ЎЎЎ 9. Сяргея Прэйс. Пад псэўданімам Беларусаў. Ч. 9. Койданава. "Кальвіна". 2022.

 

 

 

    Kazimierz Pietkiewicz

                                                    MARJAN ABRAMOWICZ

                                                                  1870 — 1925 r.

                                                    Indywidualność, życie i czyny

        23. Walka o etyką rewolucyjną.

    Gdy kolonja nasza zwiększyła się ponad 20 zesłańców, zaczęła wykazywać tendencję do rozpadnięcia się na 2 grupy. W tym czasie przybyli nowi politycy z Petersburga: Jerginowie, jadący do Kołymska, paru robotników, niejaka P. oraz jej adorator, Polak petersburski — B... Ten ostatni był swego rodzaju unikatem, gdyż dotąd tylko żony jechały dobrowolnie ze swoimi mężami, a teraz on, mając zesłanie na południu, wyrobił sobie pozwolenie jechania z P. na północ. Jej przeznaczony był Kołymsk. Ze względu jednak na to, że tam zesłano przed nimi Jerginów, którzy ją oskarżali o prostą zdradę i wysługiwanie sią żandarmom — wystarała się o prawo pozostania w Wierohojańsku.

    Taktyka tego rodzaju osobistości opiera się zwykle na tem, by dla wszystkich być bardzo grzecznym, dobrym, usłużnym, nawiązać nici sympatji i przyjaźni, które trudno się zrywa i wpoić w ten sposób przekonanie, że taka sympatyczna osoba nie mogła popełnić złego czynu. Na ludzi impulsywnych, rządzących się wrażeniem chwili, działa to bezwarunkowo. Myśmy jednak nazbyt dobrze obznajmieni byli z tego rodzaju sprawami i umieliśmy odróżniać prawdę od kłamstwa, więc nie mogliśmy nie uwierzyć tak poważnym świadkom, jak Jerginowie i ich niezbitym dowodom.

    (C. d.n.)

    [S. 2.]

 

    Różnica zdań w tej sprawie stała się powodem ostatecznego rozłamu naszej kolonji na dwie mniej więcej równe części, z których jedna znała się z P., druga zaś, nasza, zerwała stosunki nietylko z nią, ale i z każdym z jej znajomych. Pomiędzy temi grupami lawirowali nicponie, łącząc się to z jedną, to z drugą, póki nareszcie nie zostali wyrzuceni i z jedynej i z drugiej. Względem przyjezdnych stosowaliśmy taktykę otwartości: albo z nimi, albo z nami, bo to nie osobista sprawa, ale zasadnicza — społeczna.

    Tamci znowu starali się wobec postronnych przedstawić całą sprawę, jako zwyczajne w kolonjach kłótnie na tle osobistem.

    Rzeczywiście, gdy się stosunki popsują, łatwo o wszelkie osobiste urazy i zajścia. I u nas nie brakowało podobnej tendencji, doszło nawet dwa razy do rozprawy pięści, ale wytężyliśmy wszystkie siły, by ludzi na tej fałszywej drodze zatrzymać i nie dopuścić, by kwest ja tak ważnego znaczenia, jak stosunek nasz do faktu zdrady i zdrajców, była zadeptana w biocie osobistych niesnasek.

    Dopięliśmy tego w zupełności i oprawa P. stała ciągle na widoku u wszystkich i w naszej i w innych kolonjach pod znakiem zapytania, jak się wobec niej zachowa. Wkrótce też P. spostrzegła, że w Wierchojańsku znalazła wcale nie to, czego pragnęła, że o przeszłości jej ludzie nie zapominają, ale przeciwnie — ciągle wyciągają tę przeszłość na światło dzienne — więc wystarała się o pozwolenie wyjazdu do Jakucka (jakoś jej bardzo łatwo było uzyskiwać wszelkie takie pozwolenia) i wraz z B. wyniosła się, pozostawiając nam raz na zawsze zepsute stosunki, które już nigdy i nigdzie nanowo się nie nawiązały...

    [S. 2.]

 

 

                                                               В ТЮРЬМЕ И ССЫЛКЕ

                                                                    IV. Жизнь в ссылке.

    Областной город обширной области, превосходящей на много своей площадью любое европейское государство, г. Якутск расположен под 62° 1' северной широты. Короткое жаркое лето, когда, кажется, видишь рост трав и всяких злаков, — настолько он быстро происходит, — сменяется суровой зимой с морозами до 53 - 55° R ниже нуля, — самая низкая температура, наблюдавшаяся на земном шаре. Выдыхаемый воздух производит характерное шуршание на морозе, — это пар превращается в мельчайшие льдинки. Когда мороз опускается до 30° R, это называют оттепелью. Надо заметить, что при морозах 40° и ниже бывает полный штиль; мороз 35° при ветре переносится гораздо хуже. Сухость воздуха действует также умеряюще на мороз. Влажный холод ощущается гораздо сильнее, — и сибиряки зябнут в Петербурге. Население г. Якутска не превышало 6.000. Два каменных дома. Остальные деревянные, одноэтажные; два или три дома двухэтажных составляли предмет гордости местных патриотов. Сохранились в Якутске старинные деревянные башни, служившие когда-то для отражения набегов инородцев.

    Когда партия следовала в местную тюрьму, нашим взорам представилась обыкновенная картина захолустного российского города. Пыльные не мощеные улицы, деревянные тротуары с местами полусгнившими досками. Деревянные заборы имели ту особенность, что в них зияли крупные отверстия от огромных деревянных гвоздей; паузки, на которых не только сплавлялись ссыльные, но и доставлялись товары в Якутскую область, здесь шли в продажу и служили, как строительный материал. Свыше 8 тысяч верст отделяло нас от Петербурга и психологически понятно, что глаз пытливо искал чего-нибудь особенного, что отличало бы резко Якутск, которым нас пугали. И ничего, кроме разве странной, весьма необычной кавалерии: здесь ездят верхом на волах, и не только мужчины, но и женщины. Оригинально, но некрасиво.

    Конец прошлого века, когда я прибыл в Якутск (1899 г.), ознаменовался для здешних мест введением винной монополии в крае, появлением намека на уличное освещение и приближением к Якутску телеграфа, который дошел до Витима, находившегося всего в 1.400 (тысяча четыреста) верст от Якутска...

    Некоторые из ссыльных позднейшей формации, видя в ссылке непосредственное продолжение тюремного заключения, жили лишь чтением и подготовкой к дальнейшей партийной деятельности, совершенно игнорируя местную жизнь. Другие, особенно из «стариков», были тесно связаны со всеми культурными начинаниями, являясь и душой, и рычагом их. Многие составили себе имя и пользовались широкой и заслуженной популярностью среди местного населения. Край обязан политическим ссыльным целым рядом научных исследований. При мне переселился из улуса в Якутск Э. К. Пекарский, составивший себе научное имя своим якутско-русским словарем, премированным Академией Наук...

    Осенью 1900 г. мы поселились на собственной квартире «коммуной», заняв на Большой улице очень хороший и недурно меблированный — особенно мы гордились венской мебелью — дом скопца Лабутина, бывший Корюхова. Наша квартира считалась шикарной, даже слишком, для Якутска, и дело не обошлось без некоторого злословия по поводу барских замашек. Дом состоял из шести комнат, в том числе большого, в несколько окон, зала. Для тепла вставлялись тройные рамы: вторая (вставная) рама имела двойные стекла. И мы все-таки зябли первую зиму в этом доме, кстати замечу, потому, что не догадались законопатить отдушины со двора в подвал или, вернее, подполье. Дом этот долго пустовал, так как в связи с происшедшим здесь когда-то самоубийством про него ходили нехорошие слухи о привидениях и прочей чертовщине. Привидения-то и помогли мне снять эту квартиру, ибо, благодаря дурной славе, никто не хотел ее снимать, и Яша Лабутин, ражий, здоровый детина с типичной скопческой наружностью и высоким женским голосом, сдал ее всего за 25 руб. в месяц, что и для Якутска считалось дешево. Мой хозяин оказался очень любезным человеком. При неустойчивости моего бюджета и беспорядочности расходов я нередко затруднялся уплатой и этой небольшой суммы в срок. Он не только никогда не напоминал об уплате, но и нередко ссужал нас товарами из своей лавки, а иногда и деньгами, если нужных нам товаров не окатывалось. Никаких процентов за ссуды он с нас не взимал. Жил он с отцом и родной сестрой, — тоже скопцами...

    Наша «коммуна» оказалось недолговечной. Н. И. Лузина отправили в Верхоянск, А. К. Беренчик, выдержав фельдшерский экзамен, взял место в улусе. Вторая половина дома оставалась свободной. Ее занял известный знаток якутского языка и составитель словаря, Э. К. Пекарский с семьей, избавив хоть на время нас с женой от хозяйственных забот, так как мы у него столовались. Впоследствии, он уступил свою половину А. С. Белевскому и Е. А. Прейс...

    Редкие посещения нашего отдаленного края иностранными и русскими путешественниками всегда представляли собою более или менее значительное событие. Все проезжие, — политические ли ссыльные, следовавшие в северные округа, члены ли какой-нибудь научной экспедиции или просто досужие иностранцы, — все неминуемо надолго задерживались в Якутске...

    Богатый англичанин мистер Клифтон разболелся в Якутске, и я его лечил. Остановился он в единственных в Якутске меблированных комнатах — у Леппертши. О цели своего путешествия на отдаленный север Сибири, полагаю, он сам не имел отчетливого представления. Сплин. По-русски ни слова. Говорил сносно по-немецки и отвратительно по-французски. Бывал у меня в гостях. Любил играть на флейте и очень одобрял русскую водку. Уверял, что выписывает ее из России. Пил и перед обедом», и после обеда, как ликер, ничем ее закусывая, — под «сияние луны» и «скрип полозьев», однако пьяным его никто не видел. Ездил охотиться в горах Верхоянского хребта и по приезде любезно прислал мне медвежатины и горного барана, которые были мастерски зажарены А. С. Белевским...

    В. Н. Катин-Ярцев

    /Каторга и Ссылка. Историко-революционный вестник. Кн. 16. № 3. Москва. 1925. С. 134-135, 138, 146, 148, 152-153./

 

 

                                                                              Глава II

    «Земский Собор» и «постепеновщина». — В. А. Гольцев и провокатор Шелонский. — «Социалисты-федералисты». — «Самоуправление». — Опять секретный сотрудник «Попов». — Нелегальный Золотов (Бычков). — Предатель С. Виноградов. — Неудачная попытка спасти «самоуправленцев».

                                                  СЕКРЕТНЫЙ СОТРУДНИК «ПОПОВ»

    Только ощупью, больше путем наружного наблюдения, Бердяев подходит, наконец, к центру самоуправленцев, не без содействия, впрочем, петербургской указки.

    Еще 28 декабря 1887 г. д. п. предложил московскому охранному отделению «осторожно выяснить Владимира Васильевича (или Алексеевича), живущего в Каретном ряду, у Николы на Песках, в одном из красных домов». Речь шла об В. Д. Соколове, женатом на Сизовой (знакомые В. Обуховой и Л. Родионова). За Соколовым с этого момента устанавливается неотступная слежка, которая вскоре захватывает в свой круг А. Копылову (племянницу Федоровской, сожительницы Ф. Воскресенского) и А. А. Ломакина (о нем сотрудник Лебедев — тоже Зубатов — «отзывался, как о серьезном революционере»).

    Д. п. тоже принимает, со своей стороны, необходимые меры — командирует в Москву своего разведчика, который являлся, несомненно, источником и первоначальных агентурных сведений по этому делу.

    «Сотрудник Попов, доносит Бердяев директору департамента полиции, был у меня 24-го февраля и передал, что ему запрещено вашим превосходительством заходить ко мне... 27,-го февраля замечено, что утром знакомая Ломакина была в гостинице «Рояль» и справлялась, нет ли свободного номера. Следовательно Попову не доверяют, и ему следует немедленно уехать». Тем не менее Ломакин посещает «Попова» 25 февраля, через день получает в библиотеке Беляевой от А. Ф. Виноградовой номер «Самоуправления» и относит его в гостиницу «Рояль», куда заходит еще 29-го числа, но получает письмо от «Попова», уехавшего утром этого дня.

    Практический результат поездки сотрудника через несколько дней сказался; директор департамента полиции уведомил Бердяева: «Самоуправление» печатается за границей».

    Успокоенный относительно местопребывания «техника», Бердяев сосредоточивает силы на выяснении личного состава группы. Наружное наблюдение, получив в лице Копыловой, Соколовых и Ломакина верных лидеров, быстро «разрабатывает» их сношения и связи и намечает в общем несколько десятков лиц. Слежка констатирует, между прочим, поездку Ломакина в Тверь, откуда он с В. Гурвичем возвращается; в Москву и навещает с ним А. С. Белевского; у последнего 17 марта происходит собрание, на котором, между прочими, присутствуют супруги Анна Егоровна и Павел Алексеевич Серебряковы. В апреле месяце А. Копылова и О. Фигнер совершают совместное путешествие в гг. Нежин и Харьков, где видятся с В. Истоминым. В начале августа Копылова едет, опять с Фигнер, в имение родителей последней (с. Никифорово, Тетюшского уезда); но пути, в Казани, они имеют свидание с П. Пушкаревой [* В эту поездку Фигнер виделась с В. Л. Бурцевым, скрывшимся перед этим из Сибири и направлявшимся за границу, которому и были поручены заботы по изданию следующих номоров «Самоуправления».]. 29 числа того же месяца Копылова отправляется в Минск (свидание с О. Белохом) и Варшаву. О. Фигнер 14 сентября уезжает на неделю в Петербург...

    Насколько московское охранное отделение ориентировалось в этом сыром материале? Имело ли оно в этот момент соответствующее внутреннее освещение?

    Выше мы видели, что на сходке у Белевского (а он был редактором «Самоуправления») присутствовала и Серебрякова — знаменитая своей долговременной деятельностью провокаторша. Как известно, этой «мамочке» охраны, по докладу Столыпина, была «высочайше» пожалована в 1911 году пенсия (1200 руб. в год) за 25-летнюю агентурную службу; из этого можно заключить, что в 1887 году Серебрякова уже была секретной сотрудницей и, будучи знакома с Белевским, могла давать сведения об его «окружении». Возможно, что Серебрякова была заагентурена именно в это время, так как Бердяев, шокированный тем, что в Питере о московских делах знали более, чем он сам, в это время прилагал особые старания в вербовке осведомителей, старания, которые не всегда кончались успешно и вели иногда к весьма крупным недоразумениям.

    Одна такая история разыгралась в самый разгар выслеживания самоуправленцев.

    Бердяев видел, что наиболее активную роль в группе играет А. Копылова; естественно, ему хотелось иметь около нее «своего человека», и он решил действовать. Предоставим, впрочем, слово официальному документу, рассказ которого об этом деле является таким красочным по своей циничной откровенности.

    8 мая 1888 г. московский обер-полицеймейстер обратился к директору д. п. Дурново с письмом следующего содержания: «Замеченный по наблюдениям за Копыловой кандидат московского университета, Сергей Васильевич Зенченко, у которого на квартире проживала Копылова, был начальником охранного отделения, ротмистром Бердяевым, с разрешения моего, приглашен в отделение, где и было Зенченко предложено поступить сотрудником в агентуру отделения для обнаружения дальнейших противоправительственных действий как Копыловой, так Ломакина, Розенберг и других знакомых ему, Зенченко, лиц. Зенченко изъявил согласие к сотрудничеству, откровенно объяснил, что Копылова была рекомендована ему Розенберг; что с Белевским, Гольцевым, Мачтетом [* Г. А. Матчет, писатель, в 60-х гг. был в ссылке; умер в начале 90 гг.] он познакомился тоже у Розенберг; что Ломакина, Сергея и Василия Сотниковых, Николая [* Несомненные описки — речь идет о Василии Николаевиче Морозове и об Иване (не Василии) Васильевиче Сотникове.] Морозова и Сергея Зубатова он знает еще с гимназии; что о газете «Самоуправление» ему рассказал знакомый его студент. Кочсрянц и что, если бы он, Зенченко, знал, что Копылова, Розенберг, Ломакин и другие лица причисляются к серьезным революционным деятелям, то знакомство бы с ними прекратил; на это ему ротмистром Бердяевым было объяснено, что знакомство ни в коем случае прекращать не следует, при чем Зенченко под честным словом обещал о бывшем с ним разговоре никому не сообщать и не показывать виду, что ему известно о наблюдении за упомянутыми выше лицами и обещал придти в указанный день, час и место на свидание.

    Желая проверить наружной агентурой, сдержит ли Зенченко свое слово, за ним было установлено наружное наблюдение, и последним выяснилось, что он был у председателя судебной палаты Лопатина —по Гагаринскому пер., в собственном доме, у студента Ермолаева — в гостинице «Петергоф» и у доктора Богуен — в доме кн. Шаховского. Придя на следующее свидание очень взволнованным, Зенченко заявил, что ни на какие предложения не согласен и готов подвергнуться какой угодно каре за свои действия, виновным себя не считает, а если будет осужден, то у него найдутся лица, которые за него похлопочут и даже выгородят и что вообще желает, чтобы дело его было расследовано не иначе,, как через прокурорский надзор.

    По прошествии двух недель Зенченко был вновь вызван ротмистром Бердяевым, при чем ему было объяснено, что он может без всякого дознания пострадать за то, что не сдержал своего слова и обнаружил секреты агентуры; в своем возражении Зенченко заявил, что он прекратил знакомство с Розенборгом и Ломакиным, а советовался с некоторыми лицами, а именно со студентом Сидоровым (брат его жены), заходил два раза к Лопатину и был у графа Олсуфьева...

    Из дальнейших расспросов Зенченко выяснилось, что последний не доверял ротмистру Бердяеву лишь потому, что вся деятельность, как его, так и его секретной агентуры (Зубатова) обрисована Гольцевым, Ломакиным и др., как провокаторская. Это, главным образом, и послужило причиной того, что Зенченко не согласился быть сотрудником, между тем как его социальное и семейное положение могли вполне служить к его согласию»...

    Раздосадованный неудачей, Бердяев поспешил взять свой реванш: он «заагентурил» прислугу Соколовых, Бицурину [* М. Л. Бицурина ранее служила у Л. М. Родионова и, кажется, играла ту же роль; потом была использована на дознании, как уличающая свидетельница.], которая, несмотря на пожилые годы, не устояла перед ухаживаниями неожиданно воспылавшего к ней пламенной страстью Егора Сачкова, состоявшего филером московской охранки; сидя за чайком у своей приятельницы, этот «кум пожарный» получал, таким образом, возможность иметь сведения обо всем, что делается в квартире хозяев Бицуриной: о чем господа разговаривают, кто их посещает и пр. Благодаря этой своеобразной «внутренней агентуре», Бердяев знал, например, что Соколов заложил шубу жены своей и т. д...

                                                     НЕЛЕГАЛЬНЫЙ ЗОЛОТОВ (БЫЧКОВ)

    Между тем д. п. продолжал нервировать Бердяева своими агентурными указаниями, шедшими, несомненно, все от того же «Попова». Так, в марте 1888 г. Дурново предваряет Бердяева: «лицо, которое должно выехать из С.-Петербурга, явится к Копыловой». Действительно, 26 числа в Москву приехала Софья Семеновна Иванова (бывшая перед тем за границей), которая немедленно устраивает предвиденное в департаменте полиций свидание...

    Впрочем, осенью того же года начальник московской охраны имел уже возможность щегольнуть сведениями из своих собственных источников; в сентябре он донес, например, департаменту полиции о том, что «во второй половине месяца в Москву прибудет нелегальный и что № 2 «Самоуправления» вышел толще прежнего, доставить его должен находящийся за границей Федор Иванович Шестаков»...

    «Нелегальный» несколько поспешил явиться. Уже 15 сентября (1888 г.) наблюдение берет от Гольцева неизвестного, который, получивши от Соколовых чемодан, едет в Столешников пер., в д. Никифорова, где и остается; на следующий день он имеет поздно вечером, в сквере храма Спасителя, конспиративное свидание с А. Копыловой; в следующие дни неизвестный посещает: Р. Гиршберг, А. Филиппову и П. Ф. Николаева [6 П. Ф. Николаев, писатель; по д. Каракозова был осужден на 8 л. к. р. в 1883 г. вернулся из Сибири; умер в 90-х гг.] — лиц, состоящих на замечании у охраны; внешнее поведение не известного — его конспиративные уловки не оставляют сомнений в том, что он и есть искомый «нелегальный»; 29 сентября его задерживают; при нем находят паспорт на имя отставного прапорщика Золотова. Нелегальность арестованного устанавливается при первом же допросе.

    — Где служили? — спрашивает Бердяев.

    — В Староингерманландском полку, — отвечает «Золотов».

    — Это какой дивизии?

    — Кажется, 2-ой...

    —Этот полк 3-й дивизии. Паспорт не ваш...

    По проверке оказывается, что документ на имя Золотова симбирским воинским начальником не выдавался. Бердяев ликует...

    4 октября «Золотов», содержавшийся в камере при охранном отделении, ночью бежал; пользуясь дремотным состоянием надзирателя, он взломал оконную решетку, спустился по водосточной трубе во двор и спокойно вышел на. улицу... На следующее утро у всех застав, на железнодорожных вокзалах и даже на станциях ближайших к столице городов (Тула, Смоленск) торчали зоркие московские «шпики», высматривая, но появится ли беглец...

    «Золотову» еще раз не повезло, и виновата была опять излишняя конспирация. Один из старых филеров, Иван Полторацкий, дежуривший на вокзале Московско-Казанской жел. дороги, проводив поезда, возвращался домой около 11 час. вечера по соединительной ветке Московско-Казанской ж. дороги; навстречу ему попался хорошо ему известный по наблюдению прис. повер. Лев Родионов, за которым па некотором расстоянии следовал мужчина с поднятым воротником, которого в темноте филер совершенно не рассмотрел. Позднее появление Родионова в таком глухом месте заставило Полторацкого обратить внимание на его спутника, которого он и задержал. При «Золотове» (а это был он) оказалось 79 руб. денег и три документа на имя Петровского. По распоряжению департамента полиции, «нелегального» отправили «в наручниках» в Петербург, где его заключили в Петропавловскую крепость.

    «По сличении примет, почерка, а также по фотографической карточке», было установлено, что именовавшийся Золотовым есть, в действительности, Александр Бычков [* Л. И. Бычков был осужден в 1883 г. киев. в.-о. с. на 10 л. к. р., замененных лишением нрав и ссылкой на поселение в Иркутск. г.], бежавший в январе 1888 г. из ссылки («Обзор» XIII, стр. 12).

    Что личность «Золотова» была выяснена путем сличения «примет и почерка», это, разумеется, не более как фиговый листочек, которым прикрывалась стыдливая «агентура» перед лицом жандармского дознания. Если сотрудник охраны знал точно о времени прибытия нелегального, о том, что он «должен появиться у Гольцева» и что до приезда в Москву этот нелегальный скрывался в имении Фигнер, то полиции была, конечно, известна и его настоящая фамилия.

    Но кто же именно выдал Бычкова?

    В документах охраны есть на это вполне определенный ответ. В докладе ротмистра Бердяева департаменту полиции (от 10 января 1891 г. за № 40) мы находим такое заявление: «по ликвидации самоуправленцев и нелегального Бычкова услуга всецело принадлежит Б.........й, гостившей у Белевского».

    По этому поводу следует, однако, заметить следующее. В черновике упомянутого донесения четыре последних слова зачеркнуты и заменены фразой: «лицу, близко стоявшему к главарю этого дела, Белевскому». В документе фамилия Б-й палисана полностью, а зачеркнул ее Бердяев, может быть, потому, что не хотел раскрывать перед начальством своих карт. Так как других указаний на сотрудничество Б-й в моем распоряжении не имеется, то я не нахожу возможным называть ее по имени. Могу только прибавить, что Е. С. Б-ва (по мужу) принадлежала к числу знакомых провокаторши А. С. Серебряковой.

    Несомненно, что о нелегальном «Золотове» знал и упоминавшийся ранее агент департамент полиции «Попов»; есть указания, что О. Фигнер телеграфировала ему об аресте Бычкова (наблюдением было установлено, что А. Копылова послала 4 октября в Петербург по адресу: «Столярная, 16, Мазингу» депешу такого содержания: «Брат захворал. Надежды Нет. Мария Шульц»).

    10 октября 1888 г. последовала общая ликвидация группы «Самоуправление». При аресте супругов Соколовых, по обыску были взяты: 453 руб. денег, залоговые квитанции на часы и шубу; рукописи: «Развитие научного социализма», «Программа народничества», «Насущные нужды нашего крестьянства», «Сущность русского либерализма».

    Тогда же были арестованы В. Гольцев, А. Ломакин, А. Копылова, Л. Родионов (найдены: фальшивка на имя Пятницкого, список заподозренных в предательстве), П. Николаев, С. Зенченко, Р. Гиршберг, А. Филиппова а также Владимир Кранихфельд, Александра Виноградова, и О. Белох, у которых отобрали экземпляры 2-го номера «Самоуправления»...

                                                                        ГЛАВА V

    Петербургским террористический кружок (Истоминой и других). — Парижские «бомбисты» и провокатор Л. Гекельман. — Дело М. Сабунаева; кружки северян; «фракция политической борьбы в России». — Игра охранников

                                                               ПЕТЕРБУРГСКИЙ КРУЖОК

     Волна общественного подъема, начавшая вздыматься с первой половины девяностых годов, вызвала ряд попыток объединения разрозненных сил, собирания остатков старых боевых кадров и народившегося революционного молодняка.

    Инициатива одной такой организационной попытки шла из Петербурга, где еще во второй половине предшествовавшего десятилетия зародился кружок, во главе которого встали: К. Комаровский, Н. Беляев, Н. Истомина и С. Фойницкий.

    В первую очередь кружок озаботился приобретением иногородних связей. С згой целью Беляев совершил в 1889 году несколько круговых поездок, при чем завел сношения в городах: Москве, Нижнем-Новгороде, Казани, Воронеже, Саратове, Астрахани, Ярославле и Костроме.

    Посещая Поволжье, Беляев встретился с Михаилом Сабунаевым [* М. В. Сабунаев был исключен из Московок, ун-та в 1882 году за студенческую историю, затем, считая себя скомпрометированным по деду витебской типографии народовольцев, перешел па нелегальное положение; был потом арестован под именем Диомида Назарова в Петербурге, по делу Г. Лопатина, и в марте 1886 года сослан на 5 л. в г. Верхоленск, Иркутской губ., откуда 31/Х - 1888 г. скрылся. После ареста в Костроме, 19/I - 95 г. был доставлен в Якутск для отбывания 10 летнего гл. надзора; в 1903 г. был допущен к практическим занятиям при Иркутской больнице.], бежавшим из Сибири и проживавшим нелегально; при содействии последнего он устроил в сентябре того же года в Казани съезд, в котором принялн участие, кроме их самих, бывшие ссыльные В. Гусев и А. Трофимов, а также А. Сазонов и Л. Осинский. (Съезд, впрочем, окончательного характера не имел и, ограничившись предварительным обсуждением организационного плана, постановил устроить через полгода новое совещание...

    Несмотря на то, что деятельность петербургского кружка ни в чем практическом не выразилась, жандармы, опираясь на оговоры Истоминой [* Н. Истомина, отдаивая под надзор. «в избранном ею месте жительства», поселилась в Нижнем-Новгороде; здесь 14/IV - 94 г. она пыталась покончить самоубийством (бросилась в Волгу), но была спасена; по некоторым сведениям, в 1895 году Истомина вышла замуж (за рабочего Цветкова) и впоследствии, проживая в Киеве, снова приняла участие в революционной деятельности.] и других, постарались раздуть дело и, связав его с неудачными затеями парижских бомбистов и нелегального Сабунаева, о котором речь будет ниже, привлекли к дознанию 159 человек, из которых были затем приговорены: 11 обвиняемых к тюремному заключению и поселению в Сибири, а 43 — к тюрьме, ссылке и гласному надзору (подробный приговор в прим. 5-м) [* Дело о петербургском и сабуновском кружках разрешено «в. п.» от 22/I - 1892 г. следующим образом: И. Рапопорт — 5 л. т. з. и 10 л. В. С.; В. Гусев и М. Сабунаев — 2 г. т. з. и 10 л. В. С.; Я. Юдилевский и Д. Волков — 1 г. т. з. и 5 л. В. С.; Р. Протас—1 г. т. з. и 5 л. В. С.; В. Турковскнй — 1 г. т. з. и 3 г. В. С.; Петр Кулаков и С. Фойницкий — 5 л. В. С., К. Кочаровский и И. Беляев — 5 л. З. С. В. Бучульская (ур. Гурари) — Вологодск. г. на 5 л.; Б. Гурвич, А. Карелин, М. Шеффер — 3 г. в Волог. г.; Ф. Горский, Д. Осинский, М. Осинскнй, М. Соскис, Н. Израильсон, Я. Виноградов, С. Яновский, М. Четвергова, А. Сазонов, И. Мануйлов, Е. Бруггер —т. з. от 1 г. до 1 г. 6 м. с ограничением в правах жительства; Г. Волков, Э. Ноневич, П. Крафт, А. Диордиенко, Г. Яблочков, А. Второв, Д. Депсамес, Г. Родзсвич, А. Моравский, М. Золотилов, Я. Питерский, С. Сухаревская, П. Шмулевич; Т. Комягина, В. Иванов, Е. Чириков, Л. Колибрина, Ю. Марина, М. Срсдницкая, Е. Алексеева, В. Кармазинский — т. з. от 1 м до 10 месяцев, А. Белевский, И. Истомина, Д. Золотов, Ю. Родзевич, А. Говядинов, О. Наливкина, Н. Дмитриев, В. Селицкий — гл. н. на разные сроки. Относительно 19-ти лиц дело приостановлено впредь до явки или розыска, а дела о 23-х лицах — прекращены...]...

                                                                          ГЛАВА VI

                     Тверской «Союз». — Дело А. Королева. — Саратовская «Земли и Воля»

                                                                 ТВЕРСКОЙ „СОЮЗ*

    Инициатива второй обвинительной попытки начала 90-х годов зародилась в провинциальном городе, прослывшем своими либеральными традициями, в г. Твери. Внимание охраны на этот город пало совсем случайно. С весны 1892 года стали появляться в обращении печатные листки группы народовольцев; ни у Бердяева, ни у д-та л. не было никаких определенных указаний на состав помянутой группы; о местопребывании ее «техники» тоже строились, одни догадки; допускали даже, что печатня находится в самой Москве, и потому одно время следили за вновь открывшейся за Крестовской заставой вполне легальной «Экономической» типографией.

    В виду удачной разведки моек. охр. отд. в г. Костроме, закончившейся арестом Сабунаева, д-т. п. предоставил Бердяеву право предпринимать розыски и вне района его ведения; с этой поры начались непрерывные почти гастроли московской сыскной труппы в провинции, которые покрыли ее «неувядаемой славой», сделали ее правой рукой д-та п. и далее поставили, в конце копцов, московскую охранку в центре почти всего политического розыска.

    9-го марта того же 1893 г. д-т п. обратился к своим перифериям с посланием такого содержания. В январе текущего года появился сборник «Союз», поставивший себе задачею «содействовать пробуждению революционного знания (сознания?) и помогать организации революционных сил в России»...

    Для московск. охр. отделения, конечно, не было сомнения в том, где и у кого издается «Союз»; тем более, что в конце апреля в Москву приехал сам Барыбин и привез только что отработанный в Твери 2-й номер «Союза». Наблюдением было установлено, что, за неделю своего пребывания в столице, приезжий виделся, помимо В. Цирг [* В. Н. Цирг (родственница, по жене, В. Гольцева) принадлежала к числу интимных знакомых семьи Серебряковых и совершенно бессознательно играла, как и другая приятельница «мамочки» — М. И. Корнатовская, — роль тех «ширм», которыми огораживалась для отвлечения всяких подозрений в своей шпионской деятельности Л. Серебрякова.], еще о целым рядом лиц, большинство из которых было уже па замечании у охраны...

    Донося д-ту п. {11 – V - 1893 г.) о пребывании в Москве Барыбина и препровождая подлинный № 2-й «Союза»,. Бердяев сообщил, что помещенная в этом выпуске сборника «Программа описания бунтов» составлена А. Максимовым, Л. Кусковым и С. Прокоповичем. Последний и Максимов, по агентурным сведениям, являются горячими сторонниками национализации земли, не придающими первостепенного значения политической свободе; они начинают видеть даже в деятельности анархистов действительно плодотворный способ борьбы; намерены собрать тысяч 20 рублей для издания журнала в роде «Колокола», надеясь на помощь Белевского, который, как и Прокопович, обладает имением; оба жалуются на изолированность я на непонимание их другими...

                                                                      ГЛАВА XIII.

    Заговор против жизни Николая ІІ-го (дело Распутина). Провокаторша З. Ф. Гернгрос-Жученко. Арест типографии группы народовольцев. Снова Гурович. Террористический кружок Оленина. Дело Прокоповича.

                                      АРЕСТ ТИПОГРАФИИ ГРУППЫ НАРОДОВОЛЬЦЕВ.

    В то время, как некоторые марксисты подвергались в Москве аресту по делу о террористическом заговоре, петербургские народовольцы занимались печатанием брошюр для социал-демократической организации. В этом явлении тоже сказалась своеобразность переходного момента середины 90-х годов: старые грани политических группировок стерлись, новые недостаточно еще выявились.

    В главе VII уже говорилось о тщетных усилиях московского охранного отдаления найти типографию, печатавшую «Летучие Листки» и др. издания группы народовольцев. Что не удалось Бердяеву, того сумел достигнуть Зубатов, занявший моего заслуженного полковника, имевшего неосторожность проиграть за один присест в Охотничьем клубе до 10 тысяч руб. казенных денег...

    В начало 1895 года были получены; агентурные сведения о том, что Е. А. Прейс (урожд. Иогансон) вызывает в Петербург, для участия в издательском деле группы народовольцев, А. С. Белевского, с которым сна была в очень близких отношениях. Сведения были, очевидно, настолько серьезны, что департамент полиции, «в виду того, что московские филеры усвоили себе приемы наблюдения, несколько отличные от приемов, практикуемых в СПБ-ском охр. отд.», признал целесообразным командировать в северную столицу 15 московских филеров, а непосредственное заведывание ими возложить на Медникова.

    Официальный дневник наблюдения по этому делу начинается с 6/ІІ - 96 г., когда в Петербург приехал В. И. Приютов, которого встретила сестра его Настасья, с рабочим Г. Е. Тулуповым и... наряд московских филеров...

    Последующий розыск развился быстрым темпом. 9 февраля Приютов виделся с Е. Прейс. 10 и 19-го числа Тулупов закупил много бумаги; 21-го он носил лудить ковш. 1 и 2-го марта Тулупов снова приобрел 2 пуда бумаги и цинковый лист, относ к Приютову 2 гектографа. 5/ІІІ Тулупов купил еще два пуда бумаги. В то же время было замечено, что из рук в руки наблюдаемых стали переходить разные свертки больших и малых размеров. Наконец, 20/III Тулупов купил два револьвера с патронами...

    Как мы видим, данных наблюдения (независимо от указаний агентуры) было вполне достаточно, чтобы не сомневаться в наличности «техники» и «бить наверняка». Но Зубатов медлил, выжидал: ему нужно было взять намеченную жертву «с головы».

    Одновременно филерские проследки ввели в круг наблюдаемых лиц: А. М. Щулятикову, Л. П. и В. П. Махновцев, В. И. Купцова, А. Л. Катанскую, А. С. Шаповалова, Д. К. Крайнева, З. Н. Сибилеву, Н. Е. Смирнова и многих других.

    30 апреля 96 г. Тулупов перевез вещи из своей квартиры (д. 23/4, на Крюковом канале) в мебельный склад (конспирация), откуда через день взял их и доставил к Прейс, поселившейся на Лахте, в д. № 10; сюда же 14-го мая приехал Белевский, который являлся душой всего дела...

    Подходящий момент наступил.

    24 июня 96 г. последовала «ликвидация». На лахтинской даче Белевского и Прейс обнаружили типографию, 4 пуда бумаги, бочонок краски, гранки наборов «Царь-голод», «Лет. Листок» № 3 и воззвания от группы народовольцев [* Воззвание, которому не суждено было увидеть свет, имело такое содержание: «Группа народовольцев, издающая „Листок”, занята в настоящее время печатанием книжек для народа. За последний год ею изданы следующие брошюры: „Рабочий, день”, „Царь-Голод”, „Ткачи”, „Объяснение закона о штрафах”, „Объяснение новых правил для рабочих”. Теперь печатаются „Гвоздь” и „Углекопы”... Недостаток денежных средств подвергает опасности самое существование типография, деятельно разыскиваемой полицией, — необходима помощь посильными денежными взносами»]; незаконченную печатанием брошюру «Иван-Гвоздь», статью П. Лаврова «Социалистическое движение в Зап. Евр.», рукописи «Углекопы» и «О стачках», а также письмо, из которого усматривалось, что последняя рукопись была доставлена петербургским «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса». При типографии, кроме Белевского к Прейс, были задержаны еще: Г. Тулупов, А. П. Приютова и Н. И. Белов. Одновременно было арестовано в Петербурге до двадцати человек; кроме того, в Одессе и Аккермане, куда ранее уехали В. Приютов, А. Катанская и Д. К. Крайнев, посадили под арест еще 11 [* В Петербурге, по делу лахтянской типография были еще арестованы: П. И. Белов; П. Ф. Борисов; И. А. Долинин, И. Е Смирнов, A. С. Шаповалов, М. П. Кузьмин, С. О. Кржицкий, А. И. Косолобов, З. Т. Ковалевский, Н. Н. Книпович, М. А. Кондратьев, П. И. Попов, Н. Ф. Тульский, А. Е. Тулупова, А. Ю. Фейт, Л. М. Кпипович, В. И. Купцов, С. Н. Кургуев, З. П. Невзорова. В Одессе были задержаны: А. Л. Катанская, Д. К. Крайнев, М. Г. Тулупов, А. В. Гертопан, X. С. Чернявский, а в Аккермане: B. П. И. П. и Г. П. Приютовы, А. Ф. Осмиховский и Ковалевский. У Приютовых был обнаружен склад последних изданий группы народовольцев.].

    Возникшее при петербургск. г. жанд. управлении дознание о группе народовольцев пошло весьма успешно, так как некоторые обвиняемые дали показания.

    Относительно прошлого типографии было выяснено, что еще осенью 1893 года А. Фодулов, впоследствии арестованный, сдал на хранение И. Долинову архив группы народовольцев и часть типографии, которую доставила Л. Лазарева по поручению А. Ергина (потом ее мужа).

    Осенью 1894 года Федулов, освобожденный из тюрьмы, перевез по инициативе А. Ю. Фейта типографские принадлежности в д. 10, цо 11-й линии Васильевского острова, где поселились Ф. Ергин с В. Браудо, которые собрали станок и достали шрифт, имевшийся ранее в недостаточном количестве; в этом деле им помогал В. Приютов, добывавший шрифт через наборщика Н. Белова.

    Из всех пространных объяснений Е. Прейс выяснилось следующее. Летом 1894 года, в бытность свою в Нижнем-Новгороде у Белевского, она поручила приезжавшему из Тюмени С. Н. Прокоповичу отпечатать листок по поводу апрельских арестов в Москве; деньги; на это дал Н. Н. Фрелих; свояк последнего — Фейт доставил ей 300 экз. этого воззвания, когда она была в Петербурге; он же познакомил ее с В. Браудо, которого она свела с В. Приютовым. Когда печатный станок был готов, она, Браудо и трое Ергиных оттиснули 200 экз. листка «От группы народовольцев к обществу», переделанного Фейтом (потом уехавшим за границу) из какой-то старой прокламации. На собрании, в котором принял участие и Федулов, воззвание это было забраковано и его сожгли, а напечатанное ранее Прейс распространила на курсах. Так возникла группа народовольцев в обновленном составе.

    В дальнейшем Ф. Ергин, тяготясь положением хозяина конспиративки, от работы отошел, передав архив Приютову, а типографию — Прейс; тогда последняя вызвала в Петербург в первых числах января 1895 г. Белевского, который согласился участвовать в группе литературным трудом, но поместить у себя в имении печатню отказался. После этого Прейс дала 200 рублей Приютову, и он устроил типографию в доме 23 на Крюковом канале. В феврале 1895 года началась работа и в последующее время были отпечатаны в количества 700 - 3.000 экз. следующие издания: «Радикалы и поссибилисты», «Речь П. Лаврова»; «Летучий Листок», №№ 3 и 4»; брошюры «Царь-Голод», «Ткачи», «Объяснение закона о штрафах», «Объяснение новых правил для рабочих», «Вопросные листки» и «Борьба» — журнал свободной прессы. Статьи «Радикалы и поссибилисты», «Открытое письмо» и «Об агитации», помещенные в №№ 3 и 4 «Летучего Листка», писал Федулов. Перу Белевского принадлежали статьи: «Александр III и русское общество», «Ораторский дебют», «Об истекшем годе», «К делу», передовица в № 4 «Лет. Листка» и воззвание о пожертвованиях.

    Е. Прейс являлась наиболее деятельным членом группы: она заводила связи, добывала литературный материал и денежные средства; устраивала склады и сбыт напечатанного; сама распространяла издания (например, через Л. М. Книпович и А. Шулятикову). Осенью 1895 года Прейс совершила агитационную поездку, посетив города: Саратов, Самару, Воронеж, Тамбов, Харьков, Кишинев, Одессу, Киев, где виделась «с неблагонадежными элементами», но сочувствия к группе не встретила. Через эмигранта Соскиса (женат на Анне Иогансон) Прейс добыла статью П. Лаврова о программных вопросах (напечатана в № 4 «Лет. Листка»); при посредстве А. Ергина она вошла в переговоры с «Союзом борьбы» о печатании для него брошюр; получила заказ на издание «Борьбы», которая была оттиснута в количестве 700 экз., из коих 600 Катанская отвезла в Москву.

    Белевский, «руководивший направлением группы», весь 1895 год провел в имениях своих в Могилевской и Минской губ., но приезжавшая туда Прейс держала его в курсе дел, получала литературный материал и денежные средства.

    Федулов, в апреле 1895 года высланный в Харьков, писал статьи, собирал деньги, в декабре 1895 года прожил нелегально в Петербурге несколько недель у Приютова, редактируя и корректируя печатавшееся.

    Игравший видную роль в деле В. Приютов, по показанию Катанской, «был совершенно предан революционному делу, отличаясь фанатичностью убеждений; жестокий по характеру, он сначала даже стоял за террор, но затем изменил этот взгляд и идеалом революционной деятельности ставил организацию рабочей партии» [* О рабочой партии думал не только Приютов. В дневнике, отобранном у Михаила Тулупова, между прочим, имеются такие записи: первое собрание группы народовольцев было 11/ХI - 95 г.; «поводом для собрания было то, что группа эта соединилась из кучки интеллигентов и рабочих; у интеллигентов были материалы для издания и средства, а у рабочих — типография, и они работали в ней. Интеллигенты считали себя членами группы, а рабочих — исполнительным средством их гения; они о рабочих знали все до мельчайших подробностей, а мы про их дела ничего не знали»...].

    Расследование о лахтинской типографии закончилось арестом в ноябре 1896 года ее запасных частей, хранившихся в имении Белевского, в Могилевской губернии.

    На этом дело не кончилось. Читатель мог заметить, что в числе «ликвидированных» не было некоторых лиц, намеченных наблюдением по этому делу с первых же дней, например, Махновец, А. Шулятикова, которые принимали, как это указывала и агентура, в нелегальной работе видное участие. Объясняется это тем, что они по зубатовской системе были оставлены «на разводку»; почему именно эти лица удостоились такой чести — увидим ниже.

    После ареста типографии наиболее приближенные к Прейс сотрудницы ее Л. Ергина и А. Шулятикова намеревались продолжать дело, и последняя из упомянутых лиц составила далее воззвание о том, что «группа народовольцев», несмотря на понесенные потери, продолжает существовать и скоро заявит о себе. Шулятикова думала издать это заявление за границей, но Ергина отговорила, уверив ее, что «скоро будет своя типография».

    Когда связи Ергиной были достаточно обследованы, обе они были 22 декабря 1896 года арестованы — по ходу дознания, а внимание розыска, сосредоточилось на их знакомых Е. Дьяковой и, в особенности, на В. Махновец, относительно которого было известно, что он намерен поставить «технику».

    27 марта 97 г. Дьякова, Якубова, Махновец и другие замеченные в общении с ними лица были арестованы, при чем у И. Рядкова, в чулане под полом, нашли типографскую раму, а в квартире Дьяковой и Порецкого обнаружили литературный материал.

    Из отобранных рукописей одна представляла из себя проект воззвания, содержание которого заслуживает, как знамение своего времени, особого внимания. Говоря о понесенных утратах и намерении группы народовольцев продолжать свою деятельность, воззвание далее заявляло: «Мы, социалисты-революционеры, считаем осуществление идеалов научного социализма единственно возможным и необходимым выходом из противоречий современного социально-политического строя... Не будучи «экономическими материалистами», мы тем не менее не разделяем и взглядов утопистов-социалистов, которые считали возможной перестройку социально-политических отношений в обществе сверху, силами одной интеллигенции, как самостоятельного общественного класса. Только класс, несущий на себе всю тяжесть условий современного строя, только рабочий класс является действительной силой, которая может низвергнуть деспотический строй...

    «В виду того, что наша практическая программа действий среди фабрично-заводских рабочих нисколько не разнится от программы «Союза борьбы», мы соединяемся с ним в этой деятельности... (в прочих отношениях) мы остаемся самостоятельной группой и выпускаем за нашей подписью: «Группа новых народовольцев»... ).

    Это было, можно сказать, лебединая песнь изжившего себя народовольчества.

    «Мы — социалисты-революционеры», — заявили, сходя с политической арены, последыши народовольчества, и этот лозунг начертала на своем знамени партия, возникшая немного позднее и явившаяся идейной преемницей заветов когда-то грозного «Исполнительного Комитета».

                                                          ТАИНСТВЕННЫЙ «ВЛАСОВ».

    Дознание о группе народовольцев сопровождалось одним забавным qui pro quo. В одном из своих показаний (от 13/II - 97 г.) А. Шулятикова рассказала: весною 1896 года она, по поручению Прейс, отвезла в Москву транспорт нелегальной литературы, который передала некоему «Власову»; последний при свидании с ней по этому поводу просил ее «доставить ему возможно больше изданий группы народовольцев»; тогда же она вручила этому господину письмо от Прейс и получила от него «100 рублей за литературу». В августе того же года Шулятикова доставила тому же «Власову» чемодан с нелегальными изданиями, хранившийся с мая у Ветровой, и рассказала ему об аресте типографии; виделась она с этим неизвестным в доме Вебера, на Смоленском бульваре... [* Нельзя не признать, показания Шулятиковой грешили излишней откровенностью — в этом отношении она следовала, очевидно, примеру самой Прейс и других. Показания Шулятиковой не носили, впрочем, покаянного характера; она была сослана в Сибирь, где вышла замуж за Распутина и под этой фамилией была арестована по делу о готовившемся покушении на жизнь министра юстиции Щегловитова: ее задержали с бомбой в Петербурге 6/ІІ - 08 г., а через 11 дней после этого казнили.].

    Препровождая 9/II - 97 г. копию вышеизложенного показания Шулятиковой, департамент полиции предложил московскому охранному отделению выяснить личность «Власова». Зубатов на этот запрос ответил: в доме Вебера, по Прогонному пер., близ Смоленского рынка, живет Елена Николаевна Каменецкая с детьми; она служит, обременена занятиями и «сношения в ее квартире происходили без ее ведома»...

    Вся эта переписка была сплошной комедией, разыгранной для отвода глаз жандармов и прокуратуры. Охранное отделение хорошо знало, что Каменецкая уже не раз оказывала услуги тому же «Власову»; в марте того же года, например, он имел у нее конспиративное свидание: 3-го числа — с Н. Фрелихом, а 9-го — с Н. Татаровым, за которым тогда велась усиленная слежка. Не находя удобным просто замять крупные факты, выясненные формальным дознанием, департамент полиции в то же время не мог допустить и расследования по такому щекотливому обстоятельству, как необычайно щедрая оплата революционной литературы «Власовым», каковым был не кто иной, как знакомый нам «Приятель» охраны — М. И. Гуревич!

    Потому-то департамент полиции и нашел нужным дело выяснения личности «Власова», как «особо серьезное», взять исключительно в свои руки. Излишне добавлять, что таинственный незнакомец, большой любитель нелегальной литературы, остался невыясненным...

                                                                КРУЖОК ОЛЕНИНА.

    Выше было упомянуто, что Е. Прейс пыталась организовать террористическое предприятие; в данном случае я имел в виду переговоры, которые она вела в Москве. 25/IV - 95 года Прейс приехала из Петербурга и остановилась без прописки паспорта, у своего отца (председатель Московского окружного суда); за ней было немедленно установлено наблюдение; в тот же день она имела свидание с неизвестным господином, с которым, к великому смущению филеров, отправилась в номера «для свиданий» гостиницы «Малый Эрмитаж», у Никитских ворот. Последующие события доказали, впрочем, как были неосновательны «превратные толкования» отмеченного факта наблюдавшими... [* Охранному отделению приходилось иногда поневоле выступать в роли блюстителя «добрых нравов». По поводу посещения Прейс и Олениным номеров «для свиданий», отделение представило обер-полицеймейстеру доклад (29/ХII - 97 г., № 16162), в котором выступило против гостиниц «специального назначения». Рассказывая об упомянутом свидании, во время которого Прейс предлагала Оленину «организовать группу для террористических действий, обещая в случае согласия средства для выполнения предприятия, при чем тут же передав ему народовольческий листок», — охранное отделение жаловалось, что благодаря наличности нескольких выходов из подобных гостиниц филеры не могли уследить за выходом наблюдаемых из «Малого Эрмитажа», и таким образом конспирация Прейс удалась...]

    Почти год спустя, 3-го апреля, Прейс вторично приехала в Москву, опять остановилась у отца и снова сделалась предметом филерского внимания. 5-го числа она отнесла письмо А. Муриновой и передала в кв. Брунсет — В. О. Татаринову привезенную ею корзинку. 7-го апреля Прейс гуляла у Девичьего монастыря с господином, которого филеры так долго и безуспешно ожидали когда-то из гостиницы «Малый Эрмитаж» и который оказался П. В. Олениным; с последним Прейс увиделась 8-го апреля еще раз, в сквере Патриарших прудов, после чего она прошла в кофейную Филиппова; здесь ее ожидал с понятным нетерпением... М. И. Гурович. 9-го апреля Прейс посетила В. И. Иванова, где в эго время был В. М. Шулятиков, и вечерам уехала в Петербург.

    Присутствие в данной компании «Приятеля» помогло охранному отделению расшифровать все эти свидания. Оказалось, Прейс вела с Олениным еще при первой встрече разговоры о необходимости террористической борьбы, при чем он настаивал, главным образом, на устранении наиболее вредных агентов правительства, а она доказывала целесообразность цареубийства. При последних свиданиях Прейс предложила Оленину сотрудничать в «Борьбе») и старалась выяснить, в каком положении находится дело с изготовлением динамита... А в корзиночке, которую Прейс передала Татаринову, оказались «пустяки» — 300 экз. той же «Борьбы»...

    Среди питерских «народовольцев» Прейс была, кажется, единственной активной террористкой. По крайней мере, на собрании группы, имевшем место 11 ноября 1805 года, вопрос о терроре был решен почта единогласно, в отрицательном смысле. Белевский тоже был против террора и переехал в Петербург отчасти с целью парализовать слишком народовольческие тенденции своей сотрудницы.

    На дознании сама Прайс не отрицала своих помыслов об акте «чрезвычайного значения», но пояснила, что, убедившись в том, что Оленин «скорое хвастливый болтун, чем серьезный деятель», она прорвала с ним сношения.

    Между тем «болтун» отнесся к предложениям Прейс вполне серьезно и, в виду приближения коронационного торжества, поспешил организовать, при содействии В. П. Захлыстова, фабрикацию взрывчатых веществ.

    Ждать, когда новоявленные террористы перейдут к «опытам», Зубатов не мог — до коронации оставалось немного времени, и потому 28/IV - 96 года последовала «ликвидация», во время которой, кроме Оленина, Иванова и Захлыстова, арестовали еще 20 человек, при чем сгоряча прихватили и нескольких марксистов (в том числе И. Франчески и П. Н. Колокольникова...)...

                                                            ДЕЛО ПРОКОПОВИЧА.

    В некоторой, косвенной, впрочем, связи с народовольческой типографией находится дело С. Н. Прокоповича, который, получив «боевое крещение» 6/III - 90 г., когда он был арестован во время студенческих беспорядков, потом не переставал притягивать к себе внимание охраны...

    Осенью 1892 года за П. была установлена неустанная слежка...

    В следующем году о П. поступили новые агентурные сведения, а именно: он написал «Программу описания бунтов», помещенную в № 2 сборника «Союз», изданного в Твери; интересуясь анархическим движением, собирается, в целях изучения его, побывать за границей, где предполагает, кроме того, организовать издание журнала наподобие горценевского «Колокола»; по этому поводу он вел уже переговоры через Шефтель с эмигрантом Добровольским; по словам Жевайкиной, приехавшей 10/VII - 93 года в Москву из Н.-Новгорода, там Белевский приготовил уже для П. статьи...

    Наружная слежка за П. прерывается лишь 31 августа 1893 года, когда он уезжает в имение своей матеря фольварк Старый Селец, Городецкого уезда, где у него гостили тогда А. Иогансон и Е. Кускова. 10-го сентября ищейки Медникова уже снова дежурили на вокзале Московско-Брестской жел. дор., ожидая своего «Иезуита» (филерская кличка Прокоповича), который «должен был приехать» в это время. Одновременно поступили агентурные сведения, что П. «имеет почти все для своего издания, — не хватает лишь станка»...

    В 1894 году наблюдение за П. продолжалось с не меньшей настойчивостью. В мае месяце он посетил Н.-Новгород (проездом в Сибирь — на переселенчество, где он работал с А. Иогансоном и Чикеруль-Кушем). По агентурным сведениям позднейшего времени, П. поручил выше упоминавшимся Оленину и Захлыстову отпечатать воззвание, составленное Белевским (по поводу смерти Александра III), которое распространили потом братья Покровские...

    /Л. Меньщиков.  Охрана и революция. К истории тайных политических организаций, существовавших во времена самодержавия. Ч. I. Годы реакции. 1885-1898 гг. [Историко-революционная библиотека журнала «Каторга и Ссылка». Воспоминания, исследования, документы и др. материалы из истории революционного прошлого России. Кн. X-XI.] Москва. 1925. С. 38-46, 83-84, 110—11, 115-116, 281-293, 390./

 

 

                                                               ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

                           Первый съезд российской социал-демократической рабочей партии

    ...Мы уже говорили о группе народовольцев — М. С. Александрова (Ольминского), А. Федулова, Ергина, Е. Александровой, Белевского и других. В декабре 1895 года эта группа издала в своей прекрасной типографии (переданной в ее распоряжение доктором Фейтом) четвертый номер «Летучего Листка группы народовольцев»; мы указывали, что взгляды, высказанные здесь, очень сильно сближали группу народовольцев с социал-демократами. Это сближение происходило и фактически, не только один из руководителей этой группы, М. С. Александров, впоследствии, в первой половине девятисотых годов, стал социал демократом и затем коммунистом, но и многие члены ее, работающие доселе в рядах нашей партии (Е. Александрова, П. Ф. Куделли, Н. Л. Мещеряков и др.). Группа, как известно, практически помогала «Петербургскому Союзу борьбы» в его работе — печатала его листки, предполагала печатать журнал и т. п.

    Она предлагала созвать съезд социал-демократов и объединиться в партию; этой партии группа предполагала передать и свою типографию.

    Разгром группы 13 июня 1896 г. расстроил эти планы группы Но мысль о съезде, конечно, не оставляется втуне...

    /В. Невский.  Очерки по истории Российской Коммунистической Партии. Т. I. Изд. 2-е. Ленинград. 1925. С. 540-541./

 

 

                                                                           ПРЕДИСЛОВИЕ

     Статья «Народовольцы на перепутьи» впервые была напечатана в журнале истпарт-отдела Ленинградского Губкома Р.К.П.(б) — «Красная Летопись» «№ 2 (11) за 1924 г.

    1895-1896 годы в истории нашего революционного движения имеют огромное значение, как время наибольшего проникновения в массы рабочих и революционной интеллигенции идеологии марксизма, когда наиболее ярко началась переоценка старых ценностей и возникли бои отмирающего народовольчества с торжествующим марксизмом. Означенная статья охватывает именно этот период и, кроме того, освещает до некоторой степени взаимоотношения группы народовольцев и Петербургского Союза Борьбы. Поэтому мы считаем не бесполезным издать эту статью отдельной брошюрой.

    Печатается она в исправленном и дополненном виде.

    В приложении добавлены четыре номера «Летучих Листков» Группы народовольцев за 1892 и 1895 гг.

    Под статьями «Летучих Листков» нами помещены в прямых скобках фамилии авторов, которых в оригиналах журнала не имеется.

    В заключение выражаем глубокую благодарность т.т. М. С. Ольминскому, А. Ергину, В. Браудо, А. Шаповалову и А. Катанской, участникам в революционной работе того времени, приславшим нам свои дополнения и исправления.

    Ленинградский истпарт.

                                                    НАРОДОВОЛЬЦЫ НА ПЕРЕПУТЬИ

                                                  ДЕЛО ЛАХТИНСКОЙ ТИПОГРАФИИ*.

                         [* Дело департамента госуд. полиции 1896 г. № 257, т.т. I, II, III и IV.]

                                                                               I.

                                Как создалась группа и типография молодых народовольцев

    90-е годы прошлого столетия в истории революционного движения в России — период огромнейшего значения...

    Ближайшими предшественниками группы молодых народовольцев, которых я так называю в отличие от предыдущей группы, были: Мих. Степ. Александров (Ольминский), Е. М. Александрова, Ник. Леонид. Мещеряков, Л. К. Чермак, А. Ю. Фейт, Александр Федулов и др. А. Ергин, Никитинский и В. Браудо работали в рабочей подгруппе. Кроме того, А. Ергин, В. Браудо, а также А. Федулов и Е. М. Александрова работали в подпольной типографии группы в Новг. губ. Боровичском уезде. По сообщению тов. Ольминского (М. С. Александрова), в 1893 г. типография их группы была в трех местах: в Петербурге, в Новгородской губ. — в деревне Крутик и под г. Беровичи в нмении Аничкова, что осталось неизвестно жандармам. Работа этой группы продолжалась от 1890 года до 1894. В апреле последнего года была ликвидирована, но не вся, — преемственная связь осталась. А. Ергин и В. Браудо уцелели. Еще осенью 1893 года, проработав лето в типографии под Боровичами, уехали они для отбывания воинской повинности, первый — в Севастополь, а второй — во Владимир.

    В их отсутствие произошел провал группы. Вернувшись осенью 1894 года в Петербург, из старых работников они нашли только А. Ю. Фейта, с которым и приступили к обсуждению плана, как возобновить группу и восстановить типографию. Фейт знал, где была спрятана типография. Ее извлекли и перенесли на квартиру на Васильевском острове, хозяином которой был Федор Ергин. Здесь типография просуществовала около трех месяцев. Вскоре по общему согласию группы было решено переправить ее куда-либо в другое место, так как Федор Ергин оказался не подходящим, и было необходимо постепенно отстранить его от дела. Незадолго до этого А. Ю. Фейт познакомил А. Ергина с Е. А. Прейсс.

    У Прейсс были связи в рабочей среде через портного Василия Приютова. Ергин познакомился с ним, Приютов согласился пронять участие в деле добывания шрифта и организации типографии. Приютов через Николая Белова достал больше пуда шрифта.

    Через короткое время Алексапдр Ергин напал па другой след старонародовольческой типографии, узнал, что она хранится у Долинина, который имел право передать ее только тому, кто явится к нему с письмом от одного лица, содержавшегося тогда в тюремном заключении, инициалы которого были А. Ф. Когда из тюрьмы был освобожден Александр Федулов, Ергин догадался, что инициалы А. Ф. принадлежат ему, отправился к нему и сообщил о своем намерении устроить тайную типографию. Федулов дал ему письмо к Долинину. У Долинина оказалось несколько ящиков шрифта, стекло, резина, вал, деревянные части типографского станка и немного краски.

    Рабочий Василий Приютов, портной по профессии, человек очень неглупый и хороший организатор, взялся перевезти и наладить типографию. У него было несколько товарищей, среди которых он пользовался большим авторитетом. Это и были уже упоминаемые нами рабочие, братья Михаил и Григорий Тулуповы, Николай Белов, Николай Смирнов и другие...

    Есть основание предполагать, что провалом своим Лахтинская типография и почти вся группа была обязана работе известного провокатора зубного врача Н. И. Михайлова, который в то время втирался в рабочие кружки. Он был знаком с рабочим Ив. Кейзером и, узнав от него, что Александр Ергин приходил к нему за рукописью «Братцы рабочие», вывел отсюда заключение о связи Ергина с членами народовольческой группы и что он кроме того связан и с типографией. Михайлов предложил Ив. Кейзеру съездить к Ергину и узнать, не может ли тот устроить напечатание подпольной листовки. Ергин отвечал, что может. С этих пор, конечно, охранка не замедлила окружить его целой сетью филеров и шаг за шагом добраться и до типографии — это во-первых. Во-вторых, Е. Прейсс во время своих разъездов тоже обратила на себя внимание в Москве. Осенью 1895 года она «при весьма конспиративной обстановке» (по выражению департамента полиции) виделась с членами московской террористической группы Олениным и другими, за которыми была усиленная слежка. После визита Прейсс к Оленину ее взяли в замечание филеры, проследили до Петербурга и дальше [* Провалил типографию окончательно провокатор Гурович, близкий к революционным интеллигентским кругам того времени. По утверждению А. Катанской — члена Группы народовольцев — от него была получена в рукописи газета «Борьба» для напечатания в подпольной типографии, —он же дал нелегальные паспорта для Прейс и Белевского, по которым они жили на Лахте; следовательно, типография была в руках Гуровича.]. В результате — арест типографии...

    /П. Куделли.  Народовольцы на перепутьи. Дело Лахтинской типографии с приложением документов и «Летучих листков» группы народовольцев 1892 г. и 1895 г. Ленинград. (1925.) 1926. С. 4, 5, 9-11, 14, 17./

 

 

 

    П. Куделли. Народовольцы на перепутьи. Дело Лахтинской типографии. С приложением документов и «Летучих листков» группы народовольцев 1892 г. и 1895 г. ГИЗ. Л. 1925. Стр. 168.

    Рецензируемая работа П. Ф. Куделли первоначально была напечатана в 1924 г. в журнале Ленинградского истпарта «Красная Летопись». В настоящее время она вышла в свет отдельным изданием в исправленном и дополненном виде. Работа эта посвящена одной из последних народовольческих групп, известной под именем группы Лахтинской типографии. Группа эта, возникшая осенью 1894 г., просуществовала почти 2 года. Главным ее предприятием было оборудование типографии, которая сначала помещалась на Крюковом канале, а затем была переведена в дачный поселок под Петербургом — Лахту, где она и была арестовна 24 июня 1896 г. За время своего существования группа эта выпустила в свет 2 номера своего журнала «Летучий листок группы народовольцев» и ряд брошюр и прокламаций. Группа эта распадалась на два кружка: интеллигентский и рабочий, возглавляемый Вас. Приютовым, и поддерживала сношения с Петербургским Союзом борьбы за освобождение рабочего класса, по соглашению с которым напечатала в 1896 г. в своей типографии известную брошюру В. И. Ленина «Объяснение закона о штрафах, взимаемых с рабочих на фабриках и заводах». В истории русского революционного движения группа Лахтинской типографии должна занять своеобразное место, являясь характерным образцом идейного разброда, переживавшегося последними народовольцами, и их устремления в сторону марксизма.

    Убийство Александра II было одновременно и моментом наивысшего торжества партии «Народная Воля», направившей все лучшие силы свои на организацию этого террористического акта, и моментом, предрешавшим ее гибель. Смерть царя не привела ни к волнениям в стране, ни к уступкам со стороны самодержавной власти. Расчеты, из которых исходили народовольцы, покушаясь на царя, не оправдались ни в малейшей мере, и это обстоятельство нанесло партии смертельный удар. История «Народной Воли» в 80-е годы, это — история ее постепенного умирания. Неоднократные попытки возродить партию оставались безуспешными. Однако, это не мешало тому, что долгое еще время в России продолжали существовать разрозненные группы народовольцев, мечтавших вновь создать партию и продолжить революционную работу своих славных предшественников. Но времена изменились, и с ними должны были измениться и люди, бравшие в свои руки старое революционное знамя. Особенно это сказалось к тому времени, когда начинала свою работу группа Лахтинской типографии. Быстрое развитие отечественной фабрично-заводской промышленности, образование промышленного пролетариата, широко развивавшееся рабочее движение, первые литературные выступления марксистов, — все это заставляло задумываться над старой программой и производить пересмотр традиционных взглядов. Так народовольцы 90-х годов оказались, употребляя выражение автора рецензируемой книги, «на распутьи». Это весьма ярко сказалось на программных и тактических положениях народовольцев того времени. Сомнение в том, что России суждено миновать стадию капиталистического развития, усвоение мысли о революционной роли рабочего класса, признание необходимости организации рабочей партии, стремление работать рука об руку с возникшими к тому времени социал-демократическими организациями, отказ от политического террора, — все это черты, проводившие резкую грань между народовольцами героических времен 1879-1881 г.г. и их эпигонами, в особенности членами той группы, которую изучает П. Куделли. С сомнениями, с отступлениями, с оговорками, робко и нерешительно эпигоны народовольчества шли к марксизму и воспринимали его. В дальнейшем некоторые из них стали последовательными и законченными учениками Маркса, другие до конца жизни остались на своей промежуточной позиции, третьи решительно порвали с марксизмом и выступили в роли его яростных врагов. Но это не может уменьшить в нас интереса к группе Лахтинской типографии. Изучение ее возникновения и деятельности и общественно-политических взглядов ее участников представляет интерес не только для истории народовольчества, но и для истории русского марксизма, ибо для истории марксизма в России важно знать не только, как русские революционеры научились правильно понимать идеи К. Маркса, но и как они извращали эти идеи применительно к временным условиям своей революционной деятельности и к старым, традиционным взглядам на задачи и принципы революционной работы в России. С этой точки зрения мы должны признать за работой П. Ф. Куделли большой интерес и несомненное значение для истории нашего революционного движения. С поставленной себе задачею — изучить деятельность группы Лахтинской типографии — автор рецензируемой работы справился вполне удовлетворительно. Одно только вызывает в этой работе большие сомнения у читателя; это — несомненное преувеличение «марксизма» главного теоретика интересующей нас группы, А. С. Белевского; мы не можем забыть, что в его лице мы имеем перед собою хорошо известного впоследствии, под псевдонимом Белорусов, публициста, сотрудника «Русских Ведомостей». К сожалению, П. Ф. Куделли совершенно не останавливается на эволюции его политических взглядов, и читателю остается неизвестным, чем кончил этот идейный вождь группы народовольцев.

    В качестве приложения к работе П. Куделли даны ряд документов, относящихся к делу Лахтинской типографии, и 4 номера «Летучих листков группы народовольцев». Два из них — №№ 3 и 4 — выпущены изучаемой П. Куделли группою; другие же два — №№ 1 и 2 — принадлежат более ранней народовольческой группе 1890-1892 г.г., непосредственными продолжателями работы которой рассматривали себя организаторы Лахтинской типографии. Сравнение двух первых номеров с двумя последними дает наглядное представление о том, в какой сильной степени эпигоны народовольчества эволюционизировали в сторону марксизма. В этом отношении «Летучие листки» представляют исключительный интерес.

    Б. Козьмин

    /Каторга и Ссылка. Историко-революционный вестник. Кн. 26. № 5. Москва. 1926. С. 289-291./

 

    С. Мазуренко

                                    К ИСТОРИИ КРЕСТЬЯНСКОГО ДВИЖЕНИЯ 1905 Г.

                                                                                I.

                                                  В.К.С. ПЕРЕД СУДОМ ИСТОРИИ

    «Если кого держит за шиворот революция, то это ваше правительство», писал Энгельс незадолго до своей смерти Г. В. Плеханову.

    Цитируя это письмо в «Дневнике Социал-Демократа» (№ 1, март, 1905 г.), Георгий Валентинович пишет: «Революция нужна крестьянину больше, чем кому-нибудь другому: она впервые разобьет сковывающие его цепи рабства и сделает из него человека и гражданина»... «Поэтому необходимо признать, — добавляет он, — что мы сделали бы страшную непоправимую, ошибку, если бы остались равнодушны к начинающемуся теперь революционному движению в деревне. Как партия пролетариата, как представители самого революционного класса в нынешней России, мы обязаны поддерживать это движение»...

    Когда писался этот призыв старого вождя социал-демократии, наша с.-д. партия, как известно, еще не сошла со своей программы «минимума» по аграрному вопросу и нам, работникам на местах, членам этой партии, приходилось выступать в крестьянском движении 1905 г. на свой личный риск и страх.

    Поэтому выдвинутое Плехановым в том же номере «Дневника» требование борьбы за «Черный Передел» и привело нас к мысли объединить крестьянское революционное движение того времени на основе требований деревни полного передела земли.

    Получивший широкое распространение по России в первое полугодие 1905 г. типовой крестьянский приговор, составленный нами весной того года и объединивший на Дону до двухсот тысяч крестьянского населения, между прочим, требовал: «Необходимо уничтожить частную собственность на землю и передать все частновладельческие и другие земли в распоряжение всего народа. Землею должен пользоваться только тот, кто своей семьей или в товариществе, но без батрацкого труда, будет ее обрабатывать. Для осуществления изложенных нами требований мы, нижеподписавшиеся, вступаем в Общероссийский Крестьянский Союз, представителями в который избираем крестьян нашей волости»... («Новости», № 162).

    Этот первый призыв к общероссийскому объединению революционных сил крестьянства, на основе аграрной программы Украинской с.-д. рабочей партии, выдвинутый Донской группой социал-демократов, совпал с постановлением крестьян Московской губ. от 5 мая 1905 г., в котором говорилось:

    «Настоящее бедственное положение крестьян, вследствие малоземелья, непосильных поборов и налогов со стороны властей, неграмотности населения, его бесправия, не может быть исправлено теперешним правительством.

    Для достижения всех намеченных благ народа и впредь до уравнения крестьян с остальными сословиями учреждается Всероссийский Крестьянский Союз». («Русь», № 140).

    К крестьянскому объединению москвичей вскоре примкнула революционная беспартийная демократия г. Москвы в лице бывшего народовольца Богораза-Тана и его друзей. Из этой демократии и составилось первое Бюро содействия крестьянскому союзу, принимавшее участие в работах двух Всероссийских съездов крестьян и разгромленное царским правительством 14 ноября 1905 года...

    Л. Д. Троцкий в речи, произнесенной на последнем съезде б. Политкаторжан, удостоверяя «братание Петерб. Совета Раб. Деп. и Крестьянского Союза» в дни нашей первой революции, между прочим, сказал: «либералы и меньшевики не поняли смысла того, что происходило на их глазах. В те дни события залагали начало союза рабочего класса и крестянства, этой основы советского могущества». Это объяснение б. председателя Петерб. Совета также подтверждает паралич революционной воли меньшевиков в крестьянской работе того времени.

    Только один человек гением своего ума сумел понять и охватить значение новой революционной силы, выросшей в процессе смертельной борьбы пролетариата с самодержавием. Только он один из всех вождей нашей партии имел мужество открыто сказать тогда нашему крестьянству: «Пошлем же горячий привет Крестьянскому Союзу, принявшему решение бороться дружно и стойко, беззаветно и без колебаний, за полную волю и за всю землю». («Нов. Жизнь», 12-го ноября 1905 г., № 11).

    Человеком, пославшим это смелое приветствие из рядов социал-демократии, был Владимир Ильич Ленин.

    Когда после этого приветствия обрушились на Крестьянский Союз скорпионы царя и его прислужников, то Владимир Ильич с такой же горячей искренностью защищал его от клеветнических нападок проституированной прессы...

    Чтобы сохранить полную объективность в освещении процесса организационного сближения революционных сил пролетариата и крестьянского союза, необходимо отметить, что московское беспартийное Бюро союза совершенно не отвечало требованиям революционного момента.

    Это Бюро было лишь хорошим акушером при рождении Крестьянского Союза. Но для роли вождя бунтующего крестьянства, готового искренно протянуть руку помощи революционному пролетариату и вместе с ним вести крестьян на баррикады, — на это, конечно, оно не было способно. Свою неспособность для такой роли это Бюро наглядно доказало во вторую нашу революцию, когда оно в прежнем составе снова пыталось стать во главе Всер. Крестьянского Союза и на Августовском Всероссийском съезде этого союза в 1917 г. было выброшено им из своих рядов вместе с представителями партии эсеров.

    Тем не менее, вспоминая инцидент ухода с ноябрьского крестьянского съезда представителей московских «большевиков», как это описывает Ю. П. Махновец, необходимо признать, что в этом событии не было злого умысла со стороны Бюро союза. Как известно, принцип вхождения революционных партий в беспартийные организации трудящихся лишь с совещательным голосом, был установлен не этим Бюро, а Петербургским Советом Рабочих Депутатов.

    Там никто против этого принципа не возражал и не протестовал и мы, представители В.К.С., наравне с «большевиками» и «меньшевиками» пользовались там только совещательным голосом.

    Но московская организация «большевиков» почему то ультимативно потребовала для себя на съезде Крестьянского Союза решающего голоса. Отказ съезда в этом требовании и вызвал печальный инцидент ухода со съезда названных товарищей.

    Однако, признав даже ответственным Бюро союза за этот инцидент, все же нельзя сводить характеристику Всероссийского Крестьянского Союза к характеристике его Бюро, как это делают некоторые историки крестьянского движения того времени и как это допустила администрация Всесоюзного Музея Революции в Москве.

    Это недопустимо уже потому, что данное Бюро союза прекратило свое существование почти одновременно с закрытием ноябрьского съезда крестьян, тогда как Всер. Крестьянский Союз только в ноябре и особенно в декабре развернул полностью свою революционную программу включительно до объявления «русского правительства вне закона»... и до вооруженной борьбы с ним («Спілка» на Украине, Кр. Союз на Волге, на Дону, в Котельниче, в Польше, на Кавказе и др. местах), а также издания совместно с Советами Рабочих Депутатов в Петербурге и в Саратове двух известных манифестов — финансового и к армии. В это время его Главный Комитет установил тесную революционную связь с Петербургским Советом Рабочих Депутатов и ввел в него своих двух постоянных представителей. Как известно, этим представителям и принадлежит инициатива издания исторического манифеста о бойкоте царских финансов. Тем не менее, Музей Революции не поместил даже их фотографий среди представителей Петербургского Совета.

    Эти недочеты в освещении роли Всероссийского Крестьянского Союза в нашу первую революцию заставили нас просить Истпарт ЦК ВКП(б) назначить специальную комиссию по их исправлению. Названная комиссия была учреждена в конце прошлого года в составе известных работников Истпарта т.т. В. И. Невского, Ф. Н. Самойлова и С. И. Черномордика.

    Эта комиссия установила, что текст для Музея Революции о Всер. Крестьянском Союзе был составлен тем же «Никодимом» — Шестаковым, который в 1905 г. боролся за сохранение частной собственности на землю.

    На этом основании нами был предъявлен через Комиссию Истпарта к А. В. Шестакову ряд вопросов, устанавливающих сознательное искажение им фактов, относящихся к истории В.К.С. К сожалению, до настоящего времени он не дал Комиссии Истпарта своего ответа, также как не счел нужным исправить свои ошибки в составленном им тексте о Крестьянском Союзе, вывешенном в Музее Революции.

    Это молчание А. В. Шестакова тем более непонятно для нас, что за время существования названной Комиссии Истпарта, неоднократно приглашавшей его на свои заседания, он уклонился от этих приглашений, выпустив в свет второе издание своей книги «Бунт земли под другим названием, и в этом новом издании в значительной мере уже исправил отмеченные нами искажения, т. е. признал свои ошибки.

    Здесь мы печатаем документы, отмечающие искажения фактов в тексте Музея Революции, а также наши вопросы автору этого текста, и ряд других документов, определяющих подлинный характер первого крестьянского парламента.

                                                    Ошибки на выставке революции 1905 г.*

    [* Этот документ вместе с другими, печатаемыми здесь материалами, передан нами в комиссию Истпарта.]...

    3. На выставке написано: «Состав Бюро Содействия: А. В. Тесленко, С. В. Курнин, А. Ф. Стааль, А. П. Левицкий, Мазуренко, С. М. Блеклов и А. С. Белевский». «Арестовано 13 ноября 1905 года».

    В действительности же С. В. Курнин и братья Семен и Василий Мазуренко (на выставке выставлен портрет С. П. Мазуренко, — старого работника соц-дем. партии) были членами Главного Комитета В.К.С., в состав которого входили также крестьяне: В. Ф. Краснов, Ф. П. Медведев, Овчаренко, Хомутов и Шапошников, а также А. П. Щербак, кооптированный в него Ноябрьским Съездом В.К.С.

    В Бюро содействия, арестованное не 13-го, а 14-го ноября 1905 г., входил также В. Г. Тан (Богораз). А после его ареста были кооптированы: Вик. Ив. Анисимов, Ант. Ив. Перес и И. Абр. Цодиков...

                                                          Всероссийский Крестьянский Союз.

                                                     (По протоколу его учредителей через 20 лет).

    Дело объединения крестьянства в союз шло с разных концов России. На Волге такие союзы, а на Украине «спілки» существовали еще до революции 1905 года.

    Царское правительство всегда зорко следило, чтобы не дать крестьянству объединиться. Только революционная борьба рабочих и крестьян в 1905 году дала возможность нашему крестьянству объединиться в один Всероссийский Крестьянский Союз, учрежденный московскими и донскими крестьянами.

    Постановления об этом крестьянских сходов в Москве — секретного и на Дону — открытого, были напечатаны в июне 1905 года в газетах «Русь» № 140 и «Новости» № 162.

    Всероссийские Съезды Крестьянского Союза происходили в Москве: 1) Учредительный Съезд — летом 31 июля и 1 августа и 2) Делегатский Съезд — осенью 6-10-го ноября.

    На первом Съезде участвовало 125 делегатов от 22 губерний. На втором — до 200 делегатов от 27 губерний. Учредителями В.К.С. был избран главный комитет, в который входили: братья Мазуренко Семен и Василий, Сергей Курнин, Василий Краснов, Федор Медведев, Андрей Овчаренко, Хомутов и Шапошников, а с ноября — Антон Щербак.

    При Главном Комитете было учреждено Бюро содействия, называвшееся Центральным Бюро В.К.С., в которое входили: С. М. Блеклов, А. П. Левицкий, А. Ф. Стааль, В. Г. Тан (Богораз) и А. В. Тесленко, а с ноября, — А. С. Белевский. После их ареста были кооптированы: В. И. Анисимов, А. И. Перес и И. Абр. Цодиков.

    После ноябрьского Съезда все это Бюро, а также и часть Главного Комитета были арестованы и отправлены в тюрьму. За два дня до их ареста В. И. Ленин писал по поводу ноябрьского Съезда В.К.С. следующее:

    «Наступил момент, когда крестьянство выступает сознательным творцом уклада русской жизни. И от роста сознательности крестьянства зависит в огромной степени ход и исход великой русской революции... Пошлем же горячий привет Крестьянскому Союзу, принявшему решение бороться дружно и стойко, беззаветно и без колебаний, за полную волю и за всю землю»... («Нов. Жизнь», 12 ноября 1905 г.)...

                                                                                II.

                           КРЕСТЬЯНСКИЙ СОЮЗ ПО ЖАНДАРМСКИМ ДОКУМЕНТАМ

                           Доклад сенатора Чаплина по поводу ареста Бюро Всер. Кр. Союза

                                                         министру юстиции Манухину

    Милостивый Государь, Сергей Сергеевич, согласно Вашему поручению 23 сего ноября я прибыл в Москву и подробно рассмотрел производившееся у Судебного Следователя Московского Окружного Суда по особо важным делам Головни предварительное следствие о съезде делегатов Крестьянского Союза в Москве с 6 по 10 ноября с. г. и имел объяснение с тайным советником фон Клуген, чинами прокурорского надзора и судебным следователем Головня... Выяснилось, что первые газетные сведения о заседании Крестьянского Съезда обратили на себя внимание прокурорского надзора. Речи некоторых ораторов, проповедовавших разрешение аграрного вопроса путем насильственного завладения помещичьими землями и истребления огнем и грабежами их усадеб, давали основание к обвинению лиц, произносивших подобные речи, в совершении преступления, предусмотренного стат. 129 угол, ул., но так как сведения о всем происходившем на съезде могли быть почерпнуты только из газетных сообщений, достоверность которых подлежала сомнению, и в этих сообщениях не было указаний на лиц, произносивших преступные речи... без указания фамилий, то Прокурор Судебной Палаты пытался получить нужные ему сведения из Охранного Отделения, но безуспешно, ибо оказалось, что Охранное Отделение ограничило свою деятельность лишь наблюдением за лицами, входившими в помещение съезда и не имело агентов в заседании съезда...

    Судебный Следователь Головня, приняв дело к своему производству и не имея иного материала, кроме газетных корреспонденций, для установления как участников съезда, так и содержания произнесенных на съезде речей, 16 ноября обратился к редакциям газет с требованием указать корреспондентов, присутствовавших на съезде и составлявших напечатанные в газете отчеты. Ответы на эти запросы Следователь получил 18 ноября. Того же числа к Следователю поступила из Московского губерн. жандарм, упр., переданная туда из Охранного Отделения переписка о произведенных обысках у Тесленка, Стааля, Белевского. Блеклова, Богораза (Тана), Левицкого, Чирикова, Соловьева и Курнина и о заключении их (кроме Курнина) под стражу по положению об охране.

    Из упомянутой переписки видно, что 14 ноября в Охранное Отделение была получена телеграмма Директора Департамента Полиции о задержании вышеупомянутых лиц и Мазуренко, как деятелей Крестьянского Съезда. На основании приведенного распоряжения лица эти, кроме Мазуренко, выбывшего из Москвы и Курнина, оказавшегося больным, подверглись 14 ноября обыску и того же числа заключены в Московскую губернскую тюрьму. При обыске были отобраны все найденные бумаги, письма и печатные произведения. Весь этот письменный материал, взятый без ближайшего ознакомления с его содержанием, доставлен был судебному следователю в большом ящике, сплошь набитом бумагами и книгами.

    Получив вместе с перепиской и уведомление о перечислении арестованных за Судебным Следователем, последний должен был на точном основании ст. 398 уст. угол, судопр., в суточный срок разрешить вопрос о дальнейшем содержании под стражей арестованных лиц. Из составленного Судебным Следователем Головня постановления от 19 ноября видно, что он при тогдашнем положении дела не нашел основания для привлечения арестованных к следствию в качестве обвиняемых, а потому освободил их от дальнейшего содержания под стражей по этому делу. Подробное рассмотрение находившихся в виду Судебного следователя данных приводит к заключению о правильности сделанного им распоряжения. Как преступная деятельность съезда, так и участие некоторых лиц, арестованных полицией, в работах съезда устанавливались лишь непроверенными еще корреспонденциями газетных репортеров, все же полицейские сведения, как это видно из предшествовавшего изложения, не содержали в себе данных для обвинения задержанных лиц тем более, что и основания к задержанию перечисленных за следователем арестантов не были известны ни судебному следователю, ни Прокурорскому надзору, т. к. и Департаментом Полиции, сделавшим распоряжение об аресте, никаких сведений по этому поводу доставлено не было. Что же касается до письменного и печатного материала, взятого у задержанных по обыску, то беглый его осмотр не привел к обнаружению доказательств, изобличающих обвиняемых, подробное же ознакомление со столь обширным материалом потребует значительного времени. С выводами этого постановления согласился и прокурорский надзор, который принял при этом во внимание с одной стороны, что привлечение обвиняемых без достаточно твердых оснований повлечет за собой отмену сего распоряжения Судебной Палатой по жалобе обвиняемых, а с другой стороны, что некоторая отсрочка в допросе обвиняемых до собрания следователем обвинительного материала не повлечет вредных для дела последствий, т. к. обвиняемые хотя и будут освобождены следователем, но останутся под стражей по постановлению градоначальника, который уведомил судебного следователя и прокурора Судебной Палаты, что в случае освобождения судебною властью, они будут заключены им, градоначальником, под стражу на основании ст. 21 положения об охране.

    19 и 20 ноября судебным следователем были допрошены сотрудники газет «Русские Ведомости», «Русский Листок» и «Русское Слово». Показанием их удостоверено содержание постановлений съезда и участие задержанных полицией лиц, кроме Чирикова и Соловьева, в занятиях поставленного во главе съезда Бюро. На основании этих показании, а равно в виду выработанных на съезде резолюций судебный следователь 21 ноября составил постановление о привлечении Стааля, Тесленко, Блеклова, Белевского, Курнина и Левицкого в качестве обвиняемых по ст. 126 угол, ул., а затем по допросе их 22 ноября, при чем обвиняемые отказались от ответов на предложенные им вопросы, принял против них строжайшую меру пресечения — содержание под стражей.

    24 ноября был допрошен второй корреспондент газеты «Рус. Слово» и в виду того, что этот свидетель подтвердил принадлежность Богораза (Тана) к составу Бюро съезда, сегодня должно было состояться привлечение последнего к следствию и заключению его под стражу.

    Что же касается Чирикова и Соловьева, то как в данных делах, так и в имеющихся в Охранном Отделении сведениях, нет никаких указаний на участие этих лиц в Крестьянском съезде в качестве делегатов или членов Крестьянского Союза или Бюро.

    В таком виде представляется настоящее положение дела о Московском съезде Крестьянского Союза. Прокурор Судебной Палаты, возбуждая означенное дело, основал свое предположение исключительно на газетных сообщениях, вследствие чего при самом начале следствия оно лишено было необходимого фактического материала. Следует заметить, что розыскная деятельность местной полиции во время заседания Крестьянского съезда, к сожалению, совершенно, отсутствовала. При ином отношении ее к этому несомненно крупному явлению, каким представляется съезд деятелей Крестьянского Союза, своевременно были бы выяснены руководители и участники его, а равно направление деятельности съезда, и судебная власть, в таком случае, не была бы поставлена в необходимость за отсутствием фактических данных и в отмену распоряжения Департаменте Полиции освобождать от заключения лиц, задержанных Охранным Отделением. Вышеупомянутое распоряжение Департамента Полиции, по-видимому, дало иное направление деятельности Охранного Отделения, которое, по отзывам лиц прокурорского надзора и местного губернатора, со дня опубликования Высочайшего Манифеста 17 октября, не принимало активной роли в наблюдении и розыске. В настоящее время, 24 ноября, как сообщил мне прокурор судебной палаты, в Охранном Отделении пробудилась энергия и ему удалось собрать сведения о 30 лицах, принимавших деятельное участие в заседаниях съезда, и получить весьма важные для успеха следствия книги Главного Комитета Крестьянского Союза и переписку его с членами Союза.

    Все дальнейшие распоряжения тайного советника фон-Клугена свидетельствуют о том, что он проникнут сознанием важности этого дела. Он лично руководит следствием, и как только по ходу следствия представилась возможность привлечь задержанных полицией лиц в качестве обвиняемых, они были допрошены и, по состоявшемуся между судебным следователем и Прокурором Судебной Палаты соглашению, обвиняемые, для пресечения им способа уклонения от следствия и суда, заключены под стражу главным образом на основании соображений об особом вреде и серьезной опасности, проистекающих от преступной их деятельности. Такое отношение к настоящему делу как главы Московского Прокурорского Надзора, так и чинов прокуратуры, исполняющих его поручения по наблюдению за отдельными следственными действиями, вполне обеспечивает быстрое и успешное исследование дела.

    К изложенному считаю необходимым присовокупить, что распоряжение Московского Градоначальника о взятии под стражу на основании положения об охране лиц, арестованных полицией и переданных в распоряжение судебного следователя, вслед за состоявшимся постановлением об освобождении их из под стражи, представляется и неправильным по существу, и не желательным в интересах авторитета правительственной власти. Не может подлежать сомнению, что упомянутое распоряжение относилось к тому же делу об участии означенных лиц в Крестьянской съезде, о котором производится предварительное следствие, а потому оно лишено было законного основания. Вместе с тем распоряжение это ^указывало на недопустимую, по моему мнению, несогласованность действий органов судебной и административной власти, порождающую превратное толкование и смуту. Только благодаря своевременно принятым губернатором энергичным мерам удалось предотвратить нападение на тюрьму с целью освобождения содержавшихся в ней по постановлению градоначальника лиц, признанных судебной властью не подлежащими задержанию...

    Н. Чаплин

    26 ноября 1905 г. (стр. 170 б. Архива Департ. Полиции).

    Доклад царю: «Приемлю долгом всеподданнейше представить на высочайшее вашего императ. величества благовоззрение два письма тов. министра юстиции сенатора Чаплина, командированного мною в Москву для ознакомления с предварительным следствием о съезде делегатов Крестьянского Союза, происходившем с 6 по 10 ноября с. г.»...

    «Министр Юстиции сенатор Манухин».

    (Б. архив. Департ. Полиции, стр. 164).

    Резолюция царя: «Представить разъяснения со стороны Мин. Внутр. Дел по обвинениям на администрацию и полицию. Н». (Николай).

    (там - же, стр. 163).

                    По Высочайшему повелению. От Московского Градоначальника.

    10-го января 1906 г. № 21.

                                                              В Департамент Полиции.

    Вследствие отношения от 6-го сего января за № 230, сообщаю Департаменту Полиции нижеследующие сведения по содержанию письма сенатора Чаплина от 25-го ноября минувшего года на имя министра юстиции.

    Делегатский съезд Всероссийского Крестьянского Союза открылся в Москве 6-го ноября одновременно со Съездом земских и городских деятелей. Имея в виду, что на учредительном съезде Крестьянского Союза, происходившем 31-го июля и 1-го августа 1905 года, были вынесены постановления явно преступного характера, я не считал возможным допускать заседаний делегатского съезда, о чем и докладывал генерал-губернатору, но генерал-адъютант Дурново указал мне, что так как это съезд «Всероссийский», то посему поводу мне надлежит испросить указания Департамента Полиции.

    На основании сего и принимая во внимание, что согласно указа 12-го октября разрешение вообще всяких съездов принадлежит министру внутренних дел, мною по вопросу о допустимости заседаний съезда было сделано по телеграфу соответствующее сношение с Департаментом Полиции, который мне предложил обратиться за указаниями к генерал-губернатору.

    По вторичному докладу генерал-губернатору о незаконности происходившего уже съезда Крестьянского Союза генерал-адъютант Дурново отклонил мое ходатайство о необходимости закрытия его, выразив лишь пожелание, чтобы он скорее закончился и приказал представить ему сведения об участниках съезда.

    Таким образом Съезд делегатов Крестьянского Союза беспрепятственно продолжался в течении 4-х дней, закончившись 10-го ноября.

    Отчеты о заседаниях Съезда помещались во всех органах Московской ежедневной прессы и по заключению секретного сотрудника Охранного Отделения, присутствовавшего на всех заседаниях Съезда, являлись в достаточной мере точными и подробными.

    Наблюдение за заседаниями С’езда осуществлялось Охранным Отделением не только через наружных агентов, определявших лишь, как изложено в докладе сенатора Чаплина, кто входил в помещение Съезда, но как сказано выше, и при помощи присутствовавшего на заседаниях интеллигентного сотрудника, выяснявшего, на сколько это являлось возможным, главных деятелей Съеэда.

    На основании этих наблюдений Отделением был составлен список лиц, входивших в состав Центрального Бюро Союза, а также и некоторых из делегатов Съезда, каковые списки и были представлены генерал-губернатору при записке от 10-го ноября за № 10869.

    Независимо сего по данным агентуры в Отделении была составлена особая агентурная записка по поводу происходившего с 6 по 10 ноября Съезда, каковая также была представлена Московскому генерал-губернатору при донесении от 13 ноября за № 11061, а равно и в Департамент Полиции при отношении от 15 ноября за № 11166.

    Революционное направление Крестьянского Съезда определилось с первого же дня заседаний его; фамилии Председателей и некоторых из докладчиков, открыто называемые в ежедневных отчетах, слишком известны московскому населению, чтобы сомневаться к кому именно они относятся, а потому при наличности ст. 311 Уст. Уг. Суд. прокурорский надзор для возбуждения о деятельности Съезда, предварительного следствия мог вовсе и не ожидать особого сообщения Полиции или же получения агентурных сведений Охранного Отделения.

    Это тем более непонятно, что спустя некоторое время предварительное следствие все-таки было возбуждено и притом первоначально обосновалось исключительно на газетных сообщениях. Очевидно задержка с начатием следствия по поводу заседаний Съезда 6-10 ноября объясняется не столько «Безучастным отношением к нему администрации», сколько нерешительностью самой прокуратуры, видимо колебавшейся в определении состава преступления как в данном случае, так в особенности и ранее в отношении заседаний учредительного Съезда, происходившего 31-го июля и 1-го августа, который так и остался совершенно не обследованным путем предварительного следствия, несмотря на то, что этим Съездом были сделаны явно преступные постановления (об отмене частной земельной собственности и отобрании земель монастырских, церковных, удельных кабинетских и государственных без выкупа).

    Колебание прокурорского надзора в разрешении вопроса о преследовании в уголовном порядке деятелей Съезда находит себе подтверждение и в докладе сенатора Чаплина: усмотрев из первых же газетных отчетов о заседаниях Съезда признаки преступления, предусмотренного статьей 129 Уг. Ул., а после вынесенной Съездом резолюции 10-го ноября даже и ст. 126, прокурор Московской Судебной Палаты сделал однако распоряжение о начатии предварительного следствия лишь 15-го ноября, по каковому поводу даже сносился предварительно с министром юстиции.

    13-го ноября за № 11132 Охранным Отделением были сообщены на распоряжение Московского Губ. Жанд. Упр. сведения о принятой Съездом резолюции и о лицах, руководивших заседаниями такового, причем в качестве материала были препровождены действительно лишь газетные заметки и два полицейских протокола, составленные по заявлениям крестьян Мастиковой, Мурашева, и Мигунова, указывавших, что на Съезде производится продажа различных запрещенных изданий. Экземпляры некоторых из них были приложены к протоколам.

    Отсутствие какого либо фактического материала в данном случае произошло по тому, что только производство обысков у лиц, состоявших во главе Съезда, могло бы представить в распоряжение следственной власти материал, имеющий значение вещественных доказательств и формальных улик. Сделать же по своей инициативе распоряжение о производстве необходимых обысков и арестов в нарушение Положения об Охране Градоначальник не считал себя вправе, так как бывший генерал-губернатор Дурново при приеме им 18 октября депутации, являвшейся с ходатайством об освобождении политических арестантов, категорически заявил, что в виду воспоследовавшего высочайшего манифеста 17 октября следственные действия на основании Положения об Охране в дальнейшем производиться не будут.

    14- го ноября последовало распоряжение Департамента Полиции об аресте и обыске в порядке Положения об Охране стоящих во главе Всероссийского Крестьянского Союза С. В. Курнина, А. В. Тесленко, А. В. Стааля, Мазуренко, А. П. Левицкого, Натана Богораза, А. С. Белевского, С. М. Блеклова, Дм. Соловьева и Евг. Чирикова, что утром, 14 ноября и было приведено в исполнение в отношении всех лиц, за исключением Курнина, оставленного по болезни на свободе и Мазуренко, выбывшего по сведениям в Петербург. Вся переписка по сему делу, по распоряжению Департамента Полиции 17-го ноября была направлена для производства дознания начальнику Московского Губ. Жанд. Упр., которым на основании предложения прокурора Московской Суд. Палаты за № 3062 она вместе со всеми отобранными по обыску вещественными доказательствами передана 18-го числа Судебному Следователю Московского Окружного Суда по особо важным делам.

    Последний рассмотрев переписку отобранную у названных лиц, указывающую на участие их всех, за исключением Чирикова и Соловьева, в заседаниях упомянутого съезда, не нашел однако возможным привлечь их к следствию в качестве обвиняемых, а потому 19-го ноября постановил всех их из-под стражи по настоящему делу освободить. В виду сего и руководствуясь полученным мною указанием министра внутренних дел, я немедленно же перечислил означенных арестованных содержанием в порядке Положения об Охране. 22-го ноября судебный следователь уже нашел основания для привлечения означенных лиц, за исключением Чирикова и Соловьева, в качестве обвиняемых по ст. 126 Уг. Ул., с принятием против них строжайшей мере пресечения и они снова были перечислены содержанием за следователя.

    Генерал-лейтенант барон Медем. (Градоначальник г. Москвы).

                                Дело В. К. С. по документам б. Московской судебной палаты.

    Петербург, 14 ноября 1905 г. «В сегодняшнем заседании совета министров под председательством графа Витте первым обсуждался вопрос об аресте в Москве, — состоявшемся в этот же день, — председателя и бюро членов «Крестьянского Съезда». В виду того, что министр внутренних дел представил в совет министров сведения о том, что большинство членов этого съезда, как и бюро, не имеют никакого касательства к крестьянскому сословию и не были избраны крестьянами, так как никаких донесений об их избрании не было сделано, — совет министров признал нужным сделать правительственное сообщение, в котором будет указано на нелегальную деятельность этого съезда, направленную к ниспровержению существующего порядка». («Рус. Слово», № 301).

    (Москва, 19 ноября 1905 г. «Судебный следователь по особо важным делам — Головня — рассмотрев документы и переписку, отобранные при аресте в порядке усиленной охраны — членов бюро В.К.С. — агронома А. В. Тесленко, присяжного поверенного А. Ф. Стааля, дворянина А. С. Белевского, агронома С. М. Блеклова, мещанина В. Т. Богораза-Тана, дворянина А. П. Левицкого, дворянина Е. И. Чирикова и отставного поручика Д. И. Соловьева, нашел, что на основании отобранных документов привлечение их к следствию по 129 ст. уголовного уложения не представляется возможным, что потому дальнейшее содержание их под стражей не может иметь места, и поэтому постановил всех этих лиц, арестованных за участие в крестьянском съезде, из-под стражи по настоящему делу освободить. Одновременно с объявлением этого постановления содержащимся под стражею членам крестьянского союза объявлено постановление градоначальника барона Медем: заключить их, как лиц общественно вредных, вновь под стражу согласно ст. 21 положения об усиленной охране». В. Перелешин, «Из газет и журналов», стр. 30).

        Телеграмма Нач. Охран. Отд. № 4736. Москва, 24 ноября 1905 г.

    Петербург. Деп. Полиции. «Агентурным путем добыт обширный материал, касающийся деятельности Крестьянского Союза и минувшего съезда, заключается в списках иногородних участников Союза, подлинных приговорах крестьян, в распределений губерний между членами Бюро Союза: Мазуренко, Стааль, Белевский, Тесленко, Блеклов, Курнин и Левицкий. Много запросов в Бюро и ответов последнего. Ознакомив с материалом Прокурорский Надзор, составляю по содержанию его подробную записку для препровождения Следователю и представления в Департамент Полиции. Ротмистр Петерсон».

                                                                   ЗАКЛЮЧЕНИЕ

    Наша, бр. Мазуренко, коллективная работа в первую революцию, как видит читатель, заключалась в осуществлении следующих революционных задач:

    1. Вовлечение крестьянства в революционную борьбу на основе национализации земельной собственности (как это подтверждает и наш судебный приговор) и требования политических свобод.

    2. Объединение революционных сил крестьянства путем создания Всер. Кр. Союза.

    и 3. Тесная смычка этих сил, с силами рабочего пролетариата и революционной социал-демократии.

    Хотя лжесвидетельство «Никодима» — А. В. Шестакова и отвело одному из нас место в Музее Революции, как врагу Р.С.-Д.Р.П., но мы уверены, что Комиссия Истпарта и документы истории восстановят истину.

    Также мы свидетельствуем, что в Центральном Бюро В.К.С. не было враждебного отношения к революционным партиям того времени, как не было и сторонников союза с кадетской партией, а потому Музей Революции обязан проверить и эту клевету А. В. Шестакова, отмеченную на стенах Музея.

    Печатаемые здесь документы нами переданы в Комиссию Истпарта, как материалы для исправления ошибок Музея Революции.

    Эти документы из б. Архива Деп. Полиции наглядно показывают, какой переполох среди царедворцев вызвало революционное движение Крестьянского Союза и почему граф Витте заявил тогда царю: «ваше величество, расстрелять тысячи рабочих возможно, но расстрелять миллионы крестьян я отказываюсь».

    Братья Мазуренко.

    /Пути Революции. Кн. 7. № 4. Харьков. 1926. С. 11-12, 19-23, 27, 30-36, 43./

 

 

              ОФИЦЕРСКИЙ КОРПУС СТАРОГО РЕЖИМА В РЯДАХ КРАСНОЙ АРМИИ

    Вопрос об отношении к бывшим офицерам царской армии, к так называемым военным специалистам, был особенно острым вопросом в 1918 г., оставался таковым в 1919 г. и, в сущности, не утратил своей остроты до самого конца гражданской войны...

    «Периодически на большевистском горизонте вспыхивали довольно яркими звездами самородные таланты, рожденные войной и революцией, но это были лишь редкие исключения, и вся сила, вся организация Красной армии покоилась на старом генералитете и офицерстве» [* Ген. А. И. Деникин. «Очерки русской смуты». T. II, стр. 144.].

    В газете «Сибирский Стрелок» [* № 2 от 17/4 января 1919 г.] была помещена интересная статья Белоруссова, перепечатанная из «Отечественных Ведомостей», под заглавием «Красное офицерство». Болезненность отношения белых к красному офицерству чувствуется в первых вступительных строках статьи.

    «От одного, лично мне хорошо известного, очень достойного, очень храброго и очень преданного интересам России офицера я получил рукопись, которая, к моему сожалению, не появится на столбцах „Отечественных Ведомостей”. Не появится потому, что в ней названы лица, имена которых я не считаю себя в праве предавать позору.

    Но тема статьи заслуживает внимания, и на ней я позволю себе остановиться. Эта тема — участие русских офицеров, в качестве начальников, руководителей, инструкторов и чинов различных штабов в армии большевиков»...

    «Русское офицерство, так ужасно пострадавшее от революции вообще, от большевиков в особенности, тем не менее поставило Красной армии множество своих членов и не только прапорщиков запаса, которые были увлечены потоком революции, или были с самого начала ее активными деятелями, но генералов, полковников и т. д., составивших свое положение при старом режиме, служивших ему верой и правдой, а затем по разнообразнейшим мотивам совершивших решительный volte-face и оказавшихся в рядах Красной армии».

    — «Как дошли они до жизни такой?» — патетически восклицает автор.

    Процесс этот, этот путь у искренних людей был очень сложен и довольно интересен. Одних, ранее чуждых и не интересовавшихся «политикой», теперь, после того, как необходимость заставила их с нею познакомиться, захватили идеи Октября; других пленил героизм восставших рабочих и крестьян, героический характер пролетарской революции, дерзко и смело бросившей вызов старому миру и не побоявшейся вступить с ним в далеко не равную борьбу; наконец, третьих, сумевших разобраться в международной обстановке, уяснивших себе низость и предательство буржуазных правительств, так называемых держав-союзниц, подогревали националистические соображения. Словом, мотивы были многообразны и сложны. У Деникина же они получают примитивно-упрощенную обрисовку...

    В цитированной выше, от 17/4 января 1919 г., статье из «Отечественных Ведомостей» Белоруссов, задавшись вопросом: «как дошли они (офицеры) до жизни такой?» — т. е. до службы в Красной армии, и, оставив в стороне, как неинтересную для него, группу гонимых голодом и нищетой, сосредоточивает все свое внимание на другой группе.

    «Другие пошли (в ряды Красной армии К. С.) с мыслью одолеть, таким образом, большевиков. В начале нынешнего года, когда в долгих переговорах с большевиками решался вопрос об участии офицерства и деле формирования Красной армии, вопрос этот обсуждали много и долго и в московских общественных организациях совместно с офицерством.

    Из этих собеседований выяснилось с полной очевидностью, что генералитет, приглашенный большевиками, если и склонен был идти к ним на службу, то в надежде, получив в свои руки нужное орудие организованную ими армию — взорвать большевиков. Аргументация при этом была такова: не имея в руках вооруженной силы, одолеть большевиков нельзя; создать конспиративно вооруженную силу дело безнадежное. Надо, следовательно, идти к большевикам, но выговорить себе право назначения командного состава вплоть до взводных унтер-офицеров; имея же командный состав в своих руках, можно смело рассчитывать и на войсковую часть и повернуть ее против кого угодно, против самих большевиков в том числе. Генералитет, таким образом, надеялся и рассчитывал провести и обыграть большевиков в начинавшейся игре»...

    Откровенное, весьма цепное признание! У партийных организаторов Красной армии внутреннее убеждение в существовании тенденций, так красочно воспроизведенных Белоруссовым, несомненно существовало. Оставляя в стороне архивы чрезвычайной комиссии и государственного политического управления, — в литературе можно без труда найти тому доказательства; но все они исходили из одного — красного лагеря. Следует к тому же заметить, — для тех, кто этого не знает, что Белоруссов был одним из видных московских журналистов [* А. С Белоруссов — известный сотрудник московских „Русских Ведомостей”. Из Москвы он бежал в Уфу вместе со своим сыном Белевским, Е. Синегубом, Деренталем, Савинковым и др. Здесь им была основана газета „Отечественные Ведомости”; комуч изгнал и газету и ее редактора в Екатеринбург, где Белоруссов и умер.], и его свидетельство сомнений не внушает; он не предполагал, а конкретно знал то, о чем он писал в 1919 г. Последующие строки еще более назидательны.

    «...Весною прошлого года по команде дан был совет: офицерам входить в Красную армию. Конечно, при этом умалчивалось о том, что входить надо с целью овладеть армией и бросить ее на большевиков. Умалчивалось, но подразумевалось... теми, кто знал»...

    Очень хорошее свидетельское показание, в подтверждение справедливости слов Белоруссова, представляет, статья В. И Гурко, брата известного генерала Гурко:

    «Так как я был единственным посредником между правым центром и наиболее видными и влиятельными представителями офицерства, вступившими в Красную армию с целью борьбы с большевизмом»... — прямо рекомендуется нам автор в своей статье, — то... «...мне, быть может, ближе, чем кому-либо, были известны те условия, при которых многие военные вступили в Красную армию, вступили нередко против своего желания, побуждаемые к тому правым центром..., основываясь на надежде взорвать большевиков изнутри, создав собственную силу в самом их вооруженном стане»...

    И дальше.

    «Если, тем не менее... офицерство продолжало в течение некоторого времени оставаться в Красной армии, то опять-таки по мною же передаваемым уговорам правого центра, продолжавшего надеяться приблизительно до середины августа (1918 года — К. С.) свергнуть большевиков в Москве при помощи военных элементов» [* В. И. Гурко. “Из Петрограда через Москву, Париж и Лондон в Одессу. 1917-1918 г.» «Архив русской революции», издаваемый И. В. Гессеном. Т. XV, стр. 35.].

    Внедрению в Красную армию и ее штабы контрреволюционного офицерства правый центр придавал особое значение...

    «Но — разочарованно писал далее в своей статье Белоруссов — каковы бы ни были мотивы, участие и работа офицерского корпуса позволили г.г. Троцким и К° создать [* Курсив подлинника.] Красную армию. Не генералитет провел Троцкого, но г. Троцкий провел и обернул вокруг пальца г.г. генералов, подававших пример, и г.г. офицеров, примеру последовавших».

    В этом же стиле выражается и Деникин.

    «Как бы то ни было, советская власть может гордиться тем искусством, с которым она поработила волю и мысль русского генералитета и офицерства, сделав их невольным, но покорным орудием своего управления»...

    «Итак мы стоим — заканчивает Белоруссов свою статью — перед грустным и возмутительным фактом: большевистская армия, сражающаяся против патриотов, руководится и командуется русскими офицерами. Она создана ими.

    И теперь вопрос: что же? Эти предатели родины, носившие недавно мундир офицера, теперь, когда внутренняя война скоро кончится, — опять войдут в ряды русского офицерства, чтобы лишить нас, русских граждан, возможности знать, кому, подавая руку русскому офицеру, свидетельствуем мы свое уважение: лучшему ли защитнику родины или ее предателю?

    Это невозможно, здесь поставлена на карту честь не только мундира, — хотя и она ведь не лишена цены, — но честь всей нации.

    Из этого трудного положения я знаю один только выход. Должен быть создан чрезвычайный суд чести. И все без исключения русские офицеры, служившие у большевиков, должны предстать перед ним. Все поведение их, все обстоятельства, толкнувшие их на службу в Красной армии, должны быть освещены до дна; и все те, кто не докажет чистоты своих намерений и действий, должны будут снять мундир»...

    Поставленный нами выше вопрос о роли верхов офицерского корпуса старого режима в рядах Красной армии можно считать разрешенным в положительном смысле достаточно авторитетными свидетельствами Деникина, Белоруссова и Гурко...

     /К. В. Скерский.  Красная Армия в освещении современников белых и иностранцев 1918-1924. Москва – Ленинград. 1926. С. 39-40, 43-47./

 

 

                                                                          АВГУСТ

 

 

    В Уфе состоялось «государственное совещание» представителей областных правительств, антисоветских партий и предст. чешского Национального Совета по вопросу о создании, взамен областных правительств, единой «всероссийской власти» (по счету 3-я попытка объединения). В результате работ этого совещания, под давлением иностранцев и при деятельной агитации «Союза Возрождения» была выбрана так наз. «Директория» (Всеросс. Врем. Правительство) в составе следующих лиц: Авксентьева (персональный заместитель его Аргунов), Астрова (персональный заместитель Виноградов), Вологодского (персональный замест. Сапожников), Чайковского (перс. замест. Зензинов) и ген. Болдырева (перс. замест. его Алексеев). Уже на этом совещании к-д. и военные группы выдвинули открыто лозунг военной диктатуры, которой они усиленно добивались...

    Во время «государственного совещания» в Уфе выделен Центральный Комитет Национального Союза, ратовавшего за единоличную диктатуру В состав временного правления Союза вошли: А. С. Белоруссов, Гр. А. Ряжский, Б. В. Савинков, Е. С. Синегуб и В. Г. Язвицкий...

    /В. Максаков. А. Турунов.  Хроника Гражданской войны в Сибири (1917-1918). Москва - Ленинград. 1926. С. 79-78, 88./