ЎЎЎ 11. Ляліта Міцяўская-Жлёб. Ураджэнка Магілёўшчыны Лідзія Язерская ў Якуцку. Сш. 11. Койданава. "Кальвіна". 2024.

ЛИДИЯ ПАВЛОВНА ЕЗЕРСКАЯ.

(Материалы для биографии*).

[* Материалом для настоящего очерка послужили: И. Горильон «На каторге»; Обвинительный акт по делу Л. О. Крумбюгеля, Г. А. Рывкина и Л. П. Езерской, напечатанный в № 60 «Революционной России» от 5 марта 1905 г.; Г. Лелевич «Лидия Езерская и покушение на Могилевского губернатора Клингенберга». Гомель 1922 г.; А. Измайлова «Из прошлого». Каторга и Ссылка № 1 (8) — 1924 г.; М. Спиридонова. «Из жизни на Нерчинской каторге». «Кат. и ссылка» № 2 (15) 1925 г.; разные газетные заметки, и, наконец, устные воспоминания Л. П. Орестовой (Бабченко).]

О жизни и личности Лидии Павловны Езерской в нашей революционной мемуарной литературе нет почти никаких сведений. Даже близкие друзья покойной, хорошо ее знавшие в продолжении долгих годов, не попытались нарисовать облик покойной революционерки, а сделать это давно пора. Вот почему я, не зная Лидии Павловны, лично, беру на себя некоторую смелость попытаться, хотя бы в бледных и сухих строках, заполнить этот пробел.

Лидия Павловна Езерская, урожденная Казанович, родилась в 1868 или 69 году в Могилевской губернии, в дворянской семье. Ее отец, богатый помещик Павел Илларионович Казанович, и мать, баронесса Мейендорф, принадлежали к богатой провинциальной аристократии. Меньше всего можно было ожидать, что Езерская, воспитавшаяся в дворянской роскоши, добровольно и сознательно откажется от блистающей богатством и удовольствиями жизни и вступит на тяжелый революционный путь борьбы, уйдя «в стан погибающих».

Но случилось именно так, что Лидия Павловна стала революционеркой не под влиянием увлечения розовой юности или моды, а уже вполне взрослым, серьезно мыслящим человеком, сознавшим необходимость улучшения жизни людей и не могущим мириться с царящим вокруг произволом.

Еще в детских годах она лишилась матери. Дальнейшим воспитанием ее и брата занялась родная тетка, которая как бы заменяла детям утраченную мать. Вообще, о ее детстве мы знаем очень немногое. Известно лишь, что школьная жизнь Лидии Павловны началась в Мариинской женской гимназии в Могилеве. Царившая здесь казенная атмосфера не нравилась ей и она переехала в Минск, где и окончила гимназический курс.

В период школьной жизни она пристрастилась к чтению книг и читала все, что попадало под руку. Среди множества прочитанных книг и авторов первое место занимали: Белинский, Добролюбов, Писарев, Тургенев, Герцен, Лавров

и Чернышевский и влияние их несомненно определило путь Лидии Павловны, как народницы, социалистки-революционерки. Она следила за журналами и весьма интересовалась женским движением, увлекаясь передовыми идеями того времени, откликаясь на жгучие вопросы современности.

Острый ум, природное чутье и врожденный демократизм говорили о новой, красивой, полной смысла жизни не в барских хоромах помещичьей усадьбы, а в самостоятельном независимом труде, никого не угнетающем и не эксплуатирующем. Новое сознание звало куда-то за пределы сытой барской жизни, дальше обыденщины. Окружающая обстановка ее тяготила и вызывала в душе ряд вопросов, требовавших разрешения.

В период именно такого искания и душевной неудовлетворенности она встретилась в Могилеве с бывшим политическим ссыльным Степаном Венедиктовичем Езерским. Будучи современником С. Г. Нечаева, Степан Венедиктович принимал активное участие в студенческом движении 60-х годов, но в своих взглядах он держался умеренного направления. С годами он отошел от революционного движения и теперь жил в Могилеве, где у него было цветочное заведение.

Это обстоятельство пришлось как нельзя более кстати: Лидия Павловна поступила на службу к Езерскому и стала жить самостоятельным трудом. Такой факт в жизни провинциального города всем бросался в глаза. Окружавшим Лидию Павловну дворянчикам, чиновникам и дамам «света» это казалось чем-то диким, нелепым. Они снисходительно улыбались, пожимали плечами и судачили, узнав об этом «чудачестве» девушки, которая, имея возможность жить беззаботно, не «унижая» себя такой неприличной для светской женщины вещью, как труд, пошла служить. Езерская мало считалась с тем, «что скажет Марья Алексеевна» и не смущалась, видя все эти усмешечки и гримасы аристократического болота.

Так или иначе, но одно из звеньев цепи, связывающее Лидию Павловну с аристократическим миром, лопнуло. Правда, такие женщины в то время были уже не редкость, но нужно было иметь много мужества и смелости, чтобы решиться одним взмахом порвать с вековыми кастовыми предрассудками, всосавшимися в плоть и кровь, и бросить вызов окружающей косной и консервативной среде.

Сколько времени служила Лидия Павловна в цветочном заведении С. В. Езерского неизвестно, но, в конце концов, они сблизились, полюбили друг друга, и в июне 1887 г. Лидия Павловна вышла замуж за Езерского и зажила новой жизнью. В замужестве она искала не столько личного счастья и семейной радости, сколько возможности быть полезной ближним, расширить свой умственный кругозор, выйти на арену общественной деятельности и найти применение своим бьющим ключом, творческим силам.

Но мечты не сбылись: Езерская на нашла того, чего искала в браке. Живая и ищущая натура, она не встретила отклика в лице мужа, который даже в годы студенчества не отличался особой революционностью, а теперь окончательно «перекипел и успокоился». Мечты о совместном труде и борьбе сменились пустотой светской жизни, обычной в зажиточной среде.

Супруги Езерские стали жить широко. Гости сменялись гостями. Балы, вечера чередовались друг за другом и веселая болтовня, музыка, танцы, как будто отвлекли молодую женщину от ее «безумных мечтаний». В действительности же, Лидия Павловна мучилась и страдала от окружающей ее пошлости и пустоты жизни. Под маской светской дамы, очаровывавшей гостей своей любезностью, гостеприимством и незаурядным умом, скрывалась демократка-бунтарка, свободолюбивая душа которой рвалась из этой затхлой атмосферы, как птица из клетки.

Несмотря на такую, с виду легкомысленную и пустую жизнь барыньки, Лидия Павловна не погрязла в тине обывательщины. Она успевала много читать, любила литературу, следила за передовой мыслью и по-прежнему интересовалась общественной жизнью. Это резко отличало ее от других и выдвигало над окружающими ее помещиками, дворянами, чиновниками и светскими дамами.

Продолжаться так долго не могло. Окружающая обстановка должна была в конце концов привести к кризису... И кризис этот наступил. Он был вызван разницей лет (С. В. Езерский был вдвое старше жены), привычек, темпераментов, взглядов, но, главным образом, чувством общей неудовлетворенности.

В 1892 году у Лидии Павловны родился сын, и это обстоятельство казалось, должно было связать ее по рукам и ногам и отрезать дорогу к «отступлению». Но стремление к живой деятельности, к широкой общественной работе взяли перевес над семейной традицией и привязанностью, и Езерская, через некоторое время после рождения сына, рассталась с семьей и уехала в Петроград. Начинался новый период в ее жизни.

Почувствовав себя свободной и независимой, Езерская занялась самостоятельным трудом. С этой целью она поступила в Петрограде на зубоврачебные курсы при военно-медицинской академии и по окончании их открыла зубоврачебный кабинет. Вскоре из Петрограда она переселилась в Москву, где на ряду с зубоврачебной практикой, занялась литературной деятельностью.

При живом, ищущем характере, она не могла не столкнуться с революционной средой и стать социалисткой [* Некоторые товарищи возражали против названия Л. П. социалисткой, утверждая, что она была только революционно настроенной либералкой, но серьезных доказательств к этому не приводили. Так как возражавшие, с моей точки зрения, сами далеко отошли от социализма, то умершую на революционно-социалистическом посту Езерскую, я все же осмеливаюсь причислить к социалистам.]. Мы точно не знаем, к какому времени относится начало революционной деятельности Лидии Павловны. По словам И. Брильона, хорошо знавшего ее, в Москве Езерская примкнула к партии социалистов-революциоцеров и вскоре заняла видное место в среде партийных товарищей. Она сотрудничала в подпольной печати и, обладая даром слова, была хорошим агитатором. Выезжала по партийным делам в Смоленск, где была одной из основательниц Смоленской группы п.с.-р., в Минск и др. города. Брильон сообщает, что в Минске на одном из нелегальных собраний Лидия Павловна выступала оппоненткой против известного социал-демократа (меньшевика) Маслова, большого знатока аграрного вопроса. В этот период Езерскую трудно было узнать, настолько она переменилась.

— «Я тогда не знал, что она участвует в революционном движении, но меня поразила происшедшая с ней перемена. Куда девалась детская легкомысленность и светская пустота? Передо мной стоял серьезный, думающий человек». Так передает о ней свои впечатления, посетивший ее в тот период один из ее могилевских знакомых.

Интенсивная революционная деятельность и соответствующая этому обстановка, окружавшая ее, вскоре была замечена охранкой, и Лидию Павловну арестовали. Это было в начале 1904 года, в период, когда социалисты-революционеры подготовляли террористический акт, на министра внутренних дел Плеве. Одна из участниц этого покушения Серафима Георгиевна Клитчоглу, приезжая из Петрограда в Москву, несколько раз встречалась с Езерской на ее квартире. Так как за Клитчоглу было установлено наблюдение, то естественно, что и Лидия Павловна попала в его сферу.

В ночь на 29 января 1904 года, по распоряжению департамента полиции, у Езерской был произведен обыск, которым в ее квартире были обнаружены: револьвер «Браунинг», конспиративная литература и другая нелегальщина. Во время происходившего обыска в квартиру зашел неизвестный мужчина, назвавшийся крестьянином Сергеевым, пришедшим лечить зубы, но в действительности оказавшимся Григорием Абрамовичем Рывкиным [* Рывкин Г. А. (Николай Иванович) один из основоположников максимализма в России. По профессии инженер-химик. Один из активных участников Московского восстания в 1905 г. и Кронштадтского восстания в 1906 г. Много раз подвергался аресту. Написал много брошюр по максимализму. Ему принадлежит известная песня «Море в ярости стонало». Последние годы работал в Киевском союзе с.-р. максималистов. Умер от тифа 29 января 1921 г. в Киеве.] (Николай Иванович). При нем также обнаружили нелегальщину и он был задержан. Это еще более убедило жандармов в принадлежности Лидии Павловны к революционной партии. Привлеченная к дознанию, Езерская на допросе заявила, что принадлежит к партии социалистов-революционеров, но на дальнейшие вопросы отвечать не пожелала. Ее заключили в Таганскую тюрьму, где она провела около года в ожидании суда.

10 ноября 1904 года политические заключенные Таганки во главе с Езерской, Рыбкиным, Л. О. Крумбюгелем, Владимиром Мазуриным и другими объявили голодовку, требуя назначения суда или же освобождения под надзор или на поруки. На четвертый день голодовки некоторых товарищей освободили под залог. У Езерской не оказалось поручителей и не было средств, чтобы внести залог, под надзор же ее не освобождали. Она осталась в тюрьме и продолжала голодать. На пятый день голодающих поддержала вся политическая тюрьма: началась массовая голодовка.

Тюремные события вызвали сильное волнение в революционной среде. Социал-демократы выпустили по этому поводу прокламации, а студенты и курсистки назначили на 22 ноября демонстрацию протеста. Правительство принуждено было удовлетворить требования заключенных: им был назначен срок суда. Голодовка была прекращена 22 ноября. Таким образом, Лидия Павловна проголодала 11 дней.

15 января 1905 года в Московской судебной палате должен был состояться суд над Езерской и ее товарищами Л. О. Крумбюгелем и Г. А. Рывкиным. Когда при выходе в зал суда пристав крикнул: «прошу встать», подсудимые не двинулись с места, продолжая демонстративно сидеть. Произошло замешательство. Председатель, занимая место, произнес: «нужно встать», но подсудимые не пошевелились. Конвой растерялся и, не зная, что делать, переминался с ноги на ногу, Крумбюгель заявил, что его могут поднять только силой — сам он не встанет, Езерская и Рывкин поддержали его...

Началось чтение обвинительного акта, прерываемое шумом подсудимых. Наконец, подсудимые потребовали, чтоб их увели из зала суда, ибо они не желают участвовать в подобной комедии. Лидия Павловна при этом добавила, что беспристрастного суда нет, так как «суд» и «подсудимые» — две заинтересованные стороны. Наступило неловкое молчание. Председатель суда, перебросившись с прокурором несколькими словами, заявил, что суд отложен в виду того, что повестки о явке в суд были вручены обвиняемым слишком поздно, что же касается заявления подсудимых о том, что они на это (т. е, на несвоевременность вручения копии обвинительного акта) не претендуют и защищаться все равно не будут, — то подсудимые, по мнению председателя, могут одуматься.

Но Лидия Павловна, как и ее товарищи, не одумались. При вторичном разбирательстве дела 30 марта того же года в судебной палате, с участием сословных представителей, подсудимые по-прежнему бойкотировали суд и никакого участия в нем не принимали. Судебная палата приговорила Лидию Павловну к 1 году крепости с зачетом предварительного заключения, и Езерская очутилась на свободе.

Выйдя из тюрьмы больной и уставшей, она уехала в Могилев для поправления здоровья, надорванного голодовкой. Могилевская аристократия, в среде которой Лидия Павловна была желанным гостем, встретила ее теперь холодно и почти враждебно. За ней упрочилась слава «неблагонадежной», и все ее великосветские знакомые всячески избегали с ней встречаться. Езерская зажила изолированная от всех, скромной и уединенной жизнью. Единственная среда, с которой она поддерживала связь через своего пятнадцатилетнего сына Гриню — были местные революционеры. Она всеми силами поддерживала эту связь, принимая по мере возможности, участие и в самой партийной работе.

В этот именно период, летом 1905 года, в Могилев приехало несколько членов боевой дружины п.с.-р. с намерением организовать террористический акт на Могилевского губернатора Клингенберга, приезд которого ожидался из-за границы. Привести в исполнение террористический акт предполагалось на вокзале при возвращении губернатора. Во всем этом деле Лидия Павловна оказалась самым ценным и необходимым товарищем. Благодаря прежним великосветским связям, она подробно узнала о дне выезда и продвижения Клингенберга, и даже достала фотографическую группу, на которой был снят губернатор. Это было весьма существенно, так как террористы не знали его в лицо*

Покушение не состоялось. Клингенберг уцелел только потому, что исполнитель акта оказался не на высоте своего призвания и удачный момент был упущен. Центральный комитет п.с.-р. санкции на организацию нового акта не дал и предложил боевикам разъехаться. Тогда местная организация п.с.-р. устроила на губернатора самостоятельное покушение. В августе член группы И. Брильон бросил в него бомбу, которая не причинила никакого вреда губернатору. Видя, что дело, на которое было затрачено столько сил, энергии и средств, не удалось, Езерская решила сама осуществить этот акт, чувствуя в себе достаточно сил и готовности.

Воодушевленная такими мыслями, она уехала заграницу в Женеву, чтобы получить санкцию Ц.К. партии. Ее приезд в Женеву совпал с моментом, когда русская заграничная колония жила самой интересной и кипучей жизнью. Шли рефераты, дискуссии, читались лекции о терроре, шла полемика с нарождавшимся максимализмом в лице аграрных террористов и т. д., и Лидия Павловна, вошедшая с головой в революционную гущу, еще более укрепилась в необходимости взятой на себя террористической миссии. Однако санкции Ц.К. на террор она не получила. В силу ли того, что ее находили не подходящей для этой роли, или оттого, что вопрос о терроре в тот момент стоял под сомнением в смысле его целесообразности для данного времени — неизвестно.

Однако, отказ Ц.К. партии не охладил ее порыва и не поколебал решимости исполнить задуманный акт. С горьким осадком в душе, но с сознанием необходимости своей миссии, она поспешила на родину.

Невеселые картины увидела Езерская, вернувшись в Россию. Всюду крепла и усиливалась реакция. По всему Северо-Западному краю начиналась волна кровавых еврейских погромов. Город Могилев также переживал тревожные дни. Уже были отдельные хулиганские дебоши и в воздухе пахло кровью, но, как справедливо замечает Лелевич, «пули Езерской предотвратили бойню и спасли город».

29 октября 1905 года Лидия Павловна, явившись к Клингенбергу на прием, несколькими выстрелами из «Браунинга» тяжело ранила его. Вот как описывает этот факт официальный орган «Могилевские Губерн. Ведомости» (№ 129):

«В субботу 29 октября около часу дня, в приемную г. начальника губернии тайного советника Н. М. Клингенберга явилась дама-просительница, одетая в глубокий траур со спущенным на лицо крепом и просила дежурного чиновника особых поручений В. Н. Мальцева доложить губернатору, что его хочет видеть баронесса Мейендорф по важному делу. Когда губернатор вышел в приемную, в этой комнате находились, кроме чиновника особых поручений и полицеймейстера Я. В. Родионова, еще одна просительница г-жа Морозова, которую губернатор выслушал первой и поручил полицеймейстеру принять от нее документы для выдачи полицией паспорта. Затем губернатор направился к просительнице, назвавшейся баронессой Мейендорф. Как только губернатор приблизился к ней и спросил: „что вам угодно?”, дама эта, выхватив семизарядный револьвер системы „Браунинг”, моментально произвела один выстрел в губернатора в упор и другой, почти без промежутка, когда он еще стоял. Губернатор упал на левый бок. Полицеймейстер, принимавший документы из рук Морозовой, одним прыжком очутился около злоумышленницы и повалил ее на диван. После этого между ними началась борьба из-за того, кто первый захватит упавший револьвер. На выстрелы выбежал из швейцарской курьер Яков, бросился к борющимся и ударил даму два раза кулаком по голове. Раненый губернатор лежа крикнул ему: „Яков, оставь”. Револьвер почти одновременно попал в руки борющихся, и сейчас же раздался выстрел, пуля попала под диван. Наконец, револьвер окончательно перешел в руки полицеймейстера, бросившегося затем к раненому, а, между тем, курьер Яков задержал даму, которой полицеймейстер сказал: „Госпожа Езерская, я вас знаю, не убегайте”. Видя, что преступница задержана, Г. Н. Мальцев бросился за ближайшим врачом, доктором М. Г. Яковенко, в губернское управление. Задержанная, действительно; оказалась женой члена Могилевской городской управы, Лидией Езерской. Она заявила, что лично Николая Михайловича Клингенберга не знает, плохое же мнение о нем составила, главным образом, на основании газетных сообщений и что решила убить его, желая исполнить долг свой, так как издавна принадлежит к революционной партии, успехам которой Николай Михайлович Клингенберг всегда препятствовал. Злоумышленница отправлена в тюрьму, по делу производится следствие».

При осмотре раненого врачом ему была сделана операция, пуля вынута, брюшные органы оказались целы, но повреждена кость. Правая рука прострелена у кисти.

Тревожную ночь пережили могилевцы с 29-го на 30-ое октября, пишет Лелевич. В ожидании погрома, многие не спали. Но погрома не было: террористический акт сделал свое дело. Только на утро 30-го октября выяснилось, какие кровавые ужасы предстояли Могилеву:

«С утра по всему Днепровскому Проспекту (главн. улица города) тянулись подводы с крестьянами. Городовые и стражники кулаками и нагайками гнали их назад. Недоумевающие, разводя руками и стараясь укрыться от ударов, крестьяне спрашивали: „Черт их знает, не разберешь, раньше урядник кричал, чтобы шли в город жидов бить, а не то будет 10 рублев штрафу, а теперь назад гонят”.

Вот при каких обстоятельствах Езерская очутилась в Могилевской тюрьме, где просидела полгода в ожидании суда. За это время она связалась нелегально с товарищами на воле, завязала переписку с семьей, прося сшить ей платье для суда, т. к. бывшее на ней изрядно потрепалось.

Наконец, приблизился день суда. 7 марта 1906 года Лидия Павловна предстала перед судом выездной сессии Киевской судебной палаты. Вместе с ее делом одновременно разбиралось дело еще двух ее единомышленников: Л. Гителева [* Лазарь Гителев — рабочий. По отбытии каторги, был на поселении. Амнистирован в 1917 году. Был членом Могилевского совета рабочих депутатов. Расстрелян вместе с Н. Брильоном на ст. Пограничная, Приморской области, в июле 1918 года по приказу атамана Калмыкова.], покушавшегося в январе 1905 года на полицеймейстера Родионова, и И. Н. Брильона за августовский акт на Клингенберга. Защищавшим ее адвокатам, присяжным поверенным Банину и Врублевскому (защитник Шмидта), Лидия Павловна заявила, что никакого снисхождения от суда не желает и просила их не говорить о ее личной невиновности. Суду же она сказала, что совершила свое покушение под впечатлением рассказов об ужасах, творимых во время еврейских погромов. Она произнесла длинную речь, в которой подробно рассказала о причинах, вызвавших данный террористический акт. В тот же день был вынесен приговор, присуждавший Езерскую к 13-ти годам и 6 месяцам каторжных работ, Брильона — к 8 годам и Гителева — к 6-ти годам каторги.

Ничего другого ожидать было нельзя. Правительство не судило Езерскую, а мстило, ей, как своему личному врагу. Вместо того, чтобы обвинить ее, как члена социально-революционной партии, действовавшего по определенным политическим идейным мотивам, — судьи обвинили ее лишь в самом факте покушения и судили, как уголовную преступницу.

Возможно, что такой приговор объясняется тем, что действуя без санкции Ц.К. партии, она была лишена моральной возможности заявить суду, что действовала, как член революционной партии и по ее поручению. Самым трагическим моментом в жизни Лидии Павловны было получение ею известия, что совершенный ею акт, не признан партией за акт п.с.-р. Это наложило известный отпечаток на ее душу и было ее тяжелой жизненной трагедией...

От подачи кассационной жалобы Лидия Павловна отказалась. Приговор вошел 10 апреля в законную силу. Это совпало с моментом, когда Первая Государственная Дума поставила пред правительством ребром вопрос об амнистии. Езерская, пользуясь этим обстоятельством, написала министру внутренних дел и юстиции следующее письмо:

,,Г. министру внутренних дел (г. мин. юстиции) Л. П. Езерской.

Заявление.

Единогласное постановление государственной думы о необходимости полной амнистии для всех политических, по-видимому, имеет отношение и к нам, террористам. Это обстоятельство и заставляет меня подать Вам следующее заявление:

Приговором Киевской судебной палаты 7-го марта этого года за покушение на жизнь Могилевского губернатора Клингенберга я признана уголовной преступницей, и приговорена к лишению всех прав и к каторжным работам на 13½ лет. Кассации я не подавала, почему приговор со дня на день должен войти в законную силу. Амнистия, если таковая будет по отношению ко мне, избавит меня, конечно, от наказания, но дело не в наказании, а в справедливости и реабилитации. Ни на суде, ни сейчас я виновной себя не признаю, я как член п.с.-р., совершила это покушение из принципа, из глубокого убеждения, что данный террористический акт необходим, что политический террор, введенный партией в тактику, вынужден незаконными действиями правительства, является, так сказать, углом отражения. Идя на террор, я защищала интересы народа, исполняла свой суровый партийный долг, Я первая являюсь противником террора, как только Россия вступит на путь лояльности, справедливости и права. Не по доброй воле, не из предпочтения к кровавым способам борьбы, взялась партия за оружие, но исполняя суровый долг перед делом революции, делом рабочего народа. Это было глубоко серьезное и ответственное решение. История оправдала его... Партия прекратит террористическую тактику, как систему политической борьбы тогда, когда достигнет политических учреждений, делающих волю народа источником власти и законодательства. Что общего между идейным политическим террором и простым уголовным убийством, в котором зачастую победителем является своекорыстный личный эгоистический элемент?.

Амнистия, как акт помилования, для меня пустой звук, так как я не признаю себя виновной. С меня должно быть снято позорное клеймо уголовного преступника, которое своим приговором наложила на меня палата. Мне нужна реабилитация, а не амнистия. Я глубоко убеждена, что все политические дела и политический террор не подлежат компетенции палат с сословными представителями. Эти судьи, по существу своему, являясь сторонниками правительства, защитниками его интересов, как заинтересованная сторона, не могут быть беспристрастными к врагам правительства. Поэтому я требую беспристрастного суда общественной совести — суда присяжных при открытых дверях.

Только такой суд может вынести справедливый обвинительный или оправдательный приговор, считая законной или незаконной мою принадлежность к п.с.-р., и только это и ничто другое мне может быть предъявлено.

Прошу не замедлить объявлением мне ответа. Лидия Езерская”.

Ответа на письмо не последовало. Вместо него получилось извещение, что приговор утвержден, и Лидию Павловну перевели на обще-уголовное положение.

Потянулись серые безрадостные дни каторжной жизни. Здоровье Лидии Павловны уже было сильно надорвано. При освидетельствовании ее, казенная медицинская комиссия установила, что Езерская „страдает хроническим воспалением легких, ни к каким работам не способна. Телосложение и питание удовлетворительны, видимые слизистые оболочки сплошны, в верхушках легких выход и крепетирующие хрипы, мокрота гнойная, временами бывает кровохарканье, перкуторный тон под ключицами заглушен»...

Можно ли удивляться, что при таких зловещих признаках тюремное сиденье отняло последний остаток здоровья и ускорило преждевременную смерть Лидии Павловны...

Весной 1906 года, во время пребывания Езерской в Могилевской тюрьме, ее товарищами по партии была сделана попытка организовать побег, который не осуществился только потому, что она не согласилась, чтобы за нее пострадал другой человек: Езерскую должна была заменить одна дама во время свидания, а Лидия Павловна должна была уйти вместо нее.

Уголовное положение вскоре дало себя почувствовать. Тот же Дубяго (нач. тюрьмы), еще так недавно, в дни свобод, расшаркивающийся перед ней и относившийся весьма почтительно, — теперь резко изменил тон, стал дерзок и груб. Как всякий заправский тюремщик, он менял свое поведение соответственно поведению высших сфер.

«Начал он с того, — рассказывает Брильон, — что зашел в женскую камеру и сказал что-то страшно грязное тов. Езерской, та дала ему пощечину. Он стал ее всячески притеснять. Езерская, в знак протеста, объявила голодовку. Мы узнали и поддержали ее. Проголодали шесть дней. Приезжал прокурор расследовать дело, но понятно, ничего не выяснил. Но Езерскую Дубяго все-таки оставил в покое, больше ее не трогал»...

К этому периоду ее жизни относится несколько писем ее из тюрьмы к знакомым, характеризующие ее настроение: «Чувствую себя последнее время не важно, обще-уголовное положение дает себя чувствовать». Но как ни безрадостна жизнь, Лидия Павловна не падает духом. Она горячо верит, что еще увидится с друзьями «при новых лучших условиях», «что Россия восторжествует над полицейской тиранией — эта же позорная диктатура падет очень скоро несомненно».

Тем временем, высшие Могилевские власти спешили скорее избавиться от присутствия неспокойного и опасного гостя и, не дождавшись составления статейного списка, отправили ее в Москву, в Бутырки. Небезынтересно привести один документ, который Могилевские власти отправили Московскому губернатору вместе с Езерской.

«Имею честь уведомить ваше превосходительство, что мною одновременно с сим сделано распоряжение об отправлении без статейного списка в ваше ведение, для содержания в Московской центральной пересыльной тюрьме присужденной к каторжным работам (на 13 лет и 6 месяцев) за покушение на убийство бывшего Могилевского губернатора, тайного советника Клингенберга, Лидии Павловой Езерской, так как дальнейшее содержание ее в Могилевской тюрьме, в виду беспрестанно предъявляемых ею разных требований, а также ежедневно покушений ее родных и знакомых, привлекая к себе особое внимание и бдительность администрации и надзора тюрьмы, является крайне тягостным. К сему присовокупляю, что статейный список на Езерскую будет сообщен вам вслед за сим незамедлительно».

2-го июля 1906 года, в сопровождении многочисленного конвоя Лидия Павловна была доставлена на вокзал, оцепленный войсками, и отправлена в Москву, а через некоторое время туда же был отослан и ее статейный список. Данные этого списка так рисуют наружность Езерской:

«Глаза карие, лицо смуглое, волосы темно-русые с проседью, лоб выпуклый, овальный, нос вздернутый, рост 2 арш. 14 вершков» и т. д. Далее описывается ее гардероб и имущество, состоящее из платка, армяка серого фабричного сукна, холстяной рубахи, такой же юбки, пары портянок, котов и мешка. В конце статейного списка красуется «аттестат» Лидии Павловны, вписанный самим Дубяго:

«Склонна к побегу, дерзка, в незаконных требованиях назойлива и настойчива, служит подстрекательницей ко всем беспорядкам среди содержащихся».

Вот с таким-то багажом и «похвальным листом» тюремщика Дубяго Езерская прибыла в Московскую пересыльную тюрьму. Отсюда после кратковременного пребывания ее вместе с другими представительницами русского террора: М. Спиридоновой, А. Измаилович, Р. Фиалкой, М. Школьник и А. Буценко отправили этапом в Нерчинскую каторгу.

В своих воспоминаниях [* «Из прошлого». «Каторга и Ссылка». № 7, 1923 год.] Александра Адольфовна Измайлович рассказывает, как сердечно и тепло прощались с ними бутырские заключенные, какие торжественные проводы им устроили: «Выходим с вещами мы на двор, пишет она, и останавливаемся пораженные: все окна мужских и наших одиночек иллюминованы выставленными на окна лампами, из некоторых окон летит зажженная бумага, все окна гудят — прощаются»...

Весь этапный путь от Москвы до Акатуя, пройденный Езерской с товарищами, был сплошным торжественным триумфом. На каждой станции, в каждом городе их встречали тысячные толпы рабочих и учащихся. Всюду и везде их приветствовали, как друзей, как дорогих и желанных товарищей... Казалось, шествуют не политические пленницы русского правительства, а его победители...

В Акатуе, куда прибыла Лидия Павловна и ее спутницы, условия заключения на первых порах были хорошие. Это было еще боевое время революционной весны, когда кипучие волны народной стихии 1905 года еще не вошли в свои берега. В тюрьме в это время находились террористы: Г. А. Гершуни, П. В. Карпович, Е. С. Созонов, П. П. Прошьян, С. Сикорский, М. Мельников, П. К. Сидорчук и др. В этот период Акатуй напоминал собой скорее политический клуб, нежели тюрьму: лекции, доклады, рефераты, чтения, дискуссии и беседы на разные политические и философские темы чередовались одна за другой. Во всей этой кипучей жизни Акатуя Лидия Павловна принимала самое горячее участие. С огромной усидчивостью и внимательностью она занималась по разным предметам и вопросам с образовавшимся вокруг нее кружком из солдат, матросов и рабочих, вкладывая в это дело много энергии и любви. И до сих пор, несмотря на долгие годы, эти ученики хранят самые светлые воспоминания о Езерской.

Недолго впрочем продолжалось привольное житье Акатуевских каторжан. Зоркое око правительства не дремало. В Акатуй был назначен «знаменитый» Бородулин. С санкции нач. Нерчинской каторги Метуса, он установил с 15 февраля 1907 года обще-уголовный режим для политических каторжан, а женщин: Езерскую, Спиридонову, Измайлович и др. приказал перевести в специальную женскую Мальцевскую тюрьму.

Переезд для больных туберкулезом Езерской и Спиридоновой грозил роковыми последствиями их здоровью, и мужская тюрьма запротестовала. Мрачная угроза нависла над всеми. Ждали избиения, расстрелов, порки... Борьба была упорная и решительная. Не желая вызывать катастрофу и рисковать жизнью товарищей, женщины дали свое согласие на отправку их в Мальцевскую.

