Юрий Остапенко
СЛОМАННЫЕ КРЫЛЬЯ
«Его превосходительству господину Якутскому губернатору. Прошение. Согласно высочайшего манифеста, данного в Царском селе 81 февраля 1905 года, имею честь еще раз напомнить Вашему превосходительству, что летательная машина, над изобретением коей трудился более десяти лет, представляет собой шлюпку, герметически крытую щитком; то и другое сделано из алюминиевой жести, окрашенной масляной краской небесного цвета...»
Летательная машина в Якутске? В 1905 году? Десять страниц убористого текста с ятями, фитами, с торжественно приподнятыми прописными буквами над превосходительствами и манифестами. Подпись под прошением — Иван Фаддеев Зубржицкий.
— Вот так находка! — говорит сотрудник Центрального государственного архива Якутской АССР Александр Александрович Калашников. — Я занимался делами поляков, сосланных в Якутию, и неожиданно наткнулся на этот документ.
На стол ложатся пожелтевшие от времени, хрупкие листы из дела «ссыльно-поселенца, государственного преступника Ивана Фаддеева Зубржицкого», заведенного департаментам полиции. Восьмидесятилетней давности доносы, рапорты, пересылыно-этапные листы, «одежные записки» арестанта, полицейский журнал с ежедневными отметками ссыльных, протоколы медицинских экспертиз... Казенные бумаги с двуглавыми растопыренными орлами и грифом «Секретно»...
И я окунулся в «дела давно минувших дней», в архивные документы конца прошлого — начала этого века, в затхлую, душную атмосферу провинциального северного городишки, в которой томился, бился, задыхался отданный под гласный надзор полиции человек, «посягнувший на существующий в империи строй». Человек, щедро одаренный природой, с недюжинным умом, с высокими идеалами. Мечтатель, революционер, изобретатель, сломленный судьбой, не реализовавший и сотой доли своих возможностей и замыслов.
Я попытаюсь рассказать об Иване Фаддеевиче Зубржицком, каким он мне представился по архивным материалам, по его дневниковым записям, по донесениям полицейских агентов, по его делам.
«Лишить всех прав и состояния»
Родился Иван (Ян) Зубржицкий в семье крестьянина Владиславского уезда Сувальской губернии. Родился в 1861 году, в том году, когда было отменено крепостное право и когда по городам и весям России только и было разговору про «крестьянскую волю».
Но очень скоро выяснилось, что царский манифест вместо воли принес крестьянам новые тяготы — и зашевелилась, загудела деревня, и все чаще вместо слова «свобода» маленький Ян Зубржицкий слышал слово «обман».
Обезземеленный Тадеуш (Фаддей) Зубржицкий оставил свой надел и уехал в Житомир с тем, чтобы хоть дети его не знали унижений рабского крестьянского труда.
Детство и юность Яна пришлись на те годы, когда в России ширилось движение народничества, когда революционные идеи овладевали умами разночинцев, рабочих, крестьян, студенчества, учащейся молодежи. Рано познакомился Ян с тоненькими брошюрами, на титульном листе которых было выведено: «В борьбе обретешь ты счастье свое!». И сын доброго польского католика с головой окунулся в революционную работу. Распространял среди сверстников в реальном училище запрещенные газеты и листовки, хранил в доме нелегальную литературу, фальшивые паспорта, которые привозились из Петербурга, участвовал в сходках.
В 1877 году вся Россия следила за знаменитым «процессом пятидесяти». Суд был открытым, и защитительная речь на нем рабочего-революционера Петра Алексеева стала подлинным манифестом всех последующих поколений революционеров. С волнением читал Ян пламенные строки этой речи: «Реформа, «дарованная», хотя и необходимая, но не вызванная самим народом, не обеспечивает самые необходимые потребности крестьянина. Мы по-прежнему остались без куска хлеба с клочками никуда не годной земли и перешли в зависимость к капиталисту... Как видно, русскому рабочему народу остается надеяться самому на себя и не от кого ожидать помощи, кроме как от одной нашей интеллигентной молодежи... Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!»
Все это было так близко, так понятно Яну. И он решил посвятить себя тому же делу, за которое боролись Петр Алексеев и его товарищи.
По некоторым данным можно предположить, что он был в одном из народовольческих кружков, потому что, хорошо знал студента-революционера Николая Кибальчича, казненного за участие в убийстве царя Александра II в 1881 году вместе с А. Желябовым, С. Перовской и другими первомартовцами. Во всяком случае, в некрологе, опубликованном в газете «Автономная Якутия» от 8 марта 1925 года, писалось, что Зубржицкий был арестован «за подготовку к террористическим актам, за работу в одной из организаций с Кибальчичем, будущим цареубийцей».
Вскоре Яну Зубржицкому было поручено самостоятельное задание: распространить листовки среди рабочих.
Половина шестого. Гудок прозвучал.
Из ворот шел фабричный народ.
У ворот я стоял, у ворот поджидал,
У кирпичных фабричных ворот.
Как ковер под ногами, был мягок асфальт,
Уплотнялось людское кольцо.
Молодые глаза и ребяческий альт,
Возбужденное чем-то лицо.
С двух сторон с двух сторон приближались штыки,
У солдат стал суровее взор.
Под проворным движеньем дразнящей руки
Лег направо скользящий затвор.
Я бежал и бежал и назад не глядел.
Я назад не глядел и бежал.
Кто-то тяжко-высокий меня догонял,
Кто-то тяжко-высокий прикладом гремел.
Я бежал и бежал...*
[* Здесь и далее стихи ссыльного поэта-революционера Якова Розеноера. Сборник стихов «По камере», Якутск, 1908, типография Жарова, издание Олейникова.]
Мало, очень мало осталось материалов о революционной деятельности Яна Зубржицкого. Да и не должно их быть много: в неполные восемнадцать лет он был арестован жандармами, и 21 июня 1879 года дело его было передано в Киевский военно-окружной суд. О характере его деятельности довольно красноречиво говорится в «распределительном списке на государственного преступника Ивана Зубржицкого» в графе «Род приговора»:
«За принадлежность к тайному противозаконному сообществу, имеющему намерение в более или менее отдаленном будущем путем: насилия ниспровергнуть или изменить порядок государственного и общественного строя в России, причем для целей этого сообщества некоторые замыслили совокупными силами ограбить в г. Житомире казенный денежный ящик 125 пехотного Курского полка и почту, а равно освободить находящегося под стражею государственного преступника Зубржицкого, чего однако не могли исполнить по обстоятельствам от них не зависящим, а кроме того: а) за покушение на убийство полицейского служителя, задержавшего его; б) за распространение печатных сочинений, возбуждающих к бунту; в) за приобретение фальшивых, паспортов и проживание по ним проговорен: к ссылке в каторжные работы на 20 лет, а по окончании срока работ — поселить в Сибири навсегда» (ЦГА ЯАССР. Фонд 12, оп. 16, ед. хр. 24).
Вместе с кем был арестован Ян, для каких целей пытались они экспроприировать кассу пехотного полка, какого «государственного преступника Зубржицкого» — отца, брата? — хотел освободить Ян с товарищами, пока неизвестно. Быть может, дальнейшие поиски дадут ответ на эти вопросы.
Суровыми, драконовскими методами расправлялся царизм с лучшими сынами России. То было суровое время, но молодая Россия верила в будущее. И шли на эшафот, на каторгу бесстрашные юноши, верившие, что лишь в борьбе можно обрести счастье свое.
25 июля Ян Зубржицкий был доставлен в кандалах во Мценскую политическую тюрьму.
По камере хожу кругом,
Хожу кругом по камере.
Одиннадцать шагов в длину,
Пять с половиной в ширину.
Пять с половиной в ширину,
Одиннадцать в длину.
Политическая тюрьма. Многоэтажный каменный гроб с гремящими железными лестницами, межэтажными сетками, окованные двери камер с «волчками», гулкие шаги часовых. В камере разный люд, ждущий отправки по этапу в края далекие, сибирские.
К Яну подошел бородатый — староста камеры, спросил, за что такого юнца посадили. Выслушав, вздохнул и сказал: мол, молись, парень, богу, если веруешь в него, чтобы куда поближе сослали — в Омск или на Алтай. Может, выживешь. Ну, а если попадешь в Акатуевские рудники на Нерчинскую каторгу, тогда — аминь.
Решетка в окне, в углу параша, грохот солдатских сапог в коридоре... Переклички, обыски, баланда...
Все ходит надо мной товарищ,
Все ходит взад-вперед.
Я слышу стук его шагов,
Шуршащий поворот.
Сидит товарищ пятый раз,
Сидит не первый год
И с нетерпением суда
И приговора ждет.
С лязгом отворилась дверь, и зычный голос рявкнул: «Иван Фаддеев Зубржицкий, с вещами на выход!»
Путь на Голгофу
В тюремном дворе строились в ряд арестанты. Очередная партия уходила по этапу в Сибирь.
«Динь-бом, динь-бом, слышен звон кандальный, динь-бом, динь-бом, путь сибирский дальний...» Впереди колонны подвода с нехитрым арестантским скарбом, солдаты с винтовками и длинная печальная лента серых арестантских армяков... «Динь-бом, динь-бом»... По проторенному кандальному тракту. День за днем, неделя за неделей... Семь долгих месяцев в осеннюю слякоть, в лютый сибирский мороз.
К рождеству прибыли в Красноярск. Над заснеженным деревянным городком плыл благовест колоколов, дымные столбы тянулись в небо, прохожие поздравляли друг друга, расписные сани и кошевы везли нарядных седоков. Но при приближении скорбной серой колонны все смолкало и тускнело, лишь праздничный перезвон наполнял город торжественными звуками. «Бом-бом-бом, тили-тили-тили, бо-о-о-м!» пели колокола.
«Дзинь-дзинь-дзинь!» — вызвякивали привычную песнь кандальные цепи.
Шаг за шагом от сердца России к ее печальным окраинам, к ее острогам...
Красноярский острог не был готов к приему новой партии арестантов. Вновь прибывших расположили во дворе тюрьмы: готовили камеры, велели отслужить молебен.
Мороз усилился, и было слышно, как на Енисее с оглушительным треском ломается лед. Составив в пирамиды винтовки, конвойные грелись у костров.
В холодных атомах бездымного тумана
Туманились костры сторожевых огней.
И пленки мги на стеклах у очков
Казались сетью дымчатых туманов,
Туманов неразбитых полуснов,
Туманов перестрелянных обманов.
«Где ты, отец наш Иисус? — подумал Зубржицкий, коченея в толпе арестантов. — Что твой путь на Голгофу по сравнению с этой бесконечной дорогой и этими мучениями! Неужели не обливается твое сердце кровью при виде страданий, которые выпадают на долю сынов твоих? А может, все твои искупительные страдания, сын божий, — нерасстрелянный обман? Обман. Обман!»
В рождественскую ночь 1880 года заключенный Зубржицкий отказался идти на молебен.
В пересыльном листе в графе «вероисповедование» тюремный писарь зачеркнул слова «римско-католическое» и вписал пугающе короткое: «атеист».
8 марта 1880 года этап прибыл к месту назначения — в Карийскую тюрьму, одно из самых страшных мест Нерчинской каторги.
«Оставить в сильном подозрении»
Любые слова бессильны передать весь ужас положения людей, сосланных в страшные рудники каторжного края. Нерчинск, Кара, Шилка... Трудно привыкал Зубржицкий к заключению, стал подумывать о том, как вырваться на волю. В первый же год группа заключенных стала готовиться к побегу. К ней присоединился и Зубржицкий. Однако руководитель побега в последний момент исключил его из числа тех, кто должен был бежать: не под силу юноше был бы этот путь через горы, через Байкал, по тайге, в стороне от больших дорог, от казачьих селений, где стрелки, получавшие премию за каждого убитого беглого каторжника, буквально охотились за любым подозрительным человеком.
Побег наделал много шуму: Карийская тюрьма считалась «надежной». Всех, кто так или иначе соприкасался с беглецами, в том числе и Зубржицкого, допрашивали с пристрастием, но никто не выдал товарищей.
17 сентября 1880 года приговором Иркутского губернского суда «по делу о побеге из тюремного замка 8 государственных преступников — Зубржицкого по сокрытию следов побега и за недонесение начальству о задуманном арестантами преступлении оставить в сильном подозрении».
Побег оказался удачным, и Ян очень сожалел, что не стал в той группе девятым...
Непосильный тяжкий труд в рудниках, нечеловеческое обращение, скверная пища, постоянное унижение — все это было нормой на Каре, в каторжной тюрьме. День за днем, год за годом. Одно было отрадой — арестантам не возбранялось читать, а читал Ян Зубржицкий запоем: каждую свободную минуту. Не библию и жития святых, навязчиво предлагаемые тюремным священником, а учебники, техническую литературу, справочники и энциклопедии. Несколько технических усовершенствований, сделанных им в руднике, привлекли к нему внимание. Вскоре Зубржицкому была предоставлена возможность организовать при тюрьме «лабораторию для сухой перегонки леса».
Однажды, когда в Карийскую тюрьму прибыла новая партия заключенных, среди «старожилов» пронесся слух: в числе вновь прибывших Петр Алексеев. Тот самый, чья речь печаталась в подпольных типографиях по городам России и даже, говорят, за границей. В этой же партии был и Мышкин, тот самый Мышкин, который, будучи в эмиграции, узнал об аресте Чернышевского и ссылке его в далекую Якутию на Вилюй. Переодевшись жандармом, отважный революционер добрался до Вилюйска, но его предприятие закончилось неудачей... Его сослали на Кару. Вечером того же дня Зубржицкий отправился в «Якутку» (так называлась камера, в которой сидел Петр Алексеев). С увлечением слушал он о революционной борьбе в Петербурге, Москве, о нашумевшем процессе, о том, как Петр Алексеев выступал на суде.
Всем сердцем тянулся юноша к старшему товарищу. Оказывается, и Алексеев сидел в Мценской политической тюрьме, нашлись общие знакомые, общие увлечения. Петр Алексеев оказался очень начитанным, развитым рабочим, помогал в выборе книг Зубржицкому.
С прибытием Алексеева и Мышкина на Кару, здесь оживилась нелегальная работа. Вновь стал готовиться побег — должен был бежать Мышкин. На сей раз во Владивосток. Побег не удался, и порядки в тюрьме стали поистине драконовскими.
Ян Зубржицкий пытался попасть в одну камеру с Алексеевым, но, увы, это ему не удалось. А вскоре Петра Алексеева из «Якутки» отправили в ссылку в далекую и страшную Якутию.
...На вечное поселение
В 1892 году срок каторжных работ истек, Зубржицкого перевели в Акатуевскую тюрьму. Оттуда и ему предстояло отправиться к месту ссылки — тоже в Якутию. Он еще не представлял, что все пережитое им не пойдет ни в какое сравнение с этим путем. Никто не мог рассказать об этом пути, потому что никто не возвращался оттуда, лишь солдаты, которым выпало сопровождать ссыльных, кляли свою судьбу да вымещали злость на заключенных. «Молите бога, нехристи, — сказал унтер, — если оставят партию на зимовку в Верхнеудинске [* Ныне Улан-Удэ], не то потопаем по снегу».
16 сентября 1892 года арестантский обоз из 12 подвод, 70 человек (среди которых были женщины с маленькими детьми) отправился в дорогу.
В Верхнеудинске начальник тюрьмы категорически отказался принять арестантов, ссылаясь на отсутствие указаний. И, несмотря на надвигающуюся страшную якутскую зиму — обоз двинулся на север.
Мы едем., мы едем, мы едем,
Мы едем вперед и вперед.
Мы едем, мы едем, мы едем
Средь снежных приленских высот.
Впрочем, ехать разрешали лишь детям да больным... От одной станции до другой... К месту вечной ссылки.
Из воспоминаний Зубржицкого: «Пришлось идти этапом с 16 сентября 1892 года по 8 июня 1893 года. И среди ужасов зимнего этапного пути, где несколько раз приходилось покупать дрова, чтобы окончательно не замерзнуть в льдинами покрытых стенах этапа и платить по 3 копейки за один фунт хлеба, получая 4 копейки кормовых, лишиться не только последних средств, но и собственного платья».
На подходе к Мухтуйской почтовой станции обоз застигла пурга. Двое суток арестанты и конвоиры сидели на ленском льду под укрытием из саней и рогож. Без огня, без пищи, без крова. Не всем было суждено дойти до места ссылки...
Днем это было. На санках
Двое везли мерзлый труп.
Длинный, покрытый рогожей,
Грязно-желтой рогожей.
Днем это было. Лишь ноги
Видны у длинного трупа,
Слабо-бессильные ноги.
Днем это было.
По мере приближения к Якутску колонна арестантов редела. Кто оставался в поселках, означенных в сопроводительных бумагах, как «место водворения ссыльного», кто — навек в мерзлой земле.
В начале 1893 года Зубржицкий вместе с тремя товарищами был доставлен в Якутск. Истощенные, больные добрались они до полицейского управления. Просьба не разлучать их и по возможности оставить в городе была «оставлена без последствий». Зубржицкий был отправлен в Хамагаттинский наслег, Бычков — в Тулагинский, Стояновский — в Кусаланэльский, Давиденко — в Хатын-Арынский.
Тюрьма без решеток
Печальная картина нищеты, забитости, ужасающей отсталости предстала перед глазами Зубржицкого на месте его поселения. Местные жители сами едва-едва сводили концы с концами, обрабатываемой земли не хватало, и выделить надел ссыльно-поселенцу не было никакой возможности. Положенное пособие задержали в Якутске, и Зубржицкий стал просить перевести его в город.
Новым местом жительства ему была определена Амгинская слобода. В Амгу его привезли осенью, когда снег уже покрыл землю и день ото дня становилось холоднее.
Из воспоминаний И. Ф. Зубржицкого: «Лишенный всяческого приюта, голодный, оборванный, среди трескучих морозов брожу из юрты в юрту, вымаливая приют и пищу».
С огромным огорчением узнал Зубржицкий, что не сможет увидеть здесь другого ссыльно-поселенца Петра Алексеева, который был зверски убит в 1882 году. Остро, как никогда, почувствовал Зубржицкий свое одиночество.
Унылая, однообразная сонная жизнь, которая мало отличается от небытия. Скованная морозом земля, жалкие юрты с льдинами вместо стекол, скотина тут же в хотоне... Никакого движения мысли. Ни одной книжки во всем наслеге (кроме библии у вечно пьяного священника). Даже в тюрьме, и то можно было достать книги. Рухнули мечты продолжить учение, заняться самообразованием. Просыпаясь в холодной юрте, Зубржицкий с удивлением убеждался, что еще жив. А стоит ли так жить?
Сон превращается в явь,
Явь превращается в сон.
Днем никаких впечатлений,
Медленно время идет,
Нет наслаждений,
Нет и мучений,
Нет ни начал, ни концов,
Нет ни восхода,
Нет ни исхода,
Нет ни созвучий, ни слов.
Тихо — ни звука.
Тихо — ни стука.
Явь превращается в сон,
Сон превращается в явь...
Пугающие мысли о самоубийстве Ян Фаддеевич гнал от себя прочь. Все, что угодно, только не это. Все, что угодно! Но — что? Быть может, побег?
Побег отсюда, из Якутии? Из «тюрьмы без решеток»? Мыслимое ли дело! Да эти гигантские, неправдоподобные расстояния держат крепче решеток!
И все-таки навязчивая мысль эта не давала покоя. Бежать, бежать, бежать отсюда, пока не померк рассудок...
Приходя ежедневно в мирскую избу отмечаться в журнале, Зубржицкий думал: через сколько времени хватятся его, ежели он завтра не придет на отметку?
Нет, нет, это, конечно, безумие — бежать отсюда.
...Исчез из Амги Зубржицкий 1 октября 1894 г. Исправник даже не поверил тому, что ссыльный не отметился в журнале. Обыскали слободу — нет. Исправник сообщил о происшествии в Якутск и немедленно организовал поиски.
Через пять дней беглец был задержан на Хонкуюкинской почтовой станции Аянского тракта.
А через спущенные шторы
Лиловый полусвет
Неясно выделял из мрака
Жандарма эполет.
«Летательный аппарат? Непостижимо!»
Якутский губернатор Скрыпицин повелел доставить «государственного преступника» под конвоем двух казаков в Якутский тюремный замок. Губернатор был настолько удивлен фактом побега, что велел произвести обследование ссыльно-поселенца Ивана Зубржицкого на предмет выявления психических отклонений.
Долго беседовал тюремный врач Гусев с Зубржицким и был удивлен широтой интересов, глубиной познаний ссыльного, который сидел перед ним. В своем отчете он написал, что Зубржицкий в умственном отношении совершенно здоров, «память отличается удивительной точностью».
Из тюрьмы Иван Фаддеевич подал прошение, он вновь просил оставить его в Якутске, позволить заниматься ему полезным трудом, применить свои знания. В качестве первого шага он предлагал построить в Якутске маленький крахмально-сахарный завод. Для этой цели он просил выдать полагающееся ему двухгодовое пособие (288 рублей) не помесячно, а единовременно и разрешение на проведение работ.
Губернатор решительно отказал и в первом, и во втором. И вновь полицейские чины в замешательстве: строптивый заключенный объявил голодовку. Более того, он потребовал бумаги, стеариновых свечей, чернил. Полицмейстер Зуев распорядился выдать просимое и следить за каждым шагом удивительного арестанта. Донесения были необычными: как и в первые дни, Зубржицкий «наложил на себя голод» и целыми днями что-то пишет. Сидит в одиночной камере и пишет.
Изъятые бумаги принесли к губернатору. Его превосходительство с недоумением читал написанное торопливым неровным почерком там, в неуютной сырой камере:
«Как-то однажды мое внимание обратил на себя коршун, почти не двигая крыльями паривший очень высоко. Плавно он описывал большие круги в пространстве, не делая, как мне казалось, никакого движения крыльями...
...Числовые данные для решения занимающего меня вопроса. Каким должен быть летательный аппарат? Длина крыла 34 фута. Ширина его 672 фута. Площадь 221 квадрат, фут. Скорость ветра 20 фут. в секунду. Получаем работу 121 (сто двадцать один) пуд-фут...»
Губернатор поднял глаза от бумаги и спросил у полицмейстера Зуева, а впрямь ли нормален этот Зубржицкий? Летательный аппарату Непостижимо! Бред!
«Формирование вопросов, подлежащих решению для осуществления изобретения:
1) Чтобы поднять 20 пудов со скоростью 6 сажен в минуту или в 1 секунду на высоту 5 ф(утов) — какое требуется давление на крыло, стоящее под углом 45°?
Так как работа, принимаемая крыльями ветряной мельницы, пропорциональна площади крыльев и почти пропорциональна кубу скорости ветра, то требуемая работа может выполняться двояко...»
«Где он нахватался, этих кубов и квадратов?» — поднял глаза от бумаги губернатор. — Ведь его со школьной скамьи, кажется, взяли. Дьявол их разберет, этих политических! Летательные машины... Голодовки... Жили бы, как люди, и жили...»
Зубржицкому было разрешено остаться в Якутске «при одобрительном поведении». Однако приписать его в мещанское сословие губернатор не дал согласия, а велел приписать его к крестьянам Павловской волости Якутского округа.
Разве это «одобрительное поведение»?
Вот он, долгожданный Якутск. Город. Какой ни есть, но город. С библиотекой, магазинами, пристанью, каким-то подобием общественной жизни.
С разрешения полиции Зубржицкий снял в городе квартиру и на первый случай нанялся на работу к купцу Петру Захарову, ремонтировать его великолепный каменный дом.
Затем ссыльного умельца пригласили в аптеку С. Чарновского установить иноземные аппараты для газирования минеральной воды, потом в больницу, потом стали приглашать наперебой. И, наконец, даже сам губернатор поручил Зубржицкому отремонтировать свой дом. Любая техника становилась послушной в руках этого молчаливого, ловкого человека, который был (а только ли «был»?) государственным преступником и — о, боже! — атеистом. Но при всем том голова у него была на месте. Вот, к примеру, один из отзывов о работе Зубржицкого, каких немало в его полицейском досье. «Удостоверение. Выдано настоящее удостоверение г. И. Ф. Зубржицкому в том, что он, Зубржицкий, был приглашен для провода телефона из конторы торгового дома в магазин, причем один из аппаратов требовал крупной поправки. Работы по исправлению испорченного аппарата и по установке телефона были произведены вполне добросовестно и со знанием дела, доказательством чему служит вполне удовлетворительное действие телефона по настоящее время. Торговый дом «Коковин и Басов», «И. Волосатов».
Подрядная работа принесла Яну Фаддевичу не только известность в Якутске, но и определенную материальную независимость. Недалеко от сторожевой башни Якутского острога он приобрел дом (на углу Губернаторской улицы и Башенного переулка), устроил в нем небольшую лабораторию, выписал множество книг, учебников, пособий, справочников. Нет, он никак не хотел походить на добропорядочного мещанина. Он по-прежнему носился с идеей устройства крахмально-сахарного производства. Его рабочая книжка пестрит расчетами, чертежами, выписками из химических трактатов. Здесь же самостоятельно вычерченная (несколько в ином плане, чем менделеевская) периодическая таблица элементов, наброски статей «К вопросу о растворимости солей», «Превращение теплоты в электричество», «Обыкновенные воззрения по химии», перечень необходимого оборудования.
Однако средств для осуществления задуманного не было, Зубржицкий нашел двух компаньонов-поручителей: якутского фотографа Келлермана и купца Беспрозванного, но полицейское начальство не дало разрешения, поскольку утвердить такой шаг ссыльного мог только иркутский генерал-губернатор.
Но добро б, если только крахмальный завод. Это как-то похоже на коммерческую деятельность. Так нет же, Зубржицкий, как явствует из доносов соседей, занимается опытами по созданию летательной машины: соорудил какое-то подобие ветряка, запускает — ровно дитя — воздушных змеев, клеит бумажных голубей. Может быть, он и впрямь — не того? Разве это «одобрительное поведение?». Якутский городовой полицейский врач Монбланов смущенно пожимает плечами: «Как будет угодно его превосходительству господину губернатору, можно и в кутузку, да полечить...».
Слишком много силы, чтоб сносить покорно,
Слишком мало силы, чтоб восстать,
Слишком много силы, чтоб молчать упорно,
Слишком мало силы, чтобы умирать.
Замирают руки в полувзмахе
И в груди стихает полустон.
Мысль на небесах, но небеса на плахе,
Мысль — реальна, но реальность — сон.
Из рабочей книжки Зубржицкого: «Осуществление проекта требует разделения вопросов следующим образом:
1) Изобретение воздухоплавательного аппарата должно заключить в себе два совершенно отдельных изобретения, а не одно, как я думал ранее. Именно: надо изобрести аппарат и двигатель вообще и, между прочим, пригодный для аппарата [* Кстати, братья Райт, работавшие над изобретением самолета в те же годы, что и Зубржицкий, тоже исходили из того, что надо строить и самолет, и двигатель. Как известно, у них не было помех, и они сумели добиться своего. Их аэроплан взлетел в небо в 1903 году.].
2) За исходную точку при изобретении воздухоплавательного аппарата надо принять ветряные мельницы [* Речь, несомненно, идет об устройстве воздушного винта — пропеллера. Большинство конструкторов того времени при проектировании воздушных винтов пользовались опытом строителей ветряных мельниц.].
3) За исходную точку при изобретении двигателя надо принять тюрбины (вероятно — турбины. Ю. О.) и водяных мельниц колеса...
...Получивши таким образом исходную точку, поставить следующие вопросы:
4) Что получится, если в ветряной мельнице не крылья будут вращать вал, а наоборот, вал будет вращать крылья?».
Поездка в Булун
Летом 1897 года Якутск был взбудоражен сенсационным известием: воздушная экспедиция шведского инженера Соломона Августа Андрэ, вылетевшая со Шпицбергена на покорение Северного полюса, бесследно исчезла. Шведский король Оскар обратился к жителям северных районов России, Сибири, Канады с просьбой организовать поиски пропавшей экспедиции и назначил высокую премию тому, кто обнаружит остатки аэростата или следы его экипажа. Президент: Русского географического общества П. Семенов прислал письмо губернатору Якутии с просьбой помочь в поисках и сто экземпляров листовки с описанием и изображением шара. Листовка заканчивалась словами: «Не пугайтесь шара, а всячески помогайте людям при его спуске с поднебесья на землю».
Зубржицкий явился к полицмейстеру Зуеву и предложил свои услуги. Зуев ответил категорическим отказом.
История с воздушным шаром имела продолжение: нашлось несколько человек, которые якобы видели нечто летящее по воздуху в районе Амги, видели это «нечто» и над Алданом, и даже в районе Охотского побережья. Обо всех этих сигналах из Якутска сообщили в Петербург, и летом 1898 года в Якутск прибыла экспедиция из Швеции с тем, чтобы искать следы своего отважного путешественника. Вновь Зубржицкий предложил свои услуги, вызвавшись сопровождать шведов в Булун, где те планировали провести систематические поиски. Ведь он знает английский, французский, польский. И вновь отказ.
Размышляя над причинами неудачи экспедиции Андрэ, Ян Фаддеевич рассказал своим немногочисленным друзьям, что только управляемый воздушный аппарат может покорить пространство. И лететь надо не на полюс, а осваивать неосвоенные просторы родной земли. Аптекарь Чарновский, фотограф Келлерман и другие близкие друзья впервые узнали о проектировании им летательного аппарата, который он назвал «Янолет».
Жаль, что его не отпустили со шведами в Булун, думал Зубржицкий. Как-никак, а все-таки вырваться хоть на месяц из-под недремлющего ока городового. Все-таки... Все-таки... Нет, безумие даже и думать об этом. Побережье дикого пустынного океана — это пострашнее, чем Якутск, чем Амга. И все-таки река — единственное спасение. Ну и что ж, что Булун? А если один шанс есть, то как не попробовать? Ведь в 1882 году в дельте Лены высадились американцы с потерпевшего катастрофу парохода «Жаннета». До сих пор якутяне вспоминают, как встречали здесь уцелевших членов экипажа американской полярной экспедиции. Вспоминают и то, что в том же 1882 году группа ссыльных из Верхоянска на лодке предприняла попытку побега к океану. Возглавлял группу Лион, среди беглецов был, кажется, и его земляк Вацлав Серошевский...
В 1899 году Зубржицкий берет подряд на строительство лечебницы в поселке Булун. Губернатор терзался в сомнениях: как быть? Из Иркутска уже давно требовали сооружения лечебницы в низовьях Лены, но не находилось желающих отправляться в эту Тьмутаракань строить. А тут находится подрядчик, но какой — ссыльно-поселенец, государственный преступник!
Ян Фаддеевич с жаром принялся за работу. Начертил эскиз, закупил лес, нанял в Якутске плотников, которые сделали сруб больницы. На следующий год этот сруб с началом навигации нужно было сплавить по Лене до Булуна и собрать там.
Плохим, однако, организатором и коммерсантом оказался политический ссыльно-поселенец Зубржицкий. Все получилось далеко не так, как это мыслилось в Якутске. Во-первых, сруб пришел разукомплектованным; во-вторых, бригада плотников прибыла не в полном составе, да и те, кто приехал, кроме стройки, подрабатывали еще и на ловле рыбы; в-третьих, рабочим показалась низкой та цена, за которую они в Якутске подрядились собрать лечебницу.
Зубржицкий выходил из себя. Он метался между пристанью и строительной площадкой, кричал, умолял, грозил, сам хватался за брёвна, варил рабочим обед, но увы: все шло вкривь и вкось. Недостающие бревна пришлось покупать по бешеной цене, плотникам пришлось платить столько, сколько они запросили, и вместо красавицы-больницы на берегу Лены встал сруб и только сруб, который едва успели накрыть крышей.
Зубржицкий заболел, слег, но, превозмогая себя, вновь взялся за работу. Дело было все-таки доведено до конца. Совершенно больного его доставили на борт последнего парохода, уходившего в Якутск.
«Описано за долги»
Губернатор был искренне удивлен, узнав, что Зубржицкому удалось сделать невозможное. В ответ на запрос участковый фельдшер Верхоянского района Парамонов в феврале 1901 года сообщил, что лечебница в Булуне действительно построена до конца, хотя эксплуатироваться может лишь после летней просушки помещения, выстроенного из сырого леса.
Это была пиррова победа. Зубржицкий влез в неоплатные долги (к 1900 году было произведено работ на 37485 рублей), и его объявили банкротом. Все имущество Яна Фаддеевича описали (дом, надворные постройки, имущество, лабораторию и т. д.), и были назначены торги.
Напрасно просил Зубржицкий об отсрочке платежей, безуспешно просил разрешения самому продать дом, который стоил не менее 4 тысяч рублей. Дом был продан с торгов, и приобрел его за 500 рублей полицейский чиновник Меликов.
Даже привыкшей к произволу Зубржицкий не ожидал такого наглого обмана. Зарядив давно припасенный револьвер, он отправился к Меликову. В голове его тысячами молотков стучала взбудораженная кровь.
Состоялся резкий разговор, после которого Зубржицкий вернулся к себе и в лихорадочном ознобе слег в постель, а Меликов помчался в полицию.
Губернатор не хотел никого больше слушать: Зубржицкий, безусловно, сумасшедший. «Немедленно поместить его в тюремную больницу, обследовать и дать соответствующее заключение!»
Болезнь Яна Фаддеевича прогрессировала, и не обследование нужно было, а простое лечение.
Обходительно-язвительный тон городового врача Монбланова бесил заключенного больше, чем идиотский смысл его вопросов. Зубржицкий грубил, сыпал оскорблениями в адрес Монбланова, губернатора, полицмейстера, всей полиции, судов.
Зубржицкий был признан опасным.
Не могу я отдаться уму,
Не могу я про чувства забыть,
А чужие шпионы-глаза
Не дают мне мой ум схоронить.
Я не плачу. Я только гляжу,
Не могу ничего я сказать,
Только голодно-жадно гляжу.
Потребовав бумагу и чернил, заключенный написал жалобу на имя министра юстиции. После этого экспертиза признала его временно потерявшим рассудок. Поскольку соответствующей больницы в Якутске не было, Зубржицкий потребовал отправки его, как то предписывали правила, в Иркутск. Но полицейским чиновникам Якутска отнюдь не хотелось, чтобы при допросе в вышестоящих инстанциях, например, в канцелярии генерал-губернатора узнали о их далеко не благовидных делах. Зубржицкий был выпущен из больницы и признан здоровым.
Однако в таком маленьком городке, каким был Якутск в начале века, отношение к строптивому ссыльно-поселенцу и без того не ангельского характера изменилось в худшую сторону.
