Аляксандар Васілевіч Калчак - нар. 4 (16) лістапада 1874 г. у с. Аляксандраўскае Рыбацкай воласьці Санкт-Пецярбурскага вуезду і губэрні г. Расейская імпэрыі. у сям’і вайскоўца.
У 1888-1894 гг. Аляксандар вучыўся ў Марскім кадэцкім корпусе, куды перавёўся з 6-й Санкт-Пецярбурскай клясычнай гімназіі. Выпусьціўся мічманам. Акрамя ваеннай справы, захапляўся дакладнымі навукамі і завадзкой справай: слюсарыць вывучыўся ў майстэрнях Абухоўскага заводу, штурманскую справу асвойваў у Кранштацкай марской абсэрваторыі.
У 1895-1899 гг. служыў на крэйсэрах “Рурык” і “Крэйсэр”, пабываў у далёкіх плаваньнях, у якіх пачаў займацца акіянаграфіяй, гідралёгіяй, картамі плыняў ля берагоў Карэі, спрабаваў вывучыць кітайскую мову. У 1900 г атрымаў званьне лейтэнант.
Пры падрыхтоўцы да Расейскай палярнай экспэдыцыі, удзельнічаць у якой яму прапанаваў барон Э. В. Толь, Калчак вывучаў магніталёгію ў Паўлаўскай магнітнай абсэрваторыі, практыкаваўся ў Нарвэгіі ў Нансэна. У 1900-1902 гг. на шхуне “Сьвітанак” прайшоў шлях па арктычных морах (з дзьвюма зімоўкамі - па адзінаццаць месяцаў кожная) да бухты Ціксі. Падчас зімовак зьдзяйсьняў далёкія - да 500 вёрст - паездкі на сабачых запрэжках і на лыжах, падчас плаваньня праводзіліся комплексныя гідралягічныя дасьледаваньні; адну з выяўленых у берагоў Таймыра выспаў Толь назваў імем Калчака.
З бухты Ціксі, пасьля навігацыі 1902 г., Калчак праз Якуцк прыбыў ў сьнежні ў Санкт-Пецярбург. Там даведаўшыся, што Толь ня вярнуўся па лёдзе з выспы Бэнэта, прапанаваў Імпэратарскай АН арганізаваць выратавальную экспэдыцыю, з ім на чале, да выспы Бенэта на шлюпках, і тая дала яму сродкі і поўную волю дзеяньняў.
Пошукі не далі плёну і ў канцы студзеня 1904 г. на сабаках і аленях пошукавая экспэдыцыя прыбыла ў Якуцк. У Якуцку Калчак супыняўся ў доме мясцовага чыноўніка Кіструцкага па вул. Паліцэйскай. Там была атрыманая вестка пра напад японцаў на Порт-Артур.
Калчак затэлеграфаваў Акадэміі сваю просьбу пра адлічэньне ў Марское ведамства і пра накірунак у раён баявых дзеяньняў. Пакуль вырашалася пытаньне пра яго перавод, Калчак з нявестай перабраліся ў Іркуцк, дзе ў Імпэратарскім Усходне-Сыбірскім таварыстве ён зрабіў даклад “Пра сучаснае становішча Расейкай палярнай экспэдыцыі”. Ва ўмовах распачатай вайны вясельле вырашылі на далей не адкладаць і 5 сакавіка 1904 г. Аляксандар Васілевіч Калчак і Соф’я Хведараўна Амірава пабраліся ў Іркуцку шлюбам, адкуль праз некалькі дзён і раз’ехаліся. За ўдзел у Расейскай палярнай экспэдыцыі Калчак атрымаў ордэн Сьвятога Ўладзімера 4-й ступені.
У Порт-Артуры Калчак служыў вахтавым начальнікам на крэйсэры “Аскольд”, артылерыйскім афіцэрам на мінным загараджальніку “Амур”, камандзірам эскадранага мінаносца “Злосны”. На пастаўленай ім на поўдзень ад Порт-Артура міне падарваўся і загінуў японскі крэйсэр “Такасага”. У лістападзе, пасьля цяжкай пнэўманіі, перайшоў на сухапутны фронт, дзе камандаваў батарэяй марскіх гарматаў. Узнагароджаны ордэнам Сьвятой Ганны IV ступені з надпісам “За адвагу”. 20 сьнежня 1904 г. з-за сустаўнага рэўматызму ў вельмі цяжкай форме апынуўся ў шпіталі. Патрапіў у палон, калі пачаў папраўляцца, быў перавезены ў Японію. У красавіку-чэрвені 1905 г. Калчак прарабіў шлях праз Амэрыку ў Пецярбург. За храбрасьць пад Порт-Артурам быў узнагароджаны залатой шабляй з надпісам “За адвагу” і ордэнам Сьвятога Станіслава II ступені з мячамі.
Да траўня 1906 г. прыводзіў у парадак і апрацоўваў экспэдыцыйныя матэрыялы, была падрыхтавана праца “Лёд Карскага і Сыбірскага мораў” ў чым яму дзейна дапамагаў Аляксей Бялыніцкі-Біруля. 10 студзеня 1906 г. на аб’яднаным паседжаньні двух аддзяленьняў Імпэратарскага Расейскага Геаграфічнага таварыства Калчак зрабіў паведамленьне пра экспэдыцыю на выспу Бенета, а 30 студзеня Рада ІРГТ прысудзіла яму “за надзвычайны і важны геаграфічны подзьвіг, зьдзяйсьненьне якога спалучана з працай і небясьпекай”, вышэйшую ўзнагароду ІРГТ - Вялікі залаты Канстантынаўскі мэдаль.
У студзені 1906 г. Калчак быў адным з заснавальнікаў і старшынёй напаўафіцыйнага афіцэрскага Санкт-Пецярбурскага Марскога гуртка. Разам з іншымі яго чальцамі распрацаваў пісульку пра стварэньне Марскога Генэральнага Штабу як органа, які будзе займацца адмысловай падрыхтоўкай флёту да вайны і ён быў створаны ў красавіку 1906 г., у якім Калчак быў прызначаны загадваць Аддзяленьнем рускай статыстыкі.
У 1907 г. Галоўнае гідраграфічнае кіраваньне Марскога ведамства пачало падрыхтоўку Гідраграфічнай экспэдыцыі Паўночнага Ледавітага акіяна. Калчак распрацаваў адзін з праектаў гэтай экспэдыцыі.
У траўні 1908 г. у чыне капітана 2-го рангу Калчак быў прызначаны камандзірам судна “Вайгач”, абсталяванага адмыслова для картаграфічных працаў. У кастрычніку 1909 г. “Вайгач” і “Таймыр” выйшлі з Санкт-Пецярбурга, а ў ліпені 1910 г. прыбылі паўднёвым шляхам ва Ўладзівасток. Напрыканцы 1910 г. Калчак выехаў у Пецярбург.
