ЎЎЎ 5. Эдуард Пякарскі. Работнік Пятрусь Аляксееў. Ч. 5. Койданава. "Кальвіна". 2022.

 

 

                                            Выдающийся деятель рабочей демократии

                                          (К 115-летию со дня рождения П. А. Алексеева)

    В семидесятых годах XIX в. в революционном движении России господствовало еще народническое направление, рабочие массы в своем большинстве оставались непробужденными, но уже тогда передовики рабочего класса, отмечал В. И. Ленин, «показали себя, как великие деятели рабочей демократии», занимая «виднейшее место» среди революционеров той эпохи [* См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 22, стр. 72; т. 25, стр. 94.]. К числу этих провозвестников рабочего движения принадлежал и Петр Алексеевич Алексеев.

    П. А. Алексеев родился 14 (26) января 1849 г. в многодетной крестьянской семье в деревне Новинской, Сычевского уезда. Смоленской губернии (ныне Баскаковский сельсовет Тумановского района). Отец его был трудолюбив, но беден и не мог дать своим четырем сыновьям и двум дочерям никакого образования. П. А. Алексееву уже в десятилетнем возрасте пришлось отправиться с родительского «хлеба долой» в город на заработки [* См. «Рабочее движение в России в XIX веке». Сборник документов и материалов, т. II, ч. 2„ М., 1950, стр, 44.]. Пролетарское крещение он получил среди московских текстильщиков. Ему пришлось работать на фабриках Гучкова, Бутикова, Морозова и других. Повсюду перед ним раскрывались картины жестокой капиталистической эксплуатации рабочих и необузданного произвола колупаевых и разуваевых из московского «текстильного царства». Работа на фабрике продолжалась от утренней зари до вечерней, вместе со взрослыми за грошовую плату надрывались от непосильного труда дети, подгоняемые розгами и пинками.

    «...Какое мы можем усвоить понятие по отношению к капиталисту, — говорил впоследствии Петр Алексеев, — кроме ненависти. Под влиянием таких жизненных условий с малолетства закаляется у нас решимость до поры терпеть, с затаенной ненавистью в сердце, весь давящий нас гнет капиталистов...» [* Там же.].

    Более десяти лет работал П. Алексеев на московских предприятиях. Затем он переезжает в Петербург и поступает на суконную фабрику, принадлежавшую английскому капиталисту Торнтону. В 1873 г. П. Алексеев сошелся с революционными народниками, под влиянием которых начинает жадно изучать нелегальную литературу, стремясь в ней найти ответ на волновавшие его социальные вопросы. Глубокое впечатление произвела на молодого ткача книга В. Флеровского «Положение рабочего класса в России», в свое время высоко оцененная К. Марксом. Он проявляет большой интерес к произведениям великих русских демократов-революционеров. Ему удалось познакомиться и с некоторыми произведениями К. Маркса. Современники, которым приходилось близко соприкасаться с П. Алексеевым, свидетельствуют, что он любил подкреплять свои мысли авторитетом К. Маркса. Знакомство с марксистской литературой, разумеется, не могло еще превратить Алексеева в марксиста, но немало способствовало формированию его классового сознания. От пропагандистов-народников он узнал о I Интернационале и рабочем движении в Западной Европе.

    Сначала Алексеева увлекла идея народников о беспощадной войне с царизмом и остатками крепостничества. Весной 1874 г. в числе первых «ходоков в народ» он отправился на родную Смоленщину подымать крестьян на борьбу против этих зол. С весны до осени 1874 г. Петр Алексеев вел агитацию среди крестьян Сычевского и Гжатского уездов, распространял запрещенные книги. Но темная, забитая масса крестьян оставалась глуха к народническим «проповедям». Многих участников «хождения в народ» полиция арестовала. Спасшийся от ареста Петр Алексеев с тяжелым сердцем возвратился в столицу. Неудача пропаганды в деревне заронила в нем сомнение в правильности избранного народниками пути достижения социалистических целей. Это сомнение все более возрастало под влиянием оживления рабочего движения середины 70-х годов. Рабочие, не в пример тогдашнему крестьянству, горячо откликались на революционную и социалистическую пропаганду. Сама жизнь (и это видел Петр Алексеев) диктовала необходимость перенести центр тяжести практической революционной деятельности в город, где начиналась стачечная борьба.

    Рост рабочего движения привлек внимание лучших представителей народнической интеллигенции. И. Дшабадари, С. Бардина, Л. Фигнер и другие народники задумали создать в Москве подпольную революционную организацию с активным участием в ней передовых рабочих. И. Джабадари рассказал об этом П. Алексееву, к тому времени зарекомендовавшему себя вожаком передовых рабочих. Идея создания такой организации пришлась Алексееву по душе. В ноябре 1874 г. он приехал в Москву и вместе со своим братом Никифором поступил на фабрику Тимашева. Обстановка здесь ему была хорошо знакома, и он быстро наладил связи с рабочими нескольких предприятий, развернув среди них политическую агитацию. Восхищаясь «выдающейся силой характера» П. Алексеева, И. Джабадари прочил ему видное место «в центральном рабочем ядре» [* «Былое», 1907 г., № 9, стр. 190.]. Так оно и случилось. Приняв самое живое участие в создании «Всероссийской социально-революционной организации» (1875 г.), П. Алексеев образовал в ее составе центральную рабочую группу. Устроители «социально-революционной» организации из среды демократической интеллигенции дальше общих рассуждений о социализме в народническом духе не шли. Под влиянием же П. Алексеева и его рабочей группы организация включила в программу ряд требований, касающихся интересов рабочих.

    Наряду с «пропагандой словом» рабочие, входившие в группу Алексеева, предусматривали «пропаганду делом», то есть проведение стачек. По их настоянию в программе организации был выставлен также пункт о конфискации в пользу трудящихся материальных средств государства, ибо богатство казначейств создано их же трудом [* См. «Каторга и ссылка», 1927, № 4 (33), стр. 12.]. Главная задача центральной группы рабочих, возглавляемой П. Алексеевым, как говорил один из ее активных членов, рабочий Семен Агапов, «заключалась в том, чтобы подготовить рабочих к социальной революции» [* «Рабочее дпижение в России в XIX в.», т. II, ч. 2, стр. 43.].

    Петр Алексеев и его сподвижники не жалели сил для осуществления этой великой задачи. Они вели политическую агитацию на ряде фабрик и заводов. Петр Алексеев тепло отзывался о помощи рабочим «нашей интеллигентной молодежи» [* Там же, стр. 47.], которая безбоязненно несла рабочим идеи революционной борьбы. С помощью студентов передовые рабочие распространяли в рабочей среде нелегальные книжки.

    Петр Алексеев в своей пропагандистской работе использовал произведение Карла Маркса «Гражданская война во Франции», а также «Очерки фабричной жизни» Голицынского и книжку «Историческое развитие Интернационала». Рассказывал он своим слушателям, по воспоминаниям рабочих, также «о том, как земля вертится, и о небесных светилах».

    Стараниями П. Алексеева и его единомышленников на некоторых фабриках и в железнодорожных мастерских Московско-Харьковской железной дороги образовались тайные рабочие кружки, в которых состояло по 4-5 членов, связанных с центральной рабочей группой «Всероссийской социально-революционной организации». Петр Алексеев стремился перенести революционную деятельность в рабочем классе за пределы московских предприятий. Он мечтал о создании организации, состоящей из 4-5 тысяч членов, способной повести массы на революцию [* И. С. Каржанский. Московский ткач Петр Алексеев. М., 1954, стр. 126.]. В связи с этим в его планы входили поездки в Иваново-Вознесенск, где предполагалось развернуть революционную пропаганду среди рабочих.

    Деятельность П. Алексеева и его соратников, по мнению современников, была очень плодотворной. Она способствовала политическому просвещению передовых слоев русских рабочих, толкала их на революционную борьбу. В. И. Ленин относил Л. Алексеева наряду с Мышкиным, Халтуриным и Желябовым к «кружку корифеев», которым «доступны политические задачи в самом действительном, в самом практическом смысле этого слова, доступны именно потому и постольку, поскольку их горячая проповедь встречает отклик в стихийно пробуждающейся массе, поскольку их кипучая энергия подхватывается и поддерживается энергией революционного класса» [* В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 6, стр. 106.]. Близко знавшие П. Алексеева революционеры видели в нем «живой образ будущего восставшего народа», поражались его глубокой натурой и скромным характером.

    В ночь на 4 апреля 1875 г. П. Алексеев был арестован. Следствие длилось почти полтора года. Рабочий-революционер держался стойко. Царские сатрапы, как ни старались, не смогли сломить его волю: он никого не выдал и ничего не сказал о революционной деятельности товарищей. Правительство, державшее в тюрьмах в то время до двух тысяч революционеров [* Государственный исторический музей в Москве. Отдел письменных источников, ф. 297, ед. хр. 18, л. 28.], готовилось сурово расправиться с «государственными преступниками». Было задумано два политических процесса — 193-х и 50-ти (по делу москвичей). П. Алексеев шел по процессу 50-ти. Вести суд было поручено особому присутствию правительствующего сената. Судебный процесс продолжался с 21 февраля по 14 марта 1877 года. Его подлинным героем стал Петр Алексеев, которому вместе с Софьей Бардиной товарищи по заключению поручили произнести речи на суде от имени революционной организации. Петр Алексеев был горд оказанным ему поручением и поблагодарил товарищей: «Спасибо за доверие. Нам, революционерам, как сказал Карл Маркс, пора уже перед всем миром открыто изложить свои взгляды, свои стремления, это я и постараюсь сделать в своей речи».

    На суде Алексеев не защищался. «Я отказываюсь от защиты», — гордо заявил он царским судьям и не стал давать никаких показаний, не признав законность царского суда, ибо «этот суд есть не более как комедия» [* См. Г. В. Плеханов. Соч., т. III, стр. 112.].

    9 марта 1877 г. Алексеев произнес на судебном заседании волнующую речь, им самим подготовленную. Пронизанная неукротимой ненавистью к эксплуататорам и горячей любовью ко всем порабощенным, она гневно разоблачала «правительственную власть, временно захваченную силой», всех тех, кто довел рабочий народ «до самого жалкого состояния», когда «невозможно удовлетворять самым необходимейшим потребностям человека». Петр Алексеев назвал силы способные, по его мнению, вывести массы из такого положения. Русскому рабочему народу, сказал он, остается надеяться только на себя да на помощь «интеллигентной молодежи». Голос оратора звучал властно и решительно. Председатель суда не раз пытался прервать выступавшего злобными выкриками: «Молчите! Замолчите! Молчать!» Но рабочий-революционер продолжал говорить. Он открыто и бесстрашно бросил в лицо царским сановникам дерзкий вызов: «...Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!..» [* «Рабочее движение в России в XIX в.», т. II, ч. 2, стр. 44-47.].

    Речь Петра Алексеева показывает, как настойчиво и мучительно искали великие деятели рабочей демократии 70-х годов идейные и практические пути борьбы за коренное переустройство антагонистического общества в интересах трудящихся масс. Петр Алексеев видел движущую «силу революции в «рабочем люде», в «рабочем народе», включая в эти понятия и рабочих и крестьян. Ему еще не удалось подняться до понимания идеи гегемонии пролетариата в освободительной борьбе. Характерно, однако, что Алексеев не говорил о ведущей роли в революционном движении интеллигентной молодежи, усматривая ее значение лишь в том, чтобы сделать рабочих людей «самостоятельными проводниками к общему благу народа»: Он не связывал реализацию своих идеалов и с деревенской общиной, которую народники считали «основой социализма». Несомненно, таким образом, что передовой рабочий поднялся выше своих товарищей из интеллигенции в трактовке ряда существенных вопросов революции.

    Влияние речи П. Алексеева на общественное мнение было огромно. Видный русский юрист А. Ф. Кони свидетельствует, что «воззвание о скорейшем приходе того времени, когда мозолистый кулак рабочего сотрет с лица русской земли самодержавное самовластие и все гнилые учреждения, которые его поддерживают», провозглашенное рабочим Петром Алексеевым, произвело «особенно потрясающее впечатление» [* А. Ф. Кони. Избранные произведения. М., 1956, стр. 503.]. Уничтожающая критика царского режима, революционный пафос, непреклонная убежденность в неизбежности социальной революции проявились столь пламенно и с такой могучей энергией, что некоторые демократически настроенные современники сделали вывод: «Новая сила народилась!» [* Государственный исторический музей в Москве. Отдел письменных источников, ф. 282, ед. хр. 326-б, л. 4 об.].

    Речь Петра Алексеева пользовалась широкой известностью в революционных кругах. Напечатанная в 1877 г. в подпольной типографии землевольцев, она с восторгом читалась рабочими и революционерами [* ЦГАОР, ф. 102, 1883 г, д. 66, л. 69.]. О ней знали передовые пролетарии Петербурга, Москвы, Варшавы, Владимира, Сибири, Кавказа, Урала. На протяжении многих лет она вдохновляла массы рабочих на борьбу с бесправием и эксплуатацией. В. И. Ленин, заканчивая свою передовую статью в первом номере газеты «Искра», вышедшем в свет в декабре 1900 г., назвал речь Петра Алексеева «великим пророчеством русского рабочего-революционера» [* В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 4, стр. 377.].

    «Великое пророчество» Петра Алексеева нашло отзвук и в международном социалистическом движении. На него сочувственно отозвался Ф. Энгельс, осудивший статью социалиста Бека, помещенную в одном из номеров органа немецких социал-демократов, редактируемого Э. Бернштейном, где содержались нападки на речь Петра Алексеева и на предисловие к ней Г. В. Плеханова за то, что там проводилась идея пробуждения рабочего класса России. Ф. Энгельс писал 17 апреля 1890 г. Вере Засулич, что он лично сказал Бернштейну, что на его месте не напечатал бы такого набора слов, каким являлась статья упомянутого автора [* См. «Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими политическими деятелями». М., 1951, стр. 320.]. Ф. Энгельс советовал русским революционерам дать достойную отповедь фальсификатору.

    Опубликование за границей речи русского революционера с предисловием к ней Плеханова приветствовала выдающаяся деятельница международного революционного движения Клара Цеткин. В статье «Из русского движения» она тепло рассказывает немецким читателям о знаменитой речи, глубоко раскрывая ее содержание [* «Der Sozialdemokrat», 22. III. 1890.]. Речь Петра Алексеева неоднократно издавалась за рубежом. В 1901 г. типография Заграничной лиги русской революционной социал-демократии под рубрикой «Рабочая библиотека» выпустила в Женеве «Две речи П. А. Алексеева и Варлена». Публикация вместе двух речей двадцатисемилетнего члена I Интернационала Варлена, судимого в Париже «за участие в недозволенном сообществе», и двадцативосьмилетнего русского рабочего-революционера Петра Алексеева, обвиненного «в государственном преступлении по составлению противозаконного сообщества», была глубоко символична и явилась выражением крепнувшего интернационального единения пролетарских сил в борьбе против общего врага. Авторы предисловия к брошюре писали о симпатиях зарубежных рабочих к русским, выражая надежду, что «как только.-русские рабочие поймут свои интересы, они также будут вместе с рабочими всех стран бороться за лучшее будущее для всего трудящегося люда» [* Государственный исторический музей в Москве. Отдел письменных источников, ф. 282, ед. хр. 392, л. 13.].

    В Петре Алексееве царизм видел своего непримиримого врага. Поэтому так жесток был судебный приговор: 10 лет каторги, после отбытия которой поселение в совершенно пустынной местности на крайнем севере Якутии. Власти надеялись сломить отважного борца долгой изоляцией от внешнего мира. Но ничто не могло поколебать боевой дух. В невыносимо тяжелых условиях каторги он не отступил от своих революционных идеалов. И когда в связи с коронацией Александра III у каторжан собирали прошения на царское имя о помиловании, П. Алексеев наотрез отказался просить милости у царя.

    Натура бойца ярко проявилась и в постоянной борьбе с тюремной администрацией за право встречаться с товарищами и ездить в Якутск. Неоднократно, вопреки запрету, он самовольно навещал ссыльных товарищей. Алексеев жил мечтой во что бы то ни стало вернуться из ссылки, чтобы принять участие в рабочем движении. «Мне страстно, неудержимо хочется в Россию, вновь работать», — писал он народоволке Ивановской [* «Каторга и ссылка», 1924, № 6 (13), стр. 171.].

    Но жизнь неутомимого революционера оборвалась — 16 августа 1891 г. Алексеев был зверски убит. Заметая следы преступления, местные власти пустили в ход версию о побеге Алексеева из ссылки. Однако друзья погибшего помогли разоблачить полицейскую ложь. Более двух месяцев длилось следствие, в результате которого были установлены имена убийц. В литературе долгое время держалось предположение, что убийство было совершено с целью ограбления. Новые изыскания исследователей дают основание считать, что П. Алексеева убили не грабители, а местные богачи, которым он не давал в обиду якутскую бедноту [* См. «Вопросы истории», 1963, № 1, стр. 195-196.].

    Трудящиеся Якутии увековечили память о своем бескорыстном друге — «русском богатыре», как они называли П. Алексеева за огромную физическую силу, — присвоив его имя улицам в ряде городов, в том числе в столице республики, и установив в его честь пятиметровый обелиск с металлическим красным флажком.

    Свергнув ненавистный царизм и капитализм, построив социалистическое общество, а ныне успешно созидая величественное здание коммунизма, рабочий класс России, ведомый партией коммунистов, осуществил великое пророчество русского рабочего-революционера. Это лучший памятник самоотверженным борцам за народное счастье, среди которых в числе первых стоит имя Петра Алексеевича Алексеева.

    А. С. Трофимов

    /Вопросы истории КПСС. №1. Москва. 1964. С. 73-77.

 

                                                                          Глава ХІІ

                          ВЫДАЮЩИЙСЯ РАБОЧИЙ-РЕВОЛЮЦИОНЕР П. А. АЛЕКСЕЕВ

                                                             В ЯКУТСКОЙ ССЫЛКЕ

    В 1974 году советская общественность отметила 125-летие со дня рождения П. А. Алексеева.

    Знаменательно, что В. И. Ленин, высоко оценивая революционную деятельность П. Алексеева, в передовой статье первого номера пролетарской газеты «Искра» писал: «Перед нами стоит во всей своей силе неприятельская крепость, из которой осыпают нас тучи ядер и пуль, уносящие лучших борцов. Мы должны взять эту крепость, и мы возьмем ее, если все силы пробуждающегося пролетариата соединим со всеми силами русских революционеров в одну партию... И только тогда исполнится великое пророчество русского рабочего-революционера Петра Алексеева: «подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!» [* В. И. Ленин. Полн. собр. соц., т. 4, сс. 376-377.].

    Петр Алексеев с 9 лет стал московским ткачом, прошел славный путь рабочего-революционера, борца против русского самодержавия, всю свою жизнь посвятил великой цели освобождения «рабочего люда» и до конца своих дней оставался стойким, непримиримым врагом царизма.

    Петр Алексеев был одним из самых ярких, выдающихся представителей второго периода революционного движения в России. Определяющей силой этого этапа, по периодизации В. И. Ленина, приблизительно с 1861 по 1895 год, были разночинцы с народнической идеологией. Вместе с тем, характерной чертой этого периода было рабочее движение, открывшее собой новую страницу в революционной истории нашей страны. Московский ткач Петр Алексеев, столяр Степан Халтурин, ткач из Петербурга Семен Агапов, потомственный рабочий Петр Моисеенко и слесарь Виктор Обнорский составили блестящую когорту, честь и славу русских рабочих-революционеров 70-х годов XIX в., выступивших против самодержавия и крепостнических порядков, требовавших политических свобод, пробудивших революционное самосознание русского пролетариата.

    Реформа 1861 г., отменившая крепостное право в России, произвела глубочайшие изменения в экономической и политической жизни тогдашней России. Классики марксизма-ленинизма подчеркивают, что значительное сохранение остатков крепостного права после его отмены объективно обусловило существование в России двоякого рода противоречий, свойственных капитализму и крепостничеству. В пореформенной России имелись классы капиталистического общества — пролетариат и буржуазия, классы феодального общества — крестьяне и помещики. Крестьяне и рабочие вели классовую борьбу против буржуазии и помещиков. Рабочий класс России формировался из трех основных источников: из разорявшегося крестьянства, мелких ремесленников и кустарей и из потомственных рабочих. Эти особенности капиталистического развития России после реформы 1861 г. в совокупности предрешили появление на исторической арене классовой битвы революционеров-разночинцев, с их идеями народничества как особого политического течения.

    Отмечая общность теоретической основы народничества как идейного течения, В. И. Ленин особо выделял народников 60 - 70-х годов Как наиболее революционных деятелей, отличая их от народников 80 - 90-х годов, утративших революционные черты и скатившихся к либерализму. Петр Алексеев вместе с друзьями по революционной борьбе и по классу с С. Агаповым, С. Халтуриным, В. Обнорским, П. Моисеенко был членом организации революционных народников 60 - 70-х годов. В то же время он являлся наиболее ярким представителем нового, самого революционного класса русского пролетариата.

    В народничестве 70-х годов уже оформлялась более заметно пролетарская струя освободительного движения. Рабочий класс России уже в 70-х годах оказался способным выдвинуть из своей среды выдающегося рабочего революционера Петра Алексеева. Царское правительство жестоко расправилось с первым рабочим-революционером. Оно организовало в 1877 году политический процесс, получивший в истории название «Процесс 50». Петр Алексеев приговором Особого суда Правительствующего сената был осужден на 10 лет каторги. Начался его четырнадцатилетний тяжкий путь каторги в Сибири и ссылки в Якутии.

    Годы томительного пребывания Петра Алексеева в якутской ссылке до сих пор очень мало изучены и не полностью освещены в исторической литературе, особенно в центральных изданиях.

    Петр Алексеев более 6 лет, с 9 марта 1885 года по 16 августа 1891 года находился в якутской ссылке и был зверски убит местными феодалами — наемниками царизма. К сожалению, кроме отдельных газетных статей, воспоминаний и двух брошюр [* М. Я. Струминский. Петр Алексеев в якутской ссылке, Якутск. 1940; Н. X. Андросов. П. Алексеев Тааттаҕа. Якутск, 1952.] нет литературы о периоде якутской ссылки Петра Алексеева. В фондах ЦГА ЯАССР, ЦГАОР нами обнаружены новые, ранее неизвестные документы о нем, его личные письма и воспоминания его современников, которые дают возможность внести некоторые дополнения и уточнения в освещение истории его пребывания в Якутии и непримиримой борьбы с местной администрацией.

    Петр Алексеев родился 14 января 1849 г. (26 января 1848 г. по ст. ст.) в Новинской деревне Сычевского уезда Смоленской губернии, по нынешнему административному делению — в деревне Новинской Гжатского (Гагаринского) района Смоленской области. В научной и научно-популярной литературе указывается, что он родился в бедной крестьянской семье. Таким образом, в биографии Петра Алексеева упускается очень существенный момент, который имеет принципиальное значение в определении его социального происхождения как сына рабочего, одного из первых революционеров, вышедших из среды русского пролетариата. Отец Петра Алексеева — Алексей Игнатьевич был московским ткачом шерстяного производства. У него была очень большая семья: четыре сына (Игнат, Влас, Петр, Никифор) и две дочери. Семья жила в подмосковной деревне Новинская.

    Сначала Алексей Игнатьевич ездил на заработки в Москву один, а когда подрастали сыновья, устраивал их на московских фабриках, где широко применялся детский труд. Старшие братья Влас и Никифор были рабочими московской фабрики Емельянова и Рошформа по производству полушерстяных тканей. Как видно, Петр Алексеев родился и вырос не в типичной семье крестьянина, а в семье рабочего, члены которой трудились на промышленных предприятиях Москвы. Когда Петру исполнилось 9 лет, отец также взял его с собой в Москву и устроил на ткацкой фабрике.

    Проработав более десяти лет на разных фабриках Москвы, Петр Алексеев в 1872 году переезжает в Петербург. В то время за Невской заставой была одна из самых крупнейших фабрик Петербурга по обработке шерсти — фабрика Торнтона, на которой работало около тысячи рабочих. Петр поступает ткачом на эту фабрику. Он быстро знакомится с рабочими, с условиями их труда. Несмотря на изнурительную продолжительность рабочего дня, — а он длился 14-16 часов в сутки, — находил время для самообразования, расширения знаний, посещения политических кружков рабочих, организованных пропагандистами-народниками. Его в это время особенно интересовали вопросы развития общества и материального производства.

    Посещая занятия кружка чайковцев, Петр Алексеев имел возможность широко ознакомиться с обширной нелегальной политической литературой, мог читать запрещенные цензурой книги. Наряду с другими книгами, он занялся глубоким изучением сочинений Лассаля, Д. Милля, Н. Чернышевского, Н. Добролюбова. В марте 1872 г. в Петербурге вышел в свет 1 том «Капитала» К. Маркса в русском переводе Г. Лопатина и Н. Даниельсона. «Капитал» К. Маркса быстро распространился среди революционно настроенного студенчества Петербурга, дошел он и до посетителей революционного кружка рабочих текстильных фабрик, в том числе и П. Алексеева.

    Во время занятий в революционном кружке Петр Алексеев познакомился с Прасковьей Ивановской, впоследствии ставшей одной из видных деятельниц революционной партии «Народная воля». П. С. Ивановская была его близким другом. Дружба поддерживалась перепиской и после «Процесса-50». Это была дружба революционеров, двух любящих друг друга людей. Переписка продолжалась и в период якутской ссылки. Прасковья Ивановская, получив извещение о его гибели, ездила в Якутию, посетила место последнего пребывания ссылки и могилу П. Алексеева. Поездка из Москвы в далекий глухой улус дореволюционной Якутии была очень смелым решением революционерки, показателем большого уважения к погибшему другу. П. Ивановская дала наиболее полную характеристику Петра Алексеева. Она писала: «...Новый торнтоновскйй рабочий, звали его Петром Алексеевым. Некрасивое, немного рябоватое, бледное лицо, обрамленное густыми, несколько волнистыми, черными волосами, с блестящими черными глазами, производил впечатление большой силы и смекалистости. Крепкая, широкая фигура, изрядно большие мускулистые руки, кулак, как хороший булыжник, весь крупный, сильный богатырь русского эпоса!.. По виду Алексеев казался несколько грубым, неприветливым, а между тем он был душою рабочих, их советником, бескорыстным защитником. В трудные и опасные моменты на него безбоязно можно было положиться, он не выдаст, даже если бы предстояла большая ответственность. Петр Алексеев остался главным руководителем на торнтоновской фабрике...» [* П. Ивановская. Письма Петра Алексеева из ссылки, — «Каторга и ссылка». 1924, № 5-6, с. 168.].

    Петр Алексеев в годы работы на фабрике Торнтона, ведя революционно-пропагандистскую работу среди большого коллектива рабочих, приобретал черты руководителя, организатора массовой нелегальной революционной работы.

    В 1873 г., посещая занятия политического кружка Васильевского района Петербурга, познакомился с В. Обнорским — будущим известным рабочим-революционером, одним из организаторов и активных деятелей «Северного союза русских рабочих». В этот Васильевский кружок входили также такие известные деятели революционного рабочего движения того времени, как С. К. Волков, Д. Н. Смирнов, братья Алексей и Петр Петерсоны, М. А. Орлов, И. А. Бачин, С. И. Виноградов и многие другие.

    В ноябре 1874 г. Петр Алексеев с братом Никифором переезжает в Москву и поступает ткачом на фабрику Тимашева. А Никифор Алексеев поступил на работу к фабрикантам Емельянову и Рошформу. В это время на других московских фабриках Емельянова и Рошформа работали еще два их родных брата Игнат и Влас Алексеевы. Они тоже начали вести революционную пропагандистскую работу среди рабочих своей фабрики. Таким образом, родные братья Петра Алексеева —. Игнат, Влас и Никифор — с детского возраста стали рабочими Москвы и Петербурга, а два последние под влиянием старшего брата Петра начали распространять среди рабочих нелегальную революционную литературу, «воспрещенные к обращению в публике брошюры», за что были арестованы жандармерией в 1875 г. в Москве.

    Пропагандистская работа П. Алексеева скоро привлекла внимание народников. В 70-х годах XIX века за границей, в г. Цюрихе, возникла группа народников из числа студенток. В ее состав входили студентки Цюрихского университета Софья Бардина, две сестры Любатович, три сестры Субботины, Бетя Каминская, сестры Вера и Лидия Фигнер и другие. Они организовали революционный кружок с целью изучения истории революционного рабочего движения в Западной Европе и революционной литературы о социалистическом движении в странах Запада. Члены этого кружка называли себя «Фричами». Вскоре они приняли решение о возвращении в Россию, где студентки-«фричи» посвятили себя революционной борьбе, многие из них стали друзьями Петра Алексеева, а Вера Фигнер, сестры Субботины, Софья Бардина стали виднейшими деятелями революционного народничества в России. «Фричи» стали составной частью московской организации рабочих, в которой руководящую роль сыграл Петр Алексеев.

    В ноябре 1874 г. Петр Алексеев организовал в Москве конспиративную квартиру в Замоскворечье, где устраивали собрания, тайные встречи. Эта квартира была первой московской явочной квартирой для установления новых связей, привлечения в Московскую организацию рабочих, для хранения нелегальной литературы. Из-за слежки полиции, революционеры вынуждены были сменить первую явочную квартиру. На Пантелеевской улице в Мещанской части Москвы в доме Е. А. Корсак была снята новая явочная квартира. Однако и на этой квартире руководителям Московской организации рабочих недолго удалось скрыться от преследования царской полиции. В ночь с 3 на 4 апреля 1875 г. девять руководителей организации во главе с Петром Алексеевым были арестованы. Всех арестованных посадили в одиночные камеры знаменитой Пугачевской башни. Так была обезглавлена Московская организация рабочих. Начались массовые аресты. Следствием установлена связь «москвичей» с рабочими других городов: Петербурга, Тулы, Киева, Одессы и т. д. В сентябре 1876 г. официальное следствие было закончено. Следственный материал с обвинительным актом составил 12 больших томов. Всех подсудимых из Московских тюрем перевели в Петербург, где состоялся суд, который получил название в истории «Процесс 50-ти» (по количеству подсудимых — В. О.).

    Преступления 50 московских революционеров, включенных прокурором в особый список государственных преступников, царское правительство считало настолько опасным для устоев Российской империи, что было решено рассмотреть их дело Особым присутствием Правительствующего сената. Боясь огласки и сочувственного отношения народных масс к подсудимым, правительство решило провести суд над революционерами при закрытых дверях, тайно от народа. «Процесс 50-ти» продолжался с 21 февраля по 14 марта 1877 г., т. е. 23 дня. Пятеро подсудимых, в том числе Петр Алексеев, отказались от адвоката, что давало им юридическое право и возможность самим выступить на суде.

    Речь П. Алексеева на суде отличается своей классовой, остро революционной направленностью, прозорливостью, глубоким анализом социально-политического положения того времени и показывает, что подсудимый хорошо знал положение крестьян и рабочих царской России. Будучи идейным руководителем революционной организации рабочих, он решил публично дискредитировать суд и использовать его как трибуну революционной борьбы против царизма. Ему было поручено товарищами по процессу выступить. И он сам подготовил речь, даже репетировал ее в тюрьме накануне суда.

    Страстная речь П. Алексеева произвела сильное впечатление на суд, на всю Россию, встретила горячее одобрение, восхищение среди рабочих и передовых людей того времени, в том числе таких великих людей, как Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев и др. Вера Фигнер, присутствовавшая на судебном процессе, писала: «...можно сказать смело, что по красноречию, которое дается великим подъемом чувств, Петр Алексеевич не был превзойден ни одним рабочим всех процессов, последовавших с тех пор, вплоть до наших дней. Он был из числа их и первым из народа, выступавшим с таким пламенным революционным словом. Физический облик Петра Алексеева как нельзя более гармонировал с содержанием речи...» [* Газ. «Воля народа», 1917, № 100.].

    Народник Оболешов под впечатлением пламенной речи П. Алексеева в 1877 году написал стихотворение, посвященное этому выступлению:

                                               «Царил над всеми он

                                              Как мощный исполин

                                              Могучею своей рабочею рукой

                                              бросал в лицо врагу

                                              упреки смело он...».

    Когда Петр Алексеев в заключении своей знаменитой речи на суде, как аккорд, произнес слова: «...Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда...», председатель суда Петерс, вскочив с места, закричал: «Молчать! Молчать!», но подсудимый, повышая голос, придавая ему грозовые ноты и революционный пафос, символически высоко подняв могучую руку в кулак бросил в зал: «...и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах». Громкие аплодисменты публики заглушили неистовые крики председателя суда — защитника царского трона. «Это народный трибун», — воскликнул в зале суда адвокат Спасович, обращаясь к подсудимым. А другой адвокат Ольхин свидетельствует, что не только публика и судьи, но и часовые-жандармы — точно окаменели, и если бы Алексеев, сказав речь, повернулся и ушел бы, в первую минуту никто его не остановил бы, так все растерялись. Сидевший на скамье подсудимых Иван Джабадари писал, что «это была огромная победа, обратившая в бегство весь суд. Тотчас объявлен был перерыв заседания» [* И. Д. Джабадари. «Процесс пятидесяти», — «Былое», 1907, 10, с. 194.].

    Академик Э. К. Пекарский, отбывавший политссылку в Якутии вместе с П. Алексеевым, в 1922 году вспоминал: «Впечатление было ошеломляющее, незабываемое до сих пор. Как удары молотка и теперь еще звучат в ушах сильнейшие места речи, облетевшей всю Россию и произведшей впечатление пушечного выстрела по существующему строю» [* Э. К. Пекарский. Петр Алексеев. — «Былое». 1922, 19, с. 80.].

    Великий русский поэт-демократ Н. А. Некрасов, будучи смертельно больным, очень внимательно, с сочувствием следил за судебным «Процессом 50-ти». После суда в постели он собственноручно переписал свое стихотворение, посвященное разгрому Парижской Коммуны, «Смолкли честные, доблестно павшие» и переслал его прямо в тюрьму Петру Алексееву:

                                               «Смолкли честные, доблестно павшие.

                                              Смолкли их голоса одинокие,

                                              За несчастный народ вопиявшие,

                                              На разнузданы страсти жестокие.

                                              Вихры злобы и бешенства носятся

                                              Над тобою, страна безответная,

                                              Все живое, все доброе косится...

                                              Только слышно, о ночь беспросветная,

                                              Среди мрака, тобою разлитого,

                                              Как на грудь великана убитого

                                              Кровожадный птицы слетаются.

                                              Ядовитые гады сползаются» *.

    [* Н. С. Каржанский. Московский ткач Алексеев. М., 1954, с. 119.]

    Другой великий русский писатель И. С. Тургенев жил во Франции и, узнав о «Процессе 50-ти», написал стихотворение в прозе «Порог», посвященное русским девушкам, осужденным по жестокому приговору суда на каторгу и ссылку в Сибирь. И. Тургенев восхищался, что русская девушка, смело переступила «порог», за которым ее ждет по его словам «холод, голод, ненависть, насмешка, презрение, обиды, тюрьма, болезнь, самая смерть» на сибирской каторге и ссылке.

    Речь рабочего-революционера широко перепечатывалась в русской подпольной печати в зарубежных странах и использовалась революционерами всех поколений в борьбе против русского самодержавия, в революционном воспитании рабочих, крестьян России и других стран.

    В. И. Ленин свою программную статью «Насущные задачи нашего движения», напечатанную в 1900 году на страницах первого номера «Искра», закончил заключительными словами Петра Алексеева на этом суде.

    П. Алексеев в сентябре 1877 года был отправлен в Белгородскую каторжную тюрьму, где просидел в одиночной камере три года, до 1880 года. Он был одним из немногих, выдержавших жестокий режим этой проклятой всеми тюрьмы. Сюда же попал его друг по революционной борьбе, вместе с ним осужденный по «Процессу 50-ти», Иван Джабадари, которого в ноябре 1880 года оттуда вывезли умирающим. В одиночной камере здесь томился известный революционер-народоволец А. Дьяков.

    Департамент полиции в 1880 году переводит его из Ново-Белгородской централки в Мценскую пересыльную тюрьму для отправки в Сибирь. Весной 1881 года он был отправлен в очередной партии заключенных вместе с народниками С. Коваликом, И. Войнаральским, Г. Здановичем и др. Мучительно долгий путь каторжников от Мценской пересыльной тюрьмы до Карийской крепости лежал через города Тюмень, Красноярск, Иркутск. В феврале 1882 г. под усиленным конвоем каторжники из г. Иркутска были отправлены в Карийскую политическую тюрьму, в одну из нескольких по реке Кара. Небезынтересно отметить, что название этой реки происходит от бурятского слова «хара» — «черный», «мрачный». При составлении географических карт Сибири и нанесения на нее названий рек, чередуя букву «х» на «к» называли реку — Кара. Отсюда во всех документах департамента полиции пошли названия «Карийские тюрьмы», «Карийская каторга». Карийскую каторгу отбывали представители всех 3-х поколений русского революционного движения, начиная с декабристов.

    В 1883 году, перед коронацией Александра III, вступившего на престол после Александра II, казненного народовольцами 1 марта 1881 г., на Кару прибыл царский флигель-адъютант Норд, собиравший прошения у заключенных Карийской крепости «на имя Высочайшего» о помиловании. Петр Алексеев с возмущением отказался от царского помилования. Об этом было доложено новому императору Александру III, который продлил срок каторжных работ Петра Алексеева. П. Алексеев продолжал томиться в Карийской крепости. По приговору царского суда срок окончания десятилетней каторги его должен был наступить в апреле 1885 г. (срок каторги считался со дня ареста с 3 апреля 1875 г. — В. О.).

    Но царизм и не думал об освобождении стойкого и популярного среди рабочих России революционера, каким был Петр Алексеев. Правительство считало его «неисправимым революционером» и всячески старалось удержать в тюремном заточении или в каторжных крепостях.

    В связи с приближением срока освобождения Петра Алексеева — 2 августа 1884 г., — якутским губернатором было получено секретное письменное предписание от генерал-губернатора генерал-лейтенанта Д. Анучина, которое решило дальнейшую судьбу революционера. Подлинник письма хранится в Якутском Центральном Государственном архиве. Из письма видно, что царские охранники без всякого суда и приговора предписали отправить его на поселение в Якутскую область под строгим конвоем. Характерно отметить, что в этом предписании не указывался срок ссылки. Царский охранник 8 июля 1884 г. направил якутскому губернатору секретное предписание следующего содержания: «Управляющий Забайкальской области спрашивает разрешения моего на увольнение от работы ссыльнокаторжных государственных преступников Евстафия Казачковского и Петра Алексеева и на отправление их на поселение в Якутскую область. Предложив вместе с сим Управляющему Забайкальскою Областью и Начальнику Иркутской губернии распорядиться об отправлении названных преступников в Якутскую область на почтовых под строгим конвоем, с фотографическими карточками и письменными на них сведениями, и покорнейше прошу Ваше Превосходительство по прибытии их в область распорядиться назначением им мест поселения по ближайшему усмотрению. О времени же прибытия государственных преступников и о том, куда они будут Вами назначены уведомить Главное Управление. Подписал Генерал-Губернатор, Генерального Штаба Генерал-лейтенант Д. Анучин. Скрепил и. д. члена Совета, управляющий отделением Булатов» [* ЦГА ЯАССР, ф. 12, ол. 15, д. 151, л. 2.].

    Разумеется, генерал-лейтенант Д. Анучин не мог дать такое предписание о переводе П. Алексева в Якутскую область без указания и одобрения самого императора. На основании этого беззаконного предписания 4 отделение полицейского управления Иркутской губернии 21 февраля 1885 г. направило Якутскому губернатору секретное предписание о поселении П. Алексеева в Якутскую область.

   В трудах исследователей дата прибытия Петра Алексеева в г. Якутск дается по-разному. Так, О. Островер считает годом прибытия П. Алексеева в Якутскую область 1884 год [* Л. Островер. Петр Алексеев. М., 1964, с. 219.], в Большой Советской Энциклопедии также указывается 1884 год [* БСЭ. Третье издание, 1969, т. 1, с. 416.]. Нами обнаружен новый архивный документ — официальное письменное представление якутского губернатора на имя якутского окружного полицейского управления, где точно указывается дата и первоначальное место поселения П. Алексеева; «назначить местом поселения прибывшему в г. Якутск 9 сего марта (1885 год — В. О.) государственному преступнику Петру Алексееву, якутский округ, Сасыльский наслег, Баяган-тайского улуса, я вместе с сим поручил г. якутскому полицеймейстеру передать означенного государственного преступника распоряжение окружного полицейского управления. Давая знать о вышеизложенном и препровождая при сем одну фотографическую карточку названного государственного преступника Алексеева и копию с распределительного списка о нем, поручаю окружному полицейскому управлению ныне же отправить Алексеева к месту его назначения за надлежащим конвоем и иметь за ним на месте поселения строгий полицейский контроль на общем основании о ссыльных этой категории и согласно имеемых об этом в полицейском управлении инструкций и разных распоряжений; о времени прибытия вышеуказанного государственного преступника на место поселения донести якутскому губернатору» [* ЦГА ЯАССР, ф. 15, оп. 20, д. 38, лл. 1-2.]. Таким образам, в действительности П. Алексеев прибыл в Якутскую область в марте 1885 г., а не в 1884 г. как это утверждалось раньше. Царское самодержавие со своей стороны «удачно избрало» место изгнания, поселив его в глухой Сасыльский наслег Баягантайского улуса. И это вполне понятно, ибо царизм как огня боялся таких революционеров, как П. Алексеев.

    Петру Алексееву в год прибытия в Якутию было 36 лет. Благодаря своему богатырскому здоровью, молодости, стойкости духа и твердому характеру революционера, он перенес все тяжелые годы суровых испытаний и мучений в одиночной камере знаменитой Харьковской Ново-Белгородской каторжной тюрьмы, а затем самую мрачную и гиблую Карийскую каторгу. По прибытии в г. Якутск 1 апреля 1885 г. в якутском областном полицейском управлении состоялось медицинское освидетельствование его здоровья. О результатах освидетельствования сохранилось официальное заключение в документах полицейского управления.

    «Якутскому Окружному Полицейскому Управлению.

                          1 апреля 1885 года, № 148.

    Второе отделение Областного Правления уведомляет Окружное Полицейское Управление для отметки в статейном списке государственного преступника Алексеева, что как оказалось по освидетельствованию врачом, Алексеев, кроме незначительного ревматизма грудных мышц, ничем не страдает» [* ЦГА ЯАССР, ф. 15, оп. 20, д. 38, л. 9.].

    С самого начала ссылки в якутскую область Петр Алексеев задумал план побега. Перед отправкой в Якутию друзья по революционной борьбе из товарищеской кассы выдали ему 200 рублей на побег.

    В середине апреля 1885 г. он под конвоем двух казаков и жандармского унтер-офицера был водворен в Сасыльский наслег Баягантайского улуса (ныне Сасыльский наслег, Томпонского района Якутской АССР). Здесь он встретился с ранее поселенными в этот наслег политическими ссыльными А. Сиряковым и И. Щепанским. П. Алексеев хорошо знал А. Сирякова по Белгородской «централке» и Карийской тюрьме. Место жительства политических ссыльных находилось в устье маленькой речки Неморга, расположенной на 7 км выше от устья горной реки Томпо, впадающей в р. Алдан. Река Неморга, в свою очередь, впадает в большую Сасыльскую протоку р. Алдан.

    На берегу этой полноводной протоки Алдана на возвышенном склоне есть небольшая поляна, со всех сторон окруженная богатым лесом. Здесь и жили политссыльные. На западной стороне поляны до сих пор сохранилась очень красивая осиновая опушка. А на береговой стороне узкой полоской протянулась поляна — «кытыл» — с редкими островками березовой рощи, тальника и ивы, где за короткое якутское лето хорошо вырастает трава, а в кустарнике созревает красная и черная смородина.

    В протоке, особенно в устье речки Неморга, всегда в достатке речная рыба: ельцы, окунь, щука, хариус, ленок, а весною из р. Алдан заходит таймень.

    Вот как сам П. Алексеев описывал место своего поселения: «...Приехал я в субботу; на следующий день праздник. Раннее утро. Ясная, светлая погода. Солнце так весело играло. Принарядился во что мог и вышел из хижины своего товарища, у которого временно поселился. Походил кругом; посмотрел в ту и другую сторону: кругом дичь, тайга..., но красивое, слишком красивое место»... [* П. Ивановская. Письма П. Алексеева из ссылки. «Каторга и ссылка», 1924, № 5-6, с. 172.]. А в другом письме своему другу он пишет, что «...Не узнал я зимнего Алдана. До того все роскошно, красиво, причудливо в это время на его сплошных островах и частых протоках...» [* Там же, с. 176.].

 

 

    В год прибытия Петра Алексеева в Сасыльский наслег в местность «Дьэкэ» в 200 м от его юрты была единственная хижина, где жили вместе бедные семьи Степанова и Тарабукина. Они с первого дня приезда Петра Алексеева в Сасыльский наслег и до его перевода в Ботурусский улус жили с ним в соседстве. Петр Алексеев установил самые искренние дружественные отношения с этими бедными якутскими семьями, особенно с их детьми: Никитой Тарабукиным, которому было 13 лет, Матреной п Агафией Степановыми. Эти современники П. Алексеева были свидетелями Великой Октябрьской социалистической революции, установления Советской власти в Якутии, первых лет пятилеток, колхозного строительства, Великой Отечественной войны и жили до глубокой старости в Сасыльцах. Будучи живыми свидетелями первых лет пребывания П. Алексеева в якутской ссылке, они оставили весьма ценные воспоминания о нем, которые представляют научный интерес в освещении этого периода его ссылки.

    П. Алексеев обучал грамоте Никиту, с ним часто ходил на рыбалку и на охоту. Благодаря постоянному общению и дружбе с местными, он начал изучать быт и нравы якутов.

    Рядом с юртой у него был небольшой огород, в котором он первым в Сасыльском наслеге сажал капусту и горох. О том, как начал жить в Сасыльском наслеге, заниматься огородничеством он в июле 1886 г. писал П. С. Ивановской: «...Лес оделся, хотя и не роскошно оделся. Зато трава, трава, как по волшебству, в один месяц так поднялась и так вдруг выросла, что теперь уже косят. Но все-таки — больно, как посмотришь кругом. Не видно человека, не белеет рубашка, не тащится гурьбой, веселой гурьбой толпа игривых ребят и девушек, как это можно постоянно видеть на нашей родине весной на лугах и полях. Тут все пусто; разве изредко увидишь как полуголый якут или один-одинешенек плывет на своей убогой ветке по озеру, или собирает более убогую, маленькую-премаленькую рыбку, которой питается всю весну. Не щемило бы, не болело бы сердце, если бы этот всю свою жизнь проводящий в заботах и тяжком труде народ жил хоть мало-мальски человеческой жизнью...» [* Письма П. Алексеева из ссылки. «Каторга и ссылка», 1924, № 6, с. 176.].

    Современник Петра Алексеева Никита Тарабукин, Василий Скрыбыкин и Агафья Степанова в своих воспоминаниях подчеркивают, что он быстро овладел якутским языком, с большим сочувствием относился к бедным якутам, установил с ними дружбу, часто бывал у них в юртах и подолгу разговаривал по вечерам. Официально архивным документом подтверждается, что он действительно мог свободно объясняться с любым местным жителем.

    Следует особо отметить, что политическим ссыльным здесь вести какое-нибудь личное хозяйство, тем более быть одним из первых земледельцев, было делом весьма трудным и сложным. Отсутствие рабочего скота, даже примитивного инвентаря, скудность земельных угодий и трудности доставки семенного зерна, семян овощей (а их необходимо купить и завезти из города Якутска), создавали дополнительные трудности.

    Естественно, что эти обстоятельства вынуждали Петра Алексеева неоднократно обращаться с различными просьбами к родовому управлению, чиновникам, якутскому губернатору, которые не очень-то старались удовлетворить его просьбы. Невнимательное, исключительно высокомерное отношение к нему возмущали его и он, открыто, с упреком выражал свое недовольство в письмах к губернатору.

    Современник П. Алексеева Н. Тарабукин рассказывает о том, какой громадной физической силой обладал он. Местные узнали об этом весной, в год его приезда, в апреле. «Мой отец, — вспоминает Тарабукин,— был батраком-хамначитом, возил сено для скота улусного головы князя Егора Булдакова. Однажды он ехал мимо юрты П. Алексеева. Санная дорога проходила через протоку «Дьэкэ», где была крутая горка. И сейчас там проходит зимняя дорога. Мой отец, чтобы не приезжать второй раз за остатками сена, взял все. Воз получился очень большой, и бык не смог поднять на горку. В это время на горке стоял Петр Алексеев. Он подошел к моему отцу и, улыбаясь, распряг быка, отвел его в сторону, а сам, примерно на пятьдесят шагов отвез сани в горку. Новый «сударский» оказался сильнее быка». Н. Тарабукин дальше рассказывает: «...В его чертах я находил живой образ богатыря из якутского народного эпоса. Петр Алексеев был ростом выше любого якута на целую голову, с широкими плечами и грудью, с крупными выступающими мышцами, предплечья (харылара) были как-будто четырехгранные, с большими мускулами, а широкие ладони, подобны «хоппо курдьэх» (якутские совковые березовые лопаты для выбрасывания льда из проруби), от тачек и кайла на каторжных работах стали мозолистыми. Волосы были очень густые и черные, как у якута, волнистые и аккуратно лежали высокой копной на голове, прикрывая громадный широкий лоб, придавая ему вид могучего богатыря, с неизмеримой физической силой» [* Воспоминания Н. Тарабукина хранятся у автора настоящей статьи.].

    Хорошо знавший П. Алексеева его друг по карийской тюрьме и якутской ссылке Э. К. Пекарский пишет: «Алексеев был человекам необычайной силы. Во время его приезда ко мне, когда я жил вместе с якутами, неоднократно приходилось в длинные, зимние вечера, быть свидетелем того, как якуты пробовали тягаться с Алексеевым на палке. Самые сильные якуты, слывшие богатырями, вынуждены были уступать Алексееву. Доказательством его физической силы служило, между прочим, громадное количество копен, которые он успевал накосить за день. Самый лучший якутский косец накашивал едва половину этого количества» [* Э. К. Пекарский. Рабочий Петр Алексеев. — «Былое», 1922, № 19, с. 102.].

    Другой современник так описывает Петра Алексеева: «Бывший первый кулачный боец Москвы, он сохранил своеобразную походку кулачных бойцов и добродушие всякого мощного, сильного человека, уверенного в своей силе».

    Петр Алексеев, взвесив все обстоятельства и оценив условия своего первоначального места поселения в Сасыльском наслеге Баягантайского улуса, решил настойчиво добиваться у якутского губернатора своего перевода в соседний Ботурусский улус. Анализ и сопоставление всех архивных документов, личных писем, заявлений и переписки с друзьями дают основание сделать следующие выводы по вопросу его настойчивого требования о переводе его ближе к г. Якутску.

    Во-первых, он твердо решил заниматься земледелием, огородничеством, а в Сасыльском наслеге местные чиновники ему не выделяли положенный по закону земельный надел. Богатая верхушка, князья, старосты и крупные землевладельцы наслега и улуса ненавидели, постоянно преследовали его за то, что он стал близким другом бедноты, учил их детей и начал заступаться за них, разоблачая несправедливость, социальное неравенство, классовую сущность эксплуатации бедных богатыми людьми.

    Во-вторых, что пожалуй является основной причиной, он всячески добивался своего перевода в те места, где больше проживало его друзей политссыльных. Легко понять, что он, получив при выходе из Карийской каторги от своих товарищей денег на побег и имея тайное желание во что бы то ни стало совершить побег из ссылки, вполне естественно и правильно стремился в г. Якутск или ближе к нему расположенный наслег. В подходящий момент он мог бы осуществить свой план побега из якутской ссылки. 9 лет тюрьмы и тяжелой каторги не сломили его революционный дух. Он жил мечтой вернуться в центральную Россию и продолжить революционную борьбу с царизмом.

    В результате настойчивого неоднократного требования П. Алексеева якутское полицейское окружное управление в октябре 1886 года разрешило ему переехать в Жулейский наслег Ботурусского улуса. Накануне выезда из первоначального места поселения он направил письмо в Баягантайскую инородную управу на имя старосты Сасыльского наслега Е. Булдакова.

    «В Баягантайскую инородную Управу. Так как я не могу по нездоровью быть в продолжительное время в дороге, то поэтому не заезжаю в вашу Баягантайскую Управу, а проезжаю прямо (как и заявил в своей записке к старосте Булдакову) в назначенный для меня наслег в Жулейский. Прошу поскорее прислать мои бумаги в Жулейское Родовое Управление, где я буду ожидать, а если нужно, то оставив вещи, поеду в Батурусскую управу 21 октября 1866 г. Петр Алексеев» [* ЦГА ЯАССР, ф. 15, оп. 20, д. 38, л. 41.].

    На этом письме, большими буквами, обращаясь ко всем жителям наслега, приписал: «Желаю счастливо жить!». Эти теплые слова еще раз показывают, что Петр Алексеев имел исключительно хорошие дружественные отношения с местным населением, особенно беднотой. Официальный документ, сохранившийся в делах якутского окружного полицейского управления, подтверждает рассказ его современников Н. Тарабукина, Матрены и Агафий Степановых о том, что П. Алексеев при помощи их усиленно начал заниматься изучением языка и довольно быстро добился успеха.

    «Секретно. В Якутское Окружное Полицейское Управление. Донесение. 5 января 1886 года № 138. Государственный преступник Петр Алексеев, переселенный с Сасыльского наслега Баягантайского улуса, в таковый Жулейский наслег Ботурусского улуса, при объявлении переводительного предписания, ...заявив старосте Булдакову, под видом нездоровья, не заезжая в Баягантайскую Инородную Управу, прямо, проехал во вновь назначенный Жулейский наслег. Совершенно неизвестный Баягантайской Управе переезд Алексеева по избранному им самопроизвольному тракту, направленному от 2-го Игидейского междудворного станка прямо в Батурусский улус не дало возможности отправить под надлежащим присмотром управы, члены 2-го Игидейского Родового Управления также не знали проезд Алексеева, потому что он вечером поздно прибыл, утром на готовых подводах проехал. Содержатель междудворного станка не мог противодействовать намерению Алексеева, тогда как он владел якутским наречием настойчиво приказал о направлении прямо в Батурусский улус... Выборный Прокопий Сыромятников» [* ЦГА ЯАССР, ф. 15, оп. 20, д. 38, лл. 36-37.].

    Данный новый архивный документ свидетельствует об исключительно дружественном отношений его с местной беднотой, далее власти не могли «отправить под надлежащим присмотром» из Сасыльского наслега в Жулейский наслег, на расстоянии более 200 км. Он при помощи бедняков, которые договорились с ямщиками, переехал «по избранному им самопроизвольному тракту». По этому «возмутительному» поведению и оказанию помощи в переезде его в другой улус среди бедняков Сасыльского наслега было произведено специальное расследование областным полицейским управлением, с донесением якутскому губернатору. П. Алексееву было сделано соответствующее «внушение».

    На новом месте своего поселения П. Алексеев тоже быстро установил дружественные отношения с местными. В постройке отдельной юрты в Жулейском наслеге Петру Алексееву помогли якуты Никита Чырас и Дмитрий Чохоров. Об этой дружбе М. Струминский пишет: «мы имеем сведения о том, что Алексеев очень любил бедняков Никиту Чыраса и Дмитрия Чохорова помогавших ему по хозяйству, в особенности при постройке юрты, услугами этих бедняков он пользовался при уборке хлеба, обменивался с ними продуктами, всегда щедро их угощал и аккуратно с ними расплачивался за услуги. Алексеев часто бывал у соседа Миши Борисова, у которого любил пить кумыс» [* М. Струминский. Петр Алексеев в якутской ссылке. Якутск, 1940, сс. 43-44.]. Э. К. Пекарский, живший в 18 км от П. Алексеева в этом же наслеге, так описывает его юрту.

    «Юрта была разделена пополам. Меньшая часть изображала прихожую, а в большой, просторной половине юрты жил П. Алексеев. Тут была русская печь. Петруха, как истинный русский человек, не мог отказаться от квашенного хлеба, сам пек себе хлеб. В обеих половинах юрты поддерживалась образцовая чистота и порядок, Стены были чисто вымыты, несколько больших окон ярко освещали юрту... На стене выше полки были приклеены известные стихи Боровиковского (автором этих стихов был известный адвокат на «Процессе 50-ти» Боровиковский — В. О.):

                                           Мой тяжкий грех, мой умысел злодейский

                                           Суди, судья попроще, поскорей,

                                           Без мишуры, без маски фарисейской.

                                           Без защитительных речей.

    Стихи эти переписал Петрухе брат Боровиковского красивым изящным почерком.

    Юрта стояла на возвышенном небольшом кургане. Из одних, окон было видно озеро, из других — дорога в Жехсогонский наслег и часовня; ближе к юрте — дом родового управления» [* Э. К. Пекарский, Рабочий Петр Алексеев. «Былое», 1922, № 19, с. 98.].

    Петру Алексеевичу на новом месте жительства по решению родового собрания выделили для покоса небольшой участок земли. С каждым днем, годом у него расширялся круг знакомых, друзей, в том числе с батраками Оросиных — богачей, известных во всем улусе и Якутской области. Например, Чуопчаром, с семьями Васильевых и Поповых. Батрак головы Ботурусского улуса Егора Оросина Чуопчар в холодные зимние месяцы проживал вместе с П. Алексеевым. Местные стали часто ему приносить, как угощение дорогому человеку, уток, турпанов, зайцев и рыбу. Э. Пекарский в своих воспоминаниях о Петре Алексееве тоже пишет, что «...кроме того по обычаю, якутов,, когда ловили рыбу на озере близ его юрты, якуты приносили ему, как подарок, жаренных на вертеле мундушек...» [* Там же, с. 97.] (гальян — озерная рыба — В. О.).

    Местные с большим уважением относились к П. Алексееву за русскую простоту, доброту и за то, что он щедро угощал их табаком, чаем, сахаром, иногда хлебом, а за какую-нибудь незначительную услугу щедро расплачивался с ними. Поэтому якуты между собой говорили, что «из государственных преступников — сударских — Петр Алексеев является самым лучшим, добрым и справедливым человеком» («судаарыскайдартан Петр Алексеев барахсан үтүө киһи буоллаҕа»).

    Для местного населения появление стеклянных окон, русской печи из кирпича, квашенного хлеба было новым явлением. Большим событием и новостью в наслеге стало то, когда он начал косить сено русской литовкой. Увидев наглядно, якуты, убедившись в преимуществах, начали приучаться к литовке. Петр Алексеев некоторым местным помог достать литовки через г. Якутск.

    В декабре 1886 г. П. Алексеев обратился дважды с письмом к якутскому губернатору с просьбой разрешить ему приобрести для хозяйственных нужд лошадь, и, в счет казенного пособия, отпустить два пуда семян для посева. Якутское окружное полицейское управление в своем письменном ответе от 16 декабря 1886 г. за № 8259 дало согласие. Позже с помощью бедных якутов приобрел одну корову.

    В годы отбывания политической ссылки в Сасыльском наслеге Баягантайского улуса, а затем в Жулейском наслеге Ботурусского улуса он часто встречался и поддерживал постоянную связь с политическими ссыльными: Э. Пекарским, В. Ионовым, И. Майновым, М. Натансоном, В. Александровой-Натансон, С. Ковалик, В. Ливадиным, А. Сиряковым, В. Трощанским, Н. Тютчевым, Н. Виташевеким и др. Из этих политических ссыльных ближе всех к П. Алексееву жил и часто бывал в гостях Э. П. Пекарский. А Варвара Ивановна Александрова была хорошо знакома с П. Алексеевым еще по совместной революционной борьбе с 1874 г. Она была активным членом «фричей» в г. Цюрихе, а затем Московской организации, одним из ее руководителей был П. Алексеев. Она была единственной из числа осужденных по «Процессу 50-ти», которая отбывала ссылку с Петром Алексеевым в одном наслеге.

    По приговору суда В. Александрова была осуждена на 6 лет тюремной каторги, затем в октябре 1877 г. заменили ссылкой в Сибирь.

    Автору монографии удалось обнаружить статейный список В. И. Александровой, сохраненный до сих пор в Якутском государственном центральном архиве, в котором говорится: «Приговором Особого Присутствия Правительствующего Сената, состоявшимся 21 февраля — 14 марта 1877 года признана виновною в принадлежности к противозаконному обществу, имевшему целью ниспровержения существующего правительства и в злоумышленном распространении книг преступного содержания. Для этого в 1875 году в городе Москве, несколькими лицами было составлено противозаконное общество, имевшее своей целью, в более или менее отдаленном будущем, ниспровождение существующего правительства в государстве...

    За что присуждена к лишению всех особенных лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и к высылке на житье в Иркутскую губернию, с воспрещением отлучки из места, которое ей будет назначено для жительства в течение четырех лет и потом выезда в другие губернии и области Сибири, в течение двенадцати лет...» [* ЦГА ЯАССР, ф. 12, он. 15, д. 99, л. 1.].

    В марте 1878 г. она прибыла в Верхоленск, где 5 лет отбывала ссылку. Затем, «Варвара Александрова 16 сентября 1883 года отправлена в сопровождении двух жандармских унтер-офицеров в г. Якутск» [* ЦГА ЯАССР, ф. 12, оп. 15, д. 99, л. 10.]. Направление ее в 1883 г. в г. Якутск, как уже рассказывалось в предыдущей главе, имеет свою историю, оно связано было с вступлением в брак с М. Натансоном.

    Другим, пожалуй самым близким другом П. Алексеева, был: Э. К. Пекарский, отбывавший ссылку также в Ботурусском улусе Якутской области. Поэтому он хорошо знал якутский период его ссылки, оставил более подробное воспоминание о нем.

    Чиновники исключительно бездушно относились к нуждам политссыльных. Дело доходило до того, что по царскому циркуляру положенное мизерное пособие на существование политссыльным выдавалось несвоевременно. Об этом свидетельствует заявление-протест П. Алексеева на имя. якутского окружного, исправника:

                                                                       «Заявление

    Вот уже третий раз мне приходится писать заявление по поводу задержки казенного пособия, причем указывалось, насколько вредно отзывается это небрежное отношение своевременной высылке казенных денег на экономическом положении и нравственном состоянии ссыльного; насколько также отягчается жизнь, вынуждая бегать и просить в долг продукты. Теперь же, не желая входить больше ни в какие подробности, скажу лишь, что только невозможность самому ехать удерживает меня от поездки в город и лично просить господина губернатора об исправной посылке как денег, также точно и корреспонденции, и прошу затем, будьте так добры и поторопитесь скорее послать, которое я не получаю вот уже сего августа месяца, т. е. мне теперь следует получать за август, сентябрь, октябрь и ноябрь месяцы. 17 ноября 1883 года. Петр Алексеев» [* ЦГА ЯАССР, ф. 15, оп. 20, д. 38, лл; 71-72.].

    Всю жизнь в тюрьмах, на каторге и ссылке П. Алексееву приходилось испытывать притеснения и вести постоянную борьбу с бюрократической администрацией.

    С самого первого дня ареста, посадив в одиночную камеру Петропавловской крепости, царское правительство держало его в чрезвычайно суровых тюремных условиях. Затем, обрекая на душевную тоску, бросило на несколько лет в одиночную» камеру Харьковской централки со средневековым режимом, и, наконец, превратив в сибирского узника карийской каторги с кандалами на ногах и руках, выслав в якутскую ссылку, стало преследовать цель политического и физического убийства его.

    Как выдающийся революционер он предчувствовал готовившуюся над ним физическую расправу. В одном из писем П. С. Ивановской говорил: «Когда я выхожу из чума, за мной кто-нибудь тоже выходил. Как тать, крался или выслеживал меня из-за угла. Это неотступное проникновение во все мои уголки жизни порой смешит, иногда сильно раздражает. Раз как-то днем вышел я из чума, неизменно появилась тень» [* П. С. Ивановская. Письма Петра Алексеева из ссылки. «Каторга и ссылка», 1924 № 5, сс. 170-171.].

    Об этом П. Алексеев в своем заявлении от 1 июля 1886 г. с возмущением писал к якутскому губернатору: «... я же вынужден писать это еще и потому, что с каждым годом становится для нас все не безопаснее..., а также нельзя и не отлучаться и вместе поручиться за что со временем не нападут где-нибудь в лесу» [* ЦГА ЯАССР, ф. 15, оп. 20, д. 38, л. 30.]. Накануне зверского убийства его князем Е. Абрамовым и старшиной наслега Ф. Сидоровым, П. Алексеев направил своему другу Э. К. Пекарскому, жившему в 18 км от него, письмо следующего содержания: «Видимо у Федота Сидорова какое-то намерение: каждое утро, когда я просыпаюсь, он всегда оказывается стоящим у навеса, прислонившимся к подпоркам, внимательно к чему-то присматривающимся. Он иногда продолжает так стоять до вечера, когда я ложусь спать. Такое поведение Сидорова меня удивляет. Если я когда-нибудь пропаду, то требуйте ответа у Сидорова и Абрамова» [* М. Я. Струминский. Петр Алексеев в якутской ссылке. Якутск, 1940. с. 69.].

   П. Алексеев для самозащиты, а может быть для предстоящего побега, приобрел револьвер. Э. Пекарский вспоминает, что «он решил обзавестись револьвером и действительно купил, помнится за 28 руб., довольно хороший револьвер. Затем впечатление от этих двух фактов избиения и убийства (Э. Пекарский говорит о фактах избиения политссыльных Щепанского и Рубинок — В. О.) постепенно улеглось, и Алексеев уступил просьбе одного молодого якута, сына местного богача, Нила Оросина и продал ему свой револьвер. Кто знает, быть может, не продай ему своего револьвера, Алексеев не кончил бы так трагически свою жизнь?! О продаже им револьвера было, конечно, известно всем окрестным якутам...» [* Э. К. Пекарский. Рабочий Петр Алексеев. «Былое», 1922, № 19, с. 98.].

    Пьянствующий князь Егор Абрамов — зять крупнейшего помещика, улусного головы Оросина — и староста Федот Сидоров, оба связанные с преступным миром, ранее занимавшиеся воровством и другими преступлениями, оба лично поссорились с П. Алексеевым, стали его убийцами.

    Тщательное изучение, сопоставление всех архивных материалов, личных писем, заявлений самого П. Алексеева, мнений, версий биографов, специалистов, изучавших историю убийства, дают основание сделать вывод, что не без одобрения, при явном попустительстве царской полиции, в условиях строжайшего секретного полицейского наблюдения и надзора и на месте его поселения, местная богатая верхушка в глубочайшей тайне, в течение ряда лет готовила это предательское убийство.

    П. Рожин в своей книге «Корифей рабочего движения» совершенно правильно подчеркивает,, что «нет сомнения в том, что местные чиновники догадывались, что царское правительство с удовлетворением встретило бы весть о «непредвиденной», «случайной», смерти выдающегося рабочего революционера, чья речь на суде до сих пор распространялась, по стране. Местное кулачье и их подголоски давно уже следили за Петром» [* П. Рожин. Корифей рабочего движения. М., 1961, с. 73.].

    Петр Алексеев, получив разрешение от якутского окружного полицейского управления выехать в г. Якутск, через Жулейское родовое управление, где князем был Е. Абрамов, а старостой Ф. Сидоров, 16 августа 1891 г. на своей лошади уехал в сторону е. Чурапчи. Обычно для выезда в город или переезда в другой наслег или улус политссыльным представлялись подводы местным начальством. Все это дает возможность сказать, что убийство местным начальством было до тонкости заранее продумано и замаскировано. Узнав о намерении выезда П. Алексеева в г. Якутск, вечером 15 августа 1891 г., староста наслега Ф. Сидоров предложил свои услуги П. Алексееву показать прямую дорогу до с. Чурапчи. Ничего не подозревая, П. Алексеев согласился и рано утром выехал вместе с Ф. Сидоровым. В двух километрах от места жительства на дороге им повстречался князь Е. Абрамов с косой на плече. На вопрос П. Алексеева, почему Абрамов рано утром ходит с косой, Ф. Сидоров ответил, что «он здесь хочет косить сено», тем самым усыпил бдительность П. Алексеева.

    Е. Абрамов и Ф. Сидоров с ножами совершают нападение на П. Алексеева. Зверски убив его, спрятали жертву под валежником недалеко от места преступления. Преступники нашли у П. Алексеева 107 рублей, которые тут же поделили между собой.

    По царскому предписанию осуществлявшие строгий полицейский надзор за государственным преступником П. Алексеевым якутское полицейское управление и местное чиновничество — убийцы Абрамов и Сидоров — после его злодейского убийства распространили ложный слух о побеге П. Алексеева из мест своей ссылки. Это подтверждается следующим архивным документом, где написано: «Господину Якутскому губернатору. Батурусск. Ин. управа от сего 13 сентября за № 20 донесла сему управлению, что... водворенный в Жулейском наслеге госуд. сс. Алексеев от 16 августа неизвестно куда скрылся с места причисления и по оному еще не возвратился...» [* ЦГА ЯАCСР, ф, 15. оп. 20, д. 38, д. 81.].

    Из другого официального документа якутского полицейского управления видно, что в день убийства П. Алексеева осуществляли полицейский надзор, помимо негласных тайных агентов полиции, еще четверо гласных чиновников полиции в Ботурусском улусе. В этом полицейском документе записано: «Вашему благородию, что с лета сего года по октябрь месяца надзирателями за гос. сс-ми в Батурусском улусе состояли: уряд. Калашников, остав. чинов, п. Астраханцев, урядник Большев и казак Н. Асламов» [* Там же, л. 82.].

    Как уже отмечено, что убийцы князь Е. Абрамов, староста Ф. Сидоров не только были классовыми врагами П. Алексеева, но, как свидетельствуют современники, питали к нему также личную вражду. В ходе следствия заседатель П. Атласов обратился со следующим письмом к другому политссыльному Э. К. Пекарскому: «...прошу Вас на сем же сообщить мне, что Вы знаете о ссорах государственного ссыльного Петра Алексеева со старшиной Жулейекого наслега Егором Абрамовым и не знаете ли с кем из инородцев Жулейекого наслега Алексеев имел ссору. Заседатель П. Атласов» [* Там же, д. 57, л. 42.]. Э. Пекарский дал следующий ответ: «на настоящий запрос имею честь сообщить, что мне, со слов товарища моего Алексеева, известны два случая ссоры его со старшиной Жулейекого наслега. Первый случай был вызван тем обстоятельством, что старшина этот, Егор Абрамов, распечатал, с целью узнать содержание, сделанное ему, как содержателю станка, заявления Алексеева на имя Батурусской Инородной Управы...

    Второй случай ссоры был вызван невыполнением со стороны Абрамова условия относительно доения принадлежащей Алексееву коровы, вследствие чего Алексеев не хотел иметь никаких дел с Абрамовым... Алексеев вообще был очень плохого мнения о нравственных качествах Абрамова и считал его плутом-артистом среди остальных его сородичей...

    Но мне известен, со слов Алексеева, случай столкновения его с другим якутом Жулейского наслега, Федотом Сидоровым, избранным в старшины, который нанес Алексееву жестокое оскорбление предложением доставлять ему молоко даром... Алексеев так был раздражен, что долго не мог выносить присутствия Сидорова, несмотря даже на вмешательство наслега, к которому Сидоров, кажется, обращался с просьбой примирить его с Алексеевым, как самым ближайшим своим соседом...» [* М. Струминский. Петр Алексеев в якутской ссылке. Якутск, 1940, сс. 50-51.].

    На основании вышеизложенного, можно сказать, что царская полиция, готовя тайное убийство П. Алексеева, хорошо зная их личную вражду к П. Алексееву, совершила убийство их грязными руками.

    И не случайно, полиция после «странного исчезновения» П. Алексеева не проводила никакого расследования.

 

 

    В вопросе освещения факта убийства П. Алексеева, отдельные исследователи дореволюционной Якутии, например, В. Серошевский, К. Казакевич, в результате своего субъективного подхода к данному вопросу допустили серьезную ошибку, сводя дело к обычному уголовному преступлению или проявлению ненависти якутов к политссыльным. Необходимо исправить эту весьма вредную ошибку в исторической литературе.

    Одним из первых дал отпор подобным утверждениям М. Я. Струминский: «Убийство Алексеева нельзя расценивать, как акт враждебного отношения якутской бедноты к политссыльным, тем более нельзя его рассматривать, как это делали некоторые политссыльные, как акт шовинистический, служивший доказательством ненависти якутов к русским (Серошевский В., Казакевич К.) убийцы Алексеева — Абрамов и Сидоров принадлежали к разряду кулаков...

    Такая склонность к огульному обвинению целой народности, такие уродливые проявления классового высокомерия и шовинизма доказывают отсутствие у указанных лиц понимания объективных условий суровой действительности якутской политссылки. Алексеев погиб жертвой постыдной провокационной политики царского самодержавия, натравливавшего тойонов на трудовое якутское население, он пал жертвой классовой ненависти тойонов и князей к трудящимся, он пал жертвой уголовщины, которая является наследием царского самодержавия» [* М. Струминский. Петр Алексеев в якутской ссылке. Якутск, 1940, с. 43.].

    П. М. Рожин в своей книге «Корифей рабочего движения» пишет: «Версию о том, что убийство П. Алексеева совершено только с целью ограбления нельзя считать правильной, хотя она до сих пор распространена в исторической литературе. Убийцы, совершив свое грязное дело, нашли у Петра сто рублей. Да и какие же крупные деньги могли быть у политического ссыльного? Причем убили его люди состоятельные. Ф. Сидоров имел 60 коров, 6 лошадей, 12 кобыл и много мелкого скота. Этот кулак явился зачинщиком убийства. Ограбление явилось лишь предлогом убийства. Нет сомнения, что убийство Алексеева преследовало политическую цель — избавиться от опасного революционера» [* П. Рожин. Корифей рабочего движения. М., 1961, с. 74.].

    В 1964 г. на страницах журнала «Вопросы истории КПСС» органа Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС к 115-летию со дня рождения П. А. Алексеева была опубликована статья А. С. Трофимова «Выдающийся деятель рабочей демократии», где писалось:

    «...но жизнь неутомимого революционера оборвалась — 16 августа 1891 г. Алексеев зверски убит. Заметая следы преступления, местные власти пустили в ход версию о побеге Алексеева из ссылки. Однако друзья погибшего помогли разоблачить полицейскую ложь. Более двух месяцев длилось следствие, в результате которого были установлены имена убийц. В литературе долгое время держалось предположение, что убийство было совершено с целью ограбления. Новые изыскания исследователей дают основание считать, что П. Алексеева убили не грабители, а местные богачи, которым он не давал в обиду якутскую бедноту» [* Вопросы истории КПСС. М., 1964, № 1, с. 195-196.].

    В заключение тов. Трофимов А. С. пишет, что «трудящиеся Якутии увековечили память о своем бескорыстном друге — «русском богатыре», как они называли П. Алексеева за огромную физическую силу — присвоив его имя улицам в ряде городов, в том числе в столице республики».

    В знак величайшего уважения и любви трудящихся Якутской республики один из центральных районов республики, а также один из самых крупных передовых совхозов Якутской АССР носят имя Петра Алексеева. В дни торжественного празднования 50-летия со дня образования Якутской АССР в районном центре Ытык-Кель установлен бронзовый бюст Петра Алексеева.

    В 1917 г. в результате исторической победы Великой Октябрьской социалистической революции сбылись пророческие слова П. Алексеева.

    Говоря о политической ссылке революционеров всех поколении в Якутии, в том числе П. Алексеева, следует отметить, что именно они сыграли большую историческую роль в созревании, возникновении политических предпосылок, в подготовке идеологической почвы для восприятия марксизма, большевизма угнетенными народами Сибири, в том числе народами дореволюционной Якутии. Эта историческая «почва для восприятия и применения марксизма в России, — отмечалось в тезисах ЦК КПСС «К 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина», — была подготовлена ее социально-экономическим развитием, остротой классовых противоречий, революционными традициями, которые восходят к крестьянским восстаниям, к деятельности А. Н. Радищева и декабристов, А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского и других демократов-шестидесятников, революционных народников 70-х годов XIX века».

    [С. 277-303.]

 

 

                                                                            Глава III

                ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПРЕСТУПНИКОВ

                               И ВЛИЯНИЕ ССЫЛЬНЫХ НА МЕСТНОЕ НАСЕЛЕНИЕ

    Трижды в якутской ссылке (30. 05 и 27. 08. 1888. 22. 12. 1889) был В. А. Данилов, который говорил о себе, что он социалист по убеждению, «обитатель земного шара» по месту проживания. В первой ссылке он проживал в Батурусском улусе, а в последних — в Колымском округе. На последнем местожительстве в местности Ролчево он женился на инородке А. Сивцевой и на ее средства занимался торговлей. На основе своих наблюдений он написал статью «Особенности психического мира якутов Колымского округа в зависимости от их культуры». В ссылке он стал религиозным человеком. Религиозное мировоззрение В. А. Данилов связывал с географической средой и культурным уровнем человека Он оставил рукописи воспоминаний «Пережитое и переживаемое». «Воспоминания о Петре Алексееве», опубликовал ряд статей о религиозном обновлении человека» (114)...

                                Взаимоотношение государственных ссыльных и инородцев

     Государственные ссыльные Г. В. Белоцветов (срок ссылки: 26. 11. 1883 - 9. 08. 1893) и В. П. Зубрилов (6. 07. 1883 - 13. 07. 1897) относились к инородцам недружелюбно. Первый из них, по его словам, находился в постоянном нервном напряжении вследствие жизни среди якутов, этого «чуждого по культуре и самому расовому развитию народа», и всегда боялся расправы с их стороны. По сообщению якутского окружного исправника, В. П. Зубрилов отличался дерзким характером и невыдержанностью, с инородцами наслега «жил недружно, заводя частые споры и тяжбы (193).

    Так же относился к якутам П. А. Алексеев, что стоило ему жизни. До сего времени причину его убийства исследователи объясняли классовой ненавистью представителей господствующего класса (были ли богатыми убийцы?) к рабочему человеку или желанием завладеть его деньгами (версия Э. К. Пекарского). Однако существует и другая версия, на которую до сих пор никто не обратил внимания. По убеждению государственного ссыльного В. А. Данилова, жившего рядом с П. А. Алексеевым, причиной убийства стали пренебрежительное отношение к якутам и его поступки, унижавшие их человеческое достоинство. В. А. Данилов вспоминал случай, о котором ему рассказал П. А. Алексеев: однажды к Алексееву подошел Е. Абрамов (позднее убивший его) и попросил его отдать участок на покос. Алексеев обещал, но затем, видимо забыв об этом, отдал покосный участок Н. А. Виташевскому. Тогда Е. Абрамов сказал П. А. Алексееву: «Ты политический, а меня обманул. Так политические не делают. Ты поступил нехорошо» (194). Считавший себя выше людей, среди которых жил, ссыльный не ожидал таких смелых слов и упрека в свой адрес. Потрясенный этим, он схватил Е. Абрамова за шиворот и поднял. Впоследствии Данилов писал: «Припоминая выражение лица Петрухи, когда он передавал мне свой поступок по отношению к Абрамову, также жесты и дикцию голоса, я вижу, сколько пренебрежения было в обращении Петра с якутами. Это пренебрежение подновляло чувство оскорбления» (195). Поведением П. А. Алексеева В. А. Данилов и объясняет его убийство. Не влияние какого-либо обстоятельства, а именно постоянное испытание чувства оскорбления заставило пойти Е. Абрамова и Ф. Сидорова на этот крайний шаг. Данилов уточнил это более конкретно: «Ирония судьбы. Рабочий, защищавший личность оскорбленного и угнетенного рабочего, бывший за это “заживо погребенным”, убит за оскорбление личности якута, приниженной в сознании гордой расы — русскими» (196). В воспоминаниях о совместном пребывании с Алексеевым он еще раз подчеркивает, что «главным мотивом убийства Петра Алексеева», было «не воровство, а личное оскорбление». Автор этих слов хорошо знал быт, нравы якутов, среди которых прожил 19 лет, о которых написал в статье «Особенности психического мира якутов Колымского округа в зависимости от их культуры». Мнение В. А Данилова заслуживает внимания и, как нам представляется, проливает свет на подлинные причины загадочного убийства П. А. Алексеева. Гордый и уверенный в своей силе, бывший «первый кулачный боец Москвы», Алексеев признавал значение и особую роль в обществе лишь рабочего класса. Надменно относясь к якутам, он жил в постоянном ожидании грабежа и нападения с их стороны. Об этом говорят строки его письма: «Нет безотраднее состояния, как то, когда ежеминутно являются мысли, что ты не только в полном произволе администрации, но и против якутов должен не иметь никакой гарантии, постоянно должен ожидать грабежа и нападения. И все это остается безнаказанным» (197). На эти факты пора обратить внимание...

                                                                     ПРИМЕЧАНИЯ

                                                                            Глава III

    114. Архив Дома Плеханова, ф. 238, Данилов В., д. 22, л. 3; д. 114, л. 1-10; Данилов В. А. Почему я не могу молиться с людьми // Духовный христианин. – 1908. - № 11. – С. 23-24; Он же. О хлыстах // Там же. – 1910. - № 2. – С. 41-47; и др.

    193. Кротов М. А. Якутская ссылка... С. 168, 186.

    194. Архив Дома Плеханова, ф. 238, Данилов В., д. 114, л. 9.

    195. Там же, л. 10.

    196. Там же, л. 11.

    197. Кротов М. А. Якутская ссылка... С. 92.

    /Макаров И. Г.  Уголовная, религиозная и политическая ссылка в Якутии. Вторая половина XIX в. Новосибирск. 2005. С. 182-183, 208-110./