ЎЎЎ 2. Амма Абгалдаева. Выляжанка Хралкова або палюбоўніца якуцкага губэрнатара. Ч. 2. Койданава. "Кальвіна". 2020.

                                             ИЗ ЯКУТИИ НА БЕЛОРУССКИЙ ФРОНТ

                                                                             ИЛИ

                                          ЛЮБОВНИЦА ЯКУТСКОГО ГУБЕРНАТОРА

    В июле 1889 г. в селе Никольское [Никульское] Кирилловского уезда Новгородской губернии Российской империи [«Уточнить эту дату в Государственном архиве Новгородской области не удалось. Документы Кирилловского уезда в свое время были переданы в Вологодский облгосархив, но и там метрических книг Николаевской церкви в Никольском выявлено не было». /Протоколы допросов организатора Петроградского женского батальона смерти. Вступительная статья, комментарии и подготовка текста к публикации С. В. Дрокова. Подборка иллюстративных материалов из РГАКФД Г. Е. Малышевой. // Отечественные архивы. № 1. Москва. 1994. С. 50./] в крестьянской семье Леонтия Семеновича и Ольги Елизаровны [Илизаровны] (в девичестве Назаревой) Фролковых родилась третья по счету (из четырех) дочь, которую назвали Марией. Через год Леонтий Фролков ушел на заработки в Петербург, а через пять лет семья увидела главу семейства без гроша в кармане, но с бумагой Переселенческого управления, разрешающей ехать за счастьем в Сибирь, на «пустующие земли», отобранные у автохтонного населения.

    С большим трудом Фролковы добрались до Томской губернии и поселились в поселке Ксеньевский Ново-Кусковской волости Томского уезда. Вскоре Леонтий уходит работать в Томск и только через два года забирает семью в город. В 15 лет там Марусю «совратил», пообещав жениться, лейтенант Василий Лазов, ехавший на войну с Японией в 1904 г. Лишенная иллюзий, Маня вскоре находит себе кавалера попроще, солдата, вернувшегося с фронта. В книге Томской Вознесенской церкви от 22 января 1905 г. появилась запись: «Первым браком Афанасий Сергеевич Бочкарев, 23 лет, православного вероисповедания, проживающий в Томской губернии, Томском уезде Семилужской волости, деревне Большое Кусково» взял в жены «девицу Марию Леонтьевну Фролкову... православного вероисповедания, проживающую в Томской губернии, Томском уезде, Ново-Кусковской волости, поселке Ксеньевском». /Протоколы допросов организатора Петроградского женского батальона смерти. Вступительная статья, комментарии и подготовка текста к публикации С. В. Дрокова. Подборка иллюстративных материалов из РГАКФД Г. Е. Малышевой. // Отечественные архивы. № 1. Москва. 1994. С. 51./

    Но семейная жизнь не сложилась и Мария убегает от мужа в Барнаул, а затем в Иркутск, а после в Сретенск. Там она знакомится с сыном мясника, еврейским парнем Янкелем Буком. «Начинается жизнь с человеком, под именем которого она вошла в историю. Это Янкель Гершев Бук, из крестьян Читинского уезда Чиронской волости. 23-х лет от роду, занимавшийся разбоем на дорогах в бандах хунхузов. На деньги Бука открыли мясную лавку. Мария встала за прилавок. Но спокойная жизнь продолжалась всего три года. В 1912 году Якова вновь сажают в тюрьму и отправляют в Иркутск. Открыто называя себя гражданской женой, она с трудом добывается свидания с Буком в иркутском Централе. И добровольно идет за ним в ссылку». /С. Дроков.  «Моя страна звала меня». // Дружба народов. № 6. Москва. 1993. С. 6./

    «Распределительный список на административною ссыльною Янкеля Гершева Бука сообщает, что постановлением иркутского генерал-губернатора от 18 августа 1912 г. он был выслан „под гласный надзор полиции в Якутскую область на все время действия в Забайкальской области военного положения. Прибыл в г. Якутск 14 июля 1913 года”». /С. В. Дроков. Организатор Женского батальона смерти. // Вопросы истории. № 7. Москва. 1993. С. 165./ «Дроков ошибочно считает, что Бочкарева со своим мужем Буком приехала в Якутск 14 июля 1913 г., так как в распределительной карточке Бука отмечено, что они приехали 14 июня». /А. А. Павлов.  Губернатор И. И. Крафт. Якутск. 2004. С. 233./.

    В декабре 1906 г. приказам Правительствующего сената статский советник Иван Иванович Крафт, уроженец Витебской губернии, назначается исполняющим делами якутского губернатора, а Высочайшим повелением императора Николая ІІ от 25 октября 1906 г. назначается губернаторам Якутской области. Жена отказалась с ним ехать на край земли и Крафт, и 27 марта 1907 г. прибыл в Якутск один. Хотя брак официально и не был упраздненный, но он более с ей уже не встречался, даже когда приезжал по делам в Петербург. Вскоре у Крафта сложились натянутые отношения с Иркутским генерал-губернатором А. Н. Селивановым, который предлагал отправить его в отставку. 12 июля 1913 г. Крафта назначают енисейским губернаторам. Также Крафту приписывается любовная связь с директором якутской женской гимназии Еленой Кузнецовой. 22 июля 1913 года Крафт, которого с теплотой провожали якутяне, отбыл из Якутска в Красноярск к своему новому месту назначения. На губернаторском посту его сменил действительный статский советник Рудольф Эвальдович Витте, пробывший губернатором до 1917 года.

                                                                          ********

    Нахождение Бука и Бочкаревой в Якутской области описывается по-разному:

    «Ее гражданским супругом становится Янкель Гершев Бук, из крестьян Читинского уезда, 23 лет от роду. С двадцати лет он занимался разбоем в банде хунхузов, играл в карты, отсидел в иркутской тюрьме. Она полюбила Янкеля. Раз такое дело, он обещал „завязать”... На деньги Бука открыли мясную лавку, где Мария встала за прилавок. Хорошая тихая жизнь продолжалась недолго. Майским вечером 1912 года его вновь впутали в криминальную историю. Посадили в тюрьму, а затем отправили в Иркутск. Открыто называя себя гражданской женой, крестьянская дочь Мария добилась свидания с Буком в Иркутском централе, осталась с ним и на каторжном этапе, и в якутской ссылке. Можно не сомневаться, что она бы шла за ним до конца – такой характер! И не вина Янкеля, что в августе 1914 года Мария ему изменила. Просто началась война. Выбор между мужем и Россией был предопределен». /Сергей Дроков.  Яшка. Кто командовал женским батальоном смерти. // Огонек. № 24-26. Июнь. Москва. 1992. С. 21./

    «Второй условный этап жизни был ознаменован с 23-летним картежником и бандитом Янкелем Буком. Мария открыто называла его своим гражданским мужем. Они открыли на его деньги мясную лавку, где „Бук–Бочкарева” стала первой женщиной мясником. Счастье длилось недолго. После ареста в 1912 году Янкеля Мария «самоарестовывается» и следует за ним в ссылку в Амгу, что в Якутске». /Ирина Маслова, зав отделом информации Госархива Томской области.  «Манька» - «Бук-Бочкарева» - «Яшка». // Сибирская старина. Краеведческий альманах. № 2. Январь. Томск. 1993. С. 21./

    «Чтобы мужа не высылали в Колымск. Мария отдается якутскому губернатору И. Крафту. Свою измену переживает тяжело, пытается отравиться. Крафт выпускает Бука из тюрьмы дает даже 500 рублей на обустройство мясной лавки, но через несколько месяцев, когда, казалась, жизнь вошла в нормальную колею, вновь требует встречи с Марией. Несчастная женщина рассказывает все мужу, тот решает убить губернатора. Осуществить убийство не удается. Янкеля Бука высылают в дальнее якутское поселение Амга; отправившаяся за ним Бочкарева была там единственной русской женщиной. В Центральном государственном архиве Республики Саха храниться дело на административно-ссыльного Бука, датированное июнем 1913 – мартом 1916 годов. Постановлением иркутского генерал-губернатора от 18 августа 1912 года, на основании пункта 17 статьи 19 Правил законоположения, он был выслан под гласный надзор в Якутскую область, селение Павловское; прибыл в Якутск 14 июня 1913 года. Особый интерес представляет рапорт начальника полиции с упоминанием Марии Леонтьевны Бочкаревой. „В борьбе с преступным миром, - писал он, - и в наблюдении за отдельными личностями, входящими в его состав, внимание мое было привлечено высланным в Якутскую область в административном порядке Янкелем Гершевым Бук. По агентурным сведениям относительно Бука мне известно, что на месте прежнего жительства неоднократно подозревался в уголовных преступлениях и подвергался уголовному же суду, но благодаря своей изворотливости оставался и до сих пор безнаказанным. Чтобы не быть голословным, привожу фактические данные: деятельность свою Бук обнаружил с первого момента, прибыв в Якутск 14 июня, он уже 16 того же июня покупает у шатавшейся по дворам пропойцы Матрены Бубновой вещи, покраденные ею у крестьянки Ипатьевой; 24 июля он съезжает с квартиры от еврейского учителя Темкина и в ночь на 25 июля Темкин был обкраден дочиста. Участие Бука в этой краже обнаружило следующее: почему-то съезжая с квартиры от Темкина. Бук забыл 2 новые шляпы, принадлежащие его сожительнице Бочкаревой, шляпы эти находились в одной комнате с принадлежавшими Темкину вещами, которые все, за исключением шляп, были похищены; на другой день Бочкарева явилась за ними сама... Сожительница Бука Бочкарева, в одну из минут откровенности, вызванной временным раздором с ним, открыла целый ряд преступлений, совершенных Буком в Забайкалье, здесь фигурируют крупные и мелкие кражи, сбыт и прием краденного и даже разбойное нападение, при активном его участии, на почту”. Очевидно, взаимоотношения между Марией и Яковом остывали. У Бука сдали нервы, он был способен по малейшему поводу убить жену. Через некоторое время его кладут в больницу. В августе 1914 года началась война. Мария вспоминала в книге: „Мое сердце стремилось туда... Дух самопожертвования вселился в меня. Моя страна звала меня”. Она решает уйти от Бука». /Сергей Дроков.  «Моя страна звала меня». [Мария Бочкарева.  Яшка. Моя жизнь. Крестьянка, офицер, ссыльная. Литературная за Исаака Дон Левина. Botchkareva M. Yashka. My life as peasant, officer and exile. N.Y. 1919. Главы из книги. Сокращенный перевод с английского Ирины Дорониной.] // Дружба народов. № 6. Москва. 1993. С. 6-7./

    «Вскоре Мария познакомилась с Я. Г. Буком, который стал ее гражданским супругом. Он числился крестьянином Читинского уезда Чиронской волости, но основным его занятием был разбой в банде хунхузов. На его деньги открыли мясную лавку. Мария встала за прилавок. Такая жизнь продолжалась недолго: в мае 1912 г. Якова арестовали. Бочкарева добилась свидания с ним в иркутском централе, решила разделить судьбу любимого человека и мае 1913 г. вместе с ним отправилась по этапу в Якутск. Распределительный список на административного ссыльною Янкеля Гершева Бука сообщает, что постановлением иркутского генерал-губернатора от 18 августа 1912 г. он был выслан «под гласный надзор полиции в Якутскую область на все время действия в Забайкальской области военного положения. Прибыл в г. Якутск 14 июля 1913 года». В рапорте начальника полиции упоминается и Мария: «Сожительница Бука Бочкарева, в одну из минут откровенности, вызванной временным раздором с ним, открыла целый ряд преступлений, совершенных Буком в Забайкалье, здесь фигурируют крупные и мелкие кражи, сбыт и прием краденого и даже разбойное нападение, при активном его участии, на почту» [Центральный государственный архив Республики Саха (Якутия), ф. 15 и, оп. 10, д. 2279, лл. 5 об. - 6, 8 об. - 9.] Чтобы Бука не выслали дальше, в Колымск, Мария отдалась якутскому губернатору И. Крафту. Тяжело переживая свою измену, она пыталась отравиться. Крафт выпустил Бука из тюрьмы, но потребовал новой встречи с Бочкаревой. Несчастная рассказала о губернаторе Буку, и тот решил убить ею. Осуществить замысел не удалось. Бука арестовали в кабинете губернатора и выслали в якутское поселение Амга. Отправившаяся вслед за ним Бочкарева оказалась там единственной русской женщиной. По воспоминаниям „Яшки” можно понять, что взаимоотношения между Марией и Яковом становятся напряженными, он был способен из-за малейшего повода убить жену. В августе 1914 г. началась первая мировая война. Мария вспоминала: „Мое сердце стремилось туда – в кипящий котел, принять крещение в огне, закалиться в лаве. Дух жертвоприношения вселился в меня. Моя страна звала меня”. Она решила уйти в солдаты». /С. В. Дроков. Организатор Женского батальона смерти. // Вопросы истории. № 7. Москва. 1993. С. 165./

    «Не желая терпеть побои и унижения, Бочкарева сбегает от Афанасия к сестре в Барнаул. После болезни теряет работу, нанимается „прислугой” в публичный дом в Сретенске, где знакомится с Янкелем Буком, крестьянином Читинского уезда Чиронской волости, промышлявшим разбоем на сибирских дорогах. На его деньги открыли мясную лавку, там Мария и работала. Но тихая семейная жизнь продолжалась всего три года. В один из майских вечеров 1912 г. Якова арестовывают и отправляют в Иркутск. Открыто называя себя гражданской женой, Бочкарева добивается свидания с ним в иркутском централе и решает разделить судьбу любимого человека. Этап двинулся в Якутск в мае 1913 г. В Национальном архиве Республики Саха (Якутия) сохранились любопытные документы. Так, распределительный список на административного ссыльного Янкеля Гершева Бука сообщает, помимо его примет („23 лет, росту 2 аршина 5 вершков. Волосы на голове — черные; усах — русые; глаза — карие; нос — обыкновенный; лицо — в веснушках”), приговор иркутского  генерал-губернатора от 18 августа 1912 г., предписывающий выслать его „под гласный надзор полиции в Якутскую область”. В г. Якутск Я. Бук прибыл 14 июня 1913 г. [Национальный архив Республики Саха (Якутия). Ф. 15и. Оп. 10. Д. 2279. Л. 5 об. - 6.] Но и здесь, судя по рапорту начальника полиции от 30 марта 1914 г., Янкель Бук не прекращает своих занятий: то он скупает краденые вещи, то обирает хозяина своей квартиры, то, получив место продавца в городской мясной лавке, обманывает и избивает покупателя и т. д. Упоминается в рапорте и Бочкарева: „Сожительница Бука — Бочкарева, в одну из минут откровенности, вызванной временным раздором с ним, открыла целый ряд преступлении, совершенных Буком в Забайкалье, здесь фигурируют крупные и мелкие кражи, сбыт и прием краденого и даже разбойное нападение, при активном его участии, на почту”. [Там же. Л. 7-9.] В августе 1914 г началась война: Мария Леонтьевна писала в книге: „Мое сердце стремилось туда — в кипящий котел, принять крещение в огне, закалиться в лаве. Дух жертвоприношения вселился в меня. Моя страна звала меня”. [Botchkareva A. Yashka. My life as peasant, officer and exile. N. Y., 1919. P. 66. ]. Она решает порвать с Янкелем и завербоваться солдатом в действующую армию». /Протоколы допросов организатора Петроградского женского батальона смерти. Вступительная статья, комментарии и подготовка текста к публикации С. В. Дрокова. Подборка иллюстративных материалов из РГАКФД Г. Е. Малышевой. // Отечественные архивы. № 1. Москва. 1994. С. 51./

    «Шли годы... Мария влюбилась в хозяина мясной лавки по имени Яков Бук. Набриолиненный, с черными „роковыми” глазами, городским разговором, он казался деревенской простушке существом высшего порядка. Мария стала любовницей Бука. Но „медовый месяц” долго не продлился - Бука арестовали: „крестьянин Читинского уезда” и держатель мясной лавки на самом деле промышлял разбоем в банде. Однако привязанность к нему „невенчанной жены” оказалась глубокой и искренней: Бочкарева добилась свидания с Буком в иркутской тюрьме и, решив разделить с ним судьбу, в мае 1913 года отправилась по этапу в Якутск на поселение. На плоской безжизненной равнине, где сшибались снежные вихри и только в сердцевинах яранг теплилась жизнь, Мария Бочкарева была единственной русской женщиной в этом царстве вечной мерзлоты». /Людмила Быченкова.  Дамский танец с саблями. // Смена. Ежемесячный литературно-художественный журнал. № 8 Москва. 1995. С. 52./

    «В 1913 году в Амгу сослали 25-летнего Якова Гершевича Бука. Прибыл он в ссылку с Марией Бочкаревой, как она писала о себе в прошениях, его сожительницей и компаньонкой. В письме Якутскому губернатору полицмейстер характеризовал Якова Бука как очень ловкого жулика. Он писал: „В борьбе с преступным миром и в наблюдении за отдельными личностями, входящими в состав его, внимание мое было привлечено высланным в Якутскую область в административном порядке Янкелем Гершевым Буком. По агентурным сведениям относительно Бука мне известно, что он на месте прежнего жительства подозревался в уголовных преступлениях и подвергался уголовному же суду, но благодаря своей изворотливости оставался и до сих пор остается еще безнаказанным. Чтобы не быть голословным приведу фактические данные: деятельность свою Бук обнаружил с первого момента: прибыв в Якутск 14 июля, он уже 16 того же июля покупает у шатавшейся по дворам пропойцы Матрены Бубновой вещи, покраденные у крестьянки Игнатьевой. 24-го июля он съезжает с квартиры от еврейского учителя Темкина [уроженца Слуцка] и в ночь на 25 июля Темкин был обокран до чиста. Бук вскоре вошел в доверие к некоторым членам Управы и ему было предоставлено место продавца в городской мясной лавке, здесь имел место случай... некий якут, купив на 3 рубля мяса, дал при расчете 10 рублевую ассигнацию, и, не получив 7 рублей сдачи, был Буком избит. Пострадавший не заявил о произведенном над ним насилии и поступок Бука вновь остался безнаказанным. Далее, по выработанному Буком плану крестьяне Черповский и Галанчуков мошенническим способом завладели... 1400 штук яиц, которые перешли целиком в собственность Бука, а крестьяне отбывают тюремное заключение... В компании с уголовными подготовил план нападения на одно учреждение... Это факты. Сожительница Бука в одну из минут откровенности, связанной со временным разводом, сообщила о целом ряде преступлений... краж... и даже разбойном нападении на почту... Заключая из вышеизложенного, что дальнейшее проживание Бука в городе Якутске может вредно отразиться на благосостоянии местного населения... ходатайствую о переназначении Бука в один из отдаленных округов... Пребывание  в городе вызовет печальные последствия. Так как Бук вообще человек очень решительный и главное обладает хитрым, изворотливым умом” (129) После такой характеристики Бука из Якутска выслали в Амгу. [ЦГА РС(Я), ф. 12, оп. 18, д. 53.] В 19115 году Бук сделал попытку легальным образом вырваться из Якутской ссылки, вызвавшись добровольцем на фронт, правда, не в стрелковые части, а в санитарный отряд. В прошении он писал: „Гибель на поле брани тысяч молодых жизней, кичливость надменного врага глубоко затронули мои патриотические чувства и я счел бы за великое счастье быть в рядах нашей доблестной армии и стать на защиту Царя и Отечества... Прошу о принятии меня и об отправке добровольцем в действующую армию. Причем заявляю, что по личному прозванию я тяготею к облегчению страданий раненых, поэтому сердечное мое желание – находиться в санитарном отряде...” Впрочем, в просьбе этой Буку было отказано (129). [ЦГА РС(Я),ф. 12, оп. 18, д. 53.]». /Александр Гройсман А.  Евреи в Якутии. Ч. 1. Община. Якутск. 1995. С. 46-47, 105./

    «БУК, Яков Григорьевич. Крестьянин Чиронской вол. (Читинского у, Забайкальской обл.); еврей. В Якутии жил с 1913 г., сначала в с. Амге, а затем в Якутске. В 1917-1918 гг. активно выступал на митингах против „объединенной демократии”, поддерживал большевиков. Так, на митинге, посвященном 9 января 1905 г., он хорошо выступил в защиту большевизма, против эсеровского демагога Геллерта закончив свою речь словами: „большевизм не помрет, потому что беднота живет. Рано, рано похоронную песню поет гр. Геллерт”. Был арестован, в числе других активных сторонников Советской власти, 29 (16) марта 1918 г. по постановлению „Областного совета”. По освобождении из тюрьмы группой т. Одишария влился в отряд т. Рыдзинского и принял участие в бою с белыми. Вторично арестован в августе 1918 г. после падения Советской власти, и вместе с другими борцами за Советскую власть был приговорен к высылке из пределов Якутии. В пути при остановке парохода на ст. Бестях 30 сентября 1918 г. был снят белогвардейским конвоем с арестантской баржи вместе с тт. Юшиным и Царевым, выведен в близлежащий лес и там расстрелян вместе с названными товарищами. Смерть встретил мужественно, до последнего момента не теряя самообладания». /За власть Советов в Якутии. Биографический сборник о борцах, погибших в 1918-1925 годах. Издание второе, переработанное и дополненное. Под редакцией П. У. Петрова. Якутск. 1958. С. 58./ А, может еврейский парень Бук вовсе и не был бандитом, а во всём виновата Мария?..

