ЎЎЎ 2-2. Ляліта Міцяўская-Жлёб. Ураджэнка Магілёўшчыны Лідзія Язерская ў Якуцку. Сш. 2 № 2. Койданава. "Кальвіна". 2024.

 

    — Проезд М. А. Спиридоновой. Заметкой в воскресном номере «Вост. Края» мы невольно ввези в заблуждение наших читателей о проезде Марии Александровны Спиридоновой. В прошедшем через ст. Иркутск арестантском поезде, как оказалось, г. Спиридоновой не было. Наш сотрудник был введен в заблуждение сведениями, полученными, от пассажиров скорого поезда, обогнавшего поезд с г. М. Спиридоновой. В действительности она провезена через Иркутск лишь в ноч на вторник. Начальство, видимо, было огорчено теми неподдельными чувствами трогательного внимания, которыми население и больших и малых станций наделяло Мар. Ал. и ее товарищей по несчастью и поэтому решило провезти их через Иннокентьевскую и Иркутск тайком, ночью. Вагон с арестованными был отцеплен от поезда № 12-ый, приходящего на ст. Иннокентьевскую утром, на пустынном разъезде Мегет, где и простоял до 12-ти часов ночи. На раз. Мегет вагон с «арестантами» был прицеплен к карательному поезду, поданному со ст. Иркутск и с ним прошел через эту ст. Конечным пунктом своего путешествия они называют Нерчинск. Вместе с Спиридоновой едут М. Школьник (бессрочная каторга за покушение на Черниговского губернатора Хвостова), Биценко (бесср. каторга за убийство в Саратове генерал-адъютанта Сахарова), А. Измайлович (бесср. каторга за покушение на Минского губернатора Курлова), Езерская (покушение на Могилевского губернатора Клингенберга, 13½ лет каторжных работ) и Фиалка (склад бомб в Одессе, 10 л. каторги).

    [С. 3.]

    Лидия Павловна «7 марта 1906 года осуждена Киевской судебной палатой. По какой-то счастливой случайности попала в руки гражданского, а не военного суда, поэтому приговор был относительно мягким: 13 лет и 6 месяцев каторги...

    Вечером 21 июня 1906 года осуждённые были погружены в поезд и отправлены в Акатуй, по дороге эсеровские организации встречали их овациями, устраивали многочисленные демонстрации и митинги, на которых выступала главным образом Спиридонова, которую Лидия Павловна с первой же минуты окружила каким-то романтическим обожанием. В дороге сопровождавший партию конвой несколько раз сменялся, кроме начальника - полковника, бывшего почти всю дорогу навеселе - и фельдфебеля, который в Ачинске первым стал заговаривать с каторжанами. Особенно много он говорил с Лидией Павловной Езерской, причём «высказывал взгляды самые либеральные, на самом же деле был хитрой лисой и черносотенцем». В Сретенске железнодорожный путь заканчивался. Предстоял многодневный путь на лошадях, в тарантасах, под горячими лучами солнца. Спиридонова молча и неподвижно лежала рядом с Езерской, и только по крепко сжатым губам и сдвинутым бровям видно было, как её мучила боль во всем теле, но она не жаловалась. В Акатуе местные политкаторжане устроили приезжим радушную встречу, для которой убрали всю тюрьму зеленью, цветами и плакатами». /Стецкевич-Чебоганов А. В.  Я - сын Ваш: Казановичи герба «Гржимала». Минск. 2012. С. 108-109./

    «В Акатуе, куда прибыла Лидия Павловна и ее спутницы, условия заключения на первых порах были хорошие. Это было еще боевое время революционной весны, когда кипучие волны народной стихии 1905 года еще не вошли в свои берега. В тюрьме в это время находились террористы: Г. А. Гершуни, П. В. Карпович, Е. С. Созонов, П. П. Прошьян, С. Сикорский, М. Мельников, П. К. Сидорчук и др. В этот период Акатуй напоминал собой скорее политический клуб, нежели тюрьму: лекции, доклады, рефераты, чтения, дискуссии и беседы на разные политические и философские темы чередовались одна за другой. Во всей этой кипучей жизни Акатуя Лидия Павловна принимала самое горячее участие. С огромной усидчивостью и внимательностью она занималась по разным предметам и вопросам с образовавшимся вокруг нее кружком из солдат, матросов и рабочих, вкладывая в это дело много энергии и любви. И до сих пор, несмотря на долгие годы, эти ученики хранят самые светлые воспоминания о Езерской.

    Недолго впрочем продолжалось привольное житье Акатуевских каторжан. Зоркое око правительства не дремало. В Акатуй был назначен «знаменитый» Бородулин. С санкции нач. Нерчинской каторги Метуса, он установил с 15 февраля 1907 года обще-уголовный режим для политических каторжан, а женщин: Езерскую, Спиридонову, Измаилович и др. приказал перевести в специальную женскую Мальцевскую тюрьму.

    Переезд для больных туберкулезом Езерской и Спиридоновой грозил роковыми последствиями их здоровью, и мужская тюрьма запротестовала. Мрачная угроза нависла над всеми. Ждали избиения, расстрелов, порки... Борьба была упорная и решительная. Не желая вызывать катастрофу и рисковать жизнью товарищей, женщины дали свое согласие на отправку их в Мальцевскую». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 162-163./

    «В конце января 1907 года нам сообщили о возможной высылке нас — женщин — в Мальцевскую тюрьму. Товарищи постановили не позволять увозить меня и М. Школьник, как больных, рискующих в сильные тамошние морозы не вынести дороги благополучно не только для здоровья, но и для жизни, по утверждению нашего собственного доктора-товарища (у нас был очень хороший врач Шинкман, приговоренный за участие в Верхнеудинской газете к смертной казни, затем каторге). Несмотря на серьезную мою оппозицию, постановление, самое жестокое для жизни и безопасности целых полутораста товарищей, было принято. Решили сопротивляться силой, баррикадироваться и пр. В начале февраля об’явили о переводе нас. Коллектив заявил свое постановление, и местный конвой увез всех женщин, кроме Школьник и меня. Но в ту же ночь в наш одиночный коридор ввалилась целая свора надзирателей и конвойных с Бородулиным во главе, и он постучал в нашу одиночку, где мы с Маней Школьник уже лежали в постелях. Мы потребовали позвать к нам Карповича и Сазонова, что было сделано после небольших пререканий. Грубость нападения врасплох, когда все спали, угроза увозить нас неодетыми, чуть не в одеялах, с немедленным применением к товарищам оружия, сознание полной беззащитности женского корпуса при его отъединенности, — это совершенно придавило Сазонова и Карповича. Они производили впечатление людей, по голове которых страшно ударили тупым орудием. Тяжело им было несказанно... Я говорила безостановочно, уговаривала, убеждала, доказывала всю нелепость протеста в таких условиях и, вообще, нелепость даже и в более выгодных, умоляла снять с нас необходимость выполнять постановление, умоляла их взять на себя ответственность перед тюрьмой за изменение общего решения... В Александровском заводе (18 верст от Акатуя) была первая ночевка остальных наших каторжанок. Нас привезли туда часа в 3-4 утра. Узнав о происшедшем и о самовольном изменении нами общего постановления, никто не опротестовывал этого, но все молчали, тяжело переживая все событие. Позднее мы узнали, что в эту ночь Лидия Павловна Езерская хотела ответить на него самоубийством, и только уговоры Фиалки заставили ее отказаться». /Спиридонова М. А.  Из жизни на Нерчинской каторге. // Каторга и ссылка. Историко-Революционный Вестник. Кн. 15. № 2. 1925. С. 179./

    «Вот что пишет о жизни на каторге сама Лидия Езерская: «Между ужином и поверкой мы обычно гуляли по коридору. Одна из каторжанок, имевшая хороший голос и серьезный репертуар, пела. Огромным событием бывали редчайшие приезды родных. С громадным трудом добывались разрешения в район каторги, и, потратив массу усилий, проехав много тысяч верст, получали всего лишь 2-3 свидания матери, мужья, братья.

    Через год после моего заключения приехала моя мать [Вторая жена отца Езерской Павла Иларьевича Казановича.]. Она поселилась в Александровском заводе и приезжала за 20 верст каждое воскресенье укутанная в несколько шуб, нагруженная передачей. Все приезжие делились общим достоянием. Вся тюрьма волновалась в ожидании гостей, вся тюрьма переживала впечатления свидания, мельчайшие подробности о которых передавались всем товарищам. Свидания происходили в крошечной привратницкой за воротами в присутствии старшего или начальника тюрьмы, а содержание разговора было строго ограничено «домашними делами».

    Некоторые заключённые, в том числе и Езерская, вели кружки, проводили общеобразовательные курсы, читали лекции по ряду вопросов. «На замечательно интересные лекции Гершуни по истории революционного движения в России собиралась вся тюрьма, и из-за ворот приходил надзор и даже начальство, скромно прятавшееся в углы... Когда приходила почта, то газеты читались всей тюрьмой сразу, читал Куликовский или Гершуни... газеты были у нас в руках только первый год. Потом их пришлось увидеть в первый раз уже в 1917 году...». /Стецкевич-Чебоганов А. В.  Я - сын Ваш: Казановичи герба «Гржимала». Минск. 2012. С. 109-110./

    В Мальцевской тюрьме на 1 августа 1907 г. находились: «Анастасия Биценко, Мария Беневская (по мужу Моисеенко), Лидия Езерская, Александра Измайлович, Мария Спиридонова, Аугуста Тиавайс, Ривка Фиалка, Мария Школьник, Ксения Шмидт (она же Зисля Бронштейн), Вера Штольтерфорт, Паулина Метер, Сура Деркач, Фрейда Новик, Сура Роткопф». «Ведомость политических арестантов, содержащихся в тюрьмах Нерчинской каторги к 1 августа 1907 г. // Кара и другие тюрьмы Нерчинской каторги. Сборник воспоминаний документов и материалов. Москва. 1927. С. 209./ Кстати, анархистку Фани Ройблат (Фейгу Хаимавну Каплан), осужденную в 1906 г. на вечную каторгу «за изготовление и хранение взрывчатых веществ». У 1918 г. ее расстрелял «за покушение» на В. И. Ленина комендант Кремля П. Д. Мальков, а труп ее он сжег в железной бочке, с помощью поэта Демьяна Бедного, имя которого носит один из комфортабельных круизных теплоходов на реке Лене.

 

 

    «В декабре 1908 года я и мои сопроцессницы — Лида Чебанова и Ася Щукина — пришли в Мальцевскую тюрьму. Из встреч с мальцевитянками мне особенно памятно знакомство с Лидией Павловной Езерской. На другой день после моего приезда кто-то из товарищей предложил мне пойти познакомиться с ней, — она в это время жила в околотке.

    В чистой, довольно уютной одиночке Лидия Павловна полулежала на кровати с книжкой в руках. Встретила она меня, как близко знакомого человека, хотя я видела ее в первый раз. С первого же момента я почувствовала в ней человека большой душевности, что особенно трогало в тюремной обстановке. Она ласково расспрашивала меня, как мы прошли тяжелый этапный путь в декабрьские морозы, как обращался с нами конвой, какое впечатление произвела Мальцевка. Все вопросы были полны искреннего участия и сердечности.

    Скоро у нас в тюрьме было установлено пользоваться по очереди одиночками для отдыха, и Лидия Павловна перешла из одиночки в общую камеру. Своим присутствием она внесла в камеру много оживления и разнообразия. Она, как никто, умела группировать вокруг себя людей. Около ее кровати всегда кто-нибудь сидел и рассказывал о прочитанной книге, о своих переживаниях, о полученных с воли письмах, и Лидии Павловне всегда все было интересно и близко.

    Здоровье Лидии Павловны в это время было в очень плохом состоянии. У нее была бронхиальная астма; кроме того, она жила уже только небольшими остатками легких, часто испытывая удушье от приступов изнуряющего ее кашля. И, несмотря на это и на то, что она была старше всех нас, она была всегда полна жизни и бодрости, согревая всех нас своей сердечной теплотой.

    Много времени Лидия Павловна отдавала занятиям с другими. Она занималась иностранными языками с целым рядом товарищей, читала серьезные книжки и помогала разбираться в прочитанном тем, кто был мало подготовлен для серьезного чтения. Иногда вечером в камере она читала что-нибудь вслух, увлекаясь сама и увлекая слушателей.

    Много времени Лидия Павловна тратила на лечение зубов, как нам, так и уголовным. Ей, как больному человеку, такая работа была не по силам, но она не считалась с этим». /Орестова Л. П.  Лидия Павловна Езерская. // На женской каторге. Сборник воспоминаний. Под ред. В. Фигнер. Москва. 1930. С. 191-192./ «Наиболее авторитетными учительницами французского языка у нас считались... Лидия Павловна Езерская, причем у последней была особая система занятий. Если ее ученица плохо знала урок, она заставляла ее по словарю зубрить очень большое количество слов, начиная с буквы «а»... Были у нас и занятия практического характера. Сарра Наумовна Данциг вела кружок по массажу. Эти занятия были настолько успешны, что одной из ее учениц, Любе Орловой, удалось позже в Якутске жить на заработок от массажа». /Радзиловская Ф., Орестова Л.  Творчество за решеткой. В мальцевской тюрьме. // Учеба и культура в тюрьме и каторге. Сборник статей и воспоминаний. Москва. 1932. С. 161-162./

    «Около двух с половиной лет пробыла Лидия Павловна в Мальцевской. Несмотря на развивающийся туберкулез, она по-прежнему была бодра, весела, общительна и приветлива. Она группировала вокруг себя людей, привлекая их к себе своей красивой душой.

    «Она была больна чахоткой в серьезной стадии, — вспоминает о ней Спиридонова, — но умела так незаметно ею болеть, что многие и не подозревали опасности недуга. Уже пожилая, полная, очень бодрая, всегда заметная — с кем-нибудь читающая, кому-нибудь преподающая, всегда с шуткой и интересным разговором на устах, попыхивая вечно папироской, она жила «по привычке, по инерции», как говорили мы про ее жизненную энергию, зная от доктора о тех кусочках легких, которыми она уже не дышала, а хрипела»...

    Скоро здоровье ее настолько ухудшилось, что ее пришлось поместить в Зерентуйскую тюремную больницу, где был свой врач и фельдшер. Здесь Лидия Павловна стала чувствовать себя несколько лучше. Через короткое время, по настоянию зерентуйских товарищей, сюда же была переведена и Мария Спиридонова, так же больная туберкулезом. Это крайне не нравилось правительству, и читинское начальство отдало распоряжение — перевести обоих женщин обратно в Мальцевскую.

    Зерентуйцы заволновались. Была объявлена общая массовая голодовка. Вновь, как раньше, в Акатуе завязывалась борьба на жизнь и смерть. Ряд товарищей во главе с Прошьяном решили устроить групповое самоубийство, протестуя против произвола тюремщиков. Драма несомненно разыгралась бы, если бы не уговоры и просьбы Спиридоновой, сумевшей все же повлиять на товарищей и заставить их отказаться от кровавой затеи. Товарищи подчинились, и Езерская со Спиридоновой были увезены в Мальцевскую.

    К этому времени на Нерчинской каторге еще существовала «богодульская комиссия», сокращавшая срок больным каторжанам и заменявшая его поселением. Товарищи Езерской приняли меры, и она в 1909 году была представлена на освидетельствование комиссии, признавшей дальнейшее пребывание в тюрьме опасным для ее жизни. Лидия Павловна была освобождена и выслана на поселение в Забайкальскую область». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 163./

    «С каторги Лидия Павловна ушла в 1910 году на поселение в Верхнеудинск, Забайкальской области. Отсюда вскоре ее выслали в Петровский завод. Здесь она так же, как и в тюрьме, была центрам, вокруг которого группировались не только ссыльные, но и местная интеллигенция. Она начинает изыскивать всякие возможности для материальной поддержки товарищей, принимает участие в устройстве побегов из ссылки. Конечно, власти не могли спокойно к этому относиться, и через некоторое время ее отправляют в Якутск». /Орестова Л. П.  Лидия Павловна Езерская. // На женской каторге. Сборник воспоминаний. Под ред. В. Фигнер. Москва. 1930. С. 194./

    «Сначала ей разрешили поселиться в г. Верхоудинске, а затем перевели в Петровский Завод. На поселении она скоро приобрела уважение местного населения и пользовалась большой популярностью. Ее избрали почетным членом местного клуба, где она выступала на вечерах и концертах с игрой на рояли.

    В Петровском Заводе она открыла зубоврачебный кабинет и стала практиковать. Вместе с тем она ни на минуту не прекращала общественной деятельности. Связь с товарищами, помощь нуждающимся, устройство побегов, укрывательство бежавших,— все это не обходилось без участия и помощи Езерской.

    В Петровском Заводе проживал в то время ярый черносотенец и реакционер, лесничий И. М. Левити, управляющий кабинетскими имениями «его величества» и притеснивший местное трудовое население штрафами и поборами. С согласия товарищей ссыльных, Лидия Павловна послала ему письмо с предупреждением не чинить обид и преследований крестьянам под угрозой смерти. Письмо, по-видимому, достигло цели: Левити сократился. Такая деятельность поднадзорной, в конце концов, привлекла внимание жандармов: за Езерской стали усиленно наблюдать.

    Прибавилось и еще одно обстоятельство, ускорившее репрессии. Когда получилось известие об убийстве Багровым министра Столыпина, — сын Лидии Павловны, Гриня высказал в общественном месте свое одобрение террористическому акту и прибавил, что ожидал этого. Недели через 2, ночью, в квартиру Езерской ворвалась полиция с предписанием Иркутского жандармского управления произвести обыск. И хотя ничего не было найдено, ее обвинили в агитации среди населения, в устройстве побегов политическим ссыльным и постановили выслать в Якутскую область. Опять начались мытарства, но до Иркутска ей удалось добиться ехать не по этапу, а свободно по открытому месту.

    В Иркутске Лидия Павловна была арестована и заключена в пересыльную тюрьму, где просидела довольно продолжительное время. Здесь с ней встретилась идущая на поселение в Якутск бывшая политическая каторжанка и большая ее приятельница, Л. П. Орестова (Бабченко). По ее словам, Езерская внешне изменилась мало. Она по-прежнему была жизнерадостна и, по-видимому, нисколько не тужила и не думала о предстоящих ей новых испытаниях. Она много читала, заботилась о товарищах и только зловещий кашель показывал, что недуг усиливается.

    В Якутск она уехала весной 1912 года не по этапу, а по проходному свидетельству и летом уже была в Якутске. На новом месте она освоилась также быстро и легко и вскоре была в водовороте жизни политических ссыльных. Не говоря уже о товарищах, все якутские обыватели, даже высшее начальство, относились к ней с уважением и всячески старались высказать свое внимание». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 163-164./

 

 

                                                                             РАЗНЫЕ

    Бывшей каторжанке Езерской, отбывшей срок каторги в Забайкалье, разрешен проезд в Якутскую область, куда она переведена на поселение на свой счет. В настоящее время Езерская содержится в иркутской губернской тюрьме.

    [С. 3.]

    *

                 МВД

              Якутское

    Областное Управление

             Отделение I

       производство I

         Июня 5 дня 1912

               № 1048

             г. Якутск

                                                  Якутскому Окружному Исправнику

    Прибывшая 4 сего июня в г. Якутск ссыльно-поселенка Лидия Езерская, перечисленная г. Иркутским Генерал-губернатором из Забайкальской области на поселение в Якутскую и за Губернатора, старшим советником, назначена на водворение в в Кильдемское сельское общество Якутского округа, с разрешением проживать ей в г. Якутске.

    Об этом Первое отделение Областного Управления, с препровождением копии распределительного списка сообщает Вашему Высокоблагородию для сведения и надлежащего распоряжения

    /подпись/ /НАРС(Я). Ф. 15-и. Оп. 21. Д. 497. Л. 1./

    *

                                                         Распределительный список

                                              на ссыльно-поселенку Якутской области

                                                                  Лидию Езерскую

    Лидия Павловна Езерская из дворян Могилевской губернии.

    40 л. в 1906 г. Росту 2 ар. 1/в. Волосы т. русые с проседью. Глаза карие.

    Особые приметы: на передней части шейной гортани рубец в 3 сант. от трахеотомии...

    Состоит замужем первым браком. Никакого мастерства не знает. /НАРС(Я). Ф. 15-и. Оп. 21. Д. 497. Л. 3./

    «В марте 1912 года, идя из Акатуя на поселение в Якутск, я, Ася Щукина и Люба Орлова застали ее и Зину Бронштейн в Иркутской тюрьме, где все мы просидели несколько месяцев до открытия навигации на реке Лене. Лидия Павловна, несмотря на то, что была больным человеком, чувствовала себя очень бодро. Она много рассказывала о своей жизни на поселении, интересовалась всякой мелочью, подробно расспрашивала о каждом из оставшихся в Акатуе. В это время к Зине Бронштейн приезжала на свидание из Читы мать, которая много о всех нас заботилась. Она употребляла все усилия, чтобы устроить поездку в Якутск по проходному свидетельству не только своей дочери, но и Лидии Павловне, и это ей удалось.

    Однако, иркутский губернатор, давая разрешение на проезд Зине и Лидии Павловне по проходному свидетельству, лишил их возможности ехать одновременно. Первой уехала Зина, а через 5-6 дней Лидия Павловна. А вслед за ними скоро отправили и нас этапным путем.

    Медленно двигаясь на паузках по Лене, мы почти через месяц достигли места назначения — Якутска.

    На другой день по прибытии партии Лидия Павловна пришла к нам на свидание в полицейский участок с огромным букетом каких-то ярко-красных цветов.

    Эти цветы, как революционный символ, долго потом не мог забыть ей полицмейстер Якутска.

    По выходе на волю Ася, Люба и я поселились у Лидии Павловны.

    Наша совместная жизнь очень беспокоила якутского полицмейстера. Он часто приходил к нам и угрожал выслать Лидию Павловну за устройство «коммуны» и при этом непременно добавлял, что он помнит ярко-красные цветы, с которыми она нас встречала.

    Ася скоро уехала в деревню, чтобы не дать местным властям хорошо присмотреться к ее внешности (она собиралась бежать).

    Первое лето в Якутске мне особенно памятно по тем настроениям, которые всех нас охватили.

    Жили мы в большой квартире, оставленной одним административно-ссыльным товарищем, уехавшим на все лето в какую-то экспедицию на север.

    У Лидии Павловны к нашему приезду было уже несколько уроков. У меня тоже скоро нашлись уроки. Люба начала заниматься массажем. Кроме того, нам двум приходилось еще заниматься хозяйством. Хозяйничали мы плохо, но Лидия Павловна очень снисходительно относилась ко всем нашим неудачам.

    В нашей квартире бывало много новых товарищей. Благодаря живому уму Лидии Павловны, ее интересу ко всем и ко всему, большой чуткости к людям, — многих тянуло к ней. И, действительно, Лидия Павловна многим сумела скрасить серую жизнь якутской ссылки.

    Летом в Якутске бывают белые ночи, и мы, собираясь большой компанией, уходили за город в лес, где жгли костры и встречали восход солнца. Возвращаясь домой, мы обыкновенно заставали Лидию Павловну сидящей на крылечке и поджидающей нас с прогулки с кем-нибудь из товарищей или с нашей милой старушкой, «Татеновной» (Письменова), которая приехала в Якутск на год раньше нас. Ставился самовар, начинались рассказы, кто как провел время.

    Лето в Якутске очень короткое, и только мы дали волю своим настроениям, как оно уже закончилось. Нужно было начать заботиться о зимней квартире. Люба Орлова перешла в отдельную комнату, я и Лидия Павловна поселились вместе. Из этой квартиры мы проводили Асю, приехавшую к нам из деревни за два-три дня до побега. Этот побег был организован Верой Григорьевной и Павлом Яковлевичем Манн [Павел Яковлевич и его жена Вера Григорьевна Манн оказывали большие услуги политической ссылке в Якутской области. Они содействовали устройству ссыльных на работу, оказывали денежную помощь, передавали нелегальную переписку в Россию. Им удалось устроить несколько побегов из ссылки благодаря тому, что оба они работали в фирме Громова в Москве и по делам этой фирмы ежегодно приезжали в Якутск, откуда на обратном пути увозили на пароходе с собой бежавших. Оба они состояли в Москве в политическом Красном Кресте.].

    Среди всех трудностей, которые им пришлись преодолеть для устройства побега, особенно угрожающей была Асина неконспиративность. Едущая под видом жены богатого золотопромышленника, она часто не хотела об этом помнить и вступала в общение с ссыльными, встречающимися по дороге.

    Побег удался только благодаря чрезвычайной выдержке Веры Григорьевны и Павла Яковлевича Манн.

    Ася уехала из Якутска с последним пароходом, а мы стали устраиваться на зимнюю квартиру.

    Зимой Лидия Павловна, кроме платных уроков с детьми местного населения, много времени уделяла занятиям иностранными языками с товарищами. Освобождалась от уроков она поздно вечером, и тогда у нее собиралось много товарищей. Такого наплыва, как было летом, в это время уже не было, но все же посетителей было довольно много. Особенно часто бывал Николай Егорович Афанасьев, ученик Короленко. У него было плохое зрение, и Лидия Павловна читала ему вслух. Потом приехал П. А. Куликовский, старый товарищ Лидии Павловны по Акатую, Аркадий Сперанский, который возвращался из ссылки из Средне-Колымска.

    Оба они увлекались вопросами искусства, и это увлечение было близко и Лидии Павловне. Пользуясь большим запасом, главным образом, драматических произведений русских и иностранных авторов, которыми располагал П. А. Куликовский, Лидия Павловна ввела в свои музыкальные вечера чтение вслух различных пьес, которые с большим мастерством выполнялись П. А. Куликовским. Спорами о значении и назначении искусства вообще и театра в частности обычно заканчивались эти вечера, продолжавшиеся далеко за полночь. Характерно, что и в этом выявилась основная черта Лидии Павловны — проявлять интерес к самым различным вопросам.

    Получая удовольствие от этих литературно-музыкальных вечеров, она не могла пользоваться ими только для себя, а сейчас же решила сделать это достоянием многих.

    По ее инициативе был образован литературно-музыкальный кружок, который должен был отвлечь товарищей от серой, монотонной жизни ссылки в сторону живого интереса к литературно-художественным вопросам.

    Кружок этот готовил постановку пьесы Жуковской «Дети». Лидия Павловна впервые, кажется, за свою жизнь приняла живое участие в режиссерской работе и иллюстрировании эпизодов пьесы музыкальными произведениями. Опыт этот ей удался, и еще долго после отъезда из ссылки А. Ф. Сперанский вел с Лидией Павловной большую, интересную переписку о театре.

    Лидия Павловна вообще была большой любительницей музыки. Своей игрой на рояли она доставляла всем нам огромное удовольствие. Среди нашей публики были и любители пения, но, к сожалению, все безголосые. Однако и им Лидия Павловна никогда не отказывалась аккомпанировать, так как знала, что это доставляет им большое удовольствие». /Орестова Л. П.  Лидия Павловна Езерская. // На женской каторге. Сборник воспоминаний. Под ред. В. Фигнер. Москва. 1930. С. 194-197./

    В марте 1923 г. П. Куликовский был взят в плен красным в отраде белогвардейского генерала Пепеляева и покончил жизнь самоубийствам (по другой версии на допросе Куликовского убил рукояткой револьвера большевистский следователь).

    «Будучи прекрасной музыкантшей, Лидия Павловна занялась преподаванием музыки и иностранных языков, пользуясь репутацией незаурядного преподавателя. Брать уроки у Езерской было весьма лестно для многих, и вся высшая аристократия города, от губернатора до местных тузов включительно, старались залучить ее к себе.

    В 1913 г. окончился срок ее принудительного поселения и, получив крестьянские права, она могла бы выехать из области, если бы не отказалась хлопотать об этом у начальства. Сделать это было не трудно, так как врачи неоднократно указывали ей на необходимость перемены климата. Лидия Павловна категорически отказалась хлопотать о себе лично, хотя за других хлопотала не раз с большой охотой.

    Есть люди, которые словно созданы самой природой, чтобы рассевать вокруг себя тепло и свет, любовь и ласку. Езерская была именно таким человеком. Ее квартира была центром политической ссылки не только эсеровского направления, но и вообще социалистического лагеря. Здесь бывали все: эсеры, соц.-демократы и анархисты. Чуткая, ласковая, отзывчивая, с широким умственным кругозором, она умела привлекать к себе окружающих. Между прочим, она была в большой дружбе с «бабушкой» Е. Брешко-Брешковской, высланной из Киренска, и некоторое время жила с ней на одной квартире. Большую часть своего пребывания в Якутске она жила вместе со своим ближайшим другом Л. П. Орестовой, на руках которой она и скончалась». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 164-165./

    «У эсеров в Якутске в то время были Зензинов, отбывавший административную высылку в Верхоянске, Л. Езерская, П. Куликовский, Каретников и целый ряд девиц-эсерок из Мальцевской тюрьмы Нерчинской каторги. Эсеровская часть ссылки группировалась вокруг Л. Езерской, очень неглупой женщины, которая, впрочем, дальше создания своеобразного «эссеровского салона» в Якутске не пошла». /Виленский (Сибиряков) В.  Последнее поколение Якутской ссылки. (Листки воспоминаний). // Каторга и Ссылка. Историко-революционный вестник. Кн. 7. № 7. Петроград. (Москва) 1923. С. 133-134./ «Вообще нужно сказать, что эсеровская часть ссылки в Якутской области в эти годы была многочисленной. В материальном отношении она была обеспечена лучше, чем социал-демократическая часть ссылки, вероятно в силу того, что имела большую поддержку от различных мелкобуржуазных прослоек т. н. общественности. Получая большую денежную помощь, в преобладающем своем большинстве эсеровская часть ссылки дробилась на мелкие группы и кружки, которые жили обывательской жизнью, отдавая большую дань личным переживаниям, модным литературным книжкам и т. п. Часть бывших эсерок, каторжанок Нерчинской каторги, группировались вокруг Езерской (террористки, покушавшейся на могилевского губернатора в 1905 г. и получившей 15 лет каторжных работ, но выпущенной на поселение ранее срока по болезни. Она умерла в Якутске). У Езерской был своеобразный эсеровский салон, где эсеровская публика собиралась послушать музыку... Нельзя не отметить связь эсеровской части ссылки с местной эсерствующей интеллигенцией». /Виленский-Сибиряков В.  Якутская ссылка 1906-1917 годов. // 100 лет Якутской ссылки. Сборник якутского землячества. Москва. 1934. С. 260./

 

 

    Вечером 16 июля 1915 г. в Якутск прибыла 2-я Ленская партия ссыльных, среди которых была и ее землячка Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская – “бабушка русской революции”, которая вспоминала:

    «Якутск уже был извещен о моем приезде, и благодаря властям, всегда заботливо меня оберегавшим, и сама я писала Лид. Павл. Езерской еще из Иркутской тюрьмы.

    Якутск расположен страшно неудобно – он отступает на 8 верст от реки и только в большую воду протоки подходят к городу и пароходы останавливаются у его набережной. Мы же приехали в июль месяц, когда вода уже низко упала, и чтобы добраться до пристани, надо было совершить или пешее путешествие, или нанимать извозчиков за страшно дорогую цену.

    Нас подвезли к пристани уже в сумерки. Что это за черная масса на ей? - Это полиция и товарищи. Лид. Павл. в большой компании уже два дня приезжает встречать партию, а полиция забрать в свои владения Брешковскую. Но полиция ошиблась: жандармов в Якутске нет, а потому там много чего можно добиться, что нельзя в других городах.

    Л. П. выходить на середину пристани, берет меня под руку и громко возвещает: «Брешковская едет со мной!». Экипаж нам подан и распорядившийся полицмейстер уступает дорогу, просит ехать в город, но Езерская говорит: «Нет, она поедет с мной на дачу». И, сказав прочим товарищам: «до свидания у меня на даче», - сажает меня в коляску и велит извозчику трогаться.

    Надо сказать, что Л. Павловна - высокообразованная, умная и решительная, - отбыла свой срок на каторге за убийство злодея губернатора Клингеля... Она ни в тюрьме, ни в ссылке не теряла ни своего апломба, ни своей привычки распоряжаться окружающей ее средой, умея всегда поставить себя на должную высоту. Ее уважали, ее любили, ее слушались. Жила она исключительно своим трудом, давая уроки языков и музыки.

    Якутские дамы считали для себя большой честью знакомство с Лид. Павл… Высшая власть не позволяла себе нарушать ее спокойствия. Она никогда не просила за себя, но выручала очень многих своим влияниям на администрацию. Много побегов совершилось под прикрытием ее неуязвимого положения в городе. Кроме разнородной помощи, какую она могла оказать и товарищеской среды, она личным примерам своим много способствовала поддержке во многих душах… бодрости и… ответственности. При ней люди подтягивались, не давали воли своим страстишкам. Много наслаждения вносила она своей прекрасной музыкой, единственной в городе…

    При всем этом Л. П. чувствовала себя глубоко неудовлетворенной: слишком узкое поле деятельности представлял г. Якутск и она, страдающая неизлечимой астмой, просиживала холодные, темные вечера в бесконечные зимы, сидя одиноко у себя за роялем…

    В Якутске было тогда человек 300 ссыльных. Много было и интеллигентных, и ремесленников. Они одни исключительно и обслуживали нужды города: репетировали и готовили детей в учебные заведения, имели мастерские всевозможных ремесел. Были среди них фотографы, содержавшие кинематографов, музыканты и служащие во всех торговых фирмах. Некоторые жили семьями, но большая часть были холостые и все мечтали о том, как бы вырваться из Якутска, несмотря на сносный заработок и постоянны взаимные отношения. У них были вечеринки; ходили друг к другу в гости, иногда ссорились, иногда мирились. И они, и обыватели Якутска знали, что с отсутствием их город лишиться всех культурных сил. Так как в Якутске было все-таки множество чиновников, которые нуждались в наличности способностей и умений, какими обладали ссыльные, то эти последние отвоевали весьма сносное положение сравнительно с другими местами ссылки.

    Полиция на многое смотрела сквозь пальцы еще и тому, что за отсутствием жандармов на нее некому было писать доносов, исключая местных кляузников вроде тамошнего вице-губернатора, служившего пугалом для всех.

    Почему же люди тяготились так жизнью в Якутске? - Потому что печальнее окрестностей этого города, страшнее его зимы и отвратительнее его климата вообще трудно себе представить! Кругом голая, поросшая мхом или низкой травой низина, кое-где мелькнет малороссийский лесок… Уже в конце августа выпадает снег, морозы крепнут, зима жестокая, холод до 50 [градусов] наполняет воздух туманом застывшей влаги. Наступают короткие дни, солнце поднимается едва-едва на сажень от горизонта и тотчас же спускается тусклым пятном вниз.

    Шесть месяцев тьмы, восемь месяцев нестерпимого холода, один месяц страшной грязи вместо весны, два месяца часто жаркого сухого лета и еще месяц глубокой липкой грязи.

     Я приехала туда в середине июля. Уже ночи были холодные. Весь август стояли утренники; мокрый снег месил холодную грязь. Когда 11-го сентября я уезжала обратно в Иркутск, Лена уже начала замерзать, шла сильная шуга и пароход насилу пробивался через нее.

    Чувства мои двоились, когда я оставляла Якутск. Темная зима пугала меня, холода грозили полным затворничеством, и я рада была не переживать предстоящего зла; но оставлять товарищей в этой темноте, в этом холоде, покидать милую, благородную душу Л. П., так тесно ко мне привязавшуюся и так волновавшуюся - все это огорчало и заставляло страдать меня. С Лид. Павловной мы уже вели общее хозяйство и дни были полны нежной взаимной заботы. Она, измученная, стала как будто отдыхать, и вдруг опять одиночество! Астма и верная смерть на чужбине…». /Иванов А. А.  Политическая ссылка Восточной Сибири в воспоминаниях Е. К. Брешковской (по материалам ГАРФ). Часть 2. // Известия Иркутского государственного университета. Серия: Политология. Религиоведение. № 2 (7). Иркутск. 2011. С. 258-260./ 18 сентября 1915 г. Брешко-Брешковская покинула Якутск. 

 

 

    Якутск. В день десятой годовщины смерти Николая Константиновича Михайловского группа ссыльных Якутска шлет редакции «Русского Богатства» привет и пожелания дальнейшего служения правде-справедливости по завету покойного учителя. Смольницкий, Валентин Малиновский, Шиляев, Мерживская, Кокорев, Куликовский, Яковлев, Маурат, Флегонтов, Богославов, Езерская, Дланков, Афанасьев, Калашников, Гантимуров, Агув, Хмелев, Фирсов, Яковлев, Лаврусевич, Балашев, Патрушев, Михайлов, Табаринская, Катышевцев, Афанасьева, Курковский, Петрушева, Алешина, Иван Балашев, контора Кушнарева.

   [С. 391.]

    «Между тем, здоровье все ухудшалось, а Езерская мало берегла себя. Постоянные заботы о хлебе насущном, о товарищах, усталость от уроков — расшатывали организм все более и более. Ко всему этому прибавились припадки удушья. Стали повторяться все чаще и чаще периоды, когда усталость одолевала ее с огромной силой — хотелось покоя и одиночества. В такое время она удалялась от общества и сосредоточивалась в себе. Она как будто тогда отдыхала, но живая натура не позволяла сидеть долго в одиночестве и тянула к людям.

    В моем распоряжении имеется письмо Лидии Павловны к товарищу С. Сикорскому (сопроцесснику Созонова), дающее некоторые сведения об этом периоде жизни Езерской. Привожу его целиком:

    «Дорогой Симон, пробовала я здесь хлопотать о вашем переводе поближе к Якутску, но кончилось полной неудачей. Нужно возобновить, но уже не здесь, а в С.-Петербурге. Об этом я писала Марусе Б. [М. Беневская - член «б. о» п. с.-р. Отбывала каторгу вместе с Езерской.]. У меня самой нет теперь связей. Завтра ждем нового губернатора, каков-то он окажется. Бабушку из Иркутска отправили, но куда — неизвестно. Применен ли мне манифест — до сих пор не знаю, а поэтому эту зиму рассчитываю пробыть еще в Якутске. Партия придет на днях. Быть может и в Ваши края отправится кто-нибудь. Если будет что интересное, сообщу в следующий раз. Фаня [Фаня Каплан-анархистка. Приговорена к бессрочной каторге. В тюрьме стала эсеркой. В 1918 г. покушалась на В. И. Ленина. Казнена.] начинает видеть — она в читинской тюремной больнице. Сквирский [Сквирский Борис судился в Харбине по делу п. с.-р. Из Якутской ссылки бежал в Австралию.] в Австралии, днем занят как чернорабочий, а вечером редактирует русскую газету. Он женился, собирается скоро в Америку. Здоровье мое, Симон, не важное. Особенно плохо себя чувствую во время безработицы. Много читаю, мало хожу. Публика своя меня навещает постоянно. Привет. Н. С. ждет письма. Обнимаю Вас. Лидия».

    К этому времени Езерскую постигло новое горе: в Якутск пришло известие о смерти ее любимого сына — Грини. Еще во время  пребывания Лидии Павловны в Забайкалье, ее сын, живший в Петрограде, покушаясь на самоубийство, тяжело ранил себя в голову. Его спасли, но последствием раны была психическая ненормальность. Через некоторое время ему сделали операцию, окончившуюся смертью. Это окончательно сразило ее. Она сразу как то постарела, осунулась и стала чувствовать себя хуже. Нужно было беречь себя, но тяжелые условия ссылки мешали этому. Занятия уроками стали утомлять Лидию Павловну окончательно, и она решила переменить образ жизни, поступив пианисткой в местный кинематограф. Но это не улучшило положения. Домой она возвращалась всегда уставшая, разбитая и припадки удушья усилились.

    В конце сентября 1915 года, по возвращении из кинематографа, у нее наступил сильный припадок астмы. Она легла в постель. Несмотря на просьбы Л. П. Орестовой позвать врача, Езерская категорически отказалась, уверяя, что все пройдет и завтра станет лучше. Прошел день, другой, но больная не вставала и вызванный врач не нашел никакой перемены в ее состоянии. На третий день вечером, когда собрались близкие товарищи для дежурства у больной, она просила их не беспокоиться и разойтись по домам. Оставшаяся Орестова, уступая настойчивому желанию больной, также принуждена была лечь, чтобы не нервировать ее своим бодрствованием. Казалось, не предвиделось ничего опасного. Больная дремала и была спокойна.

    В полночь припадок астмы повторился. Орестова проснулась от страшного хрипения и бросилась к больной. Лидия Павловна лежала на спине без сознания; сильное клокочущее хрипение вырывалось из ее груди... Лицо покрылось синими пятнами...

    Прибывший врач сделал подкожное вспрыскивание камфары, но... было уже поздно. Припадок удушья усиливался, и зловещее хрипение не прекращалось... Езерская умирала... Второго вспрыскивания врач не успел сделать: Лидия Павловна, не приходя в сознание, скончалась от бронхиальной астмы 1 октября 1916 года.

    В Якутской колонии политических ссыльных одним товарищем стало меньше, а на Якутском кладбище прибавилась еще одна новая безвременная могила... ласкают ее ветры буйные, покрывают снега полярные, согревает сияние северное, а суровая многоводная красавица Лена рокотом волн рассказывает ей о днях борьбы, поражений и побед. /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 165-166./

    «В 1913 году Лидию Павловну постигло большое горе. Умер ее единственный сын Гриня, свидания с которым она ждала с большим нетерпением в наступающее лето.

    Грине в то время было уже около двадцати лет. Еще когда Лидия Павловна была на каторге, Гриня стрелялся. Пуля пробила череп, что сильно отразилось на его психике. Письма от него к Лидии Павловне отличались большими странностями. В одном он описывал свои увлечения музыкой, мечтая сделаться знаменитым композитором, в другом присылал какие-то бессвязные стихи или пьесы, к третьем сообщал, что он изобрел четвертое измерение, и так далее. Лидия Павловна ко всему этому относилась по-матерински, не сознавая той пропасти, перед которой стоит ее сын.

    Врачи нашли, что ему необходима операция, иначе он потеряет рассудок. Но операции он не вынес и умер.

    Лидия Павловна очень тяжело переживала это горе, но это видели только самые близкие ей люди.

    С этого времени здоровье Лидии Павловны быстро пошло на ухудшение. Она стала редко выходить на улицу, чувствуя большую слабость.

    Занятия уроками, которыми она добывала средства к жизни, ее стали утомлять, и она решила вместо них взяться играть на пианино в кино. Я всячески старалась отговорить ее, но Лидия Павловна хотела попробовать. И эта работа оказалась гибельной для нее. У нее участились припадки удушья, из кино она возвращалась совершенно обессиленной. Однажды она настолько утомилась, что едва добралась домой и сразу же легла в постель. На мое предложение послать за врачом, она категорически отказалась. На следующий день приходили навестить ее товарищи. Она спокойно беседовала с ними, но скоро устала и согласилась пригласить врача. Врач, хорошо знавший ее болезнь, отнесся очень спокойно, объясняя все переутомлением. Вечером опять пришли товарищи, чтобы остаться на ночь, но Лидия Павловна запротестовала и только согласилась оставить Раю Таборисскую. Я пыталась не ложиться спать, но Лидия Павловна настойчиво упрашивала лечь. Чтобы не волновать ее, пришлось уступить.

    Ночью, прислушиваясь к ее хриплому дыханию, я не решалась подойти близко, так как спала она всегда очень чутко.

    На рассвете я тихо подошла к кровати и увидела совершенно неузнаваемое лицо, все в синих пятнах. Быстро разбудив Раю, я поспешила за врачом. Но медицинская помощь оказалась уже ненужной. Впрыскивание камфары не помогло. Лидии  Павловны не стало.

    Умерла она от бронхиальной астмы 1 октября 1915 года.

    Правда, ее болезнь давно уже внушала всем нам опасения, но ее смерть явилась все же для нас внезапной. Нам странно было поверить этому, мириться с мыслью, что ушел из жизни человек с таким горячим сердцем, который накануне еще был полон жизни». /Орестова Л. П.  Лидия Павловна Езерская. // На женской каторге. Сборник воспоминаний. Под ред. В. Фигнер. Москва. 1930. С. 197-198./

    «В свой последний день она пришла к товарищам и поинтересовалась газетными новостями. Это было 1 октября 1915 года... Возможно, ряд фактов, указанных мною в данном очерке, отличается от опубликованных другими авторами. Хочу пояснить, что мною использованы материалы, опубликованные 90 лет тому назад, очевидно, составленные со слов современников, знавших и видевших Л. Езерскую и Н. Клингенберга». /Рыськов М. А.  Террористка баронесса Меердорф-Езерская и губернатор барон Клингенберг. // Рыськов М. А.  Неизвестные страницы истории Могилевщины. Могилев. 2012. С. 21./ «Ее похоронили в Якутске, на побережье шумнотечной Лены». /Карніловіч Э. А.  Яе вабіў світанак. Трагедыя аднаго змагання. // Маладосць. № 12. Мінск. 1998. С. 195./ Нужно отметить, что старое (Никольское) якутское городское кладбище находилось довольно далеко от берега реки Лены... А в годы Советской власти было пущено под городскую застройку...