З вясны 1912 г. ён на Балтыйскім флёце - у Эсэна, потым служыў у Лібаве, дзе была база Міннай дывізіі. Са сьнежня 1913 г. Калчак - капітан 1-га рангу; пасьля пачатку І-й Усясьветнай вайны - сьцяг-капітан па апэратыўнай частцы. Распрацаваў першае баявое заданьне флёту. Прыняўшы ў часавае камандаваньне групу з чатырох мінаносцаў, у канцы лютага 1915 г. Калчак зачыняе дзьвюма сотнямі мінаў Данцыгскую бухту. У 1915 г. быў пасланы адміралам Эсэнам для дакладу ў стаўку, якая тады знаходзілася ў Баранавічах Менскай губэрні, дзе прабыў каля трох сутак і меў сустрэчу з вялікім князем Мікалаем Мікалаевічам. У верасьні 1915 г. Калчак камандуе Міннай дывізіяй; адначасова да яго ў падначаленьне пераходзяць усе марскія сілы ў Рыскім заліве. У лістападзе 1915 г. ён атрымлівае ордэн Сьвятога Георгія IV ступені. 28 чэрвеня 1916 г. робіцца віцэ-адміралам і камандуючым Чарнаморскім флётам, пасьля чаго едзе ў Петраград а адтуль, па вяртаньні на Чорнае мора, на 1 дзень заяжджае у Магілёў, дзе знаходзілася стаўка, дзеля размовы з генэралам Аляксеевым, начальнікам штабу і царом Мікалаем ІІ, як прыняў яго ў саду. Цар нават блаславіў яго іконай.
Пасьля Лютаўскай рэвалюцыі 1917 г. Севастопальская Рада адхіляе Калчака ад камандаваньня, і адмірал вяртаецца ў Петраград. 4 ліпеня 1917 г. А. Керанскі даў санкцыю на місію Калчака ў якасьці ваеннага дарадцы ў Англію, а затым у ЗША. Пры вяртаньні ў Расею ў Японіі яго затрымаў кастрычніцкі пераварот да верасьня 1918 г.
У ноч на 18 лістапада 1918 г. у Вомску адбыўся ваенны пераварот, які высунуў Калчака на вяршыню ўлады. Рада міністраў настаяла на яго абвяшчэньні Вярхоўным Правіцелям Расеі, Вярхоўным Галоўнакамандуючым узброеных сілаў і поўным адміралам.
[Адзначым, што дарадцам адмірала Калчака быў Антоні Фердынанд Асяндоўскі (27. 05. 1878, Люцын, Віцебская губэрня, Расейская імпэрыя – 3. 01. 1945, Жулвін, Польша) - пісьменьнік, журналіст, падарожнік, хімік, географ. Валодаў 8 мовамі (зь іх кітайскай і мангольская). Ваяваў на баку белых падчас грамадзянскай вайны ў Расеі. У 1922 г. вярнуўся ў Польшчу. Напісаў кнігу на ангельскай мове пра падзеі ў Расеі падчас грамадзянскай вайны — «І зьвяры, і людзі, і богі», якая прынесла яму сусьветную вядомасьць. Раман «Ленін» меў вялікую папулярнасьць у Эўропе і паказваў сапраўдную сутнасьць бальшавіцкага лідэра. Памёр незадоўга да вызваленьня Варшавы. Перад сьмерцю зьнішчыў свой архіў. Савецкія спэцслужбы ня былі пэўныя, што Асяндоўскі ня інсцэніраваў сьмерць. Адразу па прыходу савецкіх войскаў, супрацоўнікі НКВД правялі эксгумацыю цела Асяндоўскага, пасьля расплюшчылі вочы нябожчыку і гэтак сфатаграфавалі.]
У пачатку чэрвеня 1919 г. урадавая дэлегацыя Беларускай Народнай Рэспублікі прыехала на Парыскую мірную канфэрэнцыю “Дэлегацыя разам з прадстаўнікамі Літвы, Латвіі, Эстоніі, Украіны і інш. дзяржаў, якія ўзніклі на тэрыторыі былой Расійскай імперыі, пратэставала супраць прызнання Антантаю юрысдыкцыі А. В. Калчака над гэтымі краінамі. Дэлегацыі хацелі, каб мірная канферэнцыя прызнала іх дзяржавы паўнапраўнымі суб’ектамі міжнародных адносін, а не як аўтаномныя тэрыторыі Расіі. Што датычыць Беларусі, дык вялікія дзяржавы не патрабавалі ад Калчака нават прызнання яе аўтаноміі. Антанта вяла дваістую палітыку: з аднаго боку, яна прызнавала ўладу Калчака над Беларуссю, а з другога — заахвочвала (асабліва Францыя) польскі ўрад да захопу бел. тэрыторый”. [А. М. Сідарэвіч. Беларуская Народная Рэспубліка, БНР, беларуская дзяржава, абвешчаная ў 1918. // Энцыклапедыя Гісторыі Беларусі. У 6 тамах. Т. 1. Мінск. 1993. С. 387.]
“У пач. вясны 1919 пачалося наступленне на Беларусь польск. войск, якое ажыццяўлялася па 3 напрамках: Вільня – Ліда - Маладзечна, Баранавічы - Мінск, Кобрын - Пінск. У сак. 1919 яны захапілі Брэст, Ваўкавыск, Слонім, Скідзель, Шчучын, Пінск, Баранавічы. Супраць польскіх войск змагалася Зах. армія, перайменаваная Рэўваенсаветам РСФСР 13. 3. 1919 у Бел.-Літ. армію. СНК Літбел не змог арганізаваць эфектыўнае супраціўленне польск. войскам. Асн. сілы Чырв. Арміі накіроўваліся на Ўсх. фронт, які бальшавіцкі ўрад лічыў галоўным. Прымаючы пад увагу суадносіны сіл на Зах. фронце, сав. камандаванне прыняло меры абарончага парадку. Барацьба супраць польск. войск на Беларусі была аслаблена і інш. прычынамі. Сялянства, за выключэннем найбяднейшай яго часткі, не падтрымлівала палітыку «ваеннага камунізму», у розных формах аказвала супраціўленне яе ажыццяўленню; адпраўка мабілізаваных з Беларусі на Ўсх. фронт супраць войскаў Калчака ўзмацняла антыбальшавіцкія настроі сярод сялян і чырвонаармейцаў. На хвалі сял. абурэння ўзнікалі частыя мяцяжы супраць бальшавіцкага рэжыму, якія праяўляліся гал. ч. у паласе Зах. фронту. Працягам іх стаў Стракапытаўскі мяцеж 1919 у Гомелі, падаўлены 29. 3. 1919 Гомельскім ваенна-рэв. штабам пры дапамозе ўзбр. атрадаў, аднак успышкі лакальных сял. выступленняў працягваліся да восені 1919...” [Мікалай Сташкевіч. Грамадзянская Вайна I Ваенная Інтэрвенцыя 1918-20. // Энцыклапедыя Гісторыі Беларусі. У 6 тамах. Т. 3. Мінск. 1996. С. 106.]
“Першы Рэвалюцыйны Імя Мінскага Савета Полк, сфарміраваны 25 10 (7 11) 1917 бальшавікамі Мінскага Савета рабочых і салдацкіх дэпутатаў з вызваленых з мінскай турмы і гаўпвахты салдат і унтэр-афіцэраў (больш за 1000 чал.), арыштаваных Часовым урадам за ўдзел у рэв. руху ў ліп - жн 1917, да якіх далучыліся атрад салдат 2-й Сібірскай дывізіі і 400 рабочых-чыгуначнікаў. Для ўзбраення палка са складоў Зах. фронту ўзята 30 кулямётаў, 1500 вінтовак, 90 тыс. патронаў. Першы камандзір — прапаршчык Рамнёў. Як асн. узбр сіла Мінскага Савета полк у ноч на 26 10 (8 11) 1917 заняў пошту, тэлеграф, чыг. станцыі, ваен. склады, што садзейнічала ўстанаўленню Сав. улады ў Мінску і наваколлі У лістападзе полк быў перакінуты у Магілёў, удзельнічаў у ліквідацыі Стаўкі Вярх. галоўнакамандуючага на чале з ген. М. М. Духоніным і спробы стварэння там часовага урада на чале з эсэрам В. Чарновым. У снеж. 1917 - студз 1918 полк у складзе зводнага рэв. атрада пад камандаваннем Р. I. Берзіна ўдзельнічау у баях супраць войск Укр. цэнтр. рады і праследаванні казацкага атрада на чале з ген. Л. Г. Карнілавым, у лют 1918 прымаў удзел у падаўленні Доўбар-Мусніцкага мяцяжу 1918, вясной 1918 — у баях супраць белачэхаў на Волзе. У вер. 1918 у час фарміравання на Ўсх. фронце 27-й стралк. дывізіі ўвайшоў у яе 79-ю брыгаду як 237-ы полк імя Мінскага Савета. Удзельнічаў у баях супраць войск Калчака і вызваленні Златауста, Чэлябінска, Кургана, Омска, Нованікалаеўска. З чэрв. 1920 на Зах. фронце, удзельнічаў у савецка-польскай вайне 1920, у падаўленні антысав. паўстанняў у Кранштаце (сак. 1921) і Паволжы (1921-22), у вываленні Зах. Беларусі (1939), у сав-фінл. вайне 1939-40 і Вял. Айч. вайне...” [Уладзімір Вернігораў. Першы Рэвалюцыйны Імя Мінскага Савета Полк. // Энцыклапедыя Гісторыі Беларусі. У 6 тамах. Т. 5. Мінск. 1999. С. 483.]
“200-тысячный якутский народ находится перед непосредственной опасностью вымирания. Невероятно тяжелые условия существования, отсутствие самых примитивных орудий земледелия, убожество и невежество масс, находящихся в кабале у кулаков и спекулянтов, все это ведет к постепенному духовному и физическому падению народа... Что же делать? Нельзя ли делу помочь? Можно и необходимо. Необходимо, во-первых, вырвать якутов из цепких лап кабалы и эксплуатации, развязать ему руки для борьбы с природой и темнотой. Не нужно жалеть средств на народное просвещение, нужно окружить население области цепью школьных и внешкольных учреждений. Кто же может выполнить эту почти нечеловеческую задачу? Ни старое русское государство, ни буржуазное государство на парламентских началах, ни хищнический империализм Японии, ни приспешники Колчака. Иностранному капиталу легко будет разрабатывать богатство Якутской области, но пользы народу от этого будет мало, наоборот, иностранные капиталисты выкачивают все соки и ресурсы края. Но помощь извне все-таки нужна, нельзя надеяться только на свои силы. А такую помощь может оказать власть подлинно народная, власть трудящихся масс, власть не имеющая частных интересов, власть которая отвергает эксплуатацию человека человеком. Это власть, которая утвердилась в России, рабоче-крестьянская власть. Поэтому единственной приемлемой целесообразной ориентацией для якутского народа - это ориентация на Советскую Россию. В этом единственный путь, единственное спасение. Трудящиеся якуты должны стать на этот путь”. [Максим Аммосов. Якуты. // Жизнь Национальностей. Москва. № 24. 29 июня 1919. С. 3.]
У 1919 г. Калчак пераносіць Стаўку з Вомску ва ўрадавы эшалён а новай сталіцай прызначаецца Іркуцк. 5 студзеня 1920 г. у Ніжнеўдзінску ён згаджаецца перадаць вярхоўную ўладу генэралу Дзянікіну, а кіраваньне Ўсходняй ускраінай - Сямёнаву, і пераходзіць у чэскі вагон, пад заступніцтва саюзьнікаў, але 14 студзеня 1920 г. у абмен на вольны праезд чэхі выдаюць адмірала чырвоным. 15 студзеня 1920 г. у 9 гадзінаў 50 хвілінаў вечара па мясцовым, іркуцкаму часе, Калчака арыштавалі.
А адзінаццатай гадзіне ночы пад узмоцненым канвоем арыштаваных правялі па лёдаўзгорках Ангары, а далей на аўтамабілях Калчака і яго афіцэраў перавезьлі ў Аляксандраўскі цэнтрал ля Іркуцку. Іркуцкі рэўкам намерваўся зрабіць адкрыты судовы працэс над былым Вярхоўным правіцелям Расеі і міністрамі яго Расейскага ўрада. З 22 студзеня 1920 г. Надзвычайная сьледчая камісія пачала допыты, якія доўжыліся да 6 лютага, калі рэшткі войска Калчака ўшчыльную падышлі да Іркуцка і рэўкам вынес пастанову пра расстрэл Калчака. 7 лютага 1920 г. у 4 гадзіны раніцы Калчака разам з прэм’ерам В. М. Пепяляевым, які, у адрозьненьне ад Аляксандра Васілевіча праявіў маладушша, расстралялі на берагу рэкі Ушакоўкі і скінулі ў палонку. Але, таксама, ёсьць меркаваньне, што Калчака расстралялі патаемна ў турме.
Літаратура:
Аммосов М. К. Сибирские инородцы и А. В. Колчак. // Жизнь Национальностей. Москва. № 24. 29 июня 1919. С. 3.
* Государственный переворотъ адмирала Колчака въ Омскѣ 18 ноября 1918 года. Сборникъ документовъ. Собралъ и издалъ В. Зензиновъ. Парижъ. 1919. 193 с.
* Протоколы допроса адмирала А. В. Колчака чрезвычайной слѣдственной комиссіей въ Иркутскѣ 21 января – 7 февраля 1920 г. // Архивъ русской революціи издаваемый I. В. Гессеномъ. Т. Х. Берлинъ. 1923. 325 с.
* Допрос Колчака. Под редакцией и предисловием К. А. Попова. Центроархив. Текст подготовлен к печати и снабжен примечаниями М. М. Константиновым. Ленинград. 1925. С. I-XII, 232 с.
Парфенаў П. Апошнія дні Калчака. Пераклаў з рускай мовы С. Грамыка. Менск. 1932. 99 с.
* Стахевичъ М. С. Полярная экспедиція лейтенанта А. В. Колчака въ 1903 году. (Докладъ прочитанный 8 февраля 1933 года в «Кружкѣ по изученію Мировой войны» при Пражскомъ Народномъ Университетѣ). Прага. 1933. 33 с.
Крошнер М. Чырвонаармейская. “Па-над кручамі Урала...” Ноты. Сл. А. Суркова. Пер. з рус. А.Зімiёнкі. Менск. 1935. 3 с.
Софинов П. Сталин и Дзержинский на Восточном фронте. Киров. 1940. 96 с.
* Калчак Аляксандр Васілевіч. // Беларуская савецкая энцыклапедыя. Т. V. Мінск. 1972. С. 278.
* Калчак А. В. 2/192; 3/90; 587, 588, 5/278; 8/410; 9/104, 173, 307, 378, 505; 11/275; 12/179. [Імянны паказальнік.] // Беларуская савецкая энцыклапедыя. Т. Паказальнікі: прадметны, імянны, геаграфічных назваў. Мінск. 1976. С. 328.
Максимов В. Е. Звезда адмирала Колчака. Роман. Минск. 1991. 224 с.
* Верховный правитель. // Пестерев В. И. Исторические миниатюры о Якутии. Якутск. 1993. С. 68-79.
* Калчак Аляксандр Васілевіч. // Беларуская энцыклапедыя ў 18 тамах. Т. 7. Мінск. 1998. С. 487-488.
* Калчака Ўрад. // Беларуская энцыклапедыя ў 18 тамах. Т. 7. Мінск. 1998. С. 488.
* Калчак А. В. 1/387; 2/160, 208, 450, 498; 3/106, 236, 453; 4/5, 45; 5/85, 197, 365, 483; 6-1/8, 199, 545; 6-2/50, 196. [Імянны паказальнік.] // Энцыклапедыя Гісторыі Беларусі. У 6 тамах. Т. 6. Кн. ІІ. Мінск. 2003. С. 505-506.
* Колчак Александр Васильевич. [Персоналии.] // Попов Г. А. Сочинения. Т. III. История города Якутска 1632-1917. Якутск. 2007. С. 219.
* Рэчка Р. Аляксандар Калчак. // Літоўка ды Саха. Сш. 3. Койданава. 2011. С. 50-53.
Раліна Мярзота-Рэчка,
Койданава
21 января 1920 г.
Председатель: Вы присутствуете перед Следственной Комиссией в составе ее Председателя Попова, заместителя председателя В. П. Денике, членов комиссии: Г. Г. Лукьянчикова и Алексеевского для допроса по поводу Вашего задержания. Вы адмирал Колчак?
Адм. Колчак: Да, я адмирал Колчак.
Председатель: Мы предупреждаем Вас, что Вам принадлежит право, как и всякому человеку, опрашиваемому Чрезвычайно-Следственной Комиссией, не давать ответов на те или иные вопросы и вообще не давать ответов. Вам сколько лет?
Адм. Колчак: Я родился в 1873 [1874] {* Въ листовкѣ, выпущенной издательствомъ «Освобожденіе Россіи» въ 1919 г. въ Перми, подъ заглавіемъ: «Адмирал Александр Васильевич Колчак», приводятся слѣдующія даты: «А. В. Колчак родился в 1874 году, службу свою во флоте начал с 1891 года и в 1894 году был произведен в мичманы». Подъ началомъ службы во флотѣ имѣется, повидимому, въ виду поступленіе въ гардемаринскіе классы.} году, мне теперь 46 лет. Родился я в Петрограде на Обуховском заводе. Я женат формально законный браком, имею одного сына в возрасте 9 лет.
Председатель: Вы являлись Верховным Правителем?
Адм. Колчак: Я был Верховным Правителем в Омске Российского Правительства, — его называли Всероссийским, но я лично этого термина не употребляя. Моя жена Софья Федоровна раньше была в Севастополе, а теперь находится во Франции. Переписку с ней я вел через посольство. При ней находится мой сын Ростислав.
Председатель: Здесь добровольно арестовалась г. Тимирева. Какое она имеет отношение к Вам?
Адм. Колчак: Она моя давнишняя знакомая, она находилась в Омске, где работала в моей мастерской по шитью белья и по раздаче его воинским чинам — больным и раненым. Она оставалась в Омске до последних дней и затем, когда я должен был уехать, по военным обстоятельствам, она поехала со мной в поезде. В этом поезде она доехала сюда до того времени, когда я был задержан чехами. Когда я ехал сюда, она захотела разделить участь со мною.
Председатель: Скажите, адмирал, она де является Вашей гражданской женой, мы не имеем право зафиксировать этого?
Адм. Колчак: Нет.
Н. А. Алексеевский: Скажите нам фамилию Вашей жены.
Адм. Колчак: Софья Федоровна Омирова. Я женился в 1904 году, здесь, в Иркутске, в марте месяце. Моя жена уроженка Каменец-Подольской губ. Отец ее был судебным деятелем или членом Каменец-Подольского Суда, он умер давно, я его не видал и не знал. Отец мой, Василий Иванович Колчак, служил в морской артиллерии. Как все морские артиллеристы, он проходил курс в Горном Институте, затем он был на уральском Златоустовском заводе, после того он был приемщиком морского ведомства на Обуховском заводе. Когда он ушел в отставку, в чине генерал-майора, он оставался на этом заводе в качестве инженера или горного техника, там я и родился. Мать моя Ольга Ильинична, урожденная Посхова. Отец ее происходит из дворян Херсонской губ. Мать моя уроженка Одессы и тоже из дворянской семьи. Оба мои родители умерли. Состояния они не имели никакого. Мой отец был служащий офицер. После Севастопольской войны, он был в плену у французов и при возвращении из плена — женился, а затем он служил в артиллерии [....] в Горном Институте. Вся семья моего отца содержалась исключительно только на его заработки. Я православный, до времени поступления в школу я получил семейное воспитанно под руководством отца и матери. У меня есть одна сестра Екатерина, была еще одна сестра Любовь, но она умерла в детстве. Сестра моя Екатерина замужем, фамилия ее Крыжановская. Она осталась в России, где она находится в настоящее время, — я не знаю. Жила она в Петрограде, но я не имею о ней никаких сведений с тех пор, как я уехал из России.
Свое образование я начал в 6-й Петроградской Классической Гимназии, где я пробыл до 3-го класса, затем в 1888 [86?] году я поступил в Морской Корпус 12 лет и окончил свое воспитание в Морском Корпусе в 1894 году. В Морской Корпус я перевелся по собственному желанию и по желанию отца. Я был фельдфебелем, шел я все время первым или вторым в своем выпуске, меняясь со своим товарищем, с которым поступил в Корпус, из Корпуса вышел вторым и получил премию адмирала Рикорда. Мне тогда было 19 лет. В корпусе был установлен целый ряд премий для 5 или 6 первых выходящих и они получались по старшинству. По окончании Корпуса, я начал свою службу. По выходе из Корпуса в 1894 году я поступил в Петроградский 7-й флотский экипаж, пробыл там я несколько месяцев до весны 1895 года, когда был казначеи помощником вахтенного начальника на только что законченном тогда постройкой и готовящемся к отходу заграницу броненосном крейсере «Рюрик». Затем я пошел в первое мое заграничное плавание. Крейсер «Рюрик» ушел на восток и здесь во Владивостоке я ушел на другой крейсер «Крейсер» в качестве вахтенного начальника в конце 1896 года. На нем я плавал в водах Тихого Океана до 1898 года, когда этот крейсер вернулся в Кронштадт. Это было первое мое большое плавание. В 1898 году, я был произведен в лейтенанты и вернулся уже из этого плавания вахтенным начальником. Во время моего первого плавания, главная задача была чисто строевая, на корабле, но кроме того, я специально работая по океанографии и гидрологии. С этого времени я начал заниматься научными работами, я готовился к Южно-Полярной экспедиции, но занимался этим в свободное время, писал списки, изучал южно-полярные страны, у меня была мечта найти Южно-Полярный Полюс, но я так и не попал в плавание на Южном Океане.
Н. А. Алексеевский: Как протекала Ваша служба по возвращении? Вы поступили в Академию?
Адм. Колчак: Нет, это мне не удалось сделать. Когда я вернулся в мае 1899 [98?] года в Петроград, я затем в декабре ушел опять на восток, уже на линейном корабле — на броненосце «Петропавловск». Лето я проплавал в Морском Кадетском Корпусе на крейсере «Князь ГІожарский» и ушел на Дальний Восток.
Когда в 1899 году вернулся в Кронштадт, я встретился там с адмиралом Макаровым, который ходил на «Ермаке» в свою первую Полярную экспедицию.
Я просил его взять меня с собой, но, по служебным обстоятельствам, он не мог этого сделать и «Ермак» ушел без меня. Тогда я решил снова идти на Дальний Восток, полагая, что, может быть, мне удастся попасть в какую нибудь экспедицию — меня очень интересовала северная часть Тихого Океана в гидрологическом отношении. Я хотел попасть на какое-нибудь судно, которое уходит для охраны котикового промысла, на Командорские Острова, к Беринговому морю, на Камчатку. С адм. Макаровым я очень близко познакомился в эти дни, так как он сам работал много по океанографии.
Тут произошли большие изменения в моем плавании. В сентябре месяце я ушел на «ІІетропавловске» в Средиземное море, чтобы через Суец пройти на Дальний Восток, и в сентябре я прибыл в ІІирей. Здесь я совершенно неожиданно для себя получил предложение барона Толя принять участие в организуемой Академией Наук под его командованием Ссверо-ІІолярной экспедиции в качестве гидролога этой экспедиции. Мои работы и некоторые печатные труды обратили на себя внимание барона Толя, ему нужно было трех морских офицеров и из морских офицеров он выбрал меня. Я получил предложение через Академию Наук принять участие в этой экспедиции. Я это предложение принял немедленно, так как оно отвечало моим желаниям, и в декабре месяце Морское министерство меня откомандировало в распоряжение Академии Наук. Из Пирея я уехал в Одессу, затем в Петроград и в январе я явился к барону Толю и поступил в его распоряжение. Мне было предложено кроме гидрологии принять на себя еще должность во второй магнитовой экспедиции, там был специалист по магнитологии Зейберг и мне было предложено, в качество его помощника, и этим заняться. Для того, чтобы меня подготовить к этой задаче, я был назначен на главную физическую обсерваторию в Петрограде и затем в Павловскую магнитную обсерваторию. Там я три месяца усиленно занимался практическими работами по магнитному делу для изучения магнетизма. Это было в 1900 году. С самого начала я проходил [курс] на Петроградской физической обсерватории, а детально я работал в Павловске. Наконец, экспедиция была снаряжена и она вышла в июле месяце из Петрограда на судне «Заря», которое было оборудовано в Норвегии для полярного плавания строителем «Фрама». Я поехал в Норвегию, где занимался в Христиании у Нансена, который был другом барона Толя. Он научил меня работать по новому методу.
Н. А. Алексеевский: Вы не можете ли сказать, кто из состава этой экспедиции в настоящее время жив и находится в настоящее время с Вами в сношениях?
Адм. Колчак: Теперь все сношения со всеми у меня порвались. Барон Толь погиб вместе с Зейбергом, д-р Вальтер умер, с зоологом Бируля я до войны постоянно поддерживая связь, где теперь Бируля, я не знаю. Затем был еще один большой приятель, товарищ по экспедиции, Волосович [Волосович — геолог, впоследствии принимавший видное участие в изучении Якутского края и Северного океана. Руководил в 1908 г. экспедицией, снаряженной Академией Наук, для раскопок мамонта и исследования побережья Ледовитого океана между Леной и Индигиркой в геологическом отношении. В 1910 - 12 г. принял участие в гидрографической экспедиции министерства торговли и промышленности. // Допрос Колчака. Под редакцией и предисловием К. А. Попова. Центроархив. Текст подготовлен к печати и снабжен примечаниями М. М. Константиновым. Ленинград. 1925. С. 215.], который потом пошел геологом, где он находится теперь — я тоже не знаю. Из офицеров там был Коломийцев, он, кажется, здесь в Иркутске. Виделся я с ним, когда в 1917 году он опять уходил к устью Лены. Экспедиция ушла в 1900 году [на север], где она пробыла до 1902 года. Я все время был в этой экспедиции. Зимовали мы в Таймыре, две зимовки на Ново-Сибирских островах, на острове Котельникове, затем на 3-ий год барон Толь, видя, что нам не удалось пробраться на север от Н.-Сибирских островов, предпринял самую экспедицию. Вместе с Зейбергом и 2-мя каюрами, он отправился на север Сибирских островов, у него была идея расположения большого материка, который он хотел найти, но в этом году состояние льда было такое, что мы могли проникнуть только к земле Бенета, а дальше не могли. Тогда он решил, что на судне туда не пробраться и он ушел. В виду того, что у нас окончились запасы, он приказал нам пробраться к земле Бенета и занять ее, а, если это не удастся, то идти к устью Лены и вернуться через Сибирь в Петроград, привести все коллекции и начать работать по новой экспедиции. Сам он рассчитывал самостоятельно вернуться на Н.-Сибирские острова, где мы оставили склады. В 1902 году, весною, барон Толь ушел от нас с Зейбергом, с тем, чтобы потом больше не возвращаться: он погиб во время перехода обратно с земли Бенета. Лето мы использовали на попытку пробраться на Север к земле Бенета, но нам не удалось. Состояние льда было еще хуже. Когда мы проходили северную параллель Сибирских островов, нам встречались большие льды, которые не давали нам проникнуть дальше. С окончанием навигации мы пришли к устью Лены и тогда к нам вышел старый пароход «Лена», снял всю экспедицию с устья Тикс[т]и, коллекции были перегружены на «Лену» и мы вернулись в Якутск, затем в Иркутск и в декабре месяце 1902 года мы прибыли в Петроград. На заседании Академии Наук было доложено общее положение работ экспедиции и о положении барона Толя. Его участь чрезвычайно встревожила академию. Действительно, предприятие его было чрезвычайно рискованное, шансов было очень мало, но барон Толь был человек, который верил в свою звезду и в то, что ему все сойдет, и пошел на это предприятие. Академия была чрезвычайно встревожена, и тогда я на заседании поднял вопрос о том, что надо сейчас, немедленно, не откладывая ни одного дня, снаряжать новую экспедицию на Землю Бенета для оказания помощи барону Толю и его спутникам, и так как на «Заре» это сделать было невозможно, был декабрь, а весною надо было быть на Н.-Сибирских островах, чтобы использовать лето — «Заря» была вся сбита — то нужно было оказать быструю и решительную помощь. Тогда я, подумавши, и взвесивши все, что можно было сделать, предложил пробраться на землю Бенета и, если нужно, даже за поисками барона Толя на шлюпках. Предприятие это было такого же порядка, как и предприятие барона Толя, но другого выхода не было, по моему убеждению. Когда я предложил этот план, мои спутники отнеслись чрезвычайно скептически, и говорили, что это такое же безумие, как и шаг барона Толя, но, когда я предложил самому взяться за выполнение этого предприятия, то Академия Наук дала мне средства и согласилась предоставить мне возможность выполнить этот план так, как я нахожу нужным. Академия дала мне полную свободу и обеспечила меня средствами и возможностью это выполнить. Тогда я в январе месяце уехал в Архангельск, где я выбрал себе четырех спутников из мезенских тюлене-промышленников. Со мною согласились идти еще двое из моих матросов из экспедиции — Беличев и Орлов. Когда я приехал на съезд тюлене-промышленников, они заинтересовались этим делом, выбрали мне 4-х охотников, привыкших к плаванию во льду и я с ними, с двумя матросами и 4-мя тюлене-промышленниками, в декабре выехали обратно в Иркутск для того, чтобы здесь подготовить на Север все необходимое, чтобы немедленно уехать на Н.-Сибирские острова, которые я избрал, как базу; я обратился по телеграфу в Якутск к одному политическому ссыльному П. В. Оленьину [П. В. Оленин, — политический ссыльный в Якутске. Занимался изучением Якутского края, участвуя во многих экспедициях и командировках от Академии Наук. Одно время был консерватором музея Якутского отдела географического общества. // Допрос Колчака. Под редакцией и предисловием К. А. Попова. Центроархив. Текст подготовлен к печати и снабжен примечаниями М. М. Константиновым. Ленинград. 1925. С. 215.], с которым я познакомился. Он занимался изучением Якутского края. Я обратился к нему, чтобы он за время моего отсутствия проехал на Север, подготовил вещи, собак для перехода на Н.-Сибирские острова. Он на это согласился и все это выполнил. Затем из Иркутска я поехал обратно в Якутск, не теряя нигде ни одного дня, как можно скорее из Якутска поехал в Верхоянск, где меня ожидал Оленьин, который закупил собак, затем на собаках я поехал к устью Тиксти, взял с «Зари» один из хороших китобойных вельботов, на собаках протащил обратно в Устьянск и в начале мая я вместе с своими 6-ью спутниками, Оленьиным и партией местных якутов и тунгузов, которые были, как каюры, с транспортом 160 собак, вышел из Устьянска на остров Котельников. Я перебрался на Н.-Сибирские острова, вышел около мыса Медвежьего, около острова Котельникова. Этот переход на Н.-Сибирские острова я делал в мае месяце. Там началась уже таль, разлив рек. Затем я остался ожидать вскрытия моря. Я оставил запас провизии, больше я не мог с собою взять, как на три месяца, мне надо было прокормить людей, собак и приберегать на обратный путь. Тогда мы разделились, Оленьин с туземцами остались летовать на островах и заниматься охотой для того, чтобы приготовить мяса. Часть собак пришлось убить, часть этой партии с собаками оставалась на летовку на Н.-Сибирских островах, а я с 6-ю спутниками остался на мысе Медвежьем ожидать вскрытие моря и занимался, главным образом, охотой, чтобы прокормить себя. Затем в июле месяце море вскрылось и я на вельботе, который был там подготовлен с 6-ю спутниками, когда тронулся лед от берега, в этот же день и пошли вдоль южного берега Сибирских островов, вдоль Котельникова, направились в Благовещенский, пролив, между Новой Сибирью, затем, пробираясь через этот пролив, я вышел на северо-западную часть острова «Новая Сибирь». Это был ближайший пункт, с которого надо было идти в открытый океан на Землю Бенета. Затем передохнув, на Новой Сибири, мы отправились дальше на север. В противоположность предшествующему 1902 году, когда все море в этом месте было забито льдами, я встретил совершенно открытое море, не было даже льда достаточно большого, чтобы можно было вылезть на него и отдохнуть, приходилось сидеть все время в шлюпках, а все время был свежий ветер. Наконец мы добрались до земли Бенета 5 [6] августа, на Преображенье. Этот мыс я назвал мысом Преображенским, [там] я высадился на остров Бенета. Ближайшее же обследование этого берега очень скоро дало нам признаки пребывания там партии барона Толя. Мы нашли груду камней, в которой находилась бутылка с запиской со схематический планом острова, с указанием, что там находятся документы. Руководствуясь этим, мы очень скоро, в ближайшие дни, пробрались к тому месту, где барон Толь со своей партией находились на этом острове. Там мы нашли коллекции, геологические инструменты, научные, которые были с бароном Толем, а затем и краткий документ, который дал последние сведения о судьбе барона Толя. Он говорил, что барон Толь прибыл в 1902 году летом на остров Бенета, где он в конце концов решился сначала зимовать, так как уже было поздно, а главное, что их чрезвычайно задержало там, это попытка охоты. Они старались там охотиться, чтобы пополнить свои запасы, но сделать [этого] им не удалось. Поэтому барон Толь сначала решил перезимовать, надеясь на весеннюю охоту, и продолжать уже дальнейшее движение весною с наступлением светлого времени, так как в августе уже становится темно. Охота эта была неудачна и в октябре месяце выяснилось, что партия перезимовать не может, что ей придется умереть там с голоду. Тогда в конце ноября 1902 года, барон Толь решился на отчаянное решение — идти на юг, в то время, когда уже наступили полярные ночи, когда температура понижается до 40°, когда море, в сущности говоря, даже в открытых местах не имеет воды, а покрыто льдом, так что двигаться почти совершенно невозможно ни на собаках, ни на шлюпках, ни пешком. В такой обстановке в полярную ночь, он двинулся со своими спутниками на юг. Документ его кончался такими словами: сегодня отправились на юг, все здоровы, провизии на 14 дней. Партия, конечно, вся погибла. Тогда я увидал, что ее [моя] задача разрешена, что Толь ушел на юг, значит, оставалось сделать последний переход на Сибирских островах и осмотреть все склады, которые были заложены, чтобы узнать, не оставался ли где-нибудь барон Толь. Эту задачу выполнил, частью Оленьин. Затем я отправился обратно в августе на Н.-Сибирские острова. Осмотрел по дороге склады, которые были заложены, все было цело, никаких признаков возвращения барона Толя не было. Факт его гибели остался почти несомненным. Через 42 дня плавания на этой шлюпке я вернулся снова к своему первому исходному пункту, около мыса Медвежьего острова Котельникова; был конец [августа] и начало сентября. Там я оставался до замерзания моря, а в октябре я перешел обратно на материк в Устьянск. Все спутники мои остались живы, Оленьин выполнил свою задачу, сохранил собак, без крайних лишений. Мы вернулись все, не потерявши ни одного человека. Оттуда мы, обычный путем, поехали в Верхоянск, а затем в Якутск. Это было уже в 1903 [4] году. В декабре месяце я ушел из Устьянска, в январе был в Верхоянске, а затем в конце января прибыл в Якутск, как раз накануне объявления Русско-Японской войны. С тех пор я с Оленьиным не видался до прошлого года в Харбине, он потом работая на Амуре в золотопромышленной компании.
Н. А. Алексеевский: Он был политический ссыльный или уголовный?
Адм. Колчак: Он был политический ссыльный, он студент Московского Университета. У него была склонность к изысканиям, я бы сказал, к научному авантюризму. Его интересовал край и, когда он получил амнистию, за свою экспедицию, он вернулся обратно из Петрограда в Якутск.
Н. А. Алексеевский: А с другими ссыльными Вы в Якутской области не входили в сношения?
Адм. Колчак: Я встречался с ними в Верхоянске и в Устьянске, но не завязывал сношений, потому что я бывал временно; близко я ни с кем не знакомился, потому что я везде бывал по нескольку дней. Когда я в Якутске получил извещение о том, что случилось нападение на наши корабли в Порт-Артуре и вслед затем известие о том, что Адмирал Макаров назначается командующим флотом в Тихом Океане, я по телеграфу обратился в Академию Наук с просьбой вернуть меня в морское ведомство, и обратился в морское ведомство с просьбой послать меня на Дальний Восток, в Тихоокеанскую Эскадру, для участия в войне. Затем, так как Оленьин был в курсе всех дел экспедиции, я ему мог сдать все дела, людей, заботы о них, ценности многие, научные коллекции, которые он главный образом составил и со всем этим поехал в Петроград для доклада в Академию Наук. А сам я из Иркутска поехал на Дальний Восток. Меня не хотели отпускать, но в конце концов, после некоторых колебаний Президент Академии В. Кн. Константин Константинович, к которому я непосредственно обратился, устроил так, что меня Академия отчислила и передача в ведомство, а тут я получил приказание ехать в Порт-Артур. Тогда я выехал в Иркутск. В Иркутск приехали меня повидать мой отец и моя теперешняя жена. Я ушел женихом, должен был жениться после первой экспедиции, но вторая экспедиция помешала, затем наступила война и я решил, что надо жениться. Здесь в Иркутске я обвенчался со своей женой, после чего, пробывши несколько дней, я уехал вместе со своим другом Беличем [Бегичев], сказавшим, что он пойдет со мною дальше, поморы же вернулись назад. Я прибыл в ІІорт-Артур примерно в марте месяце или в начале апреля, Макаров тогда ещё был жив...
...К осени у меня снова начали сказываться последствия моего пребывания на крайнем севере, а именно — появились признаки суставного ревматизма...
...В плену японском я пробыл до апреля месяца, когда я начал уже несколько оправляться, оттуда нас отправили в Дальний, а затем в Нагасаки. В Нагасаки партия наших больных и раненых получила очень великодушное предложение японского правительства, переданное французским консулом, о том, что правительство Японии предоставляет нам возможность пользоваться, где мы захотим водами и лечебными учреждениями Японии или же, если мы не желаем оставаться в Японии, вернуться на родину без всяких условий. Мы все предпочли вернуться домой. И я вместе с группой больных и раненых офицеров, через Америку, отправились в Россию. Это было в конце апреля 1905 года. Все мы через Америку вернулись в Петроград. В Петрограде меня сначала освидетельствовала комиссия врачей, которая и признала меня совершенным инвалидом, дала мне 4-х месячный отпуск для лечения на водах, где я лечился все лето до осени. С осени я продолжал свою службу, причем на мне лежала обязанность перед Академией Наук дать прежде всего отчет, привести в порядок наблюдения и разработку предшествующей экспедиции, которая была брошена мною, все мои труды по гидрологии и магнитологии, съемке были брошены, так что я опять поступил в распоряжение Академии Наук и осенью 1906 [5] года я занимался в Академии Наук, но уже занимался трудом кабинетным, работая в физической обсерватории и приводил в порядок свои работы. Это относится к периоду моей большой связи с Академией и с Географическим Обществом, с которым я находился в связи. Затем в Географическом Общества я получил свою высшую научную награду за свои последние экспедиции — Большую Константиновскую золотую медаль. Эта работа продолжалась до января 1906 года, затем я привел, до известной степени, в порядок, и передал в переработку свои научные труды и за эту экспедицию.
[С. 185-192.]
...Я ...начал читать лекции в Морской Академии, которая была образована. Я читал лекции несколько месяцев и решил, что лучше вернуться к научной работе. В это время начальник Главного Гидрографического Управления Вилькицкий, <как> я его хорошо знал (так как он был полярный исследователь), который меня хорошо знал и сочувствовал всей моей деятельности, предложил мне организовать экспедицию для исследования Северо-Восточного Морского пути из Атлантическое Океана в Северный Океан вдоль берега Сибири. Встретившись и переговорив с ним, я решил заняться этим делом. Находясь в Генштабе, я разработал проект этой экспедиции и подал Вилькицкому. При разработке вопроса, как выполнить эту экспедицию, я на основании всего предшествующее опыта полярного плавания, на основании опыта плавания на севере остановился на организации новой экспедиции на стальных судах ледокольного типа, конечно, не таких, которые могли бы ломать полярный лед, так как опыт Ермака показал, что это невыполнимо и что активная борьба с океанским льдом невозможна. Но опыт показал, что конструировать судно, которое выдержало бы давление льдов вполне возможно, что это затруднений не вызывает и что, конечно, построить стальное судно большой вместимости легко. Я считал необходимый иметь два таких судна, чтобы избежать случайностей, неизбежных в такой экспедиции. В конце концов, в 1908 году Главное Гидрографическое Управление выступило с проектом организации такой экспедиции для изучения вопроса о северном морском пути из Тихого в Атлантический океан кругом северного побережья Сибири. Я, оставаясь пока в штабе, принимал в разработке этого проекта активное участие, все свободное время я работал над этим проектом, ездил на заводы, разрабатывал с инженерами типы этих судов. В этом принимал участие и мой бывший спутник Маттисен. Решено было построить два ледокольных стальных судна, которые были названы: «Таймыр» и «Вайгач». Командиром был назначен Маттисен [Маттисен — морской офицер участник экспедиции в полярн. страны, изучавший условия плавания в низовьях и устье реки Лены и океанского побережья. Умер в 1922 г. // Допрос Колчака. Под редакцией и предисловием К. А. Попова. Центроархив. Текст подготовлен к печати и снабжен примечаниями М. М. Константиновым. Ленинград. 1925. С. 215.]. Когда это было решено, я просил отчислить меня от Генерального Штаба. Кружок офицеров продолжал функционировать до последнего времени и я продолжал там работать в качестве председателя кружка. Я смотрел на этот кружок, главным образом, как на образовательный, имеющий целью поднять уровень военного образования в офицерской среде. Там делались интересные доклады, производились научные работы и т. д. Решив заняться всецело делом экспедиции, я в 1908 году ушел из Генерального Штаба и всецело посвятил себя наблюдению за постройкой этих судов на Невском судостроительном заводе. В 1909 году суда были спущены и мы осенью ушли на Дальний Восток с тем, чтобы летом 1910 года пройти через Берингов пролив на северную часть полуострова. Я командовал «Вайгачем», «Таймыром» же командовал сначала Маттисен. Это были суда ледокольного типа, идея их состояла в том, чтобы лед не ломал и не давил их. Поэтому, они обладали чрезвычайно сильным корпусом и сравнительно слабыми машинами, так как главный вопрос в данном случае это большой радиус действия, и ледокольного типа суда учитывают эту идею [....] ударов и сжатие льда. Таким образом, во второй половине 1909 года мы ушли на Дальний Восток и через Индийский Океан, Средиземное море, весной 1910 г., прибыли во Владивосток. Так как мы пришли во Владивосток уже поздно, то главным Гидрографическим Управлением была поставлена нам задача пройти в этом году Берингов пролив и обследовать район этого пролива, имея основным пунктом для съемок и больших астрономических наблюдений мыс Лежнев [Дежнев], и затем вернуться обратно во Владивосток на зимовку и в следующем, году идти дальше. Мы ушли из Владивостока и выполнили эту задачу. Вышли за Берингов пролив по направлению к мысу Лежневу. Экспедиция была очень хорошо оборудована для этой цели, в особенности «Вайгач», который был оборудован специально для картографических работ. Я, главным образом, работал по океанографии. Осенью мы вернулись во Владивосток на зимовку и для ремонта с тем, чтобы летом пораньше двинуться на север и продолжать систематическую работу. По прибытии во Владивосток, я получил телеграмму от того же Воеводского, бывшего морским министром, и Начальника Морского Генерального Штаба Кн. Ливена (Ливен был начальником Ген. Штаба после Брусилова) <и> [он] несмотря на свое немецкое происхождение был страшным противником немцев. В этих телеграммах Ливен и Воеводский просили меня приехать в Петроград и продолжать мою работу в Морском Генеральном Штабе для скорейшего проведения судостроительной программы. Решено было во что бы то ни стало проводить эту программу и приступить к постройке новых судов. После некоторого колебания, я дал свое согласие на возвращение. В 1910 г. я оставил экспедицию и вернулся...
[С. 195-196.]
23 января 1920 г.
А. Н. Алексеевский: В прошлый раз Вы закончили тем, что получили в апреле [іюне] неожиданное производство в вице-адмиралы и телеграмму о назначении Вас Командующим флотом Черного моря [* А. В. Колчакъ былъ произведенъ въ вице-адмиралы и назначенъ командующимъ флотомъ Чернаго моря 28 іюня 1916 г.].
Адм. Колчак: Получивши это назначение, я вместе с тем получил приказание ехать в ставку для того, чтобы получить секретные инструкции, касающиеся моего назначения и командования в Черном море. Я поехал сперва в Петроград и оттуда в Могилев, где находилась ставка, во главе которой стоял ген. Алексеев, Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего: Верховный Главнокомандующим был бывший государь. По прибытии в Могилев, я явился к ген. Алексееву. Он приблизительно в течение полутора или двух часов подробно и детально инструктировал меня об общем военно-политическом положении на нашем западном фронте. Он детально объяснил мне все те политические соглашения чисто военного характера, которые существовали между державами в это время, и затем после этого объяснения сказал, что мне надлежит явиться к государю и получить от него окончательные указания. Указания, сделанные мне Алексеевым, были повторены и Государем. Они сводились к следующему: назначению меня в Черное море обусловливалось тем, что весною 1917 года предполагалось выполнить так называемую босфорскую операцию, т. е. произвести уже удар на Константинополь. Все это находилось в связи с положением на нашем южном или левом фланге. Это было в начало июля, а осенью, приблизительно в августе, должна была выступить Румыния, и в зависимости от этих действий предполагалось лишь продвижение наших армий вдоль западного берега Черного моря, через пролив на Турцию и на Босфор, или в зависимости от положения предполагалось, что флот должен оказывать содействие этим продвижениям, либо выбросить десант непосредственно на Босфор и флот должен был постараться захватить Босфор. На мой вопрос, почему именно меня вызвали, когда я все время работал в Балтийском флоте, хотя я и занимался вопросом о проливах, они меня интересовали чисто теоретически, - ген. Алексеев сказал, что общее мнение в ставке было таково, что я лично, по своим свойствам, могу выполнить эту операцию успешнее, чем кто-либо другой. Затем, после выяснения всех вопросов, я явился к Государю. Он меня принял в саду и очень долго, около часу, меня также инструктировал относительно положения вещей на фронте, главный образом, в связи с выступлением Румынии, которая его чрезвычайно заботила, в виду того, что Румыния, по-видимому, не вполне готова, чтобы начать военные действия и ее выступление может не дать благоприятных результатов. Оно заставит только удлинить наш и без того большой фронт левого фланга и нам придется своими войсками занять Румынию и удлинить фронт почти до Дуная. Это явится новой тяжестью, которая ляжет на нашу армию и положительные результаты вряд ли даст. Я спросил относительно босфорской операции. Он сказал, что сейчас говорить об этом трудно, но мы должны подготовляться к ней и разрабатывать два варианта: будущий фронт, наступающий по западному берегу и самостоятельная операция на Босфоре, перевозка десанта и выброска его на Босфор. Тут еще было прибавлено Государем: «я совершенно не сочувствую при настоящем положении выступлению Румынии, я боюсь, что это будет невыгодное предприятие, которое только удлинит наш фронт, но на этом настаивает французское союзное командование: они требуют, чтобы Румыния во что бы то ни стало выступила, они послали в Румынию специальную миссию, боевые припасы, и приходится уступать давлению союзного командования». Получив эти указанна, я уехал в Черное море в тот же вечер...
[С. 201-202.]
24 января 1920 года.
Адм. Колчак: Прошлый раз, когда я говорил о Черном море, я упустил одно событие, которое, может быть, представляет некоторый интерес. Затем, когда Вы спросили, с кем из Великих Князей я виделся, я упустил из виду одну подробность. Одно из этих событий был взрыв происшедший 7 ноября на дредноуте «Марии». Что же касается свидания с Великими Князьями, то я упустил из виду, что я виделся с Николаем Николаевичем, который был тогда Главнокомандующим, в Барановичах, куда я ездил из Балтийского моря. Затем я виделся с ним перед Революцией в Батуме...
Алексеевский: Как относились Вы к Николаю Николаевичу, как Главнокомандующему, и считали ли замену его, как Главнокомандующего, бывшим Императором полезным для войны событием, или вредным?
Адм. Колчак: У Николая Николаевича я был в первый раз в 1915 г., на второй год войны, когда я был послан Адм. Эссеном для доклада ему о положении дел в Балтийском море и о возможности совместных действий с армией на берегах этого моря. Ставка была тогда в Барановичах и я ездил туда. В Барановичах я пробыл 2-3 суток. С Николаем Николаевичем я говорил очень мало и работал, главный образом, по этим вопросам в его штабе. Второй раз я виделся с ним в Батуме. Как раз, первое известие о Революціи в Петрограде я получил в Батуме. Николай Николаевич в это время был командующим Кавказской армией, и я был вызван туда для решения вопроса устройства портов побережья, устройства Трапезундского порта, гдё была главная база снабжения Кавказской армии, и вопросов о перевозках до Черному морю. Я тогда, как и раньше, считал Николая Николаевича самым талантливым из всех лиц Императорской фамилии. Поэтому я считал, что раз уж назначение состоялось из императорской фамилии, то он является единственным лицом, которое, действительно, могло нести обязанности главнокомандующего армией, как человек, все время занимавшийся и близко знакомый с практический делом и много работавший в этой области. Таким образом, в этом отношении Николай Николаевич являлся единственным в императорской фамилии лицом, авторитет которого признавали и в армии, и везде. Что касается до его смены, то я всегда очень высоко ценил личность генер. Алексеева и считал его, хотя до войны мало встречался с ним, самым выдающимся из наших генералов, самым образованным, самым умным, наиболее подготовленным к широким военный задачам. Поэтому я крайне приветствовал смену Николая Николаевича и вступление государя на путь верховного командования, зная, что начальником штаба будет ген. Алексеев, это для меня являлось гарантией успеха в ведении войны, ибо фактически начальник штаба верховного командования является главным руководителем всех операций. Поэтому я смотрел на назначение государя, который очень мало занимался военным делом, чтобы руководить им, только как на известное знамя, в том смысле, что верховный глава становится вождем армии. Конечно, он находится в центре управления, но фактически всем управлял Алексеев. Я считал Алексеева в этом случае выше стоящим и более полезным, чем Николай Николаевич. Насколько я помню, Алексеев последнее время был начальником штаба у Николая Николаевича...
[С. 212-214.]
КАЛЧАК Аляксандр Васілевіч (1873, Пецярбург — 7. 2. 1920), адзін з лідэраў рускай контррэвалюцыі, адмірал (1917). З ліст. 1918 ваенны і марскі міністр т. зв. Сібірскага ўрада ў Омску. Пасля перавароту 18. 11. 1918, падтрыманага інтэрвентамі, аб’явіў сябе «вярхоўным правіцелем расійскай дзяржавы». На тэр. ад Урала да Уладзівастока К. устанавіў тэрарыст. белагвардзейскі рэжым, т. зв. калчакаўшчыну. Пасля разгрому яго армій (гл. Грамадзянская вайна і ваенная інтэрвенцыя ў СССР 1918-20) збег пад ахову белачэхаў, якія перадалі яго эсэра-меншавіцкаму «Паліт. цэнтру» ў Іркуцку. Калі ў Іркуцку ўлада перайшла да бальшавікоў, К. паводле прыгавору Іркуцкага ваен.-рэвалюц. к-та расстраляны.
Літ.: Папин Л. М. Крах колчаковщины к образование Дальневосточной республики, М., 1957.
[С. 278.]
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz