ЎЎЎ Эдуард Пякарскі. З прычыны новага выданьня Праваслаўнага Місіянэрскага Таварыства. Койданава. "Кальвіна". 2022.

 

                                                     ПО ПОВОДУ НОВОГО ИЗДАНИЯ

                                  ПРАВОСЛАВНОГО МИССИОНЕРСКОГО ОБЩЕСТВА:

                            «Господа нашего Святое Евангеліе отъ Матѳея на якутскомъ языкѣ»

                                                                        (Казань. 1898 *)

    *) Заметка эта получена редакцией при следующем письме автора: «Переводческая Комиссия Православного Миссионерского Общества, прислав мне экземпляр перевода Св. Евангелия на якутский язык, просила меня дать отзыв об этом переводе, который «есть исправление и переделка перевода старого» (письмо от 27 июня м. г. за № 955). Полагая, что дать просимый отзыв всего уместнее на столбцах Якутскихъ Областныхъ Вѣдомостей, я прошу редакцию последних не отказать в помещении настоящей моей заметки».

    Православное Миссионерское Общество с каждым своим, новым изданием принятое им правописание все более, и более приближает к правописанию академическому. Так, в новом переводе Св. Евангелия и изданном в минувшем же году «Букварѣ для якутовъ», введены новые знаки: Ң Џ Н̕ и Л’. К сожалению, употребление последнего знака принято только для обозначения звука l, слышимого в конце слов и перед согласными; тот же звук перед мягкими гласными и в случаях удвоения этого звука изображается по прежнему чрез Л. Вряд ли для такого двоякого изображения одного и того же звука можно подыскать какое-либо теоретическое основание; в практическом же отношении получается то, что читатели, знающие якутский язык, будут при чтении невольно запинаться, а незнакомые с этим языком и неверно читать такие слова, какъ кäлäн, іл’біллібіт и пр.; они никак не поймут, почему кäлäн (деепричастие от кäл’) нужно читать кäл’äн (= академическому кäläн), а не кэлэн, так как и в других случаях звук ä произносится как Э и не смягчает предшествующих ему согласных, напр, äтäн читается этэн, äбäн — эбэн и т. д.; еще менее будет понятно требование читать іл’біл’л’ібіт (= академич. іlбіllібіт), а не іл’біл-лібіт. Такой непоследоватёльности было бы легко избегнуть или сплошным употреблением знака л’ во всех случаях где слышится изображаемый звук, или, еще проще, академического 1; после введения стольких новых (не русских) знаков в якутское правописание можно бы и не останавливаться пред тем соображением, что знак 1 — не русский, раз он вполне передает изображаемый им звук. В пользу введения в правописание знака 1 предпочтительно пред знаком л’ (т. е, смягченным л) говорит то, что самый звук 1 в иных, словах смягчается; напр. слово аlџаммыт произносится, по другому говору, аljaммыт (= аljljаммыт), где J смягчает согласный 1; правда, по принятому Миссионерским Обществом правописанию, можно изобразить это слово чрез алл’аммыт или вернее, через ал’л’аммыт, но в таком случае посредством знака Л’ будет обозначено смягчение звука Л, которого этом слове нет, а не звука l, имеющего здесь место. Равным образом, следовало бы сделать еще только один шаг, чтобы принятое Миссионерским Обществом правописание сделать вполне фонетическим, именно: ввести знак Ҕ для обозначения так называемого Г-спиранта; отсутствие этого знака дает себя чувствовать даже в русском правописании (см. «Русское правописаніе» акад. Я. К. Грота, 7-е изд., 1888. стр. 8-9, 12), а что же сказать о правописании, якутском, где звук Ҕ встречается так же часто, как и Г? Необходимость ввести знак Ҕ особенно наглядно бросается в глаза при начертании слов, в которых простое Г стоит рядом (в одном и том же слове) с Ҕ (Г-спирантом), напр. в слове кулгāҕа (в «Букваре» кулгāга), где второй Г звучит совсем не так, как первый. Научное достоинство академического правописания никогда не отрицалось Миссионерским Обществом; оно находило введение новых знаков неудобным с практической стороны, «потому что, — как писал в частном письме, в сентябре 1896 г., студент Д. А. Кочнев, принимающий, деятельное участие в трудах Переводческой Комиссии Миссионерского Общества, — при переходе к русской азбуке может появиться затруднение и даже путаница». Но, очевидно, Переводческая Комиссия мало по малу пришла к тому заключению что эти «затруднения и даже путаница» только мнимые; так: в издании «Букваря» в 1897 г. она ввела перечёркнутое Й, соответствующее академическому J, и простое Й для тех случаев, где, по академическому правописанию, ставится J в качестве самостоятельного согласного, в остальном же оставила своё прежнее правописание; ныне, в изданиях минувшего года, она ввела не только знаки Л’ и Н̕, но не остановилась пред введением знаков Ң и даже: Џ, а вместо И ввела İ. Мало того, в том же письме, г. Кочнев был «несогласен по поводу принятия двугласных ЫА вм. ЫЭ (быэ, тыэл) а iä вм. іе (джіе)»; ныне же мы видим, что эти двугласные ыа и іä приняты и в новом переводе Св. Евангелия и в «Букваре», Этого следовало ожидать, так как научно-обоснованное правописание должно иметь за собою все шансы на успех. Повторяю, было бы очень желательно, чтобы Переводческая Комиссия, в деле приближения к академическому правописанию, сделала еще один шаг вперед и приняла знак Ҕ, столь необходимый при фонетической системе правописания.

    Чтобы покончить с правописанием, остается, еще упомянуть о правописании русских слов или вообще заимствованных чрез посредство русских. Слова эти могут быть разделены на две группы: получивших право гражданства в якутском языке и совершенно неизвестных якутам. В деле начертания этих слов Переводческая Комиссия не выдерживает системы. Слова первой группы она изображает то согласно якутскому произношению (напр. гуорат — город), то оставляя русское начертание (святой вм. сібäтіäі, хлеб вм. кіlіäп, ангел вм. āн̕н̕ал, голубь вм. холуп) или, что всего хуже, смешивая якутское начертание с русским (напр. архірей вм. аркӹрай, тыа медä вм. тыа мÿöрдä). То же следует сказать и о словах второй группы: с одной стороны, мы видим русское правописание, напр. в слове «мамона», с другой стороны — подделывание под якутское правописание, напр. в словах «акріда», «фарісей» и пр. Мне кажется, что можно было бы принять за правило изображать последнюю группу слов так, как они изображаются по-русски, набирая их особым шрифтом, чтобы наглядно показать, что она чужды якутскому языку; слова же первой группы, которые настолько усвоены якутами, что не считаются даже заимствованными из русского языка, изображать по всем правилам якутской фонетики, т. е. именно так, как их произносят сами якуты. Может быть, так же следовало бы изображать и известные якутам собственные имена, дабы несогласное с выговором якутов начертание не подало повода думать, что, напр., Іоаннъ есть совершенно другое имя, а не известное якутам Уібāн, Іосифъ — не то, что Уосук и т, д.; по крайней мере, далеко не лишне было бы наряду с русским произношением ставить в скобках и якутское.

    Обратимся теперь к самому переводу.

    По сравнению с прежним переводом, нельзя не признать за новым одного важного преимущества: в нем мы не встречаем тех грубых ошибок против языка, какие были ранее, — напротив, мы видим здесь стремление переводчика передать буквальный смысл оригинала возможно чистым якутским языком. Читая новый перевод, мы не можем не признать, что он сделан человеком, вполне владеющим этим языком. Тем не менее, произведенный мною опыт чтения нового перевода инородцам привел меня к тому заключению, что он не только далек от совершенства, но и имеет один очень важный недостаток, зависящий не столько от переводчика, сколько от принятого почему-то способа переводить христианские книги слишком буквально в явный ущерб ясности. Благодаря этому, в переводах часто встречаются русские обороты, для якутов малопонятные и даже дикие. В главе І, ст. 23, слова «Дѣва во чревѣ пріиметъ» переведены невозможным образом через: кӹс осоҕосун(?) ісігäр ылан(?) вместо Кӹс ісігäр ÿöскäтäн; в ст. 24 той же главы, выражение «возставъ отъ сна» передано буквально через ÿтуттан туран(?) баран вместо ÿтуттан усуктан баран; в гл. II, ст. 12 и 22, слова «получивши во снѣ откровеніе» переданы через: ыйāгы тÿн тÿсäн Таңараттан ылан баран и тÿlÿгäр ыйāгы ылан баран, т. е. так как если бы во сне было получено письменное приказание или бумага, повелевающая поступить так, а не иначе; в гл. V, ст. 1, слова «Его ученики» переведены через Кіні ÿöрäнäччіläрä, т. е. Его учители, вм. Кініäхä ÿöрäнäччіläр или, лучше, Кіні ÿöрäтäччіläрä, (его ученики); последнего рода ошибки встречаются и в других местах. Таких оборотов, то совершенно непонятных для якутов, то искажающих самый смысл текста в новом переводе не мало. Здесь не место указывать на все допущенные в последнем ошибки и недосмотры, столь же, вероятно, очевидные для самого переводчика, сколько и для меня. Своими замечаниями я имею в виду предупредить в будущем со стороны переводчиков повторение тех же ошибок, и для этого нахожу наиболее целесообразным обратить внимание Переводческой Комиссии на изданную в Казани еще в 1875 г. брошюру покойного проф. Н. И Ильминского: «О переводѣ православныхъ христіанскихъ книгъ на инородческіе языки» — брошюру, дающую переводчикам очень много ценных указаний. На основании своего долголетнего опыта, Н. И. Ильминский рекомендует: 1) избегать буквального соблюдения русской конструкции, русских оборотов, и 2) делать переводы на инородческие языки при помощи толкового инородца, знающего русский язык, или же готовый перевод предварительно проверять посредством природных инородцев, отнюдь не полагаясь на свое знание языка. «Я по крайней, мере, — говорит проф. Ильминский, — хотя давно уже занимаюсь татарскими переводами..., но доселе не решаюсь, да и впредь не намерен рисковать — пускать в ход свои переводы без предварительной проверки их через природных крещеных татар» (стр. 17). По свидетельству проф. Ильминского, даже инородцы, хорошо знающие русский язык, при переводах с русского на свой язык, «не могли совладать с русским оборотом и впадали в руссицизмы».

    В заключение считаю не лишним заметить, что новое издание Св. Евангелия корректировано крайне небрежно и заключает массу опечаток, затрудняющих правильное чтение. Чтобы не быть голословным, укажу, для примера только на некоторые из них, замеченные мною при беглом просмотре текста:

 

 

    25 января 1899 г.

    Эд. Пекарский.

    /Якутскія Областныя Вѣдомости. Якутскъ. 8 февраля 1899. С. 3-4./

 

 

    Эдуард Карлович Пекарский род. 13 (25) октября 1858 г. на мызе Петровичи Игуменского уезда Минской губернии Российской империи. Обучался в Мозырской гимназии, в 1874 г. переехал учиться в Таганрог, где примкнул к революционному движению. В 1877 г. поступил в Харьковский ветеринарный институт, который не окончил. 12 января 1881 года Московский военно-окружной суд приговорил Пекарского к пятнадцати годам каторжных работ. По распоряжению Московского губернатора «принимая во внимание молодость, легкомыслие и болезненное состояние» Пекарского, каторгу заменили ссылкой на поселение «в отдалённые места Сибири с лишением всех прав и состояния». 2 ноября 1881 г. Пекарский был доставлен в Якутск и был поселен в 1-м Игидейском наслеге Батурусского улуса, где прожил около 20 лет. В ссылке начал заниматься изучением якутского языка. Умер 29 июня 1934 г. в Ленинграде.

    Кэскилена Байтунова-Игидэй,

    Койданава