Нищета опять накрыла черным крылом гонимого, травимого, осмеянного, одинокого ссыльного Зубржицкого. Теперь уже с ним весьма неохотно заключали договоры, да и у него самого поубавилось энергии. Неверие в свои деловые способности, подозрительность мешали ему заняться добыванием хлеба насущного. Хотелось покоя, тихой исследовательской работы, к которой он чувствовал призвание, хотелось бы уже от теоретических расчетов и выкладок перейти к постройке модели своего «Янолета», но как этим заняться, когда нет не только лаборатории, но и инструмента, нет ничего.
«Все зло —в пауперизме (нищете),— записал Ян Фаддеевич в своем дневнике. Он имел полное право написать эти слова. С детства видевший нищету и задавленность народа, он с юных лет вступил в борьбу с самодержавием за светлое будущее. Вот уже 25 лет он не хочет признать себя побежденным, встать на колени, он борется, страдает, но не сдается.
Зубржицкий обмакнул перо в чернила и написал:
«На суд грядущих поколений.
Куда мы шли, чего желаем?
(по разным источникам, заметкам и личным показаниям)». Затем вспомнил любимые строки из Некрасова и поставил их эпиграфом: «Те, чья жизнь бесплодно разбилась, могут смертью еще доказать, что в них сердце неробкое билось, что умели любить и страдать».
Что-то не понравилось Яну Фаддевичу, и он отложил перо в сторону. Да разве можно что-то доказать смертью? Конечно, как радовались бы полицейские мучители, узнав о его самоубийстве. С каким наслаждением, с усмешкой они пожимали бы плечами: мол, что с него возьмешь, мы же говорили, что он психически не того-с!
Зубржицкий закрыл глаза. Когда же это было? Лет 20 назад. Там, на Каре, в каторжной тюрьме у него после карцера как-то сама собой возникла мысль покончить со всем этим кошмаром одним разом. И вдруг...
Вчера с четвертой галереи
Когда возвращался с прогулки,
Он кинулся вниз и убился,
Вчера с четвертой галереи...
Все оцепенели. И он, Иван, смотрел на товарища, нелепо распластавшегося там, внизу, на бетонном полу... Нет, он не доставит жандармам этой радости. Он будет бороться! Бороться силой своего разума, силой духа. До последней минуты. Пусть не для себя, для будущего. И он решительно вырвал из дневника все листы, которые успел написать под сохранившимся заголовком «Кто мы».
«Янолет» просится в небо
21 февраля 1903 года, собрав чертежи летательного аппарата (Зубржицкий, судя по материалам, сохранившимся в архиве, был великолепным чертежником), захватив обстоятельно составленную записку, отправился к губернатору с тем, чтобы официально предложить правительству свое изобретение.
Действительный статский советник Скрыпицин, всемогущий губернатор Якутской области, говорить со ссыльно-поселенцем, осужденным за государственное преступление, не пожелал. Он велел оставить бумаги, которые принес «господин изобретатель». Решение-де ему будет сообщено позже.
Позже Зубржицкому сообщили, что его «проект оставлен без внимания».
Ян Фаддеевич был в отчаянии. Один, совсем один, он пытался пробиться сквозь равнодушие, насмешки. Как нужно, чтобы губернатор дал ход его бумагам, чтобы его расчеты изучил не дубиноголовый полицейский, а специалист! Ведь наверняка кто-то в огромной империи занимается подобными проблемами.
Как-то, сидя в аптеке Чарновского и просматривая предоставленные любезным хозяином петербургские газеты, прибывшие с последней почтой, Иван Фаддеевич наткнулся на сообщение, которого так ждал и так боялся: 17 декабря 1903 года в американском городке Дайтоне изобретатели братья Райт на аппарате собственной конструкции совершили полет. Аэроплан был снабжен мотором (ими самими сконструированным и построенным) мощностью в двенадцать лошадиных сил. Полет длился 59 секунд.
Зубржицкий был подавлен. Все валилось у него из рук, работа не шла. Его опередили! Он должен был быть первым [* Как известно, первым построил и поднял в небо самолет русский морской офицер А. Ф. Можайский в 1882 году и получил привилегию (патент) на свое изобретение. Но со смертью Можайского о его летательной машине забыли, и работы были прекращены. Широкой известности тогда изобретение не получило, и Зубржицкий не мог знать о нем.]. Если бы не эта стена, окружающая его, если бы не полицейские рогатки! Но что, что представляет из себя аэроплан братьев Райт?
Успокоился Зубржицкий лишь много времени спустя, после того, как в «Ниве» увидел фотографическую карточку, на которой были изображены улыбающиеся братья у этажеркоподобного аэроплана, скрепленного крест-накрест расчалками, проволокой, тягами. Нет, его, Зубржицкого, «Янолет» совершенно иной конструкции, более совершенной.
Американский аппарат не может взлетать вертикально, не может зависнуть в воздухе, его же «Янолет» будет производить все эти действия. Ян Фаддеевич с удвоенной энергией берется за работу. Теперь уже мало сделать расчеты, нужна действующая модель. Жаль, нет подходящего двигателя ни для самого «Яяолета», ни для его модели. Ну что ж, здесь придется использовать граммофонную пружину или что-то присмотреть у пароходных механиков.
С удивлением взирали обыватели на седого ссыльно-поселенца, который мастерил что-то наподобие ветряной мельницы, и машинка эта, взмывала в воздух. На подозрительные опыты полицмейстер Зуев направил полюбоваться полицейского надзирателя Вильконецкого и городового врача Монбланова.
Полюбопытствовали чиновники, усмехнулись, и врач доложил полицмейстеру, что ничего опасного: наш изобретатель — Дон-Кихот, с ветряными мельницами сражается.
По вечерам Зубржицкий садился за расчеты, описание конструкции. Надо так написать, чтобы понятно было каждому, чтобы дошло, что негоже отставать нам от американцев, что и у нас кое-что есть. «Машина имеет четыре вертикальных вала, на которых вращается, и сжиматель воздуха, отброшенного центробежной силой вентилятора, вращающегося на вершине валов, но в сторону, обратную вращению сжимателя. Вследствие такого построения вся живая сила воздушной массы воспринимается сжимателями, приподнимающими совместно с крыльями валы кверху [* Здесь и далее под словом «крылья» надо подразумевать «лопасти воздушного винта».].
Скорость поднятия, опускания или сохранения покоя машины в воздухе зависит не только от увеличения или уменьшения быстроты вращения валов, но и от угла, под коим установлены крылья к оси валов.
...По этой причине угол, образуемый наклоном крыльев к оси валов, не должен выходить из предела 0-45°...
Опыты над моделью привели к заключению, что если придать крыльям площадь в 24 квадратных метра, при наклоне 33° и вращать валы со скоростью 600 оборотов в минуту, то груз в 9 пудов взлетит в воздух со скоростью 65 метров в минуту. Вся машина с бензино-газовым мотором будет весить около девяти пудов и, следовательно подъемная сила ее 88 пудов. С увеличением быстроты вращения крыльчатых валов или с возвышением наклона крыльев получится еще большая подъемная сила машины, но опыта провести не мог, потому что вращение валов в модели получалось от пружины граммофонного барабана, и сила ее не допускала ни возвышения наклона крыльев, ни увеличения быстроты вращения валов.
Что же касается перемещения машины по горизонтальному направлению, то такое достигается вращением винта, подобного винту, описанному Менделеевым в его сочинении «О воздухоплавании и сопротивлении среды».
Небеса на плахе
Когда началась русско-японская война 1904-1905 годов, Зубржицкий решил вновь обратиться к начальству, чтобы заинтересовать военных в своем изобретении, но все его прощения дальше канцелярии Якутского губернатора не шли. Не верил Скрыпицин в то, что может ссыльный изобрести что-то стоящее, и все! Ну что может толкового придумать человек, пишущий такие слова: «...обращу внимание Вашего превосходительства лишь на то бессилие и ничтожество современной артиллерии, которые свойственны будут ей после осуществления моего проекта, долженствующего убедить — рано или поздно — правительства всех наций в необходимости разоружиться и охранять право не грубой силой, а осуществлением инициатив разума, свободы и справедливости путем создания всеобщего благосостояния и поднятия умственного и нравственного развития граждан без различия их национальности, верований и. материального положения».
Зубржицкий явно любил свое детище сверх меры и верил в несокрушимую силу «Янолета». Хотя надо отдать должное, описание прицела, навигационных приборов, баллистические выкладки свидетельствуют о солидной подготовке автора.
Когда Ян Фаддеевич пришел на Губернаторскую за ответом, его увидел полицмейстер Зуев и вместо ответа завопил: «Вы действительно сумасшедший, господин Зубржицкий! Революция в Питере клокочет, а вы с прожектами дурацкими носитесь! Создания всеобщего благосостояния захотелось, да? Отправим, вашу пачкотню по инстанции, не извольте сомневаться».
Из управы Зубржицкий вышел, как пьяный. Ре-во-лю-ция! Так вот отчего вы беспокоитесь, господа полицейские! Кончилось ваше время. Значит, не напрасны были жертвы, значит, пришел праздник на нашу улицу!
Праздник наш желанный, жданный, как товарищ из неволи,
Уцелевшим на воле, — праздник наш, тебе привет! ;
От живущих, от погибших, от проснувшихся, от спящих,
Пробуждением спешащих, — ибо близок уж рассвет.
Наконец-то, свершилось! Зубржицкий шел по заснеженной Губернаторской и искал в лицах прохожих отблески всепоглощающего, искупительного огня, но не находил. Ну, ничего, вы еще возликуете, когда узнаете о значении свершившегося, когда докатится сюда сокрушительный вал народного гнева. Он, Зубржицкий, ждал этого вала, ждал исступленно, нетерпеливо.
Но ничто не менялось в сонном Якутске. Так же по утрам вызванивали колокола Никольского собора, так же на пасху христосовались пьяные обыватели, а на Красную горку [* Красная горка — религиозный праздник, отмечающийся в следующее воскресенье после пасхи.] с бубенцами носились по улицам свадебные тройки, так же в Гостином дворе лакейски-услужливые приказчики предлагали дородным мещанкам «столичный конфекцион».
Началась навигация, и на карбазах сплавлялись не увешенные бомбами и пистолетами боевики, а торговые, агенты купцов Никифорова да Басова с Коковиным. Так же степенные ленские лоцманы рядились на пристани с грузчиками, так же торговались до хрипоты, продавая на доски сами карбаза.
А потом стали приходить газеты, в которых уже звучало ликование тех, кто так боялся сокрушающего очистительного вала Революции, и Зубржицкий слег. Он понял, что перегорел. Он уже не верил, что можно всколыхнуть сонную одурь окружающего общества, не верил в революцию, не верил в коммерцию, не верил в авиацию, ни в свой «Янолет», ни во что.
Тяжелая душевная депрессия согнула человека, которого не согнули ссылки, десятки лет каторжных работ, унижений и страданий. Он уже меньше общался со своими земляками, польскими ссыльными, которых стало значительно больше в Якутске после 1905 года, вовсе избегал собраний и встреч с людьми из числа «неблагонадежных», постарался отгородиться от действительности щитом «своей науки», как он любил выражаться. Некогда крепкое здоровье все чаще и чаще стало подводить его.
Кошмарами ночей прицепленные дни,
Оцепененьем дней припаянные ночи.
Безмолвно уходящие часы,
Пройдя чрез тину вязкой скуки,
В ней осаждают горечь пустоты,
Отравленной рыданием разлуки.
Кошмарами ночей прицепленные дни,
Оцепененьем дней припаянные ночи...
Потянулись годы. И органическая химия, и столь дорогой сердцу «Янолет» не приносили Яну Фаддеевичу утешения. Всем он занимался как бы по инерции, уже понимая, что и в химии он ничего не откроет, и летательный аппарат его устареет, так и не взлетев [* По своей идее летательный аппарат Зубржицкого напоминает автожир (нечто среднее между самолетом и вертолетом). Строить такие машины начали у нас в стране в 30-е годы, но они не получили тогда широкого распространения, и лишь сейчас авиаконструкторы вновь обращаются к идее использования подобных летательных аппаратов.]. О жизни Зубржицкого в период между 1905 и 1917 гадами очень мало материалов в архиве. Видимо, успокоившийся бунтарь не доставлял особых хлопот полиции, и его досье не пополнялось.
«Сделаем революцию, потом займемся «Янолетом»
Зубржицкий познакомился со ссыльными социал-демократами, именующими себя большевиками, но его огонь, видимо, уже перегорел. Ян Фаддеевич радовался, глядя на этих сильных, уверенных в себе, отнюдь не сломленных людей, и понимал, насколько они далеко ушли вперед, насколько они более грамотны в политическом отношении, насколько уверены в себе и в победе дела, за которое они борются, и завидовал им. Грузин Григорий Орджоникидзе, еврей Миней Губельман, именовавшийся Емельяном Ярославским, малорос Григорий Петровский, русский Андрей Агеев.... Без различия наций, без предрассудков, они были воистину как братья, они представляли собой силу, с которой считалась даже полиция. Виленская, Шамшин, Андреевич, Зиверт, Борчанинов-Чайкин... Одних большевиков около тридцати. К ним тянулась и якутская молодежь, на каждом собрании — не протолкнешься. Вот недавно познакомили его с прекрасными парнями — Платоном Слепцовым, Максимом Аммосовым, Исидором Бараховым, Николаем Бубякиным. Далеко пойдут ребята. А он был в свое время здесь так одинок...
Иван Фадеевич поделился как-то с ними своими мыслями насчет «Янолета», но у большинства было одно на уме: «Сделаем революцию, потом займемся «Янолетом» и всем остальным. Все понадобится победившему народу». А он, Зубржицкий, устал ждать.
И она пришла, революция. Как обвал, как вихрь смела в одночасье и полицейскую управу, и губернатора, и весь старый строй. Зубржицкий обратился к комиссару временного правительства с предложением построить свой летательный аппарат, и тот дал указание «начальнику электрической станции города Якутска оказать помощь гражданину изобретателю». Но у маломощной электростанции каждый болт был на учете, и электрики ничем не могли помочь Зубржицкому.
В бурное, грозовое время установления Советской власти, в дни гражданской войны в Якутии было не до «Янолета» ни властям, ни самому Зубржицкому, который в последние годы часто и подолгу болел. Жена и единственный одиннадцатилетний сын Владимир поддерживали в нем веру в то, что настанет время, воздадут должное изобретенному им летательному аппарату и его нелегкой жизни. Тем более, что авиация в молодой республике Советов делает первые, но очень решительные шаги и, по слухам, в нынешнем, 1925 году в Якуток прилетит первый аэроплан.
Увидеть полет самолета в небе Якутии Зубржицкому не довелось: он умер в ночь с 5 на 6 марта 1925 года. Некролог, помещенный в газете «Автономная Якутия», заканчивался словами: «Умер старый ветеран революции... Вечная память тому, кто отдал здоровье и силы на борьбу с царским произволом, с ненавистным буржуазно-полицейским режимом».
Не забыл о Зубржицком и Максим Кирович Аммосов. Зная, что и при жизни у Яна Фаддеевича достатков особых не было, а с потерей кормильца и вовсе неважно идут в семье дела, он дал в Москву такую телеграмму: «Т. Литвинову (о-во политкаторжан). Мне стало известно о бедственном положении семьи Зубржицких. Какими способами общество намерено обеспечить семью и что вами предпринято. Прошу сообщить. М. Аммосов».
Больше документов о жизни и творчестве революционера, замечательного изобретателя, нет. Быть может, дальнейшие поиски позволят отыскать след его семьи, новые материалы о его славной жизни.
/Полярная звезда. № 5. Якутск. 1977. С. 80-97./
МЕЧТА ИВАНА ЗУБРЖИЦКОГО
Этап ссыльнопоселенцев, вышедший из Иркутска 16 сентября 1892 года, состоял из 70 душ мужского и женского пола и нескольких маленьких детей. На 12 подводах устроились женщины с детьми и больные Несчастные ссыльные были голодны, мерзли: от зимней стужи, пронизывающего насквозь ветра не спасала худая одежда. Пройдя пешком через весь Якутский тракт, государственный преступник Иван Зубржицкий вместе с этапом прибыл в Якутск 8 июня 1893 года.
1 июля 1879 в отношении Зубржицкого — восемнадцатилетнего парня из польских крестьян, что жили в Сувалской губернии Владиславского уезда, работавшего слесарем на железнодорожной станции, Киевский военно-окружной суд вынес решение: «...о лишении всех прав состояния, на ссылку в каторжные работы в рудниках на 20 лет, а по окончании срока работ поселить в Сибири навсегда...»
Столь суровому наказанию Иван Зубржицкий подвергся «... за принадлежность к тайному сообществу, имеющему намерение в более или менее отдаленном будущем путем насилия ниспровергнуть или изменить порядок государственного и общественного строя в России, за покушение на убийство полицейского, задержавшего его, за распространение печатных сочинений, призывающих к бунту, за приобретение фальшивых паспортов и за проживание по ним...»
Осужденный по первому разряду, 10 лет своего срока он отбывал на нерчинской каторге, затем (по амнистии) его поселили в качестве ссыльнопоселенца в Каре. В это время он серьезно занимался самообразованием — химией и электротехникой, писал стихи. Через два года его отправили в Якутию, поселили в Хамагаттинском наслеге (Намцы). Вскоре после прибытия, Зубржицкий стал ходатайствовать о выдаче ему пособия и ссуды на устройство крахмально-сахарного завода. Но ему отказали и 16 июня 1894 года перевели на жительство в Амгу. Через три месяца, в сентябре, он совершает побег, пройдя пешком от Амги до Хонкоюки. Там, однако, был пойман и посажен в Якутскую тюрьму. Но и оттуда совершает побег, который, как и первый, закончился неудачно. Вскоре ему разрешают проживать в Якутске.
Жителям Якутска он был известен под именем Ян Иванович. Его деятельная натура, кипучая энергия не давали покоя: он строит каменные дома, мельницы, заводы, занимается предпринимательством. Все это чаще заканчивалось неудачно. Пожалуй, наибольшую популярность он приобрел своими работами по устройству летательного аппарата. Черновые записи и эскуиз датированы апрелем 1902-1904 гг. К этому времени первый в мире самолет братьев Райт совершил свой управляемый полет — 17 декабря 1903 года. Самолет тогда пролетел против ветра 259,7 м за 59 секунд. Лучшие умы человечества мечтали о полетах, о крыльях и творили, творили. В России с 1897 по 1903 год Е. С.Федоров строит самолет пятиплан, которому так и не суждено было взлететь, как и самолету А. Ф. Можайского. В Европе и Америке одержимые идеей полетов строят свои планеры, аэростаты, дирижабли, самолеты. Авиация делает свои первые робкие младенческие шаги.
В записной тетради, хранящейся в фондах государственного архива, И. Ф. Зубржицкий привел список подлежащих к выписке книг. Список состоит из 22 книг разных авторов — по химии, геологии, строительству, металлургии, сельскому хозяйству, по расчетам машин и различных справочных таблиц. Среди них есть и книги по воздухоплаванию авторов Ф. Гетвенда, С. К. Джевицкого.
Отсутствие даты в записях не позволяет уточнить время, когда Иван впервые заинтересовался воздухоплаванием. Судя по отрывочным записям и перепискам, которые Зубржицкий вел с администрацией, можно предположить, что строил он воздухоплавательный аппарат с 1902 по 1920 год. Можно только удивляться тому, как И. Зубржицкий, не имеющий специального образования, определил принцип действия лопастей несущего винта вертолета. Анализируя в своем дневника принцип действия ветряных мельниц, изобретатель ставил перед собой такие вопросы: «Что бы получилось, если бы у ветряных мельницах не крылья вращали вал, а, наоборот, вал приводил в движение крылья». И далее следовали его рассуждения, необычные для того времени и, может быть, несколько наивно звучащие сегодня. До всего этого слесарь-самоучка дошел своим умом. В начале XX века, когда авиация делала первые робкие шаги, пионеры авиации заложили тот фундамент, на котором впоследствии развивалась мировая авиация.
Идея, захватившая И. Зубржицкого, осталась с ним до конца жизни. Он не только проектирует, но и строит свой летательный аппарат, о чем свидетельствует его переписка с царским правительством. К сожалению, проекты аппарата, представленные в 1908 году иркутскому генерал-губернатору и в Петербург, пока не найдены. О проекте летательного аппарата можем судить лишь по черновым записям, сделанным в записной тетради, которые отрывочны и не дают полной картины готового проекта. Так, в записях, датированных 19 февраля 1904 года, значится: «...принят мной следующий размер воздухоплавательного аппарата: передний вал А длиною 4 аршина, поперечный 1/2 вершка, вращается на двух конусообразных подшипниках, заключенных в раму. На равном расстоянии от подшипников на вал насажено колесо: окружность овода 3 вершка. На оводе расположены 12 зубьев прямоугольного сечения, толщина 1/4 вершка, длина 1/2 вершка. Зубцы имеют вид полукруга, обращенного наружу. Задний вал длиной 2—1/2 аршина, сечения такого же размера, что и передний вал, и зубчатое колесо во всем подобное первому. Вал длиною 3 вершка, сечением 1 вершок движется на карперах, закрепленных в винт, находящийся на крыше каюты. На этот вал насажено глухое колесо, окружность овода всего равна 30 вершкам и на своде расположено 120 зубцов такого же вида, какой имеют зубцы переднего и заднего валов. Внизу под большим оводом насажены зубчатки с 15 зубцами наклонного к оси положения, которая приводится в движение с помощью двух бесконечных винтов, расположенных по обе стороны зубчатки...» Далее И. Зубржицкий размышляет над физическими и аэродинамическими законами и силами, возникающими при вращении лопастей ветряной мельницы. И приходит к выводу, что двигатель летательного аппарата может развить подъемную силу, равную 92 пудам
«...а на деле мы имеем весу всего аппарата с каютой в 10 пудов, двигатель 3 пуда, припасы одежды и постель 7 пудов и 4 человека, каждый 5 пудов — 20 пудов. Всего 40 пудов и значит, полет вверх будет совершаться с силою 52 пуда. Для горизонтального движения имеется сзади вал, на который насажены такие же щиты, которые приводятся в параллельное движение с помощью одного и того же двигателя. Означенный вал служит одновременно и рулем для аппарата».
...16 апреля 1915 года по Якутску распространился слух, что вечером над озером Сайсар будет летать аэроплан. К вечеру возле озера собрались жители города. К великому сожалению публики, аэроплан Зубржицкого, а ждали именно его, так и не появился. Позже, уже в 1917 году, проектом заинтересовались чиновники из комитета общественной безопасности Якутской области. Однако смелые замыслы И. Ф. Зубржицкого так и остались лишь в проекте. Отсутствие средств, недостаток знания, материалов оказались непреодолимыми препятствиями для осуществления проекта возможно первого в России и Якутии вертолета.
Иван Фадеевич Зубржицкий умер в марте 1925 года, похоронен в Якутии. Не понятый своими друзьями и согражданами, одержимый идеей равенства всех и братства, до конца дней своих он боролся с любыми проявлениями несправедливости. Несмотря на то, что сам лично пострадал от царского правительства, военный коммунизм не признал, и тем более террор большевиков. Его любимыми словами были: «Все зло в пауперизме (нищете)». Очень актуальное выражение и сегодня.
Владимир Пестерев.
/Молодежь Якутии. Якутск. 19 марта 1993. С. 11./
ПРОЕКТ ВЕРТОЛЕТА И. Ф. ЗУБРЖИЦКОГО
Этап ссыльнопоселенцев, вышедший из Иркутска 16 сентября 1892 г., состоял из 70 душ мужского и женского пола и нескольких маленьких детей. На 12 подводах устроились женщины с детьми и больные. Несчастные в полной мере узнали голод, мерзли от зимней стужи, пронизывающих насквозь вьюг и метелей. Пройдя пешком весь путь по Якутскому тракту, государственный преступник Иван Зубржицкий этапом прибыл в Якутск летом 8 июня 1893 г.
7 июля 1879 г. восемнадцатилетнего парня из польских крестьян Сувалской губернии Владиславского уезда Киевский военно-окружной суд приговорил к «...лишению всех прав состояния, на ссылку в каторжные работы в рудниках на 20 лет, а по окончании срока работ поселить в Сибири навсегда...». [* ЦГА РС(Я), ф. 12и, оп. 16, д. 24, л. 2.]
Столь суровому наказанию Иван Зубржицкий подвергся «...за принадлежность к тайному сообществу, имеющему намерение в более или менее отдаленном будущем путем насилия ниспровергнуть или изменить порядок государственного и общественного строя в России, за покушение на убийство полицейского, задержавшего его, за распространение печатных сочинений, призывающих к бунту, за приобретение фальшивых паспортов и за проживание по ним...». [* ЦГА РС(Я), ф. 12и, оп. 16, д. 24, с. 4.]
Осужденный по первому разряду, 10 лет своего срока он отбывал на Нерчинской каторге, затем, по амнистии, его поселили ссыльнопоселенцем в Каре. За время пребывания в тюрьмах, каторге он значительно повысил свой уровень знаний и эрудиции путем самообразования. Серьезно увлекся химией и электротехникой, писал стихи. Через два года его поселили в Хамагаттинском наслеге (Намцах). Вскоре после прибытия туда Зубржицкий возбудил ходатайство о выдаче ему пособия и ссуды на устройство крахмально-сахарного завода, в чем ему было отказано, а его самого 16 июня 1894 г. перевели в Амгу. В сентябре он совершает побег, пройдя пешком от Амги до Хонкоюки; там Зубржицкий был пойман и посажен в Якутскую тюрьму, откуда вновь совершает побег, закончившийся, как и первый, неудачно. Однако своего он добивается и ему разрешают проживание в Якутске.
Довольно скоро он стал известен жителям Якутска как Ян Иванович. Его деятельная натура, кипучая энергия жаждали деятельности и он строит каменные дома, мельницы, заводы, занимается предпринимательством. Правда, все его начинания заканчиваются неудачно. Пожалуй, наибольшую популярность он приобрел своими работами по устройству летательного аппарата. И. Ф. Зубржицкий писал: «Как-то однажды мое внимание обратил на себя коршун, паривший очень высоко. Он плавно описывал круги в пространстве, не делая никакого движения крыльями». Много думая над этим, Ян Иванович взялся за проект вертолета. Это был пока еще неизвестный в России и Якутии проект. Черновые записи и эскизы датированы апрелем 1902-1904 гг. К этому времени первый в мире самолет братьев Райт совершил свой управляемый полет 17 декабря 1903 г., пролетев против ветра 259,7 м за 59 сек. В России с 1897 по 1903 годы Е. С. Федоров строит самолет пятиплан. Как и самолет А. Ф. Можайского, он не смог взлететь. В Европе и Америке, одержимые идеей полетов, конструкторы и изобретатели строят свои планеры, аэростаты, дирижабли, самолеты. Авиация делает свои первые робкие младенческие шаги.
В записной тетради И. Ф. Зубржицкого приведен список из 22 книг, подлежащих выписке: по химии, геологии, строительству, металлургии, сельскому хозяйству, расчетам машин и различных справочных таблиц. Среди них книги по воздухоплаванию авторов Ф. Гетвенда, С. К. Джевицского.
Отсутствие даты в записях не позволяет уточнить время, когда он впервые заинтересовался воздухоплаванием. Но можно предположить, что это произошло после ознакомления с трудами российских, зарубежных авторов авиационной науки, таких, как Н. Е. Жуковский и т. д. По отрывочным записям и перепискам с администрацией видно, что Зубржицкий строил свой вертолет с 1902 по 1920 гг.
Идея, захватившая его полностью, осталась с ним до конца его жизни. Он не только проектирует, но и строит свой летательный аппарат, обращаясь с просьбой к царской администрации о выделении денежных средств. К сожалению, проект аппарата, представленный в 1908 г. иркутскому генерал-губернатору и в Петербург, пока не найден. О проекте летательного аппарата мы можем судить лишь по черновым отрывочным и далеко неполным записям в записной тетради.
16 апреля 1915 г. по Якутску распространился слух, что вечером над озером Сайсары будет летать аэроплан. К вечеру возле озера собрались все жители города. К великому огорчению публики, аэроплан так и не появился. Причиной всеобщего переполоха явился Иван Зубржицкий, строивший вот уже несколько лет свой летательный аппарат. Несмотря на постоянные просьбы автора проекта, царское правительство так и не оказало ему никакой помощи. В 1917 г. проектом заинтересовались чиновники Комитета общественной безопасности Якутской области. Однако смелые замыслы И. Ф. Зубржицкого так и остались лишь в проекте. Модель аппарата, которую он строил в течение ряда лет, так и не взлетела. Отсутствие средств, недостаток знаний, материалов оказались непреодолимым препятствием для осуществления проекта первого в России и Якутии вертолета.
Иван Фаддеевич Зубржицкий умер в марте 1925 г., похоронен в Якутии. Непонятый своими друзьями и согражданами, одержимый идеей равенства и братства всех народов, он до конца своих дней боролся с любыми проявлениями несправедливости. Так, он не признал военный коммунизм и террор большевиков. Его любимыми словами были: «Все зло в пауперизме (нищете)».
/В. И. Пестерев. Аэропланы над Землей Саха. Кн. 1. Якутск. 1993. С. 24-26./
«ЛЕТАТЕЛЬНАЯ МАШИНА» ЗУБРЖИЦКОГО
В те годы, когда в далекой Америке братья Райт проводили опыты со своим аэропланом, политический ссыльный, поляк по национальности Иван Фаддеевич Зубржицкий сочинял такое послание «господину Якутскому губернатору»:
«Согласно Высочайшего манифеста, данного в Царском Селе 18 февраля 1905 года, имею честь еще раз напомнить Вашему превосходительству, что летательная машина, над изобретением коей трудился более девяти лет, представляет собой шлюпку, герметически закрытую щитком. То и другое сделано из алюминиевой жести, окрашенной масляной краской небесного цвета.
Машина имеет четыре вертикальных крыльчатых вала, на которых вращается и сжигатель воздуха, отброшенного центробежной силой вентилятора.
Скорость поднятия, опускания или сохранения покоя машины в воздухе зависит не только от увеличения или уменьшения быстроты вращения валов, но и от угла, под коим установлены крылья к оси валов.
Далее изобретатель на нескольких страницах, не очень, видимо, надеясь на ученость высокого чина, популярно объясняет «Его превосходительству господину Якутскому губернатору» смысл физических законов, позволяющих телу тяжелее воздуха летать. Тут же приведены и расчеты точности бомбометания с воздуха, поскольку Зубржицкий уверен, что его машина может способствовать победе русского оружия в только что начавшейся русско-японской войне.
В заключение своего письма изобретатель хлопочет о выдаче ему ссуды на постройку «этой летательной машины» и напрямик спрашивает губернатора, может ли надеяться на поддержку правительства, которому, наверное, нужно новое оружие для защиты отечества, или должен уж не заботиться о сохранении военного секрета, а искать себе поддержку в коммерческих кругах...
Резолюция канцелярии губернатора стандартна. Не желая вдаваться в подробности сего щекотливого дела, само письмо и справка о самом Зубржицком были отправлены в Петербург, в распоряжение Департамента полиции.
До сведения г-на министра внутренних дел В. Дурново письмо ссыльного, скорее всего, представлено не было: не до того было, войска стали терпеть поражение за поражением, в стране поднимались бунты и забастовки...
Но вот какую интересную деталь этого дела раскопал историк Юрий Остапенко.
Прослышав об интересном проекте, изобретателю тут же послал телеграмму с оплаченным ответом в 50 слов иркутский предприниматель Павел Тодоров. Он предлагал использовать «летательную машину», которую изобретатель назвал «янолетом», для доставки 9 тыс. пудов мануфактуры, чаю и табаку в Бодайбо из Урги.
Однако дело не выгорело. Изобретателю еще только предстояло пройти длинный путь от модели к созданию настоящей машины, а предпринимателю нужно было перевезти груз уже завтра, пока дают за эту операцию 50 тыс. рублей задатка.
Да и мог ли сам Зубржицкий одолеть этот путь? Как оказалось, нет. Он прожил в Якутске еще 20 лет «более чем плохо». Так было сказано в некрологе, написанном одним из его немногих друзей. Последние годы к тяжелому материальному положению присоединились мнительность, обидчивость, постоянные претензии к окружающим... Все это в конце концов кончилось психическим расстройством, и в марте 1925 года изобретатель умер, практически
всеми забытый.
/Я познаю мир. Авиация и воздухоплавание. Детская энциклопедия. Автор-составитель С. Н. Зигуненко. Москва. 2004. С. 54-56./
«ЯНОЛЕТ» ЗУБРЖИТСКОГО
В те годы, когда в далекой Америке братья Райт проводили опыты со своим аэропланом, политический ссыльный, поляк по национальности Иван Фаддеевич Зубржицкий сочинял такое послание «господину Якутскому губернатору»:
«…Имею честь еще раз напомнить Вашему превосходительству, что летательная машина, над изобретением коей трудился более девяти лет, представляет собой шлюпку, герметически закрытую щитком. То и другое сделано из алюминиевой жести, окрашенной масляной краской небесного цвета».
Далее он сообщал, что машина имеет четыре вертикальных крыльчатых вала, на которых вращается сжигатель воздуха, отброшенного центробежной силой вентилятора.
Опыты над моделью привели изобретателя к заключению, что если придать крыльям площадь в 24 кв. м при наклоне в 33 градуса и вращать валы со скоростью 600 оборотов в минуту, то груз в 9 пудов взлетит в воздух со скоростью 65 метров в минуту. Вся машина с бензиново-газовым двигателем будет весить около девяти пудов, и следовательно, подъемная сила ее 88 пудов.
В заключение своего письма изобретатель пишет, что его машина может способствовать победе русского оружия в только что начавшейся русско-японской войне, и хлопочет о выдаче ему ссуды на ее постройку.
Реакция канцелярии губернатора стандартна. Само письмо и справка о самом Зубржицком были отправлены в Петербург, в распоряжение Департамента полиции. До сведения г-на министра внутренних дел В. Дурново письмо ссыльного скорее всего доведено не было – не до того было, войска стали терпеть поражение за поражением, в стране поднимались бунты и забастовки…
Но вот какую интересную деталь этого дела раскопал историк Юрий Остапенко. Прослышав об интересном проекте, изобретателю тут же послал телеграмму с оплаченным ответом в 50 слов иркутский предприниматель Павел Тодоров. Он предлагал использовать летательную машину, которую изобретатель назвал янолетом, для доставки 9 тысяч пудов мануфактуры, чаю и табаку в Бодайбо из Урги.
Однако дело не выгорело. Изобретателю еще только предстояло пройти длинный путь от модели к созданию настоящей машины, а предпринимателю нужно было перевезти груз уже завтра, пока дают за эту операцию 50 тысяч рублей задатка.
Да и мог ли сам Зубржицкий довести свое изобретение до логического завершения? Скорее всего, нет. Он прожил в Якутске еще 20 лет «более чем плохо». Так было сказано в некрологе, написанном одним из его немногих друзей. Последние годы к тяжелому материальному положению присоединились его мнительность, обидчивость, постоянные претензии к окружающим… Все это в конце концов кончилось психическим расстройством. И в марте 1925 года изобретатель умер, практически всеми забытый.
/Сто великих рекордов авиации и космонавтики. Автор-составитель С. Н. Зигуненко. Москва, 2008. С. 95-96./
В ПОИСКАХ ЯНОЛЕТА
Весной прошлого года в переулке Марка Жиркова, тянущегося от ул. Каландаришвили к ул. Петровского, сносили старинные дома. Пять дней я, законопослушный офисный сотрудник, копался в одном из них, тщательно перерывая весь двор и буквально разбирая строение по бревнышку. Так заканчивались мои поиски. Поиски янолета.
В этом доме жил «якутский отец вертолетостроения». некто Ян Фадеевич Зубржицкий. Политссыльный, который пытался построить воздухоплавательный снаряд оригинальной конструкции. Будучи родом из польских крестьян Сувальской губернии Владиславского уезда, в 1879 году, 18-ти лет от роду, за принадлежность к некоему тайному обществу он был приговорен к каторжным работам и сослан в Якутскую область. Более ста лет назад, а если быть точнее, в 1903 году, ссыльнопоселенец Ян Зубржицкий, явившись к якутскому генерал-губернатору В. И. Скрипицыну, предложил для рассмотрения правительства собственный проект летательного аппарата. Когда именно ему в голову пришла мысль о воздухоплавании, сказать трудно, но в одной из сохранившихся в Национальном архиве РС(Я) тетрадей Зубржицкого примерно 1902-1904 годов написания есть такие слова «Как-то однажды мое внимание обратил на себя коршун паривший очень высоко. Он плавно описывал круги в пространство, не делая никакою движения крыльями». На Западе к тому времени уже погиб после первых успешных полетов немец Отто Лилиенталь, американцы братья Райт додумались установить на планер двигатель внутреннею сгорания. В России уже появился проект самолета российскою подданного Можайского. Так что, чтобы прославиться и вписать свое имя в историю воздухоплавания, требовалось ужо не просто полететь, но полететь принципиально иным способом, чем планер или самолет
Какой же способ преодоления земного притяжения избрал наш герой? В записной тетради Яна Фаддеевича приведен список из 22 книг, подлежащих выписке, по химии, геологии, строительству, металлургии, сельскому хозяйству, расчетам машин и различные справочные издания. Среди них книги по воздухоплаванию авторов Ф. Гетвенда. С. К. Джевицского После долгих раздумий господин Зубржицкий, вспомнив, видимо, свое крестьянское детство, огромные ветряные мельницы на безбрежных полях родной сторонки, решил уподобить свой летательный аппарат ветряным мельницам. После недолгою составления чертежей винтокрылого летательною аппарата, названного в свою честь янолетом (другой вариант названия — «яноплан» — Ред.), господин Зубржицкий взялся ужо за опыты с уменьшенными моделями. Почти одновременно он занялся строительством самою янолета, на котором собирался полететь сам.
Вот выписка из рукописи Михаила Слепцова:
«Чудак заявлял «Все великое бывает простым Я решил использовать вращение Земли вокруг своей оси за 24 часа Скажем, вылетаю на «Яноплане», набираю нужную мне высоту, жду, пока покажется желанный мне пункт земной поверхности, и опускаюсь. Например, на Нью-Йорк. Если нужен Лондон, лечу на его параллель, поднимаюсь и жду, пока Земля вокруг своей оси не подставит мне Лондон»
Первый проект вертолета
Как же выглядел янолет на самом деле? Главный археограф Национального архива РС(Я) З. Сутаков в своей заметке «Первый проект вертолета» в газете «Забота / Арчы» № 5 за 5 февраля 2004 г пишет: «По сохранившимся чертежам вертолет представлял собой аппарат с двумя винтами, приводимыми в движение двигателями. Длина крыла составляла 34 фута, ширина — 6,5 фута» Трудно понять, что есть янолет по столь скупым описаниям, правда?
Есть и более подробное описание янолета в очередном послании изобретателя «господину Якутскому губернатору» на ссй раз от 1905 г. «Имею честь еще раз напомнить Вашему превосходительству, что летательная машина, над изобретением коей трудился более девяти лет, представляет собой шлюпку, герметически закрытую щитком. То и другое сделано из алюминиевой жести, окрашенной масляной краской небесного цвета» Далее он сообщал, что машина имеет четыре вертикальных крыльчатых вала, на которых вращается сжигатель воздуха, отброшенного центробежной силой вентилятора Опыты над моделью привели изобретателя к заключению, что, если придать крыльям площадь 24 кв м при наклоне в 33 градуса и вращать валы со скоростью 600 оборотов в минуту, груз в девять пудов взлетит в воздух со скоростью 65 метров в минуту. Вся машина с бензиновогазовым двигателем будет весить около девяти пудов, и, следовательно, подземная сила ее 88 пудов. В заключение своего письма изобретатель пишет, что его машина может способствовать победе русского оружия в только что начавшейся русско-японской войне, и хлопочет о выдаче ему ссуды на постройку. А необходимо сказать, что Ян Фаддеевич всенепременно напоминал генерал-губернатору о необходимости выделения денежных средств для дальнейшей постройки янолета
Реакция канцелярии губернатора стандартна Письмо и справка о самом Зубржицком были отправлены в Санкт-Петербург в распоряжение Департамента полиции. До сведения господина министра внутренних дол Российской империи В. Дурнова письмо политссыльного скорее всего доведено но было, не до того было - войска терпели поражение за поражением, в стране поднимались буты, забастовки.
Вот какую интересную деталь этого дела раскопал историк Юрий Остапенко Прослышав об интересном проекте, изобретателю тут же послал телеграмму с оплаченным ответом в 50 слов иркутский предприниматель Павел Тодоров Он предлагал использовать янолет для доставки девяти тысяч пудов мануфактуры, чаю и табаку в Бодайбо из Урги (ныне столица МНР г. Улан-Батор). Однако дело, конечно же, не выгорело, ведь у нашею изобретателя имелись лишь действующие модели-игрушки, а сам янолет все никак нс удавалось достроить. Ян Фаддеевич влачил полунищенское существование. Машины сегодня нет, а предпринимателю нужно было перевезти груз уже завтра, пока дают за эту операцию 50 тысяч целковых задатка. Потом Ян Фаддеевич даже пытался дать объявлении в местную газету «Настоящим уведомляю торговые фирмы города Якутска, что принимаю заказы на переброску грузов во вес части Российской империи на «Яноплане», построенном мною». Газетчики не поверили и заявили, что как только аппарат будет построен и готов к вылету, тогда и выйдет объявление
Есть ли якутский след в истории вертолетостроения
В газете «Якутская окраина» от 18 апреля 1915 года было опубликовано такое сообщение «16 апреля по городу распространился слух, что над озером Сайсары будет летать аэроплан. К вечеру возле озера собралось порядочное количество публики, которое легкомысленно попалось на удочку какою-то шутника» Некоторые историки поговаривают, что причиной всеобщею переполоха явился Ян Зубржицкий, строивший вот уже два десятка лет свой летательный аппарат. Несмотря на постоянные просьбы автора проекта, царское правительство так и не оказало ему никакой помощи. В 1917 году проектом заинтересовались чиновники Комитета общественной безопасности Якутской области, но все закончилось так же, то есть ничем. Полупостроенный янолет так и не поднялся в воздух. До октября 1925 года, когда над Якутском летал самолет «Сопвич», никто и ничто не тревожило воздушное пространство над нашим городом кроме птиц и насекомых. Даже германский дирижабль «Граф Цеппелин» следуя в Японию пролетал южнее Якутска уже после «Сопвича».
Интересен такой факт. В начале XX века в Якутии ряд лет работал некий инженер-техник П. А. Сикорский, близкий родственник Игоря Ивановича Сикорскою, в то время выпускника Санкт-Петербургского морского училища и студента Киевского политехнического института. В будущем же Игорь Иванович поднимет в воздух свой первый самолет С-2 (1910 г.), построит русские самолеты «Гранд», «Русский витязь», «Илья Муромец» (1912-1914 гг.). После эмиграции в США начал строить там самолеты - успел аж 15 типов создать, но с 1939 года полностью перешел на конструирование вертолетов, первым создал турбинные вертолеты, вертолеты-амфибии, всртолеты-краны, которыми по сию пору пользуются в ВВС и ВМС США. Вот что странно. Еще до первого своего самолета С-2 в 1908-1911 гг. он занимался постройкой вертолетов и даже построил два полноразмерных вертолета, которые правда, так и не смогли полететь. Может, Ян Фаддеевич Зубржицкий жаловал российского (как и он сам) поляка - инженера-техника П. А. Сикорскою, а можем даже и делился мыслями о своей будущей винтокрылой машине с земляком или дарил часть своих трудов для передачи в военное ведомство в столице? А что тому стоило отдать, по возвращении рукописи или пусть только и идеи своему родственнику Игорю Ивановичу? Может и вправду тянется якутский след в истерии вертолетостроения?
Судьба изобретателя
Мог ли сам Ян Фаддеевич Зубржицкий довести свое изобретение до логического завершения? Очевидно, что нет. После этих событий он прожил в Якутске еще 20 лет «белое чем плохо». Так было сказано в некрологе, написанном одним из его немногих сохранившихся друзей. В последние годы к тяжелому материальному положению присоединились его невротическая мнительность, обидчивость, постоянные претензии к окружающим.
Все это кончилось психическим расстройством. В городе говаривали что, когда единственная дочь Зубржицкою умерла от тифа, Ян Фаддеевич похоронил ее в своем дворе, а множество бумаг, где были чертежи, расчетные выкладки по янолету, он полностью сжег. В Нацархиве РС(Я) осталось мизерное количество материалов по конструкции янолета. В мирте 1925 года изобретатель умер, всеми забытый, а ведь он начал свои работы практически одновременно с пионерами авиации.
Прикладная история в действии
Закончу тем, чем начал. Когда стели сносить, длинный дом на стыке Каландаришвили и переулка Жиркова, ринулся я на поиски янолета. Весной мне сказали, что это и есть дом, где жил в свое время Ян Фаддеевич. Нашел модную пряжку с двуглавым орлом, шлифованный камень с отпечатком ископаемою червя ортоцераса, но к янолету все это не имело никакою отношении. Но этот дом был не единственным, в котором мог проживать изобретатель. В начале лета я упустил снос дома 10/1 на Жиркова еще один исторический адрес. Говорят, что именно там нашли различные металлические предметы, в том числе и некую четырехлопастную конструкцию, напоминающую лопасти вертолета. А также части дневников столетней давности (От редакции если вам что-то известно об этих находках, позвоните, пожалуйста, по телефону редакции 217-357).
Владимир П.
/Якутск вечерний. Якутск. 2 октября 2009. С. 54./
ЯКУТСКИЕ СУМАСБРОДЫ
Сумасброды, оригиналы, эксцентричные, странные, блаженные… Как только не называют таких людей. Они существовали во все времена и навсегда запоминались тем, кто с ними общался. Таких людей можно выделить в определенную когорту, испокон веков их называли чудаками. Есть они и в наши дни. Кто и как удивлял своими выходками якутян в былые времена, нам помог выяснить поэт, историк, журналист и краевед Петр Конкин.
- Да, были интересные личности! В 2007 году мне удалось отыскать в архивах ЯНЦ интересную рукопись «Город Якутск в 1900-1904 годах». Ее автор – первый из якутов профессиональный агроном Михаил Слепцов, рассказывал о чудачествах наших земляков. Интересно, что ранее воспоминания нигде не публиковались. Первыми их опубликовал я, совсем не так давно они вышли в журнале «Якутский архив» [Слепцов М. Ф. Город Якутск в 1900-1904 гг. (Воспоминания старожила). // Якутский архив. № 3. Якутск. 2007. С. 112-117.].
Почти Жюль Верн
В начале прошлого века жил в Якутске ссыльный поляк Ян Зубздицкий (по другой версии Зубржицкий). Был очень остроумен и логичен в суждениях. Мечтал построить самолет и назвать его «Яноплан». Своей мечтой делился с друзьями и знакомыми. С упоением рассказывал о том, что скоро он выдвинется в невиданное путешествие – посетит Лондон, Нью-Йорк… Вот выписка из рукописи Михаила Слепцова. Чудак заявлял: «Все великое бывает простым. Я решил использовать вращение Земли вокруг своей оси за 24 часа. Скажем, вылетаю на «Яноплане», набираю нужную мне высоту, и жду, пока покажется желанный мне пункт земной поверхности, и опускаюсь. Например, на Нью-Йорк. Если нужен Лондон, лечу на его параллель, поднимаюсь, и жду, пока Земля вокруг своей оси не подставит мне Лондон». Народу он говорил, что его проект готов, но его засекретило правительство. Как только «верхи» дадут отмашку, он покажет всем якутянам свой «Яноплан». Как ни странно, многие горожане верили его рассказам, и с нетерпением ждали этого события. Как-то раз дошло до того, что этот чудак послал в местную газету объявление: «Настоящим уведомляю торговые фирмы города Якутска, что принимаю заказы на переброску грузов во все части Российской империи на «Яноплане», построенном мною». Газетчики не поверили и заявили, что как только самолет будет построен и готов к вылету, тогда и выйдет объявление. Чуда не произошло, и мечтатель газету больше не беспокоил. Согласитесь, все именитые фантасты отдыхают! В быту Ян Янович тоже отличался необычностью. В качестве домашних животных он, помимо собаки, содержал белого медвежонка и ворона. Который был совсем ручным, и вместе с псом и медведем обожал вместе с хозяином посещать набережную в Залоге, где вся честная компания купалась в жаркие дни. Представьте себе картину: идет мужичок, ведет медведя, рядом бежит собака, всю компанию сопровождает ворон. Естественно посмотреть на такое зрелище сбегались все жители. Герой нашего мини-рассказа умер в Якутске, в двадцатых годах прошлого века.
krotti 15 окт 2010, 16:04
/www.white-site.ru/
ЗА «ЧЕРНЫЙ ПЕРЕДЕЛ»
О чем мечтали народники?
«Земля и воля», «Народная воля», «Черный передел», каракозовцы – одни из первых социал-демократических революционных организаций России. Сотни их приверженцев были сосланы на каторгу и ссылку в Сибирь, в том числе и в Якутию. На воспитание и последующее идейное направление якутской интеллигенции, зарождавшейся в последней четверти XIX века, большое влияние оказали именно они – народники. Недаром саха с любовью называли их «сударскими», то есть «государственными».
Как показывает сегодня история России, реформы 1861 года не принесли долгожданной свободы стране. Крестьяне были освобождены, но остались без земли. Прокатились десятки бунтов, которые жестоко подавлялись войсками. Именно тогда Александра II начали называть не «Освободитель», а «Вешатель». В таких условиях и возникли революционные организации народников, которые ставили целью извечные демократические принципы – свободу слова и печати, народное представительство в органах управления, равенство всех сословий и главенство закона. Кстати, терроризм народовольцы рассматривали как крайнее средство, когда не было другого пути выражения протеста.
«Янолет» Зубржицкого
Среди политссыльных Якутии были не только люди, занимающиеся педагогической или врачебной деятельностью. Особняком здесь выступает фигура польского эсера Яна Фаддеевича Зубржицкого. Прибыл он по этапу в Якутск на вечное поселение в 1893 году. В те годы, когда в Америке братья Райт проводили опыты с аэропланами, в далеком Якутске политический ссыльный написал такое письмо якутскому генерал-губернатору В.Н.Скрипицыну: «Имею честь еще раз напомнить Вашему превосходительству, что летательная машина, над изобретением коей трудился более двадцати лет, представляет собой шлюпку, герметически закрытую щитком. То и другое сделано из алюминиевой жести, окрашенной масляной краской небесного цвета». Далее он сообщал, что машина имеет четыре вертикальных крыльчатых вала, на которых вращается сжигатель воздуха, отброшенного центробежной силой вентилятора.
Опыты над моделью привели Зубржицкого к заключению, что если придать крыльям площадь в 24 кв.м при наклоне в 33 градуса и вращать валы со скоростью 600 оборотов в минуту, то груз в 9 пудов взлетит в воздух со скоростью 65 метров в минуту. Машина с бензиново-газовым двигателем будет весить около девяти пудов, а ее подъемная сила будет равна 88 пудам. В завершение изобретатель пишет, что его машина может значительно поспособствовать победе русского оружия в только что начавшейся русско-японской войне и просит о выделении ему ссуды на ее окончательную постройку.
Ответа на сие послание из канцелярии губернатора или Департамента полиции Санкт-Петербурга, куда впоследствии было отправлено письмо, не последовало. Не до того, наверное, было.
Интересную деталь этого дела раскопал бывший редактор газеты «Северная трасса», ныне проживающий в Москве, Юрий Остапенко. Прослышав об этом интересном проекте, иркутский предприниматель Павел Тодоров послал изобретателю телеграмму. Он предлагал использовать летательную машину, которую Зубржицкий назвал «янолетом», для доставки 9 тысяч пудов мануфактуры, чаю и табаку из Урги (нынешний Улан-Батор) в Бодайбо. Но дело не выгорело, так как собственно машина окончательно была не готова.
Историк Пантелеймон Петров вместе с краеведом Владимиром Поповым три года назад попытались найти какие-нибудь следы остатков своеобразного предвестника будущих вертолетов в доме, где проживал политссыльный, в переулке Марка Жиркова. Это место расположено рядом с Институтом гуманитарных исследований по улице Петровского. Тогда там массово сносились деревянные дома под будущее жилищное строительство. Но тщетно. Лишь несколько эскизных набросков…
Видимо, Зубржицкий унес все тайны своего «янолета» с собой в могилу. Умер он в безвестности в Якутске в 1925 году. А ведь это был человек, который начал свои исследования одновременно с пионерами авиации…
* * *
Народовольцы верили во всеобщее человеческое братство, боролись за справедливость, искренне страдали за униженный российский народ и мечтали о «черном» (народном) переделе земли. Спустя три десятка лет на смену им пришли люди, придерживавшиеся иных партийных взглядов, по сравнению с которыми террор народников против верхушки царского правительства оказался детской забавой…
Георгий Спиридонов.
/Якутия. Якутск. 5 октября 2012. С. 35./
БЕЛЫЕ СНЕГА, КРАЯ ВЕЧНЫХ ЛЬДОВ И ПОЛЯРНЫХ НОЧЕЙ
...Оригинальный след в истории края оставил поляк Ян (Иван) Фаддеевич Зубржицкий, прибывший этапом политссыльных в Якутск 8 июня 1893 г. Приговоренный в 1879 г. за участие в террористических актах народовольцев Киевским военно-окружным судом к каторжным работам на 20 дет и вечному поселению в Сибири, восемнадцатилетний польский парень, пройдя все испытания Нерчинской каторги, оказался в крае вечных льдов, тюрьме без решеток. Поселенный вначале в Намцах, затем в Амге, он добился проживания в Якутске.
Довольно скоро он стал известен жителям Якутска как Ян Иванович. Его деятельная натура, кипучая энергия жаждали дела, и Зубржицкий строил каменные дома, мельницы, заводы, занимался предпринимательством Правда, почти вес его начинания заканчивались неудачно. Пожалуй, наибольшую популярность он приобрел своими работами по устройству летательного аппарата. В дневнике И. Ф. Зубржицкий писал: «Как-то однажды мое внимание обратил на себя коршун, паривший очень высоко Он плавно описывал круги в пространстве, не делая никакого движения крыльями». Много думая над этим. Ян Иванович взялся за проект летательного аппарата. Это был один из первых проектов в России. Черновые записи и эскизы датированы апрелем 1902-1904 гг. К этому времени первый и мире самолет братьев Райт совершил свой управляемый полет 17 декабря 1903 г., пролетев против ветра 259,7 м за 59 сек. В России с 1897 по 1903 гг. Е. С. Федоров построил самолет пятиплан. Как и самолет А. Ф. Можайского, он не смог взлететь. В Европе и Америке, одержимые идеей полета, конструкторы и изобретатели строили свои планеры, аэростаты, дирижабли, самолеты. Авиация делам свои первые робкие младенческие шаги.
Отсутствие даты в записях не позволяет уточнить время, когда Зубржицкий впервые заинтересовался воздухоплаванием. Но можно предположить, что это произошло после ознакомления с трудами российских, зарубежных авторов авиационной науки. По отрывочным записям и перепискам с администрацией видно, что Зубржицкий строил свой летательный аппарат с 1902 по 1920 гг.
Идея, захватившая его полностью, осталась с ним до конца его жизни. Он не только проектировал, но и строит свой летательный аппарат, обращаясь с просьбой к царской администрации о выделении денежных средств. К сожалению, проект аппарата, представленный в 1908 г. иркутскому губернатору и в Петербург, пока не найден. О проекте мы можем судить лишь по черновым, отрывочным и далеко неполным записям в записной книжке.
16 апрели 1915 г. по Якутску распространился слух, что вечером над озером Сайсары будет летать аэроплан. К вечеру возле озера собрались почти все жители города. К великому огорчению публики, аэроплан так и не появился. Причиной всеобщего переполоха явился Иван Зубржицкий, строивший вот уже несколько лет свой летательный аппарат.
В 1917 г. проектом заинтересовались чиновники Комитета общественной безопасности Якутской области. Однако смелые замыслы И. Ф. Зубржицкого так и остались лишь в проекте. Модель аппарата, которую он строил в течение ряда лет, так и не взлетел. Отсутствие средств, недостаток знаний, материалов оказались непреодолимым препятствием для осуществления проекта первого в Якутии летательного аппарата — вертолета.
Иван Фаддеевич Зубржицкий умер в марте 1925 г. не дожив до первого полета аэроплана «Сопвич» 8 октября 1925 г. над Якутском. Похоронен он в Якутии. Одержимый идеей равенства и братства всех народов, Зубржицкий до конца своих дней боролся с любыми проявлениями несправедливости. Он не признал военный коммунизм и террор большевиков. Его любимыми словами были: «Все зло в пауперизме (нищете)».
Суверенная Республика Саха (Якутия) отдает дань уважения всем сыновьям и дочерям далеких стран, внесших свою лепту в изучение, освоение и развитие края, народа саха. Их именами названы улицы, географические точки республики. Народ саха помнит и чтит славные имена сыновей и дочерей разных народов.
/Владимир Пестерев. Страницы истории Земли Олонхо. Якутск. 2013. С. 204-205./
Владимир Пестерев,
кандидат исторических наук
ЛИСТАЯ СТАРЫЕ СТРАНИЦЫ...
(О чём писала «Полярка» в «Эпоху застоя». Часть II, 1976-1980 гг.)
Пятый номер 1977 года... Продолжается публикация документальной повести И. Федосеева «Спасибо, доктор!», Ю. Оспенко «Сломанные крылья» о ссыльном И. Ф. Зубрзицком, стихи М. Тимофеева, окончание повести И. Зозули «Чужое имя»...
/Полярная звезда. № 7. Якутск. 2016. С. 91./
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz