КУЗЬМЕНКО
Зайдя в церковь одного города, я очень удивился, встретив в ней скопца, который после обедни подходил к кресту и прикладывался, набожно осеняя себя большим крестным знамением. В это время другие женоподобные скопцы, уже пожилых лет, стояли тут же и ехидно посмеивались над своим отщепенцем. При выходе из церкви, они уже прямо говорили ему: «ну, братец родимый, Федор Васильевич, немного тебе остается, чтобы дойти до форменного православного: почаще только прародительницу поминай, водку пей, мяском закусывай и табачок покуривай, а то какой же ты без этого православный»? Скопец, слушая насмешки своих собратьев, шел молча, конфузился и вообще ему, видно, было не по себе, как провинившемуся школьнику. Его голубые глаза блуждали, на смуглом лице была написана какая-то печаль, смешанная с испугом. Испуг этот, можно подумать, явился на лице с момента его рождения. Высокая плечистая фигура как будто от непосильного труда согнулась, хотя на вид ему было около 50 лет. Смотря на других его собратьев — гладких, жирных, прямостанных, можно было подумать, что Федор Васильевич дряхлый старик, а подшучивающие над ним — молодые люди, но на самом деле они были лет на 10, если не более, старше.
Раз, вечером, сидел я у себя в квартире, как вдруг входит ко мне Федор Васильевич, остановился посреди комнаты, и уставился вопросительно глядя на меня.
— Что вам угодно? спросил я.
— К тебе пришел, будь милостивцом, не оставь меня; тебя за это Бог не оставит, заступись!
— Я не исправник, не помощник его и не командир, чем же могу тебе помочь?
— Можешь, можешь помочь. Писать ты умеешь?
— Умею, отвечал я.
— Напиши мне прошение, барину надо подать завтра. Обращался к писарям, да дорого просят, дай, говорят, четвертную, напишем. — Я, скопец Федор Кузьменко, 27 лет тому назад, когда пришел сюда, купил 1½ десятины усадебной земли за 300 руб. у скопца же. У меня есть сосед Снопков, он тоже имеет землю и тоже 1½ десятины. Владеем мы землей по распискам. У Снопкова будто бы не хватает земли, вот он взял, разломал мой заплот, поставил свой огород и отнял половину у меня земли. Я жаловался нашему старосте, а видишь ли, меня же и обвинили. Скопцы ведь утесняют меня, что я хожу в церковь, подали даже губернатору прошение с мирским приговором, чтобы меня выселить в Колымск. Ну, вот и надо попросить барина, чтобы он рассудил меня и не давал бы в обиду. Ты вот все это напиши и поговори с барином то, чтобы меня не обижали. Тебя он послушает.
Я написал прошение и с барином повидался. Наш барин, исправник, Виктор Терентьевич, был человек военный и не любил лишних формальностей, а решал подобные жалобы быстро и просто: призвал скопческого старосту, налил стакан отвратительной водки, поднес самолично и говорит: «пей!» — «Ваше высокородие! увольте»! взмолился староста. — «Пей»... Староста, зная барский нрав, выпил и закусил кусочком колбасы, поданной барином.
В тот же день скопцы разыскивали своего старосту по городу и нигде не находили. Наконец, догадались зайти на кухню барина и спросить прислугу: нет ли старосты. — Есть, отвечала со смехом прислуга, лежит вот у барина, в горнице, пьяный. — Скопцы пришли в ужас. Но делать нечего, надо же как-нибудь выручать его. Приходят к барину, низко кланяются и говорят: «ваше высокородие отдайте нам старосту».
— А! старосту! Я вам покажу старосту! А Кузьменка, который в церковь ходит, вы умеете обижать? Я вам задам, канальи! Слышите?
— Слушаем! ваше высокородие.
— А если будете смеяться, что он в церковь ходит, в Колымск всех сошлю! Слышите?!
— Слушаем, ваше высокородие.
— То-то же! Водки хотите?
— Бога ради увольте! ваше высокородие
— Пейте! Скопцы все выпили, и, в тот же день некоторые из горожан, под вечер, видели, как скопцы волокли в свое селение, пошатываясь, своего пьяного старосту.
На следующий день Кузьменко пришел опять ко мне и отношения наши завязались. Мне удалось близко и глубоко заглянуть в душу этого несчастного человека, доверчиво и отзывчиво откликавшегося на всякий добрый к нему порыв. Его поучительные, бесхитростные рассказы, близко ознакомили меня с интимною жизнью скопческих селений в Сибири, отдельные, часто дикие проявления которой, совершенно непонятны; непонятны и для людей, которые часто соприкасаются со скопцами и награждают их иногда такими достоинствами, каких в действительности нет, причем может быть, умышленно закрывают глаза пред тем, что невольно обращает на себя внимание. Вероятно, кое-что сообщенное мне Кузьменком будет новостью для людей, интересующихся историей раскола, и скопческой ересью в частности, хотя мне и придется сжато повторять то, что уже было писано гг. Ливановым и Реутским.
Вот что рассказал мне Кузьменко на мои вопросы, как и где он оскопился.
Оскопили меня здесь уже, спустя несколько лет после прибытия сюда. Вышел раз я из своей хаты с ведрами и пошел по берегу Лены, чтобы выбрать, где по удобнее зачерпнуть воды без илу, потому что Лена волновалась, был, значит, ветер небольшой. По небу пробегали облака, а на другой стороне Лены, под «дабаном», только белел известковый берег и видны были тени деревьев, словно тени людей. Пройдет тучка мимо месяца, сделается светло и звезды загорят. Стою это я на берегу и как-то скучно стало. Вот, думаю, попал я в гиблую сторону, маюсь, пропал ни за копеечку. А все из-за чего? За свой долгий язык.
Таким-то манером я, значит, и попал в острог, где скопцы, которые были ранее меня арестованы, начали было меня уму разуму учить; да не шло мне ничего в голову, совсем не то на уме было. Сидел я, как шальной, на душе было скверно, сердце о чем-то болело. Скопцы меня «утешали», но утеха их не действовала. Я чувствовал, что у меня, как будто бы что-то оборвалось, или что-то потерял и не могу найти. Прежде я был веселый, мне на свете казалось все хорошим — и люди и село, в котором я жил, и солнце, и месяц, и каждая травка, а тут мне все опротивело, все мне казалось нехорошо, потерял я покой душевный. Не знаю, как тебе все это рассказать. Я был все равно, что сумасшедший. Таким я и пришел сюда. Здесь помощник прочитал мой статейный список, видит, что я пришел за сочувствие, но сам не скопец, хотя и поселил меня в скопческом селе, но сказал: «не хочешь ли быть у меня кучером»? — «Все равно мне, ваше благородие, что ни работать, лишь бы была работа, хочу», говорю. Жил я у него в кучерах 2 года. Помощник уехал, а я принужден был идти в село. Сколотил я хатку, купил землицы у скопцов, сажу картошку и сею хлеб. Скопцы ко мне ластятся, ходят каждый день и начинают поговаривать: надо бы тебе, Федорушко, нашим уж сделаться, чистоту девства принять. Доказывают мне писанием, что надо оскопиться, читают мне, но я не думаю ни о чем. Ничего мне не лезет в голову. Отступились, кажись. Ну, думаю, и ладно, что отступились. Но тут начали меня по вечерам сестрички посещать, и давай со мной пошаливать. Как на грех одна и родила, ее прогнали из села, она, делать нечего, приняла православие. Вижу, скопцы смотрят на меня уж не так дружелюбно.
Так вот стою это я на берегу Лены и задумался; гляжу на той стороне, под «дабаном-то», казаки-рыболовы огоньки развели, и чуть слышно, перекликаются: тоню! тоню! (т. е. закидывай невод). Месяц выглянул в это время из-за тучек, сделалось светло, даже видно было на том берегу белую лошадь, которая шла от якутских юрт, и даже крыши юрт были видны.
— Здравствуй, Федор Васильевич, как живешь? За водицей вышел? — вдруг кто-то заговорил позади меня. Оглянулся, вижу, — 6 скопцов стоят рядышком передо мной и все в масках. Дрогнуло у меня сердце. Вижу, дело плохо. По голосу и высокому росту я узнал того, который здоровался со мной. Это был Габанин, скопческий учитель. Он между скопцами все равно, что архиерей у православных. Учителей то в округе только два. Увидел я, что не к добру они пришли на берег, караулили они меня. «Вот что, Федор Васильевич! сказал Габанин: или принимай ангельский чин, или с камешком в воду иди. Любое выбирай!» Пал я на колени и говорю: «братцы родимые, не погубите! Даруйте мне жизнь. А на счет ангельского чина скажу вам ответ через неделю». — «Даруем тебе жизнь для того, чтобы душа твоя и ум твой просветлели, чтобы Ты познал истинного Бога, не умер бы противником Искупителя батюшки. Помни еще одну мою заповедь, Федор: если скажешь это кому-нибудь, или пожалуешься слуге антихриста, тебе не устоять. Мы отделаемся, а тебя отправим рыбку ловить в ленской холодной водице. Смотри же! Помни, друг любезный. Дольше же мы тебя в таком виде держать не можем; не можем видеть, как ты вкушаешь плод от древа познания добра и зла. Одну Еву с плодом мы уже изгнали от себя, других мы знаем. Помни это! Не думай, я не от себя говорю, моими устами сам Бог глагол посылает, для того, чтобы ты уверовал в Него, познал бы истинную веру, сам искупил бы свой тяжкий грех, содеянный тобою». — От страху не помню, как и до дому добрался.
На другой день выхожу на улицу, встречаются скопцы, здороваются со мной, такие ласковые, ну, просто — братья родные. Встречаются и те, что хотели топить меня вчера, кланяются мне и спрашивают: «не надо ли тебе, Федор Васильевич, молочка, маслица, хлебушка, ведь ты, голубь наш сизый, один живешь. Нужда, может быть, в чем есть у тебя»? — «Нет, отвечаю я, никакой у меня нужды. Мне уж не привыкать стать к нужде-то, давно я с ней спознался». Знаю я вас, думаю, знаю, долго ли вы будете спрашивать о моем житье-бытье.
Доживаю неделю, хожу, как к смерти приговоренный, и не понимаю, что со мной делается. Забытье какое-то нашло, словно во сне все вижу, что около меня происходит, и бабы-то тайком уж вечерами не приходят, узнали, что я скоро оскоплюсь, да и боялись к тому же ходить-то ко мне. Ведь караулили меня.
Неделя подходит к концу. Встречаю на улице раз Габанина и говорю: «хочу чин ангельский принять, чистоту девства соблюсти; не оставь своими мудрыми наставлениями в истинной вере». — «Ладно, говорит, надо подумать. Но ты твердое ли намерение то имеешь»? «Твердое», говорю». — «А не лучше ли тебе так остаться, как ты теперь живешь? Знаешь ли тот путь, на который ты хочешь вступить, тернистый и скользкий, выдержишь ли? Подумай хорошенько»! Что мне думать, я уж давно надумался! Иду дальше по селу, встречаются и другие скопцы, останавливают меня и говорят: «что это, Федор Васильевич, мы слышали что ты умом просветлел, чин ангельский хочешь принять»? — Да, отвечаю. «И, что ты, что ты, Федор Васильевич! а не лучше ли тебе так остаться»? Вот, думаю, не успел я заявить об оскоплении, а уж все знают. Что им — сорока на хвосте вести-то передала, что ли?
Иду в город, за мной в отдаленности идут скопцы, кто по одной стороне улицы, кто по другой, кто позади меня. Тогда я не понимал, что вокруг меня творится, узнал потом, — это была полиция, на подзор, значит, попал я к скопцам, — так вот они и шли за мной, следили, стало быть. Они знали, что мне нельзя увернуться от оскопления, и, в случае, если бы я захотел сказать полиции, они, скопцы-то, знали бы уж, а дело кончилось бы тем, что я был бы убит и концы в воду.
--------
Вот наступает пятница, приходит ко мне скопец и говорит: «приготовляйся принять чистоту девства, вечерком я за тобой зайду».
Как только смерклось, скопец зашел за мной и мы пошли. Приходим в один дом, тишина стоит, окна закрыты, только у ворот стоит на страже скопец. Мы безмолвно прошли. Отворяем двери, а народу полна горница, освещения много. Скопцы все стояли кольцом, по средине их стоял Парфен Габанин с большой восковой свечей; вот с такой, какие бывают у местных икон в подсвечниках: свечу он держал в левой руке, в правой серебряный крест. Скопец, с которым я пришел, провел меня через круг, подвел к учителю, стал как вкопанный, глазом не моргнет, и говорит ему: «верный, праведный, не оставь нас грешных, прими нас в истинное стадо Христово». Габанин прищурил один глаз и проговорил тоненьким голоском: «откуда пришли и чего ищете»?
Так как я присоединялся не подготовленным, и не знал, что отвечать на такой вопрос, то мой благодетель, который привел меня (он считался поручителем по мне, или крестным), выручил меня, шепнув на ухо: «говори так: желаю спасти душу, ищу вечного блаженства». Я повторил это. При этом поручитель должен был оставить меня одного с учителем, но так как я не знал, что говорить с ним дальше, то поручитель остался при мне.
— В состоянии ли ты идти по тому пути, на который хочешь вступить? спросил меня учитель. Путь этот узок, тернист, будешь нелюбим отцом, матерью, братьями, сестрами и всеми врагами, гонителями истинной веры, которую ты принимашь. Яко Савл гнал первых мучеников за веру Христову, так и ты будешь гоним. Гонение это будет продолжаться целую жизнь твою на земле, пока не возьмет тебя к себе в лоно Искупитель батюшка. И ты, может быть, будешь убит».
— Говори, подсказал мне благодетель: «все готов это перенести с радостью, как святыню, и готов умереть ради души спасения, и ради царствия небесного, готов хоть завтра принять мученический венец».
— Клянешься ли, что отрекаешься от всех близких по плоти: отца, матери, братьев, другов и вообще всего, что тебе дорого на свете? Не будешь пить водку, курить табак, спать с бабами на одной постели и сохранять в тайне, что ты исповедуешь святую веру, указанную самим Искупителем, и все, что узнаешь здесь, никому не выдашь, даже если бы тебя пытали огнем и мечем? спросил учитель.
— Отрицаюсь от всего, и клянусь, что не буду делать всего того, что ты сейчас сказал мне, и, если даже враги будут пытать и жечь огнем, рубить мое тело мечем, то и тогда не открою вверенной мне тайны никому, — ответил я по внушению поручителя.
— Кого ты даешь нам в поручители за себя?
— Искупителя батюшку, подсказал мне крестный. Я повторил это.
— Будь мудр, яко змий, сказал Габанин, при разговорах с врагами в обыденной жизни и никогда не говори им правды; вот как можно и следует жить, потому что враги — это волки, а ты будешь овца, но надо делать так, чтобы волк превратился в овцу. Жизнь веди уединенную и поменьше води знакомства с врагами, потому что близость к врагам не доводит до добра. Кроме того скажу, если ты будешь своими чистыми руками к грязи прикасаться, то руки замараешь; так и здесь: не прикасайся к женщине, ибо женщина есть мать порока; не открывайся никому из врагов, что исповедуешь чистую веру в Искупителя. Если не исполнишь этой заповеди, будешь наказан Богом и правоверными. Не страшись ни огня, ни меча вражеского; верь, что было второе пришествие на землю Искупителя батюшки, верь в грядущее Его шествие в третий и последний раз, верь второй богородице Елизавете Петровне, по нашему, Акулине Ивановне, верь в грядущую матерь 3-ю Искупителя батюшки. Верь! Верь! сказал строго Габанин.
Только что учитель это сказал, как все скопцы грянули хором: «елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся! Аллилуия». Пропели это трижды.
— Понял ли ты, что это такое?
— Скажи, понял, шепнул мне на ухо крестный.
— Понял, сказал я.
— Хорошо это?
— Да, отвечал я.
Учитель продолжал: у нас есть тайна, о которой сказано в писании: «Бог открылся младенцам своим». Младенцы это — мы. Запомни это. Еще есть тайна больше этой. В писании сказано: «ангелы работают Богу пред престолом его». Ангелы это — мы. «Побеждающему дам вкушать сокровенную манну и дам ему белый камень и на камне том написано новое имя, которого никто не знает, кроме того, (кто) получает». (Апокалипсис, 17 ст., гл. 2-я).
— Понял ли ты, что это значит?
— Нет, отвечал я уже без подсказывания крестного.
— Это великая сокровенная тайна, доступна пониманию только праведникам, заметил учитель. «Побеждающему» (агнцу), значит, Искупителю, сражающемуся с сатаной (неверными, врагами Христа). Воины агнца — скопцы; сокровенная манна — скопчество, огненное крещение. Что на камне написано, того никто не знает — это тоже огненное крещение, которое ты совершишь потом и тогда поймешь эту сокровенную тайну.
«У тебя в Сардже есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих и будут ходить со мной в белых одеждах» и проч. Апокал., гл. 3, ст. 4. В белых одеждах праведники — это мы.
«Не делайте вреда на земле, доколе не положим печать на челах рабов божиих и я слышал число запечатленных из 12 колен 144,000 (апок. 7 гл.). Понял, что это значит?
— «Нет», отвечал я.
— Когда число принявших огненное крещение достигнет 144 т., тогда Искупитель батюшка придет на землю в 3-й раз. 12 колен, — значит 12 языков (национальностей).
«Жена, облеченная в солнце» (ап. 12 гл.), это значит — богородица. Число человеческое 1666, а число зверино, от римского падения 666.
То, что говорил учитель, называется так: «принимать заповеди».
Принимал их я очень долго, так что порядком утомился, а учитель все мне объяснял апокалипсис. Наконец, он сказал мне: «если ты поведаешь тайну, которую я сейчас сказал, людям, то ты будешь наказан Богом и людьми. Клянешься ли в этом»? — «Клянусь», отвечал я.
После этого скопцы запели:
Дай нам, Господи,
К нам Иисуса Христа!
Дай нам Сына,
Государь, божьего!
Помилуй, Государь, нас!
Пресвятая Государыня, помилуй нас!
Мы с Тобою, пресвятая Государыня,
Спасены будем.
Души наши грешные спасены будут.
Во время этого пения и разговора с учителем, скопцы зорко следили, какое действие производила на меня вся эта церемония, потому что я, хотя и был в это время как сам не свой, но все же видел, как скопцы все смотрели на меня. А какое действие производила церемония, я и сам не знаю. Наконец, хор запел:
Мы апостолы, с неба сосланы.
А мы видели там диво дивное,
Диво дивное, чудо чудное:
Как душа с телом расставалася,
Расставалася распрощалася.
Я в тебе жила, в тебе не жила,
А себя, душу, в муку сверзила.
А тебе, тело, пути показаны,
Мать сыра земля, гробова доска,
Злым лютым змеям на съедение,
А мне, душе, на 7-е небо идти,
Пред престолом стать,
Богу ответ держать.
Мимо рая шла,
В рай не зашла,
Мимо тьмы шла,
Я зашла туда,
Там нет ни росы, травы
И ни капли воды.
Когда кончили это скопцы, учитель подпрыгивая, задыхаясь от волнения, запел: «экая радость! экая жалость! экой дух! святой дух!» Пел он так долго и все смотрел на меня.
— Вот что, братец родимый, сказал мне учитель, когда перестал петь, ты выучи наизусть молитву: «дай нам Господи I. Хр.». Нравится тебе эта молитва?
— Да, отвечал я.
— После этого закончилась первая половина моего обращения в секту скопцов. На столах быстро появились большие самовары, все засуетились и начали пить чай. Пили его до 7-го пота. Наконец, стали расходиться по домам. Пошел и я к себе в хату. Дорогой я шел не один, меня сопровождал крестный и другие скопцы. После я узнал, что все это неспроста делалось, это была скопческая полиция.
В следующее моленье я опять пришел со своим поручителем, но при мне не все артикулы выделывались, а только те, которые могли затуманить голову. Поручитель же мой в это время делал свое дело, просвещал меня в скопческом ученье. В чем оно заключается, я расскажу тебе это после; а теперь только скажу в коротких словах о том, как произошло оскопление мое.
--------
Во век мне не забыть этого огненного крещения! Раз приходит ко мне поручитель и говорит: «пора, Федор Васильевич, уж креститься тебе, времени-то прошло уж много». Они знали, аспиды, видели, что я оттягиваю оскопление-то, так надо и нахрапом меня взять. Других, которые скопятся не своей доброй воле, они пред оскоплением будто уговаривают, чтобы человек не скопился, хотя сами в душе и рады радешеньки, что нашелся еще один дурак, который сам под нож лезет, а они меня почти насильно принуждали. «Ну, что говорю, скопиться так скопиться. Все едино, надо же когда-нибудь». — «Хорошо, завтра вечером мы пойдем с тобой, приготовляйся, когда стемнеет».
На другой день приходит крестный и говорит: «пойдем»! Я, как невольник, аль как напуганная, провинившаяся собака, иду за поручителем, словно на смерть. Приходим в большой деревянный 2-х этажный дом, окна закрыты, в доме освещение большое, скопцы в сборе почти все. Попели маленько, поскакали и веселыми ногами поплясали, учитель мигнул поручителю, а тот мне сказал тихонько: «пойдем». Прошли несколько комнат, раздел я верхнее платье, остался в одной длинной белой рубахе. Стою. Вижу, мне велят сесть на большущее кресло. Сел. Сижу и ногами болтаю, не могу до пола достать. С боку откинули большую доску и прикрепили ее крючками к петлям, ввинченным по бокам, так что я сидел все равно, что в тисках, пошевелиться не мог, ноги же были открыты и свободны. Испугался. Вот, думаю, где смерть-то пришла. Пропала моя головушка. Скопцы это заметили, что мне не по себе, и говорят: «не хочешь ли водицы испить!» «Хочу», сказал я. Дали, я выпил. Тут я в душе взмолился: Господи, спаси меня! Наконец, говорю: «дайте мне водки»! И что же ты думаешь? Водка сейчас же нашлась. Дали мне ее в стакане. Все выпил. — «Погодите, говорю, дайте мне еще водки». Дали стакан. Выпил, а хмель все не разбирает. Так я 4 стакана выпил и так истомился, что как будто бы заснул. Слышу сквозь сон, как Габанин говорит: «вот меч, чтобы грех отсечь». Я почувствовал страшную боль, по коленам пошло тепло. Это кровь текла. Я лишился чувств. Не помню, сколько времени продолжалось забытье, но когда я очнулся, то увидел, что лежу на кровати без постели, на голых досках, только подушка в головах. Кровь уж больше не шла. Скопец спрашивает; «братец родимый, как себя чувствуешь»? — «Плохо, говорю, голова кружится». — «Не хочешь ли испить»? — «Хочу». Дал он мне воды, а я опять впал в беспамятство. Так пролежал почти сутки. Крови у меня не останавливали, значит, много ее вытекло; я чувствовал слабость, — как захочу приподняться, так со мной и обморок. Раны ничем не лечили, а только мазали сливками. Так продолжалось 2 недели. Чтобы заживить рану и очистить гной, сварили скопческий пластырь. Варят его так: берут 1 часть воску желтого, 1 — сливок, 1 — смолы или дегтю, 1 — детской мочи от здорового ребенка, не золотушного, и 1 часть мыла; варят эту смесь до тех пор пока не получится масса, довольно густая. Этот пластырь вытягивает гной, затягивает рану и уничтожает жар. Так я через 6 недель уж ходил, но только был слаб.
Теперь видишь, что я в Сибирь пришел зря и оскопился зря.
М. О-въ.
/Сибирскій Сборникъ. Вып. III. Иркутскъ. 1894. С. 1-10./
ОЛЕКМИСКИЕ СКОПЦЫ
1. Из истории олекминских скопцов
Первые скопцы в Якутской области появились в 1862 г, переселившись сюда по прошению из Туруханского округа куда они были водворены в 1850-х годах. В Якутской области они поселены были в 3-х округах: Якутском. Олекминском и Вилюйском.
Олекминские обыватели впервые увидели скопцов летом 1862 года. В виду того, что администрация не указала мест для поселения, скопцы около года жили в самом городе Олекминске, где занимались торговлей: продавали на ларях печеный хлеб, рыбу, табак, спички и даже тайно водку, несмотря на то, что это строго воспрещается их религиозными воззрениями.
В течение 1862 г. одекминские скопцы начали усиленно хлопотать пред администрацией о поселении их на городской земле. Но так как по закону их можно было поселить не ближе 15 верст от православных поселений, то речка Алалайка, протекающая по городской земле, какой-то волшебной силой на бумаге администрации стала протекать ниже Олекминска на 15 верст. За такое переселение реки, как гласит предание, олекминский исправник г. Жуковский получил от скопцов 40 тысяч руб., после чего, в 1864 г., уехал в Виленскую губ., выйдя в отставку. Скопцы, возблагодарив всемогущую силу сребреников, перекинули чрез Алалайку мостик для удобного сношения с последователями антихриста (православными), начали строить на отведенном администрацией месте жилища, захватив на с.-в. 100 десятин разработанной уже земли. Эти 100 десятин в 1819 г., как казенно-оброчная статья, были отведены в надел казакам олекминской команды. Взамен этого казаки получили сенокосную землю выше города, в 30 верстах. Таким наделом казаки не мало тяготятся и до настоящего времени. Кроме этого, в 1869 г., как видно из дел олекминского окружного полицейского управления, скопцы получили еще 300 десятин уже леса, обращенного впоследствии в площадь запашки.
Вскоре скопцы, обладавшие свободным капиталом, обзавелись несколькими мельницами с конным приводом и одной ветряной, купленной у инородца Маджегарского наслега. На мельницах скопцы брали за помол 20-25 к. с пуда с местных обывателей и тем увеличивали свое благосостояние, в ущерб местному населению, эксплуатируя его самым беззастенчивым образом.
Кроме свободных денег, имевшихся у каждого скопца, благосостоянию их не мало способствовало то обстоятельство, что они, как ссыльно-поселенцы, государственных податей платили только по 1 р. 20 к. в год с души, всех же повинностей, включая и натуральные, взималось в год по 5 руб. 20 коп. с трудоспособного скопца, тогда как крестьяне и якуты платили в год всех налогов около 50-60 рублей. Из сумм местных повинностей скопцов производился расход на наем сельского писаря, плата старосте, подарки нужным лицам, очистка моста от снежных заносов, в 7 верстах от города по якутскому почтовому тракту и проч. Скопцы, таким образом, меньше платили.
Все это способствовали благосостоянию скопцов, что, впрочем, не раз было засвидетельствовано якутскими губернаторами. Вот, между прочим, что мы находим в одном из обзоров Якутской области за 1888 г.: «Причина материального благосостояния скопцов заключается в том, что они, по прибытии в область, получили в надел лучшие, девственные земли, при том каждый из них имел на первое время средства для обзаведения хозяйством, или, по крайней мере, имел возможность приобрести эти средства здесь, на месте. Местная администрация оказывала им также помощь и покровительство, как первым распространителям земледельческой культуры» [* Настоящее заявление якутского губернатора не точно. Дело в том, что, как известно, пионером земледельческой культуры в Алге Якутского округа был в 1768 г. дворянин Старостин, в Олекминском же округе она началась с 1796 г. и постепенно прогрессировала с тех пор.].
Кроме всего этого, скопческие хозяйства не падали вот почему: старые скопцы всегда делали духовные завещания в пользу молодых, так что нередко не особенно зажиточный скопец превращался в зажиточного, обладающего тысячами рублей. Благодаря такому обстоятельству, в больших селах скопцы не только не уменьшались численно, а наоборот, увеличивались. Так в Спасском скопческом селе, в Олекминске, в 1870-х годах их числилось 151 м. и 55 женщ.; в 1880-х годах в том же селе — 151 м. и 60 женщ. Но в действительности их проживало 278 м. и 183 ж., как мне удалось выяснить по собранным сведениям от самих скопцов. Дворов в Спасском скопч. селении в 1886 г. было 85 [* Домов в действительности было более, потому что в одном усадебном участке 2-3 дома считались мной за один, так как усадьба официально принадлежала одному скопцу, а домовладельцев было несколько.], бань 12, ветряных мельниц 2, конных 10, коров 154, быков 18, пахотной земли 500 дес., бездомовных 4 м. и 34 ж. [* Из 4 бездомовных один был ремесленник и 3 принявших православие.]
По национальностям скопцы делились в это время так: 11% финнов Петербургской губ., шведов 1%, поляков 2%, молдаван 8%, малороссов 11% и 1 татарин, переименованный из Абдула в Ивана Петрова; это был интересный тип. Защищая свою веру, он говорил: «наша вера — самый лучший вера, хароший вера, сердитый вера, такой вера нигде нет». Остальные скопцы принадлежали к великороссам преимущественно к крестьянам центральных и южных губерний. Из сибиряков 10 человек. Оскопленных в малолетстве было 25 чел.; из них 10 чел. приняли православие, разочаровавшись в правоте скопческого учения.
Некоторые из скопцов хотя и занимались ремеслами, но ремесленники они были незавидные и дорогие, и только нужда заставляла местного обывателя обращаться к скопцам. Во всем селении в начале 1880-х годов плотников имелось 31, столяров 17, кузнецов 3, печников 3, кирпичников 2, бондарей 5, скорняков 4, кожевников 3 и портных 9.
Скопцы по всей области, согласно официальных данных распределялись в 1880 год. так: в Якутском округе 856 м. и женщ., в Олекминском 331 и Вилюйском 59, а всего 1246 чел. Но эта официальная регистрация скопцов не соответствовала действительности, так как вновь прибывающие из России скопцы нередко не записывались.
2. Богослужебный культ олекминских скопцов
Первое дело о скопцах в России возникло в 1772 г. Основателем секты в это время явился крестьянин Кондратий Селиванов, известный у скопцов под, именем искупителя, воплотившегося в лице императора Петра III, пришедшего на землю во второй раз для спасения праведников. С тех пор секта эта существует до настоящего времени, увеличиваясь в численности, привлекая в свои ряды последователей других сект, которые незаметно вносят в скопческое учение свои взгляды которых они придерживались прежде, до вступления в скопческую секту, напр., о постоянном воплощении скопческого христа в людях. Учение это, несомненно, выродилось из хлыстовщины, придерживающейся нравственного но не физического оскопления. Верование о нарождение антихриста на западе от девки-жидовки, в седьмом колене, и ученее, что антихрист своим нечестием давно поразил треклятых немцев, поляков, литовцев, и, наконец русских, занесено филипповцами. Отрицание властей бегунами. От бегунов же, вероятно, некоторые из скопцов усвоили такой взгляд: теперь священников и иноков не существует, царство антихриста давно наступило, потому что пение и чтение явно уничтожено, наступили брани великие, появились оружие огнепальное, не те, что были прежде, о них страшно даже говорить; воины называются не воинами, а солдатами, лица у них как у львов из уст выходит дым смердящий, табачище треклятое, на главах конские хвосты, штаны у них натянуты чрез рамена; жены многие не стыдятся самого господа, имеют образину бесовскую, на головах носят скотские рога; рожи свои мажут вапами, (белилами), а власы духами, платья с перетяжками для соблазна нечестивых.
Что же касается богослужебного культа, то, по всей вероятности, его позаимствовали у хлыстов, секты родственной. Отрицая таинства православной церкви, скопцы говорят, что таинства есть радения. Скопческие пророки, с которыми я в 1880-х годах был знаком и со слов которых мной записаны богослужебные радения, утверждали, что все это скопцами позаимствовано от хлыстов.
Относительно радения бывшие скопческие пророки А. И. Юзьма и Калина Ампилогов сообщили мне следующее:
Всякий скопец после оскопления обязан ходить на радения, которые способствуют умерщвлению плоти и бывают приятны Богу. Радения совершаются в будни и под праздник, когда чины блудницы вавилонской, т. е. православные, чем-либо заняты и никто из них не заглянет в село и не помешает молиться.
При входе в дом, где предполагается моление, каждый скопец крестится, падает на землю, делает 3 земных поклона и говорит:
— Здравствуйте, братцы родимые, с батюшкой (искупителем), матушкой (богородицей, Акулиной Ивановной), Александром Ивановичем (апостолом, Шиловым) и со всеми верными праведными!
Все скопцы на такое приветствие отвечают, молча, поясным поклоном. После этого пришедший занимает свое место, смотря по состоянию. Богатые занимают более почетные места, бедные похуже. Пророки и учителя к простым относятся довольно с высока.
Наконец, все собрались. По знаку пророка начинается радение.
Самое первое из них называется корабельным.
Все скопцы во время этого радения в длинных белых рубахах, форма которых позаимствована от хлыстов, становятся в круг, точно в хороводах, с белыми платками в руках. Пророк, или учитель становится по средине круга, на одной ноге скачет и вертится, все присутствующие, подражая ему, бегают, вертятся и поют:
1.
Дай нам, господи, нам Иисуса христа,
Дай нам сына, государь, божьего!
С нами дух, государь, святой дух
Помилуй, государь, нас!
Пресвятая богородица, помилуй, свет, нас.
После этого поют:
Благослови нас, государь, батюшка родной,
Повели нам, господь, благодати дорогой;
Про твою милость богатую нам спеть;
Про твое, государь, сошествие, про житье,
И про нынешнее время, про житье.
Что приходит на нас грешных забытье,
Забываем все мы разумы, умы.
Мы поставлены на дорожке — на пути,
Обещались служить, батюшко тебе,
Мы душами и плотями отдались,
Сколько силы, нашей мочи, государь есть.
Мы повинны пред тобою, государь;
Что нам надобно советовать советь,
Все про батюшку, небесного царя.
Здесь нелишне указать, на каком основании скопцы во время молений скачут и кружатся. Библейский царь Давид в 46 псалме говорит: «восплещите руками все народы». На этом основании, по словам скопцов, и следует махать руками во время богослужения. Что же касается кружения, то будто бы Христос на горе Фаворе то же крутился в виде вихря, также кружился и возносясь на небо; но об этих фактах, дескать, православные попы умышленно умалчивают, как последователи анархиста. За тем, тот же Давид пред возвращенным ковчегом завета скакал и играл от радости; следовательно, заключают скопцы, богу угодна молитва не в горести, а в радости [* Христиане в Абиссинии и теперь во время богослужения исполняют священные танцы.].
Далее, во время корабельного радения поются следующие распевы.
2.
Надо, братцы, нам собраться,
Во единый во собор;
Крепку думушку подумать
Про между самих собой.
Горьки слезушки прольем;
С неба птицу созовем,
Мы российского соловья,
Чтоб пропел нам все дела,
Насадил везде сады (*).
[* Под садами разумеются скопческие корабли, или духовные братства.]
И он сам свет поливал,
Во трудах всю жизнь пребывал.
Богу слава, честь, держава во веки веков. Аминь.
3.
Мы сойдемся, други милы,
Побеседуем, любезны,
Про конешныя времена:
Как апостолы, пророки
Поднимались в небеса.
Одной правдой они жили,
Чистоту девства хранили;
В домах лести не творили,
Клеветы, лжи не плодили,
Только плакали, рыдали,
Свои души оправдали,
Своей верой, чистотой
Духов злых изгоняли.
Богу слава, честь, держава во веки веков. Аминь.
4.
Запоем: «Христос воскреся!»
Во соборе теперь здеся.
Станем просить от престола,
Что не дают нам житья во просторе;
Всегда гонят, теснят, бьют.
Пущай мучают до смерти!
А мы с радостью претерпим:
Искупитель, наш отец,
Он сидит теперь в остроге,
Скованы у него руки и ноги.
О! превечный наш судья,
Дай терпенья, нам помоги,
Научи слово сказать,
Как нам тебя величать.
Поют пред нами пророки,
Объявили все пороки,
Зависть нами завладела,
Благодати у нас не стало,
Вселилась гордость в нас,
Оборвала со всех снасть;
Сине море колыхало;
По лесам вода разлилась;
Корабли все обмелели,
И матросы разошлися.
А хозяин корабельщик,
Все вины он им прощает,
Вперед делать запрещает,
Велит сильно работать,
И веслами выгребать:
Вдруг веслами гребанул,
Матерь божью вспомянул.
Матерь божья умилилась,
В корабле у нас явилась.
Хозяин ей поклонился,
За престолом с ней садился,
Пошла служба, глас и пенье,
Всем матросам на утешенье
Вдруг матросы закричали:
Мы сердцами теперь здравы;
Выплывать будем из моря,
Не сделаем душам горя.
Тяжелый якорь мы закинем,
Корабль в море не покинем,
Ко христу корабль причалим;
Тебя свет, не опечалим.
Богу слава честь, держава, во веки веков. Аминь.
5.
На востоке растет сад,
Расцветал бел виноград;
Назван тот был петроград.
Во садочке злат орел
Беспрестанно песни пел,
Райских пташечек жалел.
Он всегда их утверждал,
Под десным крылом держал,
Сам всегда их подтверждал:
Вы идите, не убойтесь,
В моем кладезе умойтесь,
Тогда будете вы белы,
Поведу в райски пределы,
Увидите тогда сами,
Что живой бог будет с вами.
Он вас будет утверждать,
И царствие обещать;
Будет с вами обожать,
В тайне праздники свершать.
Богу слава, честь держава во веки веков. Аминь.
Круговое радение. Во время этого радения все молящиеся становятся на одну ногу и вертятся по солнцу; при этом поют разные напевы, какие заблагорассудится пророку или учителю, по знаку которых и совершается кружение. Из напевов наиболее употребительны:
1.
Пойте, пташки, во саду,
Разгуляться к вам иду.
Воспой, молодец-творец,
Чтоб заслышал бог отец,
Послал золотой венец,
А я искупитель прилечу,
Вы затеплите свечу.
Позову вас всех на суд,
Поскорее убирайтесь во убор,
Будет перебор.
Верные мои детушки будут говорить,
Плакать и рыдать;
И спасителя будут в сердцах
Часто вспоминать.
Скоро я, детушки, буду у вас,
Из Иркутска, детушки, я прикачу,
Вы затеплите сердечную свечу;
Маловерные детушки будут говорить,
Плакать и рыдать.
Сквозь Москву наш надежда прокатит,
И в Москве чудеса он сотворит;
И безбожным иудеям говорит:
Вы гонитесь за иисусом, за христом.
Богу слава, честь, держава и проч.
По словам пророков, автором этого напева является сам 2-й искупитель, Кондратий Селиванов; именно: напев появился тогда, когда Селиванов был трапезником в церкви св. Харлаампия, в Иркутске. При восшествии на престол в 1796 г. имп. Павла I, в силу манифеста, Селиванов был освобожден от ссылки. С дороги в Россию он отправил своим последователям в Москву и Тулу это послание в виде напева. Повидавшись в Москве со своими почитателями, Селиванов будто бы с почетом, как родной отец, был принят Государем во дворце. В беседе император Павел спросил Селиванова:
— Правда ли старик, что ты мой отец?
— Я греху не отец, — резко ответил на вопрос Селиванов, — а пришел разорить его в конец!
— Отец! Я хотел уготовать для тебя золотой венец, а теперь прикажу посадить тебя в каменный мешок. Взять его!
Селиванова подхватили солдаты и повели из дворца.
— Павел! Павел! Я хотел было твою жизнь исправить, — уходя проговорил Селиванов, — а за это накажу тебя лютою смертью.
Селиванова посадили в Шлиссельбургскую крепость. Пророчество же его относительно имп. Павла, по словам скопцов вскоре будто бы сбылось; именно Павел I быль убит каким-то генералом Рылеевым.
2.
Благослови, тайный синод,
Своих верных сирот;
На святом божьем кругу,
Хвалу господу воздать,
Нам свята духа созвать,
Чтобы он, наш государь,
Со семи небес сошел
И по древачкам прошел.
Никакого бы не прошел.
Дух святой с неба сошел
И вселился свет в него,
Пошел глагол от него,
Идет слава от пророка.
А еще, мои любезные,
Скажу важнее слово вам,
Что б казна была готова,
Неявная, братцы, — тайная.
Идет, други, с неба манная.
Не откладайте времена,
Сбирать буду имена.
Поставь, господь, зерцал,
А сам пойдет по сердцам.
Растворятся избы, двери,
Удивятся архиреи,
Все явны сенаторы
Великим его страданьям.
Наш батюшка государь,
Он последний раз страдает,
Саваофу докладает:
Умились, мой саваоф!
Я волю твою творю,
Закон хранить велю.
Дорогая, братцы, птица
Скоро свет наш завладает,
И землею, вышним небом,
А к неверным сойдет с гневом.
А праведные будут рады
И узнают, в коем граде
Светит тайный кабинет,
Нам дороже того нет.
Ты, наш истинный христос,
По писанию второй,
Назван сионской горой.
Во второе к нам явился,
Святым духом прикатился.
Обрадуй тайный синод,
Своих верных сирот.
Утри горьки наши слезы,
Отведи явны угрозы,
Мы тогда спасены будем.
Богу слава и проч.
3.
Небесные райские пташечки
Во зеленый сад солеталися.
Они жалко сгорьковалися,
Без батюшки сгоревалися,
Долго, слезами заливалися,
С белым орлом, со страдателем.
Долго агнец на страданье пребывал,
И пташечек к себе призывал.
Долго пташки не видались.
С белым орлом, со страдателем.
Негде агнцу мне гнездышка свить.
Везде вижу хищных птиц.
Птицы не дают нам житья, покою на земле.
Богу слава и проч.
4.
Блаженный, преблаженный,
Блаженная твоя часть.
Но могла к тебе прикоснуться
Никакая большая страсть.
Колесница громом гласит:
На земле жил, был спасен;
Наступал на плоть трудом,
И засудил божьим судом.
Плоть на части изрывал,
Во труде и вере пребывал.
К себе грешных призывал.
Богу слава и проч.
Крестовое радение. При этом радении все молящиеся разделяются на две равные части. Одна становится у дверей, другая у противоположной стены, так что средина комнаты бывает пустой. По знаку пророка обе стороны быстро идут друг к другу и на средине комнаты образуют правильный крест. Затем, опять становятся на прежние места и вновь сходятся; это повторяется до тех пор, пока пророк не велит прекратить радения. Во время этого радения напевы поются те же, что и на предыдущих.
Колесница. Во время этого радения все молящиеся также делятся на две части. Каждая из них по средине комнаты образует полукруг. Пророк стоит здесь же, держа в руках платок или полотенце, на которых вышито несколько крестов. Когда пророк махнет оба полукруга моментально бегут друг за другом стараясь как бы догнать один другого. Бегают по солнцу, т. е. с востока на запад.
Солнце. При этом радении быстро бегают друг за другом и в то же время кружатся (вертятся).
Месяц. Все молящиеся становятся в круг и стоят неподвижно на одном месте.
При колеснице, солнце и месяце напевы поются разные.
Звезды. В начале этого радения все скопцы стоят на одном месте кольцом; в средине кольца находится пророк. Наконец, пророк, подняв одну ногу, на другой повертывается и поет: «Дух святой дух! Экой святой дух!» Не успеет он окончить последнего слова, как все скопцы в точности воспроизводят то же самое. Это радение продолжается до тех пор, пока не утомятся.
По окончании радении, продолжающихся иногда всю ночь и даже утро следующего дня, как мне приходилось быть случайным свидетелем, начинается, так называемый, общий суд или пророчество.
Суд этот совершает пророк. Он выходит на средину комнаты и поет: «Экая радость! Экое веселье! Экая милость! Экой дух! Святой дух!» Затем, обращаясь к скопцам, стоящим в это время на коленях, говорит: «Христос, други воскресе! Сам батюшка с вами здеся!» Потом пророк обращается к тому, кого хочет судить, напр.:
— Степан Иванович! Выходи-ко ты, возлюбленна душа, ко мне, богу, на лицо.
А я, бог, тебе помог
Спасти душу от врагов,
Твоя душенька в рай пошла,
Да до раю не дошла.
Вызванный Степан Иванович, поднимаясь, выходит на средину, и становится на колени пред пророком. Пророк говорит судимому экспромтом, все что Бог на душу положит. Иного он обличает в неправильной жизни, иного в лености, или дружбе с врагами (православны ли), а иного в охлаждении к вере. Одним словом, всякому воздается свое; при этом форма суда или пророчеств не меняется, но содержание пророчеств бывает различно. Так если пророк скажет:
Выходи-ко ты, возлюбленна душа,
Ко мне, богу, на лицо;
Вот я, бог, да батюшка,
Искупитель твой отец,
На тебя да погляжу,
В путь дорожку снаряжу.
Последнее означает, что скопец должен ехать по делам скопчества. Если же скажет: богатством награжу — сделается богат, т. е. получит наследство после умершего собрата. Во постелю уложу — сделается больным. Золоту трубу со седьми небес пошлю, значит, благодать гоподня снисходит на судимого и он производится в пророческий чин.
Но если пророк скажет;
Ты, возлюблена душа,
Пойдешь скоро в небеса, —
это означает, что вызванный на суд скопец должен умереть от болезни, а если ее нет, то даже не естественною смертью, напр., голодом; во всяком случае он должен умереть. За таким приговоренным к смерти скопцы зорко следят, т. е. наблюдают, каким образом он приготовляется к смерти и к следующему радению не только пророку, но и всем бывает известно до мельчайших подробностей о приготовлении его к самоумерщвлению. Когда останется, по расчету, немного времени до смерти, пророк вызывая на суд обреченного на смерть, говорит: «возлюбленна душа, венец ангельский готов, по твою душу с неба ангелы сошли».
После этого приговоренный к смерти запирается в амбар, где умирает.
Такой умерший причисляется к лику святых. День смерти его празднуется каждогодно. На радениях пророк всегда говорит так: «помолитесь, братцы родимые, за святого Ивана или Степана, душенька его воскресла, мощи его нетленны».
Деньги и имущества после умершего делятся поровну между всеми. В былые времена в Олекминском округе таким образом много народу умирало и очень немногие отказывались от смерти «по приказанию божьему». Отказавшемуся пророк во время радений обычно говорит: «ты отступник, не веришь слову божьему, в еретика превратился, нечистым духом сделался. Ну, так живи же и потешай свою плоть, наслаждайся жизнью по вражескому, а бог от тебя отступился». Такому скопцу остается одно — принять православие, чтобы не жить в скопческой общине.
Похороны умерших совершаются так. Труп обмывают, одевают в белую чистую рубаху и кладут в гроб при пении: «святый боже, святый крепкий» и проч. Затем пророки отправляют умершего в небеса: «вот, — говорят они, — ангелы полки полками сошли с неба и понесли душеньку в рай. Несут ее ко престолу, к искупителю батюшке, к богородице матушке. Они за белы руки ее принимают, за престол ее около себя сажают. Вот я вижу, душенька праведная уж ликует со ангелами, со архангелами и со всеми верными праведными». Потом пророки поют: «христос воскресе из мертвых», а за ними и все собравшиеся на похороны. При пени «святый боже, святый крепкий» несут умершего на кладбище, где и зарывают в землю.
У женщин все обряды совершаются так же, как и у мужчин, но только пророчицами избираются лишь не бывшие в замужестве. Скопят женщин скопчихи, но всегда неудачно, потому что вырезание яичников весьма трудная операция и требует опытного хирурга.
Скопцы отрицающие православие, понятно, отрицают и праздники православной церкви. У них свои праздники. Первый праздник, самый большой, — дни страданий искупителя, когда его в 1772 г. арестовали в Туле, а в 1773 г. судили, били кнутом и заковывали в ручные и ножные кандалы, что происходило 27, 28 и 29 июня. Праздники эти иногда продолжаются целую неделю. Второй праздник бывает 22 октября. В этот день родилась великая девственница императрица Елизавета Петровна, известная у скопцов под именем Акулины Ивановны (богоматери). Третий праздник — дни святой троицы. Четвертый — 17 сентября: Веры, Надежды и Любви. Потом скопцы празднуют день святителя Иннокентия иркутского 25 июня. Св. Иннокентия они считают скопцом. Поэтому поводу у них существует такая легенда, будто бы святителя Иннокентия просветил сам искупитель батюшка (Селиванов), когда в 1774 г. этапным порядком он шел из Тобольска. Искупитель и Иннокентий, под именем Ивана, шли в каторгу. Они были скованы одними кандалами. Иннокентий дорогой зло издевался над искупителем, каждый день по несколько раз жестоко бил, а искупитель лаской и кротостью усмирял Иванушку. Наконец, Иванушка принял чин ангельский из рук самого искупителя. Отбыв срок каторги в Усолье, Иннокентий сделался в Иркутске архиереем.
Дальше скопцы празднуют: 26 сентября — день Иоанна богослова, дни св. Трифона, Георгия победоносца. 14 апреля — день кончины Мартына Родионовича (Воронцова-Дашкова); дни воскресения Христа, дни своего рождения и крещения, т. е. оскопления, и, наконец, дни умерших по повелению божию.
Прием ренегата обратно в секту. Вот что по этому поводу передавал мне пророк А. И. Юзьма.
На моей памяти было несколько случаев приема обратно в скопчество лиц, отшатнувшихся от нашей веры. Я расскажу, как принимали обратно к нам Федора Ишкова, нынешнего моего приятеля. Федор был оскоплен малолетком, в Пермской губ. Прибыл он в Олекму в 1870-х годах, вместе с отцом стариком, ныне уже умершим. Парень он рослый, красивый, кровь с молоком. Жил он долго чинно, благородно, на всякие моления приходил и был даже на виду у пророков. Вдруг с парнем сделалось что-то неладное. Загрустил, стал водку пить, табак курить и с бабенкой куролесить. Скопцы всякие меры принимали, чтобы остановить Федора; но ничего не помогало. Раз позвали его в собор и говорят:
— Федор! Уходи от нас из села, не срами ты нас, побойся бога; принимай православие, все равно — мы тебя выгоним, тебе уж не житье у нас.
— Плевать я на вас хочу, — отвечал им Федор. Из своего дома я не уйду и православия не приму.
После таких ответов решили парня исключить из скопцов, но зла никакого не делать, потому, рассудили скопцы: пускай Федор перебесится, авось одумается, а что касается бабенки, скопчихи, с которой он якшался, на нее тоже махнули рукой, потому она и прежде на замечании была, пошаливала иногда с казаками и работниками, поселенцами; пропащий, значит, человек.
Так прошло много времени. Федор все куролесил.
Слышу, раз говорят мне: «пойдем сегодня на раденье, в собор; Федора Ишкова прощать будут и принимать обратно». Прихожу в собор. Народу тьма тьмущая. Все одеты по-праздничному. Сам учитель с крестом и свечей стоит по средине собора.
Вот вижу, входит Федор, бац в ноги учителю. Встал Федор, а учитель и спрашивает его:
— Не будешь ли ты еще блуд творить, водку пить и всеми скверными делами заниматься, какими занимаются слуги антихриста?
— Не буду! Прости меня, родной! Прими в христову обитель.
— Заклинайся, — говорит учитель. Если ты те грехи, за которые был отлучен из нашей обители, будешь еще чинить, уподобишься псу смердящему.
— Клянусь; буду стоять на истинном пути; не буду грешить, а если буду, то не даст мне бог счастья в жизни. А вы, братцы мои, Федор поклонился в ноги всем скопцам, примите меня в свою братскую обитель и простите во всех грехах моих.
— Христос воскресе! — сказал учитель.
— Милость божья сошла на нас, — сказали скопцы.
Этим заканчивается прием обратно в секту отступника.
Но пред самым приходом регента обыкновенно скопцы поют такой напев:
Воротись ко мне, овечка!
Ожидать буду тебя.
Сотворенная ты мною,
Неужели хочешь позабыть,
Во неволе скучно жить.
Веселитеся, избранные,
Что погибший сын нашелся:
Он пришел к отцу домой.
Он не смел сыном назваться,
Хоть просил рабом принять,
Миловать его любезно,
И велел всем ликовать
Богу слава, честь, держава и проч.
Поется по этому случаю еще и другая песня:
Ослабели белошвецкие скопцы,
Не тем стали товаром торговать.
С турком побраталися они.
Конца этой песни пророк Юзьма не сказал, уклонился. Принятый обратно в секту скопец, никогда не производится в пророка и при решении религиозно-нравственных вопросов не пользуется правом голоса.
Молитвы или напевы скопцов не отличаются изяществом, они сложены топорно, нередко без всякого смысла, но скопцы — мистики, они каждой фразе придают особый смысл, понятный только им и непосвященному трудно разобраться во всем этом.
М. Овчинников
/Сибирскій Архивъ. № 2. Иркутскъ. 1911. С. 75-91./
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz