.png)
.png)
.png)
ИЗ ЯКУТСКОЙ СТАРИНЫ
В числе собранных г. М. Овчинниковым легенд,
сказок и преданий у якутов (см. «Этнографическое Обозрѣніе», 1897 г., № 3: Изъ
матеріаловъ по этнографіи якутовъ) имеется небольшой рассказец о некоем якуте
Доюдусе. Из моих расспросов на месте выяснилось, что в названном рассказе речь идет
о якуте Нахарского наслега Восточно-Кангаласского улуса Якутского округа, по
имени Додоjус. В 1901 году был записан об этом Додоjус’е вариант рассказа со
слов М. Н. Андросовой (природной якутки), а в 1902 году воспитанник Якутского реального
училища А. А. Наумов доставил мне записанную (частью по-якутски) «биографию»
того же лица, под заглавием: Дохсун Додуjус. Желая поделиться с читателями «Живой
Старины» имеющимися у меня материалами об одном из героев якутской старины,
считаю небесполезным, для полноты картины, предпослать своим сообщением рассказ
Овчинникова необходимыми поправками и пояснениями в выносках.
I.
Доюдусъ*
[* В академическом правописании: Доjудус.]
В Бостонском [*
Такого улуса нет ни в одном из пяти округов Якутской
области, и слово «бостонском» есть, очевидно, неправильно прочтенное слово
«восточном» (т. е. Восточно-Кангаласском).] улусе Якутского округа жил
князь Доюдус. Он имел 4 жены. Каждый год, когда наступало лето, Доюдус праздновал
–ысэх [* Ысых —
кумысный праздник.] и приглашал гостей на этот праздник. В то время,
когда гости съезжались все, он приказывал своим женам являться в чем мать
родила; раздевался, между прочим, и сам, приказывал то же делать гостям без различия
пола и возраста, и если кто не подчинялся этому, того били кулуты [* Кулут — раб, холоп.]
жестоко. Здесь разыгрывались страсти, и после этого родившиеся дети не знали
своих отцов. Пиры эти оканчивались тем, что Доюдус приказывал с живых жеребца и
быка снимать шкуры и пускать их в стадо коров и кобылиц.
Если случалось, что работники Доюдуса не в
состоянии были накосить столько сена, сколько надо было ему, тогда он призывал
оюнов [* Ojȳн — шаман.],
чтобы те просили для него косарей у Тангара (главное божество, живущее на 7-м
небе [* Тангара —
божество вообще; в данном месте разумеется, очевидно, Белый Создатель Господин
(Üрüнг Аjӹ Тоjон), обитающий, по Горохову, на седьмом небе (см. Изв. Вост.-Сиб.
Отд. И.Р.Г.О., т. ХV, №№ 5-6: Юрюнгъ-Уоланъ. Якутская сказка, стр. 44).].
Но так как Тангара не давал своих косарей, то Доюдус бил шаманов. Раз у Доюдуса
явилось желание женить своего сына на дочери Хара Сорон [* Очевидно, это — Хара
Суорун, брат Улȳ тоjон’а, главы небесных абāсылар’ов или злых духов.], а
дочь свою отдать в жены сыну Хара Сорона. Понятно, желание Доюдуса, передаваемое
Сорону через оюнов, платившихся жестоко своими спинами, не исполнялось, потому
что Хара Сорон не хотел породниться с Доюдусом. Наконец, нашелся один оюн, который
шаманил 9 суток. Шаманство [* Как известно, термином шаманство принято обозначать
определенный вид исповедуемой некоторыми народами первобытной религии, в
рассказе же речь идет о священнодействии шамана или камланьи (камлать значит
шаманить; происходит от слова кам — шаман).] на этот раз было успешное,
потому что Хара Сорон согласился спустить с неба своего сына и дочь, которые
поехали к Доюдусу на вороных конях. Оставив их на дворе, они вошли в юрту, где
жил Доюдус, прошли около камелька не с правой стороны, а с левой, как злые
духи. Доюдус, увидев гостей, стал просить их, чтобы они удалились обратно, но
гости не послушались, и все находившиеся в юрте уснули.
II.
Додоjус.
В Нахарском (Нäхра) наслеге
Восточно-Кангаласского улуса жил богатый и важный якут по имени Додоjус. Захотелось
Додоjус’у породниться с Улȳ тоjон’ом, т. е. сына своего женить на его дочери, а
свою дочь выдать за его сына. Призвав шамана, Додоjус требовал от него устроить
это дело. Шаман долго отказывался, — наконец, объявил, что в 16-й вечер девятого
месяца [* Тохсунjу ыі
— январь-февраль.] желание Додоjус’а исполнится и что к этому вечеру он должен
приготовиться. В назначенный день на дворе у коновязи появилось такое множество
всадников, что от дыхания их лошадей стоял туман. Затем, в юрту, в хаппаччы [* Хаппаччы — спальный чулан
для девушки, дочери хозяина.] влетело два огненных глаза в виде мячиков
(это были глаза сына Улȳ тоjон’а), а на бilliрiк [*
Бilliрiк — красная лавка.] юрты, точно такие
же два глаза (это были глаза дочери Улȳ тоjон’а). Додоjус сильно испугался и стал
просить шамана избавить его от гостей. На это шаман ответил, что он в этом
случае ничего не может сделать: Додоjус сам хотел всего этого, и вот
исполнилось его желание. После этого (имярек) сошли с ума [* К сожалению, имена лиц,
сошедших с ума, г-жа Андросова определенно назвать не могла. Сопоставляя этот
рассказ с рассказом Овчинникова, надо думать, что пострадала, прежде всего,
семья Додоjус’а или даже «все, находившиеся в юрте».].
III.
Дохсун Додуjус.
В Нахарском наслеге жил некогда якут по
имени Додуjус. Прозвище Дохсун [* Дохсун — горячий, пылкий, наглый, дерзкий, забияка.]
он получил впоследствии потому, что был своенравен; он считался как бы царем
этого наслега и даже других. У него было бесчисленное множество рогатого и конного
скота. Будучи таким богачом, какого не было нигде у якутов того времени, он
вместе с тем стал их полным властелином, сделавши их своими работниками. Додуjус
сам не смотрел за своим скотом, а отдавал для присмотра всему наслегу. Не
довольствуясь своим простым жилищем, Додуjус задумал построить такой дом,
какого не было ни у кого и который отличался бы своей величиной. В виду этого,
он приказал наслегу приготовить для его дома (юрты) двенадцать основных столбов
из вырванных с корнями цельных лесин со срубленными вершинами. Якуты, зная
крутой нрав Додуjус’а, поневоле должны были исполнить его требование, иначе их
ожидало страшное наказание. Во время обделки столбов Додуjус выходил и спрашивал
у кого-либо из работающих, что он делает; если тот отвечал ему, что готовит
столбы для дома своего господина, то он его засекал до беспамятства. Затем подходил
к другому работнику и задавал тот же вопрос; если работник отвечал, что делает
тäбіäх [* Тäбіäх —
наружный гроб в роде дощатой обложки с дном, сколачиваемый в самой могиле
поверх обыкновенного гроба, в котором лежит труп.] для могилы Дохсун Додуjус’а,
то он бил себя по бедрам, хохотал и хвалил такого работника. Иногда выходил и спрашивал
у кого-либо из работающих, хватило ли у него провизии; если тот отвечал, что не
хватило, то Додуjус заставлял другого работника убить у того на провизию последнюю
его скотину: быка, корову или лошадь. Между прочим, Додуjус был страшно требователен
и заставлял исправлять самое мелкое упущение в выполнении работы. — Когда
столбы были окончены и нужно было копать для них ямы, то, во время копанья ям, Додоjус
также выходил и спрашивал у какого-либо работника, что он делает; если тот
отвечал, что делает ямы для столбов дома своего господина, то Додуjус засекал
того до беспамятства. Спрашивал, затем, у другого работника, и если этот
отвечал ему, что делает могилу для Дохсун Додуjус’а, то он становился веселым,
бил себя по бедрам, хохотал и прыгал.
Наконец, дом был совершенно окончен.
Собственно это был не дом, а какой-то громадный сарай, в котором стояли
оседланные лошади. В дом можно было въехать верхом на лошади с поднятым вверх кнутом,
и то нельзя было достать до потолка, — так высоко было здание. В первой
половине дома на правом бilliрiк’е всегда у него находился певец, на левом сказочник;
в конце дома, на правом бilliрiк’е находился мäнäрік [*
Мäнäрік — субъект, одержимый особым нервным
расстройством, заступающий иногда место шамана; термин относится одинаково как
к мужчинам, так и к женщинам.], а на левом, за печкой — шаман. Если из
них кто-либо понравится ему, того миловал, а если кого не взлюбит, то бил до
смерти. Самым любимым его развлечением было следующее. Он собирал со всего
наслега всех жен, дочерей, невесток; выбравши из них по пять лучших, раздевал
их догола, расчесывал им волосы и, пустивши с ними одного мужчину в таком же
виде, смотрел на них, как на табун кобыл, ходящих с одним жеребцом. Таких табунов
у него было около 15-16. Пустивши эти табуны, он сам ходил каждый день с кнутом
в руке и следил за своими мнимыми жеребцами: если, например, заметит, что
мужчина не исполняет обязанностей жеребца, то стегал того кнутом до смерти,
говоря, что он в жеребцы не годится, а если тот на его глазах исполнял эти
обязанности, то такого ласкал, смеялся от радости и говорил: «хороший жеребец,
плодовитый будет!» А потом, наглядевшись досыта, сам раздевался, шел к табунам,
изображая из себя чужого жеребца, и дрался с «жеребцами» тех табунов. Если,
бывало, он кого победит, то добивает до смерти и еле живого выгоняет из табуна,
а если его кто победит и задаст ему хорошую трепку, того он ласкал и говорил:
«ай, да мой жеребец! он годится в жеребцы!» Другое его развлечение состояло в
следующем. Он до того был богат, что не знал, сколько у него голов конного и рогатого
скота, а потому он его не жалел, истязал и мучил. Заставлял, например, привести
себе трех жеребцов, привязывал к столбу и выкалывал им глаза, а потом отпускал
их на волю, чтобы они дрались между собою Они, конечно, драться не могли и,
наткнувшись на острый конец жерди, издыхали со стонами, от которых Додуjус приходил
в восторг. Третье развлечение: заставлял привести трех порозов (быков), связывал
им ноги, а потом, содравши с них кожу, пускал на волю; пороза от боли мычали на
разные лады, а он от этого опять же приходил в восторг. Четвертое развлечение: заставлял
привести кобылицу с жеребенком, обрубал ей ноги до колен, а жеребенка заставлял
отгонять от матери, и кобылица ползла к своему жеребенку, ступая обрубленными
ногами. Пятое развлечение: собирал каждую ночь по 12 шаманов, требуя, чтобы они
привели ему сверху дочь абāсы [* Абāсы кӹса — злой дух женского пола; о мужчине, у которого
бывают любострастные сновидения, говорят, что он женат на дочери абāсы.],
на которой он хочет жениться: он не довольствуется-де женщинами земными, и ему
нужно иметь женщину неземную. Так как шаманы этого исполнить не могли, то он выпускал
их из дому чуть живыми. Никто из шаманов его наслега не мог достать ему дочь
абāсы, и это его слишком огорчало. Он заставлял догонять на коне всякого
проходившего мимо его дома и приводить к себе, затем спрашивал, чем тот,
главным образом, занимается, и если это был шаман, то заставлял шаманить с целью
достать дочь абāсы; если же тот не мог выполнить требования, то бил до
обморока, говоря: «какой же ты шаман, если не можешь вести разговор с дочерью
абāсы?» И вот, наконец, одна шаманка, по имени Бäдäрдǟх удаҕан [* Шаманка, обладающая рысью
(животным).], взявшая в руки бубен и начавшая шаманить на І4-ом году от роду,
заказывает Додуjус’у, что она может достать ему в жены дочь абāсы. Он
обрадовался такому известию и послал за шаманкой человека, чтобы тот привел ее.
Приехавши, она шаманила девять дней и девять ночей. Наконец, Додоjус вышел из
терпения и приказал своим, чтобы они сняли с нее одежду и отстегали ее: «она
смеется надо мной! неужели за девять суток она не может вызвать дочь абасы?» И
обратился он к шаманке со следующими словами: «Я привел тебя сюда, чтобы ты
достала мне дочь абāсы, а то иначе — трижды взгляни в сторону солнца (т. е.
попрощайся с видимым миром)!» Шаманка ответила на это, что она «уже виделась и
разговаривала с дочерью абāсы и что та назначила время, когда она спустится;
именно она сказала, что спустится в восьмом месяце и будет у тебя в полнолуние».
Додуjус очень обрадовался, сделал шаманке множество подарков и отослал назад,
домой, с условием, чтобы она в назначенное время снова пришла сюда и спустила
бы с неба дочь абāсы. За три дня до срока она наказала, чтобы он приготовлялся,
так как придут сваты и сватьи, для которых он должен приготовить угощение.
Тогда он приказал якутам своего наслега, которые присматривали за его скотом,
чтобы они приготовили для гостей обильное угощение, не жалея его богатства.
Накануне назначенного дня шаманка послала к Додуjус’у за лошадью для себя.
Когда она приехала, то Додуjус посадил ее на правом бilliрiк’е, как почетную
гостью, и угостил ее. Наевшись-напившись досыта, шаманка заявила, что будет
шаманить на месте и что дочь абāсы явится, когда солнце покажется из-за леса. Потом
приказала Додуjус’у одеться в самую лучшую одежду, какой он никогда не надевал.
Он надел рысью доху, а потом, в качестве жениха, должен был сесть на правом бilliрiк’е,
шаманка же шаманила до восхода солнца. Надевши доху, Додуjус, никогда не во
время не дремавший, вдруг начал дремать. Как только он начинал засыпать,
шаманка тотчас же заставляла будить его, чтобы он не пропустил свою невесту, а
ее нужно было непременно встречать.
— Додуjус, стали показываться головы
лошадей сватниных, поставь для встречи возле коновязного столба девять парней, стройных,
как журавли!
— Старик, — сказала шаманка, — ты пропустил,
опоздал поставить людей. Она сильно сердится на тебя. Иди за мной!
Люди вбежали и сказали:
— Сваты прибыли-спустились, лошади у них
красно-пегие, полон двор!
По приказу Додуjус’а и шаманки открыли
двери. Додуjус, держась за полу одежды шаманки, пошел по направлению к сеням.
Вдруг он дернул и остановил шаманку; та спросила, видит ли он свою невесту. Он
увидел у коновязного столба огонь величиною с урасу, которая была в трех
красках: нижняя часть красная, средняя — синяя, а верхняя — белая. Увидев такое
страшилище, он вдруг растерялся и закричал во все горло людям, чтобы они пришли
и спасли его, ибо он умрет при виде такого страшилища. Прибежали люди, взяли
его и положили на правый бilliрiк. Тут Додуjус стал просить шаманку отпустить назад
этих страшных гостей, объясняя, что он не может жить с дочерью абāсы, так как
она не по нем. Шаманка вышла и сказала следующее:
—
Ваш жених боится. Большеголовый якут-урянхаец не вынес вашего дыхания.
На это дочь абāсы ответила:
— Дохсун Додуjус, взявши меня в жены, введши
в дом свой, спрятал свое блестящее лицо. Этого Додуjус’а, будь то его люди,
будь то его скот, разорю прежде, чем исполнится три года, вовек не дам ему
видеть потомства. Сделаю так, что твое дымовое отверстие закуржавеет, окна твои
заиндевеют, восемь основных столбов твоего дома разойдутся в разные стороны.
Этим я дам знать о себе!
После сих слов она поднялась на свое
местожительство.
С этого времени у Додуjус’а богатство
начало «изнахрачиваться», т.-е. пропадать, а люди от разных болезней вымирать.
По-прошествии трех лет у него осталось лишь несколько скотин, а впоследствии и
сам он умер. С того времени шаманы начали воспевать его во время камланья.
Говорят, был еще вот какой случай. Когда Додуjус
брал первую жену, то во время свадьбы происходило состязание между его якутом и
якутом тестя в том, кто из них больше съест. Во всем, что ни ел якут его тестя,
он превосходил прожорливость Додуjус’ова якута. Ели они много мяса и масла, а
первый все опережал последнего. Наконец, якут тестя сказал, что съест 50
карасей за время, пока упадет на землю пущенная стрела. И вот один якут натянул
лук и пустил стрелу, а якут тестя успел съесть все 50 штук карасей, оставивши
только кости.
21. V. 1907 г.
Эд. Пекарский.
/Живая старина. Періодическое
изданіе отдѣленія этнографіи Императорскаго Русскаго
Географическаго Общества. Вып. II. С.-Петербургъ. 1907. С. 45-50.
Эд. Пекарскій. Изъ якутской старины. [Изъ журнала «Живая
Старина», выпуск II, 1907 г.] С.-Петербургъ. 1907. 6 с./
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
Эдуард Карлович Пекарский род. 13 (25) октября 1858 г. на мызе Петровичи Игуменского уезда Минской губернии Российской империи. Обучался в Мозырской гимназии, в 1874 г. переехал учиться в Таганрог, где примкнул к революционному движению. В 1877 г. поступил в Харьковский ветеринарный институт, который не окончил. 12 января 1881 года Московский военно-окружной суд приговорил Пекарского к пятнадцати годам каторжных работ. По распоряжению Московского губернатора «принимая во внимание молодость, легкомыслие и болезненное состояние» Пекарского, каторгу заменили ссылкой на поселение «в отдалённые места Сибири с лишением всех прав и состояния». 2 ноября 1881 г. Пекарский был доставлен в Якутск и был поселен в 1-м Игидейском наслеге Батурусского улуса, где прожил около 20 лет. В ссылке начал заниматься изучением якутского языка. Умер 29 июня 1934 г. в Ленинграде.
Кэскилена Байтунова-Игидэй,
Койданава
Михаил Павлович
Овчинников род. 5 ноября 1844 г. в г. Усть-Двинск Архангельской губернии
Российской империи, в семье протопопа. Учился в Архангельской духовной семинарии и около года в
Петербургской медико-хирургической академии. Прослужив некоторое время писарем
в Главном штабе, весной 1873 г. под влиянием революционных демократов участвует
в «хождении в народ». В 1875 г. был арестован и сослан в Енисейскую губернию.
После побега в 1881 г. продолжает активно участвовать в революционной
деятельности. В Минске установил контакт с группой Я. С. Хургина. В 1882-1883
гг. руководил сбором средств для «Народной воли» в кружках
офицеров-народовольцев в Минске, Пинске, Гродно, Могилеве, Орше и Бобруйске.
Повторно арестован в 1887 г. и выслан в г. Олекминск Якутской области. 11 января 1889 г.
женился на якутке Мальжегарскога наслега Олекминского улуса Александре
Габышевой. С 1891 г.
проживал в Иркутске. Сотрудничал во ВСОРГО: с 1904 – член распорядительного
комитета, в 1908–1910 гг. консерватор музея и библиотекарь. Один из
организаторов в 1911 г. Иркутской ученой архивной комиссии и губернского архива
в 1917 г. Умер 11 июня 1921 г. в г.
Иркутске.
Сигизмунда Дзьвина,
Койданава
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz