ЎЎЎ 2. Эдуард Пякарскі. Пра рэлігійны стан іншародцаў Пермскай ды Арэнбурскай эпархіяў. Койданава. "кальвіна". 2022.

 

                                       О РЕЛИГИОЗНОМ СОСТОЯНИИ ИНОРОДЦЕВ

                                           ПЕРМСКОЙ И ОРЕНБУРГСКОЙ ЕПАРХИЙ

                                                          (По отчетам миссионеров)

    В приложении к «Православному Благовѣстнику» за мин. 1907 год напечатан «Отчетъ Православнаго Миссіонерскаго Общества за 1906 годъ», содержащий в себе очень интересные сведения о современном религиозном состоянии некоторых инородческих племен нашего Востока. Позволяем себе сделать краткое извлечение из той, имеющейся у нас под руками, части «Отчета», которая помещена в приложении к № 22 (ноябрь, книжка 2-ая) «Православнаго Благовѣстника» и которая касается религиозного состояния инородцев Пермской и Оренбургской епархий.

    Относительно многочисленных инородцев Пермского края в «Отчетѣ» находим общее замечание, что они «легко поддаются влиянию окружающих их не только язычников и магометан, но иногда даже старообрядцев... Не говоря уже об язычниках инородцах, ревностно выполняющих свой богослужебный культ и строго держащихся обычаев своих предков, даже и крещеные из инородцев обыкновенно не соблюдают христианских обрядов и не следуют правилам христианской жизни, так что оо. миссионерам приходится наставлять последних наравне с некрещеными, побуждать их к исполнению обязанностей принятого ими на себя звания христиан». В отчетном году зарегистрован только один случай обращения в христианство — крещение магометанина (стр. 95).

    В частности необходимо отметить, что в то время как вогулы некоторых деревень Верхотурского уезда — бывшие ясачные, а ныне государственные крестьяне — «совершенно обрусели и даже позабыли свой природный вогульский язык и говорят теперь по-русски и ничем не отличаются от русского крестьянина по образу своей жизни», причем «христианство сменило здесь шаманство и в значительной степени вытеснило прежние языческие понятия и суеверия», — кочующие на севере уезда вогулы (до 70 душ) все еще остаются полуязычниками, у которых «вера христианская перемешана с языческими понятиями». Отчет констатирует, что у них «кровавые жертвоприношения процветают в полной силе, причем они совершаются в честь Господа Иисуса Христа, Божией Матери и Св. Николая Чудотворца, которые в представлении вогул являются — белым, добрым и строгим шайтанами». Замечательно, что, по свидетельству русского торговца, «и православные русские люди приносят и жертвуют в храмы овец, телят и других животных, которых режут и здесь же продают». Русский торговец в данном случае отвечал за вогул на возражения священника и его доказательства о греховности таких жертвоприношений, доказывая, в свою очередь, что «вогульские жертвоприношения в честь Бога и Св. угодников представляют собою нечто иное, как подражание тем же православным» (стр. 99-100). Хотя священник пытался «доказывать и разъяснять существенную разницу» между этими жертвоприношениями, но с большою вероятностью можно предположить, что эта разница осталась неясною даже для русского торговца, а об инородцах и говорить нечего.

    Говоря о способе погребения у вогул, «Отчетъ» сообщает, что «вогульское кладбище расположено на возвышенном месте (увале) и очень каменистом, могил вогулы не копают, а строят небольшой деревянный срубец, ставят в него гроб с покойником, заваливают гроб камнями и сруб закрывают досками. Рядом с первым всегда ставится и второй сруб, предназначенный для склада тех вещей и предметов, которыми пользовался покойный при жизни, — как то: одежды, обуви, чайника, котелков и проч. В некоторых из таких срубов лежит и гниет добра рублей на 100 и более. При могиле умершего, после похорон, закалывается несколько оленей, принадлежащих умершему или умершей, мясо оленей съедается здесь же теми вогулами и родственниками, которые сошлись почтить память умершего, а шкуры убитых животных кладутся в сруб». Поставленные при могилах «небольшие восьмиконечные кресты, сделанные из тонких, в виде школьных квадратиков, палочек», должны служить признаком того, что здесь христианское, а не языческое кладбище (стр. 100-101).

    Что касается Оренбургской епархии, то в некоторых инородческих приходах, так называемых нагайбакских (нагайбаки — крещеные татары), в отчетном году заметно было сильное движение к магометанству. Это следует сказать в особенности относительно Нежинского и Требиатского нагайбакских поселков и Ильинской станицы. Собственно говоря, в первом из названных поселков нагайбаки «всегда находились под сильным влиянием ислама и склонны были к магометанству», но «особенно усилилась открытая магометанская пропаганда после объявления Манифеста о свободе вероисповедания». Главную причину массового отпадения нежинских нагайбаков в магометанство «Отчетъ» видит в щедрой материальной помощи, которую им оказывают все состоятельные татары; тою же материальною зависимостью объясняется в «Отчетѣ» и склонность к магометанству требиатских нагайбаков, имеющих, к тому же, возможность слушать устную проповедь ислама на приисках, где они проводят большую половину года в качестве чернорабочих и старателей и где имеется мулла и медресе (начальное магометанское училище). «В Ильинской станице незаметно материальной помощи нагайбакам со стороны татар, но зато нагайбаки все время вращаются среди татар, башкир и киргизов — магометан. По отзыву священника Мордвова, и русские православные жители станицы мало религиозны, редко посещают храм и плохо исполняют христианские обязанности» (стр. 107).

    Как видно из данных «Отчета», приходские священники почти бессильны бороться с все возрастающим влиянием ислама. Так, на религиозные беседы, на которые приглашает нагайбаков священник, они не являются и даже всячески избегают с ним встречи, а при встрече «на все увещания священника дают только один ответ: «я, батюшка, ни православной, ни магометанской веры хорошо не знаю, спорить съ вами не могу. Все наши нагайбаки переходят в магометанство, а если я один останусь в православии, то все прочие сделаются моими врагами и житья мне не будет» (стр. 106) В Требиатском поселке с 1902 года состоит священником нагайбак Макарий Софронов, который хорошо знает «продивомусульманское учение» и «ведет религиозно-нравственные беседы с нагайбаками и полемические беседы с отпавшими и прочими магометанами». При всем том, «несмотря на его старание, магометанское влияние не ослабевает, а, наоборот, усиливается», так что «в конце 1905 года перешло в магометанство два семейства нагайбаков», причем «Отчетъ» констатирует, что «только благодаря деятельности священника Софронова в этом поселке нет массовых отпадений». Если в остальных нагайбакских приходах магометанского влияния, по словам «Отчета», незаметно, то это обстоятельство и объясняется именно тем, что «по близости к этим приходам не имеется татарских селений, и в самых поселках нет татар» (стр. 108).

    Вот все, что можно было извлечь из «Отчета» по вопросу о религиозном состоянии инородцев двух епархий, строго придерживаясь фактической стороны. К сожалению, «Отчетъ» не удержался до конца на почве фактов и в своем заключении (№ 24, декабрь, книжка 2-я, стр. 129) все отмеченные выше случаи отпадения инородцев «в прежние языческие суеверия» пытается приписать, совершенно голословно и вразрез с высказанными ранее суждениями, «волне такъ называемого «освободительного движения», которая коснулась будто бы и наших миссий. Такое утверждение является для читателя «Отчета», по меньшей мере, неожиданным, так как на всем его протяжении на роль освободительного движения в деле частичного или массового отпадения инородцев от православия нет даже малейшего намека. Это и понятно: тогда как «Отчетъ» составлен на основание фактических сообщений миссионеров, — приделанное к нему заключение носит явные следы канцелярского творчества...

    Э. П.

    /Живая Старина. Періодическое изданіе Отдѣленія Этнографіи Императорскаго Русскаго Географическаго Общества. Вып. III. С-Петербургъ. 1908. С. 392-393./

 

 

    Эдуард Карлович Пекарский род. 13 (25) октября 1858 г. на мызе Петровичи Игуменского уезда Минской губернии Российской империи. Обучался в Мозырской гимназии, в 1874 г. переехал учиться в Таганрог, где примкнул к революционному движению. В 1877 г. поступил в Харьковский ветеринарный институт, который не окончил. 12 января 1881 года Московский военно-окружной суд приговорил Пекарского к пятнадцати годам каторжных работ. По распоряжению Московского губернатора «принимая во внимание молодость, легкомыслие и болезненное состояние» Пекарского, каторгу заменили ссылкой на поселение «в отдалённые места Сибири с лишением всех прав и состояния». 2 ноября 1881 г. Пекарский был доставлен в Якутск и был поселен в 1-м Игидейском наслеге Батурусского улуса, где прожил около 20 лет. В ссылке начал заниматься изучением якутского языка. Умер 29 июня 1934 г. в Ленинграде.

    Кэскилена Байтунова-Игидэй,

    Койданава