ЎЎЎ Эдуард Пякарскі. Дутыя зьвесткі ды грандыёзныя праекты. Койданава. "Кальвіна". 2022.

 

                                   ДУТЫЕ СВЕДЕНИЯ И ГРАНДИОЗНЫЕ ПРОЕКТЫ

    Все мы привыкли к тому, что иностранцы пишут о России всякие небылицы. Мы не особенно поражаемся, когда подобного рода небылицы изредка попадаются на столбцах российской и, в частности, столичной газетной прессы относительно чуждой для нее Сибири. Но мы не можем быть равнодушны к тому печальному явлению, что те же невероятные сообщения о Сибири прямо со столбцов российских газет, без всяких оговорок, без каких бы то ни было комментариев, проникают полностью в сибирские газеты и, таким образом, как бы санкционируются последними.

    В газете „Амурский Край» № 288, от 17 октября) со слов какого-то «одного из членов экспедиции, снаряженной академией наук для перевозки из Якутской области останков мамонта», сообщается, между прочим, следующее:

    «Вообще, японцев в настоящее время там (в Якутской области) очень много. Они страшно всем интересуются. В самом Якутске, например, японец открыл фотографию, которая почти не имеет клиентов (конкурентов? Э. П.). Другой открыл огромный торговый дом и содержит массу (курсив везде наш. Э. П.) приказчиков».

    «Якутская область — это неистощимый склад природных богатств, которыми в России совершенно не интересуются. То же самое можно сказать и о том месте, где обитает племя чукчей».

    Сообщение это заимствовано «Амурским Краем» из «Далекой Окраины», сибирской же газеты, — той самой, которая недавно позволила себе в крайне неприличном тоне и в непозволительных выражениях обрушиться на автора статьи: «Новая административная единица» («Сиб. Вопросы» №№ 27-28), обличая его ни более ни менее, как в невежестве... Насколько же осведомленною — выражаясь корректно — является сама «Далекая Окраина», перепечатывающая плод фантазии «одного из членов экспедиции» и вводящая в заблуждение своего собрата? На это отчасти дает ответ редакция «Якутской Жизни», поместившая в № 70 (от 23 октября) статью г. В. П-ова: «Грандиозные проекты», о которой мы будем говорить ниже, и снабдивши ее, в соответственном месте, такой ироническою выноскою: «Несмотря на самые тщательные розыски, редакции не удалось обнаружить до сих пор и установить местонахождение в гор. Якутске ни японского магазина, ни японской фотографии». Что же касается неистощимых богатств, то о них можно лишь гадать, ибо, даже по официальным сведениям, Якутская область нуждается в фундаментальном обследовании, без коего «область является почти никому неведомой страной, так что «об использовании ее сколько-нибудь продуктивным образом не может быть и речи». Не обследована она столько же в статистико-экономическом отношении, сколько и в естественноисторическом, и говорить о неистощимости ее богатств, по меньшей мере, преждевременно.

    Из статьи г. В. П-ова мы узнаем, что первоисточником приведенных сведений о Якутской области является петербургская газета «Вечер», поторопившаяся оповестить мир, что ей «удалось побеседовать с известным путешественником Евг. Вас. Пфиценмайером». Нам что-то не приходилось встречать описания путешествий г. Пфиценмайера, и мы пока знали его только в роли скромного препаратора зоологического музея академии наук... Да, слишком поторопилась газета произвести в ранг известных путешественников и знатоков нашего севера и особенно Якутской области, человека, который, как и все петербуржцы, каждого якута принимает за японца... Не этою ли способностью смешения объясняется то обстоятельство, что г. Пфиценмайер нашел в Якутской области не якутов, а японцев?..

    Не так, однако, просто объясняет дело г. В. П-ов в своей статье, на которой следует остановиться.

    Автор обратил внимание на появившуюся в № 193 «Биржевых Ведомостей» статью под многообещающим заглавием: «Эксплуатация Северного Океана», в которой «трактуется о несметных богатствах побережья Ледовитого океана, о роскошном климате и почве, о лугах и о необходимости устройства совершеннейших путей сообщения — водных и сухопутных, даже железной дороги».

    Изобразив в таких красках прелести нашего крайнего севера и подчеркнув невозможность рациональной и продуктивной деятельности северных окраин при временной связи только морским путем и, в силу этого, «необходимость связать крупные смежные бассейны по водоразделам», газета самым серьезным образом рисует пред нашим министерством путей сообщения такую программу его дальнейшей деятельности: проложить железные пути Обдорск — Туруханск и Туруханск — Жиганск — Средне-Колымск. Пути эти, по словам газеты (цитируем везде по статье г, В. П-ва), «легко осуществимы, ибо вместе составляют магистраль всего около 2.000 верст, а между тем свяжут на все времена города Петербург и Москву с портами не только Печоры и Оби, но Енисея и Лены». Тут же указывается и «чрезвычайно серьезное» стратегическое значение такой постоянной связи...

    По поводу этого проекта, являющегося якобы результатом «исследований, опытов и фактических данных», г. В. П-ов задается далеко не праздным вопросом: для кого могут быть выгодны подобного рода проекты? «Для кого угодно, — отвечает он, — но только не для обитателей далекой окраины», об интересах которой «меньше всего заботятся творцы колоссальных проектов». В самом деле, если в создании всевозможных проектов хотя сколько-нибудь играет роль благо той местности, которую тот или другой проект собирается осчастливить, то, спрашивается, «почему до сих пор не разрешена более практичная и осуществимая задача — проведение железнодорожной ветви между Иркутском и Усть-Кутом? Почему до сих пор не оборудован Аяно-Нельканский тракт, изыскания которого производятся периодически? Разве эти пути менее важны, чем приполярные? Все дело, видите ли, состоит в том, что, «не приступив немедля же к коренному оживлению крайнего севера, можно потерять этот север», которым-де в недалеком будущем могут завладеть японцы и американцы. И вот, останавливаясь на вопросе, для чего понадобились г. Пфиценмайеру японцы, г. В. П-ов естественно приходит к заключению, что и японцы г. Пфиценмайера являются тем пугалом, которое должно заставить нас, во избежание угрожающей опасности потерять крайний север, поскорее приступить к осуществлению грандиознейших проектов, не останавливаясь даже пред возможностью новых и новых планам...

    С этой точки зрения являются вполне понятными все те дутые сведения, которыми время от времени угощают нас разные известные и неизвестные путешественники. Можно сказать большое спасибо редакции «Якутской Жизни» и ее сотруднику, г. В. П-ову, что они обратили свое внимание на статьи «Биржевых Ведомостей» и «Вечера» и дали нам ключ к у разумению истинных побуждений разных прожектеров — основать свое личное благополучие на грандиозных предприятиях, сулящих им не менее грандиозные доходы. Эта тенденция облагодетельствовать Россию новыми панамами, замечаемая у некоторых «государственных мужей» и поддерживаемая некоторыми органами печати (одними сознательно, а другими просто по недомыслию), обязывает ту часть печати, которая действительно стоит на страже государственных интересов, зорко следит за каждым шагом, за каждым «ловким» ходом русских панамистов. И прежде всего эта обязанность лежит на печатных органах Сибири, северной окраине которой действительно грозит опасность, но не от японцев, а от наших доморощенных благодетелей.

    Э. П.

    /Сибирскiе Вопросы. № 43-44. 30 ноября. С.-Петербургъ. 1908. С. 31-34./

 

 

    Эдуард Карлович Пекарский род. 13 (25) октября 1858 г. на мызе Петровичи Игуменского уезда Минской губернии Российской империи. Обучался в Мозырской гимназии, в 1874 г. переехал учиться в Таганрог, где примкнул к революционному движению. В 1877 г. поступил в Харьковский ветеринарный институт, который не окончил. 12 января 1881 года Московский военно-окружной суд приговорил Пекарского к пятнадцати годам каторжных работ. По распоряжению Московского губернатора «принимая во внимание молодость, легкомыслие и болезненное состояние» Пекарского, каторгу заменили ссылкой на поселение «в отдалённые места Сибири с лишением всех прав и состояния». 2 ноября 1881 г. Пекарский был доставлен в Якутск и был поселен в 1-м Игидейском наслеге Батурусского улуса, где прожил около 20 лет. В ссылке начал заниматься изучением якутского языка. Умер 29 июня 1934 г. в Ленинграде.

   Кэскилена Байтунова-Игидэй,

    Койданава.

 

ЎЎЎ Эдуард Пякарскі. Прыгода з апошнімі №№ "Якутской Жизни". Койданава. "Кальвіна". 2022.

 

                               СЛУЧАЙ С ПОСЛЕДНИМИ №№ «ЯКУТСКОЙ ЖИЗНИ»

    Полученные 30-го июля сего года последние два номера «Якутской Жизни» — № 37 от 26 июня и № 38 от 29 июня — обращают на себя внимание, прежде всего, напечатанным на видном месте заявлением «от редакции», что газета с этого номера выходит без всякого участия В. М. Ионова, С. Ф. Михалевича и Г. А. Цыпина — и только, без всякого объяснения причин устранения от сотрудничества в газете названных лиц. Кто знает, какое горячее в ней участие принимали эти лица, особенно г.г. Ионов и Михалевич, тот поймет, что устранение их, вольное или невольное, не может не отразиться на газете самым нежелательным образом. Уже в № 37 мы находим такого рода дефекты, которые были бы немыслимы при упомянутых участниках. Передовая статья, носящая громкий заголовок: „Крепостнические отношения в капиталистическом предприятии», — поражает убогостью содержания, необоснованностью исходных посылок, нелогичностью заключения и даже безграмотностью. Рассказан конфликт между местным торговым домом и его служащими, начавшейся якобы на почве личного оскорбления и закончившийся увольнением последних, — и вот это обстоятельство, само по себе, конечно, очень печальное, и подало повод привесить заманчивый и многообещающий заголовок к бледному рассуждению на тему о «природе капиталиста», для которого-де «высшая мораль заключается в наживе» и который даже к вопросу о личном оскорблении обязательно пристегнет экономическую подкладку. Следующая статья: «Памятник казаку Дежневу», составленная по Энциклопедическому Словарю Брокгауза, без указания источника, заключает в себе такие перлы, которые являются совершенно неожиданными на столбцах «Якутской Жизни». Например, известный «казацкий мореход», как его называет в своей книге (Остатки якутского острога) Султанов, превращается под пером автора статьи в «европейского мореплавателя», деятельность коего, при этом, была «всецело посвящена Якутской области». Произошло это оттого, что автор не потрудился вдуматься в те строки, которые он выписал буквально из Словаря Брокгауза, где находим следующее: «Дежнев (Семен) — якутский казак, первый из европейских мореплавателей, за 80 лет до Беринга прошедший через пролив, отделяющий Азию от Америки» (т. X, стр. 279). Автор статьи совершенно упустил из вида или просто игнорировал то обстоятельство, что Дежнев, отплывши в 1648 г. из устья Колымы, обещал не возвращаться до тех пор, пока не привезет «семь сороков» соболей (Шкловский, Очерки крайнего северо-востока, стр. 100), т.-е. преследовал ту же цель, что и другие прославившиеся своею удалью казаки, но отличную от целей европейских мореплавателей, — сбор дорогой пушнины. Затем в статье сообщается, по Брокгаузу, что Дежнев «в 1639-40 г.г. привел в покорность туземного князя Сахея», по имени которого — прибавляет автор — якуты называют себя саха. В этих словах — целое лингвистическое открытие, и даже два: 1) прозвище князя звучит Сахея вопреки известным нам законам якутской фонетики и 2) найдено, наконец, происхождение слова «саха», над которым тщетно ломали головы ученые лингвисты (Банзаров, Бётлинг и др.)! Нечего и говорить, что при г. Ионове эти лингвистические перлы ни за что не попали бы на столбцы газеты и наука лишилась бы столь ценных открытий. Автор, не задумываясь, позаимствовал из Брокгауза и такие неудобные для русского уха выражения, как «стал заворачивать на юг» и др., которые, впрочем, вполне гармонируют с общею безграмотностью как этой, так и остальных статей в обоих номерах. В № 38 читаем сообщение, что в Намском улусе (Якутского округа) в непродолжительном времени будет «исэх» (народное гулянье). Здесь опять вносится существенная поправка в якутскую фонетику и орфографию, ибо до сих пор лингвисты, а за ними и газета, писали «ысыах». Неужели они ошибались?

    Место и время не позволяют нам коснуться других дефектов, но и сказанного достаточно, чтобы убедиться, что стоит выпустить еще два-три таких номера — и газета может лишиться читателей. И мы от души желаем редакции не губить газету, уже успевшую завоевать симпатии своих читателей, и постараться привлечь вновь к участию в газете бывших своих сотрудников, благодаря работе которых она, при более чем скудных средствах, стала действительно местным органом в лучшем значении этого слова*).

    В заключение, нельзя не пожалеть, что в газете давно уже не появляется почему-то статей на якутском языке.

    Э. П.

    * В № 30-40 «Якутской Жизни», от 6-го июля, полученном уже после того, как настоящая заметка была набрана, помещено заявление «от редакции», что с этого номера «газета выходит при новой редакции, в состав которой вошли недавно выбывшие сотрудники». Ред.

    /Сибирскiе Вопросы. №№ 17-18. С.-Петербург. 1908. С. 69-71./

 

 

    Эдуард Карлович Пекарский род. 13 (25) октября 1858 г. на мызе Петровичи Игуменского уезда Минской губернии Российской империи. Обучался в Мозырской гимназии, в 1874 г. переехал учиться в Таганрог, где примкнул к революционному движению. В 1877 г. поступил в Харьковский ветеринарный институт, который не окончил. 12 января 1881 года Московский военно-окружной суд приговорил Пекарского к пятнадцати годам каторжных работ. По распоряжению Московского губернатора «принимая во внимание молодость, легкомыслие и болезненное состояние» Пекарского, каторгу заменили ссылкой на поселение «в отдалённые места Сибири с лишением всех прав и состояния». 2 ноября 1881 г. Пекарский был доставлен в Якутск и был поселен в 1-м Игидейском наслеге Батурусского улуса, где прожил около 20 лет. В ссылке начал заниматься изучением якутского языка. Умер 29 июня 1934 г. в Ленинграде.

   Кэскилена Байтунова-Игидэй,

    Койданава.

 

 

                                                  ЯКУТСКАЯ ПЕЧАТЬ И ЕЕ НЕДРУГИ

     Общественный подъем последних лет сказался, между прочим, в увеличении числа периодических изданий. Сибирь в этом отношении не отстала от Европейской России. Не было в ней сколько-нибудь значительного города, в котором бы не возникло периодического печатного органа (иногда издававшегося на гектографе) или выпуска агентских телеграмм частными лицами и кружками. Своевременное освещение и оглашение условий, при которых приходилось и приходится вести дело работникам сибирской печати, может дать много любопытного материала для ее будущей истории,

    Якутск, занимающий по географическим, бытовым и экономическим условиям исключительное положение, заслуживает, быть может, в этом отношении особого внимания.

    Лучшая часть якутской служилой и неслужилой интеллигенции уже давно стремилась создать в крае печатный орган, независимый от администрации. Отделенный от ближайшего культурного центра расстоянием около 3.000 в., Якутск, умственный центр огромной области, мог быть осведомлен о важнейших событиях не только мировых, но и своей родины в целом лишь через газеты, приходящие туда из столиц в самое благоприятное время через месяц. Телеграммы стали издаваться там только с 1900 года, и находились они в руках администрации, не допускавшей оглашения таких выдающихся событий, как 9 января 1905 г. Сообщения телеграфных бюллетеней, редактированных невежественными лицами, принимали такой вид, что в них трудно было разобраться. Напр., телеграф сообщал, что в таком-то сражении потерь в людях и судах не было, а якутянам официальные бюллетени преподносили: «Потерь в боях под Людяхах и Судяхах не было».

    Но как ни удален Якутск, а живые люди не могли по воле власти претвориться в простые объекты бюрократических воздействий. Общественное оживление отразилось и в Якутске, и запоздалая осведомленность о делах, творящихся в центрах родины, побудила лучших людей хоть в этой области встать в независимое положение от администрации. В начале 1905 г. организовался кружок с целью выписывать и издавать телеграммы бывшего тогда частным предприятием «С.-Петербургскаго телеграфнаго агентства». Бюллетени печатались на гектографе. Полнота сведений, их своевременность и хорошая редакция сразу завоевали симпатии местной публики, несмотря на несовершенство издания.

    Телеграммы кружка стали выходить в мае, а уже с августа администрация области обратилась къ кружку с предложением совместного издательства телеграмм, что и состоялось при условиях: телеграммы получает агент кружка, деньги за них агентству платит областное правление, редактирует и корректирует лицо, поставленное от кружка за плату от областного правленая, установленную кружком; последнее, в возмещение расходов, получает подписную плату с подписчиков не свыше 1 р. в месяц, как было и в кружке. Так создался этот своеобразный контроль над администрацией, продолжавшийся до 8 января 1906 г. вплоть до дня нарушения условия со стороны администрации.

    Но отсутствие органа, в котором бы обсуждались и освещались местные вопросы и нужды, давало себя чувствовать. Мысль о газете возникала не раз, но отсутствие в городе типографии, кроме казенной областной, которая во всякое время могла отказать в печатании газеты, составляло одно из главных затруднений. Только в 1907 г. сбылась эта мечта: по инициативе В. П. Цветкова, поддержанного В. М. Ионовым, и при содействии П. А. Кушнарева была оборудована типография и основана газета [* Первый номер «Якутскаго Края» вышел 1-го июля.] Теперь для местных интеллигентных сил создалась возможность служить печатным словом родному краю, а равно и для временных, вольных или невольных, обитателей явилась возможность принять участие в духовной жизни населения, содействуя прояснению его сознания в обострившейся борьбе за создание новых форм жизни.

    Как видно из сказанного, история возникновения в Якутске газеты тесно связана с открытием типографии, которая бы служила определенным культурно-просветительным целям, а не коммерческим. Поэтому, поскольку для администрации нежелательно возникновение в крае независимого органа, постольку же для нее является бельмом на глазу и существование частной типографии, созданной именно для независимой печати. Что это так, показывает отношение администрации к владельцу типографии, учителю местной женской гимназии В. В. Жарову. При возвращении его из отпуска в феврале сего года, окружное начальство заявило ему, что он уже не учитель якутской гимназии, так как, по донесению г. губернатора области, пребывание его в том городе признано нежелательным, и исп. обяз. попечителя, иркутским военным генерал-губернатором, 1 декабря минувшего года положена резолюция: «Дать Жарову другое назначение».

    Неприязненное отношение к газете выразилось, между прочим, в желании нанести ей материальный ущерб отвлечением некоторых подписчиков, подписавшихся на нее только ради телеграфных бюллетеней. Как сказано выше, администрация издает с 1900 года агентские телеграммы с подписной платой по 1 р. в месяц. В целях борьбы с газетой цена на них была понижена до 30 коп. в месяц, что было явно убыточно для казенного издания, так как и при рублевой цене типография областного правления работала с убытком.

    Действительно, число подписчиков на газету уменьшилось, что заставило выпускать ее без телеграфных бюллетеней, и тем не менее газета продолжает существовать «на зло надменному соседу». Мало того, за самое последнее время сочувственное отношение к газете со стороны местного населения выразилось присылкой в фонд на ее издание из одного Вилюйского округа свыше двухсот рублей, кроме разобранных (в числе 40) паев на ее издание —всего на 1.000 р.

    С самого начала своего существования покойный теперь «Якутскій Край» встретил во всей сибирской прессе сочувственное отношение; осталось только неизменным отношение администрации и прокуратуры, которая настаивала на закрытии «Якутскаго Края», между прочим, и по такому курьезному основанию, как «безграмотность» статей, выразившаяся в том, что в статьях встречаются ошибки против буквы ѣ: такого рода ошибки могут-де вредно, развращающе подействовать на учащуюся молодежь. Публичное уличение газеты в «безграмотности», сделанное таким «компетентным» лицом, как товарищ прокурора, окрылило врагов ее надеждой на окончательное падение ее тиража, и местный губернатор заявил одному из сотрудников, что он не намерен закрывать газеты («Якутская Жизнь»): она и без его содействия умрет естественной смертью за неимением подписчиков.

    В распоряжении администрации, потерявшей надежду «уморить» газету голодом, найдется другое средство: лишить ее редакторов. За короткий промежуток существования газеты в Якутске сменилось уже 3 редактора. Путем наложения кар, угроз и судебных приговоров можно будет добиться того, что в Якутске не найдется, в конце концов, ни одного полноправного лица, которое согласилось бы быть редактором. Отказ В. И. Попова редактировать «Як. Ж.» был следствием такого воздействия, как нам сообщали.

    Мне кажется, этих небольших указаний достаточно, чтобы судить, что газета отвечает запросам населения. Ограниченное число подписчиков может указывать на нечто другое, а не на ненужность газеты: если даже прокурор якутского окружного суда подписался на «Як. Кр.» не на свои, а на канцелярские средства прокурорского надзора, то что же сказать о других смертных, не менее прокурора жалеющих свою копейку? Сочувствие якутского общества к газете сказалось в сожалении о суровой каре, которая постигла «Як. Край», прекративший свое существование на 7 № за текущий год. Люди самых разнообразных общественных положений желали скорейшего возникновения новой газеты. «Как бы ни относиться к направлению газеты, а все-таки жаль, что она прекратила существование: она была уздой для разного рода «деятелей», — приходилось слышать сотрудникам.

    На радость друзей гласности и на зло врагов, 16 февраля с. г. вышел 1 № «Якутской Жизни». Но у газеты, к сожалению, остались и недоброжелатели, как среди «общества», так и среди желающих ее существования и имеющих возможность сотрудничать в ней или только страдающих писательским зудом. Этого сорта недоброжелатели выходящей газеты недовольны ее серьезностью. Они желали бы видеть в газете орган не столько для служения насущным интересам края, сколько для сведения личных счетов. Такие господа, обиженные отказом помещать их «разносительные» статьи, уклонились от сотрудничества, а некоторые из них с усердием, достойным лучшего применения, старались гласно и негласно всячески вредить делу ведения газеты и повели кампанию против лиц, создавших свободный орган и стремящихся удержать его на высоте литературных и этических приличий. Не ограничиваясь закулисными интригами и личными выходками против представителей редакции, они предприняли целый «литературный» поход.

    Плодом их своеобразного литературного «творчества» явились, так называемые, «Якутскіе этюды» и открытое письмо В. М. Ионову С. В. Пржиборовского, конфискованное еще до выхода из типографии. Внутреннее трение, скрытое от глаз посторонних, выразилось в конце концов в том, что лучшие силы уклонились от участия в редакции газеты, о чем и было объявлено в № 37 «Як. Ж.». О вышедших при новом составе редакции №№ дал уже свой отзыв г. Э. П. в № 17-18 «Сиб. Вопр.». Но, выпустив два таких бесславных №№, новая редакция должна была уступить ведение газеты тем же лицам, о выходе которых объявлено было в № 37. Приблизительно к этому времени относится появление в свет 4-х брошюр вышеназванных «этюдовъ» из-под пера двух анонимных авторов: Кузьки и Макара.

    Вот названия брошюр: вып. I. Кузька — «Ѳома и Ерема въ Якутскѣ»; вып. ІІ. Кузька — «О городскихъ часахъ, купцахъ Обираловыхъ и проч.»; вып. Ш. Макаръ — «Якутская Пошехонія»; вып. IV. Кузька — «Кузькина мать».

    Первые две брошюры, имеющие претензию на сатиру, не что иное, как нелепо-гиперболические сказки, полные самых грубых и плоских острот. Вторые две — полемические, напоминающие ругань о. Илиодора, и направлены против редакции газеты, осмелившейся неодобрительно отозваться о творениях Кузьки.

    Брошюры эти или, вернее, листовки не заслуживали бы того, чтобы обращать на них внимание читателей, если бы не особенные условия, при которых они увидели свет. Условия эти: 1) выход их в Якутске, 2) печатание в типографии В. В. Жарова, — в той самой типографии, в которой печатается и поносимая Кузькой и Макаром «Якутская Жизнь». Действительно, издавать в Якутске брошюры, листовки и книги на русском языке — предприятие довольно рискованное: стоимость печати и бумаги слишком высока, количество экземпляров, могущее разойтись на месте, слишком ограниченно. На месте могут издаваться только непериодические издания на якутском языке, потому что типографии с якутским шрифтом имеются только в трех городах: в Казани, в Петербурге и в Якутске. Следовательно, нужны особенные условия и причины, побудившие предпринять такое явно убыточное дело. Как бы нас ни уверял г. Макар, что он, со времени выхода его произведений, «ѣстъ хлѣбъ съ масломъ», мы не можем поверить, что он покупает хлеб и масло именно на выручку от своих сочинений: мы лучшего мнения об якутских читателях и не думаем, чтобы среди них нашлось много таких недалеких и невзыскательных, которые бы согласились не только покупать, но даже читать эту, с позволения сказать, литературу. Если же мы решились говорить о ней, то только ради выяснения тех условий, при которых приходится работать местным общественным деятелям и, в частности, сотрудникам местного органа. К сожалению, девятитысячное расстояние, отделяющее нас от Якутска, не позволяет нам быть настолько осведомленными, чтобы судить, насколько осуществила свою мечту вторая ипостась Кузьки, Макар, — «напечатать о том, как «Якутское Пошехонье» (читай: „Як. Ж.» В. П.) газета политическая, общественная и литературная занялась писанием пасквилей на своих конкурентов» (т. е. на Макар-Кузьку. В. П.)■

    Но Кузька-Макар и его издатель не одни. Из фельетона в № 41 «Якутской Жизни» видно, что на ряду с «литературным походом» Кузьки велись против газеты мины и подкопы не литературного свойства. Появление этого фельетона вызвало выступление Кузьки-Макара со статейками самого низкого разбора, стремящимися всячески оскорбить тех, кто всецело посвятил себя местной газете. Это выпуски III и IV «Якутскихъ этюдовъ». Почтенного педагога, известного исследователя быта и языка якутов, человека с безукоризненным прошлым и настоящим, бескорыстно служащего интересам местного населения, В. М. Ионова, которому отдают должное даже его политические противники, — автор «Якутск. этюдовъ» осмеливается поносить в выражениях, которыми мы не решаемся осквернять страницы «Сибирскихъ Вопросовъ». Этот действительно «гнуснейший пасквиль и образец литературного невежества и нечистоплотности» (слова Кузьки, не по адресу им направленные) не заслуживал бы внимания, если бы автор его, помимо прочего, не прикрывался шумихой фраз о трудовом народе и не выставлял себя его защитником и борцом за его интересы.

    Печально, что на молодом теле местной печати уже появились гнойники, и еще печальнее участь тех, кто вынужден вскрывать эти гнойники... Впрочем, от подобной необходимости не были избавлены и корифеи русской журналистики: Н. К. Михайловский на страницах «Отечественныхъ Записокъ» потратил не мало труда на борьбу со своим Кузькой — Бурениным, поведшим кампанию против журнала после отказа поместить его роман...

    В. Пылов.

    [С. 21-28.]

 

ЎЎЎ Эдуард Пякарскі. З прычыны новага выданьня Праваслаўнага Місіянэрскага Таварыства. Койданава. "Кальвіна". 2022.

 

                                                     ПО ПОВОДУ НОВОГО ИЗДАНИЯ

                                  ПРАВОСЛАВНОГО МИССИОНЕРСКОГО ОБЩЕСТВА:

                            «Господа нашего Святое Евангеліе отъ Матѳея на якутскомъ языкѣ»

                                                                        (Казань. 1898 *)

    *) Заметка эта получена редакцией при следующем письме автора: «Переводческая Комиссия Православного Миссионерского Общества, прислав мне экземпляр перевода Св. Евангелия на якутский язык, просила меня дать отзыв об этом переводе, который «есть исправление и переделка перевода старого» (письмо от 27 июня м. г. за № 955). Полагая, что дать просимый отзыв всего уместнее на столбцах Якутскихъ Областныхъ Вѣдомостей, я прошу редакцию последних не отказать в помещении настоящей моей заметки».

    Православное Миссионерское Общество с каждым своим, новым изданием принятое им правописание все более, и более приближает к правописанию академическому. Так, в новом переводе Св. Евангелия и изданном в минувшем же году «Букварѣ для якутовъ», введены новые знаки: Ң Џ Н̕ и Л’. К сожалению, употребление последнего знака принято только для обозначения звука l, слышимого в конце слов и перед согласными; тот же звук перед мягкими гласными и в случаях удвоения этого звука изображается по прежнему чрез Л. Вряд ли для такого двоякого изображения одного и того же звука можно подыскать какое-либо теоретическое основание; в практическом же отношении получается то, что читатели, знающие якутский язык, будут при чтении невольно запинаться, а незнакомые с этим языком и неверно читать такие слова, какъ кäлäн, іл’біллібіт и пр.; они никак не поймут, почему кäлäн (деепричастие от кäл’) нужно читать кäл’äн (= академическому кäläн), а не кэлэн, так как и в других случаях звук ä произносится как Э и не смягчает предшествующих ему согласных, напр, äтäн читается этэн, äбäн — эбэн и т. д.; еще менее будет понятно требование читать іл’біл’л’ібіт (= академич. іlбіllібіт), а не іл’біл-лібіт. Такой непоследоватёльности было бы легко избегнуть или сплошным употреблением знака л’ во всех случаях где слышится изображаемый звук, или, еще проще, академического 1; после введения стольких новых (не русских) знаков в якутское правописание можно бы и не останавливаться пред тем соображением, что знак 1 — не русский, раз он вполне передает изображаемый им звук. В пользу введения в правописание знака 1 предпочтительно пред знаком л’ (т. е, смягченным л) говорит то, что самый звук 1 в иных, словах смягчается; напр. слово аlџаммыт произносится, по другому говору, аljaммыт (= аljljаммыт), где J смягчает согласный 1; правда, по принятому Миссионерским Обществом правописанию, можно изобразить это слово чрез алл’аммыт или вернее, через ал’л’аммыт, но в таком случае посредством знака Л’ будет обозначено смягчение звука Л, которого этом слове нет, а не звука l, имеющего здесь место. Равным образом, следовало бы сделать еще только один шаг, чтобы принятое Миссионерским Обществом правописание сделать вполне фонетическим, именно: ввести знак Ҕ для обозначения так называемого Г-спиранта; отсутствие этого знака дает себя чувствовать даже в русском правописании (см. «Русское правописаніе» акад. Я. К. Грота, 7-е изд., 1888. стр. 8-9, 12), а что же сказать о правописании, якутском, где звук Ҕ встречается так же часто, как и Г? Необходимость ввести знак Ҕ особенно наглядно бросается в глаза при начертании слов, в которых простое Г стоит рядом (в одном и том же слове) с Ҕ (Г-спирантом), напр. в слове кулгāҕа (в «Букваре» кулгāга), где второй Г звучит совсем не так, как первый. Научное достоинство академического правописания никогда не отрицалось Миссионерским Обществом; оно находило введение новых знаков неудобным с практической стороны, «потому что, — как писал в частном письме, в сентябре 1896 г., студент Д. А. Кочнев, принимающий, деятельное участие в трудах Переводческой Комиссии Миссионерского Общества, — при переходе к русской азбуке может появиться затруднение и даже путаница». Но, очевидно, Переводческая Комиссия мало по малу пришла к тому заключению что эти «затруднения и даже путаница» только мнимые; так: в издании «Букваря» в 1897 г. она ввела перечёркнутое Й, соответствующее академическому J, и простое Й для тех случаев, где, по академическому правописанию, ставится J в качестве самостоятельного согласного, в остальном же оставила своё прежнее правописание; ныне, в изданиях минувшего года, она ввела не только знаки Л’ и Н̕, но не остановилась пред введением знаков Ң и даже: Џ, а вместо И ввела İ. Мало того, в том же письме, г. Кочнев был «несогласен по поводу принятия двугласных ЫА вм. ЫЭ (быэ, тыэл) а iä вм. іе (джіе)»; ныне же мы видим, что эти двугласные ыа и іä приняты и в новом переводе Св. Евангелия и в «Букваре», Этого следовало ожидать, так как научно-обоснованное правописание должно иметь за собою все шансы на успех. Повторяю, было бы очень желательно, чтобы Переводческая Комиссия, в деле приближения к академическому правописанию, сделала еще один шаг вперед и приняла знак Ҕ, столь необходимый при фонетической системе правописания.

    Чтобы покончить с правописанием, остается, еще упомянуть о правописании русских слов или вообще заимствованных чрез посредство русских. Слова эти могут быть разделены на две группы: получивших право гражданства в якутском языке и совершенно неизвестных якутам. В деле начертания этих слов Переводческая Комиссия не выдерживает системы. Слова первой группы она изображает то согласно якутскому произношению (напр. гуорат — город), то оставляя русское начертание (святой вм. сібäтіäі, хлеб вм. кіlіäп, ангел вм. āн̕н̕ал, голубь вм. холуп) или, что всего хуже, смешивая якутское начертание с русским (напр. архірей вм. аркӹрай, тыа медä вм. тыа мÿöрдä). То же следует сказать и о словах второй группы: с одной стороны, мы видим русское правописание, напр. в слове «мамона», с другой стороны — подделывание под якутское правописание, напр. в словах «акріда», «фарісей» и пр. Мне кажется, что можно было бы принять за правило изображать последнюю группу слов так, как они изображаются по-русски, набирая их особым шрифтом, чтобы наглядно показать, что она чужды якутскому языку; слова же первой группы, которые настолько усвоены якутами, что не считаются даже заимствованными из русского языка, изображать по всем правилам якутской фонетики, т. е. именно так, как их произносят сами якуты. Может быть, так же следовало бы изображать и известные якутам собственные имена, дабы несогласное с выговором якутов начертание не подало повода думать, что, напр., Іоаннъ есть совершенно другое имя, а не известное якутам Уібāн, Іосифъ — не то, что Уосук и т, д.; по крайней мере, далеко не лишне было бы наряду с русским произношением ставить в скобках и якутское.

    Обратимся теперь к самому переводу.

    По сравнению с прежним переводом, нельзя не признать за новым одного важного преимущества: в нем мы не встречаем тех грубых ошибок против языка, какие были ранее, — напротив, мы видим здесь стремление переводчика передать буквальный смысл оригинала возможно чистым якутским языком. Читая новый перевод, мы не можем не признать, что он сделан человеком, вполне владеющим этим языком. Тем не менее, произведенный мною опыт чтения нового перевода инородцам привел меня к тому заключению, что он не только далек от совершенства, но и имеет один очень важный недостаток, зависящий не столько от переводчика, сколько от принятого почему-то способа переводить христианские книги слишком буквально в явный ущерб ясности. Благодаря этому, в переводах часто встречаются русские обороты, для якутов малопонятные и даже дикие. В главе І, ст. 23, слова «Дѣва во чревѣ пріиметъ» переведены невозможным образом через: кӹс осоҕосун(?) ісігäр ылан(?) вместо Кӹс ісігäр ÿöскäтäн; в ст. 24 той же главы, выражение «возставъ отъ сна» передано буквально через ÿтуттан туран(?) баран вместо ÿтуттан усуктан баран; в гл. II, ст. 12 и 22, слова «получивши во снѣ откровеніе» переданы через: ыйāгы тÿн тÿсäн Таңараттан ылан баран и тÿlÿгäр ыйāгы ылан баран, т. е. так как если бы во сне было получено письменное приказание или бумага, повелевающая поступить так, а не иначе; в гл. V, ст. 1, слова «Его ученики» переведены через Кіні ÿöрäнäччіläрä, т. е. Его учители, вм. Кініäхä ÿöрäнäччіläр или, лучше, Кіні ÿöрäтäччіläрä, (его ученики); последнего рода ошибки встречаются и в других местах. Таких оборотов, то совершенно непонятных для якутов, то искажающих самый смысл текста в новом переводе не мало. Здесь не место указывать на все допущенные в последнем ошибки и недосмотры, столь же, вероятно, очевидные для самого переводчика, сколько и для меня. Своими замечаниями я имею в виду предупредить в будущем со стороны переводчиков повторение тех же ошибок, и для этого нахожу наиболее целесообразным обратить внимание Переводческой Комиссии на изданную в Казани еще в 1875 г. брошюру покойного проф. Н. И Ильминского: «О переводѣ православныхъ христіанскихъ книгъ на инородческіе языки» — брошюру, дающую переводчикам очень много ценных указаний. На основании своего долголетнего опыта, Н. И. Ильминский рекомендует: 1) избегать буквального соблюдения русской конструкции, русских оборотов, и 2) делать переводы на инородческие языки при помощи толкового инородца, знающего русский язык, или же готовый перевод предварительно проверять посредством природных инородцев, отнюдь не полагаясь на свое знание языка. «Я по крайней, мере, — говорит проф. Ильминский, — хотя давно уже занимаюсь татарскими переводами..., но доселе не решаюсь, да и впредь не намерен рисковать — пускать в ход свои переводы без предварительной проверки их через природных крещеных татар» (стр. 17). По свидетельству проф. Ильминского, даже инородцы, хорошо знающие русский язык, при переводах с русского на свой язык, «не могли совладать с русским оборотом и впадали в руссицизмы».

    В заключение считаю не лишним заметить, что новое издание Св. Евангелия корректировано крайне небрежно и заключает массу опечаток, затрудняющих правильное чтение. Чтобы не быть голословным, укажу, для примера только на некоторые из них, замеченные мною при беглом просмотре текста:

 

 

    25 января 1899 г.

    Эд. Пекарский.

    /Якутскія Областныя Вѣдомости. Якутскъ. 8 февраля 1899. С. 3-4./

 

 

    Эдуард Карлович Пекарский род. 13 (25) октября 1858 г. на мызе Петровичи Игуменского уезда Минской губернии Российской империи. Обучался в Мозырской гимназии, в 1874 г. переехал учиться в Таганрог, где примкнул к революционному движению. В 1877 г. поступил в Харьковский ветеринарный институт, который не окончил. 12 января 1881 года Московский военно-окружной суд приговорил Пекарского к пятнадцати годам каторжных работ. По распоряжению Московского губернатора «принимая во внимание молодость, легкомыслие и болезненное состояние» Пекарского, каторгу заменили ссылкой на поселение «в отдалённые места Сибири с лишением всех прав и состояния». 2 ноября 1881 г. Пекарский был доставлен в Якутск и был поселен в 1-м Игидейском наслеге Батурусского улуса, где прожил около 20 лет. В ссылке начал заниматься изучением якутского языка. Умер 29 июня 1934 г. в Ленинграде.

    Кэскилена Байтунова-Игидэй,

    Койданава