1 мая 1921 г. по 3 мая 1923 г. по совместительству он участвовал в составлении фундаментального «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского. О том, в каких тяжелейших условиях жил и работал С. А. Новгородов, сказано в предыдущей главе. Об этом он обмолвился и сам в письме от 19 января 1922 г. Роману Ивановичу Оросину: «... Совмещая несколько обязанностей или, как говорят здесь, халтурничая, и не имею свободного времени: днем обхожу советские учреждения, а вечером 3 часа работаю в кабинете Эдуарда Карловича, куда (1 версту) и оттуда хожу пешком. Так изо дня в день. Тяжело и скучно» (16). Если судить по записке, адресованной Э. К. Пекарскому, которая была написана за 2-3 дня до его известного «Заявления», то трудно допустить, что за эти дни С. А. Новгородов принял решение об уходе с работы. Вот текст записки: «Инфлюэнца моя проходит, хотя кашель еще остался. Надеюсь на то, что если и сегодня я не выйду из дому, то завтра смогу пойти к Вам на занятия. Мой привет вам и моей мамаше!

    С. Новгородов. 29 апреля 1923 г.» (17)

    Замечу, что из сотрудников Э. К. Пекарского никто, кроме Семена Андреевича, не называл его жену Елену Андреевну «мамашей». Елена Андреевна недолюбливала некоторых сослуживцев мужа (например, А. Н. Никифорова) за то, что они для занятий приходили в ее квартиру.

    Теперь привожу «Заявление» С. А. Новгородова по тексту, напечатанному в книге «Во имя просвещения родного народа»:

    «В отделение исторических наук и филологии

    Российской академии наук.

    Научного сотрудника Росс. Академии наук

    С. А. Новгородова.

                                                                          Заявление

    Привлеченный в состав научных сотрудников Росс. Ак. наук в качестве помощника Э. К. Пекарского по составлению якутского словаря 1 мая 1921 года, я неукоснительно вел свою работу в сознании всей ее важности: несмотря на то, что 7 февраля 1922 года мною была получена из Москвы телеграмма за подписью кандидата ВЦИК М. К. Аммосова о назначении моем в состав Якутского представительства при Народном комиссариате по делам национальностей. Я немедленно представил эту телеграмму Э. К. Пекарскому и по его совету непременному секретарю РАН ак (академику) С. Ф. Ольденбургу, который обратился 9 февраля 1922 года с письмом своим за № 205 на имя М. К. Аммосова. В этом письме говорилось между прочим: „С. А. Новгородов ведет в Академии чрезвычайно ответственную работу по составлению якутского словаря. Эта работа, помимо значения ее для науки, имеет громадную практическую важность и для якутского народа. Достаточно сказать, что из народов Европы только очень немногие располагают таким исчерпывающе-точным пособием, каким должен стать для якутов составляемый Новгородовым словарь. Главным редактором словаря является Э. К. Пекарский, при котором Новгородов состоит единственным сотрудником и Росс. ак. наук настоятельно просит освободить Новгородова от необходимости покинуть Петроград и тем предоставить ему возможность докончить начатое им дело”.

    Только благодаря этому письму, я имел возможность продолжать свою работу по составлению словаря якутского языка. Я старался по мере сил своих оправдать все надежды Э. К. Пекарского, изложенные им письменно летом 1921 года в словах: „Твердо уверен, что его (т.е. Новгородова) сотрудничество будет плодотворно для обрабатываемого мною словаря во всех отношениях, в смысле полноты, точности в определении значения того или другого и в переводе оправдательных примеров, а также в смысле ускорения самой работы”. Больше того, увидев, что монгольские сравнения с якутским языком делаются Э. К. Пекарским по краткому словарю Шмидта, я уже в 1921 году предложил Э. К. Пекарскому пользоваться более точным словарем Ковалевского или Голстунского.

    И только с помощью проф. В. Л. Котвича, привлеченного по моей инициативе к окончательному чтению монгольских сравнений ввиду недоверия Э. К. Пекарского к моим сравнениям, которые он не в состоянии был проверить сам, удалось в начале 1923 года получить для наших работ из Азиатского музея словарь Голстунского.

    Э. К. Пекарский, давший обещание в начале моего сотрудничества поместить мою фамилию на обложке (словаря) в числе лиц, принимавших ближайшее участие в составлении словаря, два раза [летом 1922 г. и 7 февраля 1923 года], подтверждавший это обещание в процессе работы, заявил мне 17 апр(еля) 1923 г(ода), когда я прочитал корректуру 111 листа, — последнего листа 1-го выпуска II тома словаря якутского языка — и подготовил к печати вместе с ним еще два следующих выпуска, что на обложке словаря не будет моей фамилии, сказав, что будет помещена вкладная цветная полоска со словами: „Начиная с 99-го печ(атного) листа участие в обработке словаря принимал С. А. Новгородов” и будет сказано в послесловии о моем участии в обработке словаря.

    Так как это не могло вполне удовлетворить меня, то я заявил непременному секретарю РАН 19 апреля с. г., что я вынужден буду прекратить свою работу по составлению якутского словаря, если не будет исполнено первое обещание Э. К. Пекарского.

    Узнав об этом твердом решении, Э. К. Пекарский заявил мне 30 апреля с. г., что в 1-м выпуске II тома словаря не будет и полоски. Таким образом я лишаюсь доказательств своей работы по составлению якутского словаря перед якутским народом вплоть до появления послесловия к словарю через 5-10 лет.

    Не говоря уже о научной справедливости, а просто в целях подтверждения истинности письма Непременного Секретаря РАН от 9 февраля 1922 года за № 205 почтительнейше прошу Отделение исторических наук и филологии предложить Э. К. Пекарскому отметить в I-ом, II-ом и III-ем выпусках второго тома Словаря якутского языка, что я принимал участие в обработке Словаря, начиная со слова min (99-й печ. лист) и кончая словом сырҕаҥнаа (У) и со слова та по слово таjыаха включительно.

    В заключение я, при всей своей любви к словарной работе в области родного мне языка, ввиду создавшихся условий вынужден почтительнейше просить Отделение исторических наук и филологии РАН освободить меня от сотрудничества с Э. К. Пекарским и не отказать мне в положенном авторском гонораре за фактически сработанное (подготовленное к печати) количество листов, ибо Э. К. Пекарский по неизвестным мне соображениям успел представить к оплате лишь слог сi. Остаются еще непосредственными уже отработанные при моем участии слоги со, сц, cу, ся, сып-сып, начало сыр и та-таi по слово таjыаха включительно (всего не менее 10 печатных листов).

    1923 г. 4 мая. Научный сотрудник РАН С. Н.»

    Согласно этому заявлению С. А. Новгородов был уволен из числа научных сотрудников РАН с 1 мая 1923 г. Мотивы своего ухода он объяснил, кроме как в заявлении, еще и в письме к Сергею Васильевичу Ястремскому: «Свое сотрудничество с Э. К. Пекарским, продолжавшееся ровно 2 года, я прекратил по причине нарушения им своего обещания поместить мою фамилию на обложке Словаря наряду с другими ближайшими сотрудниками его: протоиереем Димитрианом Поповым и В. М. Ионовым» (18).

    В конце ноября 1928 г. Э. К. Пекарский обратился к М. К. Аммосову с письмом, где, в частности, говорится: «...Ввиду роли, которую сыграл покойный Семен Андреевич в деле поднятия культурного роста своей страны, было бы, может быть, уместным в ознаменование его заслуг принять сироту его, Елену Новгородову, дочерью Якутской республики и не жалеть средств для ее материального и духовного обеспечения» (19).

    2 декабря 1928 г. последовало ответное письмо на почтовой карточке: «Многоуважаемый Эдуард Карлович! Заявление гр. Новгородовой с приложением Вашего письма получил. Но это в данный момент бесполезно. Я теперь никакого (подчеркнуто М. К. Аммосовым. — Е. О.) отношения к якутским делам не имею.

    Советую Вам обращаться в Якутское представительство или непосредственно в СНК Якутской республики.

    Прошу все это передать гр. Новгородовой».

    Подчеркнутое Аммосовым слово никакого, возможно, является каким-то непроизвольным проявлением его внутреннего протеста против несправедливостей, учиненных по отношению к нему и другим руководителям Якутской областной партийной организации в связи с известным постановлением Секретариата ЦК ВКП(б) в 1928 г.

                                                                        М. К. Аммосов

    Несмотря на безмерную загруженность партийными, государственными и хозяйственными делами, Максим Кирович Аммосов находил время и силы для дружеской переписки с Э. К. Пекарским в течение десятилетий.

    Начало организации Якутской экспедиции АН СССР дало новый импульс к их деловому сотрудничеству. В телеграмме Э. К. Пекарскому от 14 ноября 1924 г. М. К. Аммосов просит сообщить в срочном порядке о том, где были опубликованы материалы почвенных экспедиций Переселенческого управления, организованных в 1908-1914 гг. в Якутии. Далее в ней говорится, что «в данный момент нам особенно важны сведения о почве и растительности Майско-Адданского района. Если представится возможным, вышлите нам эти издания наложенным платежом» (20). В 1924 г. М. К. Аммосов несколько раз ходатайствовал об организации научно-исследовательской экспедиции для изучения естественно-производительных сил Якутии. Экспедиция АН СССР была создана в 1924 г., начала работать с 1925 г. и вошла в историю под названием КЯР — Комиссия Якутской республики. Руководство работой Комиссии Академии наук СССР по комплексному изучению производительных сил Якутской АССР было поручено М. К. Аммосову. В письме к Э. К. Пекарскому он сообщает о начале работы КЯР: «Многоуважаемый Эдуард Карлович! Очень извиняюсь за краткость своего письма. Доехал я благополучно, ехал из Москвы до Якутска всего 18 суток. По приезду сразу приступил к ознакомлению с делами и уже приступил к работе в Совнарком Якутии.

    Прибыл первый Академический отряд КЯР. Остальные ожидаются на днях. Уважающий Вас Аммосов».

    По рекомендации М. К. Аммосова Э. К. Пекарский, не состоя на службе в КЯР, выразил готовность исполнять отдельные поручения и задания (21).

    Э. К. Пекарский в свою очередь, с согласия председателя СНК Якутской АССР М. К. Аммосова, привлек в 1926 г. к работе Якутской экспедиции В. Н. Васильева. В письме Э. К. Пекарского от 9 мая 1926 г. Васильеву имеются, в частности, такие слова: «Он (Максим Кирович Аммосов. — Е. О.) желает привлечь Вас в качестве постоянного работника, имея в виду, что с окончанием договорного срока станете заведующим якутским музеем; такой работник, как Вы, являетесь для музея необходимым. Пишу это Вам от имени Максима Кировича, который слов на ветер не бросает (подчеркнуто нами. — Е. О.). Полагаю, что перед Вами открывается широкое поле деятельности — создать музей наряду с создающейся национальной библиотекой».

    Виктор Николаевич Васильев, известный этнограф и фольклорист, работал в то время заведующим музеем Омской области. Он принял активное участие в работе КЯР, впоследствии стал исполнять обязанности ученого секретаря комиссии.

    По ходатайству Э. К. Пекарского в состав КЯР была включена Мария Николаевна Андросова-Ионова — известная сказительница-олонхосут, первая из женщин-якуток, награжденная Золотой медалью Императорского Русского географического общества за оригинальные труды и сотрудничество в создании «Словаря якутского языка».

    В 1925 г., по инициативе М. К. Аммосова, Якутская республика выделила на издание «Словаря» специальные средства. Начиная с этого времени «Словарь» стал выпускаться ежегодно. Возникли трудности с корректурой сигнальных экземпляров. Все четыре корректуры просматривал сам Пекарский, и поскольку он вносил исправления и дополнения, то работа продвигалась очень медленно. Появилась реальная угроза задержки. Попытка подыскать корректоров среди якутов, живущих в Москве, не увенчалась успехом. В тот момент М. К. Аммосов направляет в июне 1926 г. к Э. К. Пекарскому студента Петроградского университета со следующим рекомендательным письмом: «Многоуважаемый Эдуард Карлович! Предъявитель сего письма тов. Баишев командируется в Институт живых восточных языков. И я беру на себя смелость — рекомендовать его в качестве корректора „Словаря”. Прошу с ним выяснить его способности. Многое, конечно, предъявить нельзя. Разовьется позже (подчеркнуто М. К. Аммосовым. — Е. О.). Относительно платы его работ думаю — Академия наук возьмет на себя. Мы средств от себя выделить не можем. Передайте это и переговорите с А. А. Ферсманом.

     Позвольте пожелать Вам лучшего здоровья и успехов в Вашей плодотворной работе. Напишу позже. Жду от Вас тоже писем.

    М. Аммосов».

    Гавриил Васильевич Баишев проработал у Э. К. Пекарского с 15 августа 1925 г. по февраль 1928 г. (22)

    2 июня 1926 г. М. К. Аммосов обратился в КЯР с довольно тревожным письмом следующего содержания: «Будучи озабочен ускорением печатания „Словаря” Э. К. Пекарского, мною был поднят при личной беседе с академиком С. Ф. Ольденбургом вопрос о ходе работ по печатанию в академической типографии указанного „Словаря”.

    Сергей Федорович отнесся весьма тепло к моим пожеланиям и указал, что со стороны Академии наук и его лично отдано в издательство Академии указание об ускорении печатания „Словаря” и что если проходит задержка, то, вероятно, по причинам, от издательства не зависящим.

    По имеющимся у меня сведениям задержки корректуры не происходит, а что касается подготовки к печати самого „Словаря”, то печатание отстало очень значительно.

    Темп печатания настолько медленный, что за год не выпущено ни одного выпуска.

    Обращая внимание КЯР на указанное обстоятельство, я очень прошу Комиссию принять все зависящие меры к тому, чтобы директивы Академии наук и Сергея Федоровича об ускорении печатания „Словаря” Э. К. Пекарского были проведены в жизнь.

    Примите уверение в совершенном к Вам уважении.

    Председатель Якутского СНК Аммосов М. К.»

    Одновременно М. К. Аммосов поручил представительству Якутской республики в Москве проконтролировать конкретную реализацию указанных переговоров с АН СССР и лично с акад. С. Ф. Ольденбургом. В результате Академия наук выделила дополнительную единицу наборщика для «Словаря» и из средств КЯР было направлено 1000 руб. на его издание. Остальные расходы по печатанию приняла на себя Академия наук СССР. С этого времени выпуски «Словаря» стали выходить ежегодно, а в 1927 г. вышло два выпуска.

    В октябре 1926 г. Э. К. Пекарский поставил последнюю точку в рукописи «Словаря». Об этом он телеграфировал, как договаривались ранее, Председателю СНК Якутской АССР М. К. Аммосову. По его поручению, Якутское представительство в Москве совместно с Ленинградским обществом политкаторжан организовало чествование автора «Словаря» Э. К. Пекарского.

    От имени правительства Якутской республики с завершением «героического труда» Э. К. Пекарского поздравили М. К. Аммосов и Председатель ЯЦИК М. В. Мегежекский: «... В ознаменование Вашего юбилея Правительство Якутии постановило: первое, назвать Вашим именем школу в Игидейцах — в месте Вашей первоначальной работы над „Словарем”. Второе, отпустить две тысячи рублей на ускорение издания Вашего труда. Третье, отпустить Вам единовременное пособие в 500 рублей». М. К. Аммосов, не ограничившись официальными поздравлениями, решил лично поздравить Э. К. Пекарского телеграммой от 5 ноября 1926 г., где есть такие слова: «От всей души счастлив лично поздравить с завершением Вашего капитального труда о языке якутов...».

    По представлению академиков В. В. Бартольда, С. Ф. Ольденбурга и Ю. А. Крачковского 15 января 1927 г. Э. К. Пекарский был избран членом-корреспондентом АН СССР. На заседании президиума Академии наук в честь избрания Э. К. Пекарского членом-корреспондентом АН СССР с речью выступил президент АН СССР академик А. Карпинский, определивший место «Словаря» среди значительных работ академии следующими словами: «По мнению специалистов, „Словарь” Пекарского достоин занять место рядом с другими созданиями нашей Академии, которой именно в этой области принадлежит одно из почетных мест в кругу европейских Академий» (23).

    В следующем письме М. К. Аммосов извиняется за продолжительное молчание: «Занятость и отвлечение внимания на другие области текущей работы мешали мне посылать Вам весточку о себе. Но я имею постоянную информацию о Вас и о Вашей работе. Я очень радуюсь, что Ваша капитальная работа заканчивается печатанием и еще больше рад за состояние Вашего здоровья, которое, по моим сведениям, держится стойко.

    Вместе с приветом и горячим пожеланием доброго здоровья позволю себе просить, если возможно, послать мне 11 выпуск „Словаря” (у меня его просто стащили).

    С приветом М. Аммосов».

    За заслуги в области тюркологии Э. К. Пекарский 1 февраля 1931 г. был избран почетным членом Академии наук СССР. В поздравительном письме М. К. Аммосова Э. К. Пекарскому от 1 апреля 1935 г. говорится: «...Вы меня сильно заинтересовали относительно постановления общего собрания Академии наук. Не зная его содержание, заранее поздравляю Вас с этим постановлением. И очень прошу информировать о нем. Источник моей информации эпизодичен и не постоянен. Поэтому я и оказался „в нетях” — насчет такой важной даты, касающейся вашей жизни» (24).

    Эти сугубо деловые письма и телеграммы М. К. Аммосова пронизаны заботой, вниманием и готовностью оказать разностороннюю помощь Э. К. Пекарскому в его занятиях по языку, в особенности, в издании выпусков «Словаря». В своих письмах он называет Э. К. Пекарского то «маститым исследователем», то «героем труда науки», то «выдающимся ученым-революционером», а его «Словарь» — «монументальным трудом», «капитальной работой», «гордостью всей союзной науки», что вполне перекликается с высокой оценкой крупнейших ученых, выдающихся востоковедов и специалистов-тюркологов.

    Дружеские связи с Э. К. Пекарским М. К. Аммосов не прерывал и тогда, когда находился за пределами Якутской республики и Российской Федерации, занимая ответственные посты. В этом проявились, с одной стороны, его незаурядные личные черты, такие, как отзывчивость, чуткость, доброта, а с другой — широта интересов, компетентность во многих областях и обостренное чувство ответственности и гордости за родной народ.

    Э. К. Пекарский отвечал М. К. Аммосову теми же чувствами глубокого уважения, считая его человеком обаятельным, энергичным и деятельным, который «слов на ветер не бросает».

                                                    В. Н. Леонтьев, Г. В. Баишев (25)

    11 декабря 1925 г. заведующий секцией языка и знания общества «Саха кэскилэ» В. Н. Леонтьев обратился к Э. К. Пекарскому с письмом по поводу новой (новгородовской) транскрипции якутского языка.

    «Глубокоуважаемый Эдуард Карлович!

    Будучи не знаком с Вами лично, но прислушиваясь [к] Вашему авторитетному голосу, я посылаю Вам на отзыв свою статью — „Об якутской транскрипции”, опубликованную в прилагаемом № 2 „Якутские зарницы”. Надеюсь, что Вы, болея за родной мой народ, обратите Ваше внимание на мою статью и выскажете по поводу ней Ваше мнение. Желательно, чтобы с моей статьей был знаком лингвист Н. Н. Поппе.

    О результатах моей просьбы будьте любезны сообщить по адресу: Якутск, Наркомюст, 3 ам. НКРО Василию Никаноровичу Леонтьеву.

    С почтением. Уважающий Вас член Президиума ЯЦИК и заведующий секцией языка, знания об-ва „Sаqа kеskilе” Леонтьев» (26).

    В ответном письме Э. К. Пекарский высказал свое мнение относительно новгородовской транскрипции (правда, не называя имени С. А. Новгородова) и об отношении якутской интеллигенции к своему родному языку и устному народному творчеству. Приводим текст письма:

    «Многоуважаемый Василий Никанорович!

    Как видите, я исполнил Вашу просьбу, познакомив Н. Н. Поппе с Вашей статьей и даже получив его отзыв в письменном виде. Что касается моего мнения, то вопрос о новой транскрипции меня вообще мало интересует в настоящее время. О ней я писал как-то Андрею Иннокентьевичу Попову, который не откажет, конечно, в ознакомлении с моим письмом. Повторяться не хочется. Скажу лишь, что появление новых и новых проектов якутской транскрипции убеждает меня в совершенной непригодности всяких отступлений от академической транскрипции, которую, по моему мнению, следовало бы принять для всех народов турецкого корня именно международным. Надо только отрешиться от непонятного стремления во что бы ни стало придумать алфавит без надстроечных знаков. Кому охота, пусть этим занимаются. Науке же до этого не должно быть никакого дела. Посылаю Вам брошюру, в которой Вы найдете образец того, как применена за границей к якутскому языку латинская транскрипция по системе Бетлингка. Пора бы перестать тратить время на придумывание новой транскрипции, когда так много насущнейшей работы в области языка и фольклора. Я занимаюсь якутским языком, не покладая рук, вот уже 46-ой год, печатаю словарь и тексты, а получил ли от кого-либо из интеллигентных якутов какую-либо помощь в работе. Тщетно я пытался привлечь кого-либо к переводу изданных „Образцов народной литературы якутов”. Даже те, кто обещал, ничего не сделали. Много ли я получил замечаний, поправок и дополнений к своему „Словарю”. Интеллигенция якутская недостаточно любит свой язык и свою народную литературу, если вместо крайне важной работы на этом поприще занимается, при такой своей малочисленности, пустым делом в виде придумывания новых знаков в погоне за славою изобретения новой письменности. Разве мало одного?!

    Простите за откровенные слова, но я должен Вам высказать, что мне очень жаль того времени и умственного напряжения, какое затрачивается людьми на никчемное дело. Почему бы вместо этого не взяться за составление Словаря уже вошедших в употребление и получивших право гражданства русских слов. Это помогло бы быстрому общению русских и якутов и облегчило бы скорейшее усвоение якутского языка. Затем, почему до сих пор никому не пришло в голову заняться составлением русского указателя к моему Словарю наподобие того, как это сделал Шмидт для своего монголо-русско-немецкого словаря и как это советовал сделать в 1894 г. покойный Д. А. Клеменц. М.[ожет] б.[ыть] сами якуты нашли бы в своем языке слова для выражения таких понятий, над которыми теперь тщетно ломают голову переводчики и составители разных книжек для народа и учебников. Без хвастовства смею уверить, что другого Пекарского не дождетесь. Надо рассчитывать отныне только на свои силы. Только теперь в Якутске спохватились, что нужно записывать, пока не поздно, старинные произведения устной словесности. А сделали ли что-нибудь, чтобы издать уже записанные другими? Когда был поднят об этом вопрос в Якутском представительстве в Москве, то на первый план было выдвинуто требование печатать по новгородовской, а не по академической транскрипции. Разве это серьезное отношение к делу?» (27).

    Слова упрека Э. К. Пекарского в адрес якутской интеллигенции о том, что она «недостаточно любит свой язык и свою народную литературу», в некотором роде перекликаются со словами А. Е. Кулаковского: «Я с глубоким прискорбием замечаю, что интеллигенция наша, за редким исключением, недостаточно знает свой материнский язык. Но есть между интеллигентами такие люди, которые на родной язык смотрят с презрением, считая его негодным для культурного человека» (28).

    Слова эти, произнесенные в начале XX в., вполне актуальны и в наши дни.

    В ленинградской «Красной газете» от 21 ноября 1926 г. помещена заметка, где говорится: «Сегодня Ленинградское общество политкаторжан и якутяне, общественные организации в Ленинграде чествуют 45-летие научной деятельности ссыльного Эдуарда Карловича Пекарского...». В следующем номере этой же газеты от 22 ноября 1921 г. автор продолжает: «...В адрес юбиляра было получено до 500 телеграмм от всех научных сил и организаций Москвы и Ленинграда. Якутское землячество поднесло Эдуарду Карловичу адрес из 4 страниц на якутском языке, который прочел молодой поэт Баишев». Действительно, составителем приветственного адреса на двух (якутском и русском) языках являлся Гавриил Васильевич Баишев, известный под псевдонимом Алтан Сарын. Будучи студентом ленинградского Института живых восточных языков, он сотрудничал с Э. К. Пекарским с 1925 по 1928 г. (см. об этом в III главе). К сожалению, наши записи, касающиеся Г. В. Баишева, фрагментарны из-за того, что в то время он еще не был реабилитирован (29).

    «Саха ыччаттарыттан махтал сурук. Билигин саха тыла бэрт кирчимнээх буомнарынан киирэн айаннаан иһэр, бу буомнары кини этэҥҥэ мүччү түһэн, сайдыылаах суоллар төрдүлэригэр киирэн, хойуккунан барҕаран-тыллан иһэрэ дуу, эбэтэр кэхтэн устунан самнан хаалара дуу, билигин баһа-атаҕа биллибэт. Онуоха ол субу кини кирчимнээх кэмин хараҕар түбэһэ бу эн тылдьытыҥ бүтэн таҕыстаҕына, — баҕар, саха тыла онтон тирэхтэнэн, дьайыҥнанан, өрүттэн туран сайдар, барҕарар анныгар барыа этэ...

    Эдуард Карлович, баҕар кэнэҕэски кэлэр үйэлэргэ эн албан аатыҥ саха тылын күрүөлээччинэн аатыран, саха киһи олоҥхотугар киирэн, сырдык айыыларга дьүһуллэн уол оҕолор олоҥхотугар холбоһуоҕа, кыыс оҕолор ырыаларыгар ылланыаҕа...

    Эдуард Карлович, эн албан аатьҥ таптыыр Тааттаҥ хонуутугар (былыргы олоҥхоҕо ахтыллар Айыы Дьаргыл баҕанатын курдук) үс өргөстөөх, аҕыс кырыылаах суорба таас баҕанаҕа батары тамҕаланан үйэттэн үйэ тухары саха киһитэ күлүгүн быһа хаампат ытыга буолан туруохтун!

    ...Подчиняясь изменчивой судьбе жестокой воли в период необузданных насилий прежних веков, Вы, сделавшись жертвой диких произволов, лишивших своей дорогой свободы и отторгнутый своей великой родиной, Вы прибыли, считаясь преступником, в нашу отдаленную и несчастную страну, то было несчастьем для Вас и счастьем для нас.

    ... В такой тяжелой обстановке пришлось и сахаларскому языку прокладывать себе путь к развитию, и трудно было предвидеть его перспективы. В этот критический для языка момент ваш словарь, окончательно и полностью напечатанный, послужит большим подкреплением для языка и двинет его, а также только что нарождающуюся сахаларскую литературу, питаемую неиссякаемым источником Вашего Словаря, на путь прогресса.

    ... Эдуард Карлович, позвольте заверить Вас, что плоды Ваших трудов для нашего народа настолько дороги, настолько ценны, что они будут незабвенны и для будущих молодых поколении сахаларов, пока еще будут саха-уранхайцы существовать в этом мире.

    Правление якутского землячества» (30).

                                                                                * * *

    В фондах архива Э. К. Пекарского сохранилось одно единственное коротенькое письмо Дм. Дм. Попова Э. К. Пекарскому: «Любезный Эдуард Карлович! Последнее Ваше письмо я получил, за сердечный тон оного благодарю Вас сурэхтээх быарбыттан! (подчеркнуто нами — Е. О.). Вот и теперь сижу я за рукописью уже второй месяц. С черняка пересаживаю на беляка. Пишу бетлингско-пекарсковским правописанием. Стараюсь, но недоумеваю достичь глубину этого правописания: но кажется мне, что я близок к истине (дойти до которой возможно? (неразборчиво — Е. О.) старческих сил моих не хватит). Нашли бы Вы для меня хоть бы один час времени, чтобы прочитать творение мое и дать оценку, насколько далеко я сбился с пути.

    Присылаю Вам четвертую книжку „Словарчика”, она, кажется, погостит у Вас в последний раз.

    Следуемое Вам за труд (неразборчиво. — Е. О.) держу у себя в залог, пока по обещанию своему вы не навестите меня. Прощайте. Терпением стяжите душу Вашу.

    Всех благ Вам желающий протоиерей. 1895, 7 июля».

    Что касается «творения» — это, возможно, рукопись Дм. Дм. Попова «Краткий очерк о нравах, характерах, приемах и обычаях якутов старого и нового времени», которая хранится в фондах Государственного архива Иркутской области (31). Как было сказано в предыдущей главе, Дм. Дм. Попов составлял «Словарчик» специально для Пекарского, занося туда каждое редкое слово, поражавшее его слух.

    В эту главу не вошла огромная масса переписки Э. К. Пекарского с участниками составления «Словаря», прежде всего, с составителем и редактором Всеволодом Михайловичем Ионовым, С. В. Ястремским, Н. А. Виташевским и многими другими товарищами по политссылке. Автор полагает, что эта важная часть переписки должна быть подвергнута специальному исследованию. Однако, желая показать, как выразительно и грамотно говорили поляки на якутском языке, приведем письмо Николая Алексеевича Виташевского: «Таптыыр доҕорум! Экспортнай палатаҕа сурук суруйан бүтэрдим — үүсчэ илииһи холобурдаах. Оччоҕо биирдии мөһөөк ылыам баар. Онтон ылбытым биэс уон сүүс. Ордугун ылыахпар диэри эн миэхэ биир эмэ 25 сүүс бизриэҥ этэ дуо. Экчи ол харчыны палататтан ылан баран, ханна да сылдьымына эрэ эйиэхэ тахсыам иэспин төлүү.

    Харчыны типографияҕа набери гыннаран баран, илииһи аһан баран биэрэллэр үһү. Сурукпун бу бүгүн эрэ тиксэрдим. Хаһан набери гынан бүтэриэхтэрэ, ону чахчы билбэппин. Бадар, может, комиссияттан урут харчы кэлиэҕэ, — оччоҕо ол харчыттан эйиэхэ төлүөҕум.

    Көмөлөһүөн баҕарар буоллаххына — ол көрдөһөр харчыбын биэрээр. Иэс көрдүүбүн, умналаабаппын. Критическэй положение диэн эн да билэриҥ буолуо. Биэрэр буоллаххына, хотуммар биэрээр.

    Н. Виташевский».

    [Дорогой друг! Для экспортной палаты закончил один заказ — около ста страниц. За эту работу должен получить сто рублей. Из них авансом дали пятьдесят рублей. До получения остатков денег ты мне не одолжишь сколько-нибудь, рублей 25. Как только получу в палате указанную сумму, никуда не сворачивая, прямиком приду к тебе оплатить долг.

    Деньги выдадут мне после начала набора первых листов в типографии. Работу сдал только сегодня. Когда закончат набор текста, я точно не знаю. Возможно, получу деньги раньше от комиссии, тогда заплачу тебе из тех денег.

    Если захочешь помочь мне — не откажи в моей просьбе. Не прошу милостыню, а прошу в долг. Ты, наверное, тоже знаешь, что такое критическое положение. Если согласен, то деньги можешь дать моей хозяйке.

    Н. Виташевский].

    Это письмо — яркий пример того, как «наши поляки»: Эдуард Пекарский, Вацлав Серошевский, Сергей Ястремский, Николай Виташевский — смогли глубоко проникнуть не только в жизнь и быт, но и в душу якутского народа.

    Кроме вышеприведенного, в фондах архива Пекарского хранятся письма и записки целой плеяды интеллигенции того времени, среди них: Алексея Андреевича Иванова-Кундэ, Анемподиста Ивановича Софронова, Прокопия Несторовича Сокольникова, Иннокентия Иннокентьевича Говорова, Михаила Алексеевича Афанасьева, Тихона Захаровича Винокурова, Алексея Федотовича Боярова, Иннокентия Степановича Говорова, Михаила Зиновьевича Винокурова, Виктора Николаевича Васильева и др.

    В письмах затрагиваются различные вопросы, в основном просьбы помочь в чем-либо. Например, А. А. Иванов-Кундэ в письме от 2 февраля 1925 г. сообщает: «При сем прилагаю целью ряд слов, грамматических терминов с просьбой подобрать для них соответствующие слова из якутского или вообще из тюркского лексикона». Ответ Э. К. Пекарского последовал 6 февраля 1925 г.:«... Для создания грамматической терминологии нужна целая комиссия из практиков и теоретиков. Только после этого я мог бы организовать комиссию из специалистов через радловский кружок. 'Звук' я перевел бы 'дорҕоон', а 'слог' — 'тыл сүһүөҕэ'» (32).

                                                         Из писем Э. К. Пекарского

    Э. К. Пекарский оставил после себя большое эпистолярное наследие, которое, несомненно, привлечет, внимание исследователей. Кроме своих помощников по «Словарю», при жизни он общался со многими представителями науки, культуры, обращался в общественные и официальные инстанции. Вниманию читателей предлагаем следующие письма:

    «В Сибирский отдел Государственного Русского географического общества.

    Получив 14-го мин[увшего] декабря официальное сообщение об избрании меня Почетным членом Отдела на общем собрании 11-го января мин(увшего) года, настоящим приношу искреннюю признательность Отделу за оказанную мне высокую честь.

    Оглядываясь [на] прошедшее, мне особенно приятно констатировать, что сорок лет тому назад Отдел первый обратил внимание на предпринятую мною работу по составлению якутского словаря, снабжал меня малодоступными и редкими рукописными и печатными источниками и пособиями, привлек к участию в Сибиряковской экспедиции, начал печатание моего „Словаря якутского языка” на полученные им для этого от И. М. Сибирякова средства и затем, убедившись в недостаточности этих средств, обратился с соответствующим ходатайством в Академию наук и добился принятия ею на себя издания моего труда. Если к сказанному прибавить, что все это делалось Отделом по его собственному почину, то необходимо признать, [что] в деле оказания своей моральной и часто материальной поддержки начинающим безвестным и гонимым исследователям, Отдел всегда оставался верен себе, охотно идя навстречу и удовлетворяя по мере сил их нужды и требования. И если я заслужил лестное для меня звание Почетного члена Отдела, то этим я обязан, прежде всего, самому Отделу.

    Еще раз прошу принять мою глубокую благодарность за неизменно благосклонное отношение Отдела к моей научно-исследовательской деятельности.

    Эд. Пекарский. Ленинград, 6 января 1928 г.»

 

 

    «Глубокоуважаемый тов. Емельянов! (33)

    Искренне благодарю в Вашем лице Правительство Якутской Советской Социалистической Республики за вознаграждение меня Почетной грамотой по случаю окончания мною капитального труда, посвященного трудящимся Якутии.

    Жизнь моя в ссылке, прошедшая в горниле борьбы за освобождение трудящихся Якутии от царского ига, не прошла бесследно ни для якутского народа, ни для меня. Годы ссылки в Якутии прошли не только в повседневной борьбе и помощи якутскому бедному населению против бесправия и закабаления кулаками и царскими чиновниками, но и дали мне богатый материал для последующей научной моей деятельности, результатом которой трудящиеся Якутии и всего Союза имеют 13-томник «Якутско-русского словаря», который поможет быстрейшему просвещению и росту национальной культуры Советской Якутии.

    Передайте от меня трудящимся Якутии, что, несмотря на мои уже старческие годы, я еще упорно работаю для блага якутского народа, пополняя свой труд новым материалом и впредь, насколько хватит сил, отдам свои знания для Советской Якутии.

    18 июля 1932 г. Э. К. Пекарский».

    «Глубокоуважаемый Сергей Федорович! (34)

    Не сомневаюсь в том, что Академия наук уважит мое ходатайство о назначении Вас редактором «Словаря якутского языка», коим в последний раз состоял покойный В. В. Бартольд; обращаюсь к Вам с покорнейшей просьбой: 1) подготовить к последнему выпуску «Словаря» послесловие от имени редакции, в котором просил бы упомянуть, что АН с согласия или по предложению составителя «Словаря» посвящает свое издание полувекового труда якутскому народу;

    2) помянуть с благодарностью покойных редакторов издания академиков К. Г. Залемана, В. В. Радлова, В. В. Бартольда, а также всех сотрудников, особенно читавших корректуру «Словаря»;

    3) выразить надежду, [что] труд этот будет продолжен для достижения возможной полноты, если не самим составителем, человеком уже довольно преклонного возраста, то его сотрудниками-лингвистами, для чего составителем собран и неустанно собирается необходимый дополнительный материал, именно: штудируются как рукописи на якутском языке (фольклорный материал), так и сравнительно обширная якутская литература, развивающая особенно с послереволюционных лет и заключающая себе много терминов, вошедших в обиход якутов, ставших гражданами ЯАССР.

    С глубоким уважением и преданностью прошу закончить дело, начатое при Вашем близком участии 25 лет тому назад».

    Э. К. Пекарский в течение продолжительного времени вел переговоры с различными государственными и академическими учреждениями по вопросам реорганизации Игидейской начальной школы в школу второго концентра и шефства Академии наук СССР над ней (см. об этом в I гл.).

    «В Игидейскую школу имени Э. К. Пекарского

    С большим удовлетворением прочел я письмо от 3 декабря м. г. за № 20, полученное здесь 3 февраля с. г. и уже 9 числа написал М. К. Аммосову в Москву с просьбой оказать содействие удовлетворению нужд школы. Задолго до получения этого письма, мною сделано распоряжение о высылке для нужд школы комплекта составляемого мною „Словаря якутского языка” (десять выпусков), причем школа включена Академией наук в число учреждений, получающих это издание бесплатно, таким образом, и остальные выпуски будут высылаться по мере их выхода в свет. На днях на имя школы я выслал через книгохранилище Академии сто экземпляров моего «Краткого русско-якутского словаря», дабы каждый ученик мог получить для своего пользования один экземпляр, который должен быть возвращен в школу по минованию в нем надобности и поступить в пользование других нуждающихся. Затем, сегодня мною отправлено ходатайство в Комиссию по изучению Якутреспублики о бесплатной высылке в школу сборника „Якутия”, который может быть полезен учительскому персоналу и учащимся. Сегодня же написано мною в Центральное бюро краеведения, с просьбой снабдить школу необходимыми программами и указаниями для работы в краеведческом направлении. Принять шефство над школой Президиум Академии в принципе согласился и направил дело через местком по линии Союза работников просвещения. За сим желаю школе всяческого благополучия, а руководителям её сердечное спасибо за их стремление поставить школу на должную высоту.

    13 февраля 1928 г. Эд. Пекарский».

 

 

    В музее Игидейской средней школы имеются два письма-ответа на просьбы Э. К. Пекарского. Оперативность исполнения госучреждений того времени достойна восхищения. Так, например, уже в письме от 8 февраля 1928 г. заведующий книгохранилищем отвечает: «Книгохранилище наук высылает, по поручению членкора Академии Э. К. Пекарского, для нужд школы сто (100) экземпляров „Краткого русско-якутского словаря” с занесением их в расходный инвентарь школы». В письме и. о. ученого секретаря ЦКБ Досвятского от 29 февраля 1928 г. говорится: «Центральное бюро краеведения при сем препровождает программы и инструкции.

    В ближайшее время Центральное бюро краеведения вышлет Вам список литературы и необходимых пособий по вопросам изучения природы своего края».

    «В Совет Общества Якутского края.

    Считаю долгом выразить Совету Общества мою глубокую признательность за телеграфное приветствие по случаю окончания печатания собранного и обработанного мною материала для „Словаря якутского языка”, но я далек от мысли считать „Словарь” законченным в его настоящем виде. Дело в том, на протяжении четверти столетия, в течение которого печатался „Словарь якутского языка”, у меня накапливался новый материал для неизбежных дополнений и уточнений уже сделанного, как выразился акад. С. Ф. Ольденбург в предисловии к 13-му выпуску „Словаря”.

    ... Имея в виду преобразование Игидейской школы в семилетку, я решил выделить из своей личной библиотеки часть художественной и научной литературы для образования при школе фундаментальной библиотеки, которая могла бы обслуживать не только Игидейскую школу моего имени, но и соседние школы. Президиум Академии наук также распорядился о выделении в пользу подшефной школы дублетных экземпляров из академической библиотеки, с которой я намереваюсь войти в контакт, для чего библиотека обещала прислать мне одного из своих служащих. Между тем, до сих пор я не получаю от школы ответа на свою просьбу отметить — в посланных школе двух списках книг — те из них, которые могут быть приемлемы по своему содержанию, хотя списки посланы несколько месяцев тому назад. Если это не затруднит Совет Общества, то я просил бы напомнить учебному персоналу школы о скорейшем исполнении моей просьбы».

    Благодаря настойчивым усилиям члена-корреспондента АН СССР Э. К. Пекарского Игидейская начальная школа в 1930 г. была преобразована в семилетнюю и стала подшефной школой Академии наук СССР.

                                                                   ЗАКЛЮЧЕНИЕ

    Революционер-народник 1870-х гг. Эдуард Карлович Пекарский, находясь в тяжелых условиях ссылки, занимался исследованием языка, фольклора, этнографии якутского и эвенкийского народов.

    Имя его вошло в историю отечественной и мировой тюркологии прежде всего как создателя «Словаря якутского языка» (в дальнейшем — «Словарь»). В предисловии к его 1-му выпуску Э. К. Пекарский писал: «Исходя из того простого положения, что „в языке народа всего полнее отражается душа”, я думал, что чем больше будет собрано мною якутских слов, чем точнее будет объяснено каждое из них, тем более ценный материал я буду в состоянии дать другим исследователям для понимания „души” якутского народа. Этим соображением руководствуюсь в своей работе». Он видел свою задачу в том, чтобы объективно и беспристрастно регистрировать столько слов, сколько можно было собрать из рукописных, печатных текстов и обиходной речи носителей, не выбрасывая ни одного слова и не пытаясь вынести личный приговор относительно их нормативного статуса. В этой связи, как нельзя кстати, можем привести слова известного тюрколога, проф. К. М. Мусаева: «Пекарский не считал себя принадлежащим к какой-либо школе, не находился в сетях определенной доктрины. Он был внутренне убежден, что словари — достояние народа, их нельзя создавать в угоду какой-либо концепции» (1). В «Словаре» содержится около 38 тысяч заглавных единиц, снабженных толкованием и богатым иллюстративным материалом (2). Выдающиеся тюркологи прошлого и настоящего единодушны в том, что это — словарь-копилка, словарь-сокровищница типа тезауруса. Только такой тип словаря-сокровищницы мог достаточно полно и точно отразить в синхронном срезе бесписьменное состояние живого народного языка в том виде, в каком он бытовал в конце XIX и начале XX столетий в устах его носителей. Однако ни один словарь не может зафиксировать все слова живого языка. Л. В. Щерба, основатель теории лексикографии, указывал, что тип словаря-тезауруса существует в наше время как идея (3).

    Бескорыстную, продолжительную и разностороннюю помощь в составлении «Словаря» оказывали его ближайшие сотрудники — В. М. Ионов, Дм. Дм. Попов. Работа Пекарского над «Словарем» находилась в поле зрения якутской общественности. Многие местные знатоки и любители родного языка, в том числе и политссыльные, давали ему свои фольклорные, этнографические материалы, краткие русско-якутские, якутско-русские словарики и т. д. Созданный вдали от научных центров «Словарь», благодаря обширности собранного в нем материала и скрупулезной лексикографической обработке, обратил на себя внимание крупнейших специалистов-востоковедов. Научные достоинства «Словаря» Э. К. Пекарского, как показано в тексте, предопределились их участием в его создании. В известном смысле можно считать, что «Словарь» — это результат коллективного труда, яркий пример интеграции усилий ученых разных специальностей. «Словарь» дает вполне достоверный материал филологу, этнографу, фольклористу, историку, притом в таком сконцентрированном и систематизированном виде, в каком он не представлен ни в одном другом источнике. «Словарь» отражает ту часть дореволюционной лексики языка, которая в недавнем прошлом объявлялась «устаревшей» или утратившей функциональную активность. В этой связи трудно переоценить практическую значимость «Словаря» в новых исторических условиях возрождения утраченных культурных ценностей народа.

    Э. К. Пекарский вложил много труда и сил в исследование вопросов этнографии якутского и эвенкийского народов. При этом он выступал с позиции своего революционного мировоззрения, поднимая наиболее актуальные, жизненно важные острые вопросы, могущие облегчить тяжелую жизнь простых слоев якутского и тунгусского населения. Им были опубликованы многочисленные заметки, небольшие статьи, отзывы и рецензии. Этнографические статьи и публикации Э. К. Пекарского представляют собой, по мнению специалистов-этнографов, несомненную ценность как своеобразный и добротный первоисточник.

    Э. К. Пекарскому принадлежат общепризнанные заслуги в деле сбора и издания произведений якутского устного народного творчества, прежде всего его монументального жанра олонхо. Благодаря выработанной на протяжении многих лет методике текстологической работы, ему удалось добиться точности и научной достоверности в передаче оригинала текстов. В одном только олонхо «Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур» («Строптивый Кулун Куллустуур») он сделал, по подсчетам И. В. Пухова, свыше 900 различных исправлений, замечаний, вариантов, как правило, более точных в смысловом, более звучных в стилистическом отношениях (4). «Образцы народной литературы якутов» в трех томах, восьми выпусках, однозначно получившие высокую оценку отечественных фольклористов, несомненно, сыграли положительную роль в провозглашении ЮНЕСКО якутского олонхо в 2005 г. шедевром устного и нематериального культурного наследия человечества.

    Вся его плодотворная работа по собиранию и исследованию этнографических, фольклорных и языковых материалов была подчинена главной цели жизни — созданию «Словаря» в 13 выпусках (1899-1930 гг.). Подобрать подобный аналог из современной отечественной лексикографии трудно. По-видимому, «Словарь» Пекарского останется в истории науки неповторимым, уникальным созданием, в котором автор сумел «дать богатый и достоверный материал другим исследователям для понимания „души” якутского народа». В этом его величие, внушающее преклонение перед ним. Пятьдесят лет своей жизни Пекарский посвятил «Словарю», который, по мнению специалистов, является «подлинно грандиозным сооружением, величественным памятником, своеобразной энциклопедией быта и культуры якутского народа, ... одним из капитальнейших произведений мировой лингвистики» (5). Если вспомнить, что все это творилось в условиях ссылки, то его научный феномен еще долго будет тревожить будущих исследователей.

    Пока издавался «Словарь», Пекарский ценой огромных усилий собрал дополнительный лексикографический материал, состоящий из 15 тыс. карточек (6). Часть словника представляет собой новообразования, отобранные автором из источников послереволюционного периода. Большую часть словника дополнительного материала составляют заглавные единицы «Словаря», которые автор считал необходимым уточнить на основании дополнительно собранного им материала.

    Научные заслуги Э. К.Пекарского общепризнаны. Он был избран членом-корреспондентом (1927 г.) и почетным членом Академии наук СССР (1931 г.), являлся членом свыше десяти отечественных и зарубежных научно-исследовательских и краеведческих обществ.

                                        ЛИТЕРАТУРА, ИСТОЧНИКИ И ПРИМЕЧАНИЯ

                                                                           Введение

    1. См.: Приложение.

    2. Убрятова, Е. И. Очерки истории изучения якутского языка [Текст] / Е. И. Убрятова. — Якутск, 1945. — С. 19-25.

    3. Эдуард Карлович Пекарский : к 100-летию со дня рождения [Текст] : мат-лы респ. науч.-практ. конф. — Якутск, 1958. — 56 с.

    4. Об этом см.: Пухов, И. В. Текстологическое изучение эпоса [Текст] / И. В. Пухов. — М., 1971. — С. 170-179.

    5. Армон, В. Польские исследователи культуры якутов [Текст] / В. Армон ; [пер. с польск. яз. К. С. Ефремова]. — М. : Наука, 2001. — С. 99-111.

    6. Там же. — С. 103.

    7. Об этом см.: Оконешников, Е. И. Э. К. Пекарский как лексикограф [Текст] / Е. И. Оконешников. — Новосибирск : Наука, 1982. - 141 с.

    8. Слепцов, П. А. Аспекты ретроспективного изучения вклада польских исследователей в якутскую филологию [Текст] / П. А. Слепцов // Россия и Польша. Историко-культурные контакты. — Новосибирск : Наука, 2001. — С. 32.

    9. Об их помощи см.: Оконешников Е. И. Э. К. Пекарский как лексикограф [Текст] / Е. И. Оконешников. — Новосибирск : Наука, 1982. — С. 20-24.

    10. В связи с постсоветскими событиями в стране, возможно, произошли некоторые изменения в нумерации фондов, описей, дел, листов указанных архивохранилищ.

                                                                         Глава I

    1. Во всех источниках дата рождения Э. К. Пекарского указывается по новому стилю 25 октября 1858 г., кроме статьи Витольда Армона, где дата его рождения указывается 26 октября 1858 г. (см.: Армон, В. Польские исследователи культуры якутов. — М., 2001. — С. 99).

    2. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 18. Л. 1-2.

    3. Там же. Л. 15.

    4. Там же. Л. 25.

    5. Там же. Л. 53.

    6. Там же. Л. 140.

    7. Приводим два таких случая. Соседний богач имел обыкновение каждой весной спускать воду из своего озера, не считаясь с интересами бедняков, у которых покосы оставались под водой. Жаловаться на него никто не смел. Э. К. Пекарский, воспользовавшись приездом участкового заседателя, подал на богача жалобу и добился запрещения такого самоуправства. Второй случай. После окончания сенокосных работ богачи выпускали свои табуны на волю, и они могли заходить на другие участки, вытаптывать траву, разбрасывать копны, подъедать стога. На жалобу обычно отвечали, что это табун из чужого наслега. Для того, чтобы предъявить иск к хозяину, надо было поймать лошадей. Однажды Пекарскому удалось загнать четырех коней, но их кто-то выпустил из загона. Тогда он, застав в другой раз коней на своем участке, подстрелил из ружья одного из них, и только таким образом он смог доказать, что табун принадлежит местному тойону. Однако тойон не стал предъявлять иск, так как богачи его побаивались, считая его не подчинившимся даже самому «белому царю — государю».

    8. ЦГАЛИ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 30. Л. 11.

    9. Об этом см.: Восточное обозрение, 1894. — № 62. — С. 71.

    10. ЦГАЛИ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 30. № 42.

    11. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 57. Л. 118.

    12. Там же. Д. 122. Л. 324.

    13. См.: архив музея Игидейской средней школы им. Э. К. Пекарского.

    14. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 144. Л. 55.

    15. Залеман, К. Г. Отзыв о сочинении Э. К. Пекарского «Словарь якутского языка», составленный при ближайшем участии Д. Д. Попова и В. М. Ионова, вып. I (а, ä), СПб., 1907 [Текст] / К. Г. Залеман // Этнографическое обозрение. — 1907. — № 3. — С. 151-152.

    16. Радлов, В. В. Словарь якутского языка, составленный Э. К. Пекарским [Текст] / В. В. Радлов // Живая старина. — 1907. — Вып. 4.

    17. Он же. Отзыв д. чл. В. В. Радлова о трудах д. чл. Э. К. Пекарского [Текст] / В. В. Радлов // Отчет Императорского русского географического общества за 1911 год. — СПб., 1912. — С. 77-80.

    18. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 38. Л. 1-16.

    19. Там же. Д. 61. Л. 1-4.

    20. Там же. Д. 223. Л. 9.

    21. Котвич, В. Некролог (1858-1934) [Текст] / В. Котвич // Ежегодник востоковедения. — 1934. —Т. 10. — С. 189-195. (На польск. яз.).

    22. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 195. Л. 32.

    23. Там же. Д. 312. Л. 4.

    24. Там же. Л. 9.

    25. Об этом см.: Восток. — Л., 1924. — Кн. 4. — С. 185-186.

    26. Об этом см.: Оконешников, Е. И. Э. К. Пекарский как лексикограф [Текст] / Е. И. Оконешников. — Новосибирск : Наука, 1982. — 143 с.

    27. Самойлович, А. Н. Памяти Э. К. Пекарского [Текст] / А. Н. Самойлович // Изв. АН СССР. Сер. 7. Отд. общ. наук. — 1934. — № 10. — С. 743-747.

    28. Малов, С. Е. Памяти Э. К. Пекарского [Текст] / С Е. Малов // Соц. Якутия. — 1939. — 11 июля.

    29. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 135. Л. 6-14.

    30. ЦГАЛИ. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 40.

    31. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 534. Л. 90.

    32. ПФА ИВ. Разр. 2. Оп. 4; ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 103 и 106; ЦГАЛИ. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 84; Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 5. Оп. 1. Д. 161.

    33. Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 5. Оп. 1. Д. 161.

    34. ЦГАЛИ. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 75. Л. 1.

    35. ДМ хранятся в ПФА РАН. Разр. 2. Оп. 4. № 32 (1-15).

    36. См.: Там же. Ф. 202. Оп. 1. Д. 108. Л. 63.

    37. ЦГАЛИ. Ф. 1209. Оп. 1. Д 72. Л. 1.

    38. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 111. Л. 46.

    39. Копию этого письма см. в архиве музея Игидейской средней школы им. Э. К. Пекарского.

    40. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 170. Л. 1.

    41. Там же. Д. 230. Л. 1.

    42. Там же. Д. 121. Л. 1-2.

    43. ЦГАЛИ. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 77.

    44. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 259. Л. 1.

    45. Там же. Оп. 1. Д. 69. Л. 502.

    46. Там же. Д. 82. Л. 132.

    47. Там же. Д. 110. Л. 39.

    48. Там же. Д. 114. Л. 350.

    49. Там же.

    50. ЦГАЛИ. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 49.

    51. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 114. Л. 352.

                                                                      Глава II

    1. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 71. Л. 1, 105-106.

    2. См.: Емельянов, Н. В. Сюжеты олонхо о защитниках племени [Текст] / Н. В. Емельянов. — Новосибирск : Наука, 2000. — С. 124-178.

    3. Пухов, И. В. Якутские олонхо и «Нюргун Боотур Стремительный» П. А. Ойунского [Текст] / И. В. Пухов // Ойунский, П. А Нюргун Боотур Стремительный [Текст] / П. А Ойунский. — Л., 1969. — С. 19.

    4. Подробнее о вариантах сюжета «Дьулуруйар Ньургун Боотур» см.: Емельянов, Н. В. Указ. соч. — С. 177-178.

    5. Цит. по: Андросова-Ионова, М. П. Олонхо, песни, этнографические заметки, статьи [Текст] / М. Н. Андросова-Ионова. — Якутск, 1998. — С. 24-25.

    6. Маак, Р. Вилюйский округ Якутской области [Текст] / Р. Маак. — СПб., 1887. — С. 127-128.

    7. Об этом см.: Пухов, И. В. Якутский героический эпос олонхо [Текст] / И. В. Пухов. — Якутск, 2004. — С. 7-19.

    8. Там же. — С. 16.

    9. Об этом см.: Пухов, И. В. Э. К. Пекарский и изучение якутского фольклора [Текст] / И. В. Пухов // Эдуард Карлович Пекарский: к 100-летию со дня рождения. — Якутск, 1958. — С. 32-33.

    10. Эргис, Г. У. Очерки по якутскому фольклору [Текст] / Г. У. Эргис. — М. : Наука, 1974. — С.38

    11. Там же. — С. 37.

    12. Об этом см.: Емельянов, Н. В. Указ. соч. — С. 127.

    13. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 2.

    14. Емельянов, Н. В. Там же.

    15. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 115. Л. 84.

    16. О статьях и публикациях выборочно см.: Пекарский, Э. К. Чаачахаан. Якутская детская сказка [Текст] / Э. К. Пекарский// Живая старина. — 1906. — Вып. 3. — С. 118—122; Подробное содержание спектакля см.: Пекарский, Э. К. Олонхо [Текст] / Э. К. Пекарский // Живая старина. — 1906. — Вып. 4. — С. 202-204; Пекарский, Э. К. Из якутской старины : об образовании Баягантайского улуса Якутского округа [Текст] / Э. К. Пекарский // Живая старина. — 1907. — Вып. 2, отд. 2. — С. 45-50; Пекарский, Э. К. О работах В. М. Ионова по шаманизму и фольклору [Текст] / Э. К. Пекарский// Изв. ВСОРГО. — СПб., 1898. № 2. — С. 29; Пекарский, Э. К. Из преданий о жизни якутов до встречи их с русскими [Текст] / Э. К. Пекарский // Зап. Имп. рус. геогр. об-ва : сб. ст. в честь 70-летия Г. Н. Потанина. — 1909. — Т. 34; Пекарский, Э. К. Библиография якутской сказки [Текст] / Э. К. Пекарский // Живая старина за 1912 г. — Пг., 1914. — Вып. 2-4. — С. 529-532 и др.

    17. Пекарский, Э. К. Якутская сказка [Текст] / Э. К. Пекарский // Сергею Федоровичу Ольденбургу : к 50-летию научно-общественной деятельности. — Л., 1934.

    18. Пухов, И. В. Якутский героический эпос олонхо [Текст]: Изб. ст. / И. В. Пухов. — Якутск, 2004. — С. 21.

    19. Об этих и других олонхо см.: ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1-2.

    20. Пекарский, Э. К. Якутский род до и после прихода русских [Текст] / Э. К. Пекарский // Памятная книжка Якутской области, на 1896 г. — Якутск, 1895. — Вып. 1. — С. 1-48.

    21. Там же. — С. 1.

    22. Пекарский, Э. К. Программа для исследования домашнего и семейного быта якутов [Текст] / Э. К. Пекарский, И. И. Майнов // Живая старина. — СПб, 1913. — Вып. 1, 2 . — С. 117-135.

    23. Гурвич, И. С. Э. К. Пекарский как этнограф-якутовед [Текст] / И. С. Гурвич // Эдуард Карлович Пекарский : к100-летию со дня рождения. — С. 21.

    24. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 516. Л. 22.

    25. Там же. Д. 223. Л. 62.

    26. Пекарский, Э. К. Миддендорф и его якутские тексты [Текст] / Э. К. Пекарский // Зап. Восточного отдела Русского археологического общества. — СПб., 1908. — С. 045-060. (отдельн. отт.).

    27. Пекарский, Э. К. Заметки по поводу редакции «Верхоянского сборника» И. А Худякова [Текст] / Э. К. Пекарский // Изв. Восточно-Сибирского отд. РГО. — 1896. — Т. 26. — № 4-5; Пекарский, Э. К. И. А. Худяков и ученый обозреватель его трудов [Текст] / Э. К. Пекарский // Сиб. вопр. — 1908. — № 31-32.

    28. Харитонов, Л. Н. «Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского и его значение [Текст] / Л. Н. Харитонов // Эдуард Карлович Пекарский : к 100-летию со дня рождения. — С. 18.

                                                                         Глава III

    1. Об их участии см.: Оконешников, Е. И. Э. К. Пекарский как лексикограф [Текст] / И. Е. Оконешников. — Новосибирск : Наука, 1982. — С. 20-24.

    2. Архив РГО. Разр. 64. Оп. 1. Д. 35. Л. 127.

    3. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 61. Л. 28.

    4. ЦГАЛИ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 30. Л. 43.

    5. Об этом см.: Оконешников, Е. И. Роль «Якутско-немецкого словаря» О. Н. Бетлингка в пополнении словника «Словаря» Э. К. Пекарского [Текст] / И. Е. Оконешников / Афанасий Уваровский : гуманист и просветитель : сб. научн. ст. — Якутск, 2000. — С. 63-69.

    6. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 122. Л. 17.

    7. Там же. Д. 57. Л. 187.

    8. Там же. Д. 127. Л. 14

    9. ЦГАЛИ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 30. Л. 3.

    10. Известный фонетист Н. Д. Дьячковский путем экспериментальных исследований не обнаружил особых «мульированных звуков» в якутском языке.

    11. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 57. Л. 184.

    12. Об ее биографии см.: Андросова, М. Н. Олонхо, песни, этнографические заметки, статьи. [Текст] / М. Н. Андросова-Ионова. — Якутск, 1998.

    13. Об этом см.: Коркина, Е. И. Из жизни и деятельности М. Н. Андросовой-Ионовой [Текст] / Е. И. Коркина // Якутский язык : история и актуальные вопросы : сб. научн. ст. — Якутск, 1986. — С. 129-130.

    14. Об ее конкретной помощи см.: Оконешников, Е. И. Э. К. Пекарский как лексикограф. — С. 24-25.

    15. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 61. Л. 112.

    16. Там же. Д. 115. Л. 134.

    17. Там же. Л. 2.

    18. Там же. Л. 14.

    19. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 82. Л. 87.

    20. Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп. 9. Д. 93. Л. 3-7, черновик автографа.

    21. Об этом см. в гл. IV: М. К. Аммосов и Э. К. Пекарский.

    22. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 106. Л. 33.

    23. Об этом см.: Алтай Сарын. Тоҕус этиҥ тойуга : айымньылар [Текст] / Алтан Сарын. — Дьокуускай : Бичик, 1998. — 381 с; Баишев, Г. В.-Алтан Сарын : научнай ыстатыйалар хомуурунньуктара [Текст] / Г. В. Баишев-Алтан Сарын. — Дьокуускай, 2000. — 170 с.

    24. Об этом см.: Самойлович, А. П. Изучение и просвещение якутов [Текст] / А. Н. Самойлович // Восток. — Л., 1924. Кн. 4. — С. 185-186.

    25. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 115. Л. 68.

    26. Котвич, В. Некролог (1858-1934) [Текст] / В. Котвич // Ежегодник востоковедения. — Львов, 1934. — Т. 10. — С. 442 (на польск. яз.).

    27. Об этом см.: Щерба, Л. В. Опыт общей теории лексикографии [Текст] / Л. В. Щерба // Языковая система и речевая деятельность. — Л., 1974. — С. 299; Ахманова, О. С. Очерки по общей и русской лексикологии [Текст] / О. С. Ахманова. — М., 1957. — С. 51; Истрина, Е. Заметки по двуязычным словарям [Текст] / Е. Истрина // Изв. АН СССР ОЛЯ. — 1944. — Т. 3. — Вып. 2-3. — С. 86; Фельдман, И. И. О границах перевода в иноязычно-русских словарях [Текст] / Н. И. Фельдман //Лексикограф, сб. — М., 1957. — Вып. 2. — С. 102.

    28. Мусаев, К. М. Э. К. Пекарский — создатель фундаментального словаря якутского языка [Текст] / К. М. Мусаев // Польша и Россия. Историко-культурные контакты : сибирский феномен. — Новосибирск : Наука, 2001. — С. 163.

    29. Радлов, В. В. Отзыв д. чл. В. В. Радлова о трудах Э. К Пекарского [Текст] / В. В. Радлов // Отчет Императорского русского географического общества за 1914 г. — СПб, 1912. — С. 77-80.

    30. Об этом см.: Сборник отчетов о премиях и наградах, присуждаемых Императорской академией наук. Отчеты за 1907 г. [Текст].  СПб, 1909. — С. 206-208.

    31. Об этом см.: Оконешников, Е. И. Э. К. Пекарский как лексикограф. — С. 92-93.

    32. Об этом см.: Слепцов, П. А. Якутский литературный язык. Формирование и развитие общенациональных норм [Текст] / П. А. Слепцов. — Новосибирск : Наука, 1990. — С. 127-147.

    33. Приводятся в круглых скобках преимущественно имена местных исследований.

    34. Самойлович, А. Н. Изучение и просвещение якутов [Текст] / А. Н. Самойлович // Восток. — Л., 1924. — Кн. 4. С. 185-186.

    35. Азадовский, М. Э. К Пекарский [Текст] / М. Азадовский // Сов. этнография. — Л., 1934. — № 5. — С. 107.

                                                                         Глава IV

    1. Автору не представилось возможности посетить архивы в постсоветское время.

    2. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 82. Л. 132.

    3. Там же. Оп. 2. Д. 297. Л. 1-24.

    4. Там же. Оп. 1. Д. 223. Л. 13-18.

    5. Там же. Оп. 2. Д. 231.

    6. ЦГАЛИ. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 42. Л. 3.

    7. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 232. Л. 4-6.

    8. Два доклада об Якутской области [Текст] // Сиб. вопр. — 1910. — № 42-43.

    9. Пекарский, Э. К. Письмо в редакции [Текст] / Э. К. Пекарский // Сиб. вопр. — 1910. — № 44. — 30 ноября.

    10. Об этом см.: Кулаковский, А. Е. Якутской интеллигенции [Текст] / А. Е. Кулаковский. — Якутск : Якутское кн. изд-во, 1992. — 78 с.

    11. Там же. — С. 36-37.

    12. Там же. — С. 44.

    13. Там же. — С. 6.

    14. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 402. Л. 53.

    15. Новгородов, С. А. Во имя просвещения родного народа [Текст] / С. А. Новгородов. — Якутск, 1991. — С. 15.

    16. Архив ЯНЦ СОРАН. Ф. 4. Оп. 9. Д. 75. Л. 1.

    17. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 204. Л. 3.

    18. Об этом см.: Новгородов, С. А. Указ. соч. — С. 165; Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп. 9. Д. 93. Л. 3-7, черновик автографа.

    19. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 86. Л. 202.

    20. Здесь и далее о письмах и телеграммах М. К. Аммосова Э. К. Пекарскому см.: ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 106, 127; Оп. 2. Д. 7, 13.

    21. Там же. Д. 108. Л. 228.

    22. См.: Алтан Сарын. Тоҕус этиҥ тойуга : айымньылар [Текст] / Алтан Сарын. — Дьокуускай : Бичик, 1998.

    23. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 534. Л. 98.

    24. Там же. Д. 402. Л. 53.

    25. В этой части в обзорном виде представлены письма Э. К. Пекарскому Д. Д. Попова, Н. А. Виташевского и некоторых других.

    26. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 110. Л. 19-20.

    27. Там же. Л. 39-41.

    28. Кулаковский, А. Е. Научные труды [Текст] / А. Е. Кулаковский. — Якутск, 1979. — С. 287-288.

    29. В период работы в архивах (1968 г.) многие репрессированные представители якутской интеллигенции не были еще реабилитированы.

    30. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 135. Л. 6-14.

    31. ГАИО. Ф. 293. Оп. 1. Д. 657 (всего 72 стр.).

    32. ПФА РАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 168. Л. 1, 7.

    33. Емельянов Николай Семенович — председатель Президиума ЦИК Верховного Совета Якутской АССР (1931-1934).

    34. Ольденбург Сергей Федорович — академик, непременный секретарь Академии наук СССР (1863-1934).

                                                                      Заключение

    1. Мусаев, К. М. Э. К. Пекарский — создатель фундаментального словаря якутского языка [Текст] / К. Мусаев // Россия и Польша. Историко-культурные контакты : сибирский феномен. — Новосибирск : Наука, 2001. — С. 163.

    2. Об этом см.: Оконешников, Е. И. Э. К. Пекарский как лексикограф [Текст] / Е. И. Оконешников. — Новосибирск : Наука, 1982. - С. 20-24.

    3. Щерба, Л. В. Опыт общей теории лексикографии [Текст] / Л. В. Щерба // Языковая система и речевая деятельность. — Л., 1974. — С. 282.

    4. Пухов, И. В. Работа Э. К. Пекарского над текстом олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур» : к проблеме научного редактирования эпического текста [Текст] / И. В. Пухов // Якутский эпический героический эпос — олонхо. — Якутск, 2004. — С. 7-19.

    5. Азадовский, М. К. Э. К. Пекарский (некролог) [Текст] / М. К. Азадовский // Сов. этнография. — 1934. — № 5. — С. 107.

    6. Об этом см.: ПФА ИВ РАН. Разр. 2. Оп. 4. № 32 (1-15).

                                                                ПРИЛОЖЕНИЕ

                             БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК РАБОТ Э.К.ПЕКАРСКОГО

                                                                          Книги

    1. Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова [Текст]. — Якутск: Якут. обл. тип., 1899. — Вып. 1.

    2. Краткий русско-якутский словарь, изданный на средства Якутского областного статистического комитета [Текст]. — Якутск, 1905. — 147 с.

    3. Словарь якутского языка, составленный Э. К. Пекарским при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова [Текст]. — В 13 вып. — СПб.: Тип. Императ. Академии наук. — Вып. 1. — 1907, вып. 2. — 1909, вып. 3. — 1912, вып. 4. — 1916, вып. 5. — 1917, вып. 6. — 1923; Л.: Изд. Академии наук СССР, вып. 7. — 1925, вып. 8. — 1926, вып. 9. — 1927, Вып. 10. — 1927, вып. 11. — 1928, вып. 12. — 1929, вып. 13. — 1930; 1959. — Изд. 2-е. — Т. 1-3. — Вып. 1-13. (напечатано фото-механическим способом с 1-го изд. (1907-1930 гг.))

    4. Образцы народной литературы якутов [Текст]. — СПб.: Тип. Императ. Акад. наук. Т. 1. Ч. 1. 1907. — Вып. 1. — 80 с, 1908. — Вып. 2. — 81-194 с, 1909. — Вып. 3. — 195-280 с, 1910. — Вып. 4. — 281-400 с, 1911. — Вып. 5. — 401-475 с.

    5. Образцы народной литературы якутов, собранные И. А Худяковым [Текст]. — СПб.: Тип. Императ. Акад. наук. — 1913. — 190 с.

    6. Путеводитель по музею антропологии и этнографии им. Петра Великого. Галерея императора Петра Великого [Текст]. — Пг. : Тип. Императ. Акад. наук, 1915.

    7. Образцы народной литературы якутов, записанные В. Н. Васильевым. Т. 3. Вып. 1 : Олонхо : Куруубай хааннаах Кулун куллустуур [Текст]. — Пг.: Тип. Императ. Акад. наук. — 1916.

    8. Образцы народной литературы якутов, собранные И. А. Худяковым [Текст]. — Пг., 1918. — Т. 2, вып. 2.

    9. Yakut Dili Sözlügü I (A-M). — Istanbul. 1945.

                                                                            Статьи

    1. Якутский род до и после прихода русских [Текст] // Памятная книжка Якутской области за 1896 г. Вып. 1. — Якутск, 1891. — С. 2-48. (Вторая глава совместно с Г. Ф. Осмоловским).

    2. Заметка по поводу редакции «Верхоянского сборника» И. А. Худякова (Иркутск. 1890) [Текст] // Изв. ВСОИРГО. — 1896. — Т. 26. — № 4-5. — С. 197-205.

    3. О работах В. М. Ионова по шаманизму и фольклору [Текст] // Изв. ВСОРГО. — 1898. — Т. 29. — № 2.

    4. От Редакции : объяснение якутских знаков, не имеющихся в русской азбуке [Текст] // Якутские областные ведомости. — 1898. — № 1.

    5. Беллетристика Чернышевского : отрывок из воспоминаний В. Н. Шаганова о Н. Г. Чернышевском [Текст] // Рус. богатство : ежемес. литер, и науч. журн. — 1900. — № 10 — С. 88-100.

    6. Поездка к приаянским тунгусам : Отчет Э. К. Пекарского о поездке к приаянским тунгусам в качестве члена Нелькано-Аянской экспедиции летом 1903 г. [Текст]. — Казань : Типолитография императорского ун-та, 1904. — 17 с.

    8. Записка о «Словаре якутского языка» [Текст] // Изв. Имп. Академии наук. — 1905. — Т. 22. — № 2.

    8. Еще о деле Н. Г. Чернышевского [Текст] // Наша жизнь. — 1905. — 1 февр.

    9. Значение якутского языка в школах [Текст] // Сиб. вести. — Красноярск, 1906. — № 1-2.

    10. Чачахан. Якутская детская сказка [Текст] // Живая старина. — 1906. — Вып. 2. — С. 118-122.

    11. Подробное содержание спектакля «Олонхо» [Текст] // Живая старина. — 1906. — Вып. 4. — С. 202-204.

    12. Об организации суда у якутов [Текст] // Сиб. вопр. — 1907. — № 35-36.

    13. К вопросу о происхождении слова «тунгус» [Текст] // Этнографическое обозрение. — М., 1907. — № 3, 4. — С. 206-217.

    14. Из якутской старины. Доюдус : об образовании Бая-гантайского улуса Якутского округа [Текст] // Живая старина. — 1907. — Вып. 4. — № 35-36. — С. 96-99.

    15. Миддендорф и его якутские тексты [Текст] // Зап. Вост. отд-ния Имп. рус. археол. о-ва. — СПб. : Типография Имп. Академии наук, 1908. — Т. 18, вып. 1. — С. 044-060.

    16. Об остатках якутского острога [Текст] // Якутский край. — 1908. — № 2. — С. 2.

    17. Земельный вопрос у якутов [Текст] // Сиб. вопр. — 1908. — № 17-18. — С. 14-28.

    18. Дутые сведения и грандиозные проекты [Текст] // Сиб. вопр. — 1908. — № 43-44. — С. 31-34.

    19. Якутский отдел Географического общества [Текст] // Сиб. вопр. — 1908. — № 39-40.

    20. Из якутской старины: старые писатели о якутах [Текст] // Живая старина. — 1908. — Вып. 4.

    21. Кочевое или оседлое племя якуты? [Текст] // Сиб. вопр. — 1908. — № 37-38. — С. 34-40.

    22. О высшей школе в Иркутске : письмо в редакцию [Текст] // Сиб. вопр. — 1908. — № 11. — С. 29-31.

    23. Недостатки законопроекта о земском самоуправлении в Сибири [Текст] // Сиб. вопр. — 1908. — № 21-22.

    24. Неудавшаяся экспедиция [Текст] // Сиб. вопр. — 1908. — № 21-22.

    25. Нужна ли теперь ломка сибирской общины? [Текст] // Сиб. вопр. — 1908. — №2.

    26. Случай с последними №№ «Якутской жизни» [Текст] // Сиб. вопр. — 1908. — № 17-18. — С. 69-71.

    27. На краю Сибири : поездка к тунгусам [Текст] // Сиб. вопр. — 1908. — № 37-38.

    28. Сибирские письма [Текст] // Сиб. вопр. — 1908. — № 8-11.

    29. Из преданий о жизни якутов до встречи их с русскими [Текст] // Зап. Имп. рус. геогр. о-ва по отдел, этногр. Т. 34 : Сб. ст. в честь 70-летия Г. Н. Потанина. — 1909. — 145-156 с.

    30. К материалам о народной медицине [Текст] // Живая старина, — 1909. — Вып. 1, отд. 3. — С. 108.

    31. Якутские газеты за 1907-1909 гг. [Текст] // Живая старина. — 1909. — Вып. 1.

    32. Современное положение якутского казачьего сословия [Текст] // С.-Петерб. ведомости. — 1909. — № 214.

    33. Неурожаи и сибирская язва в Якутской области [Текст] // Сиб. ведомости. — 1909. — № 218.

    34. Крафтоетство «Сибирских вопросов» [Текст] // С.-Петерб. ведомости. — 1909. — № 239.

    35. К деятельности Н. М. Ядринцева [Текст] // Сиб. вопр. — 1909. — № 3.

    36. Из якутской старины [Текст] // Живая старина. — 1909. — Вып. 2-3.

    37. Любовь и брак у якутов [Текст] // Живая старина. — 1909. — Вып. 2-3. (совместно с В. Ф. Трощанским).

    38. Беспочвенное опасение [Текст] // С.-Петерб. ведомости. — 1909. — № 209.

    39. К закрытию Кассы взаимопомощи литераторов и ученых : письмо в редакцию [Текст] // Речь. — 1909. — № 215.

    40. Плащ и бубен якутского шамана [Текст] // Материалы по этнографии России. — СПб : [б.и.], 1910. — Т. I. — С. 93-115. (Совместно с В. Н. Васильевым).

    41. Край губернаторского произвола [Текст] // Сиб. вопр. — 1910. — № 37-38.

    42. Из области имущественных прав якутов : к пересмотру Положения об иногородцах [Текст] // С.-Петерб. ведомости. — 1910. — № 179.

    43. Письмо в редакцию [Текст] // Сиб. вопр. — 1910. — № 44.

    44. Приаянские тунгусы [Текст] // Живая старина. — 1911. — Вып. 2-3. — С. 219-232. (Совместно с В. П. Цветковым).

    45. Очерки быта приаянских тунгусов [Текст] // Сб. при Имп. Академии наук Музея антропологии и этнографии. — СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1913. — Т. 2, вып. 1. — 127 с. (Совместно с В. П. Цветковым).

    46. Программа для исследования домашнего и семейного быта якутов [Текст] // Живая старина. — 1913. — Т. 22, вып. 1-2. — С. 117-135. (Совместно с И. И. Майновым). (отдельн. отт.)

    47. Запоздалый ответ Ч. Ветринскому [Текст] // Исторический вестник. — 1913. — № 3.

    48. Библиография якутской сказки [Текст] // Живая старина за 1912 год. — Пг., 1914. — Вып. 2-4. — С. 529-531.

    49. Памяти рабочего Петра Алексеева [Текст] // Воля народа. — Пг., 1917. — № 93.

    50. Якутские тексты, собранные Михаилом Припузовым : песни [Текст] // Ежегодник востоковедения. — 1922. — Т. I, вып. 2. (на польск. яз.).

    51. Записка о рукописях, оставшихся после смерти В. М. Ионова [Текст] // Изв. Российской академии наук Сер. 4. — 1922. — № 1-18. — С. 140-142.

    52. Рабочий Петр Алексеев [Текст] // Былое : ист. журн. — 1922. — № 19. — С 11-118.

    53. Список рукописных материалов по верованиям и фольклору якутов исследователя Ионова В. М. [Текст] // Изв. АН. Сер. 4. — 1922. — № 1-18.

    54. Из воспоминаний о каракозовце В. Н. Шаганове [Текст] // Каторга и ссылка : ист.-революц. вестн. — М., 1924. — Кн. 10. — С. 212-223.

    55. Отрывки из воспоминаний [Текст] // Каторга и ссылка : ист.-революц. вестн. — М., 1924. — Кн. 11. — № 4.

    56. Материалы по якутскому обычному праву : три документа [Текст] // Сб. Музея антропологии и этнографии. — Л. : [б.и.], 1925. — Т. 5. — С. 657-708.

    57. Якутские пословицы и поговорки [Текст] // Ежегодник востоковедения. Т. 2. — Львов, 1925. — С. 190-203. (на польск. яз.).

    58. Предания о том, откуда произошли якуты [Текст] // Живая старина. — Иркутск : [б. и.], 1925. — Вып. 3-4. — С. 137-144. (отдельн. отт.).

    59. Письмо в редакцию : поправка к воспоминаниям А. Виташевской [Текст] // Каторга и ссылка : ист.-революц. вестн. — 1925. — № 2. — С. 273-274.

    60. Якутские загадки [Текст] // Ежегодник востоковедения. — 1926. — Т. 4. — С. 1-59. (на польск. яз.).

    61. Средняя якутская свадьба [Текст] // Вост. зап. РГО. — 1927. — Т. 1. — С. 201-222 (совместно с Н. П. Поповым).

    62. Якутские загадки [Текст] // Ежегодник востоковедения. — Львов. — 1927. — Т. II. (на польск. яз.).

    63. Среди якутов : случайные заметки [Текст] // Очерки по изучению Якутского края. — Иркутск : [б. и.], 1928. — Вып. 2. — 33 с. (Совместно с Н. П. Поповым).

    64. Работы политссыльных по изучению якутского языка во второй половине XIX в. [Текст] // 100 лет якутской ссылки : Сборник якутского землячества. — М., 1934. (Совместно с Н. П. Поповым).

    65. Якутская сказка [Текст] // Сергею Федоровичу Ольденбургу : к 50-летию научной и общественной деятельности. — Л., 1934.

    66. Песня о сотворении вселенной [Текст] // Академия наук Н. Я. Марру. — М.; — Л., 1935.

                                                                         Рецензии*

    [* Список извлечен из : Радлов, В. В. Отзыв д. чл. В. В. Радлова о трудах д. чл. Э. К. Пекарского // Отчет Императ. русского геогр. об-ва за 1911 год. — СПб., 1912.]

    1. По поводу нового издания Православного Миссионерского общества «Господа нашего Святое евангелие от Матвея на якутском языке». Казань, 1898 [Текст] // Якут. обл. ведомости. — 1899. — № 3.

    2. Грюнведель А. проф. Вibliotheka Buddhica : Собрание буддийских текстов. Изд. Имп. акад. наук. Т. 6. Обзор собрания ламайского культа кн. Э. Э. Ухтомского. 1905 [Текст] // Живая старина. — 1906. — Вып. 2.

    3. Земледелие: период. изд. Геогр. отдел. Имп. общ. люб. естеств., антроп. и этногр. Кн. 1-2. 1906 [Текст] // Живая старина. — 1906. — Вып. 3.

    4. Известия Общ. археологии, истории и этнографии при Имп. Казанском университете. Т. 22, вып. 1 и 3. 1906 [Текст] // Живая старина. — 1906. — Вып. 4.

    5. С. Патканов. Опыт географии и статистики тунгусских племен Сибири. Ч. I, вып. 1 и 2. Тунгусы собственно. СПб., 1906 [Текст] // Живая старина. — 1906. — Вып. 3, отд. 3. — С. 4-5.

    6. Т. М. Н. Природа и население России. Под ред. В. В. Битнера. Ч. I. Народы Азиат. России. СПб. 1906 [Текст] // Живая старина. — 1906. — Вып. 4.

    7. Труды Троицкосавско-Кяхтинского отделения Приамурского отдела ИРГО. Т. 7, вып. 1. СПб. 1906 [Текст] // Живая старина. — 1906. — Вып. 2. — С. 32-33.

    8. Изв. Общ. археологии, истории и этнографии при Имп. Казанском университете. Т. 23, вып. 4. Казань, 1907 [Текст] // Живая старина. — 1907. — Вып. 4.

    9. Изв. Общ. археологии, истории и этнографии при Имп. Казанском университете. Т. 22, вып. 4. Казань, 1906 [Текст] // Живая старина. — 1907. — Вып. 1.

    10. К. Иностранцев Туркестанские оссуарии и астоданы. Записки Восточ. отд. Имп. русск. арх. об-ва. Т. 17, 18 [Текст] // Живая старина. — 1907. — Вып. 4.

    11. С. Патканов Опыт географии и статистики тунгусских племен Сибири. Ч. 2. СПб., 1906 [Текст] // Живая старина. — 1907. — Вып. 1.

    12. Попов Е. П. Некоторые данные по изучению быта русских на Колыме [Текст] // Живая старина. — 1907. — Вып. 3.

    13. Самойлович А. Памяти П. М. Мелиоранского. Записки Вост. отдел. Имп. русск. арх. о-ва. Т. 18 [Текст] // Живая старина. — 1907. — Вып. 4.

    14. Труды Троицкосавского-Кяхтинского отделения Приамурского отдела ИРГО. Т. 7. Вып. 3. 1904. СПб. 1905 [Текст] // Живая старина. — 1907. — Вып. 1. — С. 32-33.

    15. Харузина В. Н. К вопросу о почитании огня. Этнограф, обозрение. 1906. № 3, 4 [Текст] // Живая старина. — 1907. — Вып. 2.

    16. Ахмаров Г. Н. Тептяри и их происхождение. Изв. Общ. арх., ист. и этногр. Т. 25, вып. 5 [Текст] // Живая старина. — 1908. — Вып. 3.

    17. Записки вост. отдел. Имп. русск. археол. об-ва. Т. 27. Вып. 1-4. СПб. 1906-1907 [Текст] //Живая старина. — 1908. — Вып. 1.

    18. Иностранцев К. Материалы из арабских источников для культурной истории сасанидской Персии. СПб. 1907. Отд. отт. [Текст] // Живая старина. — 1908. — Вып. 3.

    19. К вопросу об объякучивании русских [Текст] // Якутская жизнь: полит., обществ, и лит. газ. — 1908. — № 10. — С. 2.

    20. К вопросу о происхождении русской земельной общины А. Кауфмана [Текст] // Живая старина. — 1908. — Вып. 2.

    21. Обдорский этнографический музей при церковно-миссионерской библиотеке [Текст] // Живая старина. — 1908. — Вып. 1; То же // Сиб. вопр. — 1908. — № 11.

    22. Образцы народной литературы тюркских племен, изд. В. В. Радловым. Ч. 9. СПб. 1907 [Текст] // Этнографическое обозрение. — 1907. — № 4. — С. 138; То же. — Сиб. вопр. — 1908. — № 17-18.

    23. О религиозном состоянии инородцев Пермской и Оренбургской епархий (По отчетам миссионеров) [Текст] // Живая старина. — 1908. — Вып. 3; То же // Этнографическое обозрение. — 1908. — № 3.

    24. Об остатках Якутского острога и некоторые другие памятники деревянного зодчества в Сибири Н. В. Султанова. СПб., 1907 [Текст] // Живая старина. — 1907. — Вып. 4; То же // Якутский край. — 1908. — № 2.

    25. Подгорбунский И. А. Русско-монголо-бурятский словарь. Иркутск, 1908 [Текст] // Живая старина. — 1908. — Вып. 4. — С. 516.

    26. Т. О. Б. Что такое земство и какая от него польза народу. СПб., 1906 [Текст] // Якутская жизнь. — 1908. — № 19.

    27. Харузина В. Заметки по поводу употребления слова фетишизм. Этнография, обозрение. 1908. № 1, 2 [Текст] // Живая старина. — 1908. — Вып. 4. — С. 504-505.

    28. Энгельгард М. А. Вредные и благородные расы. СПб. 1908 [Текст] // Живая старина. — 1908. — Вып. 3. — С. 377-378.

    29. Якобий П. И. Вятичи Орловской губернии. Исследование. Зап. ИРГО. Т. 22, СПб. 1907 [Текст] // Живая старина. — 1908. — Вып. 2. — С. 243-248.

    30. Первый сборник гиляцкой поэзии (Материалы по изучению гиляцкого языка и фольклора, собр. и обраб. Л. Я. Штернбергом. Т. I, ч. I. СПб. 1908) [Текст] // Сиб. вопр. — 1908. — № 39-40. — С. 46-49.

    31. Худяков И. А. и ученый обозреватель его трудов : по поводу статьи г. Е. Боброва в «Журн. Мин. Просв.» № 8 [Текст] // Сиб. вопр. — 1908. — № 31-32. — С. 50-55.

    32. Холодов Н. Уссурийский край. СПб. 1908 [Текст] // Живая старина. — 1909. — Вып. 1. — С. 110-111.

    33. Серошевский В. Корея. Т. 8. 3-е изд. СПб. 1909 [Текст] // Живая старина. — 1909. — Вып. 1. — С. 111.

    34. Якутские газеты за 1907-1909 гг. [Текст] // Живая старина. — 1909. — Вып. 1.

    35. Щергин Н. Н. Богатство севера. Путевые заметки, очерки и рассказы. СПб. 1909 [Текст] // Живая старина. — 1909. — Вып. 1. — С. 107.

    36. П. И. Войнаральский о вымирании якутов [Текст] // Живая старина. — 1915. — Вып. 1-2. — С. 03-06.

    37. Беглые воспоминания. А Виташевская [Текст] // Каторга и ссылка : ист.-революц. журн. — 1925. — № 2 (15). — С. 273-274.

                                           Книги, редактированные Э. К. Пекарским

    1. Ястремский, С. В. Грамматика якутского языка [Текст] // С. В. Ястремский. — Иркутск : Издание книжного магазина Г. И. Маклушина в Иркутске, 1900.

    2. Общее обозрение Якутской области. 1892—1902 гг. [Текст] // Памятная книжка якутской области на 1901 год. Якутск, 1902.

    3. Обзор Якутской области за 1901 год: изд. Якут. обл. стат. комитета [Текст]. — Якутск: Тип. якут. обл. управл., 1903. — 76 с.

    4. Обзор Якутской области за 1902 год : изд. Якут. обл. стат. комитета [Текст]. — Якутск: Тип. якут. обл. управл. 1903. — 51 с.

    5. Трощанский, В. Ф. Эволюция черной веры (шаманства) у якутов : с 10 фигурами и 4 приложениями [Текст] / В. Ф. Трощанский. — Казань : Типо-литография императорского ун-та, 1902. — 185 с.

    6. Шаганов, В. Н. Н. Г. Чернышевский на каторге и в ссылке [Текст] / В. Н. Шаганов. — СПб., 1907.

    7. Трощанский, В. Ф. Якуты в их домашней обстановке [Текст] / В. Ф. Трощанский // Живая старина. — 1908. — Вып. 3, 4, отд. I. — С. 435-446.

    8. Трощанский, В. Ф. Земледелие и землепользование у якутов : этнографический очерк [Текст] / В. Ф. Трощанский // Сиб. вопр. — 1908. — № 31-34.

    9. Трощанский, В. Ф. Любовь и брак у якутов [Текст] / В. Ф. Трощанский // Живая старина. — СПб., 1909. — Вып. 2, 3. (отдельн. отт.).

    10. Материалы по этнографии России. [Текст]. — Т. I. — СПб., 1910.

    11. Трощанский, В. Ф. Опыт систематической программы для собирания сведений о дохристианских верованиях якутов [Текст] / В. Ф. Трощанский // Живая старина. — СПб., 1911. — Вып. 2.

    12. Трощанский, В. Ф. Наброски о якутах Якутского округа [Текст] / В. Ф. Трощанский // Изв. О-ва археологии, истории и этнографии при Имп. Казанском ун-те. — Казань, 1911. — Вып. 2-4.

    13. Наброски о якутах Якутского округа [Текст] // Изв. О-ва археол., истории и этногр. при Имп. Казанском ун-те. Отд. атт. — Казань, 1911. (отдельн. отт.).

    14. Хороших, П. П. Якуты : опыт указателя историко-этнографической литературы о якутской народности [Текст] / П. П. Хороших. — Иркутск, 1924. — 48 с.

    15. Ястремский, С. В. Образцы народной литературы якутов [Текст] / С. В. Ястремский. — Л., 1929.

                                                       Литература об Э. К. Пекарском

    1. Андросов, Н. X. Эдуард Карлович Пекарскай [Текст] / Н. X. Андросов // Кыым. — 1957. — 8 сент. (на якут. яз.).

    2. Андросов, Н. X. Э. К. Пекарский в Татте [Текст] / Н. X. Андросов // Хотугу Сулус. — 1978. — № 12. (на якут, яз.).

    3. Жерготова, И. Хаарылабыс [Текст] / И. Жерготова // Саха сирэ. — 1998. — сэт. 14 к.

    4. Искренняя благодарность академика [Текст] // Кыым. — 1931. — 13 нояб. (на якут, яз.)

    5. Охлопков, В. Автор уникального словаря [Текст] / В. Охлопков // Кыым. — 1917. — 13 января (на якут. яз.).

    6. Азадовский, М. Э. К. Пекарский [Текст] / М. Азадовский // Сов. этнография. — 1934. — № 5. — С. 105-108.

    7. Армон, В. Польские исследователи культуры якутов [Текст] / В. Армон : [пер. с польск. яз. К. С. Ефремова]. — М.: МАИК «Наука / Интерпериодика», 2001. - 170 с.

    8. Бартолъд, В. Записка об ученых трудах Э. К. Пекарского [Текст] / В. Бартолъд, С. Ольденбург, И. Крачковский // Изв. АН СССР. Сер. 6. — Л., 1927. — Т. 21. — № 18.

    9. Библиографический словарь отечественных тюркологов. Дооктябрьский период [Текст] [вступ. ст. А. Н. Кононова]. — М., 1974.

    10. Виноградов, Н. Н. Новый словарь якутского языка [Текст] / Н. Н. Виноградов // Живая старина. — 1906. — №1.

    11. Гурвич, И. С. Э. К. Пекарский : к 100-летию со дня рождения [Текст] / И. С. Гурвич, И. В. Пухов // Сов. этнография. — 1958. — № 6.

    12. Залеман, К. Г. Отзыв о сочинении Э. К. Пекарского «Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова», вып. 1 (а, ä) СПб. 1904, составленный академиком К. Г. Залеманом [Текст] / К. Г. Залеман // Сб. отчетов о премиях и наградах, присуждаемых Императорской АН II Отчет за 1907 г. — СПб, 1909. — С. 205-209.

    13. Кагаров, Е. Г. Новейшие работы Э. К. Пекарского на польском языке [Текст] / Е. Г. Кагаров // Сов. этнография. — Л., 1934. — № 1-2.

    14. Котвич, В. Эдуард Пекарский. Некролог (1858-1934) [Текст] / В. Котвич // Ежегодник востоковедения. — 1934. — Т. 10. — С. 441-442.

    15. Малов, С. Памяти Э. К. Пекарского [Текст] / С. Малов // Соц. Якутия. — 1939. — 11 июля.

    16. М.А.К. Революционер-ученый : к 45-летию работ Э. К. Пекарского над «Словарем якутского языка» [Текст] : сб. тр. исслед. об-ва «Саха кэскилэ». — Якутск, 1927. — Вып. 1(4).

    17. Мусаев, К. М. Э. К. Пекарский — создатель фундаментального словаря якутского языка [Текст] / К. М. Мусаев // Россия и Польша. Историко-культурные контакты. — Новосибирск : Наука, 2001. — С. 162-164.

    18. Новый словарь якутского языка [Текст] // Живая старина. — СПб., 1906, вып. 1.

    19. О юбилейных торжествах, посвященных 45-летию работы Э. К. Пекарского над «Словарем якутского языка», см.: Красная газета. — 1926. — 9, 22, 26 нояб.; Вечерняя Москва. — 1926. — 30 ноября; Ленинградская правда. — 1926. — 3 нояб.; Известия. — 1926. — 23 нояб.; Власть труда. — 1926. — 23, 29 нояб.; Автономная Якутия. — 1926. — 14 ноября; Варшавский еженедельник. — 1927. — 20 марта (на польск. яз.).

    20. Оконешников, Е. И. Об особенностях смысловой характеристики слов в «Словаре якутского языка» Э. К. Пекарского [Текст] / Е. И. Оконешников // Тезисы докладов Всесоюзной тюркологической конференции. — Алма-Ата, 1976.

    21. Оконешников, Е. И. Э. К. Пекарский — выдающийся лексикограф [Текст] / Е. И. Оконешников // Сов. тюркология. — Баку, 1978. — № 5. — С. 44-51.

    22. Оконешников, Е. И. Олонхо как источник «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского [Текст] / Е. И. Оконешников // Эпическое творчество народов Сибири и Дальнего Востока : сб. науч. ст. — Якутск, 1978.

    23. Оконешников, Е. И. Э. К. Пекарский как лексикограф [Текст] / Е. И. Оконешников — Новосибирск: Наука, 1982. — 143 с.

    24. Оконешников, Е. И. Новое прочтение «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского [Текст] / Е. И. Оконешников // Ссыльные поляки в Якутии. — Якутск, 1999. — С. 140-147.

    25. Оконешников, Е. И. Почетный академик, член Польского Востоковедческого общества Э. К. Пекарский — создатель фундаментального «Словаря якутского языка» [Текст] / Е. И. Оконешников // Polska a syberin spotkanie dwoch swiatow. — Lodz. 2001. — S. 147-153.

    26. Ольденбург, С. Послесловие [Текст] / С. Ольденбург // Словарь якутского языка. Вып. 13. — Л., 1930.

    27. Охлопков, В. Якутский период ссылки Э. К. Пекарского [Текст] // Полярная звезда. — 1973. — № 1.

    28. Памяти революционера-ученого Эдуарда Карловича Пекарского [Текст] // Соц. Якутия. — 1934. — 15 июля.

    29. Панкратов, Ф. С. Некролог [Текст] / Ф. С. Панкратов // Вестник литературы. — 1920. — № 10 (22).

    30. Петров, Н. Академический словарь Э. К. Пекарского [Текст] / Н. Петров, П. Барашков // Кыым. — 1957. — 14 апр.

    31. Петров, Н. Е. О «Словаре якутского языка» Э. К. Пекарского : к 100-летию со дня рождения [Текст] / Н. Е. Петров, П. П. Барашков // Изв. АН Каз. ССР. Сер. филологии и искусствоведения. — Алма-Ата, 1959. — Вып. 1 (2).

    32. Петров, Н. Е. О графических особенностях и орфографии «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского [Текст] / Н. Е. Петров // Вопросы уйгурской филологии. — Алма-Ата, 1961

    33. Радлов, В. В. Рецензия на книгу «Словарь якутского языка», составленный Э. К. Пекарским. Вып. 1. СПб., 1907 [Текст] / В. В. Радлов // Живая старина. — 1907. — Вып. 4. С. 63-65.

    34. Радлов, В. В. Отзыв д.чл. В. В. Радлова о трудах д. чл. Э. К. Пекарского [Текст] / В. В. Радлов // Отчет Имп. русск. геогр. об-ва за 1911 г. — СПб., 1912. — С. 77-85.

    35. Самойлович, А. Н. Предисловие [Текст] / А. Н. Самойлович // Э. К Пекарский. Краткий русско-якутский словарь / Э. К Пекарский. — Пг., 1916.

    36. Самойлович, А. Н. Изучение и просвещение якутов [Текст] / А. Н. Самойлович // Восток. — Л., 1924. — Кн. 4. — С. 185-186.

    37. Самойлович, А. Н. Памяти Э. К Пекарского [Текст] / А. Н. Самойлович // Изв. АН СССР. Сер. 7. Отд-ние обществ, наук. — М.; Л., 1934. — № 10. — С. 743-747.

    38. Словарю Э. К. Пекарского 40 лет [Текст] // Соц. Якутия. — 1947. — 20 апр.

    39. Убрятова, Е. И. Очерк истории изучения якутского языка [Текст] / Е. И. Убрятова. — Якутск, 1945. — С. 19-25.

    40. Шустерман, С. Выдающийся научный труд [Текст] / С. Шустерман // Соц. Якутия. — 1960. — 7 янв.

    41. Эдуард Карлович Пекарский : к 100-летию со дня рождения [Текст]: мат-лы респ. науч.-практ. конф. — Якутск: Кн. изд-во, 1958. — 56 с.

    42. Калужинский, С. Эдуард Пекарский и Вацлав Серошевский как исследователи религиозных воззрений якутов [Текст] / С. Калужинский // Еnhеmеr. — 1964. — Т. 8. — № 3. — С. 27-37 (на польск. яз.).

    43. Калужинский, С. Польские исследователи якутов и их культуры [Текст] / С. Калужинский // Szkice z driejow polskiej orientaliszki. — Warszawa, 1966 (на польск. яз.).

    44. Оконешников, Е. И. Э. К. Пекарский : к 120-летию со дня рождения [Текст] / Е. И. Оконешников // Востоковедческое обозрение. — Варшава, 1979. — № 1 (на польск. яз).

    45. Поппе, Н. Эдуард Карлович Пекарский [Текст] / Н. Поппе // Венгерские летописи. — Берлин : изд. и тип. Вальтер де Грюнтер и К., 1927. — Т. 7, вып. 3-4 ( отд. оттиск, на немец, яз.).

                                                                 Список сокращений

    Архив РГОРФ — Архив Русского Географического общества Российской Федерации.

    Архив ЯНЦ СОРАН — Архив Якутского научного центра Сибирского отделения Российской академии наук.

    НА РС(Я) — Национальный архив Республики Саха (Якутия).

    ПФА РАН — Санкт-Петербургский филиал архива Российской академии наук.

    ПФА ИВ РАН — Санкт-Петербургский филиал архива Института востоковедения Российской академии наук.

    ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства Российской Федерации.

    ЦГА ИО — Центральный государственный архив Иркутской области.

 

    Егор Иннокентьевич Оконешников - род. 1 сентября 1930 г. в Курбусахском наслеге Усть-Алданского района Якутской АССР (РСФСР - СССР), в 1947 г. награжден медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.»

    В 1954 г. окончил якутское отделение историко-филологического факультета Якутского государственного педагогического института. В 1954-1964 гг. — учитель якутского и русского языков, завуч средней школы, школьный инспектор Усть-Алданского районного отдела народного образования, секретарь Якутского Обкома профсоюза работников народного просвещения, высшей школы и научных учреждений. В 1965 г. поступает на работу в ИЯЛИ ЯФ СО АН СССР на должность младшего научного сотрудника. В 1972 г. защитил кандидатскую диссертацию по теме «Э. К. Пекарский как лексикограф». В 1984-1991 гг. — заместитель директора по науке ИЯЛИ ЯФ СО АН СССР, с 1992 г. — старший научный сотрудник отделов терминологии и современных языковых проблем; с 2006 г. — ведущий научный сотрудник отдела толкового словаря, с 2009 г. — старший научный сотрудник ИГИ и ПМНС СО РАН. Имеет научное звание старшего научного сотрудника по специальности «Тюркские языки».

    Илинка Усходняя-Мних,

    Койданава

    Эдуард Карлович Пекарский род. 13 (25) октября 1858 г. на мызе Петровичи Игуменского уезда Минской губернии Российской империи. Обучался в Мозырской гимназии, в 1874 г. переехал учиться в Таганрог, где примкнул к революционному движению. В 1877 г. поступил в Харьковский ветеринарный институт, который не окончил. 12 января 1881 года Московский военно-окружной суд приговорил Пекарского к пятнадцати годам каторжных работ. По распоряжению Московского губернатора «принимая во внимание молодость, легкомыслие и болезненное состояние» Пекарского, каторгу заменили ссылкой на поселение «в отдалённые места Сибири с лишением всех прав и состояния». 2 ноября 1881 г. Пекарский был доставлен в Якутск и был поселен в 1-м Игидейском наслеге Батурусского улуса, где прожил около 20 лет. В ссылке начал заниматься изучением якутского языка. Умер 29 июня 1934 г. в Ленинграде

    Кэскилена Байтунова-Игидэй,

    Койданава.