Около двух с половиной лет пробыла Лидия Павловна в Мальцевской. Несмотря на развивающийся туберкулез, она по-прежнему была бодра, весела, общительна и приветлива. Она группировала вокруг себя людей, привлекая их к себе своей красивой душой.

«Она была больна чахоткой в серьезной стадии, — вспоминает о ней Спиридонова, — но умела так незаметно ею болеть, что многие и не подозревали опасности недуга. Уже пожилая, полная, очень бодрая, всегда заметная — с кем-нибудь читающая, кому-нибудь преподающая, всегда с шуткой и интересным разговором на устах, попыхивая вечно папироской, она жила „по привычке, по инерции”, как говорили мы про ее жизненную энергию, зная от доктора о тех кусочках легких, которыми она уже не дышала, а хрипела»...

Скоро здоровье ее настолько ухудшилось, что ее пришлось поместить в Зерентуйскую тюремную больницу, где был свой врач и фельдшер. Здесь Лидия Павловна стала чувствовать себя несколько лучше. Через короткое время, по настоянию зерентуйских товарищей, сюда же была переведена и Мария Спиридонова, так же больная туберкулезом. Это крайне не нравилось правительству, и читинское начальство отдало распоряжение — перевести обоих женщин обратно в Мальцевскую.

Зерентуйцы заволновались. Была объявлена общая массовая голодовка. Вновь, как раньше, в Акатуе завязывалась борьба на жизнь и смерть. Ряд товарищей во главе с Прошьяном решили устроить групповое самоубийство, протестуя против произвола тюремщиков. Драма несомненно разыгралась бы, если бы не уговоры и просьбы Спиридоновой, сумевшей все же повлиять на товарищей и заставить их отказаться от кровавой затеи. Товарищи подчинились, и Езерская со Спиридоновой были увезены в Мальцевскую.

К этому времени на Нерчинской каторге еще существовала «богодульская комиссия», сокращавшая срок больным каторжанам и заменявшая его поселением. Товарищи Езерской приняли меры, и она в 1909 году была представлена на освидетельствование комиссии, признавшей дальнейшее пребывание в тюрьме опасным для ее жизни. Лидия Павловна была освобождена и выслана на поселение в Забайкальскую область.

Сначала ей разрешили поселиться в г. Верхоудинске, а затем перевели в Петровский Завод. На поселении она скоро приобрела уважение местного населения и пользовалась большой популярностью. Ее избрали почетным членом местного клуба, где она выступала на вечерах и концертах с игрой на рояли.

В Петровском Заводе она открыла зубоврачебный кабинет и стала практиковать. Вместе с тем она ни на минуту не прекращала общественной деятельности. Связь с товарищами, помощь нуждающимся, устройство побегов, укрывательство бежавших, — все это не обходилось без участия и помощи Езерской.

В Петровском Заводе проживал в то время ярый черносотенец и реакционер, лесничий И. М. Левити, управляющий кабинетскими имениями «его величества» и притеснявший местное трудовое население штрафами и поборами. С согласия товарищей ссыльных, Лидия Павловна послала ему письмо с предупреждением не чинить обид и преследований крестьянам под угрозой смерти. Письмо, по-видимому, достигло цели: Левити сократился. Такая деятельность поднадзорной, в конце концов, привлекла внимание жандармов: за Езерской стали усиленно наблюдать.

Прибавилось и еще одно обстоятельство, ускорившее репрессии. Когда получилось известие об убийстве Багровым министра Столыпина, — сын Лидии Павловны, Гриня высказал в общественном месте свое одобрение террористическому акту и прибавил, что ожидал этого. Недели через 2, ночью, в квартиру Езерской ворвалась полиция с предписанием Иркутского жандармского управления произвести обыск. И хотя ничего не было найдено, ее обвинили в агитации среди населения, в устройстве побегов политическим ссыльным и постановили выслать в Якутскую область. Опять начались мытарства, но до Иркутска ей удалось добиться ехать не по этапу, а свободно по открытому месту.

В Иркутске Лидия Павловна была арестована и заключена в пересыльную тюрьму, где просидела довольно продолжительное время. Здесь с ней встретилась идущая на поселение в Якутск бывшая политическая каторжанка и большая ее приятельница, Л. П. Орестова (Бабченко). По ее словам, Езерская внешне изменилась мало. Она по-прежнему была жизнерадостна и, по-видимому, нисколько не тужила и не думала о предстоящих ей новых испытаниях. Она много читала, заботилась о товарищах и только зловещий кашель показывал, что недуг усиливается.

В Якутск она уехала весной 1912 года не по этапу, а по проходному свидетельству и летом уже была в Якутске. На новом месте она освоилась также быстро и легко и вскоре была в водовороте жизни политических ссыльных. Не говоря уже о товарищах, все якутские обыватели, даже высшее начальство, относились к ней с уважением и всячески старались высказать свое внимание.

Будучи прекрасной музыкантшей, Лидия Павловна занялась преподаванием музыки и иностранных языков, пользуясь репутацией незаурядного преподавателя. Брать уроки у Езерской было весьма лестно для многих, и вся высшая аристократия города, от губернатора до местных тузов включительно, старались залучить ее к себе.

В 1913 г, окончился срок ее принудительного поселения и, получив крестьянские права, она могла бы выехать из области, если бы не отказалась хлопотать об этом у начальства. Сделать это было не трудно, так как врачи неоднократно указывали ей на необходимость перемены климата. Лидия Павловна категорически отказалась хлопотать о себе лично, хотя за других хлопотала не раз с большой охотой.

Есть люди, которые словно созданы самой природой, чтобы рассевать вокруг себя тепло и свет, любовь и ласку, Езерская была именно таким человеком. Ее квартира была центром политической ссылки не только эсеровского направления, но и вообще социалистического лагеря. Здесь бывали все: эсеры, соц.-демократы и анархисты. Чуткая, ласковая, отзывчивая, с широким умственным кругозором, она умела привлекать к себе окружающих. Между прочим, она была в большой дружбе с «бабушкой» Е. Брешкс-Брешковской, высланной из Киренска, и некоторое время жила с ней на одной квартире. Большую часть своего пребывания в Якутске она жила вместе со своим ближайшим другом Л. П. Орестовой, на руках которой она и скончалась.

Между тем, здоровье все ухудшалось, а Езерская мало берегла себя. Постоянные заботы о хлебе насущном, о товарищах, усталость от уроков — расшатывали организм все более и более. Ко всему этому прибавились припадки удушья. Стали повторяться все чаще и чаще периоды, когда усталость одолевала ее с огромной силой — хотелось покоя и одиночества. В такое время она удалялась от общества и сосредоточивалась в себе. Она как будто тогда отдыхала, но живая натура не позволяла сидеть долго в одиночестве и тянула к людям.

В моем распоряжении имеется письмо Лидии Павловны к товарищу С. Сикорскому (сопроцесснику Созонова), дающее некоторые сведения об этом периоде жизни Езерской. Привожу его целиком:

«Дорогой Симон, пробовала я здесь хлопотать о вашем переводе поближе к Якутску, но кончилось полной неудачей. Нужно возобновить, но уже не здесь, а в С.-Петербурге. Об этом я писала Марусе Б. [* М. Беневская — член «б.о.» п.с.-р. Отбывала каторгу вместе с Езерской.]. У меня самой нет теперь связей. Завтра ждем нового губернатора, каков-то он окажется. Бабушку из Иркутска отправили, но куда — неизвестно. Применен ли мне манифест — до сих пор не знаю, а поэтому эту зиму рассчитываю пробыть еще в Якутске. Партия придет на днях. Быть может и в Ваши края отправится кто-нибудь. Если будет что интересное, сообщу в следующий раз. Фаня [* Фаня Каплан — анархистка. Приговорена к бессрочной каторге. В тюрьме стала эсеркой. В 1918 г. покушалась на В. И. Ленина. Казнена.] начинает видеть — она в читинской тюремной больнице. Сквирский [* Сквирский Борис судился в Харбине по делу п.с.-р. Из Якутской ссылки бежал в Австралию.] в Австралии, днем занят как чернорабочий, а вечером редактирует русскую газету. Он женился, собирается скоро в Америку. Здоровье мое, Симон, не важное. Особенно плохо себя чувствую во время безработицы. Много читаю, мало хожу. Публика своя меня навещает постоянно. Привет. Н. С. ждет письма. Обнимаю Вас, Лидия».

К этому времени Езерскую постигло новое горе: в Якутск пришло известие о смерти ее любимого сына — Грини, Еще во время пребывания Лидии Павловны в Забайкалье, ее сын, живший в Петрограде, покушаясь на самоубийство, тяжело ранил себя в голову. Его спасли, но последствием раны была психическая ненормальность. Через некоторое время ему сделали операцию, окончившуюся смертью. Это окончательно сразило ее. Она сразу как-то постарела, осунулась и стала чувствовать себя хуже. Нужно было беречь себя, но тяжелые условия ссылки мешали этому. Занятия уроками стали утомлять Лидию Павловну окончательно, и она решила переменить образ жизни, поступив пианисткой в местный кинематограф. Но это не улучшило положения. Домой она возвращалась всегда уставшая, разбитая и припадки удушья усилились.

В конце сентября 1915 года, по возвращении из кинематографа, у нее наступил сильный припадок астмы. Она легла в постель. Несмотря на просьбы Л. П. Орестовой позвать врача, Езерская категорически отказалась, уверяя, что все пройдет и завтра станет лучше. Прошел день, другой, но больная не вставала и вызванный врач не нашел никакой перемены в ее состоянии. На третий день вечером, когда собрались близкие товарищи для дежурства у больной, она просила их не беспокоиться и разойтись по домам. Оставшаяся Орестова, уступая настойчивому желанию больной, также принуждена была лечь, чтобы не нервировать ее своим бодрствованием. Казалось, не предвиделось ничего опасного. Больная дремала и была спокойна.

В полночь припадок астмы повторился. Орестова проснулась от страшного хрипения и бросилась к больной. Лидия Павловна лежала на спине без сознания; сильное клокочущее хрипение вырывалось из ее груди... Лицо покрылось синими пятнами...

Прибывший врач сделал подкожное вспрыскивание камфоры, но... было уже поздно. Припадок удушья усиливался, и зловещее хрипение не прекращалось... Езерская умирала... Второго вспрыскивания врач не успел сделать: Лидия Павловна, не приходя в сознание, скончалась от бронхиальной астмы 1 октября 1916 года.

В Якутской колонии политических ссыльных одним товарищем стало меньше, а на Якутском кладбище прибавилась еще одна новая безвременная могила... ласкают ее ветры буйные, покрывают снега полярные, согревает сияние северное, а суровая многоводная красавица Лена рокотом волн рассказывает ей о днях борьбы, поражений и побед.

И. Жуковский-Жук.

[С. 152-166.]

ОБЗОР ЖУРНАЛОВ

«Красный Архив», т. XVIII; — «Пролетарская Революция», №№ 11 (58) и 12 (59) за 1926 г.; «Летописи Марксизма», т. II; — «Красная Летопись», № 6 (21) за 1926 г.; — «Пути Революции», № 5-6 (8-9); «Вестник Коммунистической Академии», № 18.

[C. 259.]

В № 5-6 «Путей Революции» наибольший интерес представляет статья В. И. Сухомлина о народовольческой рабочей организации на ст. Люботип Харьково-Николаевской ж. д. ...

[C. 261.]

Из остального материала надо выделить статьи И. Жуковского-Жука, посвященную памяти известной с.-р. Л. П. Езерской, и Г. Новополина и М. Ханина об участнике «очаковского» восстания, матросе Борисе Туркевиче...

Читатель.

[C. 262.]

Г. М. Крамаров.

НЕРЧИНСКАЯ КАТОРГА

Доклад, прочитанный на заседании Исторической Секции Дома Печати в Москве

18 октября 1921 года.

(1907—1910 гг.)

Товарищи, я предполагаю поделиться своими воспоминаниями о нерчинской каторге за период с 1907 по 1910 гг.

Этот момент на жизни русской каторги должен привлекать к себе особое внимание. 70 и 80-е годы дали сравнительно небольшое количество своих жертв. Эти жертвы были единичными явлениями в массе населения, жившего под властью царизма Поэтому жизнь революционеров, попадавших в тюрьмы до 1905 г., сравнительно более известна широким кругам общества, чем жизнь каторжан нового периода, после революции 1905 года. Всем более или менее известно, как жили, находившиеся в Шлиссельбургской и Петропавловской крепости, как протекало их заключение там. Наоборот, условия заключения, условия жизни в ссылке, все то, что происходило в тюрьмах и на каторге после 1905 года, не стало еще достоянием широких кругов...

В мою задачу входит указать, как жили на Нерчинской каторге, являющейся местом ссылки, чуть ли не со времен Екатерины II, для того элемента.

Нерчинская каторга находится в Забайкальской области, в 250 верстах от г. Сретенска последнего пункта, где кончается железная дорога. Если сам Срегенск, городишко глухой, оторванный от какого бы то ни было соприкосновения с культурными центрами Сибири, то Нерчинская каторга, в силу своего отдаления, как будто бы самой судьбой избрана для изоляции «преступного» элемента...

[С. 57.]

В 1906 г. из Шлиссельбурга были переведены товарищи: Сазонов, Карпович, Гершуни и другие, затем группа женщин террористок: Биценко, Спиридонова, Школьник, Фиалка, Измайлович, Езерская. Все они были направлены в Акатуй. В конце 1906 года, когда высылка каторжан из России увеличилась, стала сильно заполняться Акатуйская тюрьма. Наступил момент, когда вся тюрьма была заполнена, когда нужно было разрядить Акатуй. Стали думать о соседних тюрьмах.

В конце 1906 года и начале 1907 года, женщины были переведены в Мальцевскую тюрьму, а часть мужчин в Алгачи. В последней тюрьме к прибывшим были применены репрессии, произошла свалка с надзирателями; много было избитых. По этому поводу вопрос и был поднят в Государственной думе. Начальник Алгачинской тюрьмы Бородулин, а затем и начальник Нерчинской каторги — Метус поплатились за это своей жизнью...

[С. 59.]

ИЗ НЕВОЛИ В МОГИЛУ

(Памяти Ф. И. Корешкова и С. Лисиша)

Станислав Лисиш - он же Федор Петрович Лышковский, житель города Варшавы, кажется, сын железнодорожного служащего. Приблизительно в 1903 г. он уехал из гор. Варшавы в г. Тюмень Тобольской губ., где у него были какие-то родственники и где он учился в реальном училище.

В революцию 1903 года, он, уже под фамилией Лышковского, был в рядах П.С.Р., а в 1906 г. в ее боевой организации в г. Красноярске. Осенью того же года, он был арестован вместе с тов. Сергеевым и А. Стасенко, при чем при аресте у них обнаружили динамит и лабораторию взрывчатых веществ. Военно-полевой суд приговорил их всех к 15 годам каторги. Первое время Лышковский сидел в Акатуе, когда там еще находились Г. Гершуни. Е. Сазонов, П. Карпович, М. Спиридонова, А. Измайлович, Л. Езерская и др. Под их влиянием и руководством Лышковский много читал и вынес из Акатуя порядочный багаж знаний.

Уже потом, в беседах со мной, он с любовью вспоминал о них, делясь своими впечатлениями.

Как будто вчера только слышанные, проходят передо мной его рассказы о бородулинском режиме, об угрозе, нависшей над политиками, об увозе женщин-каторжанок из Акатуя в Мальцевскую тюрьму, о трагических переживаниях товарищей, ждущих порок и репрессий и, среди всего этого непроглядного ужаса, как живое, чудится мне лицо Егора Сазонова, всегда готового на самопожертвование. О нем Лышковский рассказывал особенно много и с увлечением. Другим действующим лицом ярких воспоминаний его был «Петрусь» так звали покойного Карповича...

[С. 223.]

И. Жуковский-Жук

[С. 230.]

ГЛАВА XI

В Горном Зерентуе

А. В. Талвинская и ее приют. М. Школьник. Ее отправка в Иркутск.

Посещение Мальцевской тюрьмы.

...«Вас Школьник просила в лазарет к ней зайти», — сказал мне как-то Черевков, окончив свой доклад о состоянии тюрьмы. Я вспомнил, что еще вчера тюремный врач просил о переводе этой больной из женской Мальцевской тюрьмы, в Горно-Зерентуйский тюремный лазарет. Крупная величина, как политическая заключенная, она — по словам врача — заболела обострившимся аппендицитом и нуждалась в хирургической помощи.

Вечером, сознаюсь не без некоторого любопытства, я пошел в лазарет, чтобы посмотреть и познакомиться с одной из «стаи славных» заключенных политических женщин. Имена Спиридоновой, Биценко, Школьник, Фиалка, Езерской, Измайлович 20) были по тем временам популярны не на одной только каторге, но и в российском масштабе.

Войдя в одиночную палату, в которой помещалась Школьник, я увидел ее лежащую на кровати, и стоящую около нее какую-то молодую заключенную из числа уголовных, присланную с ней в качестве сиделки из Мальцевской тюрьмы...

[С. 69.]

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Рогалев, Николай Васильевич врач, светлая фигура на Нерчинской каторге, один из близких друзей политических каторжан. За время службы — до 1909 года — оказал массу ценных услуг заключенным. Через него шла нелегальная переписка с «волей» и между тюрьмами, особенно с Мальцевской женской тюрьмой. От него узнавались все закулисные сведения о намерениях и настроениях администрации. Главная же его заслуга перед революцией — ежегодное массовое освобождение политических каторжан через так называемую «богодульскую» комиссию, которая имела право сокращать до минимума сроки больным каторжанам вплоть до перевода их на поселение.

Рискуя собой и своей многочисленной семьей, Н. В. Рогалев вместе с фельдшером Т. П. Крыловым — по предварительному соглашению с политкаторжанами, приписывали им неимевшиеся болезни: туберкулез, порок сердца и др., дававшие право на сокращение срока и перевод в «богодулы» [* «Богодулы» — больные, неспособные к труду арестанты, выделявшиеся в отдельные камеры, а иногда и тюрьмы.]. Таким путем с Нерчинской каторги было переведено на поселение не менее ста человек — партийных (С.Р., С.Д., П.П.С. и др. фракций), а также и беспартийных рабочих, солдат, крестьян и матросов. Можно указать фамилии некоторых освободившихся: А. К. Кузнецов, Л. П. Езерская, А. Соболь, М. А. Беневская, С. Я. Деркач, фельдшер Кривоносенко, А. А. Филипченко и др. С 1909 г. применение этой льготы тюремного устава к политическим заключенным было прекращено распоряжением из центра.

О Н. В. Рогалеве см. ст. В. Плескова «Друзья Каторги» в №№ 1 и 3 сборников «Каторга и Ссылка».

[С. 157.]

20. Спиридонова, Мария Александровна, уроженка Тамбовской губернии; видная деятельница П.С.Р. и член «летучего боевого отряда».16 января 1906 года по приговору П.С.Р. убила известного усмирителя крестьянских волнений вице-губернатора Луженовского. При аресте подверглась избиению и издевательствам. 11-го марта того же года Спиридонова была приговорена военным судом к повешению, но под влиянием широкой агитации в России и Западной Европе казнь ей была заменена бессрочной каторгой, которую она отбывала в Мальцевской и Акатуевской тюрьмах. Освобождена по амнистии 1917 г. После Октябрьской революции — член Ц.К левых С.Р.

О ней см. книгу Владимирова «М. А. Спиридонова» и ст. А. Измайлович «Из прошлого», помещенные в №№ 7, 8 «Каторги и Ссылки».

Биценко, Анастасия Алексеевна, родилась в 1875 г. в Екатеринославской губ, Бахмутского уезда в крестьянской семье; видный член П.С.Р. и член «летучего боевого отряда». 22-го ноября 1905 г. но приговору партии убила генерал-адъютанта Сахарова в Саратове за усмирение крестьянских беспорядков. 3-го марта 1906 года военным судом приговорена к смертной казни, замененной бессрочной каторгой, которую отбывала в Мальцевской и Акатуевской тюрьмах. Освобождена по амнистии 1917 г. После Октябрьской революции — член ЦК левых эс-эров; участвовала в мирных переговорах в Бресте; в середине 1918 г. вступила в Коммунистическую партию. Член О-ва политкаторжан.

Школьник, Мария Мордуховна, уроженка г. Сморгони, Виленской губернии, первый раз была арестована в 1903 году по делу типографии «Искра», в которой она в действительности не принимала участия; осуждена на поселение в Сибирь, откуда бежала. 1-го января 1906 г. но приговору боевой организации П.С.Р. вместе с Шпайзманом покушалась на Черниговского губернатора Хвостова, ранив его взрывом бомбы. По приговору военного суда оба покушавшиеся приговорены к смертной казни; по конфирмации приговора Шпайзман был казнен, — М. Школьник смертную казнь заменили бессрочной каторгой, которую она отбывала в Мальцевской и Акатуевской тюрьмах. Будучи отправлена из Мальцевской тюрьмы в Иркутск на операцию, она удачно бежала из тюремной больницы летом 1911 г. и скрылась заграницу.

О ней см. ст. Б. Савинкова. «Воспоминания о боевой организации», помещенную в «Былое» за 1917 год, а также и в статье «Побег М. Школьник», помещенной в № 2 «Каторга и Ссылка».

Фиалка, Ревекка Моисеевна, уроженка м. Тимковичи, Минской губ.; чл. «боевой дружины» П.С.Р. Судилась в 1905 г. в Одессе с т. Гальпериным военным судом за лабораторию бомб и хранение взрывчатых веществ. Присуждена к 15-ти годам каторги, сокращенной по несовершеннолетию и по манифесту на 5 лет. Срок заключения отбывала в Акатуе и Мальцевской тюрьме. На поселение вышла в конце 1909 г. в Баргузин, Забайкальской области.

Езерская, Лидия Павловна, видная деятельница П.С.Р. и член «боевой организации». В 1903 г. привлекалась в Москве по делу крестьянского союза П.С.Р. Арестованная 29 октября 1905 г. за убийство Могилевского губ. Клигенберга, она была приговорена Судебной Палатой к 13 годам каторги, которую отбывала в Акатуевской и Мальцевской тюрьмах. По сокращении срока «богодульской» комиссией была отправлена на поселение в Забайкальскую область, откуда была выслана в Якутск. Умерла в октябре 1914 года.

Измайлович, Александра Адольфовна, уроженка Киевской губ. дочь генерала. Видный член П.С.Р. и член «боевой организации». 14 января 1906 г. вместе с эс-эром И. П. Пулиховым участвовала в покушении на Минского губернатора Курлова и полицеймейстера Норова. При аресте подверглась сильному избиению. 16-го февраля 1906 г. приговором военного суда была приговорена к смертной казни через повешение. По конфирмации приговора Пулихов был казнен, а А. Измайлович казнь заменили бессрочной каторгой. Срок заключения отбывала в Мальцевской и Акатуевской тюрьмах. Освобождена в 1917 г. по февральской амнистии; после Октябрьской революции — член ЦК. партии левых С.Р.

О ней см. ее статью «Из прошлого», помещенную в № 1 (8) «Каторги и Ссылки».

[С. 161-162.]

63. Одно время здоровье Марии Спиридоновой весьма ухудшилось, и ее необходимо было перевести из Мальцевской тюрьмы в Зерентуйскую тюремную больницу. Начальник каторги Забелло под давлением требований и хлопот политических заключенных в Зерентуе согласился этот перевод устроить, и Спиридонова была переведена. Когда об этом проведало высшее начальство в Чите, то подобное «дебоширство» политкаторжан показалось ему недопустимым, кроме того, опасаясь ее побега, тюремная инспекция распорядилась вернуть ее в Мальцевскую тюрьму вместе с находившейся в больнице раньше Л. П. Езерской. В ответ на это политические каторжане в Зерентуе в знак протеста объявили голодовку, которая продолжалась несколько дней.

[С. 173.]

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

Езерская, Л. П. — политкаторжанка 69, 157, 162, 173.

[С. 175.]

ГЛАВА XI

В Горном Зерентуе

А. В. Талвинская и ее приют. М. Школьник. Ее отправка в Иркутск.

Посещение Мальцевской тюрьмы.

Вечером, сознаюсь не без некоторого любопытства, я пошел в лазарет, чтобы посмотреть и познакомиться с одной из «стаи славных» заключенных политических женщин. Имена Спиридоновой 20), Биценко 21), Школьник 22), Фиалка 23), Езерской 24), Измайлович 25) были по тем временам популярны не на одной только каторге, но и в российском масштабе.

[С. 69.]

ПРИМЕЧАНИЯ *

[* Cоставили И. Жуковский-Жук и В. Плесков.]

24. Езерская, Лидия Павловна, деятельница П.С.Р. и член «боевой организации». В 1903 г. привлекалась в Москве по делу крестьянского союза П.С.Р. Арестованная 29 октября 1905 г. за убийство могилевского губ. Клингенберга, она была приговорена Судебной Палатой к 13 годам каторги, которую отбывала в Акатуевской и Мальцевской тюрьмах. По сокращении срока «богодульской» комиссией была отправлена на поселение в Забайкальскую область, откуда была выслана в Якутск. Умерла в октябре 1914 года.

[С. 186.]

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

Езерская Л. П. — политкаторжанка 69, 182, 196.

[С. 198.]

И. Жуковский-Жук

МАРТИРОЛОГ НЕРЧИНСКОЙ КАТОРГИ

Нерчинское землячество Всесоюзного Общества политкаторжан и сс.-поселенцев делает в этом сборнике первую попытку восстановить и собрать воедино имена всех политкаторжан, которые погибли на Нерчинской каторге или за ее пределами.

В этот синодик вошли как те, что погибли в самих тюрьмах и на поселении, так и те революционеры, кто пережил неволю и погиб в дальнейшей революционной борьбе или отойдя от нее, на склоне своей жизни.

В интересах исторической правдивости в наш список включены без различия все, судившиеся и отбывавшие каторгу по политическим делам — от подлинных революционеров до тех, кто малодушно изменил красному знамени, отойдя от революции или даже перейдя в лагерь ее врагов.

Составляя этот мартиролог за время от декабристов по 1917 г. на основании всех доступных печатных источников, автор проверял факты и события архивными данными, насколько это было возможно. Многое проверить не удалось. Эту работу составитель рассматривает, как первый опыт, как черновой набросок для истории Нерчинской каторги, подлежащий дальнейшей коллективной проработке. Фамилии из мартиролога, встречающиеся в тексте книжки, отмечены знаком °)...

[С. 227.]

Езерская, Лидия Павловна (урожденная Казанович) — род. в 1868 или 69 г. в Могил. губ., в семье богатого помещ. Окончила Минскую гимн. Член крест. союза п.с.-р. Первый раз арест. 29 янв. 1904 г. в Москве, по делу Серафимы Клитчоглу. Судилась 30 марта 1905 г. Моск. суд. пал. вместе с Ривкиным и Крумбюгелем. Приговорена к 1 году крепости. По освоб. эмигрир. в Швейцарию. Возвратившись в Россию, покушалась 29 октября 1905 года на Могилевского губ. Клингенберга. Судилась 7 марта 1906 г. Киевской суд. пал. Пригов. к 13 г. и 6 месяцам каторги. Заключ. отбывала в Акатуе и Мальц. тюрьме. Освобожд. в 1909 г. по «богодульской комиссии». Выслана в 3абайк. обл., откуда в 1912 г. переведена в Якут. обл. Умерла 1 октября 1915 года от бронхиальной астмы.

[С. 242-243.]

И. Жуковский-Жук

Примечания

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

Большинство настоящих примечаний составлено на основании архивных документов (обвинительных актов, судебных приговоров, статейных списков, анкет) и печатных материалов («Былое», «Минувшие Годы», «Голос Минувшего», «Каторга и Ссылка», Л. Дейч — «Шестнадцать лет в Сибири», Осмоловский — «Карийцы», М. Кротов — «Якутская ссылка», «Большая Энциклопедия» под редакцией Южакова, «Алфавит декабристов» под редакцией Модзалевского и Сиверса и др.).

Часть примечаний написана со слов самих участников или их современников и проверялась автором на основании доступных ему печатных материалов и источников...

В некоторых случаях автор был в затруднительном положении, так как источники указывали разные даты одного и того же события. В таких случаях автор старался придерживаться архивных данных.

Весьма ценные указания при составлении настоящей работы даны были автору товарищами: М. В. Брамсоном, Г. Богомоловым, Е. Н. Ковальской, Б. П. Козьминым, Ф. Я. Коном, В. В. Леоновичем, Н. М. Ростовым, С. Я. Штрайхом и др., которым автор приносит свою искреннюю признательность.

1) Акатуйская тюрьма наход. в 586 верстах от Читы, при Акат. рудн., открытом в 1815 г. при кряже, разделяющем реки Газимур, Унду и Онон-Борзю. При рудн. было построено в 1832 г. 2 камен. флигеля и один дерев. В них помещались ссыльные рабочие, присылавшиеся в Акатуй из Александр. и Газимурского зав. для рудн. работ. Акат. тюрьма считалась одной из самых строгих по режиму тюрем. В ней содержались секретные и цепные, т.е. прикован. цепью к стене, арестанты. Например, в 30-х годах девятнадцатого столетия здесь находился полк. польских войск Петр Высоцкий, участн. польского восст., которого в 1839 г. пытался освободить ссыльный Хлопицкий. Первыми полит. обитателями Акатуя были польские повстанцы и декабристы Лунин и др. С годами тюрьма пришла в негодность, и в 1889 г. правительство построило новую дерев. тюрьму, рассчитан, на 104 чел., хотя в действительности в ней содержалось гораздо больше. Так, по докладу нач. гл. тюр. упр. Хрулева, в 1909 г. в Акатуе было 224 мужчины и 1 женщина. В 1907 г. была построена баня, прачечная, кухня и хлебопекарня, а тюремные бараки обнесены новой каменной оградой. Из деятелей 70 - 80-х годов сюда были переведены из Кары 113 мужчин, в сентябре 1890 г.: Березнюк, М. Диковский, Дулемба, Дзвонкевич, Зунделевич, Пав. Иванов, Левченко. Маньковский, Нагорный Санковский, Спакдони, Чуйко, Якубович. — В 1897 г. в мае переведены с Кары остатки вольной команды: Ананьина, Ивановская, с мужем, Волошенко, Майер и Якимова с мужем Диковским, и несколько позже привезены Кочурихин, Архангельский — за покуш. на казан. губерн., и Лаговский — за покуш. на Победоносцева. Из революционеров эпохи 1905 г. здесь находились матросы, осужденные за восст. на «Пруте» и освобожд. в конце 1905 г. револ. казаками. В 1906 г. сюда прибыли представители русского террора: Созонов, Сикорский. Гершуни, Карпович, Куликовский, Спиридонова, Измаилович, Биценко, Прошьян, Фиалка, Езерская, Сидорчук и др. Отсюда же было совершено и несколько блестящих побегов — Гершуни, Замошникова, Чистохина и др. С историей Акат. тюрьмы связано несколько кровавых эпизодов: покуш. Санковского на нач. тюрьмы Архангельского, покуш. анархиста Алешкера на тюремного надзир., вызвавшее смертный приговор покушавшемуся, замененный бесср. каторгой, и, наконец, знаменитый «бородулинский» режим, державший полит. закл. долгое время под угрозой избиений, издеват. и расстрелов. В 1911 г. Акатуй был превращен, в специальную женскую тюрьму, просуществовавшую до рев. 1917 г. Летом 1917 г. Акат. тюрьма была ликвид. и полуразрушена. В настоящее время все тюремные постройки Нерч. каторги переданы волисполкомам для культ.-просвет. нужд.

[С. 287-288.]