    «Телеграмма с известием о революции пришла в Якутск утром 3 марта 1917 года... 10 марта из якутской тюрьмы выпустили всех 192-х уголовников под честное слово не грабить и не убивать. От имени заключенный обязательство подписали Зельбет, Охман. Из бывших уголовных была организована Трудовая коммуна под руководством Якова Бука... А 25 октября (7 ноября) 1917 года пало Временное правительство... Якутские эсеры Октябрьскую революцию не приняли... В марте они арестовали членов Совета рабочих депутатов, среди арестованных был и Яков Бук, Виктор Бик, И. Франкевич... В июле 1918 года отряд Рыдзинского, вышедший из Иркутска, при поддержке подпольщиков установил в Якутске Советскую власть. Были освобождены Виктор Бик и Яков Бук, которые потом в составе отряда Рыдзинского участвовали в походу на Вилюйск... В августе 1918 года отряд Рыдзинского ушел из Якутска и в город без боя вступил белогвардейский отряд поручика Гордеева. В сентябре на станции Бестях белогвардейцы расстреляли Якова Бука. Так закончилась жизнь якутского Мишки Япончика». /Александр Гройсман А.  Евреи в Якутии. Ч. ІІ. После революции. Якутск. 1999. С. 5, 8, 12./

    «По первому мужу фамилия Марии была Бочкарева, после второго замужества – Бук-Бочкарева». /И. А. Смирнов.  Из истории Чаронды. // Кириллов. Краеведческий альманах. Вып. 3. Вологда. 1998. С. 117./

    «Крестьянин Читинского уезда Янкель Гершев Бук к 23-м годам уже отсидевший срок в тюрьме за бандитизм, становится гражданским мужем Марии. По такому случаю Янкель обещал “завязать” и купил мясную лавочку. Недолго стояла за прилавком довольная Мария. Янкель снова влип в криминальную историю и попал в Читинскую тюрьму. Любящая Мария отправилась в Читу и вместе с непутевым суженым по каторжному этапу - в якутскую ссылку. ...1914 год. Грянула первая мировая! И с Марией произошло нечто необъяснимое. Кто заронил в душу неграмотной крестьянки, заброшенной на край света, искру святой любви к родной земле, на которой ей жилось несладко? Искра разгорелась в такое пламя, что Мария уже не представляла свою жизнь вне фронта, где решалась судьба Отечества. “Мое сердце - вспоминала она, - стремилось туда - в кипящий котел, принять крещение в огне, закалиться в лаве. Дух жертвоприношения вселился в меня. Моя страна звала меня”. Она оставляет любимого человека, с которым, без сомнения, была бы до конца ссылки, и из Томска на последние восемь рублей посылает телеграмму Николаю II с просьбой направить ее на фронт солдатом». И, ко всеобщему удивлению, получила “высочайшее разрешение”. /Мария Бочкарева. (Очерк написан по материалам периодики.) // Валерий Вепринский. Две судьбы: Константин Авксентьевский. Мария Бочкарева. Череповец. 1998. 43-44./

    «Маруся ушла от мужа. Спустя какое-то время на горизонте возникла новая любовь - Яков Бук, владелец мясной лавки. Не успела она привыкнуть к новой жизни, как выяснилось, что лавка - только прикрытие, а на самом деле Бук давным-давно занимается разбоем. Его судили и выслали по этапу в Якутск. Мария последовала за возлюбленным. Идиллии, однако, не получилось. Бук, злой на весь свет, вымещал ярость на своей спутнице. Он не оставил своей “профессии” и продолжал разбойничать даже в ссылке. Его посадили в тюрьму. Маруся прорвалась к губернатору Якутска. Тот согласился освободить Бука, но назначил свою цену - одна ночь с Марусей. Бук, узнав о “цене” своего освобождения, первым делом зверски избил Марию. В конце концов их сослали еще дальше, совсем на край света - в эскимосское поселение Амга. Маруся и здесь делала что могла, чтобы облегчить жизнь своему избраннику. Разумеется, он этого не ценил. Наградой за ее упорный труд были побои - все более и более зверские. Тут снова настал предел Марусиному терпению. Но что было делать? Край света, край жизни... Идти было некуда. Как-то раз урядник, приезжавший с досмотром, рассказал Марусе о том, что началась мировая война. Она выслушала его с огромным вниманием и спросила, где расквартирован ближайший полк. Оказалось - в Томске. И Маруся решилась». /Вера Белоусова.  Мария Бочкарева. Русская героиня. // Cosmopolitan. Июнь. Москва. 1999. С. 112-114./

    «In 1912, he aided a dangerous revolutionary, and he and Maria were arrested. Though beaten for seven days, she did not confess to any crimes, but when Yasha was sentenced to four years of exile in a Yakutsk prison, she convinced the court to permit her to accompany him. To save Yasha from extreme hardship, Maria reluctantly slept with Governor Kraft of Yakutsk But Yasha changed in prison and became violent. In the late summer of 1914, in a drunken and jealous mood, he tried to murder her. World War I had just begun, and Maria, partly from a desire to escape Yasha and partly inspired by patriotism, fled from Yakutsk to fight for her country». /Phillip E. Koerper.  Botchkareva Maria. // Women in World History. A Biographical Encyclopedia. Vol. 2. Detroit. Sant-Francisco. London. Boston. Woodbridge. 1999. S. 790-794./ 

    «В ОТСУТСТВИЕ ЛЮБВИ. ...И тут-то она приметила Якова Бука, кудрявого, носатого, с красивыми глазами и в жилетке. Он держал мясную лавку, и Маруся, конечно, крутилась с утра до вечера, чтобы угодить любовнику. Каково же было ее горе, когда к ним нагрянул околоточный с двумя солдатами и арестовал Бука. Оказалось, что тот, числившийся крестьянином Читинского уезда, уже давно занимался разбоем, а мясную лавку держал для отвода глаз. Оправившись после первого потрясения, невенчанная жена добилась свидания с Буком в иркутской тюрьме. Приговор суда — высылка Якова Бука по этапу в Якутск — не только не огорчил Марию, но и дал ей возможность доказать свою любовь. Решено: она пойдет вместе с ним, не отставая ни на шаг, в эту стылую ледяную мглу, будет опорой, подмогой, матерью, нянькой, советчицей, любовницей, докажет, наконец, как огромна и бескорыстна ее преданность. Все так и случилось: в мае 1913 года Бочкарева с партией ссыльных отправилась в Якутию... Но там жизнь с Буком оказалась совсем не похожей на ту идиллию, которую представляла себе Мария, шагая по еще не просохшим дорогам. Озлобленный сожитель вымещал на Марии досаду за поломавшуюся разбойничью карьеру. Они ругались, иногда дрались. Безобразные потасовки, как правило, заканчивались жаркими объятиями: Мария, при всей своей вспыльчивости, была на редкость незлопамятна. За ласковое слово она могла отдать абсолютно все, если бы ей было что отдавать. А Буку нужны были деньги. Проявляя невероятную смекалку, он и в Якутии, под надзором, занимался разбоем. В рапорте начальника полиции было сказано: «Сожительница Бука Бочкарева, в одну из минут откровенности, вызванной временным раздором с ним, открыла целый ряд преступлений, совершенных Буком в Забайкалье, здесь фигурируют крупные и мелкие кражи, сбыт и прием краденого и даже разбойное нападение, при активном его участии, на почту». Трудно сказать, что заставило Марию сделать такое признание: то ли она хотела отомстить Буку за побои и унижения, то ли, предвидя плачевный финал подобных занятий «полюбовника», хотела спасти его от еще более строгого наказания. Бука все же посадили в тюрьму, и Мария стала хлопотать о его освобождении. Она добилась свидания с якутским губернатором Крафтом. Тот пообещал помочь, но при одном условии: Мария должна отдаться ему. Была ночь в хрустящей свежим бельем постели. Неведомый запах дорогого одеколона. Кучка ее жалкой одежды в кресле. Мария вернулась в свою выстуженную хибару и приняла яд. Для чего-то она осталась жить. Крафт сдержал слово, выпустил Бука из тюрьмы, но требовал у Бочкаревой новых встреч. И тут бесхитростная женщина, измученная неотступными домогательствами, во всем призналась любовнику. Роковая женская ошибка — надежда на то, что твоя жертва будет оценена, — чуть не стоила Бочкаревой жизни. Избив Марию до полусмерти, Яков предупредил ее, что она все равно не жилица на этом свете и в любую минуту дарованная им отсрочка может закончиться. Не то чтобы это ее напугало — она не держалась за жизнь. Однако тайная мысль, что Яков опомнится и пожалеет о ней как раз тогда, когда выполнит свою угрозу, заставляла ее быть начеку. Мария шарила под тюфяком и по карманам любовника, когда он ложился спать, — нет ли там ножа. Яков же имел неосторожность угрожать и Крафту. Тогда губернатор счел за лучшее отослать его подальше. В лачугу беспокойной пары пришли жандармы, дали Якову полчаса на сборы. Бочкарева повалилась им в ноги, хваталась за полы шинелей, уговаривая не разлучать ее с Яковом. Сидя на телеге около угрюмо молчавшего Бука, Мария чувствовала себя счастливой. Место, куда их привезли, было действительно концом света. Дыхание Северного Ледовитого океана превратило землю в выстуженную пустыню, где несколько эскимосских чумов с теплящимся огнем внутри казались вызовом самому Богу. Но и здесь, в поселении Амга, Мария не теряла присутствия духа. Она вела их маленькое хозяйство. Подружилась с соседями-эскимосами и брала у них рыбу, чтобы подкормить Бука. Короткой летней порой собирала по окрестностям травы и коренья, делала отвар и поила его — тот начал кашлять глухо и надрывно. Но чем больше старалась Мария, тем в большую хандру погружался Бук. Бессильная злоба переполняла его, и мрачные глаза, блуждая по их нищему жилищу, в конце концов останавливались на Марии.

    — Мор-рр-да! Все ты, подлая... С Крафтом паскудилась — ишь! Как он польстился на тебя, мор-р-ду такую? А? Как это у вас там было? Что молчишь, сучка?

    — Отстань, Яш. Доколе же ты казнить меня будешь? Сам, чай, не святой...

    — Ах ты морда поганая! Как же ты смеешь, тварь, со мной сравниваться!

    И он бил ее. Старался почему-то ударить по лицу. Наверное, заметил, что Мария особенно стеснялась вздувшихся губ и подбитого глаза, когда он, успокоившись, менял гнев на милость и, показывая на нее пальцем, с веселым изумлением говорил: «Ну и мор-р-да!» Проходила неделя, другая, все повторялось снова. Избитую Марию Бук выгонял за дверь, и она отлеживалась в каком-нибудь чуме. Постепенно сердце ее заледенело, и нежные чувства к возлюбленному угасли. Мария стала размышлять о жизни трезво, не обманывая себя и ни на что не надеясь. Впервые за все это долгое время молодая женщина вдруг задумалась — отчего она так несчастна? И со всей откровенностью ответила себе: из-за любви. Это чувство стало ее проклятьем. Если бы эта любовь была похожа на нарыв, она бы, ни секунды не размышляя и не страшась боли, ножом вырезала бы больное место. Но что делать, когда саднит душа? Только терпеть. И Мария, сжав зубы, терпела. Но вот наконец наступил момент, когда сердце заледенело настолько, что Бук ей стал безразличен. Мария почувствовала огромное облегчение. Постепенно она стала интересоваться тем, что делалось за стенами ее убогого жилища, слушала новости. А новости доползали до Амги медленно, и о том, что происходило в центре России, здесь узнавали с большим опозданием. Обычно их привозил урядник, приезжавший с досмотром. Особенно подробно урядник говорил о боевых действиях — в августе 1914 года началась война. Однажды он рассказал про прорыв русских в Восточной Пруссии. Бочкарева не знала, где это, но то, что она услышала, очень заинтересовало ее.

    — Немец давит, и солдат гибнет тьма. Пришлют пополнение, а его враз и уложат. А еще слыхать, что приказ вышел стрелять по своим, коли будут отступать без приказа. Во, какие дела!

    — И правильно делают, что стреляют, — стой до смерти да не отступай. Срам какой — мужики называется! Эдак немца в Москву пустить можно.

    — Ух! Шустра ты здесь издаля разговаривать. Небось не слышала, как пуля вжикает. А я в Маньчжурии наслушался. Три на себя принял. Теперича вот вас, мазуриков, сторожу...

    — А ты не слыхал, где части-то стоят, что к нам поближе?

    — К нам поближе нету ничего. Океян-море одно ледовитое. А так слышал в Томске полк стоит. Своего часа дожидается. А тебе на что?

    Она промолчала: самой себе было страшно признаться, что за мысль пришла в голову. Пришла и не уходила. И Мария потихоньку сживалась с ней. Помогать и защищать — это как раз то, что она умела делать. Если это не нужно Якову, то, может быть, понадобится на фронте? Она «стремилась туда — в кипящий котел, принять крещение в огне, закалиться в лаве». Где-то там, вдали, ей чудилась иная жизнь. Какой бы она ни была, все самое плохое она уже испытала. Во всяком случае, отправляясь на поиски ближайшей воинской части, Мария в том не сомневалась». /Людмила Третьякова. Российские богини. Новеллы о женских судьбах. Москва. 2000. С. 372-376./ 

    «Вскоре Мария познакомилась с Я. Г. Буком, который стал ее гражданским супругом. Он числился крестьянином Читинского уезда Чиронской волости, но основным его занятием были разбой и воровство. На его деньги открыли мясную лавку, Мария встала за прилавок. Такая жизнь продолжалась недолго: в мае 1912 года Якова арестовали. Бочкарева добилась свидания с ним в иркутском централе, решила разделить судьбу любимого человека и в мае 1913 года вместе с ним отправилась по этапу в Якутск. Ее попытка облегчить участь Якова только усугубила условия высылки для обоих в самое отдаленное якутское поселение — Амгу. Сохранившийся в Национальном архиве Республики Саха (Якутия) распределительный список на административного ссыльного Янкеля Гершева Бука сообщает, помимо его примет („23 лет от роду, росту 2 аршин 5 вершков. Волосы на голове — черные; усы — русые; глаза — карие; нос — обыкновенный; лицо — в веснушках”), приговор иркутского генерал-губернатора от 18 августа 1912 года, предписывающий выслать Я. Бука под гласный надзор полиции в Якутскую область. Не прекращает Яков воровской практики и в ссылке: то скупает краденые вещи, то обирает хозяина своей квартиры, то, получив место продавца в мясной лавке, обманывает и избивает покупателя. Упоминается в рапортах начальника полиции и Мария: „Сожительница Бука — Бочкарева, в одну из минут откровенности, вызванной временным раздором с ним, открыла целый ряд преступлений, совершенных Буком в Забайкалье...” [Центральный государственный архив Республики Саха (Якутия). Ф. 15 и. Оп. 10. Д. 2279. Лл. 5 об. - 6, 8 об. - 9.] Как рассказывает Бочкарева в книге «Яшка», ее чувства к Якову остывали. Мечта Марии создать свой домашний очаг не осуществилась. Добровольно надела она одежду каторжанки, пошла на край света, надеясь обрести понимание и поддержку. Но ее жертва оказалась напрасной. Образ «благородного разбойника» отступил перед общей бедой — войной с Германией. Бочкарева решает порвать с Буком и завербоваться в армию. В книге „Яшка” она не объясняет мотивов своего патриотического поступка. Мария говорит просто: „Мое сердце рвалось туда — в кипящий котел войны, чтобы принять крещение в огне и закалиться в лаве. Мною овладел дух самопожертвования. Моя страна звала меня”. Вспомним слова Жанны д’Арк, сказанные ею в 1429 году: „Знайте, что никто — ни король, ни герцог, ни дочь шотландского короля, ни кто-либо другой — не сможет восстановить французское королевство: спасение может прийти только от меня... Я должна идти, и я сделаю это, ибо моему Господину угодно, чтобы я действовала таким образом” [Перну Р.. Клэн М. В. Жанна д’Арк. М., 1992. С. 27.]. Как созвучны душевные порывы столь разных и отдаленных друг от друга временем женщин! Период исторических потрясений часто порождает неординарные натуры. Для их деятельности открывается широкий простор. Призыв «За веру, царя и Отечество!» был услышан в поселке Амга русской крестьянкой Марией Бочкаревой. Как в свое время был услышан в Елабуге Надеждой Дуровой и многими другими... Во все века волшебная сила этого призыва поднимала из самых глухих уголков необъятной России ее верных сынов и дочерей и направляла туда, где решалась судьба Отечества. И Божье благословение сопутствовало их воинской удаче!». /Сергей Дроков.  Предисловие к русскому изданию. // Мария Бочкарева.  Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. В записи Исаака Дон Левина. Перевод на русский язык, Неподаев Ю. А. Москва. 2001. С. 12-13./

    «Скитаясь по различным углам, Мария знакомится с молодым приятным человеком. Их счастье, продолжавшееся три года, было прервано арестом Я. Бука за принадлежность к террористической революционной организации. Знаменитые декабристки были лишь последовательницами многих безвестных русских женщин из простого народа, поехавших за своими мужьями на каторги и в ссылки, разделяя с любимыми все беды и лишения изгнания. Губернатор И. И. Крафт своим распоряжением освободил всех женщин, прибывших по этапу вместе с мужьями, пожелав, однако, встретиться с некоторыми из них, в числе коих была и Мария Бочкарева. Распределяя ссыльных по местам проживания, он оставляет Я. Бука вместе с женой в Якутске. Чем прельстила крестьянка, укладчица асфальта, несостоявшаяся проститутка, знаменитого губернатора, остается тайной истории. После первого интимного свидания губернатор начинает искать все новые и новые встречи с Марией. Мария тяжело переживала измену мужу и всячески избегала встреч. Наконец терзаемая муками совести, Мария рассказывает все мужу. Я. Бук решается на убийство губернатора, но его арестовывают в кабинете И. Крафта и высылают в поселок Амгу. Молодая семья прожила там около года, и Мария стала знаменитой благодаря вниманию губернатора. Вскоре начинаются великие события, положившие конец этому странному любовному роману губернатора и ссыльной поселенки. В августе1914 года начинается первая мировая война, и Мария Бочкарева решается уйти в солдаты на защиту «царя, Отечества и веры». Благодаря своей настойчивости, упорству и ходатайству И. Крафта, она добивается высочайшего разрешения на зачисление вольнонаемной в строевую роту и попадает на фронт». /Владимир Пестерев.  Губернатор Крафт и героиня его романа. [Love story в Истории.] // Якутия. Якутск. 12 сентября 2003. 12./

    «Янкель Бук числился крестьянином Читинского уезда Забайкальской губернии, а на самом деле промышлял разбоем и грабежом. Он был связан со всеми разбойными группами, проходил свидетелем практически по всем делам. В мае 1912 г. он был все же арестован и направлен в Иркутск, в пересыльную тюрьму. Но его участие в бандах хунхузов и в разбойничьих налетах полностью доказать не удалось. Поэтому воспользовались законом „о военном положении в Забайкальской области”, еврея Бука Янкеля Герсиевича по личному указанию иркутского генерал-губернатора Л. К. Князева в мае 1913 г направили... „как политически неблагонадежного под надзор полиции в Якутскую область”. Оформили как политического преступника, то есть с предоставлением пособия! (Царский указ от 12 июня 1900 г „Об отмене ссылки на житье и ограничении ссылки на поселение по суду и по приговорам общественности в Сибирь и Закавказье”. Но власти обходили этот указ и направляли в Сибирь (в данном случае в Якутию) уголовников, оформляя как „политических преступников”). 28 мая 1913 г. Бук, находясь в Иркутской „централке”, обратился к якутскому губернатору И. И. Крафту с просьбой, где было сказано, что „он как житель города не приучен к крестьянскому труду и поэтому просит его оставить в г. Якутске или в пригороде и позволить ему заниматься коммерцией”. Чета Бук-Бочкаревых приехала в Якутск 14 июня 1913 г. и по указанию губернатора Крафта была оставлена в Якутске. С чего такая милость? По словам М. Бочкаревой, за эту „милость” она „отдалась” губернатору. Плюс к разрешению жить в Якутске парочка получила разрешение на открытие мясной лавки. Но Бук не хотел заниматься честным трудом. С первых же дней занимался перепродажей краденого, обсчетом и обманом, даже, избиением покупателей, подозревался в грабежах домов якутян, городской почтовой конторы. Умный, изворотливый, он не оставлял следов и улик, хотя не раз привлекался к суду и выходил „из воды сухим”. Мария, конечно же, знала о его преступных похождениях в Чите и Якутске, об этом она в порыве временного раздора со своим благоверным рассказала полицмейстеру И. Рубцову, тем самым невольно помогла раскрыть некоторые преступления Бука. 29 марта 1914 г. против административного ссыльного Я. Г. Бука возбуждается уголовное дело, и его садят в Якутский тюремный замок. (Из тюрьмы Бука освободили в дни февральской революции 1917 г. как „пострадавшего за народное дело в борьбе с самодержавием”. Он вступил в Красную гвардию. А после временного падения Советской власти он был арестован бандой Гордеева и в октябре 1918 г. по дороге в Усть-Кут был расстрелян с другими красноармейцами). Мария подумала, что ее мужа могут отправить на Колыму и, чтобы не допустить этого, она вновь пошла к губернатору. Но тот потребовал „удовлетворения”. По ее словам, она „отдалась” губернатору. Не выдержав такого позора, она решается на самоубийство. Несчастная рассказывает все это Буку, тот попытался убить губернатора. Но был арестован и сослан в Амгу, вместе с ним и Мария. Она переживала за свой поступок, пыталась отравиться. Отношения с Яковом стали напряженными, он был готов убить ее. Чтобы спасти свою жизнь, решила уехать в Томск». /А. Павлов, научный сотрудник Института гуманитарных исследований.  “Русская Жанна д’Арк” жила в Якутии. // Якутск вечерний. Якутск. 24 октября 2003. С. 12./

