ЎЎЎ 2-1. Ляліта Міцяўская-Жлёб. Ураджэнка Магілёўшчыны Лідзія Язерская ў Якуцку. Сш. 2 № 1. Койданава. "Кальвіна". 2024.

 

    «Лидия Павловна Казанович (по мужу Езерская) родилась в 1868 или 1869 году в семье помещика Могилевской губернии Павла Илларионовича Казановича и баронессы Мейендорф. Мать ее скоро умерла, оставив сыну и дочери именье, Л. П. воспитывалась у тетки». /Лелевич Г.  Лидия Езерская и покушение на могилевского губернатора Клингенберга 29-го октября 1905-го года. По неизданным материалам. Гомель. 1922. С. 11./ «Лидия Павловна Езерская, урожденная Казанович, родилась в 1868 или 69 году в Могилевской губернии, в дворянской семье. Ее отец богатый помещик Павел Илларионович Казанович, и мать, баронесса Мейендорф, принадлежали к богатой провинциальной аристократии». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 152./ «Лидия Павловна Казанович (после бракосочетания она стала Езерской) родилась в 1868 году в Могилеве, в дворянской семье. Отец — богатый помещик, мать — баронесса Мейендорф, принадлежала к провинциальной аристократии». /Карніловіч Э. А.  Яе вабіў світанак. Трагедыя аднаго змагання. // Маладосць. № 12. Мінск. 1998. С. 186./ «Лидия Павловна Езерская (урожденная Казанович), родилась 27 мая 1866 г. в Могилевской губернии в семье богатого помещика Павла Иларьевича Казановича от его первого брака с Марией Густавовной (Августовной), в девичестве Эренбуш. /Стецкевич-Чебоганов А. В.  Я - сын Ваш: Казановичи герба «Гржимала». Минск. 2012. С. 106, 496./

    Отметим, что Казановичи принадлежали к древнему белорусскому роду. «Козановичи – русско-польский дворянский род, герба Гржимала, происходящий от Петра К., войта могилевского, который за защиту города против казаков пожалован в королевские секретари (1661). Род К. внесен в VI ч. родосл. книги Могилевской губ. (Гербовник XII, 92)». /Козановичи. // Энциклопедический словарь. Т. 30. /Репринт 1890 г./ СПб. 1991. С. 581./

    Павел Иларьевич Казанович родился 15 января 1842 г. в поместье Кудин Могилевского уезда, принадлежавшего его отцу, отставному подполковнику и кавалеру, помещику Иларию Гавриловичу Казановичу и окрещен в православной Ильковецкой Петропавловской церкви Могилевского уезда. 16 марта 1852 г. он был внесенный в 6-ю часть родословной книги дворян Смоленской губернии. «Окончил курс наук в 1-й Московской гимназии. Поступил на физико-математический факультет Императорского Московского университета, но не окончив курса перешел в Горы-Горецкий земледельческий институт и выбыл из оного до окончания полного курса. 5 ноября 1863 г. зачислен кандидатом на должность судебного следователя. 30 марта 1865 г. назначен исправляющим должность Ямбургского уездного стряпчего, 2 сентября 1965 г. произведен в чин коллежского регистратора. 9 ноября 1866 г. перемещен на должность судебного следователя 2-га участка Фатежского уезда Курской губернии. 29 ноября 1867 г. причислен к Министерству юстиции и откомандирован к исполнению должности судебного следователя при Курском окружном суде. 26 февраля 1868 г. назначен во 2-й участок Фатежского уезда, 2 апреля 1877 г. назначен мировым судьей 5-го участка Могилевского уезда. 30 июня 1881 г. уволен от должности по прошению службы. Владел родовым имением в Городковской волости Смоленской губернии при сельце Алексеевском». /Стецкевич-Чебоганов А. В.  Я - сын Ваш: Казановичи герба «Гржимала». Минск. 2012. С. 432-433./ 1-я жена, мать Лидии Павловны, Мария Густавовна (Августовна) Эренбуш, род. 24 июня 1838 г. в г. Ревель Эстляндской губернии Российской империи и крещена 24 августа 1838 г. в евангелическо-лютеранской кирхе Святого Олафа. Её отец, действительный статский советник Густав-Гиронимус (Густав Егорович) Эренбуш, 1808 г. р., доктор медицины, доцент Дерптского университета, сын учителя, «был признан в потомственном дворянстве по собственным заслугам и внесен вместе с женой и детьми в 3-ю часть родословной книги Санкт-Петербургской губернии». Мать, Лидия-Элеонора Иогановна (Ивановна) Жырард, род. 20 апреля 1814 г. в Ревеле. Ее отец, французский барон, Ёган-Карл (Жан-Шарль) Жырард (барон Жырард де Сукантан) род. 2 июня 1785 г. в Ревеле, мать Элеонора-Иоганна (Жанна)-Христина Ширман (Шейерман), владелица поместья Кунда и островов Грос и Клейн в Эстляндской губернии. Их дочь Лидия-Цецилия-Элеонора Густавовна фон Эрэнбуш, 1836 г. р. вышла замуж за ротмистра Илью Васильевича Казановича, который служил в Ревеле и после свадьбы, на которой присутствовал известный доктор Николай Пирогов (опекун Густава Егоровича), выехала с ним в Могилев, где у него было 3 дома, фольфарок Чемерное в Вендорожской волости и д. Голынец в Буйницкой волости Могилевского уезда. /Стецкевич-Чебоганов А. В.  Я - сын Ваш: Казановичи герба «Гржимала». Минск. 2012. С. 428-429./ С ними на Могилевщину приехала и Мария Густавовна фон Эренбуш, которая умерла в 1869 г. и Павел Иларьевич женился 2-м браком на Анне Ивановне Дещинской, 1854 г. р., римско-католического вероисповедания, дочери попечителя Калмыцкого улуса, владелицы имения Юзиново Нежковской волости 3-го стана Могилевского уезда. Выйдя в отставку, Павел Иларьевич постоянно проживал в имении жены Юзиново, а позже в г. Могилеве. Умер 20 мая 1908 г. от крупозного воспаления легких и «23 мая 1908 г. погребен на Серафимовском кладбище Новодеревенской Благовещенской церкви С.-Петербургского уезда». /Стецкевич-Чебоганов А. В.  Я - сын Ваш: Казановичи герба «Гржимала». Минск. 2012. С. 433./

    От первой жены, Марии Густавовны, Павел Иларьевич кроме дочери Лидии имел еще сыновей: Павла, который род. 1 января 1868 г. в Фатеже Курской губернии; Дмитрия, который род. 22 апреля 1877 г. в поместье Кудино, воспитывался в Полоцком кадетском корпусе, 25 февраля 1905 г. был ранен в бою с японцами за деревню Кундзятунь в Манчжурии. От второго брака с Анной Ивановной были: Всеволод, который род. 22 октября 1878 г.; Вениамин, который род. 12 июля 1881 г. в поместье Кудино; Платон, который род. в 1888 г., художник и переводчик; Евлалия, которая род. 15 июня 1885 г., окончила Могилевскую женскую гимназию, историко-филологический факультет Санкт-Петербургских Высших женских курсов (Бестужевских), в 1913-1929 гг. заведовала библиотекой «Пушкинского Дома», переводчик, литературовед, критик, оставила после себя рукопись: «Озеранские говоры Рогачёвского уезда Могилёвской губернии (ныне Гомельская область)».

 

    Умерла Евлалия 1 января 1942 г. в блокадном Ленинграде. Ее архив был сдан в 1943 г. в отдел рукописей Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина (теперь Российская национальная библиотека в Санкт-Петербурге), где «имеется интереснейшая подборка документов, из которых прослеживается история жизни Лидии Павловны Езерской в период ее участия в революционных событиях», в том числе ее «исповедальное письмо без даты». /Стецкевич-Чебоганов А. В.  Я - сын Ваш: Казановичи герба «Гржимала». Минск. 2012. С. 106, 496-498, 506./

    После смерти матери воспитанием Лиды «и брата занялась родная тетка, которая как бы заменяла детям утраченную мать. Вообще, о ее детстве мы знаем очень немного. Известно лишь, что школьная жизнь Лидии Павловны началось в Мариинской женской гимназии в Могилеве. Царившая здесь казенная атмосфера не нравилась ей и она переехала в Минск, где и окончила гимназический курс». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 152./ «Девочку воспитывала родная тетка, но никто ж не заменит чувственное сердце матери. Лида болезненно переживала потерю, часто плакала, все больше углублялась в себя. Ее чувство внутреннего одиночества несколько прервало ученичество, которое началось в Могилевской женской гимназии. Природных способностей у девчонки хватало, но сумрачная казенная атмосфера в классах ей не нравилась. И отец решил отвести ее в Минск, на Подгорную улицу (теперь улица К. Маркса, 29) - в женскую Мариинскую гимназию. Лидия изучала здесь арифметику и геометрию, педагогику и русскую словесность, церковно-славянский, французский и немецкий языки. По книге она изучила географию России, тогда еще совсем не догадываясь, что скоро будет познавать ее в реальности, когда будет объезжать незнакомые города и регионы. В минской гимназии девочка узнала, что наиболее демократическим преподавателям запрещается заниматься педагогической деятельностью «за политическую неблагонадежность». Здесь, на Подгорной, она навсегда подружилась с книгами, своими незаменимыми советчиками. С большим увлечением читала она произведения Белинского и Добролюбова, Герцена и Чернышевского, Лаврова и Некрасова. Гимназистка Казанович часы проводила в библиотеке. Свежие журналы давали возможность познакомится с новыми событиями, политическими мыслями многих ученых. И всё же главным источником ее знаний была сама жизнь современников, их бедственное, незавидное положение. Ее пугало количество нищих, пьяниц, неучей, арестантов. Сколько тратится силы неиспользованной. Так дальше нельзя! Человек не может жить без благополучия и воли. Нужно что-то делать, но что и как – не совсем было ясно». /Карніловіч Э. А.  Яе вабіў світанак. Трагедыя аднаго змагання. // Маладосць. № 12. Мінск. 1998. С. 187./

     В Минске Лида присоединилась к революционному движению. «В первой половине 80-х годов в Минске было два (крупные) революционные объединения: христианское и еврейское, которые находились между собой в союзнических отношениях, но не имели общего местного руководящего центра... Христианская группа пополняла свои кадры преимущественно из семинаристов и потому условно называлась «семинарской»... Она, в сущности, объединяла белорусские революционные элементы в обоих языковых уклонах – русском и польском... но, все же, польская группа держалась более обособленно. Польской она, в сущности, была по домашнему языку; между прочим – многие члены этой группы лучше говорили по-русски, чем по-польски, так как получили образование в русских школах... Важное положение в ней занимали братья Гриневицкие, Станислав и Болеслав Ивановичи... К ним же примыкали «классная дама» гимназии Жозефина Игнатьевна Грапова, по мужу Ситинская, и гимназистка Казанович, возможно, та, что позже стреляла в Могилевского губернатора Дембовецкого». /Багдановіч А. Я.  Да гісторыі партыі “Народная воля” ў Мінску і Беларусі (1880-1892). // Маладосьць. № 11. Мінск. 1995. С. 230, 235, 236./