 

 

    Из-за того, что Дело ссыльно-поселенки Лидии Езерской было «окончено 30 марта 1916 г.», многие якутские исследователи, не заглядывая в само дело, подают 1916 год, как год смерти Езерской: «Езерская Лидия Павловна, Якутск, 1916, умерла». /Казарян П. Л.  Якутия в системе политической ссылки России 1826-1917 гг. Якутск. 1998. С. 405./ «Езерская (урожденная Казанович) Лидия Павловна (1868 г., г. Могилев – 01.10.1916 г.)». /Езерская (урожденная Казанович) Лидия Павловна. // Корнилович Э. А.  Беларусь: созвездие политических имен. Историко-биографический справочник. Минск. 2009. С. 191./ Также на обороте фотографии, хранящейся в фондах Национального архива РС(Я), период поселения Л. П. Езерскай указан как 1913-1916 гг.

 

 

                                                                            Дело

                                       О ссыльно-поселенке за госуд. преступление

                                                                 Лидии Езерской

    Начато 5 июня 1912.

    Окончено 30 марта 1916.

    *

                                                                                                                       «Секретно.

                                               Якутскому Окружному Исправнику

    что ссыльно-поселенка за государственное преступление Лидия Езерская, проживающая в городе Якутске, умерла 30-го сентября 1915 года.

    Марта 30 дня 1916 г.

    И. д. Полицмейстер /подпись/.

    НАРС(Я). Ф. 15-и. Оп. 21. Д. 497. Л. 5./

 

 

    Сегодня, в 2 часа дня, состоится вынос тела Л. П. Езерской из квартиры покойной, (угол Полицейской и Никольской ул., дом Горчакова) на Никольское кладбище. № 85.

    [С. 1.]

 

 

                                                            МЕСТНАЯ  ЖИЗНЬ

    Л. П. Езерская. 30-го сентября, в 9 час. утра, скончалась от эмфиземы политическая ссыльная Л. П. Езерская. Покойная была осуждена в каторжные работы за покушение на могилевского губернатора Клингенберга, срок отбывала на нерчинской каторге. В Якутск покойная прибыла в 1912 году. Некролог будет помещен в одном из ближайших номеров.

    [С. 2.]

 

 

                                                                МЕСТНАЯ ЖИЗНЬ

    Похороны. 1 октября состоялись похороны Л. П. Езерской. Отдать последний долг покойной явились товарищи по ссылке и знакомые из якутян. На гроб было возложенное несколько венков.

    Некролог умершей Л. П. будет помещен в следующем номере газеты.

    [С. 2.]

 

 

                                                            Памяти Л. П. Езерской.

    Не стало Лидии Павловны Езерской... Кто из якутян не знал или, по крайней мере, не слышал про эту еще не старую, живую, энергичную и такую очаровательную в личных отношениях женщину? Три года Л. П. прожила в Якутске, и за это время успела приобрести широкую популярность в городе: ее тонкий, проницательный ум, широта взглядов, чуткость и отзывчивость невольно влекли к ней всякого, кто ни соприкасался с ней. Но, конечно, она поближе всего была к ссылке, к которой она принадлежала не только по положению, но и по своим симпатиям, настроениям и по своей прошлой судьбе. Тяжелую жизнь прожила покойная, жизнь, полную физических и моральных страданий, но вместе из тем и жизнь высокого порыва, и твердого, неуклонно последовательного убеждения. Всю свою сознательную жизнь она отдала на служение общественному делу, перенеся ради этого служения все невзгоды и страдания.

    Происходила покойная из дворян Могилевской губернии. Получила дома солидную образовательную подготовку, она кончает гимназию и выходить замуж за видного общественного деятеля г. Могилева. Но уже в зрелом возрасте она порывает с той средой, в какой она жила до того времени, поступает на петроградские зубоврачебные курсы, кончает их и остается некоторое время в Петрограде в качестве зубного врача. Общественная деятельность ее началась еще во время проживания в Могилеве, а то движение, которое началось в России в 900-х годах, захватывает ее всецело.

    В 1905 г. в г. Могилеве Л. П. совершает террористическое посягательство на жизнь тогдашнего могилевского губернатора Клингенберга, за что и приговаривается судебной палатой к 13 годам каторги. Срок она отбывала в тюрьмах Нерчинской каторги - Акатуевской и Мальцевской. В 1909 году по болезни она освобождается врачебной комиссией из тюрьмы и водворяется для поселения в селение Кударинское, Забайкальской обл.; затем она проживает некоторое время в г. Верхнеудинске, откуда высылается в Петровский завод Забайк. обл., а оттуда уже в Якутскую обл., куда она и прибыла летом 1912 года.

    В 1913 году окончился срок ее принудительного поселения, она могла бы получить крестьянские права и выехать из области, если бы она не отказалась хлопотать об этом у подлежащего начальства. Врачи неоднократно указывали ей на необходимость, ввиду ее болезни (она страдала астмой), перемены климата, но покойная решительно отказывалась хлопотать о себе, хотя всякий раз, когда дело шло о ком либо другом, она охотно шла и хлопотала. Покойной не было еще полных 48 лет. Несмотря на ее страшную болезнь, она до последнего момента сохранила свои общественные навыки и настроения. Ушла она, и многие знавшие ее почувствуют, как много они потеряли с ее смертью: нельзя уже будет пойти на ее скромную квартиру, где, слушая ее игру на рояли или принимая участие в разговоре, умело направляемом ею, каждый чувствовал, как в душе его просыпались настроения далекого прошлого, лучшей поры его жизни. К ней приходили отдохнуть, забыться, хоть на время уйти от людей, будничной ее жизни.

    Она больная и усталая, после трудового дня, отдавала немногие часы своего досуга всем нуждающимся в ней. Собирались у нее подчас люди разнообразные по общественному положения, но всех она умела объединить, создавая вокруг себя атмосферу интеллигентности и широких культурных интересов.

    Ушла она, и в какое время! Жизнь начинает перестраиваться на новых началах, недалеко уже то время когда то общественное движение, которому покойная Л. П. посвятила все свои думы, получит возможность развиваться свободно, а его деятелям не придется переносить тех страданий, которые выпали на долю покойной.

    Х.

    [С. 2.]

 

 

                                                              Местная жизнь

    На могилу Л. П. Езерской. В редакцию, вместо венка на могилу Л. П. Езерской поступило от Толи для приюта арестантских детей 5 рублей.

    [С. 3.]

 

 

                                                         На могилах павших борцов.

          (Речи открыл член Якутского Комитета п. С.-Революционеров П. А. Куликовский.)

    Граждане!

    Великая печаль охватывает мое сердце в этот священный момент на этих священных могилах: нет среди нас безвременно погибших борцов! Но вместе с печалью живет и великое счастье: то, за что страдали и погибали бойцы, теперь завоевано нами, теперь стало фактом. Мечта осуществилась. И страстно, мучительно страстно хотелось, чтоб наши покойники слышали, знали, что на их могилах развиваются священные знамена социализма, что весь Якутский народ почтил их торжественным гимном.

    Чувство печали и радости охватывает меня здесь, у могилы близкого мне человека Л. П. Езерской, социалистки-революционерки, которую мы недавно похоронили. Последний раз у могилы солнце осветило ее лицо: и хотелось крикнуть: «Вот солнце свободы!» Граждане! Мы радостно вышла на борьбу, вышли все, а на миру и смерть красна...» 

    /Соціалистъ. Якутскъ. № 1. 22 марта 1917. С. 2./

 

 

                                                             Памяти Л. П. Езерской.

    В годовщину смерти Лидии Павловны, вызывая в памяти светлый образ ее, мы невольно должны вспомнить мрачные дни прошлого, когда жестокий деспотизм держал в крепких цепях свободную человеческую душу, когда за слово, за вольное слово протеста томили человека годы в тюрьме, а за смелое дело революционной мести вешали, ссылали на каторгу...

    Сознание народа было одурманено многовековою ложью, а его творческая воля была скована рабским страхом и нагайкою. Все это было, было так недавно, как будто вчера, но все это ушло безвозвратно в вечность, ушло и не вернется. Как же случилось, что разрушены золотые троны, повержены во прах царственные фигуры народных притеснителей?

    Прошлое пало, не выдержав той страстной напряженной борьбы, которая велась против него защитниками печальниками народными... Их безграничная горячая любовь к народу, любовь до самозабвения, до жертвы, огонь их смелой деятельности, вдохновенные призывные слова разбудили и заставили подняться могучего богатыря земли русской...

    Чем же жили они, эти светлые чистые люди ушедших мрачных лет? Где черпали они свою силу, в чем — разгадка обаяния таких личностей, как покойный товарищ Езерская? В богатстве их духа, в безграничности их порыва, в цельности, красоте их личности... Они по евангельскому выражению не искали себе сокровищ на земле, они не разменивались на жалкие страсти и повседневные переживания... Они отдавались безраздельно и безусловно одному великому чувству, одному святому делу, одной божественной идее... В тюрьме и ссылке, на боевом посту, пропагандистов у рабочих и крестьян — ясный дух, крепкое убеждение, беззаветная преданность идеалам трудящихся всюду отличали этих людей...

    «Чем ночь темней, - тем ярче звезды» и действительно в самые мрачные годы, в самую глухую пору всеобщей приниженности и придавленности души смелых бойцов сияли изумительным светом Вечной Красоты. На их долю выпадал или, вернее сказать, они сами брали мученический венец и в своих страданиях выявляли высокие и чистые стороны человеческого духа... Смотря на них научились мы ценить человека, верить в него, в его развитие и совершенствование... Такие люди не умирают, но всегда живут в сердцах наших, выполняя пророческие слова революционного гимна «...их имена с нашей песнью победной станут священны миллионам людей...».

    [С. 4.]

 

 

    «Впервые годы Советской власти по просьбе многих общественных организаций и ветеранов революции одна из улиц Могилева названа именем Езерской». /Мельнікаў М.  Вуліца яе імя. // Работніца і сялянка. № 4. Мінск. 1964. С. 11./ «Сложным и долгим был путь к Октябрьской революции. Преодолевая неудачи, борясь с царизмом, шла Россия к ней. И в рядах ее борцов, которые не пожалели своей жизни для счастья народа была и дочь Могилевщины – Лидия Езерская, именем которой названа одна из улиц в центре Могилева». /Крылоў А.  Лідзія Язерская. // Магілёўская праўда. Магілёў. 14 жніўня 1985. С. 4./ «Немногие из могилевчан смогут назвать, где в областном центре находится улица имени Езерской. Хотя большинство из них не единожды бывали на ней, проходя от театра кукол к стоматологической поликлинике. А когда-то улица была Жандармской». /Скульбедов В.  Из истории улиц. //  Зямля і людзі. Магілёў. 16 красавіка 2003. С. 5./ «После Октябрьской социалистической революции улицу Жандармскую в Могилеве переименовали в улицу Езерской. Однако в энциклопедических справочниках «Их именами названы...» (Мн., 1987) и «Могилев» (Могилев, 1990) упоминаний о ней нет». /Рыськов М. А.  Террористка баронесса Меердорф-Езерская и губернатор барон Клингенберг. // Рыськов М. А.  Неизвестные страницы истории Могилевщины. Могилев. 2012. С. 21./ «Названа в честь Лидии Павловны Езерской (1866-1915), члена Боевой организации партии эсеров. Была убежденной террористкой и, следовательно, преступницей. А то, что она свои злодеяния совершала по идейным соображениям, ничего не меняет. Современные террористы тоже очень идейны... А именем этой барышни до сих пор называется одна из центральных улиц Могилева...» / Самойлов М.  Удобное беспамятство или насмешка над историей? // Вечерний Могилев. Могилев. № 102. 23 декабря 2015. С. 10./ Надо заметить, что имени на уличной табличке Лидии Павловны нет...

 

 

    Гомельский Истпарт, который существовал с декабря 1920 г. по 1927 г. включительно, как историко-революционный отдел при Гомельском губернском комитете РКП(б), издал в 1922 г. брошюру советского литературного критика и поэта Лабори Гилелевича Калмансона, писавшего под псевдонимом Г. Лелевич (17 (30) сентября 1901 г. Могилев — 10 декабря 1937 г. Челябинск), являвшегося сыном поэта Гилеля Моисеевича Калмансона, Перекати-Поле, (1868-1937): “Лидия Езерская и покушение на могилевского губернатора Клингенберга 29-го октября 1905-го года. По неизданным материалам”, которая отсутствует как в Национальной библиотеке Беларуси (бывшая имени В. И. Ленина) в Минске, так и в Могилевской областной библиотеке имени В. И. Ленина, и даже в Гомельской областной универсальной библиотеке имени В. И. Ленина.

 

 

    Кстати, в этой брошюре Г. Лелевич на стр. 26 писал следующее: «Андрей Соболь в статье «Амурская колесная дорога», помеченной 25 апреля 1909 года, сообщает о Мальцевской тюрьме: «В этой тюрьме в данное время 38 политических каторжанок, между ними М. Спиридонова, Измайлович, Езерская, Биценко и т. д.» [* См. № 3 «Былого» за 1917 год. В этом номере статья Соболя ошибочно приписана А. Виноградову-Беселю.]. Хотя сам Андрей Соболь утверждал что: «Счастливо бежал лишь покойный Алексей Бессель-Виноградов; дней 12 бродил по тайге, но в конце концов волю нашел [Его перу принадлежит книжка: «Через „Колесуху” на волю», вышедшая отдельным изданием в Париже в 1912 г. Статью о нем В. Бурцева смотри в журнале «Былое» № 3 за 1917 год.] /Андрей Соболь. «Колесуха» (Амурская колесная дорога). Москва. 1925. С. 23./

    Израиль Нисанович Брильон, который судился 7 марта 1906 г. Киевской судебной палатой вместе с Л. Езерской и Л. Гителевым, и получил 8 лет каторги, которую отбывал в Бутырках, Александровским централе, на Амурской колесной дороге, на Нерчинской каторге: в Зерентуе, Кадае и Кутомаре. В 1912 г. он был наказанный розгами за неподчинение тюремному режиму. Затем был поселен в Забайкальской области, откуда бежал в Америку. Там при посредничестве Льва Дейча опубликовал в Нью-Йоркским русскоязычном журнале «Свободное слово» воспоминание о посягательстве на Клингенберга под названием «Избавительница», а после этого начал сотрудничать с другими периодическими изданиями, которые выходили в Нью-Йорке на русском и еврейском языках. После февральской революции 1917 г. Брильон возвращается из эмиграции и присоединяется к левым эсерам. Летом 1917 г. работал в рядах ПС-Р, а после октябрьского переворота занимал должность губернского комиссара в Могилеве, где был замечен в денежной афере. При подходе немцев, вместе со своими подельниками, большевиками еврейской национальности, «беспорядочно» убежал в Москву, поселившись в отеле «Флоренция», где его требовали также арестовать /Литин А.  Незаконченные «разборки» - приговор вынесен историей... // Мишпоха. № 20. Витебск. 2007. С. 49./ 1 июля 1918 г. Брильон был расстрелян в Приморской области на станции Пограничная Китайско-Восточной Железной дороги (теперь город Суйфэньхэ, Китай) по приговору атамана Калмыкова, вместе со своим подельником по покушению на Клингенберга Лазарем Гителевым.

    Была ли Лидия Езерская террористкой? Да нет, не была. Просто захотела поставить на место «москаля», которого прислали глумиться над ее родной Могилевщиной, но сделала это не очень удачно и умело...