    «12 сентября сего года газета „Якутия” опубликовала статью Владимира Пестерева „Губернатор Крафт и героиня его романа”. Что был известен Иван Иванович Крафт своими „амурными похождениями”? Подоплека этой истории мне хорошо известна, и я решил поделиться с читателями через газету. О связи губернатора с Марией Бочкаревой не отрицается. Поэтому мне как исследователю И. И. Крафта придется досконально остановиться на этом щекотливом деле. Мария Леонтьевна Бочкарева, будущий командир женского „батальона смерти” приехала в Якутск по своей воле, добровольно, хотя в книге-мемуаре „Яшка. Моя крестьянкой, офицером, ссыльной”, изданной в США в 1919 году, пишет, что отправлена в Якутию в ссылку. В самом деле, она прибыла со своим любовником Я. Г. Буком, о чем расскажу чуть ниже. Чета Бук-Бочкарева приехала в Якутск 14 июля 1913 года и  губернатором была определена отбывать ссылку в Якутске. Заметим, что И. И. Крафт покинул Якутск 22 июля 1913 года, то есть через семь дней после приезда М. Бочкаревой. Губернатор их оставил в столице, так как Бук, находясь в Иркутской пересыльной тюрьме, в начале 1913 года обратился с просьбой к И. И. Крафту, что „у него семья и с сельскохозяйственным трудом не знаком, как «специалиста-мясника» оставить в Якутске”. И, конечно, губернатор, всегда придерживавшийся позиции „поддержки предпринимательства” и получивший, по словам Марии Бочкаревой, „интим”, решил удовлетворить просьбу. А кто такой Бук, заслуживший внимание Ивана Ивановича Крафта? Янкель Гершевич Бук — крестьянин Читинской области — был известен властям как разбойник, грабитель, имел связь с хунхузами (китайскими бандитами). В связи с обострением международного положения и объявлением Забайкальской губернии „возможным театром врйны”, его как „политически неблагонадежного” по личному указанию иркутского генерал-губернатора Л. М. Князева решили направить в ссылку в Якутск. Оформили как политика, то есть с предоставлением пособия. После поражения первой русской революции почти всех уголовников считали политическими преступниками. По приезде в Якутск, с помощью губернатора стал владельцем мясной лавки, торговал мясом. Но честно трудиться не хотел. С первых же дней занимался перепродажей краденого, обсчетом и обманом, даже избиением покупателей, да и других торгашей, подозревался в грабежах домов якутян, почтовой конторы. Сама Мария помогала мужу, знала о „похождениях” благоверного в Чите и Якутске и об этом в порыве неприязненных отношений к Буку рассказала полицмейстеру Рубцову. 29 марта 1914 года против Бука возбуждается уголовное дело. Якутский губернатор (только не И. И. Крафт, он уже был тогда енисейским губернатором) решил выслать Бука из Якутска в Амгу. Марии казалось, что Бука сошлют на Колыму. Чтобы не допустить этого, она решила пойти к губернатору, но тот, по ее словам, потребовал „удовлетворения”. Она согласилась и об этом позже рассказала своему мужу. Бук в гневе решил убить губернатора, но это ему не удалось, его арестовали в кабинете губернатора и посадили в тюрьму. Так что, дорогой читатель, все это выдумки американского журналиста Левина. Кстати, эта книга у нас не издана, так как слишком ярко описаны события 1917-1918 годов, особенно о красном терроре, в результате чего была уничтожена лучшая часть русского офицерского корпуса. Уважаемый Владимир Ильич допускает еще одну неточность, когда говорит, что Мария Бочкарева „по ходатайству” губернатора И. И. Крафта добивается высочайшего разрешения на зачисление „вольнонаемной в действующую армию”. По словам другого исследователя С. В. Дрокова („Вопросы истории”, 1993 г., № 7, с. 164-168), она, поссорившись с мужем, уехала в Томск, где пыталась записаться добровольцем, но ей отказали. Тогда она, благодаря своей настойчивости и упорству, на последние деньги отправляет телеграмму на имя Николая II и получает „высочайшую милость”... А что было с ее мужем Я. Буком? Он после отъезда жены несколько раз пытался добиться разрешения „уехать добровольцем в действующую армию”, но все время получал отказ. После установления советской власти вступил в Красную гвардию и после временного ее поражения был арестован бандой атамана Гордеева и по пути в Усть-Кут в октябре 1919 года расстрелян вместе с другими красноармейцами. Так что всякие рассуждения о любовных похождениях якутского губернатора Ивана Ивановича Крафта несостоятельны и не подтверждаются документально». /А. Павлов, научный сотрудник ИГИ.  А были ли «амурные похождения» И. И. Крафта с Марией Бочкаревой? // Якутия. Якутск. 23 января 2004. С. 23./

                                        «Самая прославленная любовница губернатора

    Губернатор Крафт славился не только своими прогрессивными делами, но и амурными похождениями. Просматривая дела ссыльных в 1913 г., он обратил внимание на дело политссыльного Якова Бука, прибывшего в ссылку вместе с женой Марией. Иван Иванович освободил всех женщин, прибывших по этапу вместе с мужьями, в числе которых была Мария Бочкарева, и оставил семью Бука в Якутске. Узнав о связи жены с губернатором, Яков попытался убить его, был арестован и сослан в Амгу.

     Во время первой мировой войны Мария, благодаря ходатайству Крафта, ушла на фронт, и за проявленные мужество и храбрость была награждена «Георгием» 4 степени. В годы революции она создала первый женский батальон смерти, принимавший участие в боевых сражениях под руководством Деникина и ставший последним защитником Зимнего дворца, где находилось Временное правительство.

    Жизнь Марии Бочкаревой, прозванной «Русской Жанной д’Арк», оборвалась по приговору ВЧК 16 мая 1920 г.». /Якутия: рекорды, самое первое, самое-самое. Якутск. 2004. С. 83./

    «На одной клевете — небезызвестной Марии Бочкаревой — остановимся более подробно [* Бочкарева Мария Леонтьевна (1889-1920 гг.) — крестьянка, Семинарской волости Томской губернии. В 1915 г. добровольно ушла на фронт, сражалась храбро, награждена четырьмя Георгиевскими крестами. Дослужилась до звания поручика. С разрешения и при содействии генералов Л. Г. Корнилова, А. А. Брусилова организовала женский “батальон смерти”, который в составе 172-й дивизии 1-го сибирского корпуса сражался на Западном фронте. В дни Февральской революции 1917 г. со своим батальоном перешла на сторону Временного правительства и в дни октября 1917 г. оказалась в числе защитников Зимнего дворца. Большевики расформировали батальон. В начале 1918 г. она по поручению генерала Корнилова отправилась в США просить военную помощь для борьбы против советской власти. Была принята военным министром, госсекретарем и президентом В. Вильсоном. На обратном пути в Лондоне встретилась с премьер-министром, королем Георгом V и поставила вопрос об интервенции в Россию с целью “восстановления законной власти”. Находясь в США, она продиктовала свои воспоминания, изданные в США и Англии в 1919 г. под названием “Яшка. Моя жизнь крестьянкой, офицером, ссыльной”. В книге правдиво обрисовала разруху, красный террор в 1917-1918 гг., и по этой причине она не была издана на русском языке. Вернувшись в Россию, активно боролась против большевиков, по предложению А. В. Колчака создала санитарный батальон. После поражения она явилась в Томск к коменданту города, сдала револьвер, саблю и предложила Красной Армии свои услуги. Но новые власти не стали разбираться в ее патриотизме, героическом прошлом, и 16 мая 1920 г. она была расстреляна “как активный организатор белого движения”. 1920 г. она была расстреляна “как активный организатор белого движения”.]. Она приехала в Якутск 14 июня 1913 г. с Янкелем Буком, с которым состояла в гражданском браке. Заметим, что губернатор И. И. Крафт выехал из Якутска на новое место службы 22 июля 1914 г. Янкель Гершевич Бук, еврей, был сослан по распоряжению иркутского генерал-губернатора Л. М. Князева под гласный надзор на все время действия военного положения Забайкальской области как политически неблагонадежный. По просьбе Бука и Бочкаревой, губернатор И. И. Крафт разрешил им заниматься мясной торговлей. По словам Бочкаревой, за эту “услугу” она “отдалась” губернатору [* Дроков С. В. Организатор женского батальона смерти // Вопросы истории. — 1993. — № 7. — С. 164-168. Дроков ошибочно считает, что Бочкарева со своим мужем Буком приехала в Якутск 14 июля 1913 г., так как в распределительной карточке Бука отмечено, что они приехали 14 июня.], утаив свой поступок от мужа. 29 марта 1914 г. полиция получила из Читинского жандармского управления специальное письмо, где говорилось о том, что Бук занимался грабежами, разбоем и был связан с китайскими хунхузами [* НА РС(Я). Ф. 12и. Оп. 18. Д. 53. Л. 2, 3, 4.]. Также на стол губернатора лег рапорт полицмейстера Рубцова, где говорилось, что, “по агентурным данным, Бук подозревается в грабежах: 16 июня (т.е. через два дня после прибытия в Якутск), покупает у шатавшейся по дворам пропойцы Матрены Бубновой вещи, украденные у крестьянки Игнатьевой; 24 июня он съезжает с квартиры, где временно остановился, и 25 июля квартира была ограблена, но улик не оставил; в мясной лавке избил якута, осмелившегося просить сдачи; присвоил 1400 чужих яиц; участвовал в нападении на почту. Сожительница в порыве неприязненных отношений к Буку рассказала о преступлениях своего сожителя” [* Там же. Л. 13, 13об.]. 31 марта 1914 г. Бука арестовали и решили сослать в с. Амгу. Подумав, что мужа могут отправить на Колыму, она пошла к губернатору, и тот якобы снова потребовал “удовлетворения” [* Дроков С. В. Указ. соч. — С. 165.]. Она, естественно, отказалась и рассказала об этом своему “благоверному”. Тот решился на убийство домогателя и был арестован в кабинете губернатора. Тут явная ложь! Иван Иванович Крафт в марте 1914 г. работал енисейским губернатором в Красноярске». /А. А. Павлов.  Губернатор И. И. Крафт. Якутск. 2004. С. 51-52, 232-233./

    «Родилась Мария в июле 1809 года в Сибири о семье крестьянина. В 1905-м она вышла замуж за 23-летнего Афанасия Бочкарева. Супружеская жизнь почти сразу не заладилась, и Бочкарева без сожаления рассталась с пьяницей мужем . Тогда то она и встретила свою „роковую любовь” в лице некоего Янкеля (Якова) Бука, который по документам числился крестьянином, но на деле промышлял разбоем в банде „хунхузов” Когда Якова наконец арестовали, Бочкарева решила разделить судьбу любимого и как декабристка, отправилась за ним по этапу в Якутск Но и на поселении Яков продолжал заниматься прежними делами - скупал краденое и даже участвовал о нападении на почту. Чтобы Бука не выслали еще дальше в Кольмск, Мария согласилась уступить домогательствам якутского губернатора Но не в силах пережить измену попыталась отравиться, а затем все рассказала Буку. Якова с трудом скрутили в губернаторском кабинете, куда он направился, чтобы убить соблазнителя, потом ого опять осудили и выслали в глухое якутское селение Амга Мария оказалась здесь единственной русской женщиной. Правда, прежние ее отношения с возлюбленным уже не восстановились. Когда началась первая мировая война. Мария решила окончательно порвать с Янкелем и отправиться солдатом в девствующую армию». /Алексей Кулегин, кандидат исторических наук, заведующий отделом Государственного музея политической истории России.   Звезда женского батальона. // Санкт-Петербургские Ведомости. Санкт-Петербург. 3 декабря 2005. С. 5./ 

    «Афанасий Бочкарев оказался пьяницей, и Мария вскоре решила от него уйти. Но в дореволюционные времена без разрешения законного супруга женщина не могла получить никаких документов и, соответственно, начать полноценную самостоятельную жизнь. Так что, не имея состоятельных и влиятельных родственников, она нередко оказывалась на панели. Мария Бочкарева утверждала, что она лишь прислуживала хозяйке публичного дома. Но, видимо, во время этой работы нашла себе нового спутникажизни — Янкеля Бука, зарабатывавшего на хлеб насущный разбоем и воровством. Солидные накопления позволили Буку обзавестись легальным бизнесом. Он открыл мясную лавку, где за прилавком стояла Мария. Однако счастье и на этот раз оказалось недолгим. В мае 1912 года Бука арестовали и сослали под гласный надзор полиции в самый отдаленный даже от сибирских благ цивилизации якутский поселок Амга. Считается, что Бочкарева отправилась с ним по своей воле. Но вскоре стало очевидно, что ссылка может оказаться бессрочной. Янкель Бук даже на краю света продолжал воровать, и никакой надежды на возвращение в обжитые места у Марии уже не оставалось. Вырваться из Амги она попыталась, рассказав полиции о еще неизвестных властям преступлениях Бука, но смогла уехать лишь после начала мировой войны». /Евгений Жирнов, обозреватель «Власти».  «Слухи об ее зверствах доходят даже до Керенского». // Власть. Аналитический еженедельник. Москва. № 22. 11 июня 2007. С. 63-64./ 

    «В конторе по найму ей предложили место прислуги в городе Сретенске. Приехав в указанный дом, Мария поняла, что ее обманным путем завлекли в бордель. Денег на дорогу не было, да и куда еще бежать? Она снова пыталась отравиться, но ее спас молодой симпатичный клиент, сын местного торговца мясом Яков Бук. Он забрал Марию из борделя, и они стали жить гражданским браком. Обоим было едва за двадцать, но оба уже, что называется, повидали жизнь. У Яши была страсть - карты. Однажды, чтобы расплатиться с долгами, он даже вступил в банду хунхузов (китайских разбойников), участвовал в налете на поезд, был арестован и чудом избежал тюрьмы. Мало того, он еще и с революционерами знался, укрывал нелегалов и беглых. Окончилось тем, что Якова арестовали за укрывательство беглого преступника и отправили в якутскую ссылку. Мария последовала за ним. Поскольку она не была ему законной женой, да и денег у нее почти не было, то и ехала она на правах арестантки, ночевала вместе с преступницами, вымаливала у начальства редкие свидания с Яшей. Все начальники - от надзирателя до губернатора - издевались над ней, требовали услуг известного рода... В поселке Амга, где чувствовалось дыхание Ледовитого океана и почти не сходил снег, многие ссыльные жили с якутками. Мария оказалась единственной русской женщиной. Она сумела создать в поселке элементарные бытовые условия - баню, стирку белья, приготовление нормальной пищи. Вместе с Яшей завела мелкую торговлю. Но тут Яков опять начал играть. Карты были излюбленным развлечением богатых якутов и золотоискателей. А где карты, там и долги, обман, воровство. Иногда Бук уезжал в отдаленные поселки и пропадал по нескольку дней. Если проигрывался, то возвращался раздраженным, находил поводы для ревности, устраивал скандалы. Наконец, и Яков начал избивать Марию, притом с диким ожесточением. Врач советовал положить его в больницу и предупредил Марию, что жить с Буком небезопасно. Мария уже не раз задумывалась, за что ей такие мучения? Если уж страдать, то хоть бы за дело; если уж суждено пропасть, то хоть бы не зря!.. Шел 1914-й год. Вести о начавшейся войне с Германией и Австро-Венгрией, о первых победах и последовавших поражениях докатились и до Колымы. Впоследствии Бочкарева вспоминала, что у нее сразу возник план: идти на войну, отличиться в боях и просить затем о помиловании Якова. Так или иначе, Мария Бочкарева тайком ушла через тундру и тайгу, добралась до Томска». /Сергей Макеев, специально для «Совершенно секретно».  Русская Жанна д’Арк. // Совершенно секретно. Москва. № 12. 1 декабря. 2007. С. 30./

    «В Якутию за любимым. Не долго Бочкарева горевала от одиночества. Вскоре ее гражданским супругом стал некий Янкель Бук - читинский крестьянин, уже отсидевший в иркутской тюрьме мошенник и вор. Вскоре любовники на деньги сомнительного происхождения открыли мясную лавку, и Мария стала за прилавок. Однако спокойная жизнь продолжалась недолго: в мае 1912 года Янкеля арестовали и выслали в Якутск. Самоотверженная Мария последовала на Север вслед за любимым. Но и в ссылке Яков продолжал разбойничать. Его снова посадили в тюрьму, а потом сослали в поселок Амга. Мария и здесь вертелась, как могла, чтобы облегчить жизнь своему любовнику, но никакой благодарности от него, кроме побоев, она не видела. И вдруг... Бесстрашная „Яшка”. Приехавший урядник привез множество различных новостей, но Марию потрясла только одна из них – началась война с немцами! Она все бросила и стала пробираться обратно в Сибирь, ей хотелось пойти солдатом в действующую армию... Шашни с Крафтом. Имя Ивана Крафта известно многим якутянам. Он был губернатором якутского края с 1907 по 1913 годы и оставил заметный след в общественно-политическом и экономическом развитии нашей республики. В быту Крафт был скромен. Жил он, как почти все жители, в деревянном доме. О его личной жизни известно мало, хотя ему часто приписывают связь с Марией Бочкаревой. Однако; скорее всего, отличающаяся особой хитростью госпожа Бочкарева все это выдумала. Ведь источником этой сомнительной информации является журнал „Родина” за 1993 год, в котором опубликованы воспоминания самой Марии о ее жизни. В статье дама заявляет, что она якобы переспала с губернатором, чтобы тот не выслал ее любовника Янкеля Бука в Колыму. По оценке нашего земляка, поэта и краеведа Петра Конкина, этого быть не может, поскольку Бука собирались сослать летом, что в условиях гор и болот просто нереально. Ссыльных отправляли туда только зимой, когда открывалась дорога. Так что Марии было совершенно не обязательно заводить интим с Крафтом. Видимо, Бочкарева просто хотела славы, для чего и пустила слухи». /Роза Татаринова, Ольга Евтюхина.  Роковая Мария. Авторы материала благодарят за помощь в написании материала журналиста, краеведа и поэта Петра Конкина. // Молодежь Якутии. Якутск. 23 октября 2008. С. 31./

    «Лёс Марыі Бачкаровай не быў ласкавым да яе. Яна марыла пра вялікае каханне і дружную сям’ю, аднак на шляху яе сустракаліся абсалютна нявартыя мужчыны. Першага мужа Афанасія Бачкарова яна вымушана была пакінуць з-за яго схільнасці да спіртнога. Зарабляючы сабе на хлеб надзённы, працавала ўкладчыцай маставых. У маі 1913. года, закахаўшыся ў арэстанта Якава Бука, дабраахвотна пайшла разам з высланымі па этапе ў Якуцк. Але і гэты абранец не апраўдаў спадзяванняў Марыі, ён жорстка біў яе і аднойчы ледзь не пазбавіў жыцця. Пэўна, менавіта тады нешта абарвалася ў душы жанчыны. Яна перастала чакаць адзінага, замкнулася ў сабе. Маўклівая і задуменная, яна палохала тых, хто памятаў шалёнасць яе позірка. Ніхто не ведаў, пра што думае Марыя. А яна, аказваецца, марыла цяпер пра подзвігі і славу асобна ад мужчыны, незалежна ад яго кахання або некахання. Пасля абвяшчэння ў жніўні 1914 года першай сусветнай вайны Бачкарова пешшу дабралася да Томска, дзе стаяў дваццаць пяты рэзервны пяхотны полк, і паведаміла аб сваім жаданні трапіць на фронт у якасці салдата». /Жаночыя батальоны смерці. 120 гадоў назад нарадзілася Марыя Бачкарова, стваральніца Жаночых батальёнаў смерці ў расійскай арміі. {Падзея.} [Архіў. Вядучыя рубрыкі: Ірына Масляніцына, Мікола Багадзяж.] // Женский журнал. № 2. Минск. 2009. С. 72./

    «Девчонкой пошла в прислуги, а в 15 лет сбежала из отчего дома вместе с Афанасием Бочкаревым, за которого впоследствии вышла замуж. Благоверный оказался далеко не ангелом, „дружил” с Бахусом, на пристрастие к алкоголю уходил весь семейный бюджет. Почти сразу же он начал поколачивать супругу. Мария долго терпеть не стала. Плюнула да и бросила непутевого Афанасия, уйдя к симпатичному мяснику Якову (Янкелю) Буку. А в мае 1912 года ее любимого арестовали. Затем последовали обвинения в разбойных нападениях, суд и ссылка в Якутск. Молоденькая Маша пешком (!) отправилась за Буком в далекий и неведомый край. Молодые для прикрытия открыли в нашем городе мясную лавку – оставлять разбойничий промысел Янкель не собирался: скупал краденое и вроде как принимал непосредственное участие в нападении на местную почту. Вскоре его и его друзей – „робин-гудов” „замела” полиция и отправила от греха подальше – в Амгу. Бочкарева последовала за суженым и туда. Бук, пристрастившись к водке, стал домашним „тираном”, частенько поколачивая свою верную супружницу. К этому периоду жизни Марии относятся сплетни про ее связь с губернатором Якутии Иваном Крафтом. Якобы, чтобы Бука не выслали еще дальше на Колыму, Мария уступила его домогательствам, потом пыталась отравиться, а когда попытка не удалась, все рассказала Буку. Разъяренный Яков со всех ног помчался в кабинет коварного соблазнителя и чуть было не убил его, но его скрутили и выслали в Амгу. В мемуарах она сама утверждала, что переспала с губернатором. Однако большинство историков сходятся во мнении, что это не так. Разразилась первая мировая война. На волне патриотизма, охватившего всю страну, Маруся решила записаться в действующую армию. Бросив непутевого Яшку, девушка уехала в Томск». /Татьяна Кротова.  Русская Жанна д’Арк. // Якутск вечерний. Якутск. 14 мая 2010. С. 56./