    После окончания гимназии Лида вернулась в Могилев, поступила на службу к Степану Венедиктовичу Езерскому, «и стала жить самостоятельным трудом. Такой факт в жизни провинциального города всем бросался в глаза. Окружавшим Лидию Павловну дворянчикам, чиновникам и дамам «света» это казалось чем-то диким, нелепым. Они снисходительно улыбались, пожимали плечами и судачили, узнав об этом «чудачестве» девушки, которая, имея возможность жить беззаботно, не «унижая» себя такой неприличной для светской женщины вещью, как труд, пошла служить». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 153./

     «Езерский, Степан Венедиктович, двор., бывш. правовед, студент СПБ. ун-та. Род. ок. 1846 г. Как представитель умеренной (анти-нечаевской) части студенчества принимал деятельное участие в студ. волнениях 1868—1869 г.г. В марте 1869 г. арестован и заключен в Петроп. крепость, исключен из ун-та и, по распоряж. шефа жандармов, 22 марта т.г. выслан на родину в Могилевск. губ. 12 окт. т. г., по телеграфн. распоряж. из Петербурга, был арестован снова и 15 окт. т.г. доставлен в III Отделение. Освобожден из-под стражи в сред. июня 1870 г. и выслан опять на родину с учрежд. полиц. надзора, кот. был снят в 1873 г. Впоследствии был гласным городской думы в Могилеве и городским головой». /Езерский Степан Венедиктович. // Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. Т. І. От предшественников декабристов до конца «Народной Воли». Ч. II. Шестидесятые годы. Москва. 1928. Стлб. 115-116./ «Фетисова (урожд. Езерская), Елена Венедиктовна, дворянка, сестра Ст. Вен. Езерского (см. «шестидесятые годы»). Род. в Могилеве (?) ок. 1844 г. Окончила Николаевск, сиротск. ин-т в Петербурге в 1867. Была преподавательницей русск. языка в Могилеве. В І870 г. вышла замуж за инспектора Могилевск. гимназии Фетисова. По агентурн. сведениям, принадлежала к могилевск. революцион. кружку. Привлечена к дознанию в 1879 г. по делу Фил. Григорьева, обвинявшегося в хранении и в распространении, запрещен. книг. Выслана под надзор полиции в Костромск. губ. В июле 1880 г. освобождена от надзора. Справка (Ел. Фетисова). /Фетисова (урожд. Езерская) Елена Венедиктовна. // Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. Т. ІI. Семидесятые годы. Вып. IV. Москва. 1932. Стлб. 1825./

                                                                      *******

                                         О распространении между воспитанниками

                                          Могилевской гимназии запрещенных книг

                                                                        1878 г.

    Выписка из конфиденциального представления Могилевского Губернатора Г-ну Министру Внутренних Дел от 10-го июня 1878 года.

    По полученным полицией сведениям девица Екатерина Григорьева, приходящая ученица женской гимназии, неоднократно выражала свое неудовольствие к. правительству, осуждала его действия, которыми, по ее мнению, стесняется народная свобода и не может быть достигнуто равенство сословий. Она же, Григорьева, чрезвычайно горячо защищала преступление Засулич и даже имела брошюру об этом деле, полученную из Петербурга от двоюродного брата своего, студента университета Исаева, известного своей неблагонадежностью.

    С нею постоянно сообщались: бывшая учительница народного училища Чоловская, тоже неблагонадежная в политическом отношении, родной брат Григорьевой, бывший воспитанник могилевской гимназии Григорьев, возвратившийся из Петербурга и поселившийся работником на молочной и садовой ферме в Могилеве — Езерского, лица крайне неблагонадежного, исключенного в конце 60-х годов за беспорядки, бывшие в петербургском университете и состоявшего под надзором полиции до 1873 года, бывший студент с.-петербургского университета из мещан г. Чаус, состоящий под надзором полиции, Петров и некоторые другие лица. За действиями и движениями всех вышеупомянутых лиц, полиция тщательно следила, с тем. чтобы удостовериться в степени и значении их стремлений и намерений: но 31-го мая начальник губернского жандармского управления передал мне, что по сделанному одному жандарму офицеру гимназистом Пневским заявлению, о нахождении у двух гимназистов Сафронова и Гаркави и упомянутого выше Петрова каких брошюр противоправительственного содержания предполагается тотчас сделать обыск у означенных лиц. Я посоветовал полковнику Попову отсрочить обыск до никоторого выяснения производимых полицией наблюдений — для того, чтобы не всполошить напрасно всех, между тем обыск был произведен в тот же день у лиц, замеченных жандармами, но ничего подозрительного не найдено. Наблюдения полиции продолжаются.

    *

               Начальник

   Могилевского Губернского

   Жандармского Управления.

       Мая 9 днят1879 № 58.

         Могилев на Днепре.

           15 мая 1879 года.                                                                          Секретно.

                   В III-е отделение  собственной его императорского величества канцелярии

    Вследствие полученных мною негласным образом сведений о том, что у мещанина Филиппа Григорьева (бывшего воспитанника могилевской гимназии), находившегося работником на ферме г. Езерского, хранятся книги и журналы запрещенного содержания, которые он распространял между воспитанниками могилевской гимназии и другими лицами, мною предписано было адъютанту вверенного мне управления поручику барону фон-Нольде, произвести у Григорьева тщательный обыск, по которому у него оказалось следующее: два № журнала «Земля и Воля» один от 15-го декабря 1878 года № 2-ой и от 15 января 1879 года № 3 и книжка без заглавия, содержащая в себе следующие статьи: «две о пропаганде в войсках петербургского военного  округа» — «Дело таксатора Альбова», «К процессу пятидесяти», — речи: «Петра Алексеевича Алексеева», «Софья Илларионовны Бардиной», «Георгия Феликсовича Здановича», «Три стихотворения», «Министерские признания», «Тюремная пытка в России», «Корреспонденция из Подольской губернии», «Мураевнинской политической процесс», «Киевские червонные валеты», «Несколько документов по внутренней политике русского правительства», «Каторга и былое время», «Процесс южно-российского рабочего союза». «Еще к процессу пятидесяти», «Из истории арестов и преследований», «Документ о социалистической пропаганде в войсках действующей армии» и «Смесь».

    Донося об этом III-му отделению собственной его императорского величества канцелярии, имею честь доложить, что мещанин Григорьев заключен под стражу и дальнейшее расследование по хранению и распространению книг Григорьевым поручено мною адъютанту управления поручику барону фон-Нольде с предложением руководствоваться в действиях своих высочайше утвержденными 1-го сентября 1878 года Временными правилами.

    Полковник Попов.

    *

                  М. В. Д.

    Могилевского Губернатора.

        12 мая 1879 г. № 89

                  Л. 16.                                                                  Совершенно секретно.

                                                            Г-ну министру внутренних дел.

    В течение последних двух лет в г. Могилеве стало заметно неблагонамеренное движение между некоторыми лицами. Какого именно характера было это движение и кто из этих лиц имел в нем главное значение, довольно долго не удавалось определить, кроме роли отставного коллежского секретаря Степана Езерского, состоящего родоначальником всего здесь политически неблагонадежного.

    Успехи наших революционеров вне могилевской губернии и такие явления, как оправдан судом выстрел Засулич, безнаказанные убийства генерала Мезенцева, князя Кропоткина и покушение на генерала-адъютанта Дрентельна, наконец, покушение 2-го апреля, постепенно делало их смелее, так что учрежденное за ними с осени прошлого года, после циркуляров вашего высокопревосходительства от 6-го и 22-го сентября 1878 года, систематическое наблюдение, проникнувшее с начала минувшего апреля даже в их внутренний быт, привело к несомненному заключению, что движение это имеет характер социально-революционный. Оно состоит: в постоянном получении всевозможных произведений самой крайней революционной печати, всех самых новейших журналов, издаваемых с.-петербургской подпольной типографией (в краткий промежуток времени, по возвращении моем из Петербурга, у меня, через посредство агента, перебывали от них: «Земля и Воля» за декабрь 1878 года, два экземпляра от 15-го января 1878 года, один экземпляр от 20 февраля 1879 года № 4, очень истрепанные, доказывающие, что прошли через много рук, и книги: «Пролог» роман начала 60-х годов, изд. журнала «Вперед», «Емельян Иванович Пугачев или любовь казака», «Хроника села Смурина», Вологдана, по их выражению, сердцещипательная книга, «Дело о пропаганде в войсках петербургского военного округа», в чтении этих изданий поодиночке, и в собраниях, происходящих попеременно у главных лиц, в совращении кого только можно, и в стремлении распространять между учащимися, между рабочими и крестьянами революционные мысли и понятия.

    Число лиц, участвующих в этом движении и зараженных противоправительственными стремлениями, достигает уже 50 человек, как изволите усмотреть из прилагаемого списка, в котором все они сгруппированы в трех отделах под своими руководителями, а во главе всех стоит Степан Езерский.

    Эта личность, будучи еще воспитанником училища правоведения, выключена из заведения за недобропорядочный образ мыслей. Потом он исключен из С. Петербургского университета за студенческие беспорядки 1868 г. и в апреле 1869 г. выслан в Могилев под надзор полиции. В 1872 г. я застал его числившимся в штате канцелярии губернатора, в 1873 г. он освобожден от надзора по распоряжению предместника вашего превосходительства. В 1875 г. за выяснившую его неблагонадежность, от которой он не отставал, несмотря на неоднократные добрые советы, ему предложено было выйти из штата канцелярии. Наконец, в августе прошлого года, во время отсутствия моего за границу, губернский предводитель дворянства, к канцелярии которого он причислится, приказал ему подать в отставку на другой день после устроенного Езерским концерта с благотворительной целью в пользу учеников гимназии, но как оказывается с неблагонамеренной целью, на котором он, это было вскоре после убийства генерала Мезенцева, с самым возмутительным азартом и мимикой пропел стихи Беранже «К оружию».

    Телеграмма о покушении 2-го апреля застало общество единомышленников в театре. Во время пения гимна, Езерский вышел в буфет. После театра вся эта компания, в которой были между прочим сестра Езерского с мужем инспектором здешней гимназии Фетисовым, и Милютина с мужем ревизором контрольной палаты, отправились в гостиницу, где кутили до 2-х часов ночи и провозглашали тосты «за здравие последнего», а оттуда пошли в квартиру к Милютину и пировали до 7 часов утра. Во время молебствия на Соборной площади, Езерский пришел, когда все было кончено, и когда все направились к губернаторскому дому с адресом, на вопрос пристава, как знакомого, почему он не идет тоже и не подписывает, как гласный думы адреса — он отвечал: не хочу.

    Все эти лица всегда проводят время только со своими или в квартирах, смотря по удобству помещения, занимаясь постоянно чтением различных сочинений преступного содержания, или ведут в том смысле разговоры, или на разных публичных гуляниях и зрелищах, например, в театре, куда являются если не целыми группами, то частями.

    Несмотря на могущую показаться, — из приведенных нескольких примеров, — нестесняемость этих лиц, они весьма дисциплинированы и осторожны: всякое неблагонамеренное действие непременно имеет оборотную сторону, отнимающую возможность обвинения; критикуя громко всякое распоряжение высшего правительства, а также некоторых местных органов, они относятся с внимательной предупредительностью к полиции, администрации и жандармскому ведомству, никогда не затрагивают и ни разу не подали повода к личному неудовольствию.

    Хотя люди эти до сих пор не дошли еще до открытых преступлений, тем не менее они положительно усиливаются и количественно и качественно и качественно: под видом то благотворительности, то горячего участия к молодежи, главные из них приобрели большое влияние в среде, наиболее способной наполнять их ряды; они всячески распространяют свое вредное учение и пропагандируют его; это подтверждается и явными уликами, напр., письмом социально-революцион. содержания, писанным двоюродным братом Григорьевых, студентом с.-петербургского университета Исаевым, в котором он указывает сестре своей, проживающей в Чериковском уезде, что книги преступного содержания можно получить у Езерского и сознанием арестованною 7-го сего мая начальником губернского жандармского управления бывшего ученика гимназии Филиппа Григорьева в том, что найденные у него книги он имел у себя с целью распространения их в народе. Он и делал это, так как живя у Езерского в качестве работника на ферме, он то исчезал и бродяжничал в разных местах, то возвращался.

    Вследствие всего изложенного, в настоящее время совершенно необходимо и своевременно принять должную меру для пресечения могущего последовать серьезного развития социально-революционной деятельности, с которым потом труднее будет справиться и нарушения тем общественного спокойствия и безопасности, а именно: по соглашении с полковником Поповым признается необходимым из поименованных в представляемом списке лиц выслать административным порядком, на основании закона 1-го сентября 1878 г. следующих главных деятелей:

    1. Отставного коллежского секретаря Степана Езерского.

    2. Сестру Езерского, жену инспектора мужской гимназии Елену Фетисову.

    3. Жену ревизора контрольной палаты Жозефину Милютину.

    4. Преподавательницу женской гимназии, девицу Терезию Войно-Ясенецкую.

    5. Домашнюю учительницу девицу Александру Квитинскую.

    6 Воспитанницу 1-го (последнего) класса женской гимназии Екатерину Григорьеву.

    7. Ее сестру — солдатскую дочь Варвару Григорьеву.

    8. Ивана Лешко-Попеля.

    9. .Василия Войно-Ясенецкого (брата Терезии).

    10. Николая Русакова — 7-го класса.

    11. Евгения Сафронона.

    12. Виктора Зубовского — бывших учеников гимназии.

    13. Мочульского.

    14. Гиршу Гаркави.

    Из них Жозефина Милютина — полька. Гаркави — еврей, остальные русские.

    Что касается Фетисовой и Милютиной, то быть может было бы признано удобным, не высылая их лично, перевести мужей на службу в отдаленные города.

    Инспектор гимназии Фетисов, хотя и знаком с этим обществом, но он столь доброго, тихого, скромного и вялого характера, и, по-видимому, порядочный человек, что не только сам по себе едва ли может быть вредным, но терпит такое положение поневоле, единственно из-за своей жены, на которую не может иметь никакого влияния. Ревизор палаты Милютин малоблагонадежный, и притом пьяница, и жены их весьма крайних стремлений и решительные, деятельные нигилистки.

    Испрашивая разрешения на приведение в исполнение высылки означенных лиц, считаю долгом присовокупить, что мера эта не есть плод поспешного или легкого суждения; она строго обдумана, всесторонне взвешена, совместно с начальником губернского жандармского управления и соображена с достоверными результатами долгого, действительного и успешного наблюдения.

    Надо полагать, что с освобождением Могилева от этих лиц прекратятся сношения всей компании с иногородними источниками пропаганды; что высылка их столь же сильно повлияет на остальных, сколь сделает их восприимчивее к обещаниям и должному направлению на путь истины, для чего я со своей стороны постараюсь употребить все возможное

    Подлинное подписал губернатор Дембовецкий.

    *

                                                                             СПИСОК.

    А. Езерский Степан.

    1. Езерский — отставной офицер.

    2. Езерский — инженер. — Братья Степана.

    3. Фетисова Елена, сестра Езерских, жена инспектора мужской гимназии...

    *

    Министерство Внутренних Дел.

            Канцелярия Министра.

              10 июня 1879 года.

       № 2604. Л. 34. 14 июня 1879 г.                                                         Секретно.

                                                   Господину главному начальнику

                III отделения собственной его императорское величества канцелярии.

    На отношение от 1-го сего июня № 3375. Имею честь уведомить ваше высокопревосходительство, что вместе с сим сделано распоряжение у высылке из г. Могилева под надзор полиции Степана Езерского и Терезы Ясеницкой-Войно в Архангельскую губернию...

    Министр внутренних дел

    Статс-секретарь /подпись/

    Правитель канцелярии Парфильев /подпись/. /Дело 3-го отделения собственной его императорского величества канцелярии. 3 экспедиции. // Агурский С.  Революционное движение в Белоруссии (1863-1917). Минск. 1928. С. 238-244./

    «Даже недолгая ссылка изнурила Езерского, человека умеренных политических взглядов. Совсем обессиленным вернулся он в родной Могилев, и революционная деятельность его более не интересовала. Его захватило новое хозяйство по выращиванию цветков - дело для души и прибыли. Лидия с готовностью пошла к Степану Езерскому выращивать цветы. Дворянская дочка начала жить своей работой. Светским могилевским дамам это показалось позорным и низким. А девушка, увидев уйму живых цветов, еле не вскрикнула: красота спасет мир». /Карніловіч Э. А.  Высакароднасць не уратавала. // Карніловіч Э. А.  Імёны з небыцця. Мінск. 2003. С. 43./

    «Сколько времени служила Лидия Павловна в цветочном заведении С. В. Езерского неизвестно, но, в конце концов, они сблизились, полюбили друг друга, и в июне 1887 г. Лидия Павловна вышла замуж за Езерского и зажила новой жизнью». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 153./ Ввиду того, что Могилевский губернатор Дембовецкий в своем списке «неблагонадежных» особ не приводит имя Лидии Павловны, а также не упоминает, что Езерский женат, то, скорее всего июнь 1887 г. нужно считать июнем 1897 года.

    Отметим, что Степан Езерский принадлежал «к Могилевской ветке старинного польско-белорусского рода, герба Рогаля, также называемого Левальт, восходящего к началу XVII века... Отец - Венедикт Францевич Езерский, мать - Татьяна Григорьевна урождённая Бонч-Осмоловская, сестра Анатолия Осиповича Бонч-Осмоловского (1857-1930) - члена организаций «Земля и воля», «Чёрный передел» и ЦК эсеров». /Соколов В. Я.  Просопографический анализ личности Ф.В. Езерского. // Известия Санкт-Петербургского государственного экономического университета. Периодический научный журнал. № 5 (125). 2020. С. 222-223, 227/

    «В семидесятых-восьмидесятых годах прошлого столетия в Могилеве жил удивительный человек. На его квартире висела табличка «Брат Степан». В эту квартиру каждый мог зайти и поесть, не спрашиваясь согласия хозяина, мог переночевать. Хозяин имел молочную ферму, которую вел на научной основе. Все доходы от фермы уходили на помощь беднякам и революционным организациям. Да и самого хозяина полиция Могилева знала как одного из вожаков революционного студенчества Петербурга конца 60-х годов, политического ссыльного. «Брат Степан» имело огромное влияние на могилевскую молодежь, он собирал вечеринки, организовывал коллективные поездки по Днепру. И там на лодках. или у костров на берегу звучали песни «Дубинушка», «Есть на Волге утес», «Замучен тяжелой неволей». Активным помощникам «Брата Степана» - Степана Венедиктовича Езерского была его молодая жена Лидия Павловна». /Мельнікаў М.  Лідзія Язерская. // Магілёўская праўда. Магілёў. 26 жніўня 1964. С. 4./

    «В замужестве она искала не столько личного счастья и семейной радости, сколько возможности быть полезной ближним, расширить свой умственный кругозор, выйти на арену общественной деятельности и найти применение своим бьющим ключом, творческим силам.

    Но мечты не сбылись: Езерская не нашла того, чего искала в браке. Живая и ищущая натура, она не встретила отклика в лице мужа, который даже в годы студенчества не отличался особой революционностью, а теперь окончательно «перекипел и успокоился». Мечты о совместном труде и борьбе сменились пустотой светской жизни, обычной в зажиточной среде.

    Супруги Езерские стали жить широко. Гости сменялись гостями. Балы, вечера чередовались друг за другом и веселая болтовня, музыка, танцы, так будто отвлекли молодую женщину от ее «безумных мечтаний». В действительности же, Лидия Павловна мучилась и страдала от окружающей ее пошлости и пустоты жизни. Под маской светской дамы, очаровывавшей гостей своей любезностью, гостеприимством и незаурядным умом, скрывалась демократка-бунтарка, свободолюбивая душа которой рвалась из этой затхлой атмосферы, как птица из клетки.

    Несмотря на такую, с виду легкомысленную и пустую жизнь барыньки, Лидия Павловна не погрязла в тине обывательщины. Она успевала много читать, любила литературу, следила за передовой мыслью и по-прежнему интересовалась общественной жизнью. Это резко отличало ее от других и выдвигало над окружающими ее помещиками, дворянами, чиновниками и светскими дамами.

    Продолжаться так долго не могло. Окружающая обстановка должна была в конце концов привести к кризису... И кризис этот наступил. Он был вызван разницей лет (С. В. Езерский был вдвое старше жены), привычек, темпераментов, взглядов, но, главным образом, чувством общей неудовлетворенности.

    В 1892 году у Лидии Павловны родился сын, и это обстоятельство казалось, должно было связать ее по рукам и ногам и отрезать дорогу к «отступлению». Но стремление к живой деятельности, к широкой общественной работе взяли перевес над семейной традицией и привязанностью, и Езерская, через некоторое время после рождения сына, рассталась с семьей и уехала в Петроград. Начинался новый период в ее жизни.

    Почувствовав себя свободной и независимой, Езерская занялась самостоятельным трудом. С этой целью она поступила в Петрограде на зубоврачебные курсы при военно-медицинской академии и по окончании их открыла зубоврачебный кабинет. Вскоре из Петрограда она переселилась в Москву, где наряду с зубоврачебной практикой, занялась литературной деятельностью». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 153-154./

    «Профессию зубного врача Лидия Павловна приобрела из-за желания жить самостоятельным трудом. Дочь могилевского помещика, с детства жившая в полном довольстве, а позднее, после замужества, также не знавшая материальных забот, Лидия Павловна все же не удовлетворилась такой жизнью. Ей тягостно жить в обывательской обстановке, и она порывает с семьей, оставляет мужа и маленького сына и уезжает в Петербург, где поступает на зубоврачебные курсы при Военно-медицинской академии. После окончания курсов Лидия Павловна открыла свой зубоврачебный кабинет. Жила она это время более чем скромно, а иногда испытывала даже острую нужду. Квартира ее находилась в глухом месте, пациентов было очень мало. Бывали дни, когда у нее не было буквально ни копейки на жизнь, но Лидия Павловна относилась к этому очень спокойно. В это время (1900-1901 гг.) Лидия Павловна уже принимала деятельное участие в революционной работе. Квартира ее служила для явок и для других конспиративных дел.

    Из Петербурга Лидия Павловна переехала в Москву и, открыв здесь зубоврачебный кабинет, стала заниматься, кроме этого, еще литературной работой. Квартира ее так же, как и в Питере, служила местом явок. Она принимала участие в подпольной печати, вела агитационную работу, выезжая даже в другие города. В это время Лидия Павловна почти всецело уже отдалась революционной работе, вступив в партию с.-р.». /Орестова Л. П.  Лидия Павловна Езерская. // На женской каторге. Сборник воспоминаний. Под ред. В. Фигнер. Москва. 1930. С. 192-193./

    «При живом, ищущем характере, она не могла не столкнутся с революционной средой и стать социалисткой [Некоторые товарищи возражали против названия Л. П. социалисткой, утверждая что она была только революционно настроенной либералкой, но серьезных доказательств к этому не приводили. Так как возражавшие, с мой точки зрения, сами далеко отошли от социализма, то умершую на революционно-социалистическом посту Езерскую, я все же осмеливаюсь причислить к социалистам]. Мы точно не знаем, к какому времени относится начало революционной деятельности Лидии Павловны. По словам И. Брильона, хорошо знавшего ее, в Москве Езерская примкнула к партии социалистов-революционеров и вскоре заняла видное место в среде партийных товарищей. Она сотрудничала в подпольной печати и, обладая даром слова, была хорошим агитатором. Выезжала по партийным делам в Смоленск, где была одной из основательниц Смоленской группы п. с.-р., в Минск и др. города. Брильон сообщает, что в Минске на одном из нелегальных собраний Лидия Павловна выступала оппоненткой против известного социал-демократа (меньшевика) Маслова, большого знатока аграрного вопроса. В этот период Езерскую трудно было узнать, настолько она переменилась.

    — „Я тогда не знал, что она участвует в революционном движении, но меня поразила происшедшая с ней перемена. Куда девалась детская легкомысленность и светская пустота? Передо мной стоял серьезный, думающий человек». Так передает о ней свои впечатления посетивший ее в тот период один из ее могилевских знакомых.

     Интенсивная революционная деятельность и соответствующая этому обстановка, окружавшая ее, вскоре была замечена охранкой, и Лидию Павловну арестовали. Это было в начале 1904 года, а период, когда социалисты-революционеры подготовляли террористический акт, на министра внутренних дел Плеве. Одна из участниц этого покушения Серафима Георгиевна Клитчоглу, приезжая из Петрограда в Москву, несколько раз встречалась с Езерской на ее квартире. Так как за Клитчоглу было установлено наблюдение, то естественно, что и Лидия Павловна попала в его сферу.

    В ночь на 29 января 1904 года, по распоряжению департамента полиции, у Езерской был произведен обыск, которым в ее квартире были обнаружены: револьвер «Браунинг», конспиративная литература и другая нелегальщина. Во время происходившего обыска в квартиру зашел неизвестный мужчина, назвавшийся крестьянином Сергеевым, пришедшим лечить зубы, но в действительности оказавшимся Григорием Абрамовичем Рывкиным (Николай Иванович). При нем также обнаружили нелегальщину и он был задержан. Это еще более убедило жандармов в принадлежности Лидии Павловны к революционной партии. Привлеченная к дознанию, Езерская на допросе заявила, что принадлежит к партии социалистов-революционеров, но на дальнейшие вопросы отвечать не пожелала. Ее заключили в Таганскую тюрьму, где она провела около года в ожидании суда.

    10 ноября 1904 года политические заключенные Таганки во главе с Езерской, Рывкиным, Л. О. Крумбюгелем, Владимиром Мазуриным  и другими объявили голодовку, требуя назначения суда или же освобождения под надзор или на поруки. На четвертый день голодовки некоторых товарищей освободили под залог. У Езерской не оказалось поручителей и не было средств, чтобы внести залог, под надзор же ее не освобождали. Она осталась в тюрьме и продолжала голодать. На пятый день голодающих поддержала вся политическая тюрьма: началась массовая голодовка.

    Тюремные события вызвали сильное волнение в революционной среде. Социал-демократы выпустили по этому поводу прокламации, а студенты и курсистки назначили на 22 ноября демонстрацию протеста. Правительство принуждено было удовлетворить требования заключенных: им был назначен срок суда. Голодовка была прекращена 22 ноября. Таким образом, Лидия Павловна проголодала 11 дней». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 155-156./

    «15 января 1905 года в Московской судебной палате должен был состояться суд над Езерской и ее товарищами Л. О. Крумбюгелем и Г. А. Рывкиным. Когда при выходе в зал суда пристав крикнул: «прошу встать», подсудимые не двинулись с места, продолжая демонстративно сидеть. Произошло замешательство. Председатель, занимая место, произнес: «нужно встать», но подсудимые не пошевелились. Конвой растерялся и, не зная, что делать, переминался с ноги на ногу. Крумбюгель заявил, что его могут поднять только силой — сам он не встанет. Езерская и Рывкин поддержали его...

    Началось чтение обвинительного акта, прерываемое шумом подсудимых. Наконец, подсудимые потребовали, чтоб их увели из зала суда, ибо они не желают участвовать в подобной комедии. Лидия Павловна при этом добавила, что беспристрастного суда нет, так как «суд» и «подсудимые» — две заинтересованные стороны. Наступило неловкое молчание. Председатель суда, перебросившись с прокурором несколькими словами, заявил, что суд отложен в виду того, что повестки о явке в суд были вручены обвиняемым слишком поздно, что же касается заявления подсудимых о том, что они на это (т. е. на несвоевременность вручения копии обвинительного акта) не претендуют и защищаться все равно не будут, — то подсудимые, по мнению председателя, могут одуматься.

    Но Лидия Павловна, как и ее товарищи, не одумались. При вторичном разбирательстве дела 30 марта того же года в судебной палате, с участием сословных представителей, подсудимые по-прежнему бойкотировали суд и никакого участия в нем не принимали. Судебная палата приговорила Лидию Павловну к 1 году крепости с зачетом предварительного заключения, и Езерская очутилась на свободе». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 156./

    «30 марта – новый суд. Жандармы думали, что они долгими допросами сломят волю Езерской. Но вот что писали про суд газеты России: «Лидия Павловна Езерская спокойно читала роман, заявив суду, что она не препятствует судьям отрабатывать перед царем свой хлеб палачей, пусть и они не препятствуют ей читать роман. Она не признаёт царя – значит и царского суда. Рывкин и Крумбюгель об чем-то тихо говорили» /Мельнікаў М.  Лідзія Язерская. // Магілёўская праўда. Магілёў. 26 жніўня 1964. С. 4./

    Отметим, что Гирш Абрамович Рывкин, 1877 г. р., урож. м. Лиозно Могилевской губернии, являлся одним из основоположников максимализма в России. Образование получил во Франции, по профессии инженер-химик. Один из активных участников Московского восстания в 1905 г. и Кронштадтского восстания в 1906 г. Ему принадлежит известная песня «Море в ярости стонало». Последние годы работал в Киевском союзе с.-р. максималистов. Умер от тифа 29 января 1921 (1922) г. в Киеве.

    Леонид Оттонович Крумбюгель (1881-1941) — студент Московского сельскохозяйственного института, эсер. Владел частным издательством «Звено», существовавшее в 1908-1911 гг. в Москве. В нем в мае 1909 г. в количестве 2000 экземпляров вышла работа В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». После Октябрьской революции длительное время жил в Коктебеле, где его жена держала лавку. Владимир Владимирович Мазурин род. в 1882 г. в Москве. В 1903-1904 гг. учился на естественном факультете Московского университета. В начале 1900-х годов примкнул к эсерам, некоторое время был членом Московского комитета партии. В мае 1904 года был арестован за агитацию в Москве и осуждён на семь лет тюрьмы, освобожден — в октябре 1905 года по амнистии. В дни декабрьского вооруженного восстания 1905 года в Москве — возглавлял боевую дружину на Казанской железной дороге. Также участвовал в боях на Чистых прудах и обороне Пресни. Выполняя решения Пресненского военно-революционного трибунала, застрелил несколько московских полицейских; руководил экспроприацией кассы Московского общества взаимного кредита. По приговору Военно-полевого суда 31 августа (13 сентября) 1906 г. повешен во дворе Таганской тюрьмы.

    «Сразу после освобождения Лидия Езерская эмигрировала в Швейцарию, но через несколько месяцев возвратилась в Россию». /Стецкевич-Чебоганов А. В.  Я - сын Ваш: Казановичи герба «Гржимала». Минск. 2012. С. 108./

    «Из Сибири вернулся по случаю манифеста на год раньше срока, в конце 1904 года... Недолго после возвращения в Минск из Восточной Сибири, я сблизился с молодой эсеровской организацией, числом приблизительно в 12 человек. Собрания происходили на квартире с почетным военным караулом (на квартире начартиллерии Виленского округа или генерала Агапова, точно не могу указать). В начале все шло хорошо. Мне удалось убедить их в необходимости занятий с рабочими. Часть их приступила к пропагандистской работе. Кружки для них были составлены членом этой организации, сапожником по имени или кличке Степкой (в этой организации было двое рабочих). Занятия шли в кружках. Я взял два кружка и казалось, что дело пойдет хорошо. Условлено было принимать в организацию членов новых по большинству голосов. Являюсь я раз на собрание и к удивлению нахожу там приезжего человека, якобы члена центрального комитета по его словам, а на деле никому, кроме одной девицы, неизвестного. Это обстоятельство послужило к выступлению моему из организации (в моих записках подробности). Большая часть организации поразъехалась: в Петербург направился Агапов и проч., погибшие по делу экспроприации в Фонарном переулке, вовлеченные провокатором, как это стало известно впоследствии. Рабочие их кружков были после их отъезда из Минска объединены и вошли в кружки для пропаганды. Итак в Минске вновь образовалась рабочая революционная организация. Параллельно со сближением моим с молодой организацией, я сблизился с Минским с-р-овским комитетом. Зная, что я левее их, они тем не менее предложили мне поехать на областной съезд, готовившийся тогда, но я не нашел нужным поехать, так как не верил в то, что мне удастся подвинуть их влево, а о Минском комитете у меня составилось мнение, что его члены относятся благосклонно к максимализму, если не всецело, то во всяком случае частично, в чем я убедился вскоре. Раз после собрания комитета, на квартире доктора Гершуни (старшего) по Полицейской ул. (ныне кажется Пролетарской) в доме тогда Конторовича, Лида Езерская обратилась ко мне с просьбою укрепить ее и других в идее социалистической. Как ни странной мне показалась эта просьба, я конечно согласился. В отдельной комнате-квартире было человек 10. Я могу назвать только некоторых: кроме Езерской были сестры Измаилович и Пулихов. Я развил перед ними мой взгляд по вопросу о задачах социализма и тактике действия. На этой же квартире, состоялось несколько собраний для этой цели. Никаких возражений мне сделано не было. Они меня не посвятили в задуманный план совершения террористических действий против Могилевского губернатора Клингенберга и Минского — Курлова. После выполнения террористических актов, комитет расстроился, по всей вероятности временно, и собрания прекратились. Прошло некоторое время и ко мне явился представитель Белорусской Социалистической Громады с предложением установления обмена услуг и моего вхождения в их комитет на правах равноправного члена. Рабочая организация наша, после моего о том доклада, одобрила, дав мне инструкцию употребить старания для подачи их налево и присоединения к нашей организации. Я вошел членом в Громаду. Собрания происходили на квартире прис. пов. Шабуня по Преображенской улице. В Комитете Громады было членов 10-12. Громадою мне был дан кружок в 10 человек для подготовки агитаторов и пропагандистов. Я стал заниматься с ними в квартире на углу Набережной и Подгорного переулка. Комитет Громады поручил мне составить текст для прокламации (типография у Громады была). На следующий день я представил текст прокламаций. Текст был составлен мною в духе максималистическом. Текст был принят без возражений целиком и он был отправлен в типографию для напечатания. Прошла неделя, другая и мне был передан тюк прокламаций для их распространения. При пересмотре оказалось, что самое существенное удалено из текста. Наш рабочий комитет постановил: мне выступить из Громады, прокламации передать ауто-да-фе, а с кружком заниматься, если он присоединится к рабочей организации, кроме того, постановлено обзавестись собственной типографией и заказать печать рабочей организации социалистов-революционеров максималистов, а мне поручено было составить текст прокламации. Я из Громады выступил, хотя оказалось. что областной комитет не одобрил только одной строчки и что вышло недоразумение к великому их сожалению. Громадский кружок присоединился к нашей организации, за исключением одного члена. Типография была быстро оборудована, печать приготовлена. Все это выполнено было личными усилиями самих рабочих. Мною им дан был текст прокламации. Прокламация была великолепнейшим образом напечатана и всей организацией к тому времени насчитывавшей уже сотню рабочих, была распространена по всем фабрикам, заводам, мастерским и среди железнодорожных рабочих в огромном количестве. Они не разбрасывались, а раздавались и расклеивались по витринам и повсюду благополучно, никто не был арестован. Распространение произошло одновременно на всех пунктах. Минские рабочие впервые читали максималистические прокламации. Прокламация взбудоражила рабочих, успех был небывалый. Трудно было мне справиться с притоком рабочих. Все вечера у меня были заняты работою в кружках, а по праздничным, воскресным и субботним дням все часы дня, хотя я уже летами был на пороге старости и здоровьем плох... После первой прокламации появилась и другая мною составленная. Она была распространена в большем числе экземпляров, чем первая с таким же, если не большим, успехом и также благополучно. Приходит ко мне рабочий Олис по профессии столяр, работник тайной типографии и заявляет мне, что требование рабочими прокламации невыразимо, что сейчас же необходимо приступить к 2-му изданию. Попутно я узнал о том, что состав типографии участвовал в распространении. Я сделал ему внушение, что это недопустимо. Что касается второго издания прокламации, то я заявил, что это дело опасное, так как жандармерия и полиция на ногах. Я обнадежил его, что через месяц или два состряпаем третью прокламацию. Он ушел. На следующий день, я узнал, что Олис и Левитас арестованы во время работы по выпуску второго издания. Узнал я, что они уже изготовили 900 шт. Третий наборщик по имени или кличке „Сашка” уцелел, так как он им не нужен был для печатания (набор был прежний). Кроме арестованных никто не пострадал. Типография, изготовленные прокламации и печати организации были конфискованы. О восстановлении типографии, после такой оплошности, никто не заикнулся». /Ефим Абрамович Гальперин.  Автобиография почетного пенсионера Наркомсобеса Белоруссии. // Народны комісарыят соцыяльнай апекі Беларускай Савецкай Соцыялістычнай Рэспублікі 1919-1923 гг. Да надзвычайнага зьезду Саветаў Рабочых, Сялянскіх і Чырвонаармейскіх дэпутатаў Беларусі. Менск. 1924. С. 46-48./ Вскоре «Олис» - Александр Прушинский, белорусский поэт Алесь Гарун – был сослан в Восточную Сибирь. «С 1914 года Гарун был на Лене водоливом. Доплывал вплоть до Якутска. На барже № 18 готовил он к печати свой сборник “Матчын дар” посланный осенью 1914 г. в Вильно»”. /Гарэцкі М.  Гісторыя беларускай літаратуры. Вільня. 1920. С. 188./ В Сибири Алесь Гарун познакомился с Е. К. Брешко-Брешковской. /Карлюкевіч А.  Духоўнай сілы – на цэлы век. // Голас Радзімы. Мінск. 15 верасня 1994. С. 3./

    «Где-то в 1904 и 1905 г. бывали в нас, в Блони, Ваня Пулихов, сестры Александра и Катя Измайловичы, Михаил Степанович Биценко, семья Агаповых, Елена Антоновна Костюшко-Валюжанич, Лидия Павловна Езерская и др. Езерская жена известного в свое время общественного деятеля Степана Венедиктовича Езерского - была энергичной женщиной, она увлекалась своим делом; против согласия партии - она стреляла в Могилевского губернатора Клингерберга и за это была сослана на каторгу; после каторги отбывала ссылку в Якутске, где и умерла. Она имела одного сына, который еще сызмала остался без родителей (отец умер на много раньше); пятнадцатилетний мальчуган уже играл роль организатора-революционера в Могилеве в 1905 г., что плохо отразилось на его жизни. Когда он поступил в морской кадетский корпус, то там не мог перенести существующего режима и прострелил себе голову, но остался живым; благодаря ранению у него начались психические ненормальности, и умер он молодым - лет 20-22.

    Все перечисляемые лица принимали самое активное участие в революционной работе в Беларуси. Они все были хорошими товарищами и моих детей. Из них Пулихова повесили в Минске за то, что он бросил бомбу в губернатора Курлова. Александра Измайлович попала на каторгу за то, что стреляла в полицейского пристава. Катя Измайлович стреляла в Севастополе в адмирала Чухнина, исполняя этим месть за наказание смертью лейтенанта Шмита, который поднял восстание на Черноморском флоте. По приказу раненого Чухнина ее расстреляли на места без всякого суда и следствия». /Бонч-Асмалоўскі.  Эпоха 1905 г. Мае успаміны. // Полымя. Беларуская часопісь літаратуры, політыкі, экономікі, гісторыі. № 6. Менск. 1925. С. 188-189./

    «Выйдя из тюрьмы, Лидия Павловна уехала в Могилев, где жила очень замкнуто, принимая участие в подпольной работе. В 1905 году в Могилев приехали несколько членов боевой дружины партии с.-р. с целью организации террористического акта на могилевского губернатора Клингенберга. Лидия Павловна принимала большое участие в подготовке этого покушения. Она нашла комнату для приготовления снарядов, достала фотографическую группу, где был снят Клингенберг. Ее сын Гриня, мальчик лет пятнадцати, тоже помогал ей в ее революционной работе. В ученической форме, с ранцем за плечами, он разъезжал на велосипеде, передавая по назначению нужные сведения. /Орестова Л. П.  Лидия Павловна Езерская. // На женской каторге. Сборник воспоминаний. Под ред. В. Фигнер. Москва. 1930. С. 193./ Вызывают, конечно, сомнения, что ей, когда  она появилась в Могилеве, ее родственники доверили революционное воспитание сына...

    «В Ленинской газете «Искра», было опубликовано обращение к жителям белорусского губернского города Могилева. «Искра», рассказав про кровавые дела палача Вятки и Вятской губернии, приближенного царя, барона фон Клингенберга, предупреждала могилевчан об опасности. «Кровавый Клин» был послан в Могилев в качестве губернатора с заданием во что бы то не стало «утихомирить» вольнолюбивый край. Подручные «кровавого Клина» разработали коварный план. Черносотенцы должны были начать погром. Сначала разгромить дома еврейской бедноты на окраинах Могилева, а потом залить кровью рабочие улицы губернского центра. Таинственными путями известие про этот кровавый заговор бандитов дошло до народа. Узнала о готовящемся погроме и жена известного в прошлом могилевского вольнодумца Степана Венедиктовича Езерского, Лидия Павловна». /Мельнікаў М.  Вуліца яе імя. // Работніца і сялянка. № 4. Мінск. 1964. С. 11./

 

 

    Николай Михайлович Клингенберг (Клинкенберг) род. 3 февраля 1853 г. в Санкт-Петербурге. В 1871 г. окончил 2-ю Санкт-Петербургскую гимназию и в 1876 г. юридический факультет Санкт-Петербургского университета со степенью кандидата прав, поступив на службу кандидатом на судебные должности при Ярославском окружном суде. В 1876 г. и. д. судебного следователя по Горецкому уезду Могилевской губернии, а в 1877 — и.д. временного судебного следователя по той же губернии, с поручением производства следствий по важнейшим делам. Затем состоял товарищем Могилевского (1878-1879) и Виленского (1879-1883) губернского прокурора. В 1883 году, по приглашению Виленского генерал-губернатора, занял должность Виленского полицмейстера. При посещении города императором Александром III с августейшим семейством, был пожалован, вне правил, орденом Святого Станислава 2-й степени «за отличный порядок в городе во время пребывания Их Императорских величеств». В 1887-1890 годах состоял Ковенским вице-губернатором. В 1890 г. был назначен исполняющим должность губернатора, а в 1891 г. утвержден в должности с производством в чин действительного статского советника. По предложению Особого Комитета по оказанию помощи пострадавшим от неурожая, закупал хлеб в Ковенской губернии и, за отличное исполнение поручения, удостоился признательности председателя Комитета цесаревича Николая. Такая же закупка хлеба была произведена по поручению Московского комитета, за что получена благодарность от имени его председателя Великой княгини Елизаветы Фёдоровны. Впоследствии Клингенберг занимал посты Вятского (1896-1901) и Владимирского губернатора (1901-1902). В 1902 был перемещен в Могилевскую губернию, для введения в ней земского устройства по закону 2 апреля 1903 года. В 1904 году был произведен в тайные советники.

   Лидия Езерская «выйдя из тюрьмы больной и уставшей, она уехала в Могилев для поправления здоровья, надорванного голодовкой. Могилевская аристократия, в среде которой Лидия Павловна была желанным гостем, встретила ее теперь холодно и почти враждебно. За ней упрочилась слава „неблагонадежной”, и все ее великосветские знакомые всячески избегали с ней встречаться. Езерская зажила изолированная от всех, скромной и уединенной жизнью. Единственная среда, с которой она поддерживала связь через своего пятнадцатилетнего сына Гриню — были местные революционеры. Она всеми силами поддерживала эту связь, принимая по мере возможности, участие и в самой партийной работе.

    В этот именно период, летом 1905 года, в Могилев приехало несколько членов боевой дружины п. с.-р. с намерением организовать террористический акт на могилевского губернатора Клингенберга, приезд которого ожидался из-за границы. Привести в исполнение террористический акт предполагалось на вокзале при возвращении губернатора. Во всем этом деле Лидия Павловна оказалась самым ценным и необходимым товарищем. Благодаря прежним великосветским связям, она подробно узнала о дне выезда и продвижения Клингенберга, и даже достала фотографическую группу, на которой был снят губернатор. Это было весьма существенно, так как террористы не знали его в лицо.

    Покушение не состоялось. Клингенберг уцелел только потому, что исполнитель акта оказался не на высоте своего призвания и удачный момент был упущен. Центральный комитет п. с.-р. санкции на организацию нового акта не дал и предложил боевикам разъехаться. Тогда местная организация п.с.-р. устроила на губернатора самостоятельное покушение. В августе член группы И. Брильон бросил в него бомбу, которая не причинила никакого вреда губернатору». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 156-157./

    «Могилев, 18, VIII. Сегодня днем при проезде на главной улице города губернатора Клингенберга под его экипаж была брошена бомба. Раздался выстрел, но взрыва не последовало. Губернатор оставил экипаж и сам указал убегавшего преступника, разысканного затем полицией и арестованного». /Русское слово. Москва. № 223. 19 августа 1905./

    «Покушение не состоялось, так как тот, кому было поручено выполнение акта, в последний момент отступил. После этого неудачного дела местная организация партии с.-р. стала действовать самостоятельно. Но покушение окончилось опять неудачно: брошенная т. Брильоном бомба не взорвалась». /Орестова Л. П.  Лидия Павловна Езерская. // На женской каторге. Сборник воспоминаний. Под ред. В. Фигнер. Москва. 1930. С. 193./

    В это время появилась Могилевская группа П.С.-Р., «в которой роль руководителя играла Лидия Павлрвна Езерская». /Зіміонка А.  Соцыялістычны рух на Бнеларусі. ІІ. Партыя соцыялістычных-революцыянэраў. // Беларусь. Нарысы гісторыі, эканомікі, культурнага і рэволюцыйнага руху. Менск. 1924. С. 162./

    Расстрел минским губернатором П. Г Курловым митинга в Минске, «который происходил возле Виленского вокзала, поставил вопрос о его смерти. Уже в октябре 1905 г. за ним следила Езерская. Она наняла помещение в д. Айзенштадта на Соборной площади и, находясь напротив — немного наискось — ад губернаторских дворцов, наблюдала за Курловым. Курлов не показывался либо ездил в двух каретах под охраною эскадрону черкесов и калмыков. Посягательство на Курлова было отложено, и 29 октября Л. Езерская ранила на приеме могилевского губернатора Клингенберга» /Зіміонка А.  Соцыялістычны рух на Бнеларусі. ІІ. Партыя соцыялістычных-революцыянэраў. // Беларусь. Нарысы гісторыі, эканомікі, культурнага і рэволюцыйнага руху. Менск. 1924. С. 165./

    «Видя, что дело, на которое было затрачено столько сил, энергии и средств, не удалось, Езерская решила сама осуществить этот акт, чувствуя в себе достаточно сил и готовности.

    Воодушевленная такими мыслями, она уехала заграницу в Женеву, чтобы получить санкцию ЦК партии. Ее приезд в Женеву совпал с моментом, когда русская заграничная колония жила самой интересной и кипучей жизнью. Шли рефераты, дискуссии, читались лекции о терроре, шла полемика с нарождавшимся максимализмом в лице аграрных террористов и т.д., и Лидия Павловна, вошедшая с головой в революционную гущу, еще более укрепилась в необходимости взятой на себя террористической миссии. Однако санкции ЦК на террор она не получила. В силу ли того, что ее находили не подходящей для этой роли, или оттого, что вопрос о терроре в тот момент стоял под сомнением в смысле его целесообразности для данного времени — неизвестно. Однако, отказ ЦК партии не охладил ее порыва и не поколебал решимости исполнить задуманный акт. С горьким осадком в душе, но с сознанием необходимости своей миссии, она поспешила на родину.

    Невеселые картины увидела Езерская, вернувшись в Россию. Всюду крепла и усиливалась реакция. По всему Северо-Западному краю начиналась волна кровавых еврейских погромов. Город Могилев также переживал тревожные дни. Уже были отдельные хулиганские дебоши и в воздухе пахло кровью, но, как справедливо замечает Лелевич, „пули Езерской предотвратили бойню и спасли город».

    29 октября 1905 года Лидия Павловна, явившись к Клингенбергу на прием, несколькими выстрелами из «Браунинга» тяжело ранила его». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 157./

 

 

 

 

    Могилев, 29 октября (СПА). — Сегодня двумя выстрелами в живот и руку ранен в своей приемной губернатор Клингенберг. Стрелявшая дама, назвавшаяся баронессой Меендорф, задержана. Положение губернатора неопределенное. Дама оказалась женой члена Могилевской городской управы Езерской. {С. 9.}

    [С. 85.]

 

 

                                                               МЕСТНЫЙ ОТДЕЛ

    Покушение на убийство губернатора. В субботу 29 октября, около часу дня, в приемную г. начальника губернии т. с. Н. М. Клингенберга явилась дама-просительница, одетая в глубокий траур со спущенным на лицо крепом и просила дежурного чиновника особых поручений В. И. Мальцева доложить губернатору, что его хочет видеть баронесса Мейендорф по важному делу. Когда губернатор вышел в приемную, в этой комнате находились, кроме чиновника особых поручений, полицеймейстер Я. В. Родионов и еще одна просительница г-жа Морозова, которую губернатор выслушал первою и поручил полицеймейстеру принять от нее документ для выдачи полицией паспорта. Затем губернатор направился к просительнице, назвавшейся баронессою Мейендорф. Как только губернатор приблизился к ней и спросил «что вам угодно, дама эта выхватила семизарядный револьвер системы Браунинга, моментально произвела один выстрел в губернатора в упор и другой, почти без промежутка, когда он еще стоял. Губернатор упал на левый бок. Полицеймейстер, принимавший документы из рук Морозовой, одним прыжком очутился, около злоумышленницы и повалил ее на диван. После этого между ними началась борьба из-за того: кто первый захватит упавший на диван револьвер. На выстрелы выбежал из швейцарской курьер Яков, бросился к борющимся и ударил даму два раза кулаком по голове. Раненый губернатор, лежа, крикнул ему: «Яков оставь!»; револьвер почти одновременно попал в руки борющихся и сейчас же раздался выстрел, пуля попала в диван. Наконец револьвер окончательно перешел в руки полицеймейстера, бросившегося затем к раненому, а между тем курьер Яков задержал даму, которой полицеймейстер сказал: «г-жа Езерская, я вас знаю, не убегайте». Видя, что преступница задержана, В. И. Мальцев бросился за ближайшим врачом д-ром М. Г. Яковенко в губернское правление. Задержанная действительно оказалась женой члена могилевской городской управы Лидией Езерской. Она заявила, что лично Николая Михайловича Клингенберга не знает, плохое же мнение о нем составила главным образом на основании газетных сообщений и что решилась убить его, желая исполнить долг свой, так как издавна принадлежит к революционной партии, успехам которой Николай Михайлович Клингенберг всегда препятствовал. Злоумышленница отправлена в тюрьму; по делу производится следствие.

    После первоначально оказанной помощи, хирургом А. М. Долговым произведена была Николаю Михайловичу операция, пуля вынута, брюшные органы оказались целы, но повреждена кость. Правая рука прострелена у кисти. При больном дежурят врачи и сестры милосердия местной общины Красного Креста.

    В тот же день в 7 ч. вечера в канцелярии губернатора был, по желанию чиновников, духовенством братского монастыря, отслужен молебен святителю и чудотворцу Николаю о здравии болящего.

    На следующее утро, в воскресенье могилевская городская дума в экстренном собрании единогласно постановила: поднести могилевскому губернатору Клингенбергу сочувственный адрес и выразить глубокое негодование по поводу злодейского покушения на его жизнь.

    Адрес думы следующего содержания;

    «Ваше Превосходительство Николай Михайлович.

    Не находим слов, чтобы достаточно выразить наше негодование по поводу покушения на Вашу жизнь. Это событие тем более возмутительно, что мы знаем Вашу усиленно-напряженную деятельность в приискании мер к предупреждению в нашем городе прискорбных проявлений терроризма имевших место во многих городах России. Ваши мероприятия достигли благотворной цели, мы пользуемся полным в городе спокойствием, что служит лучшим доказательством целесообразности Ваших распоряжений.

    Примите же, глубокоуважаемый Николай Михайлович, искреннее, наше сочувствие и сердечную благодарность за Ваши труды. Верьте, что в данном случае мы говорим не только как гласные городской думы, но и как осведомленные с действительными взглядами населения города на Вашу плодотворную деятельность.

    Всемогущий Бог да дарует Вам скорейшее выздоровление. Могилев губ. 30 октября 1905 года».

    — Бюллетень о состоянии здоровья г. могилевского губернатора. 1 ноября в 12 час. 30 м. Ночь провел удовлетворительно. Температура 37.4; пульс 92. Перевязка переменена; раны чистые. Самочувствие хорошее.

    Врачи: Яковенко, Керстенс, Щербинский, Прейсфрейнд, Долгов, Копаневич, Модестов, Семковский.

    — Союз учителей. В воскресенье 30 октября состоялось первое собрание учредителей учительского союза в Могилевской губ. На рассмотрение собравшихся, в количестве до 50 чел. учителей местных учебных заведений низших и средних предложен был устав этого союза, который и принят. По делам союза можно обращаться в бюро этого союза, которое составляют: Ф. Я. Хоментовский, И. М. Миронов и Тихомиров.

    — По поводу резолюции «представителей» г. Могилева. Нам сообщают, что опубликованное в Могилевских Ведомостях (№ 128) обращение г.г. Галиновского, Бехли и Твердого к губернатору и гр. Витте относительно допущенного будто бы администрацией игнорирования манифеста 17 октября вызвало удивление большинства местного общества, которое готовит протест против права группы лиц называть себя представителями могилевского общества.

    — Общество изучения Белорусского края. Учредители общества изучения Белорусского края извещают г.г. членов, что назначенное на 6 ноября общее собрание, в виду прискорбных событий последних дней в Могилеве, на некоторое время отлагается.

    О дне собрания будет сообщено в «Губ. Вед.» своевременно.

    [С. 516.]

 

    МОГИЛЕВ. (Покушение на жизнь губернатора). Местные газеты сообщают следующие подробности о покушении па жизнь губернатора Клингенберга.

    В субботу, в 10 с пол. час. утра, вернулась в Могилев содержавшаяся в Петропавловской крепости жена члена могилевской городской управы Езерская. Чтобы не быть узнанной, она прямо из вагона пошла в вокзальную дамскую уборную, где перекрасила свои седые волосы и так загримировалась, что некоторые видевшие ее при входе в уборную недоумевали, куда девалась Езерская и откуда явилась эта странная женщина.

    Надев черное платье, она отправилась в помещение губернатора, которому отрекомендовалась баронессой Мейендорф и в то время, как губернатор рассматривал поданную бумагу, стала стрелять в него, попав двумя выстрелами в руку и нижнюю часть тела. Езерская была немедленно задержана и оказала некоторое сопротивление, пытаясь покончить самоубийством. Прибывшими врачами обе пули были извлечены, но положение губернатора тем не менее весьма серьезно.

    [С. 2.] 

 

 

 

    Могилев. Местные газеты сообщают следующие подробности о покушении на жизнь губернатора Кленгенберга.

    В субботу, в 10 с пол. час. утра, вернулась в Могилев, содержавшаяся в Петропавловской крепости жена члена могилевской городской управы Езерская. Что бы не быть узнанной, она прямо из вагона пошла в вокзальную дамскую уборную, где перекрасила свои седые волосы и так загримировалась, что некоторые видевшие ее при входе в уборную недоумевали, куда делась Езерская и откуда явилась эта странная женщина

    Надев черное платье, она отправилась в помещение губернатора, которому отрекомендовалась баронессой Мейендорф, и в то время, как губернатор рассматривал поданную бумагу, стала стрелять в него, попав двумя выстрелами в руку и нижнюю часть тела. Езерская была немедленно задержана, оказав некоторое сопротивление, пытаясь покончить самоубийством. Прибывшими врачами обе пули были извлечены, но положение губернатора, тем не менее, весьма серьезно. (Н. Д.)

    [С. 1.]

 

    Скорее всего «баронесса Мейендорф» вымышленное имя, так как госпожу Езерскую к губернатору просто бы не пропустили. В обширном «Именном указателе» в книге А. В. Стецкевича-Чебоганова - Я - сын Ваш: Казановичи герба «Гржимала». Минск. 2012. - «баронесса Мейендорф» не значится. Но на исторической Гомельшчине бывала «Баронесса Наталия Мейендорф» /chronoscop.ru›baronessa-nataliya-mejendorf-i-ejo-…/

    Рана, нанесенная Езерской, потребовала от Клингенберга продолжительного лечения. В 1905 г. именным Высочайшим указом он был назначен сенатором, присутствующим в департаменте герольдии, а с 1909 года присутствовал во 2-м департаменте. Также участвовал в Особом присутствии Правительствующего Сената для суждения дел о государственных преступлениях. Умер 2 мая 1917 г. Похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.

    «Утренняя Красная площадь еще пустынна, но тонкий ручеек посетителей тянется через резные ворота. И первые монетки упали на круг, что символизирует центр государства. И появились и сборщики этих монет. И первые щелчки фотоаппаратов нарушили зимнее утро. Началась жизнь главной площади.

    В зале, где идет конференция прохладно, через высокие окна и сюда проникает холод начинающего дня, хотя окна задернуты плотными коричневыми шторами. Противоположная стена зала украшена зелеными гирляндами. Гирлянды чередуются от темно-зеленых к зелено-серебристым. Чувствуется, что зал еще не оформлен до конца, на одной из витрин лежат еще и другие яркие украшения.

    - Докладчик из Беларуси, - читает программу Вера Ивановна.

    Перед докладчиком стопочкой лежать книг, которые он принес как подарок организаторам конференции. Он рассказывает о древних белорусских родах, говорит свободно, легко, дат и имен много. Но его рассказ не тесный, а можно и запомнить, то, о чем он рассказывает. «Летопись белорусской шляхты». Немного на слух необычно звучит, но исторически все выверено. Вот рассказ коснулся и рода Казановичей.

    - Вот средь ряда мужских имен появились и женские имена, - отмечает Вера Ивановна.

    Рассказывает сначала докладчик Анатолий Васильевич о Евлалии Казанович, которая получила от Александра Блока последнее его стихотворение. Такое необычное имя, похожее на имя Евгения, но совсем другое, услышанное первый раз. Эта Евлалия, оказалась необычной женщиной, она была одной из основателей Пушкинского дома в Петербурге.

    - Вот звучит и второе женское имя, Лидия, - обращает внимание на продолжение рассказа Вера Ивановна.

    Лидия Павловна Казанович сводная сестра Евлалии Казанович состояла в партии эсеров и участвовала в нескольких покушениях на представителей высших чинов Российской империи. Участвовала в покушении на министра внутренних дел В. К. Плеве, который впоследствии был убит членами группы Савинкова.

    - Если сейчас произнесут слова - Могилев и Клингенберг, то можно сказать, что это удивительное совпадение.

    И докладчик Анатолий Васильевич продолжает рассказывать о том, что Лидию Казанович знают под фамилией Езерская. И в Могилеве она совершила покушение на губернатора Николая Михайловича Клингенберга. Покушение произошло 29 октября 1905 года. Лидия Езерская под фамилией своей матери Мейендорф пришла на прием к губернатору Могилева Клингенбергу и выстрелила в него из браунинга, тяжело ранив. В марте 1907 года Лидия Езерская была осуждена и отбывала наказание в Акатуйской каторжной тюрьме. Освобождена была по болезни, переведена была в Забайкальскую область, потом в Якутскую область. Умерла в 1915 году.

     Когда докладчик закончил свое выступление он сел в зале. Рядом из ним оказалось свободное место, на которой и пересела Вера Ивановна.

    - Вы знаете, что Лидия Езерская покушалась на родственника директора Императорского Александровского Лицея Владимира Александровича Шильдера.

    Губернатор Могилева Николай Михайлович Клингенберг был родным братом жены директора Лицея, Анны Михайловны Шильдер. А потом так сложилась, что дочь губернатора Могилева воспитывалась в семье Шильдеров, ее называли Елизавета Николаевна Клингенберг. В 1925 году все были выселены из квартиры, арестованы, осуждены, и Елизавета Клингенберг тоже осуждена и выслана из Ленинграда. Не оставлять же ей квартиру директора Царскосельского лицея.

    [Возможно пристальное внимание к Анне Михайловны, урожденной Клингенберг, связано с тем, что свою первую политическую ссылку Феликс Эдмундович Дзержинский отбывал там, где губернаторам был брат Анны Михайловны, Николай Михайлович Клингенберг, в Вятке. Роман Борисович Гуль в своем романе «Дзержинский (Начало террора)» (Нью-Йорк, 1974), описывает первую ссылку Дзержинского и первую встречу Дзержинского с Клингенбергом.]

     Анатолий Васильевич взял со стола один из томов своих произведений и открыл на той странице, где были портреты и Лидии Езерской и Николая Михайловича Клингенберга. Эти портреты хорошо были знакомы. Лидия Езерская была в очках, в блузке и теплой кофте, на груди на цепочке крестик. Существуют съемки, на которых Язерская в кругу своих подруг, тоже террористок.

    - Такие у вас красивые книги. В твердом переплете. Оформлены отлично.

    - Издаю за свой счет.

    - Я тоже за свои деньги издаю. У меня скромнее, много скромнее. Вы олигарх?

    - В Беларуси олигархов нет.

    - Вот совсем недавно видела картотеку полицейского департамента, которая касалась именно этого покушения на губернатора Могилева, держала карточки в руках, а теперь вот и вас услышала.

    Так случайный доклад на конференции связал докладчика и слушателя событиями прошлого, что имели место с их родственниками вначале двадцатого века, еще до войны 14 года, революции 17 года, гражданской войны.

    В Могилеве есть и улица Лидии Езерской, была еще улица Езерской и в районе Петергофа, но она переименована». /Красная площадь. Дом 1. Савеловские чтения - 2 (Екатерина Шильдер ... www.proza.ru/2012/12/24/1119 - сохраненная копия 24 дек. 2012 г./

    «Езерскую побоялись отдать военному суду. Ее судил гражданский суд в Могилеве. На суде Лидия Павловна раскрыла все планы погромщиков и их заступников». /Мельнікаў М.  Вуліца яе імя. // Работніца і сялянка. № 3. Мінск. 1964. С. 11./

    «Вот при каких обстоятельствах Езерская очутилась в Могилевской тюрьме, где просидела полгода в ожидании суда. За это время она связалась нелегально с товарищами на воле, завязала переписку с семьей, прося сшить ей платье для суда, т. к. бывшее на ней изрядно потрепалось.

    Наконец, приблизился день суда. 7 марта 1906 года Лидия Павловна предстала перед судом выездной сессии Киевской судебной палаты. Вместе с ее делом одновременно разбиралось дело еще двух ее единомышленников: Л. Гителева, покушавшегося в январе 1905 года на полицеймейстера Родионова, и И. Н. Брильона за августовский акт на Клингенберга. Защищавшим ее адвокатам, присяжным поверенным Банину и Врублевскому (защитник Шмидта), Лидия Павловна заявила, что никакого снисхождения от суда не желает и просила их не говорить о ее личной невиновности. Суду же она сказала, что совершила свое покушение под впечатлением рассказов об ужасах, творимых во время еврейских погромов. Она произнесла длинную речь, в которой подробно рассказала о причинах, вызвавших данный террористический акт. В тот же день был вынесен приговор, присуждавший Езерскую к 13-ти годам и 6 месяцам каторжных работ, Брильона—к 8 годам и Гителева — к 6-ти годам каторги.

    Ничего другого ожидать было нельзя. Правительство не судило Езерскую, а мстило, ей, как своему личному врагу. Вместо того, чтобы обвинить ее, как члена социально-революционной партии, действовавшего по определенным политическим идейным мотивам, — судьи обвинили ее лишь в самом факте покушения и судили, как уголовную преступницу.

    Возможно, что такой приговор объясняется тем, что действуя без санкции ЦК партии, она была лишена моральной возможности заявить суду, что действовала, как член революционной партии и по ее поручению. Самым трагическим моментом в жизни Лидии Павловны было получение ею известия, что совершенный ею акт, не признан партией за акт п. с.-р. Это наложило известный отпечаток на ее душу и было ее тяжелой жизненной трагедией...

    От подачи кассационной жалобы Лидия Павловна отказалась. Приговор вошел 10 апреля в законную силу. Это совпало с моментом, когда Первая Государственная Дума поставила пред правительством ребром вопрос об амнистии. Езерская, пользуясь этим обстоятельством, написала министру внутренних дел и юстиции следующее письмо:

              «Г. министру внутренних дел (г. мин. юстиции) Л. П. Езерской.

                                                                        Заявление.

    Единогласное постановление государственной думы о необходимости полной амнистии для всех политических, по-видимому, имеет отношение и к нам, террористам. Это обстоятельство и заставляет меня подать Вам следующее заявление:

    Приговором Киевской судебной палаты 7-го марта этого года за покушение на жизнь Могилевского губернатора Клингенберга я признана уголовной преступницей, и приговорена к лишению всех   прав и к каторжным работам на 13!/г лет. Кассации я не подавала, почему приговор со дня на день должен войти в законную силу. Амнистия, если таковая будет по отношению ко мне, избавит меня, конечно, от наказания, но дело не в наказании, а в справедливости и реабилитации. Ни на суде, ни сейчас я виновной себя не признаю, я как член п. с.-р., совершила это покушение из принципа, из глубокого убеждения, что данный террористический акт необходим, что политический террор, введенный партией в тактику, вынужден незаконными действиями правительства, является, так сказать, углом отражения. Идя на террор, я защищала интересы народа, исполняла свой суровый партийный долг, Я первая являюсь противником террора, как только Россия вступит на путь лояльности, справедливости и права. Не по доброй воле, не из предпочтения к кровавым способам борьбы, ваялась партия за оружие, но исполняя суровый долг перед делом революции, делом рабочего народа. Это было глубоко серьезное и ответственное решение. История оправдала его... Партия прекратит террористическую тактику, как систему политической борьбы тогда, когда достигнет политических учреждений, делающих волю народа источником власти и законодательства. Что общего между идейным политическим террором и простым уголовным убийством, в котором зачастую победителем является своекорыстный личный эгоистический элемент?.

    Амнистия, как акт помилования, для меня пустой звук, так как я не признаю себя виновной. С меня должно быть, снято позорное клеймо уголовного преступника, которое своим приговором наложила на меня палата. Мне нужна реабилитация, а не амнистия. Я глубоко убеждена, что все политические дела и политический террор не подлежат компетенции палат с сословными представителями. Эти судьи, по существу своему, являясь сторонниками правительства, защитниками его интересов, как заинтересованная сторона, не могут быть беспристрастными к врагам правительства. Поэтому я требую беспристрастного суда общественной совести — суда присяжных при открытых дверях.

    Только такой суд может вынести справедливый обвинительный или оправдательный приговор, считая законной или незаконной мою принадлежность к п. с.-р., и только это и ничто другое мне может быть предъявлено.

    Прошу не замедлить объявлением мне ответа. Лидия Езерская».

     Ответа на письмо не последовало. Вместо него получилось извещение, что приговор утвержден, и Лидию Павловну перевели на обще-уголовное положение.

    Потянулись серые безрадостные дни каторжной жизни. Здоровье Лидии Павловны уже было сильно надорвано. При освидетельствовании ее, казенная медицинская комиссия установила, что Езерская „страдает хроническим воспалением легких, ни к каким работам не способна. Телосложение и питание удовлетворительны, видимые слизистые оболочки сплошны, в верхушках легких выход и крепетирующие хрипы, мокрота гнойная, временами бывает кровохарканье, перкуторный тон под ключицами заглушен»...

    Можно ли удивляться, что при таких зловещих признаках тюремное сиденье отняло последний остаток здоровья и ускорило преждевременную смерть Лидии Павловны...

    Весной 1906 года, во время пребывания Езерской в Могилевской тюрьме, ее товарищами по партии была сделана попытка организовать побег, который не осуществился только потому, что она не согласилась, чтобы за нее пострадал другой человек: Езерскую должна была заменить одна дама во время свидания, а Лидия Павловна должна была уйти вместо нее.

    Уголовное положение вскоре дало себя почувствовать. Тот же Дубяго (нач. тюрьмы), еще так недавно, в дни свобод, расшаркивающийся перед ней и относившийся весьма почтительно,— теперь резко изменил тон, стал дерзок и груб. Как всякий заправский тюремщик, он менял свое поведение соответственно поведению высших сфер». /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 158-161./

    «Она уехала в Швейцарию, а затем вернулась в Могилев и совершила в октябре 1905 года покушение на губернатора. Об этом и последовавшем затем заседании Киевской судебной палаты (ее судили в марте 1906 года в Киеве, а не в Могилеве) писали практически все газеты Российской империи». / Террористка баронесса Меердорф-Езерская и губернатор барон Клингенберг. // Рыськов М.  Неизвестные страницы истории Могилевщины. Могилев. 2012. С. 20./

 

 

    МОГИЛЕВ. Езерская, обвиняемая в покушении на нанесение ран губернатору Крингенбергу приговорена к каторге на 13 л. 6 мес.

    [С. 3.]

 

 

    МОГИЛЕВ, 7, III. Сегодня сессией киевской судебной палаты разбиралось дело Езерской, стрелявшей в бывшего губернатора Клингенберга. Обвиняемая приговорена на 13½ лет в каторжные работы. Та же сессия разобрала дело Брильона, бросившего бомбу в того же губернатора. Подсудимый приговорен к восьмилетней каторге;. Обоих подсудимых защищал прис. пов. Врублевский.

    [С. 120.]

    «К этому периоду ее жизни относится несколько писем ее из тюрьмы к знакомым, характеризующие ее настроение: «Чувствую себя последнее время не важно, обще-уголовное положение даст себя чувствовать». Но как ни безрадостна жизнь, Лидия Павловна не падает духом. Она горячо верит, что еще увидится с друзьями «при новых лучших условиях», «что Россия восторжествует над полицейской тиранией — эта же позорная диктатура падет очень скоро несомненно».

    Тем временем, высшие могилевские власти спешили скорее избавиться от присутствия неспокойного и опасного гостя и, не дождавшись составления статейного списка, отправили ее в Москву, в Бутырки. Небезынтересно привести один документ, который могилевские власти отправили Московскому губернатору вместе с Езерской.

    «Имею честь уведомить ваше превосходительство, что мною одновременно с сим сделано распоряжение об отправлении без статейного списка в ваше ведение, для содержания в Московской центральной пересыльной тюрьме присужденной к каторжным работам (на 13 лет и 6 месяцев) за покушение на убийство бывшего Могилевского губернатора, тайного советника Клингенберга, Лидии Павловой Езерской, так как дальнейшее содержание ее в могилевской тюрьме, в виду беспрестанно предъявляемых ею разных требований, а также ежедневно покушений ее родных и знакомых, привлекая к себе особое внимание и бдительность администрации и надзора тюрьмы, является крайне тягостным. К сему присовокупляю, что статейный список на Езерскую будет сообщен вам вслед за сим незамедлительно».

    2-го июля 1906 года, в сопровождении многочисленного конвоя, Лидия  Павловна «была доставлена на вокзал, оцепленный войсками, и отправлена в Москву, а через некоторое время туда же был отослан и ее статейный список. Данные этого списка так рисуют наружность Езерской:

    «Глаза карие, лицо смуглое, волосы темно-русые с проседью, лоб выпуклый, овальный, нос вздернутый, рост 2 арш. 14 вершков» и. т.д. Далее описывается ее гардероб и имущество, состоящее из платка, армяка серого фабричного сукна, холстяной рубахи, такой же юбки, пары портянок, котов и мешка. В конце статейного списка красуется «аттестат» Лидии Павловны, вписанный самим Дубяго:

    «Склонна к побегу, дерзка, в незаконных требованиях назойлива и настойчива, служит подстрекательницей ко всем беспорядкам среди содержащихся»...

    Вот с таким-то багажом и «похвальным листом» тюремщика Дубяго Езерская прибыла в Московскую пересыльную тюрьму. Отсюда после кратковременного пребывания ее вместе с другими представительницами русского террора: М. Спиридоновой, А. Измаилович, Р. Фиалкой, М. Школьник и А. Буценко отправили этапом в Нерчинскую каторгу.

    В своих воспоминаниях Александра Адольфовна Измаилович рассказывает, как сердечно и тепло прощались с ними бутырские заключенные, какие торжественные проводы им устроили: «Выходим с вещами мы на двор, пишет она, и останавливаемся пораженные: все окна мужских и наших одиночек иллюминованы выставленными на окна лампами, из некоторых окон летит зажженная бумага, все окна гудят — прощаются»...

    Весь этапный путь от Москвы до Акатуя, пройденный Езерской с товарищами, был сплошным торжественным триумфом. На каждой станции, в каждом городе их встречали тысячные толпы рабочих и учащихся. Всюду и везде их приветствовали, как друзей, как дорогих и желанных товарищей... Казалось, шествуют не политические пленницы русского правительства, а его победители... /Жуковский-Жук И.  Лидия Павловна Езерская (Материалы для биографии). // Пути революции. № 5-6. Харьков. 1927. С. 161-162./