    «Афанасий вскоре запил, не желая терпеть побои и унижения, женщина сбежала в Сретинск. Нанимаясь прислугой, она и не подозревала, что попала в услужение в публичный дом. Её гражданским супругом стал Янкель Гершев Бук, двадцати трёх лет, отсидевший срок в Иркутской тюрьме и занимавшийся карточным шулерством, воровством и грабежами. Тем не менее молодые сошлись. Их семейная жизнь продолжалась всего три года. В один из майских вечеров 1912 года Бука посадили в тюрьму. Открыто называя себя гражданской женой, с неимоверным трудом Мария добилась свидания с любимым в Иркутском централе. Более того, решила отправиться с ним по этапу в ссылку, для чего «самоарестовалась». В августе 1914 года вышел приказ о мобилизации на фронт. Услышав призыв встать на защиту Родины, Бочкарёва разорвала все отношения с гражданским мужем». /С. В. Дроков, аналитик корпорации «Элар».  Мария Бочкарёва. // Русская история. № 2. Москва. 2010. С. 55./ 

    «Афанасий запил, не желая терпеть мучительные побои и унижения, женщина сбегает в сретенск, нанимаясь прислугой, она и не подозревала, что попала в услужение в публичный дом. Ее гражданским супругом стал Янкель Гершев Бук, 23 лет, отсидевший срок в Иркутской тюрьме и занимавшийся карточным шулерством, воровством и грабежами. Тем не менее молодые сошлись. Пожалуй, Яков стал той настоящей любовью Марии, к которой она стремилась всем сердцем. Открыли мясную лавку, где она стала первой женщиной-мясником, получив кличку Бук. Но семейная жизнь продолжалась всего три года. В один из майских вечеров 1912 г. Бука вновь посадили в тюрьму. Открыто называя себя гражданской женой, с неимоверным трудом Мария добивается свидания с любимым в Иркутском централе. Более того, решает отправиться с ним по этапу в ссылку, для чего самоарестовывается. Этап околоточных каторжников двинулся в мае 1913 г. Среди документов на административно-ссыльного Янкеля Бука сохранились постановления якутского губернатора И. И. Крафта от 15 июня 1913 г. о назначении Бука на жительство в село Павловское Якутского округа и от 14 июля того же года, переназначавшее Якова на жительство в Якутск, без выдачи казенного пособия. В архивном деле проходит упоминание и о Бочкаревой. Так, по агентурным данным, прибыв в Якутск 14 июня, Яков тут же развернул прежнюю деятельность — скупает и перепродает вещи, а съезжая с квартиры учителя Темкина, дочиста ее обкрадывает. На другой день, после кражи, к учителю явилась Мария Леонтьевна с требованием отдать забытые при «переезде» две новые шляпы [* Центральный государственный архив Республики Саха (Яукутия). Ф. 15. Оп. 10. Д. 2279. Л. 5об. – 6.]. Из-за отсутствия улик возбуждать уголовное дело не стали...» /С. В. Дроков, кандидат исторических наук, ведущий аналитик ЗАО «Прософт».  Мария Бочкарева: краткий биографический очерк русского воина. // Русский исторический сборник. Т. ІІ. Москва. 2010. С. 179-180./ 

    «Мясника Янкеля друзья считали везунчиком, он не раз участвовал в рискованных операциях. Разбойные нападения, кражи, грабежи, мошенничество, скупка краденого — что только за ним не числилось. Друзей ловили, но доказать вину забайкальские сыщики не могли. Фортуна благоволила везунчику вплоть до мая 1912 года, когда Янкеля сцапала полиция и он все-таки оказался на скамье подсудимых. Мясника арестовали, обвинили в разбое и сослали из Читы в Якутскую область. За „врагом государства” в далекий край последовала и его сожительница — тогда еще никому не известная крестьянка-простушка Мария Бочкарева. Несмотря на столь суровое наказание, преступный промысел Бук не оставил и начал проворачивать свои делишки и здесь. Ему опять везло! В Якутск Бука привезли в середине июня 1913 года. Местом ссылки определили Павловское — старинное старообрядческое селение неподалеку от Якутска, на правом берегу Лены. Бук, человек далеко не бедный, сразу начал хлопотать о казенном пособии — 15 рублей в месяц. Писал властям письма, просил, чтобы его признали административно-ссыльным. Однако до того, как неповоротливая царская бюрократическая машина закрутилась, прошло три года. Денежки уголовник начал получать только с 1916 года. Но не будем забегать вперед... Ох, Мария, Мария! Если б она знала, что любовник пристрастится к спиртному, станет домашним тираном и будет ее поколачивать, поехала бы она сюда за ним? Частые ссоры, укрывательство воровских дел гражданского мужа и „задушевные” беседы с полицией — вот что ждало ее здесь. В начале 1914 года „разбойнику” разрешили жить в Якутске. И с первых дней мужичок начал ставить на уши местных полицейских. Дошло до того, что полицмейстер Рубцов даже был вынужден написать жалобу якутскому губернатору. „...Деятельность свою Бук обнаружил в первый момент: прибыл в Якутск 14 июня, как уже 16-го того же июня покупает у шатавшейся по дворам пропойцы Матрены Бубновой вещи, покраденные ею у крестьянки Ипатьевой. 24 июля он съезжает с квартиры от еврейского учителя Темкина, и в ночь на 25 июля Темкин был обкраден... Участие Бука в этой краже обнаружило следующее: поспешно съезжая с квартиры Темкина, Бук забыл новые шляпы, принадлежащие его сожительнице Бочкаревой. На другой день... Бочкарева явилась за ними сама... и прихватила вещи хозяина... Участие Бука в этом деле достаточно установлено. Ему было предоставлено место продавца в городской мясной лавке... Некий якут купил 40 фунтов мяса, дал при расчете 10 рублей ассигнацией и не получил 7 рублей сдачи. Был Буком избит. Последний не заявил о произведенном над ним насилии. Бук вновь остался безнаказанным...” Затем Бук провернул еще одну махинацию. С помощью подельников Черепахина и Голанчукова он, выражаясь протокольным языком, „обманным путем завладел” 14 тысячами яиц, которые привезли в Якутск на продажу крестьяне из близлежащих сел. Яйца перешли в собственность Бука, его товарищи сели на тюремные нары, а „великий комбинатор” снова выкрутился. За ним установили негласное наблюдение. Из докладной якутского полицмейстера Ильи Рубцова: „Два дня назад Бук в компании с личностью, проживающей в городе - величиной в грабительском мире очень значительной - вернулся ночью из Мархинского селения. Ими подготавливается план крупного разбойного нападения на одно из учреждений. Эти факты сообщила сожительница Бука Бочкарева в одну из минут откровенности, вызванной временным раздором с ним...” В конце концов, преступные художества Якова надоедают местным полицейским. И они подумывают о том, чтобы избавиться от этой головной боли и сплавить Бука как можно дальше. Ну, к примеру, на Колыму, в Верхоянск или Устьянск. Из доклада якутского полицмейстера: „Образ жизни ведет крайне преступный, имеет тесное соприкосновение со ссыльным элементом. Как это установлено негласным за ним наблюдением, занимается скупкой и перепродажей краденого, но благодаря своей изворотливости и недостаточности улик... остается безнаказанным. ...Выяснено, что Бук принимает личное участие в крупнейших кражах, совершавшихся в городе Якутске... Дальнейшее проживание Бука в Якутске может вредно отразиться на благосостоянии местного населения как в материальном, так и в нравственном отношениях. Ходатайствую о переназначении административно-ссыльного Яна Гершева Бука в один из отдаленных округов Якутской области. Дальнейшее его пребывание в Якутске или вблизи его при настоящем положении города вызовет печальные и тяжелые последствия. Так как Бук человек очень решительный, а главное, обладает хитрым изворотливым умом...» Здесь стоит упомянуть об одной легенде, появившейся благодаря любовнице Якова Марии Бочкаревой. Как она позже упоминала в интервью, чтобы суженого не отправили на Колыму, ей пришлось переспать с якутским губернатором Иваном Крафтом. Якобы тогда он решил отправить Бука в Амгу. Когда разразилась Первая мировая война, Маруся решила записаться в действующую армию. Бросив непутевого Якова, она уехала в Томск... Попросился на фронт и Янкель. 17 июля 1915 года он подал на имя якутского окружного исправника ходатайство о направлении его в действующую армию в качестве добровольца. Но департамент полиции в Санкт-Петербурге отклонил его просьбу. Посчитав, видимо, что вояка он ненадежный. Сколько веревочке ни виться, конец все равно будет. Фарт закончился. За все свои деяния якутский Остап Бендер угодил в тюрьму, где просидел вплоть до июня 1918 года. В это время в Якутск на трех пароходах прибыл сводный отряд красных во главе с Апполинарием Рыдзинским. Большевики освободили из тюрьмы всех заключенных. Бука вызволили вместе с ними — как „жертву несправедливого строя”. Но на свободе Яшка гулял недолго. 23 августа 1918 года белый партизанский отряд поручика Михаила Гордеева выступил по Лене из села Мача и Олекминска и почти без боя взял Якутск. Гордеевцы переловили разбежавшихся совдеповцев и красноармейцев, не оказавших им вооруженного сопротивления. Поймали и Бука. В сентябре 1918 года активистов советской власти и часть пленных красноармейцев отправляют в верховья Лены на барже. С формулировкой „уголовный преступник, подлежит расстрелу” везут туда и Янкеля. 30 сентября 1918 года на приленской станции Бестях (ныне Верхний Бестях) его и двух солдат Красной Армии Павла Юшина и Федора Царева вывели на берег реки и расстреляли... Трагично закончилась и жизнь Маруси. В мае 1920 года она была расстреляна чекистами в Красноярске. Сам поручик Гордеев после отступления колчаковцев в Сибири зимой 1920 года попал в плен красным и оказался в иркутской тюрьме. Его дело рассматривал ревтрибунал пятой армии. В суде офицер заявил, что в конце сентября расстреляны были не политические деятели, а уголовные элементы. Приказ об этом Гордеев получил еще в Якутске. Решение суда было суровым — расстрелять Михаила Гордеева в течение 48 часов после утверждения вердикта ревтрибуналом в Москве, что и было сделано». /Татьяна Кротова, Петр Конкин. В материале использованы документы Иркутского и Якутского госархивов. // Якутск вечерний. Якутск. 17 июня 2011. С. 16./

    Также отметим, что политссыльный «князь Александр Гайтемуров», который опекался Бочкаревой, по ее словам, в Амге, скорее всего это политссыльный Георгий Романович Гантимуров, который в 1910 г. впервые на территории Амгинского наслега в местности Хонкуйа (Тангха) открыл в частном доме школу. Г. Р. Гантимуров род. в 1884 г. в с. Кайластуй Читинского уезда Забайкальской области. После отбытия наказания жил в Томске, работал бухгалтерером, арестован 14 февраля 1938 г. Расстрелян 7 марта 1938 г. Реабилитирован в ноябре 1959 г.

    «На одной клевете — небезызвестной Марии Бочкаревой — остановимся более подробно [* Бочкарева Мария Леонтьевна (1889-1920 гг.) — крестьянка, Семинарской волости Томской губернии. В 1915 г. добровольно ушла на фронт, сражалась храбро, награждена четырьмя Георгиевскими крестами. Дослужилась до звания поручика. С разрешения и при содействии генералов Л. Г. Корнилова, А. А. Брусилова организовала женский “батальон смерти”, который в составе 172-й дивизии 1-го сибирского корпуса сражался на Западном фронте. В дни Февральской революции 1917 г. со своим батальоном перешла на сторону Временного правительства и в дни октября 1917 г. оказалась в числе защитников Зимнего дворца. Большевики расформировали батальон. В начале 1918 г. она по поручению генерала Корнилова отправилась в США просить военную помощь для борьбы против советской власти. Была принята военным министром, госсекретарем и президентом В. Вильсоном. На обратном пути в Лондоне встретилась с премьер-министром, королем Георгом V и поставила вопрос об интервенции в Россию с целью “восстановления законной власти”. Находясь в США, она продиктовала свои воспоминания, изданные в США и Англии в 1919 г. под названием “Яшка. Моя жизнь крестьянкой, офицером, ссыльной”. В книге правдиво обрисовала разруху, красный террор в 1917-1918 гг., и по этой причине она не была издана на русском языке. Вернувшись в Россию, активно боролась против большевиков, по предложению А. В. Колчака создала санитарный батальон. После поражения она явилась в Томск к коменданту города, сдала револьвер, саблю и предложила Красной Армии свои услуги. Но новые власти не стали разбираться в ее патриотизме, героическом прошлом, и 16 мая 1920 г. она была расстреляна “как активный организатор белого движения”. 1920 г. она была расстреляна “как активный организатор белого движения”. (Подробно см. статьи „Русская Жанна Д’Арк жила в Якутии” // Якутск вечерний. – 2003. – 24 окт. и  „А были ли амурные похождения губернатора И. И. Крафта с Марией Бочкаревой?” // Якутия. – 2004. – 23 янв.)] Она приехала в Якутск 14 июня 1913 г. с Янкелем Буком, с которым состояла в гражданском браке. Заметим, что губернатор И. И. Крафт выехал из Якутска на новое место службы 22 июля 1914 г. Янкель Гершевич Бук, еврей, был сослан по распоряжению иркутского генерал-губернатора Л. М. Князева под гласный надзор на все время действия военного положения Забайкальской области как политически неблагонадежный. По просьбе Бука и Бочкаревой, губернатор И. И. Крафт разрешил им заниматься мясной торговлей. По словам Бочкаревой, за эту “услугу” она “отдалась” губернатору [* Дроков С. В. Организатор женского батальона смерти // Вопросы истории. — 1993. — № 7. — С. 164-168. Дроков ошибочно считает, что Бочкарева со своим мужем Буком приехала в Якутск 14 июля 1913 г., так как в распределительной карточке Бука отмечено, что они приехали 14 июня.], утаив свой поступок от мужа. 29 марта 1914 г. полиция получила из Читинского жандармского управления специальное письмо, где говорилось о том, что Бук занимался грабежами, разбоем и был связан с китайскими хунхузами [* НА РС(Я). Ф. 12и. Оп. 18. Д. 53. Л. 2, 3, 4.]. Также на стол губернатора лег рапорт полицмейстера Рубцова, где говорилось, что, “по агентурным данным, Бук подозревается в грабежах: 16 июня (т.е. через два дня после прибытия в Якутск), покупает у шатавшейся по дворам пропойцы Матрены Бубновой вещи, украденные у крестьянки Игнатьевой; 24 июня он съезжает с квартиры, где временно остановился, и 25 июля квартира была ограблена, но улик не оставил; в мясной лавке избил якута, осмелившегося просить сдачи; присвоил 1400 чужих яиц; участвовал в нападении на почту. Сожительница в порыве неприязненных отношений к Буку рассказала о преступлениях своего сожителя” [* Там же. Л. 13, 13об.]. 31 марта 1914 г. Бука арестовали и решили сослать в с. Амгу. Подумав, что мужа могут отправить на Колыму, она пошла к губернатору, и тот якобы снова потребовал “удовлетворения” [* Дроков С. В. Указ. соч. — С. 165.]. Она, естественно, отказалась и рассказала об этом своему “благоверному”. Тот решился на убийство домогателя и был арестован в кабинете губернатора. Тут явная ложь! Иван Иванович Крафт в марте 1914 г. работал енисейским губернатором в Красноярске». /А. А. Павлов.  Губернатор И. И. Крафт. 2-е издание, исправленное и дополненное. Якутск. 2011. С. 46-47./

    «Крафт всегда находился под пристальным вниманием как своих подчиненных, так и горожан, которые были не лишены любопытства узнать что-либо о личной жизни «большого начальника». Какие же тайны он хранил, и доступен ли был женской части населения Якутска? До сих пор исследователи, вероятно, из-за отсутствия архивных документов, всегда обходили стороной эту часть жизни И. И. Крафта. Поэтому она долгое время оставалась «белым пятном» для тех, кто интересовался жизнью и деятельностью губернатора, что дало повод к распространению грязных, на наш взгляд, слухов и сплетен. Непосвященные в его частную жизнь допускали ошибки, и на этой почве его даже обвиняли в изнасиловании небезызвестной Марии Бочкаревой, причем не без успеха [* Павлов А. А. Губернатор И. И. Крафт. — 2-е изд. испр. и доп. — Якутск, 2011. — С. 46-47.]. В действительности же, Иван Иванович был женат повторным браком на дочери генерал-майора Вере Александровне Эммануэль, отец и братья которой получили образование в Пажеском корпусе, мать воспитывалась в Екатерининском институте, тетя была фрейлиной императрицы, сама она закончила Смольный институт. В законный брак, по словам Крафта, они вступили 21 апреля 1902 г. Бракосочетание совершилось в селе Никандровском Боровичского уезда Новгородской губернии. Детей у них не было [* РГИА. Ф. 1284. Оп. 47. Д. 242. Л. 82, 140.]. Работая в архивах Петербурга, я обнаружил несколько писем жены Крафта на имя министра внутренних дел, к тому времени председателя Совета министров П. А. Столыпина. В первом письме, датированном 6 ноября 1908 г., она пишет, что Крафт с 1904 г. отказался от совместной жизни с нею, предлагая ей развестись. После нескольких тщетных попыток воссоединиться В. А. Крафт-Эммануэль, пытаясь сохранить семью, в июне 1908 г. добралась до Иркутска с намерением достичь Якутска, где в должности губернатора служил ее муж. В Иркутске она узнала, что Крафт уехал в Петербург, в дороге они где-то разминулись. Справедливости ради отметим, что И. И. Крафт ежемесячно, как правило, отсылал ей по 50 руб. Но для оплаты квартиры и на всякие нужды, по расчетам жены, требовалась минимальная сумма в 250 руб. В одном из писем к Столыпину она сообщает, что с первой женой Крафт, не желая шумного бракоразводного процесса, развелся, выдав ей вексель на 12 тыс. рублей [* Там же. Д. 151. Л. 10.]. Ее имя в письме не упоминается... Тем не менее, вопрос выплаты денег Крафтом решался вплоть до августа 1910 г. Как обычно, Вера Александровна вновь обратилась к Столыпину, чтобы он решил окончательно вопрос о перечислении Крафтом денег в размере 250 руб. [* РГИА. Ф. 1284. Оп. 47. Д. 242. Л. 82; Д. 151. Л. 94.] Даже после такого семейного скандала, ставшего известным в высших кругах правительства, Крафты по какой-то причине не развелись, формально они считались мужем и женой вплоть до кончины Ивана Ивановича. Во всяком случае, по этому поводу нет никакой документальной информации.

    На этом можно было бы закрыть эту тему, если бы не одно обстоятельство. На самом деле сам губернатор Крафт находился под надзором. А следил за ним вице-губернатор С. Н. Мишин, который докладывал министру внутренних дел П. А. Столыпину о личной жизни своего начальника. По его данным, И. И. Крафт привез в Якутск двух женщин. Также приезжала некая Павловская, его знакомая по Тургайской области. Одно время губернатор Крафт попал под влияние Серафимы (Сары. - П.П.) Николаевны Бушуевой, жены прокурора Якутского окружного суда Бушуева, который впоследствии вынужден был уехать. Оставшись одна, она успела перебраться, как пишет в своих письмах доносчик, „в губернаторский дом со своей кроватью” [* Там же. Л. 102, 104.]. В городском фольклоре имеются некоторые замечания по поводу хороших отношений Крафта с якутянками, которые не подтверждаются документами. Известно, что в г. Якутске более ранние начальники области даже содержали в своих домах женщин из числа коренных народов, которые имели свое влияние вплоть до управления областью. В исторических исследованиях, посвященных известным людям, особенно это касается царского времени и не только, во многих случаях обойдена их частная жизнь, без которой ныне невозможно обрисовать полный портрет деятеля той или иной эпохи. Во многом это объяснялось отсутствием архивных документов и воспоминаний. Но содержание данной статьи показывает, что в архивохранилищах страны можно найти недостающие на этот счет материалы, которые позволили бы историкам более полно раскрыть жизнь и деятельность исторических персонажей». /Пантелеймон Пантелеймонович Петров, к.и.н., завмузеем академической науки Якутии им. Г. П. Башарина ИГИиПМНС СО РАН.  Из частной жизни якутского губернатора И. И. Крафта. // Якутский архив. № 1. Якутск. 2012. С. 102-104./

    «С мужем она мостила в Иркутске дороги, сначала в тюрьме, а потом в университете. Ее назначают помощником десятника, незаурядные организаторские качества проявились у нее еще в юности. Муж тяжело переживал «повышение» жены, стал пить и постоянно попрекал связью с Лазовым. Мария бросает Афанасия и уезжает к сестре в Барнаул. Барнаульский период означал новый поворот в судьбе: болезнь, два месяца больницы, безработица... Через бюро по трудоустройству Бочкарева становится прислугой у некой Анны Петровны, оказавшейся содержательницей публичного дома в Сретенске. Узнав об этом, Бочкарева убегает от хозяйки и начинает жизнь с человеком, под именем которого она и войдет в историю. Нового спутника жизни Бочкаревой звали Янкелем Гершевом Буком — он был еврей из крестьян Читинского уезда Чиронской волости. Основным его ремеслом была торговля краденым и грабеж на дорогах в бандах хунхузов. На грабежах и разбоях Янкель заметно разбогател. С Марией они смогли открыть мясную лавку, и женщина сама встала за прилавок. Но и здесь жизнь не сложилась. В 1912 году Янкеля арестовали и отправили в тюрьму в Иркутск. Бочкарева открыто называла себя гражданской женой Бука и добровольно отправилась с ним в ссылку. Чтобы мужа не выслали в Колымск, Мария уступила сексуальным домогательствам якутского губернатора Ивана Крафта. Свою измену мужу она переживала тяжело, даже пыталась отравиться. Крафту настолько понравилась Бочкарева, что он выпустил Бука из тюрьмы и дал 500 рублей на новое обустройство мясной лавки — деньги по тем временам немалые. Однако Крафт не оставил свои домогательства. Узнав об этом от жены, Бук решил убить губернатора. Но покушение не состоялось, а Янкеля Бука выслали в дальнее якутское поселение. Бочкарева поехала за ним, она была единственной русской женщиной в этом якутском поселении. Вскоре отношения с Буком дали трещину — ревность его не знала границ. Он готов был по малейшему поводу убить жену. Через некоторое время его положили в больницу для лечения, а в августе 1914 года началась война. В своих мемуарах, записанных журналистом Исааком Дон Левиным, Бочкарева вспоминала: „Мое сердце стремилось туда... Дух самопожертвования вселился в меня. Моя страна звала меня”. Бочкарева решила уйти от Бука и отправиться воевать. В ноябре 1914 года она приняла решение завербоваться солдатом в армию». /Игорь Козлов.  Яшка. // 7 дней. Минск № 12. 21 марта 2013. С. 12-13./

    «Второй побег от мужа оказался удачнее, Мария оказалась в Иркутске и там нанялась на знакомую работу – мостить дороги бетоном и асфальтом. Скоро под её началом трудились двадцать пять человек. Её свалила сильная простуда, несколько месяцев Бочкарёва лечилась в больнице. После излечения осталась без денег и работы. В конторе по найму ей предложили место прислуги в городе Сретенске. Приехав в указанный дом, Мария поняла, что её обманным путём завлекли в бордель. Денег на дорогу не было, да и куда ещё бежать? Её спас сын местного торговца мясом Яков (Янкель) Бук. Он забрал Марию из борделя, и они стали жить гражданским браком – разгорелся бурный роман. Обоим было едва за двадцать, но оба уже повидали жизнь. У Яши была страсть – карты. Однажды, чтобы расплатиться с долгами, он вступил в банду хунхузов, участвовал в налёте на поезд, был арестован и чудом избежал тюрьмы. Мало того, он и с революционерами знался, укрывал нелегалов и беглых. Кончилось это тем, что Якова арестовали за укрывательство беглого преступника и отправили в мае 1912 года в якутскую ссылку. Мария пешком пошла за своим гражданским мужем. Как декабристка, последовала за Яшкой по этапу. Но в ссылке Яков опять начал играть. Карты были излюбленным развлечением богатых якутов и золотоискателей. В Якутске Яков продолжал заниматься прежними делами – скупал краденое и даже участвовал в нападении на почту. Его вновь осудили и выслали в глухое якутское селение Амга – на край света, где кроме нескольких ссыльных жили эскимосы. В посёлке Амга Мария оказалась единственной русской женщиной. Она взяла на себя все бытовые тяготы, создала в посёлке баню, стирку белья. Вместе с Яшей завела мелкую торговлю. Но Яков не оценил подвига самопожертвования любящей его женщины и вскоре начал пить и избивать Марию. Мария уже не раз задумывалась, за что ей такие мучения? Казалось, нет выхода из замкнутого круга. А шёл уже 1914 год. Если уж суждено пропасть, то хоть бы не зря!.. Вот и надумала Мария податься в солдаты: «У солдата есть оружие, чтобы бороться за собственную жизнь, а у женщины…». Скорее всего, именно это послужило причиной её решительного поступка – бегства от Яшки и возвращения в Томск. И до Колымы, хоть и с опозданием, докатилась весть, что началась война с Германией и Австро-Венгрией. Мария решила пойти солдатом в действующую армию. Впоследствии она вспоминала, что у неё сразу возник план: идти на войну, отличиться в боях и просить затем о помиловании Якова. Так или иначе, Мария Бочкарёва ушла пешком через тундру и тайгу, добралась до Томска». /Галина Колосова–Мошкина, член Союза журналистов РФ.  Воительница – сибирячка. Публицистическо-краеведческий очерк. // Начало века. Литературный и краеведческий журнал. № 3. Томск. 2014. 138./

                                                                              Глава 3

    «Чернявый, тщедушный, лохматый тапер Арнольд, поправляя очки, бренькал на хриплом пианино что-то невеселое, а грустные барышни, словно пестрые райские птички, сидели стайками на диванах, бесстыдно выставляя свои ножки.

    Наконец в залу шумно ввалилась группа прилично одетых мужчин, трое вроде русских и трое китайцев. Девушки оживились и обступили их с расспросами, весело обсуждая с ними какие-то их дела. Стали громко чокаться бокалами, пить, танцевать. Мария и не заметила, как зал постепенно наполнился гостями. Появилась необходимость срочно обновлять угощение на столах, прибрать, подтереть полы в прихожей, подать вина в номера девушкам, занятым с гостями. Они с Фросей весь вечер носились по заведению, как угорелые. Вот наконец к утру она в изнеможении рухнула на диван, устало оглядывая лестницу, по которой картинно спускался один из гостей, тот чернявенький, кудрявый, носатенький, в черной щегольской тройке, белой рубашке с воротом апаш и лаковых сапогах. Он что-то объяснял толстощекому китайцу, лихо размахивая руками у него перед глазами-щелочками. Чернявый посмотрел на нее и ласково, озорно улыбнулся.

    В комнате, перед тем как лечь спать, Фрося протянула ей пятирублевку.

    — Тебе, подруга, на чай. Мы сегодня заработали по синенькой. Спрячь, чтоб Карла не увидела.

    — Фрось, а что ж за заведение-то это такое? Синенькая за один вечер. В деревне, да хоть и в Томске, за такие деньги упашешься. Сто потов сойдет, руки отвалятся.

    — Да ты чего, девонька. Не поняла, чтоль? Заведение! Публичный дом это. Вертеп. Девки с гостями по номерам, за деньги спят, любятся Ноги раздвигают.

    Мария даже вскочила с койки. Ее разом пробил озноб.

    — Я ж думала, что ей, барыне, просто по дому прислуживать. Она про заведение мне ничего не говорила!

    — Дурочка ты деревенская. А еще замужняя была, — укоризненно хмыкнула Фрося. — Спи, отдыхай. Поработай хоть недельку, заработай копейку, пока кто из гостей на тебя не навалился. Тогда и уйдешь. Да что толку-то. Слава-то к нам все равно теперь прилипла. Спи, девонька.

    На третий день своей работы в заведении Мария уже свободнее, смелее сновала по коридорам, комнатам, номерам, выполняя нехитрую, небольно тяжелую работу. Когда ближе к полуночи она проходила по залу, ее вдруг схватил за руку и дернул на диван какой-то рыжий верзила в военной гимнастерке, провонявшей махоркой и еще какой-то гадостью. Он грубо прижал ее к подушкам и сипло дыша ей в лицо винным перегаром, рванул на ее груди платье, вцепился лапищей в ее грудь, заревел:

    — Свеженькая! Не боись! Ты из какой деревни? Я офицер, прапорщик Илья Заблоцкий. Пошли к тебе в номер, я тебя кой-чему научу. Да не упирайся! Красненькую дам! Не обману! Дура! С офицером! Их благородием! Другая б за счастье почла!

    Мария извернулась и что есть силы саданула в лицо грубияну. Так, что он скатился с дивана, а она бросилась бежать вверх по лестнице, по коридору, в свою комнатенку. Закрыла на задвижку дверь, сдвинула к двери свою койку и со слезами упала на нее. В дверь стучали, грохотали, ломились, а она только куталась в платок, пытаясь прикрыть оголенную грудь.

    Наконец она, чуть успокоившись, стала прислушиваться к голосам за дверями.

    — Ну, тварь! Кобыла деревенская! — ревел под дверями Заблоцкий.

    Мария слышала, как в его рев вплетались еще чьи-то голоса.

    — Гадина! Тварь! Во гляди, она ж мне нос, губу разбила. Зуб шатается! Я ж не задарма! Думал, девушка сельская, степенная. Как все! А она!

    — Илья Егорович, вы только не переживайте. Не скандальте. Не надо привлекать внимание властей, — услышала Мария за дверью голос хозяйки.

    — Мария! Давай! Открывай! Надо повиниться перед Ильей Егорычем! Он мужчина отходчивый. Добрый. Ласковый. Открывай. Не упрямься.

    Нервно трясясь, Маня подошла к двери и отодвинула задвижку. С яростным криком, оттолкнув в сторону Фаину Карловну прапорщик с кулаками бросился к Марии, но запнулся за край койки и рухнул на пол. Тут же в комнатку влетел тот чернявый, кудрявый парень, друг китайцев и слету засадил сапогом в бок хрипящему на полу прапору.

    — Ах ты, курва тыловая! Крыса лабазная! Ваш броть! Давно ль у Левки Шубина в приказчиках отирался! Кабы не Аделаида, жена вахмистра Попова, так бы и ошивался б в писарях, приказчиках! Правильно Гришка балалаечник про таких, как ты, в трактире у Гаврилы поет:

                                                              Раньше был я дворником,

                                                              Звали все Володею,

                                                              А теперь я прапорщик,

                                                              Ваше благородие!

    — Яша! Яков! — закричала хозяйка.

    А мужчина, сжимая руку Марии, выхватил из кармана своего пиджака пук помятых радужных купюр, сунул их Фаине Карловне за пазуху и прорычал:

    — Забираю я от вас Марию!

    — Зачем? — взвыла хозяйка.

— А женюсь! — крикнул, зло улыбаясь, Яшка. — Ты согласна?! — дернул он Марью за руку. Мария и не помнит, что она ему тогда сказала.

    Вот так она и стала гражданской женой Янкеля Гершевича Бука.

    В Томске Яков купил мясную лавку, а Мария встала за прилавок. Вроде все наладилось. Она уж задумывалась, как помочь своим вечно нищим старикам, родителям. Но тут нагрянула полиция. Китайцы указали в полиции на Яшку, как на активного участника вооруженного налета, чуть ли не главаря банды хунхузов, ограбившей пассажирский поезд. Арест Суд. Каторжные работы. Она, как верная жена, подалась за любимым в Якутск. Но и здесь на поселении Яшка не больно унывал. Сошелся с фартовыми людьми. Пил, играл в карты. Принял участие в вооруженном ограблении почты. Яшку арестовали.

    Мария долго, как безумная, ходила из угла в угол одинокой нетопленной, неприбранной избы, думая, что ж делать? Опять ссылка? Но куда уж? Еще дальше? Она, как безумная, распотрошила, развязала все узлы и, надев на себя все самое лучшее, пошла к губернатору Якутска. Упросить! Уговорить! Умилостивить главного царского начальника помиловать ее любимого Яшу. Оставить их в Якутске. Хоть и на больший срок, но не ссылать его, а значит, и ее, в голодную, холодную тундру к самоедам. Она долго ходила мимо особняка губернатора, не решаясь войти. Наконец решила для себя, словно перешагнув черту, и толкнула дверь. Прежде чем пропустить ее в приемную, ее долго и подробно расспрашивали. Кто? Откуда? По какой нужде? Как долго проживает в Якутске? С кем знакома? Есть ли среди них неблагонадежные, политические? Только после этого ее пропустили в просторный светлый кабинет, пропахшим каким-то уксусно-сладковатым запахом. В глубине кабинета едва горел камин, а за здоровенным столом, под портретом царя сидел тщедушный, бледненький, словно гриб сморчок, лысоватый господин в черном мундире с блестящим орденом на шее. Он внимательно выслушал ее просьбу, все время рассматривая ее, будто принюхиваясь, а потом вдруг встал из-за стола, и, прохаживаясь по кабинету, словно волнуясь, прохрипел:

    — Твоя просьба понятна, голубушка. Но и ты пойми меня. Помиловать разбойника. Грабителя. Врага государства. Преступника, замахнувшегося на порядки, законы Империи. — Он остановился напротив нее, подошел совсем близко к ней, противно промурлыкал: — А сколько ж тебе лет? Грамотная?

    — Нет, — кивнула она. — Двадцатый годок мне.

    — Ну, — взял ее за подбородок губернатор, — уж больно хлопотное твое дело. Трудное. Хотя я мог бы смягчить участь твоего, так сказать, мужа.

    — Ваше высокоблагородие! Не погубите, куда ж нам теперь с ним ехать? Еще глуше. Еще дичей. Молодые ж мы еще! Не дайте погибнуть! Одумается он! Остепенится! Отблагодарим вас, заступника!

    — Отблагодаришь? — хмыкнул губернатор и снова сжал холодными пальцами ее подбородок. — Молодые. — Он придвинулся к ней вплотную и словно прошипел: — Раздевайся.

    Она вздрогнула. Но он уже потянул ее к себе. Стал неловко дергать верхнюю пуговку на воротничке ее кофточки. Она не помнит, как упали на холодный, блестящий паркет ее жакетка, юбки, кофточка, рубашонка. А он, тяжело сопя, все толкал ее к широкому кожаному дивану, покрытому белым жестким холщевым чехлом. Потом, кряхтя, повалил ее на диван, порвал на ней панталоны и, слюнявя ее груди, противно потея и вздрагивая, грубо, толчком вошел в нее.

    Мария не помнит, как она беспорядочно одевалась, хоть как-то привела себя в порядок и сломя голову, не видя ничего вокруг, убежала к себе в одинокий, холодный, пустынный дом. Дома она долго просидела у стола, не зажигая огня.

    Потом в потемках собрала по шкапчикам, полкам, коробочкам, все пилюли, порошки, что были дома, и стала все беспорядочно глотать. Потом, наверное, потеряв сознание, она рухнула здесь же у стола, а под утро домой неожиданно вернулся Яшка. Она не знает, как он бегал по соседям. Разбудил и буквально приволок в их дом фельдшерицу Нюру Платонову, которая тут же схватилась промывать Марии желудок, поила, силком вливала ей в рот воду. А потом Марию на извозчике отвезли в больницу. Дня через три, когда ей стало маленько получше, у ее постели оказался Яшка. Он все поправлял ее подушку и одеялко, расспрашивая ее, зачем она хотела наложить на себя руки. Рассказал, что его, неожиданно для всех его друзей, подельников, вдруг отпустили. И он теперь живет дома. Что не знает, кто ж за него похлопотал, и как же ему теперь оправдываться перед друзьями, что он чист перед ними, что не снюхался он со следователем, с полицией. Что никого не предавал, не продавал. А Мария, слушая его, чувствуя на своей щеке его теплую мягкую ладонь, вдруг расплакалась и повинилась Яшке, что она пошла к губернатору просить за них, да не устояла, уступила ему, что отдалась она губернатору без любви. Почти по-собачьи, через силу. Чтоб спасти их от тяжелой каторжной ссылки в тундру.

    А Яшка тут же вскочил и убежал. Уж потом ей рассказали, что он с ножом в руке ворвался в приемную губернатора, где его едва скрутили жандармы.

                                                                             Глава 4

    Из больницы, с тощеньким узелком, едва передвигая ноги, она одна вернулась в их вновь опустевший дом. А через две недели на суде узнала, что за все свои преступления, включая попытку покушения на губернатора, Яшку приговорили ко всем его срокам, что дали раньше еще, и к ссылке на поселение в далекую, богом забытую, якутскую Амгу.

    В этой дикой дыре, не то деревне, не то стойбище, Мария оказалась единственной русской женщиной. Яшке и здесь дома не сиделось. В поисках выпивки, развлечений он день-деньской мотался по округе, по ближним стойбищам. А она кое-как коротала время одна, изредка встречаясь с редкими в стойбище, такими же поселенцами, среди которых был даже вроде как грузинский князь Александр Гайтемуров, которому она помогала в его нехитром хозяйстве. Постирать, починить одежонку, порадовать князюшку нехитрыми, но редкими в здешних местах русскими блюдами. Князь с удовольствием ел и нахваливал ее стряпню, а она, как губка, жадно впитывала, заслушивалась его рассказами о его прежней жизни в Москве, Петербурге, Париже. Как-то Гайтемуров ей и сказал, что ее Яшка в одном из стойбищ проиграл ее в карты, уступил за пять оленей да четверть гамырки.

    Что ж делать теперь?! Опять предательство! Мария, не задумываясь собрала свои вещички да на деньги, что дал ей Гайтемуров, наняла каюра и подалась в Якутск, а оттуда, не задерживаясь в Томск. Там-то от сестры она и узнала, что началась война. Война с германцами. Весь Томск бур лил шествиями и собраниями. Мальчишки-газетчики только и кричали о тяжелых боях, положении на Северо-Западном фронте, победах русского оружия на Юго-Западном фронте». /Анатолий Мизин.  Марьина рать. История, Личность, Судьба. // Аврора. Литературно-художественный и общественно-политический журнал. № 5. Санкт-Петербург. 2014. С. 262-266./

    «Через бюро по трудоустройству Бочкарева становится прислугой у некой Анны Петровны, оказавшейся содержательницей публичного дома в Сретенске. Узнав об этом, Бочкарева убегает от хозяйки и начинает жизнь с человеком, под именем которого она войдет в историю. Нового спутника жизни Бочкаревой звали Янкелем Гершевом Буком - он был еврей из крестьян Читинского уезда Чиронской волости. Основным его ремеслом была торговля краденым и грабеж на дорогах в бандах хунхузов. На грабежах и разбоях Янкель заметно разбогател. С Марией они смогли открыть мясную лавку, и женщина сама встала за прилавок. Но и здесь жизнь не сложилась. В 1912 году Янкеля арестовали и отправили в тюрьму в Иркутск. Бочкарева открыто называла себя гражданской женой Бука и добровольно отправилась с ним в ссылку. Чтобы мужа не выслали в Колымск, Мария уступила сексуальным домогательствам якутского губернатора Ивана Крафта. Свою измену мужу она переживала тяжело, даже пыталась отравиться. Крафту настолько понравилась Бочкарева, что он выпустил Бука из тюрьмы и дал 500 рублей на новое обустройство мясной лавки - деньги по тем временам немалые. Однако Крафт не оставил свои домогательства. Узнав об этом от жены, Бук решил убить губернатора. Но покушение не состоялось, а Янкеля Бука выслали в дальнее якутское поселение. Бочкарева поехала за ним. Она была единственной русской женщиной в этом якутском селении. Вскоре отношения с Буком дали трещину - ревность его не знала границ. Он готов был по малейшему поводу убить жену. Через некоторое время его попожили в больницу для лечения, а в августе 1914 года началась война. В своих мемуарах, написанных журналистом Исааком Дон Левиным, Бочкарева вспоминала: „Мое сердце стремилось туда. Дух самопожертвования вселился в меня. Моя страна звала меня”. Бочкарева решила уйти от Бука и отправиться воевать. В ноябре 1914 года она приняла решение завербоваться солдатом в армию». /Яшка. // Игорь Козлов.  Они воевали под Сморгонью. Брест. 2014. С. 23-24./

    «Марию Бочкареву в свое время называли русской Жанной д’Арк. Она прославилась не только как командир первого женского батальона, но и заслужила георгиевский крест и три медали. За свою короткую жизнь (а прожила Маруся всего 31 год) она встречалась со множеством известных людей того времени. Керенский и Ленин, Деникин и Корнилов, король Англии Георг V и президент США Вудро Вильсон... А еще известно, что несколько месяцев перед войной Мария прожила в Якутске. Не по своей воле. УБЕЖАЛА ОТ МУЖА К ЛЮБОВНИКУ. Марий Бочкарёва — одна из первых русских женщин-офицеров, поручик. Родилась в 1889 году в Новгородской губернии. В 15 лет вышла замуж за 23-летнего Афанасия Бочкарева. Жили супруги в Томске, однако муж оказался пропойцей, и вскоре юная Маша, расставшись с ним, собрала свой нехитрый скарб и перебралась к любовнику — мяснику Янкелю Буку. Кто бы запомнил этого зека, да и вошел бы он в историю вообще, если б не Мария! А ведь так вышло, что именно в честь него она назвалась Яшкой. Янкеля друзья считали везунчиком: он не раз участвовал в рискованных операциях, был личностью колоритной. Разбойные нападения, грабежи, кражи, скупка краденого, избиения — чего только за ним не числилось. Однако сколько веревочке ни виться... В мае 1912 года Бука арестовали, обвинили в серии разбоев и сослали куда подальше — в далекую Якутию. За ним последовала его сожительница — тогда еще никому не известная крестьянка-простушка Маруся. ОТМЕТИЛАСЬ НА ВОРОВСТВЕ. Сначала «великого комбинатора» распределили в старообрядческое село Павловское. В начале 1914 года местом его пребывания стал Якутск. Здесь бочкаревский мужичок сразу поставил на уши местную полицию. Впутал в свои дела Янкель и сожительницу. Из жалобы полицмейстера Рубцова губернатору Крафту: «...24 июля он [Бук] съезжает с квартиры еврейского учителя Темкина, и в ночь на 25 июля Темкин был обкраден... Участие Бука в этой краже обнаружило следующее: поспешно съезжая с квартиры Темкина, Бук забыл новые шляпы, принадлежащие его сожительнице Бочкаревой. На другой день... Бочкарева явилась за ними сама... и прихватила вещи хозяина». Из докладной полицмейстера Якутска Ильи Рубцова: «Два дня назад Бук в компании с личностью, проживающей в городе, — величиной в грабительском мире очень значительной, — вернулся ночью из мархинского селения. Ими подготавливается план крупного разбойного нападения на одно из учреждений. <...> Эти факты сообщила сожительница Бука Бочкарева в одну из минут откровенности, вызванной временным раздором с ним, открыла целый ряд преступлений совершенных Буком в Забайкалье. Здесь фигурируют крупные и мелкие кражи, сбыт краденного и даже разбойное нападение при активном его участии на почту». ОБ АДЮЛЬТЕРЕ С КРАФТОМ. Уголовное «творчество» Бука под конец так надоело местной полиции, что его решили отправить на Колыму. Существует и еще одна легенда, связанная с именем Бочкаревой. Якобы, чтобы любовника не выслали из города, Маша отдалась долго за ней ухаживавшему губернатору Ивану Крафту. Во всяком случае, так она рассказывала в интервью одной из газет. Было ли этой правдой? Едва ли. Эти подробности взяты из книги «Яшка: моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы» журналиста Исаака Дон Левина, который часть приключений и похождений бравой девицы просто придумал. Тем не менее, легенда живуча, а факт остается фактом — Янкеля решили отправить не на Колыму, а поближе к Якутску — в село Амга. Жизнь Маши круто изменилась после того, как грянула Первая мировая. Она рвалась на фронт. Бросив любовника, покинула Якутию и уехала в Томск. Когда ей предложили пойти на войну в качестве обыкновенной сестры милосердия, она взбрыкнула: мол, хочу воевать простым солдатом. Чиновники ей отказали, мол, на фронте мужики нужны, от баб там проку не будет. Тогда Бочкарева отбила телеграмму самому императору Николаю II и получила положительный ответ. В армии она назвала себя Яшкой — в честь сожителя — и проявила незаурядную храбрость и отвагу. После двух ранений Бочкарёва была произведена в старшие унтер-офицеры. А что же Бук? Янкелю, также попросившемуся на фронт в 1915 году, было отказано. А через три года его расстреляли красные». /Татьяна Кротова.  До «Батальона», Или «Яшка» в Якутии. // Якутск вечерний. Якутск. 27 февраля 2015. С. 58.

    «Бочкарева упоминает о том, что встретилась и с сестрой Афанасия Бочкарева, и та сообщила, что его забрали в армию и что он вроде как был в числе первых взятых немцами военнопленных. „Я о нем больше никогда не слышала”, - Мария Леонтьевна демонстрирует равнодушие неспроста. В прессе тех лет было распространено мнение, что она поехала на войну мстить за мужа. Но это не так. Совместная жизнь с Афанасием была так ужасна, что на подвиги ради него она точно не пошла бы. Тяжелая работа и вечная нужда - это еще полбеды. Муж пил, бил зверски. Однажды Бочкарева сбежала от него в Барнаул к сестре, а когда он нашел ее, попыталась утопиться: „Я перекрестилась и бросилась в глубокие воды Оби. Ах, какой восторг умереть вот так! Значит, я перехитрила Афанасия. Я избежала его смертельных объятий”. Со вторым мужем, Яковом Буком, Мария познакомилась в Иркутске, когда осуществила второй, удачный побег от Бочкарева. Ей было 21, ему - 24. Глава, в которой Мария Леонтьевна описывает первые три года совместной жизни, называется „Мгновения счастья”: она наконец-то любила и была любима. Когда Яшу осудили за участие в банде китайских разбойников, она поехала за ним в добровольную ссылку под Якутск. Но в суровых краях любимый изменился: увлекся картами, начал пить, был жутко ревнив. Однажды, заподозрив жену в неверности, связал петлю из веревки, накинул ее на шею своей Марусе, заставил взобраться на табурет и выбил его из-под ног... Через мгновение опомнился, поспешил ослабить узел. Вскоре после этого в отсутствие Якова из дома украли любимую лошадь хозяина. Бочкарева была в ужасе, ожидая его реакции. Тут-то и пришло решение уехать на фронт... Конечно, нельзя объяснять желание Марии Леонтьевны воевать только лишь тем, что ей нужна была причина расстаться с мужем-извергом. Но, по всей вероятности, последние потрясения семейной жизни создали, так скажем, благодатную психологическую почву. Она остригла волосы, переоделась в мужскую одежду, запаслась в дорогу двумя буханками хлеба и отправилась в Томск. „Перед глазами вставал Яша, снедаемый горем. Совесть взывала к ответу. Разве я не клялась ему в вечной преданности? Но, с другой стороны, разве жизнь с ним не становилась для меня опасной? - вспоминает Мария Бочкарева. - Быть верной Яше не значит погибнуть, а попытаться спасти его, вырвать его из той среды, в которой он погряз. Но можно ли сделать это иначе, чем, отличившись на войне, написать прошение царю в его защиту?” До Томска Бочкарева добиралась два месяца». /Елена Тайлашева.  Подари мне смерть. Как томское замужество Мари Бочкаревой стало первым шагом к созданию женских батальонов. // Томские новости. Томск. № 9. 6 марта 2015. С. 7./

    «Увы, супруг оказался горьким пьяницей и склонным к рукоприкладству. По характеру гордая и независимая, Мария терпеть этого не пожелала и ушла от мужа, не побоявшись осуждения односельчан. Она перебралась в Томск, где нашла место прислуги в публичном доме, несмотря на свое непримиримое отношение к „аморальному образу жизни”. Увы, судьба сыграла с ней злую шутку. Мария случайно познакомилась с одним из посетителей публичного дома и без памяти влюбилась в него. Предметом любви оказался вор и бандит Янкель (Яков) Бук, наводивший страх на город. Когда его, наконец, арестовали и приговорили к ссылке в Якутск, Мария бросила все и отправилась по этапу вслед за возлюбленным. Увы, ссылка не способствовала исправлению Якова: на поселении он принялся за прежние дела и вскоре был уличен. Пытаясь спасти любимого от высылки еще дальше — в Колымск, Мария добилась аудиенции у якутского генерал-губернатора и подала ему прошение о помиловании Бука. Губернатор согласился, но поставил условие, чтобы взамен смелая и красивая женщина подарила ему свою благосклонность. Она подарила... Губернатор сдержал слово, но Мария переживала свое „падение” очень тяжело и даже пыталась отравиться. Оправившись, она все рассказала Буку — „облегчила душу”. А тот, обезумев от ревности и ярости, вломился в кабинет «соблазнителя», которого не убил только чудом: пятеро охранников быстро скрутили Якова. Так что Бука все-таки выслали — в глухое якутское селение Амга. Мария последовала за ним и оказалась в Амге единственной русской женщиной. Правда, прожила она там недолго: Яков так и не простил ей измены, и прежние отношения с возлюбленным постепенно сошли на «нет». И тут грянула Первая мировая война. Всю страну охватил патриотический подъем, очень многие записывались добровольцами в действующую армию. Мария покинула Якова и вернулась в Томск, решив „записаться в солдаты”». /Светлана Бестужева-Лада.  Женское лицо войны. // Смена. № 4. Москва. 2015. С. 102-117./

    «Перебравшись после развода в Сретенск, Мария сошлась с Янкелем Буком, промышлявшим разбоем на сибирских дорогах и державшим для виду мясную лавку. В 1912 году Яшку, как обычно все называли Бука, по обвинению в разбойных нападениях сослали сначала в Якутск, а затем в глухой таежный поселок Амгу, куда за ним поехала и Мария, оказавшаяся здесь единственной русской женщиной. Но и любимому помыкать собой не дала - когда история с пьянством и рукоприкладством повторилась, бросила Яшку и уехала к родителям в Томск». /Геннадий Евграфов.  Жизнь и судьба поручика Марии Бочкаревой. // Исторический журнал. Ежемесячное научно-популярное издание, издается при содействии Государственной публичной исторической библиотеки России. № 5. Москва. 2016. С. 40./

 

    «Күн-ый буолбут Бук уола Кини толору аата Мария Леонтьевна Бочкарёва диэн. Новгородтан төрүттээх инчэҕэй тирбэҕэ быстыбатынан нэһиилэ тиийинэн олорор Фролкиннар үһүс кыыстара кыра сааһыттан оччотооҕу кэм олох кыһарҕанын, дьахтар аймахха тиксэр атаҕастыбылы толору билэн улааппыта. Эрэйтэн-муҥтан быыһанаары уон биэстээх кыыс-дьахтар бэйэтэттин быдан аҕа Афанасий Бочкаревка кэргэн тахсарга күһэллибитэ эрээри, киһитэ эмиэ иһээччи, сутуругар сокуоннаах буолан биэрбитэ. Төһө да баарсалары куруустааһын, суолу оҥоруу курдук ыарахан үлэҕэ миккиллиннэр, Мария дьону салайар дьоҕурдааҕа биллибитэ. Күүстээх үлэттэн доруобуйата алларыйан, ускул-тэскил сылдьыбыта. Ол кэмҥэ Сретенскэйгэ атыыһыт Бук уолун Яковы (Янкель Гершев Бук) кытта булсар. Киһитэ хаартыһыт, онно эбии, сүүйтэрбит иэһин төлөһөөрү, хунхузтар баандаларыгар (кытай ороспуонньуктара) киирэн, талааһынынан дьарыктанар буолан биэрэр. Ол эрээри олох дьэбэрэтиттэн быыһаан ылбыт сүүлүк, уоруйах киһитинээн Мария олох бары охсууларын тэҥҥэ үллэстэр санаалааҕа. Хоту, ыраах Саха сиригэр 1912 сыл сааһыгар Яков Гершевич Бук ороспуойдааһыҥҥа буруйданан Дьокуускайга аннынааҕы Павловскай сэлиэнньэтигэр көскө ууруллар. Бочкарева тапталлааҕын батыһан сатыы Саха сиригэр кэлэр. Бук манна даҕаны халыыр, уорар дьарыгын бырахпат. Өр-өтөр буолбат, эмиэ тутуллан, аны Аммаҕа утаарыллар. Бочкарева эмиэ барсар. Тоҕо эбитэ буолла, кини олоҕун үөрэтэр устуоруктар бары кэриэтэ үтүктүспүттүү “Аммаҕа Хотугу Муустаах байҕал үргүөрэ биллэрэ”, “Мария онно соҕотох нуучча дьахтара этэ” диэн суруйаллар. Крафт ураты болҕомтотун ылыыта Бочкарева “Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы» диэн 1919 сыллаахха омук сиригэр тахсыбыт ахтыы кинигэтигэр бастаан утаа Яковы Халымаҕа көскө уурбуттарын, ону кэлин уобалас күбүрүнээтэрэ Крафтыын чугастыы буолан, онон ураты болҕомтотун ылан, кини быһаччы көмөтүнэн Дьокуускай куоракка хаалларыллыбыттарын ахтар. Ону хайдах ситиһэргэ күһэллибитин сиһилии суруйар эрээри, үгүс устуоруктар ону сымыйаргыыллар. Сорох устуоруктар бигэргэтэллэринэн, Крафт Яковы түрмэттэн босхолотоот, Дьокуускайга эт лааппытын арыйарыгар диэн 500 солкуобайы биэрбитэ үһү. Төһө да бэргэһэлэммэккэ олордоллор, Мария Яковыгар таҥнарыытын ыараханнык ылынар, уксуус иһэн бэйэтигэр тиийинэргэ холонор. Кэлин Мария күбүрүнээтэри кытта сыһыана арыллан, Яков Крафты өлөрөргө сорунар. Кинини күбүрүнээтэр кэбиниэтигэр тутан ылан, Аммаҕа ыыппыттара диэн буолар. Мария Амматааҕы олоҕо Аммаҕа кэлэн Бочкарева Яковтыын эмиэ бытархай эргиэнинэн дьарыктаналлар. Киһитэ хаартылаан, хастыы эмэ хонукка сүтэн хаалатылыыр. Сүүйтэрэн кэллэҕинэ, араас сылтаҕынан Мариятын кырбаан, онон кыһыытын-абатын таһаарынар идэлэнэр. Кэнникинэн киҥэ-хаана алдьанан, иһэн-аһаан, киһилии сиэрин сүтэрэн, көрсүүтүн кырбыыра-атаҕастыыра күүһүрэр. Быраастар Марияны Яковы кытта олорор кутталлааҕын туһунан сэрэтэллэр. Бочкарева Амматааҕы олоҕуттан биир кэрэхсэбиллээх түгэнинэн кини ыкса билсиилээҕэ Георгий Гантимуров диэн сыылынай 1910 сыллаахха Хоҥкуйа диэн сиргэ Амма нэһилиэгэр бастакы чааһынай оскуоланы аһан үлэлэппитэ буоларын бэлиэтиэххэ сөп. Бочкарева ньиэмэстэри кытта сэрии саҕаламмытын истээт, фроҥҥа барарга тылланар. Манна итириксит илиититтэн суорума суолланыахтааҕар, Аҕа дойду иһин кыргыһыыга өлбүт ордук диэн санаанан салайтаран, тапталлаах Явовын быраҕан, Томскайга аттанар. Манна Крафт көмөтө баарын эмиэ ахталлар». /Роман Попов.  «Яшка» икки таптала. [Нуучча өрөбөлүүссүйэлэрин 100 сылыгар] // Саха сирэ. Эдэр саас. Дьокуускай. № 32. От ыйын 16 к. 2017. С. 20./

    «Дала объявление в газету и неожиданно быстро получила приглашение от «хозяйки магазина» в забайкальском городе Сретенске. Когда Бочкарёва прибыла туда, её удивила роскошь «магазинчика», а когда хозяйка принесла нарядное платье, девушка долго отказывалась его надеть, уверяя, что она «простая мужичка и никогда такого не носила». Но хозяйка настаивала: мол, в «магазин» заходят важные покупатели и нельзя «продавщице» быть плохо одетой. В конце концов уговорила. Когда же они спустились в помпезную залу, где сидели другие наряженные девушки, хозяйка взяла её под локоть и непринуждённо подвела к развалившемуся в кресле молодому человеку с горящими глазами. Мария наконец всё поняла и, завопив: «А-а-а! Дом позора!!!», не помня себя, сметая мебель и разбивая посуду, выбежала прочь! Добежала до полицейского участка. Выслушавший с насмешливой улыбкой её сбивчивый рассказ офицер тут же предложил... переспать с ним! После долгих часов отчаянного блуждания по незнакомому городу несчастная решила покончить с собой. Приобрела бутылку уксусной эссенции и, вернувшись с покаянным видом к хозяйке «магазина», заперлась в отведённой ей комнате, чтобы выпить смертельный напиток. Но тут в дверь постучал некто и сказал, что он тот самый молодой человек, от которого она вчера сбежала. Он-де видит, что она «не такая, как другие девушки», и хочет ей помочь. Мария отказалась открыть, и тогда незнакомец, выломав дверь, остановил готовившееся самоубийство. Спасителем оказался Яков Бук. Так, по словам самой Бочкарёвой, и произошло её знакомство со вторым мужем - теперь гражданским. Чем Мария пленила его, чем он приглянулся ей, мы можем только гадать... Но Яков привел её в свою семью. Родители отнеслись к девушке с большим участием, и она осталась в их доме. К тому времени Бук-старший был довольно состоятельным владельцем мясной лавки, а сыновья помогали ему торговать. Три года Маша и Яша прожили вполне счастливо, в трудах праведных, а на подаренные родителями 100 рублей наконец открыли свою мясную лавку... Мария с радостью встала за прилавок. Кроме того, она умела делать мороженое и успешно торговала им летом. Случалось, обогревала, кормила и мыла нищих и нуждающихся, добрая слава о ней разнеслась по всей округе. Даже, мать Якова привязалась к невестке. Но в мае 1912 года счастливое время закончилось. Однажды к ним в дверь постучались. Несколько минут Яша переговаривался с кем-то, затем зашёл в дом с неизвестным. Маша не знала, что незваный гость - террорист, покушавшийся на сибирского губернатора. Его разыскивала полиция, и он просил Якова Бука об убежище. Супруги на скорую руку соорудили ему укрытие, и только поставили на место мебель, как ворвались жандармы, обыскали весь дом, но никого не нашли. Якова увели, впрочем, через пару часов он вернулся и увёл пришельца, велев на расспросы отвечать, что хозяин дома уехал за скотом. «Командировка», однако, не удалась. На обратном пути Яков был схвачен, выслан в Нерчинск и приговорён к четырём годам ссылки. Мария немедленно отправилась вслед за мужем, а прибыв, узнала, что его уже перевели в Иркутск, потом в Усолье, оттуда в Александровск. До Александровска она, выбиваясь из сил, добралась пешком. И тут... ей запретили свидание с Буком! Мария на коленях, в слезах умоляла охранников позволить ей увидеться с Яковом, и, тронув их сердца своим отчаянием (сюжет для трогательной мелодрамы!), всё-таки добилась пятиминутного свидания. Подобно жёнам декабристов, Мария Бочкарёва решила разделить судьбу любимого и в мае 1913 года отправилась по этапу за любимым в Якутск. Однако в отличие от декабристов Бук, как следовало из рапорта начальника якутской полиции от 30 марта 1914 года, не прекратил своих незаконных занятий: скупал краденые вещи, обобрал хозяина квартиры, где проживал, а получив место продавца в мясной лавке, обманул и избил покупателя. Теперь сутки напролёт он проводил за карточной игрой, устраивал надоевшей жене дикие сцены ревности, грозился убить! И тут она не выдержала, пыталась даже свести счёты с жизнью, но её вовремя вынули из петли. Наконец Мария решилась бежать от ставшего ей ненавистным Бука. Куда? На войну! Пешком через тайгу Мария отправилась в Томск, где, по слухам, шло формирование 25-го резервного батальона...». /Александр Пронин.  «Орлеанская дева» из Новгородской губернии Мария Бочкарёва. // Тайны и преступления. Исторический, документально-художественный журнал. № 4. Москва. 2017. С. 13-15./

    «В 1908 году Мария уезжает в Иркутск. Там работает прачкой, дорожной рабочей, попадает в публичный дом, пытается покончить жизнь самоубийством путем отравления. Ее спасает некто Яков Букк. Маша становится его женой в гражданском браке. Супруги жили мирно, в достатке. Но вскоре на молодую семью обрушились несчастья. Якова арестовали за укрывательство революционера-террориста. Мария решила разделить с ним судьбу и отправилась пешком с этапом в Якутск. Но и там супругов изобличают в ряде противоправных действий (обмане покупателей, скупке краденого). В жизни Марии Леонтьевны наступают мрачные времена. Муж проигрывает карты все, что можно проиграть, ревнует жену, угрожает ей убийством, жестоко избивает. Бытовой ад повторяется в третий раз. В августе 1914 года началась мировая война. В интервью Дон Левину Бочкарева рассказывает: „мысль отправиться на войну глубже и глубже овладевала всем моим существом, не давая мне покоя... мое сердце стремилось туда - где идет война”. Ее стремление реализовалось». /Колодкин Леонард Михайлович доктор юридических наук, профессор Академии управления МВД России, заслуженный деятель науки Российской Федерации. Нечевин Дмитрий Константинович доктор юридических наук, профессор Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), заслуженный юрист России.  История в лицах: Мария Бочкарева – герой Первой мировой. // Евразийский юридический журнал. № 3. Москва. 2018. С. 487-494.

    «Родилась Мария Леонтьевна в семье крестьян. С ранних лет девочка была прислугой у богатых горожан - обеспечивала таким образом семью. В возрасте 15 лет ее выдали замуж за односельчанина Афанасия Бочкарева. Однако супружеская жизнь не сложилась: мужчина пил и избивал жену. И она сбежала от него. Вскоре встретила свою „роковую любовь” - Якова Бука, бандита, занимавшегося разбоем, за что он был арестован и сослан в Якутск. Бочкарева последовала за мужем, но и он запил. В это время разразилась Первая мировая война. Молодая женщина твердо решила отправиться на фронт. В книге, написанной Исааком Дон Левиным по рассказам Бочкаревой во время ее поездки в США, она вспоминает: „Мое сердце стремилось туда. Дух самопожертвования вселился в меня. Моя страна звала меня”». /Оксана Гейбович, научный сотрудник Сморгонского историко-краеведческого музея.  Русская Жанна д’Арк. // Светлы шлях. Смаргонь. № 7. 14 лютага. 2020. С. 8./

                                                                          ********

                                                                          ********

    В Томске Бочкарева обращается к командиру 25-го резервного батальона, расквартированного там, с просьбой зачислить её вольноопределяющейся в батальон, но получает отказ. Тогда «на последние 8 рублей» Мария посылает телеграмму на имя царя. Николай II дает высочайшее разрешение, и её зачисляют вольнонаемным солдатом в 4-ю роту 5-го полка 25-го Томского резервного батальона. «На вопрос как ее называть, Бочкарева, вспомнив о Буке, ответила – Яшкой». /Протоколы допросов организатора Петроградского женского батальона смерти. Вступительная статья, комментарии и подготовка текста к публикации С. В. Дрокова. Подборка иллюстративных материалов из РГАКФД Г. Е. Малышевой. // Отечественные архивы. № 1. Москва. 1994. С. 51./

    В феврале 1915 года полк получил назначение следовать в Полоцк, во 2-ю действующую армию. Бочкарева вместе с батальоном оказалась в районе боевых действий на рубеже Полоцк-Поставы, влившись в 28-й Полоцкий полк 7 дивизии 5 армейского корпуса 2 действующей армии под командованием генерала Василия Гурко.

    «На Юго-Западном фронте в мае-июле 1916 года отличилась во время Брусиловского прорыва австро-венгерского фронта». /С. В. Дроков.  Мария Бочкарёва. // Русская история. № 2. Москва. 2010. С. 55./

    Февральская революция перевернула привычный для Марии мир: на позициях шли митинги, начались братания с немцами. На одном из митингов на фронте председатель IV Госдумы Михаил Родзянко заприметил Бочкареву и увез её в начале мая 1917 г. в Петроград, где обсудили с генералом А. Брусиловым и военным министром Александром Керенским проект создания женского батальона, который мог оказать положительное моральное воздействие на разлагающуюся армию.

    В Петрограде был создан Организационный комитет Женского военного союза под председательством банкирши Е. Моллесон и Всероссийский женский союз помощи Родине “Женщины за Отечество” во главе с М. Рычковой, которой помогали Н. Брусилова и О. Керенская. Первоначально даже предполагалось, что с первым отрядом женщин-добровольцев на фронт в качестве сестры милосердия отправится жена Керенского - Ольга, которая дала слово “в случае необходимости всегда оставаться в окопах”.

    21 мая 1917 г. Бочкарева выступает в Мариинском дворце с призывом записываться в батальон. На призыв Бочкаревой откликнулось многие жительницы Петрограда. Около пятисот заявлений легло на стол учредителям батальона – генералу Аносову, капитану Дементьеву и штабс-капитану Кузмину. Выделенного помещения в Доме инвалидов не хватило и Мария получает себе в резиденцию здание Коломенского женского института. Женщины прошли медосмотр. Начались учения... Вставали в 5 утра и до 9 часов вечера обучались на плацу. Короткий отдых и простой солдатский обед.

    Пресса вовсю восхваляла «патриотический порыв» женщин. Корреспондент газеты «Биржевые новости», посетивший казармы, писал в июне 1917 года: «Бросается в глаза интеллигентная внешность солдат. Еще бы: в составе батальона до 30% курсисток (есть бестужевки) и свыше 40% со средним образованием. Немало сестер милосердия. Кроме 8 - 9 эстонок и латышек, 6 евреек и 1 англичанка, остальные все русские. Но здесь все крепко спаяны одной верой – верой в правоту своего дела – и надеждой воскресить забытые подвиги самоотвержения и истинной любви к родине. Всюду звенящим металлом звучит команда организатора Батальона смерти – унтер-офицера Бочкаревой. Она мелькает, как метеор, перебегая от одного взвода к другому, и вся горит огнем вдохновившей ее идеи... «У вас еще продолжается запись в батальон?» - «Нет, прекращена. Каждый день приходят проситься. Это хорошо – значит, поняли – но всем отказ. Довольно». – «Не предполагаете оставлять запасных кадров?» - «Ни к чему. Уйдем и умрем»...» [Биржевые ведомости. Петроград. № 16277. 10 июня 1917.] /Сергей Дроков.  Предисловие. // Мария Бочкарева.  Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. Перевел на русский язык Ю. А. Неподаев. Москва. 2001. С. 15-16./

                                                                ЖЕНЩИНА-ГЕРОЙ

    Во главе женского маршевого батальона стоит жена солдата-крестьянина Бочкарева. Потеряв мужа на войне, Бочкарева решила продолжать его доблестное дело защиты родины. В течение нынешней войны она принимала участие в нескольких боях, шесть раз была ранена и за выдающиеся боевые подвиги награждена несколькими знаками отличия и в том числе солдатским георгиевским крестом. Бочкаревой принадлежит инициатива и весь труд по организации женского «батальона смерти» и она принимает деятельное участие в женском союзе, который ведает этим батальоном. Всем женщинам, желающим присоединиться к союзу для немедленной отправки их на фронт, предлагается сообщить о таковом их желании: Петроград, Мытнинская улица, 27 кв. 40, для зачисления их в первый женский полк, идущий под командой женщины-героя Бочкаревой.

    /Искры. Иллюстрированный художественно-литературный журналъ съ карикатурами. № 24. 25 іюня. Москва. 1917. С. 1 (185)./

    «Из вновь формируемых частей для спасения Отечества особенно интересным учреждением оказался женский батальон г-жи Бочкаревой. Сия энергичная дама, служившая с успехом на фронте вольноопределяющимся, явилась ко мне с проектом формирования женского отряда. Мысль мне понравилась, главным образом для того, чтобы срамить мужчин, не желающих воевать. Для начала формируем роту. Отвожу помещение около казарм гвардейского экипажа, куда зачисляю девиц на довольствие, даю им одежду, вооружение, снаряжение (интендантские штаны приходится сильно перекраивать), назначаю им инструкторов и уже недели через две Бочкарева меня приглашает на смотр. Потеха замечательная. Хорошо отчеканенный рапорт дежурной девицы один чего стоит, а в казарме “штатская одежда” и шляпки с перьями, висящие на стене против каждой койки, производят оригинальное впечатление. Зато строевой смотр проходит на 12 баллов. Удивительные молодцы женщины, когда зададутся определенной целью. Даже интендантские штаны пригнаны хорошо за исключением одной полновесной «новобранки», на которую никакие штаны не влезли, и она осталась на левом фланге строя в юбке. От всей души благодарю девиц и обещаю принять меры для скорейшей отправки их на фронт. Не обходится дело и без некоторых трений. Лодырничающие солдаты относятся к дамам враждебно - бросают камни им в окна и проч., да и в самой роте происходят недоразумения: 4-й взвод, где собрались более интеллигентные особы, жалуются, что Бочкарева слишком груба и бьет морды, как заправский вахмистр старого режима. Слухи об ее зверствах доходят даже до Керенского. Кроме того, поднимаются протесты против обязательной стрижки волос под гребенку, заведенной Бочкаревой как основное условие боеспособности. Стараюсь немного ее укротить, но она свирепа и, выразительно помахивая кулаком, говорит, что недовольные пускай убираются вон, что она желает иметь дисциплинированную часть. Назначаю Рогозина специально для разборки всех дамских скандалов. Наконец, все улаживается, вручаю им знамя и отправляю на фронт. Хочу Бочкареву произвести в прапорщики, но Керенский протестует категорически... Но Брусилов при первом же появлении Бочкаревой на фронте, ее производит. Дальнейшая судьба моих девиц принадлежит Истории. Их блестящее поведение на фронте, возвращение в Петроград, стойкая защита Временного Правительства в Зимнем Дворце против большевиков и мученическая судьба в руках озверелых солдат – все это служит блестящим доказательством такого высокого патриотизма и правильно понятого чувства долга, которыми к сожалению, немногие мужчины могут похвастаться». /Дни Затменія. (Записки главнокомандующаго Войсками Петроградскаго Военнаго Округа генерала П. А. Половцова въ 1917 году. Парижъ. 1918. С. 87-89./

    Фронтовики, видя марширующих женщин на улицах Петрограда, высказывали в их адреса одно слово «блядво».

    Заинтересовались формированием Бочкаревой и большевики. «Бывший питерский рабочий» прапорщик А. Соловьев вспоминал: «Подвойский у входа и сказал, что рекомендовал меня в комиссию по проверке женского батальона.

    — В Совет приходили представительницы, — пояснил он — жаловались, что условия, в которых они поставлены, невыносимы. Исполком назначил комиссию из представителей трех основных фракций. С тобой пойдут еще меньшевик и эсер.

    — А что я там буду делать? — возразил я. — Не имею ни малейшего представления о женской войске. Только и знаю по газетам, что сформировался первый в России патриотический женский батальон под командой какой-то психопатки Бочкаревой. Вот и все...

    — Вот это и плохо, — нахмурился Подвойский, — что мы проглядели, как буржуазия играет на патриотических чувствах женщин и старается демагогически использовать эти чувства в своих преступных целях. Мы должны помешать этому.

   Подвойский объяснил, как генеральный штаб решил использовать женский патриотизм. При генштабе организовали женскую инициативную группу. В нее вовлекли честолюбивую графиню Панину, жену прославленного генерала Надежду Брусилову, банкиршу Елизавету Моллисон, взбалмошную дочь генерала Барановского и жену военного министра Ольгу Керенскую.

    Они объединили всех военнослужащих женщин в Женский военный союз. Разыскали служившую в армии смелую разведчицу Марию Ларионовну Бочкареву. Она полуграмотная уфимская крестьянка, была на войне рядовым солдатом, не желая расстаться с мужем; была шесть раз ранена, заслужила георгиевский крест, три боевых медали и чин унтер офицера. Ее убедили сформировать добровольческий женский ударный батальон смерти и этим пристыдить непослушных солдат, увлечь их личным примером на боевые действия. Бочкарева согласилась стать командиром батальона, подобрала себе несколько таких же боевых фронтовичек, назначила их взводными командирами и объявила прием добровольцев, обосновавшись в Инженерном замке, в центре столицы. Туда устремилась женская интеллигентная молодежь.

— Теперь, — заключил Подвойский, — там собралось полторы тысячи неразумных овечек. Надо по-человечески разъяснить им их заблуждение, но действовать очень осторожно. На тебя это и возлагается.

    Утром мы отправились в Инженерный замок. У входа сидели две девушки, видимо дежурные, и переругивались. Мы назвали себя. Дежурные сразу повеселели.

    — Наконец-то хоть вы пришли, — воскликнула черноглазая, — а то никакого начальства в глаза не видели. Сидим тут в сырых стенах, на голом полу, как медведи в берлоге, и питаемся одними сухарями. даже горячей воды и той не дают.

    — Почему же так плохо относится к вам высшее начальство? —  поинтересовался я.

    — Потому что интендантство, — ответила бойко другая, рыжеволосая, — не признает наш бабий батальон за воинскую часть и не зачисляет на довольствие. Помогите нам, пожалуйста!

    Мы вошли в мрачные залы Инженерного замка. Ударницы в неуклюжем мужском обмундировании расположились прямо на каменном полу, на разостланных шинелях, грызли сухари и перебрасывались словами. В штабе навстречу нам поднялась невысокая, полная, круглолицая женщина лет за тридцать, с грубым, обветренным лицом. В своей солдатской фуражке, с орденами и унтер-офицерскими погонами на гимнастерке, в широких штанах и грубых сапогах она напоминала мужчину. И голос у нее тоже звучал по-мужски, когда она назвала себя Бочкаревой. Только серые грустные глаза были женственно-красивыми.

    Здесь же в штабе собрались командиры взводов — женщины в солдатском обмундировании, с медалями на груди.

    Мои спутники — меньшевик и эсер — стали выражать патриот-шовинистические чувства «защитницам родины».

    Бочкарева и ее взводные командиры слушали рассеянно и хмуро. Славословием они, видимо, были сыты, его обильно изливали буржуазные газеты и всевозможные ораторы

    — Скажите, Мария Ларионовна, — прервал я говорунов,— что нужно вашему батальону в первую очередь? Как большевик я не сочувствую вашему вредному патриот-оборонческому увлечению, но вы сейчас нуждаетесь в немедленной помощи и вам не до споров.

    — Нам нужны горячая пища, медицинский пункт, нары и солома, чтобы было на чем спать, портной для подгонки шинелей и шаровар, необходимая посуда, немного топлива для просушки комнат. Вот, пожалуй, и все!

    — Ваши требования я нахожу скромными, постараюсь завтра же вам чем-нибудь помочь.

    Я бросил своих спутников и ушел в особняк Кшесинской, в нашу «военку», чтобы посоветоваться, как быть дальше и следует ли помогать ударницам. У Подвойского что-то обсуждали М. С. Кедров, А. М. Коллонтай, В. И. Невский. Я немного подождал.

    — Ну, рассказывай, «крестоносец», что видел у ударниц, — предложил Николай Ильич, — много ли их, что за люди, какого происхождения, как живут.

    — Живут плохо, Николай Ильич, числом пока с полтысячи, молодежь из интеллигентных семей. Военному делу они совершенно не обучены. Заражены жаждой подвигов и самопожертвования во имя войны до победного конца.

    — Бедные наивные овечки, — заметила Коллонтай, — им следовало бы учиться или строить для себя новую светлую жизнь, а буржуазия тянет их в свое болото.

    — Хоть и заблудшие они, а помочь им надо,— посоветовал Невский.

    — Обязательно надо помочь, согласился Подвойский и, обращаясь ко мне, сказал: — Завтра займись этим делом в Петросовете, нажми через солдатскую секцию на генштаб, пусть приравняет женский батальон к строевой части и выдадут все, что полагается...

    На следующее утро я был в Таврическом и занялся устройством дел ударниц.

    Не без хлопот и затруднений добился того, чтобы женский батальон был зачислен на полное довольствие и прикреплен к столовой Балтийского флотского экипажа. Когда я снова пришел в батальон, меня встретили очень радушно. Всегда суровая Бочкарева и строгие взводные улыбались, а рядовые щебетали совсем не по-военному. Они еще не знали военных порядков! Было очень странно, зачем эти мирные, домашние существа понадобились суровому генштабу?

    — Вы такие милые, веселые, жизнерадостные и вдруг — ударные смертницы? Даже не верится, — сказал я окружившим меня женщинам.

    — Вы не верите, что мы можем убивать и умирать? — закричали они.

    — Это совсем не нужно вам — убивать неповинных людей и самим погибать во цвете лет. На свете есть много более интересных занятий... Особенно сейчас...

    Оживление и смех мгновенно стихли, лица посуровели, на меня смотрели совсем другие женщины — подозрительно и строго.

    — Не старайтесь, подпрапорщик, нас обольшевичить, — проговорила Бочкарева, — из этого ничего не выйдет. За ваши хлопоты спасибо, а ваших большевистских речей слушать не будем, дали зарок с большевиками не разговаривать.

    Бочкарева скомандовала «по местам», и ее «бойцы» разошлись.

    Я понял, что штабные оборонцы основательно обработали бедных женщин. Я прошел с Бочкаревой в штаб, познакомился с расписанием занятий. Все дни с пяти утра до десяти вечера бедняг заставляли чем-нибудь заниматься. Для размышлений не оставляли ни одной свободной минуты. Только тут я понял, почему внешность «бойцов» поражала такой небрежностью, безвкусицей и аскетизмом, — у них не было времени заниматься собой.

    — Не слишком ли строго, Мария Ларионовна,— заметил я, — вы держите своих подчиненных? Пятнадцатичасовой рабочий день — это чрезмерно утомительно.

    — Иначе нельзя, — ответила Бочкарева, — это единственный способ заставить их не думать о мужчинах, внушить суровый воинский дух. Без этого батальон развалится.

    — Но муштрой и суровостью тоже многого не добьетесь. Если женщины озлобятся, конец вашей затее!

    — Пока они озлобятся, мы успеем их бросить в бой. А это главная цель, чтобы пристыдить солдат и увлечь их в наступление.

    — Не понимаю, почему вы, трудовая крестьянка, так рьяно защищаете интересы буржуазии? Война вам ничего не дает, кроме бед.

    — Не хочу я, прапорщик, слушать ваши большевистские речи. Буду защищать Россию, пока не разобьем немцев. А теперь, простите, у меня дела...». /А. Соловьев.  Записки современника.  В ногу с поколением. Москва. 1964. С. 183-186,188-190./

    В эти дни Бочкарева также знакомится с английской суфражисткой Э. Панкхерст, посетившей батальон.

    Мария Бочкарева запретила в своем батальоне любую партийную пропаганду, равно как и организовывать любые советы и комитеты. В конце концов, в формируемом батальоне все же произошел раскол - с Бочкаревой осталось примерно 300 женщин. Следует отметить, что отношение к женскому батальону было отнюдь не однозначным. По воспоминаниям одной из «смертниц», во время их путешествия в Петроград, к месту формирования части, «на всех больших станциях нас встречала толпа народа, где - со знаменами, музыкой, криками «ура», а где - с руганью, проклятиями, что, мол, бабы взялись не за свое дело».

    21 июня 1917 года Батальон смерти в новом военном обмундировании построился на площади у Исаакиевского собора в присутствии многих военных чинов во главе с главнокомандующим войсками Петроградского военного округа генералом П. А. Половцевым. В соборе прошел торжественный молебен по случаю освящения знамени батальона. Генерал Лавр Корнилов от имени фронтового командования преподнес Яшке револьвер и саблю с золотым эфесом, сказав: «Вы заслужили это славное оружие, и я уверен, что вы его не посрамите!» Керенский зачитал приказ о производстве её в прапорщики и пристегнул ей погоны прапорщика. Батальону вручили белое знамя, на котором были слова «Первая женская военная команда смерти Марии Бочкаревой». На левом фланге отряда в новенькой форме прапорщика стояла взволнованная Мария. «Я думала, что все взоры устремлены на меня одну. Петроградский архиепископ Вениамин и Уфимский архиепископ напутствовали наш батальон смерти образом Тихвинской Божией Матери. Свершилось, впереди - фронт!» Затем батальон прошел торжественным маршем мимо Мариинского дворца, приветствуя Временное правительство, а также по улицам Петрограда, где его приветствовали тысячи людей...

    В июне 1917 года был объявлен приказ по флоту о Первой морской женской команде в Ораниенбауме «для похода в окопы, обслуживания кораблей, тыловых работ, словом, туда, где нужна будет ответственная и необходимая для чести и пользы дорогой Родины работа».

    23 июня в 8 часов вечера с Варшавского вокзала, платформы № 23 батальон смерти был отправлен на Западный фронт в Виленскую губернию Российской империи.

    «Вскоре женскому батальону устроили пышные проводы на фронт: на Исаакиевской площади вручили знамя, объявили производство Бочкаревой в офицерский чин прапорщика и отправили в Сморгонь в наступательные бои, Бочкареву контузило, а необученным „бойцам” пришлось плохо: было много убито и ранено». /А. Соловьев.  Записки современника. В ногу с поколением. Москва. 1964. С. 190./

    «27 июня 200 бойцов батальона Бочкаревой прибыли па Западный фронт в район Молодечно. В тот же день туда по указанию начальника штаба 10-й армии генерал-майора А. Ф. Добрышина было направлено для дальнейшего обучения женского батальона 15 опытных инструкторов. Командование торопилось разместить батальон в тыловом районе 1-го Сибирского армейского корпуса. 7 июля 525-й пехотный полк 132-й пехотной дивизии получил приказ выдвинуться па позиции в район Крево Входивший в состав полка женский батальон расположился на правом фланге вместе с 1-м батальоном». /Сенин А. С.  Женские батальоны и военные команды в 1917 году. // Вопросы истории. № 10. 1987. С. 180./

    7 июля 525-му Кюрюк-Дарьинскому пехотному полку 132-й пехотной дивизии, в состав которого входили ударницы, поступил приказ занять позиции на фронте у местечка Крево. Под Крево российское командование планировало провести серьезную наступательную операцию силами 10 армии, нанести удар противнику на виленском направлении и прорвать линию фронта. В район планируемой атаки было стянуто большое количество артиллерии разной мощности, прибыли 3 авиационные отряды. Артподготовка началась 6 июля в 5 часов утра и продолжалась почти три дни. Ее проведение было довольно удачным: окопы и укрепления противника были сильно повреждены, успешно пробивались проходы в проволочном заграждении. 9 июля сложились благоприятные обстоятельства, чтобы пехота перешла в атаку. Через 15-20 минут ее начала первая линия немецких окопов была занята. Немцы оставляли свои позиции. Несмотря на это, наступление начало захлебываться. Через какое-то время все вернулись на свои прежние позиции и линия фронту осталась на прежнем месте. Атака 9 июля стала первым боевым крещениям для бойцов женского батальону смерти.

    Генерал Деникин в своих воспоминаниях дал такую оценку действий батальона Бочкаревой: «Один батальон Бочкаревой, сформированный раньше всех других, принял участие в наступлении а июле, на Западном фронте... Что сказать про женскую рать?.. Я знаю судьбу батальона Бочкаревой. Встречен он был разнузданной солдатской средой насмешливо, цинично. В Молодечно, где стоял первоначально батальон, по ночам приходилось ему ставить сильный караул для охраны бараков... Потом началось наступление. Женский батальон, приданный одному из корпусов, доблестно пошел у атаку, не поддержанный “русскими богатырями”. И когда разразился кромешный ад неприятельского артиллерийского огня, бедные женщины, забыв технику рассыпного боя, сжались в кучку – беспомощные, одинокие на своём участке поля, взрыхленного немецкими бомбами. Понесли потери. А «богатыри» частью вернулись назад, частью совсем не выходили из окопов... Воздадим должное памяти храбрых. Но... не место женщине на полях смерти, где царят ужас, где кровь, грязь и лишения, где ожесточаются сердца и страшно грубеют нравы. Есть много путей общественного и государственного служения, гораздо более соответствующих призванию женщины.». /Деникин А. И.  Очерки русской смуты. // Вопросы истории. № 10. 1990. С. 113./ Кстати, Деникин коснулся и национального вопроса: «С началом революции и ослаблением власти... начались бесконечные национальные военные съезды, вопреки разрешению правительства и главного командования. Заговорили вдруг все языки: литовцы, эстонцы, грузины, белорусы, малороссы, мусульмане – требуя провозглашения «самоопределения» - от культурно-национальной автономии до полной независимости включительно, а главное – немедленного формирования отдельных войск...» /Деникин А. И.  Очерки русской смуты. // Вопросы истории. № 10. 1990. С. 107./

                                                                           ПОДРУГИ

    Английский художник нарисовать с натуры и напечатать в журнале «The Sphere». Этот рисунок, изображающий русскую женщину в борьбе с германцами на фронте Сморгонь — Крево в начале июля с. г. Раненую женщину-солдата перевязывает ее подруга-санитар, тут же на передовой линии, где кипит бой и рвутся снаряды... Как известно, в этом бою была ранена Бочкарева, командующая женским батальоном, и ее адъютант Скрыдлова, дочь адмирала.

    /Искры. Иллюстрированный художественно-литературный журналъ съ карикатурами. Москва. № 41.1917. С. 1./

    «В Советской военной энциклопедии указано, что в ночь на 9 июля у дер. Белая близ Сморгони во время атаки позиций противника женский «батальон смерти» [Батальон Бочкаревой в документах именовался легионом, ротой, отрядом, командой, батальоном смерти. На его знамени были слова: «1-я женская военная команда смерти Марии Бочкаревой»] потерял треть личного состава убитыми в ранеными, был отозван в Петроград и переформировав в 1-й Петроградский женский батальон. Но это не так. В боях 9-10 июля участвовали 170 добровольцев. Потери составили: 2 убитых, 33 раненых и контуженых (из них 5 тяжело), 2 пропали без вести. Была ранена и Бочкарева. В должности командира батальона ее заменила М. Скрыдлова. что вызвало недовольство большинства женщин-добровольцев. Ротный комитет высказался за ее замену, заявив, что в противном случае не будет подчиняться приказам. Временно исполняющий должность начальника дивизии полковник М. А. Желенин отправил в штаб корпуса телеграмму следующего содержания: «Волнения в женском отряде „смерти” дурно влияют на войсковые части дивизии. Вместо того, чтобы являть собой образец сплоченности, единения и безропотного повиновения поставленному над нами начальнику отряд сам нуждается в водворении в нем порядка». Под угрозой отправки в Петроград па переформирование волнении улеглись, и женский отряд продолжал участвовать в боевых действиях в составе 525-го пехотного полка в районе рек Вилии. Окопы, деревень Талут. Белая. Октябрьскую революцию батальон встретил в лагере у дер. Оленец. находясь с 12 октября в резерве дивизии». /Сенин А. С.  Женские батальоны и военные команды в 1917 году. // Вопросы истории. № 10. 1987. С. 180./

    «Свое боевое крещение Женский Батальон Смерти получил в боях 8-10 июля у Сморгони и Крево, на западном фронте. Донесение командира N пехотного полка, полковника Закржевского, в подчинении которому находился Женский Батальон Смерти, будет занесено на страницы истории:

    „Отряд Бочкаревой вел себя в бою геройски, все время в передовой линии, неся службу наравне с солдатами. При атаке немцев, по своему почину, бросился, как один, в контратаку; подносили патроны, ходили в секреты, а некоторые в разведку; своей работой команда смерти подавала пример храбрости, мужества и спокойствия, поднимала дух солдат и доказала, что каждая из этих женщин-героев достойна звания воина русской революционной армии”.

    К этому сообщению нужно добавить: женщины-воины сражались не „наравне с солдатами”, а много выше их. Часть „боевых товарищей” бросила их во время штурма Новоспасского леса на расстрел тяжелой немецкой артиллерии и пулеметов. Женский Батальон шел на уровне сибирский войск, - бросался навстречу германским цепям и отбивал их и вместе с сибиряками отошел в порядке и вынес своих раненых. Некоторые из них, в  том числе и контуженная М. Л. Бочкарева, доставлены были в Петроград. Состояние их здоровья улучшается, и, верные своему воинскому делу, они во главе со своим командиром, рвутся снова на фронт».

    /Нива. № 30. Петроградъ. 1917. С. 463-464./

                                                                ЖЕНЩИНЫ-ГЕРОИ

    Вот как сама Бочкарева рассказывает о боевом крещении первого женского батальона.

    В ночь с 7 на 8 июля полк должен был наступать. Работа артиллерии быстро уничтожила немецкие проволочные заграждения и окопы.

    По первому приказанию женский батальон безудержно ринулся вперед на передовую линию германских окопов.

    К нашему ужасу, среди солдат что-то произошло. Часть пошла вперед, большинство же повернуло к врагу спиной. Отчаянные призывы и увещевания женщин успеха не имели. В этот момент неприятель осыпал нас тяжелыми снарядами.

    Женский батальон и верные долгу солдаты, тем не менее. пошли вперед и завладели двумя линиями окопов. В общей сумятице мы сбились с пути. Вместо того чтобы следовать за полком, мы взяли вправо и попали на место, усиленно обстреливаемое немцами.

    Вблизи виднелся С. лес. Батальон рассыпался цепью и пробрался в этот лес.

    Призывы на помощь не действовали на трусов. Солдаты отвечали, что боятся леса, т.к. там могут быть немцы.

    В этом первом бою мы потеряли около 30 убитых и 70 раненых. Моя помощница Скрыдлова, дравшаяся как львица, тяжело ранена.

    Взятый на днях в районе N корпуса пленный германец сообщал, что во время боя 8-го июля на участке С-го леса его ротой были взяты в плен несколько русских солдат, среди которых оказались 4 женщины-добровольца батальона Бочкаревой.

    Как только немцы узнали, что пленные — женщины, их раздели. Офицеры и солдаты стали всячески ругать и поносить их, насмехаться. Когда настало время отправить пленных в тыл, женщин пустили неодетыми, строго наказав конвойным не давать им одежды.

    /Искры. Иллюстрированный художественно-литературный журналъ съ карикатурами. № 29. 30 іюля. Москва. 1917. С. 7 (231)./

    1-5 августа 1917 года в Петрограде прошел Всероссийский военный съезд, где было высказано «отрицательное отношение к женским батальонам, частям из «увечных воинов» и им подобным формированиям. В августе Верховный главнокомандующий Л. Корнилов на справке о женских военных подразделениях написал: «Дальнейшее формирование из женщин-доброволиц частей чисто боевого назначения прекратить; части уже существующие оставить пока на фронте... воспользоваться ими для охраны дорог». /Сергей Дроков.  Предисловие. // Мария Бочкарева.  Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. Перевел на русский язык Ю. А. Неподаев. Москва. 2001. С. 21./

    Все же 2-я рота 1-го Петроградского женского Батальона смерти в составе 137 человек ударниц, отчисленных Бочкаревой «за пониженное социальное поведение», стала основой женского батальона, который 25 октября 1917 года защищал Зимний дворец. Рота готовилась к отправке на румынский фронт, когда в ночь на 24 октября пришел приказ немедленно прибыть в столицу. Вначале женщинам велели охранять мосты с целью обеспечения бесперебойной доставки бензина, затем... первый этаж Зимнего.

    «Anna Shub. Anna was seventeen and came from Moghilev... “I am a Jew,” said Anna»...

    /Six Red Months in Russia. An Observer’s Account of Russia Before and During the Proletarian Dictatorship. [Women soldiers. S. 210-219.] By Louise Bryant.  New York. 1918. S. 214-215./

                                                        Серчают стоящие павловцы.

                                                                «В политику...

                                                                                     начали...

                                                                                                баловаться...

                                                        Куда

                                                                     против нас

                                                                                      бочкаревским дурам?!

                                                        Приказали б

                                                                                 штурм».

                                                        Но тень

                                                                      боролась,

                                                                                       спутав лапы,—

                                                        и лап

                                                                 никто

                                                                            не разнимал и не рвал.

                                                        Не выдержав

                                                                               молчания,

                                                        сдавался слабый —

                                                        уходил

                                                                   от испуга,

                                                                                    от нервá.

                                                        Первым,

                                                                        боязнью одолен,

                                                        снялся

                                                                   бабий батальон.

    «Строки 722—724. Куда против нас бочкаревским дурам?! — М. Бочкарева — один из организаторов появившихся летом 1917 года «женских батальонов смерти». В числе защитников Временного правительства был Первый Петроградский женский батальон». /Владимир Маяковский. Полное собрание сочинений в 13 томах. Т. 8. 1927. Москва. 1958. С. 256-257, 444./

    С вечера Зимний дворец начали обстреливать. Ударниц женского батальона вывели из дворца и приказали идти в наступление. «Мы пошли, но едва тронулись, как на нас посыпался град пуль из пулеметов. Мы легли на землю, а едва треск пулеметов прекратился, бросились вперед. При новом треске опять залегли, и так до трех раз. Когда послышался отбой, нас окружили войска, приказав снизать штыки и идти в какие-то казармы. Когда нас вели по городу, на нас обрушивалась всевозможная ругань, как на ставленников Керенского. Подобная ругань не прекращалась и в казармах, куда был доступ для простого народа, бунтовавшего всю ночь. Женщины же накидывались злобно и, ругая нас, требовали нашей смерти”. Впоследствии трупы нескольких десятков ударниц были найдены в петроградских каналах»... «Буржуазные газеты распространяли самые дикие измышления о насилиях, совершаемых якобы солдатами и матросами над ударницами женского батальона...» /Астрахан Х. М.  О женском батальоне, защищавшем зимний дворец. // История СССР. № 5. Москва. 1965. С. 96./

    После Октябрьского переворота Бочкарева по указанию Советской власти расформировала свой батальон, а сама поехала домой, к родителям.

    «Когда произошел большевицкий переворот, я с женским батальоном находилась в составе 1-го Сибирского корпуса и держала участок резервной позиции около Киева. С оставлением же армией фронта должна была распустить свой батальон. И приехала в Петроград. Там, вместе с другими офицерами, я была арестована, причем большевики отняли у меня документы и золотое оружие. Когда я была освобождена из-под ареста, я поехала домой, в деревню Тутальскую, между Тайгой и Новониколаевском, и в пути около Челябинска была выброшена большевиками из вагона и повредила себе ногу» [Сомов В.  Поручик М. Бочкарева в Томске. // Сибирская жизнь. Томск. № 227. 26 октября 1919.] /Сергей Дроков. В.  Предисловие. // Мария Бочкарева.  Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. Перевел на русский язык Ю. А. Неподаев. Москва. 2001. С. 21-22./

    «В начале 1918 года председатель Георгиевского комитета генерал Аносов вызвал ее телеграммой в Петроград и поручил установить нелегальную связь с Л. Г. Корниловым. Одетая в платье сестры милосердия, с подложными документами, Бочкарева через Царицын пробралась в Новочеркасск, а оттуда, по поручению генерала Корнилова, отправилась в США просить помощи для борьбы против власти Советов». /Сергей. Дроков.  Предисловие. // Мария Бочкарева.  Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. Перевел на русский язык Ю. А. Неподаев. Москва. 2001. С. 22./

    Мария, её сестра Надя и лейтенант Леонид Филиппов едут во Владивосток, где садятся на американский пароход «Шеридан» и в апреле 1918 г. отплывают в Америку, в Сан-Франциско.

    «Нью-Іорк, Мая 13 (30). – г-жа Бочкарева, основательница знаменитого русского женского Батальона Смерти, прибыла в один из тихоокеанских портов на своем пути во Францию, где по ее словам, она надеется найти смерть на поле битвы». / Г-жа Бочкарева в Америке. // Американские бюллетени. Москва. № 18. Июнь 1918. С. 6./

    «При поддержке влиятельной и состоятельной Флоренс Гарриман, дочери русского крестьянина, Мария, в русской военной форме, пересекла США. В русской эмигрантской прессе на первых полосах появились заметки о ней и фотографии. В интервью газете «Русский голос» она сказала: „Я не хочу говорить о своей деятельности в России. Мне больно, тяжело говорить, вспоминать о созданном мною Батальоне смерти. Таких батальонов по всей России было до 15, но они ничего не делали. Мой батальон активно участвовал в сражениях с немцами. Это было в начале его рассвета, а затем... трусость обуяла большинство в батальоне... Мне нужны деньги, много денег, 50 000! В Петрограде, в больницах, страдают 30 женщин-инвалидов. Они единственные бесстрашные героини из моего батальона. Для них мне нужны эти деньги! Вот мне предлагают дать свои мемуары для “Ивнинг мейл”. Может быть, соглашусь”». [Г-жа Леония Бочкарева, командир “Батальона смерти”, в Нью-Йорке. // Русский голос. Нью-Йорк. № 410. 25 мая 1918.] /Сергей Дроков.  Предисловие. // Мария Бочкарева.  Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. Перевел на русский язык Ю. А. Неподаев. Москва. 2001. С. 22./

    «О цели своего визита Бочкарева говорила как о деле чрезвычайной важности. Перед Марией раскрылись двери домов высокопоставленных лиц. Из Нью-Йорка она поехала в Вашингтон, где в конце мая 1918 года встретилась с госсекретарем США Р. Лансингом и министром обороны Н. Д. Бекером. С Лансингом передала для президента США В. Вильсона свой оберег — образок св. Анны, с которым прошла через все бои на фронте. Президент в письме поблагодарил гостью и написал: „На днях госсекретарь передал мне образок св. Анны, о чем Вы великодушно просили. Он рассказал, что Вы пронесли образок через все испытания в армии и что он для Вас дорог. Я очень тронут и благодарен за Ваше желание сделать мне подарок. Я сохраню его среди наиболее интересных подарков как свидетельство Вашей дружбы”». /Сергей Дроков.  Предисловие. // Мария Бочкарева.  Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. Перевел на русский язык Ю. А. Неподаев. Москва. 2001. С. 22-23./

    «Среда, 10 июля 1918 года. В 4.30 прибыла миссис Дж. Гарриман с мадам Бочкаревой — командиром женского Батальона смерти... Бочкарева начала свой рассказ довольно сухо; внезапно перешла к описанию страданий русского народа... Она с трудом дожидалась перевода своих слов на английский. Выражение ее лица постоянно менялось. Вдруг она опустилась на колени и, протянув руки к президенту, стала умолять о помощи, продовольствии, высылке войск союзников против большевиков. Сидевший с мокрыми от слез щеками президент заверил ее в этом». [Baker R. S.  Woodrow Wilson. Life and Letters. Vol. 8. New York. 1939. P. 246, 271-272.] /Сергей Дроков.  Предисловие. // Мария Бочкарева.  Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. Перевел на русский язык Ю. А. Неподаев. Москва. 2001. С. 23./

    «Последние сведения о пребывании Марии в США дотируются 17 июля 1918 года, когда она встретилась с группой сенаторов и опять настойчиво просила об отправке военной экспедиции в Россию. Любопытен факт, что у самой просительницы не было денег даже для уплаты за проживание в отеле. В книге расходов Российского посольства в Вашингтоне в графе за 14 июня сохранилась отметка о выдаче аванса для Марии в сумме 8 долларов 75 центов». /Сергей Дроков.  Предисловие. // Мария Бочкарева.  Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. Перевел на русский язык Ю. А. Неподаев. Москва. 2001. С. 23./

    В июне Бочкарева познакомилась с журналистом Айзеком [Исааком] Дон Левиным [Левитом], получившим предложение от суфражисток Э. Панхерст и Дж. Гарриман написать биографию «русской Жанны д’Арк». В июне 1918 года Левин взялся за работу.

    Isaac Don Levine (19 января 1892 – 15 февраля 1981) родился в уездным городе Мозырь Минской губернии в еврейской семье. В 1911 г. переехал в США. Работал репортером The Kansas City Star, позже в The New York Herald Tribune, а в начале 1920 гг. побывал в Советской России для освящения Гражданской войны от The Chicago Daily News.

    «Исаак Дон Левин и Мария Леонтьевна Бочкарева встретились в Нью-Йорке, на 5-авеню, в убого обставленной комнате на третьем этаже отеля “Принц Джордж”...

    Неизвестно, на каких условиях согласилась Бочкарева продать свои воспоминания. Зато хорошо известно, для каких целей! Как бы там ни было — Исаак Левин в июне 1918 года взялся за работу. «Я увидел женщину, выглядевшую на несколько лет старше своего возраста, крепкого телосложения, с сильным характером, — писал он в воспоминаниях «Свидетель истории», изданных в 1973 году. — Она не обучалась в гимназии и с большим трудом читала и могла написать свое имя и фамилию; но как же она одержима талантом, столь неприсущим среде русских крестьян! Ее речь была необычайно грамматически верной, яркой, а иногда изобиловала эпическими оборотами.

    После двух часов беседы, в ходе которой она изливала волнующие воспоминания своей отважной жизни, я, с ее согласия, начал записывать. В тот день началось наше сотрудничество и продолжалось несколько недель. Она перечисляла мне события своего ужасного детства. Меняясь под впечатлением рассказа, Мария проявляла таланты настоящей актрисы. Как вспыхивало в дикой ненависти ее лицо с крупными чертами, особенно когда вспоминала о мучительных испытаниях! Бочкарева действительно получила ранение на фронте до начала революции. Ей удалось скрыться от большевиков; зверства красных особенно сильно врезались в ее память.

    Однажды вечером я сопровождал Бочкареву на прогулке по 5-й авеню. В то время когда мы достигли угла, где стояла «Уолдорф-Астория», ныне Эмпайр Стейт Билдинг, позади нас выстроилась группа изумленных прохожих. Это было в час пик! Женщина в мужском костюме, к тому же в военной форме, была для них бесподобным зрелищем. Я, конечно, смутился от всеобщего внимания, но Бочкарева, казалось, привыкла к подобным сценам и продолжала уверенно идти по улице, изредка останавливаясь у витрин магазинов. Зрители были настроены доброжелательно, и наша прогулка завершилась без каких-либо неприятных инцидентов». [Levine I. Don. Eyewitness to History. Memoirs and Reflections of a Foreign Correspondent for Half a Century. New York. 1973. P. 52-54.] /Сергей Дроков.  Предисловие. // Мария Бочкарева.  Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. Перевел на русский язык Ю. А. Неподаев. Москва. 2001. С. 30./

    «К концу лета 1918 года книга «Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы» была подготовлена к печати. Поручик Л. Г. Филиппов, исполнявший обязанности поверенного Марии, взял на себя все переговоры по правам издания. Она получила приглашение на ленч в дом экс-президента Теодора Рузвельта, в то время спонсора и издателя «Столичного журнала». Издательские фирмы «Фредерик А. Стоукс» в США и «Месье констебль и К°» в Англии одновременно в 1919 году выпустили книгу в свет.

    Примечательно, что американские издатели проявили искренний интерес к дальнейшей судьбе Марии Бочкаревой. В декабре 1918 года секретарь фирмы «Фредерик А. Стоукс» Уильям Морроу обратился в Российское посольство с просьбой: «Уважаемые господа! В письме, полученном сегодня от английского издательства “Месье констебль и К°», сообщается: «Согласно здешним газетам, командир Бочкарева погибла от рук большевиков». Мы помним промелькнувшее в новостях некоторое время назад краткое сообщение о том, что Бочкарева убита, но вскоре оно было опровергнуто. Мы, издатели командира Бочкаревой, заинтересованы знать факты, если вы ими располагаете или можете установить, относительно судеб ее и поручика Л. Филиппова. Будем крайне благодарны любой информации или фактам, полученным в результате вашего расследования».

    Посольство 18 декабря отвечает: «Джентльмены! Отвечая на ваше письмо от 13 декабря, Российское посольство уведомляет, что не располагает подробной информацией о командире Марии Бочкаревой и поручике Филиппове, но предполагает, что вышеупомянутые лица сражаются в Архангельске против большевиков вместе с войсками союзников. Слух о гибели мадам Бочкаревой не подтверждается». /Сергей Дроков.  Предисловие. // Мария Бочкарева.  Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. Перевел на русский язык Ю. А. Неподаев. Москва. 2001. С. 29-31./

    На заседании 22 февраля 1919 г. Овермэнской коммиссии Сената США [специальная подкомиссия комиссии по судебным делам, работавшая под председательством сенатора от штата Северная Каролина Ли Слейтера Овермэна, которая получила от Сената задание расследовать германскую, большевистскую и прочую «антиамериканскую деятельность», а также возможные последствия внедрения большевизма в США] очевидец Октябрьской революции, журналист Альберт Рис Вильямс показал, что, по его мнению, «девяносто пять процентов русского народа» поддерживают революцию, хотя и «в Америке информация о России обычно черпается из кругов, близких к тем пяти процентам русского народа, которые враждебно относятся к революции».

    /Октябрьская революция перед судом американских сенаторов. Официальный отчет “Овермэнской комиссии” сената. Москва – Ленинград. 1927. С. 110./

    Амма Абгалдаева,

    Койданава