ЎЎЎ 1. Баніфацыя Каструль. Марфа Чэрская. Беларусь ды Якутыя. Ч. 1. Койданава. "Кальвіна". 2020.

    На заре Советской власти в целях пропаганды наряду с разными «кухарками-учеными» пропагандистам была необходима и «кухарка-путешественница». И ее нашли.

    «Только при советской власти, в середине 20-х годов, когда создается Якутская комиссия Академии наук СССР, Колымская экспедиция Черских снова привлекает внимание научной общественности. Из архивов извлекают их дневники, из музеев — их коллекции, изучают и обрабатывают собранные ими материалы. Читают потрясающий по своей простоте и трагичности дневник Колымского плавания 1892 г. И узнают, что Мавра Павловна, эта легендарная героиня научной эпопеи прошлого столетия, еще жива и продолжает вести свое уединенное существование на предоставленную ей советским правительством пенсию. По просьбе Якутской комиссии она пишет свои воспоминания, ее портрет помещают в монографии об Якутии, изданной Комиссией». /С. Обручев. Предисловие. // В. и Е. Зарины.  Путешествие М. П. Черской. Москва. 1952. С. 6./

    Так Сергей Обручев из меркантильных соображений сделал из Марфы Ивановой «великую русскую путешественницу» Мавру Павловну Черскую, которая проехалась в «семейной экспедиции» по маршруту, где взад-вперед возили ссыльных обоих полов, даже с детьми, и которые не жаловались на трудности пути. Среди политических ссыльных много людей было с университетским образованием, и они могли бы выполнить, даже лучше, работу этой «семейной экспедиции».

    Кстати, «семейная экспедиция» была не завершена, а просто, после смерти мужа, Ивана Черского, болевшего раком, Марфа спустилась, вместе с Расторгуевым и сыном, в Нижне-Колымск, собирая по пути камешки и цветочки, сдала имущество экспедиции и оттуда выехала в Якутск.

    И. Черский писал: «решен и предполагаемый маршрут на лето текущего 1892 года. Таким образом: а) вслед за вскрытием реки (в последних числах мая) я начну плавание по Колыме до Нижне-Колымска; б) оттуда, в виду значительных и частых волнений, могущих задерживать экспедицию, я должен отправиться сухим путем (на лошадях) до берега Ледовитого океана около Медвежьего мыса и обратно в Нижне-Колымск; в) обратно в Средне-Колымск, вверх по реке, на лямке; г) оттуда по Верхоянскому тракту (на вьючных лошадях) до Индигирки, и наконец д) вверх по ее левому берегу, до Ому-келя» (т. е. Майор-Крест)». /И. Д. Черский. Сведения об экспедиции Академии наук для исследования рр. Колымы, Индигирки и Яны. II. Пребывание в Верхне-Колымске зимою 1891-1892 г. (письмо на имя адъюнкта Академии наук Ф. Д. Плеске). Приложение № 8 к Т. 71 Зап. Акад. наук. С. 32./. “Нужно отметить, однако, что программа исследований экспедиции, предложенная Академии Черским, не была выполнена”. /Ширина Д. А.  Ян Черский и Якутия. // Поляки в Якутии. Материалы научно-практической конференции. Якутск, 19 сентября 1997 года. Якутск 1998. С. 53./

    «М. П. Черская родилась 1 мая 1857 г. в с. Александровском Иркутской губ.; родители ее — крестьяне Павел Васильевич Иванов и жена его Евфимия Елисеевна. Как сообщала М. П. Черская в 1893 г. в просьбе о пенсии: «Покойный Иван Дементьевич познакомился со мною еще в 1878 году и до свадьбы родился у нас 5 июля 1879 года сын Александр», но если верить копии свидетельства о рождении Александра, он родился 7 июля 1879 года (Ф. 4, оп. 2, (1890), № 78). Церковное венчание Черских состоялось в том же с. Александровском, где родился их сын, 30 января 1881 г. (все числа по старому стилю). В 1893 г., согласно новым законам, М. П. Черской удалось усыновить своего сына (ф. 4, оп. 2, (1890), № 78). Судя по этим документам, неверна дата рождения М. П. Черской — 3 мая 1857 г., которую указывают Зарины (239). Неверно также сообщение Б. Дыбовского о том, что «Черский женился на девице польского происхождения (см. в настоящем сборнике воспоминания Б. Дыбовского): как можно заключить из имен родителей М. П. Черской, иркутских крестьян, они несомненно русские». /М. П. Черская. Воспоминания о колымской экспедиции 1892 г. (Публикация и введение С. В. Обручева). // И. Д. Черский. Неопубликованные статьи, письма и дневники. Статьи о И. Д. Черском и А. И. Черском. Под ред. С. В. Обручева. Иркутск. 1956. С. 302./

    Кстати, Иван Черский, выгнавший своего племянника Генриха Дугляса из «семейной экспедиции», за связь с Екатериной Степановной Поповой, дочерью верхнеколымского священника, отстранил также от экспедиции и якутского казака Степана Расторгуева, но затем, почему-то, вернул его снова в состав экспедиции. Может не зря якутские «историки» так упорно величают Марфу Черскую – Расторгуевой.

     Мария Павловна Черская (в девичестве Расторгуева) завершила и документально оформила отчёт об экспедиции; в её честь названа одна из планет нашей Галактики (Черский И. Предварительный отчёт об исследованиях в области рек Колымы, Индигирки и Яны (Год первый (1891), от г. Якутска через верхнее течение р. Яны до с. Верхне-Колымска) // Зап. Имп. АН. Прил. к 73 т. № 5. 1893; Обручев В. А. И. Д. Черский // Избр. тр. Т. 6. М.: Наука, 1964. С. 149-155; Личный электронный генеалогический архив А. В. Дугласа).

    /yakutskhistory.net›справка-а-я/справка-х-ц-ч/ Мария Павловна Черская (в девичестве Расторгуева)/

    Черский Иван (Ян) Дементьевич (1845-1892) – геолог, палеонтолог, исследователь Вост. Сибири, урож. Виленской губ., учащийся Виленского дворянского ин-та, 1863-64 – участн. польского мятежа... его супруга Мария Павловна Черская (в девич. Расторгуева) завершила и документально оформила отчёт об эксп.; в её честь названа одна из планет нашей Галактики (Черский И. Предварительный отчёт об исследованиях в области рек Колымы, Индигирки и Яны (Год первый (1891), от г. Якутска через верхнее течение р. Яны до с. Верхне-Колымска) // Зап. Имп. АН. Прил. к 73 т. № 5. 1893; Обручев В. А. И. Д. Черский // Избр. тр. Т. 6. М.: Наука, 1964. С. 149-155; Личный электронный генеалогический архив А. В. Дугласа).

    /Черский Иван (Ян) Дементьевич. [Персоналии] // Попов Г. А.  Сочинения. Том III. История города Якутска. 1632-1917. Якутск. 2007. С. 256./

                                                                 Степан Расторгуев

    Отметим также, что Витебская губерния, где после завершения экспедиции 1892 г. поселилась Марфа Черская, после Октябрьского переворота 1917 г. входила в состав Западной области (1917-1918), Западной коммуны (1918) РСФСР, БССР (январь-февраль 1919), РСФСР (1919-1924). В 1919 из Могилёвской губернии в Витебскую был передан Сенненский уезд, а в 1920 г. из Гомельской губернии был передан Оршанский уезд. 24 марта 1924 года губерния была упразднена. Большая часть её территории отошла к Белорусской ССР.

    Литература:

*    Липовые «трудовые хозяйства». // Віцебскі пралетары. Віцебск. 16 кастрычніка 1929. С.4.

*    Czerska Marta, żona Jana Czerskogo. // Zieliński S.  Mały słownik pionierów polskich kolonjalnych i morskich. Podróżnicy, odkrywcy, zdobywcy, badacze, eksploratorzy, emigrańci, pamiętnikarze, działacze i pisarze migracyjni. Warszawa. 1933. S. 71-72.

*    Зарины Р. и Е.  В горах Сибири. М. П. Черская. [Первые женщины-путешественницы] // Вокруг света. № 3. Москва. 1951. С. 51-53.

*    Зарины В. и Е. Путешествие М. П. Черской. Москва. 1952. 64 с.

*    Слоним И.  Первые русские женщины-путешественницы. // Сталинская молодежь. Минск. 8 июля 1953. С. 3.

*    Гурвич С. С.  Последние годы М. П. Черской. // Известия Всесоюзного Географического Общества. Т. 87. Вып. 4. Июль - Август. Ленинград. 1955. С. 363-364.

*    Черская М. П. Воспоминания о Колымской экспедиции 1892 г (Публикация и введение С. В. Обручева). // И. Д. Черский. Неопубликованные статьи, письма и дневники. Статьи о И. Д. Черском и А. И. Черском. Под ред. С. В. Обручева. Иркутск. 1956. С. 300-309.

*    Дыбовский Б.  Ян Черский (Биография). // И. Д. Черский. Неопубликованные статьи, письма и дневники. Статьи о И. Д. Черском и А. И. Черском. Под ред. С. В. Обручева. Иркутск. 1956. С. 327-336.

    Иванов Г.  Русские женщины – исследователи Якутии. // Социалистическая Якутия. Якутск 14 мая 1958.

*    Последние годы М. П. Черской // Гурвич С.  Они были на Дону. Краеведческие очерки. Ростов-на-Дону. 1960. С. 38–47.

    Фролов В.  Сподвижница великого землепроходца. // Социалистическая Якутия 15 марта 1970.

    Фролов В.  Мавра - Черская хайата. // Бэлэм Буол. Якутскай. Муус устар 4 к. 1971.

    Середкин А.  Рядом с Черским. // Колымская правда. Черский. 10 августа 1978.

*    Жучкевіч В. А.  Даследчыкі Сібіры. // Беларусь. № 10. Мінск. 1979. С. 15.

    Самойлова Г.  Черский и его спутники. // Колымская правда. Черский. 17 января 1981.

*    Гурвич С. С. Встречи с Доном: далекие и близкие. Краеведческие очерки. Ростов-на-Дону. 1981. С. 32-36.

*    Гегузин И.  Страницы ростовской летописи. О чем рассказали мемориальные доски. Ростов-на-Дону. 1983. С. 79-81.

*    Мезенцев В.  Неизвестные страницы. // Жыццё Прыдзвіння. Віцебск. 8 жніўня 1998. С. 2.

*    Шишанов В.  Я, Мавра Черская... // Віцебскі рабочы. Віцебск. 29 снежня 1998. C. 4.

*    Шишанов В. Мавра Черская - русская женщина. // Жыццё Прыдзвіння. Віцебск. 2 лютага 1999. С. 3.

*    Шишанов В.  Мавра Черская: десять лет спустя. // Віцебскі рабочы. Віцебск. 22 ліпеня 1999. С. 4.

*    Надрукавана пра кантакты ў Беларусі і ў свеце. [Шишанов Валерий. Мавра Черская: десять лет спустя: {Пра ўдаву даследчыка Сібіры І. Чэрскага} // Віцеб. рабочы. 1999. 22 ліп.] // Кантакты і дыялогі. № 9-10. Мінск. 1999. С. 51.

*    Шелехова Р. В., Оконешников Е. Е.  Документы Национального архива РС(Я) об экспедиции И. Д Черского. // Якутский архив. № 3. Якутск. 2001. С. 10-17.

*    Шишанов В. А.  Мавра Черская: время воспоминаний // Архіўная спадчына Віцебшчыны як крыніца вывучэння гісторыі краю. Матэрыялы архіўных чытанняў, прысвечаных 150-годдзю з дня нараджэння А. П. Сапунова. 6-7 чэрвеня 2002 г. Віцебск. Мінск – Віцебск. 2002. С. 111-120.

    Шишанов В. А.  Мавра Черская на Витебщине. Архивные исследования. Витебск. 2002. 14 с.

*    Шишанов В. А.  Мавра Черская на Витебщине. // Чэрскі Іван Дзяменцьевіч. Да 160-годдзя з дня нараджэння. Зборнік артыкулаў. Вып. 1. Мінск. 2005. С. 17-23.

    Рудаков О.  Ян Черский и семья. // Созвездие дружбы. Общественно литературно-художественный альманах народов Восточной Сибири. № 1. Иркутск. 2005. С. 235-239. 

*    Черская Мавра - исследовательница Колымы, или История сибирской Галатеи. // Данилова Т.  Богини далеких странствий. (Мир женщины). Москва. 2006. 164-195. 

*    Рудаков О. В.  Неизвестные факты из биографии Я. Д. Черского и его семьи. // Вклад польских учёных в изучение Восточной Сибири и озера Байкал. Материалы международной научно-практической конференции, г. Иркутск – п. Лиственничное – п. Мишиха. 23-26 июня 2011. Иркутск. 2011. С. 139-146.

*    Бояркина А. П.  Подвиг Мавры Павловны Черской. К 155-летию со дня рождения. // Культура и время. № 1. 2013. С. 210-219.

*    Шышанаў В.  Маўра Чэрская: віцебскія гады.  // Віцебск: папулярнае мінулае. 24 артыкулы. Віцебск. 2014. С. 111-118.

    Будынак па адрасе вул. Чайкоўскага, 10 у Віцебску. Да вайны ў ім жыла Маўра Чэрская ― жонка вядомага паўстанца, географа і геолага Яна Чэрскага. // Віцебск: папулярнае мінулае. [Камплект паштовак.] Дызайн і верстка: Ігар Юхневіч. Мінск. 2014. П. 2.

*    Мартинович А.  Иван-да-Мавра. // Нёман. Литературно-художественный и общественно-политический журнал. № 8 Минск. 2016. С. 173-187.

*    Аннин А.  Иван да Мавра. // Союзное государство. № 6. Москва. 2019. С. 46-52.

    Банифация Каструль,

    Койданава

    Б. Дыбовский

                                                                       ЯН ЧЕРСКИЙ

                                                                         (Биография)

                                    (Сокращенный перевод с польского Е. А. Преснякова)

    «Во время жизни в столице Восточной Сибири Черский женился на девице польского происхождения, но православной, не говорящей по-польски и еле умеющей читать и писать по-русски. Из этой малоразвитой и весьма капризной женщины Черский сумел создать натуралистку с необычайными способностями наблюдений и умением делать научные выводы. Так, например, когда Черский заболел во время экспедиции на крайний север, предпринятой с метеорологическими целями, и целые месяцы не мог сдвинуться с постели, его жена вела все наблюдения, все хозяйственные дела и на нее легли окончательная обработка материала и выводы. Этот труд специальная комиссия признала за лучший в числе прочих, одновременно выполненных в северных пределах Сибири. А сам Черский мне говорил, что лучше и добросовестнее он и сам не справился бы с этой работой.

    Жена его была помощницей и в геологических экспедициях, к которым он также подготовил ее. Все позднейшие исследования Черский с женой вели вдвоем. С этих пор ничего без совета жены Черский не предпринимал. Он неоднократно рассказывал мне, что удивлялся способностям жены, причем искренно сожалел, что до сих пор столь несправедливо и с такой потерей для общего развития знаний хоронят богатства женской души «в кучах мусора и тряпок». А таким было и осталось, по его мнению, женское образование в Европе».

    /И. Д. Черский. Неопубликованные статьи, письма и дневники. Статьи о И. Д. Черском и А. И. Черском. Под ред. С. В. Обручева. Иркутск. 1956. С. 332-333./

                                                             ******************

    Б. Дыбовский

                                                     ВЫДЕРЖКИ ИЗ ДНЕВНИКА

              (Пребывание в Иркутске и приготовление к дальнейшему путешествию)

                           [Из книги «О Сибири и Камчатке», ч. I, 1912. (Прим. ред.).]

                                (Сокращенный перевод с польского Е. А. Преснякова)

    7 (19) II 1879. Прибыли в Иркутск под вечер... От провизора, заведующего аптекой, к которому я немедленно зашел, узнал новости, катастрофические для дальнейших моих планов: Черский женится, Ксенжопольский женат и имеет сына, а Гартунг болел и до сих пор недомогает. С ясного неба мечты об экспедиции, столь необычной, я сразу упал с подрезанными крыльями. Мне стало грустно. На обстоятельствах женитьбы Черского останавливаться не буду. Богуславский мне сообщил, что Черский избегает всякого разговора на эту тему, и как бы сам жалеет, что это произойдет, но сам заверил, что иначе быть не может. Я решил ничего Черскому не говорить, пока он мне сам не расскажет...

    10 (22) II. ...Во время наших занятий Черский неожиданно подошел к столу, за которым я сидел, и, зажигая короткую трубку, которую не выпускал изо рта, сказал мне взволнованно: «А знаете, что я женюсь?» Я ответил: «Знаю, но ждал, что вы мне сами это скажете», — и поблагодарил за то, что он снял тяжелый и неприятный гнет некоторой недоговоренности. Я встал с места, обнял его и сказал, что эта неожиданная женитьба легла поперек моих мечтаний, что я из-за этого много теряю, что много теряет наука, но пусть он будет убежден, что никакого сожаления у меня нет, и что мы останемся такими же друзьями, какими были...

    4/III. ...Черский предложил пообедать у него. Но хотя он имел намерение познакомить меня со своей супругой, предупреждает, что этого он сделать не сможет, потому что она в плохом настроении и пребывает в упорном молчании уже несколько дней. Когда я заметил, что, может быть, мое посещение будет для нее неприятным, Черский ответил, что я ее не увижу, так как уже неделю она не показывается никому. «Это пройдет, — прибавил он, — я полагаю, что она достаточно умна и убедится в глупости своего каприза. Каждая женщина — с норовом, но поддается воспитанию, надо только умело поступать, а из любой женщины можно сделать ангела».

    Черский жил в подвале, нанимал одну комнату с перегородкой, за которой была большая русская печь. На лучшую квартиру он не имел средств, а все-таки должен жениться. Меню обеда состояло из тех блюд, которыми мы всегда чествовали Черского, когда он приезжал к нам в Култук. Был омуль соленый и в натуральном соусе, к нему печеный картофель, затем котлеты по-пожарски, дикие утки и блины, плавающие в масле, потом крепкий кофе, но без сахара. Ксенжопольский в Култуке был нашим хозяином, а Иваниха, вдова крестьянина, — нашей кухаркой. Черский, обладавший всегда прекрасным аппетитом, восхищался нашим столом в Култуке и сегодня хотел показать, что у него хорошо сохранились в памяти наши лукулловские пиршества. Даже Пржевальский был ими восхищен, когда гостил у нас несколько дней проездом в Кяхту, и удивлялся добротности котлет из уток и прекрасному вкусу блинов. Вспоминая эти прошедшие времена, мы ели блины, сами себе прислуживая, ибо Черский не имел слуги, а жена не выходила из своего убежища. После сытного обеда мы вернулись в музей и только поздним вечером пошли в гостиницу на чай и ужин.

    18/III. ...Возвращаясь, встречаю Черского и с ним иду на прогулку за город на юрские геологические отложения над Ангарой, где находили окаменелости. Во время разговора с ним спрашиваю, хорошо ли он обдумал и взвесил ли все тяжелые обязанности мужа и, может быть, отца. С полной искренностью ответил, что сознает, что поступил неосмотрительно, но другого выхода нет, Марфа будет его женой.

    /И. Д. Черский. Неопубликованные статьи, письма и дневники. Статьи о И. Д. Черском и А. И. Черском. Под ред. С. В. Обручева. Иркутск. 1956. С. 337-342./

                                                           **********************

    Н. Ядринцев

                                                        ПАМЯТИ И. Д. ЧЕРСКОГО

    ...Встретясь с И. Д. в Петербурге через много лет, зная его ученые труды и ценя высоко его способности и душевные качества, я, однако из свидания с ним вынес какое-то грустное чувство Он был до того изломан жизнью, в нем было столько нервного, болезненного он смотрел таким хилым, что становилось жалко его до боли хотя он старался бодриться и, по-видимому, был доволен своим положением. Обстановка его, однако, была незавидная: он жил с женой в 14-й линии Васильевского Острова, около Малого проспекта в каком-то грязном домике. В Сибири он нашел себе подругу; в чужой стране нашлась для него женщина-друг, которая обогрела этого полубольного труженика своею любовью и поддержала его в последние дни его жизни. Помню, как Ив. Дем. наивно уверял меня, что в Петербурге ему живется лучше, что он здесь наслаждается даже прогулками и отдыхает, «гуляя на Смоленское кладбище»; он уверял, что жена его здесь поздоровела, хотя тихий больной вздох этой женщины выдавал горькую правду жизни. Впрочем, Ивану Дементьевичу в Петербурге все-таки жилось легче, он был занят теперь своим любимым делом, был покоен, не видел интриг, а бедность, скудная материальная обстановка, душный для слабого человека воздух — что это, пустяки!

    /И. Д. Черский. Неопубликованные статьи, письма и дневники. Статьи о И. Д. Черском и А. И. Черском. Под ред. С. В. Обручева. Иркутск. 1956. С. 352./

 

    /Stanisław Zieliński.  Mały słownik pionierów polskich kolonjalnych i morskich. Podróżnicy, odkrywcy, zdobywcy, badacze, eksploratorzy, emigrańci, pamiętnikarze, działacze i pisarze migracyjni. Warszawa. 1933. S. 71-72./

                                                 ЛИПОВЫЕ «ТРУДОВЫЕ ХОЗЯЙСТВА»

    В дер. Казимировке, Старобобыльского сельсовета, Высочанского района, живет помещица Черская, имеющая крупное хозяйство, которое она отдавала крестьянам обрабатывать исполу. Желая получить от своей земли больше прибыли, она пустилась на следующую хитрость: женила батрака Федора Матусевича на своей племяннице, а после развода их, женила Матусевича на батрачке, которую она взяла к себе. Таким образом, Черская получила возможность иметь большой доход со своей земли, обрабатываемой скрытой наемной силой двух батраков. Кроме того, Черская приписала к своему двору двух лиц, которые фактически живут отдельно от нее, — некоего Мстислава Загорского, служащего в доме глухонемых в г. Витебске, и Николая Черского (своего внука), служащего в каком-то советском учреждении в г. Орше. Оба они приезжают к Черской только летом «на дачу». Райисполкому следовало бы обратить внимание на проделки Черской, а советским учреждениям, где служат присные Черской, — освободиться от их «услуг». (Сооб. Д. Смолов).

    /Віцебскі пралетары. Віцебск. 16 кастрычніка 1929. С.4./

    /Сталинская молодежь. Минск. 8 июля 1953. С. 3./

                                                        НЕИЗВЕСТНЫЕ СТРАНИЦЫ

    В ходе работы над Книгой памяти обнаружилось письмо Игоря Николаевича Шарухо, действительного члена Географического общества АН СССР, председателя Полоцкого отдела Географического общества БССР. Написано оно несколько лет тому назад.

    И. Н. Шарухо просил разыскать поместье, где в начале XX века проживала жена известного ученого, исследователя Сибири Черского Ивана Дементьевича — Марфа (Мария) Павловна Черская. Как видно из письма, последняя тоже занималась наукой, проявив при этом мужество, отвагу, настойчивость. Именем ее мужа и ее самой названо несколько географических объектов на территории бывшего СССР. Муж ее И. Д. Черский скончался во время одной из экспедиций в 1892 году.

    По словам автора письма, М. П. Черская имела поместье в д. Казимировка Старобобыльского сельского Совета Высочанского района и жила там где-то до 1940 года. Кроме того, в Архиве ГО АН России (г. Санкт-Петербург) упоминается некое поместье Парузы. В связи с этим И. Шарухо просит помочь найти эти поместья, узнать их судьбу. Муж М. П. Черской — ученый И. Д. Черский родом из Верхнедвинского района Витебской области. Думается, что и учителя истории и географии, краеведы попытаются путем исследовательской работы дополнить рассказ И. Шарухо новыми сведениями о жизни ученой четы на территории нашего района, о поместьях, которые им принадлежали.

    Помимо хутора в Старобобыльском (теперь Шапечинском) сельсовете существуют сейчас деревни Казимировка в Бабиничском (ранее Елагинском) и Казимирово в Яновичском поссовете. Имеются сведения, что в 1936 году Казимировка сселена с д. Бондари Октябрьского сельсовета, а Казимирово из бывшего Ботанического сельсовета уничтожена в 1941 году. Такая же участь постигла и д. Парузы (Прузы) бывшего Войтовского сельсовета. Эта деревня упоминается в письме И. Шарухо и в архивах. Согласно довоенным картам д. Прузы находилась по соседству с деревнями Горяны, Денисенки, Полога.

    Вполне возможно, любители истории родного края напишут новые страницы летописи Витебского района.

    В. Мезенцев

    /Жыццё Прыдзвіння. Віцебск. 8 жніўня 1998. С. 2./

                                                             Я, МАВРА ЧЕРСКАЯ...

    Три года назад в Беларуси широко отмечалось 150-летие со дня рождении нашего земляка, выдающегося геолога, географа, исследователя Сибири Ивана Дементьевича Черского (1845-1892 гг). Тогда в печати появилось множество статей, была издана книга, выпущена почтовая марка. Но не многим известно, что в Витебске, на Витебщине долгое время жила жена ученого Мавра Павловна Черская (1857-1940 гг).

    Мавра были старшей дочерью хозяйки квартиры, которую в конце 70-х годов прошлого века снимал в Иркутске ссыльный Иван Черский. Не получившая образования, однако любознательная и способная, она стала не только верной спутницей жизни Ивана Дементьевича, но и участницей его многочисленных экспедиций, в том числе и последней Колымской. На пути к устью Колымы 25 июня 1892 г. Иван Черский умер. Дали знать о себе «профессиональные» болезни ссыльного. Выполнял завещание мужа, Мавра Павловна с честью завершило экспедицию. Ее имя стало известно всей России. Был проведен сбор средств для семьи ученого. Но Мавра Павловна отказалась от пожертвований, попросив использовать деньги для помощи учащейся молодежи.

    О последующем развитии событий рассказывает документ, обнаруженный недавно в Государственном архиве Витебской области.

    23 сентября 1919 года был подписан декрет ‘‘Об обязательной регистрации бывших помещиков, капиталистов и лиц, занимавших ответственные посты в царском и буржуазией строе», который преследовал цель пресечь заговоры и саботаж бывших эксплуататоров и заставлял оценивать человека через прицел классовой борьбы. В список лиц, подлежащих регистрации, попала и Мавра Черская как владелица имения площадью свыше ста десятин. 27 ноября 1919 г. в Витебский уездный исполком поступает заявление Мавры Павловны, которое полно горечи, обиды и желания отвести от себя обвинение в неблагонадежности.

    “На основании требования Высочанской милиции о даче отзыва о себе, — писала «помещица», даю следующее: Я, Мавра Павловна Черская, дочь крестьянина Иркутской губернии, была замужем за политическим ссыльным, уроженцем Вит. губ., отбывшим каторгу 6 лет Иваном Черским, впоследствии видным ученым. За свои выдающиеся ученые труды в Географическом обществе, как в память, и поныне, между прочими великими учеными, красуется и его имя на Иркутском музее. Проработав 30 лет, получив амнистию, приглашен был Академией наук для обработки накопившейся коллекции ископаемых костей. Покончив с этой коллекцией и немного исправив свое расшатанное здоровье, приняв предложенную Академией на 5 лет экспедицию, на Глубокий Север для исследования рек Яны, Индигирки и Колымы, но не перенеся сурового климат, умер в 1892 г. в глуши Якутской области. Я была его неразлучной помощницей во всех его путешествиях. Вернулась с 10-летним сыном в Петербург, имея всего сбережения 1500 р. и 2 большие золотые медали, поднесенные мужу Академией за его ученые труды, не имея других средств к существованию и слабого здоровья. Академия с великим трудом выхлопотала для меня пенсию в 33 р. 33 к. На эти средства ясно было, что жить в Петербурге и воспитывать сына невозможно, то я, поместив сына в Петерб. гимназию, стала отдавать ему всю пенсию, а сама уехала в Витебск, опасаясь израсходовать остаток сбережений. Мне удалось купить плац земли с разрушенными домами на окраине. Здесь присоединился ко мне дальний родственник мужа, сын политического, М. Ф. Загорский, совершенно глухой, имевший небольшие средства, и построил на моем плацу новый дом и справив разрушенное. С тех пор, в течение 13 лет, мы трудились вместе, пользуясь кредитом от веривших нам людей, давшим нам возможность привести свои дома в приличный вид. Наконец в 1911 г. мы обменяли на фольварк Казимирово Оршанского уезда Высочанской волости 180 дес. неважной земли и принявши 10 тыс. р. банковского долга. Купчая была сделана на мое имя в виду того, что Загорский по законам не имел нрава приобретать земли.

    2. Родственников у мена никаких здесь нет. Единственный сын Александр Иванов Черский по окончании университета в 1909 году был консерватором музея во Владивостоке, а потом уехал на Командорские острова. С тех пор, более 10 лет, а никаких известий о нем не имею, а жена его Мария Николаевна Черская с сыном находится в Городке, где она состоит заведующей детским садом Липки.

    3. В политическом отношении беспартийна, ныне мне 75 лет (согласно известной дате рождения, М. П. Черской было тогда 62 года. - В. Ш.)

    4. Благодаря всему вышеизложенному. данному мною в прошлом году в Оршанский исполком и отзыва 2-х поселковых комитетов, меня оставили на месте, где я и поныне живу, занимаюсь земледелием и помогаю местным крестьянам во врачебной помощи, хотя не специальной, но приносящей существенную пользу. М. Черская».

    Согласно инструкции центра, один экземпляр заявления вскоре был отправлен на Лубянку, в Наркомат внутренних дел.

    О том, как сложилась жизнь, М. Черской на Витебщине после «регистрации», известно немного. В ранее опубликованных воспоминаниях, относящихся к 1925 г., Мавра Павловна сообщает: «Несмотря на благожелательное отношение местных крестьян, земля у меня была отнята, за исключением небольшого количества (трудовой нормы) в центре хутора... Жена сына моего с внуком моим живет в г. Орше, где служит в Оршанском музее» (И. Д.Черский. Иркутск, 1956. С. 308).

    К этому можно добавить следующее.

    Александр Черский при таинственных обстоятельствах был убит в 1921 г. на Командорских островах.

    Власти все же вспомнили о заслугах Мавры Павловны и ее мужа и с 1926 г. возобновили выплату ей пенсии.

    В 1935 г. все семейство Черских поселилось в Ростов-на-Дону. Несмотря на свой преклонный возраст, Мавра Павловна взяла на себя труд описания и пополнения географических фондов Ростовского краеведческого музея, читала лекции, вела кружки юных любителей географии и участвовала в экскурсиях школьников. Умерла М. П. Черская 18 декабря 1940 г. в Таганроге в даме престарелых ученых. В часть этой неутомимой подвижницы науки в Ростове-на-Дону установлена мемориальная доска.

    Валерий Шишанов,

    старший научный сотрудник

    Витебского областного краеведческого музея

    / Віцебскі рабочы. Віцебск. 29 снежня 1998. С. 4./

                                         МАВРА ЧЕРСКАЯ — РУССКАЯ ЖЕНЩИНА

    Не так давно В. Мезенцев напомнил нам о судьбе Мавры Павловны Черской (1857-1940), жены выдающегося исследователя Сибири, нашего земляка И. Д. Черского («Жыццё Прыдзвіння», 1998, 8 авг.). Но в небольшой статье было больше вопросов, чем ответов. Между тем, о жизни М. Черской на Витебщине можно рассказать больше.

    Мавра была старшей дочерью хозяйки квартиры, которую снимал в конце 1870-х годов в Иркутске ссыльный Иван Черский.

    Не получившая образования, но любознательная и способная девушка стала не только верной спутницей жизни Ивана Дементьевича, но и участником его многочисленных экспедиций, в том числе и последней — Колымской экспедиции 1891-92 гг. На пути к устью Колымы, 25 июня 1892 г. Иван Черский умер. Дали знать о себе «профессиональные» болезни ссыльного. Выполняя завещание мужа, Мавра Павловна с честью завершила экспедицию. Ее имя стало известно всей России. Был проведен сбор средств для семьи ученого. Но Мавра Павловна отказалась от пожертвований, попросив использовать деньги для помощи учащейся молодежи.

    О последующем развитии событий рассказывает документ, хранящийся в Государственном архиве Витебской области.

    23 сентября 1919 г. Ленин подписал декрет «Об обязательной регистрации бывших помещиков, капиталистов и лиц, занимавших ответственные должности в царском и буржуазном строе». Декрет преследовал цель пресечь заговоры и саботаж бывших эксплуататоров и заставлял оценивать человека через прицел классовой борьбы. В список лиц, подлежащих регистрации, попала и Мавра Черская, как владелица имения площадью свыше ста десятин. 27 ноября 1919 г. в Витебский уездный исполком поступает заявление Мавры Павловны, полное горечи, обиды и желания отвести от себя обвинения в неблагонадежности: «На основании требования Высочанской милиции о даче отзыва о себе: даю следующее: „Я, Мавра Павловна Черская, дочь крестьянина Иркутской губернии была замужем за политическим ссыльным, уроженцем Витебской губернии, отбывшим каторгу 6 лет Иваном Черским, впоследствии видным ученым. За свои выдающиеся ученые труды в Географическом обществе, как в память, и поныне, между прочими великими учеными, красуется и его имя на Иркутском музее. Проработав 30 лет, получив амнистию, приглашен был Академией наук для обработки накопившейся коллекции ископаемых костей. Покончив с этой коллекцией и немного поправив свое сильно расшатанное здоровье, приняв предложенную Академией на 5 лет экспедицию на Глубокий Север для исследования течения рек Яны, Индигирки и Колымы, но, не перенеся сурового климата, умер в 1892 г. в глуши Якутской области. Я была его неразлучной помощницей во всех его путешествиях. Вернулась с 10-летним сыном в Петербург, имея всего сбережения 1500 руб. и 2 большие золотые медали, поднесенные мужу Академией за его ученые труды, не имея других средств к существованию и слабого здоровья. Академия с великим трудом выхлопотала для меня пенсию в 33 р. 33 к. На эти средства ясно было, что жить в Петербурге и воспитывать сына невозможно, но я, поместив сына в Петербургскую гимназию, стала отдавать ему всю пенсию, а сама уехала в Витебск, опасаясь израсходовать остаток сбережений. Мне удалось купить плац земли с разрушенными домами на окраине. Здесь присоединился ко мне дальний родственник мужа, сын политического М. Ф. Загорский, совершенно глухой, имевший небольшие средства, и построил на моем плацу новый дом, исправив разрушенное. С тех пор, в течение 13 лет, мы трудились вместе и, пользуясь кредитом от веривших нам людей, давших нам возможность привести свои дома в приличный вид. Наконец, в 1911 г. мы обменяли на фольварк Казимирово Оршанского уезда Высочанской волости 180 дес. неважной земли и приняв 10 тыс. руб. банкового долга. Купчая была сделана на мое имя в виду того, что Загорский по законам не имел права приобретать земли. Родственников у меня никаких здесь нет. Единственный сын Александр Иванович Черский по окончании университета в 1909 году был консерватором музея во Владивостоке, а потом уехал на Командорские острова. С тех пор, более 10 лет я никаких известий о нем не имею, а жена его Мария Николаевна Черская с сыном находятся в Городке, где она состоит заведующей детским садом Липки.

    В политическом отношении беспартийна, ныне мне 75 лет (согласно известной дате рождения, М. П. Черской было тогда 62 года — В. Ш.).

    Благодаря всему вышеизложенному, данному мною в прошлом году в Оршанский исполком и отзыва 2-х поселковых комитетов, меня оставили на месте, где я и поныне живу, занимаюсь земледелием и помогаю местным крестьянам во врачебной помощи, хотя не специальной, но приносящей существенную пользу. М. Черская”».

    Согласно инструкции центра, один экземпляр заявления вскоре был отправлен на Б. Лубянку, в Наркомат внутренних дел.

    О том, как сложилась жизнь М. Черской на Витебщине после «регистрации» известно немного. В ранее опубликованных воспоминаниях, относящихся к 1925 г., Мавра Павловна сообщает: «Несмотря на благожелательное отношение местных крестьян, земля была у меня отнята, за исключением небольшого количества (трудовой нормы) в центре хутора... Жена сына моего с внуком моим живет в г. Орше, где служит в Оршанском музее» (И. Д. Черский. Иркутск, 1956. С. 308). Александр Черский при таинственных обстоятельствах был убит в 1921 г. на Командорских островах. Власти все же вспомнили о заслугах Мавры Павловны и ее мужа и с 1926 г. возобновили выплату пенсии.

    В 1935 г. все семейство Черских поселилось в Ростове-на-Дону. Несмотря на свой преклонный возраст, Мавра Павловна взяла на себя труд описания и пополнения географических фондов Ростовского краеведческого музея, читала лекции, вела кружки юных любителей географии, участвовала в экскурсиях школьников. Умерла М. П. Черская 18 декабря 1940 г. в Таганроге в Доме престарелых ученых. В честь неутомимой подвижницы науки в Ростове-на-Дону установлена мемориальная доска.

    Валерий Шишанов,

    ст. научный сотрудник Витебского

    областного краеведческого музея.

    /Жыццё Прыдзвіння. Віцебск. 2 лютага 1999. С. 3./

    С. С. Гурвич

                                                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ М. П. ЧЕРСКОЙ

    Имя выдающейся русской путешественницы Мавры Павловны Черской украшает собой историю отечественной науки. Жена и ближайшая сподвижница И. Д. Черского, активная участница его экспедиций, она принадлежала к тем замечательным русским женщинам, жизнь и научный подвиг которых являли собой благородный пример патриотического служения науке, Родине.

    До недавних пор о жизни М. П. Черской было известно мало. Этот пробел в значительной степени восполнили несколько лет назад В. и Е. Зарины, а также Г. И. Ревзин, опубликовавшие научно-популярные биографические очерки о И. Д. и М. П. Черских [* В. и Е. Зарины. Путешествие М. П. Черской. Географгиз, 1952; Г. И. Ревзин. Подвиг жизни Ивана Черского. Изд. Главсевморпути, 1952.].

    Однако биографы М. П. Черской освещали главным образом период ее жизни в Иркутске и ее участие в руководимых И. Д. Черским экспедициях, в том числе в его знаменитой Колымской экспедиции 1891-1892 гг.

    Как известно, во время этой экспедиции И. Д. Черский умер и на долю Мавры Павловны выпала трудная, почетная задача, связанная с дальнейшим руководством экспедицией и завершением начатых ею исследований на крайнем северо-востоке Сибири. Смелая и отважная женщина, настойчивая в достижении поставленной цели, Мавра Павловна успешно справилась с этой задачей.

    Возвратившись из экспедиции в Иркутск, М. П. Черская со своим сыном Александром (впоследствии известным натуралистом и путешественником) переехала в Петербург. Оставив сына в одной из петербургских гимназий, Мавра Павловна отправилась в Витебскую губ., где поселилась у своих родственников, проживавших в с. Казимирово.

    На этом обычно и обрывалось описание жизненного пути М. П. Черской. О дальнейшей ее жизни и деятельности в распоряжении ее биографов имелись только отрывочные и притом не всегда достоверные сведения.

    Недавно в Ростове-на-Дону нам посчастливилось обнаружить ряд документов и материалов, восполняющих этот пробел в биографии М. П. Черской и освещающих последние годы жизни выдающейся русской путешественницы. Значительный интерес представляют, в частности, воспоминания людей, лично знавших Мавру Павловну и встречавшихся с нею в последние годы ее жизни.

    Теперь можно считать окончательно установленным, что в 1935 г. М. П. Черская переехала из Витебской губ. в Ростов-на-Дону, где в то время проживали ее внук (сын А. И. Черского) и невестка. В то время Мавра Павловна получила уже персональную пенсию республиканского значения, установленную ей за выдающиеся научные заслуги. Несмотря на свой преклонный возраст (Мавре Павловне было тогда уже 78 лет), она не мыслила жизни без активного участия в общественной деятельности.

    В Ростове-на-Дону находился в то время один из крупнейших на юге краеведческих музеев. Наряду с богатыми материалами по истории Дона, музей располагал также ценными материалами и документами о жизни и деятельности выдающихся русских геологов, географов и путешественников — уроженцев Дона. М. П. Черская взяла на себя труд по описанию и пополнению географических фондов музея.

    Благодаря ее стараниям и помощи, удалось разыскать, собрать и систематизировать интересные, ранее неизвестные документы и сведения о жизни И. В. Мушкетова, о детских годах, проведенных им в донской станице Алексеевской, о годах его учебы в Новочеркасской классической гимназии в 1859-1867 гг., а также ряд материалов о жизни Г. Я. Седова, воспитанника Ростовских мореходных классов. М. П. Черской была проведена также большая и трудоемкая работа по систематизации документов о деятельности первых русских путешественников, исследовавших Дон и районы Приазовья.

    Огромное внимание уделяла М. П. Черская пропаганде научных знаний. Она организовала при Краеведческом музее географический лекторий, в котором регулярно (один раз в месяц) читались лекции о великих географических открытиях, о жизни выдающихся русских путешественников. В лектории нередко выступала Мавра Павловна. Ее беседы вызывали огромный интерес. М. П. Черская делилась воспоминаниями о Колымской экспедиции, о своих путешествиях по районам Сибири и Дальнего Востока, встречах с П. П. Семеновым-Тян-Шанским, Ю. М. Шокальским и другими выдающимися деятелями русской науки.

    Особенную заботу проявляла Мавра Павловна о детях, о расширении их кругозора, привитии им любви к научным знаниям. Благодаря стараниям и помощи М. П. Черской в нескольких школах Ростова были созданы кружки юных любителей географии и путешествий. Летом 1936 и 1937 гг. она приняла участие в двух краеведческих экскурсиях ростовских школьников по Дону. На пароходах экскурсанты проехали из Ростова в Азов и в старейшую донскую казачью станицу Старочеркасскую, где осмотрели памятники древней старины. Географические пояснения экскурсантам давала Мавра Павловна, быстро снискавшая любовь молодых слушателей.

    Нередко встречалась Мавра Павловна с питомцами ростовских школ в городском Дворце пионеров. Сохранилась одна из корреспондентских записей ее бесед с участниками проходившего в Ростове в июле 1936 г. слета юных натуралистов. Говоря о замечательных условиях, созданных в нашей стране для развития науки, М. П. Черская призывала молодежь следовать примеру отважных русских путешественников, выдающихся советских ученых, смело прокладывающих новые пути по ранее неисследованным районам, раскрывающих и ставящих на службу Родине природные богатства родной земли.

    Последние месяцы жизни М. П. Черской прошли в Таганроге в Доме престарелых ученых, куда она была помещена по ходатайству Географического общества. Здесь она и скончалась 18 декабря 1940 г. на 84-м году жизни. Проводить в последний путь выдающуюся русскую путешественницу собрались многочисленные представители общественности города.

    На Дону чтут память М. П. Черской. В связи с исполняющимся в этом году 15-летием со дня ее смерти проектируется установить мемориальные доски на зданиях, в которых прошли последние дни ее жизни. В краеведческих музеях будут оборудованы специальные стенды, посвященные жизни и деятельности М. П. Черской и последним годам ее, проведенным на Дону.

    /Известия Всесоюзного Географического Общества. Т. 87. Вып. 4. Июль - Август. Ленинград. 1955. С. 363-364./

                                                    ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ М. П. ЧЕРСКОЙ

    В Ростове, на улице Станиславского, на фасаде дома № 181, укреплена мемориальная доска. На ее белом мраморе золотыми буквами выгравирована надпись: «В этом доме с 1936 по 1940 год проживала выдающаяся русская путешественница и геолог Мавра Павловна Черская (1857-1940 гг.)».

    ... Весной 1891 года из Петербурга к далеким берегам Колымы и Индигирки отправилась небольшая и несколько необычная по составу экспедиция. Все четверо ее участников были членами одной семьи. Возглавлял экспедицию геолог Иван Дементьевич Черский. Вместе с ним в дальний и трудный путь выехала его жена Мавра Павловна, их двенадцатилетний сын Александр и племянник Черского старший препаратор Г. Дуглас.

    Это была не первая экспедиция И. Д. Черского, в то время уже известного ученого, вся жизнь которого была отдана служению Родине и науке. Литовец по происхождению, участник освободительного восстания 1863 года, он восемнадцатилетним юношей был арестован царскими властями, сослан с Сибирь и сдан в солдаты. Болезнь подорвала здоровье, но не сломила железной воли И. Д. Черского, не ослабила всегда владевшего им страстного желания посвятить себя науке.

    С начала 70-х годов прошлого века И. Д. Черский, выполняя поручения Географического общества, участвовал в экспедициях по изучению природы Сибири: исследовал Восточные Саяны, побережье Байкала, бассейн реки Нижняя Тунгуска, вел геологические изыскания вдоль трассы Сибирского почтового тракта, проходившего от Байкала до Урала.

    Верным другом и ближайшим помощником Ивана Дементьевича, делившим с ним трудности походной жизни, радость открытий и горечь неудач, была жена его Мавра Павловна, уроженка Иркутска, она росла и воспитывалась в бедной семье, рано лишившись отца, девочка не могла и мечтать о получении образования. Однако детская любознательность ее переросла в подлинную страсть к знаниям. Первым, кто обратил на это внимание, и был Иван Дементьевич, в то время ссыльный, снимавший угол в крохотном бревенчатом домике, принадлежавшем матери Мавры.

    Вскоре Мавра Павловна стала женой И. Д. Черского, нашедшего в ней большого друга и верного спутника жизни. «Он сумел из девушки простой и почти безграмотной, — писал о Черских писатель М. Загоскин, — приготовить себе прекрасную помощницу, умевшую и коллектировать, и производить наблюдения, и переписывать без малейшей ошибки его сочинения с мудреными научными терминами и латынью».

    Мавра Павловна стала принимать активное участие в экспедициях, которые под руководством ее мужа отправлялись по нехоженым тропам Сибири. Она изучала и описывала месторождения полезных ископаемых, геоморфологические и другие особенности обследованных районов, вела дневники, отмечая в них все, что представляло научный интерес и могло стать предметам дальнейших исследований. В экспедиционных походах ей приходилось преодолевать немало трудностей, которые еще более осложнялись тем, что Иван Дементьевич часто тяжело болел.

    Экспедиция 1З91 года явилась новым, исключительно важным в научном отношении начинанием и в то же время большим жизненным испытанием для ее участников. Выехав из, Петербурга, маленький отряд проделал многотысячекилометровый путь до Байкала и отсюда стал пробиваться на северо-восток.

    Располагая ничтожно малыми средствами, Черский вместе со спутниками отправился из Якутска в дальнейший путь на собаках, стремясь до наступления сильных морозов пройти как можно большее расстояние и выполнить возможно больший объем научных робот. Зимовать пришлось в Верхне-Колымске куда экспедиция прибыла через 76 дней после выхода из Якутска. Было собрано много ценных материалов о природе этого далекого и сурового края, который в то время был совершенно не изучен. И. Д. Черский сделал много важных открытий по геологии Верхоянского хребта, его тектонике и строению, а Мавра Павловна систематизировала и обрабатывала многочисленные коллекции горных пород, составляла метеорологические и другие таблицы, вела дневники.

    В Верхне-Колымске экспедиция провела несколько месяцев. За время зимовки И. Д. Черский написал первые главы отчета о проделанном путешествии, составил карты схемы геологических разрезав, планы маршрутной съемки и т. д. Мавра Павловна неизменно помогала в этой кропотливой, трудной работе, которая отнимала у Ивана Дементьевича остаток сил, подорванных дальним путешествием и резко обострившейся болезнью легких. Однако, несмотря на трудности и лишения, зная о грозившей опасности смерти, И. Д. Черский и не помышлял о возвращении назад. И как только Колыма освободилась ото льда, 31 мая 1892 года экспедиция отправилась на лодке вниз по реке, держа курс на Нижне-Колымск.

    В пути И. Д. Черский почувствовал, что силы его окончательно оставляют. Но и в эти трудные минута он не думал о себе. Все его мысли были полны заботой о том, чтобы выполнить намеченный план исследований. Своим достойным преемникам на посту руководителя экспедиции он считал Мавру Павловну, твердо убежденный в том, что она сможет успешно завершить программу работ.

    В архиве Академии Наук СССР хранится любопытный документ, написанный рукой И. Д. Черского, так называемый «Открытый лист». Составленный им в Верхне-Колымске и датированный 25 мая 1892 года, он является одним из последних распоряжений Ивана Дементьевича. «Серьезная болезнь, постигшая меня перед отъездом, — говорится в «Открытом листе», — заставляет сомневаться в том, доживу ли я до назначенного времени отбытия. Так как экспедиция, кроме геологической задачи, имеет еще зоологические и ботанические, которыми заведует моя жена, Мавра Павловна Черская, поэтому, во избежание непроизводительности затраченных уже на лето 1890 года сумм, я делаю нижеследующее постановление, которое, во имя пользы для науки и задач экспедиции, должно быть принято во внимание и местными властями. В случае моей смерти, где бы она меня ни застигла, экспедиция под управлением моей жены, Мавры Павловны Черской, должна все-таки ныне летом непременно доплыть до Нижне-Колымска, занимаясь главным образом зоологическими и ботаническими сборами и разрешением тех из геологических вопросов, которые доступны моей жене... Только после возвращения экспедиции обратно в Средне-Колымск она должна считаться законченной».

    25 июня 1892 года И. Д Черский скончался. Похоронив мужа на суровых берегах Колымы, Мавра Павловна приняла дальнейшее руководство экспедицией на себя и твердо решила продолжить путь к намеченной цели. Задача, стоявшая перед ней, была не из легких: наступили дождливые ненастные дни, ночевать часто приходилось на безлюдном берегу под открытым небом, предстоял трудный и далекий путь и многочисленные научные наблюдения.

    Превозмогая тяжкую боль утраты, стойко и мужественно преодолевала М. П. Черская трудности плавания по незнакомой, казавшейся необычайно суровой и неприветливой реке. Сохранились дневники, которые вела в те дни эта отважная русская женщина, находясь на борту крохотного карбаса, уносившего ее вместе с другими участниками экспедиции все дальше и дальше на север. Каждая строчка ее дневника не только содержит интереснейшие сведения о природе Колымского края, обо всем, что представлялось здесь взору пытливой и смелой путешественницы, но и ярко отражает ее огромную волю, мужество, страстное желание добиться цели, каким бы трудным ни был к ней путь. В этих записях мы находим любопытные, представляющие огромный научный интерес данные о геологическом строении беретов Колымы, горных породах, выходящих на поверхность и рассказывающих о далеком прошлом этого края, его животном и растительном мире, жизни, быте и обычаях якутов, встречах с ссыльнопоселенцами.

    Добравшись до Нижне-Колымска, Мавра Павловна завершила план экспедиционных исследований. Обратный путь, который пришлось проделать на веслах, оказался еще труднее. Мавра Павловна использовала каждую представлявшуюся возможность, чтобы вести научные наблюдения и пополнять коллекции горных пород. В дороге путников застали бураны и метели. Совершенно изнуренные, лишенные сил, добрались они наконец до Средне-Колымска. Но отсюда предстоял еще не менее трудный путь на собаках в Якутск. «Иногда приходилось экспедиции ночевать и просто под открытым небом при сильном морозе, — отмечала Мавра Павловна в своем дневнике. — В таких случаях приходилось вырывать пещеру в снегу, влезать внутрь мехового мешка, сделанного из оленьего меха и закрывающегося при помощи завязок у головы, и таким образом укрываться от невыносимого холода». Оставив позади тысячи километров неимоверно трудного пути, экспедиция добралась до Якутска, а затем прибыла в Иркутск. Намеченный план работ был выполнен полностью. Записи, коллекции, карты — все находилось в полном порядке. В Иркутске участников экспедиции встретили тепло и радушно. Не легко было Мавре Павловне оглянуться назад, на пройденный путь. И только чувство исполненного долга придавало ей силы, сглаживало тяжкие воспоминания.

    В Иркутске Мавра Павловна передала все экспедиционные материалы представителям Географического общества и вместе с сыном выехала в Петербург. Оставив Александра в одной из столичных гимназий, она отправилась в Витебскую губернию, где поселилась у своих родственников, проживавших в селе Казимирово.

    Научная общественность России высоко оценила экспедицию Черских и полученные ими материалы. «Это был настоящий подвиг, о котором наука никогда не забудет», — говорил выдающийся русский ученый академик В. А. Обручев. Именно как благородный патриотический подвиг, совершенный во имя науки, рассматривали Колымскую экспедицию Черских и другие видные русские и зарубежные ученые. Собранные отважными землепроходцами материалы явились тем фундаментом, на котором в дальнейшем основывалось изучение природных богатств северных рек Сибири.

    Как же сложилась дальнейшая судьба Мавры Павловны и ее сына Александра? В начале 900-х годов Александр Черский, зоолог по профессии, вел большую работу по изучению фауны Южного Приморья, участвовал во многих научных экспедициях, а затем работал на Командорских островах, где был директором Управления по охране песцового промысла. Что же касается Мавры Павловны, то все сведения о ней, появлявшиеся в печати, обрывались на приезде в село Казимирово под Витебском. И только совсем недавно удалось выяснить, что последние годы жизни этой замечательной русской путешественницы прошли у нас, на Дону.

    ... Летом 1954 года автору этих строк довелось побывать у академика Владимира Афанасьевича Обручева. Мне пришлось работать тогда над книгой об Иване Васильевиче Мушкетове — выдающемся русском геологе и путешественнике, донском казаке из станицы Алексеевской. В конце прошлого века Владимир Афанасьевич слушал лекции Мушкетова в Петербургском горном институте и с большой теплотой вспоминал встречи с этим замечательным человеком.

    — Вот закончите книгу о Мушкетове, — сказал Владимир Афанасьевич, — и принимайтесь за Черских. Надо собрать все, что написано о них, и постараться разыскать новые документы и материалы. Кое-какие пути таких поисков я вам подскажу.

    Владимир Афанасьевич достал из ящика писыменного стола папку с письмами, долго перебирал их, пока не нашел несколько листков почтовой бумаги, исписанных мелким, трудно разбираемым почерком.

    — Это интересное письмо я получил сравнительно недавно, — продолжал Владимир Афанасьевич, беря со стола большое увеличительное стекло, которым он обычно пользовался при чтении рукописей. — Его прислали мне из Ростова некто Черские. И хотя в письме не сказано, кем они доводятся Ивану Дементьевичу и Мавре Павловне, видно, что это не просто однофамильцы, а родственники. Они пишут, что располагают материалами о Черских, их путешествиях. Вам надо непременно побывать в этой семье, побеседовать с ними.

    Наша беседа длилась до позднего вечера. Владимир Афанасьевич вспоминал свои путешествия, рассказывал о том, как он молодым геологом разведывал залежи цементного сырья в районе Таганрога. Затем снова возвращался к воспоминаниям о Мушкетове, о встречах с Черскими, которых видел в последний раз незадолго перед их отъездом в Колымскую экспедицию.

    — Это были интересные, очень своеобразные люди, — вспоминал Владимир Афанасьевич. — Жили они всегда очень скромно, во многом им приходилось себе отказывать. Цель их жизни заключалась в стремлении как можно больше повидать, поездить, особенно по тем местам, которые оставались тогда неизученными «белыми» пятнами.

    Когда мы прощались, Владимир Афанасьевич снова попросил сразу же по приезде в Ростов побывать у Черских и напомнил их адрес: улица Станиславского, 181, квартира 6.

    ... И вот семья Черских. Сразу же выясняется, что авторами письма к В. А. Обручеву были не однофамильцы и даже не дальние родственники известных путешественников, а их внук Николай - сын Александра Ивановича Черского и его мать Мария Николаевна жена Александра Ивановича.

    Вскоре на столе появилось множество фотографий писем, дневниковых записей. Все эти своеобразные семейные реликвии бережно хранились здесь десятилетиями. На одном из снимков мы видим Ивана Дементьевича и Мавру Павловну, снятыми в 80-х годах прошлого века в Иркутске. На других фотографиях Черские запечатлены в период их жизни в Петербурге.

     — А это последний снимок Мавры Павловны, — сказал Николай Александрович, доставая из семейного альбома маленькую фотографию.

    Оказалось, что фотография эта сделана в 1940 году в Ростове.

    — Последние годы Мавры Павловны, — продолжал Николай Александрович, — прошли здесь, в Ростове, вот в этом доме. Она переехала сюда в 1936 году из Витебска, где прожила много лет.

    Николай Александрович показывает нам новые фотографии, знакомит с драгоценными семейными реликвиями, подробно рассказывает о жизни Мавры Павловны в Ростове, делах и заботах ее последних лет. Первая встреча с семьей Черских затянулась далеко за полночь: ведь разузнать хочется как можно больше, восстановить во всех деталях неизвестные страницы биографии замечательной русской женщины-путешественницы.

    Приехав в Ростов, Мавра Павловна, несмотря на свой преклонный возраст (ей было тогда уже 80 лет), не мыслила жизни без активного участия в общественной деятельности. В Ростове находился один из крупнейших на Юге краеведческих музеев. В числе интересных материалов по истории Дона здесь хранились ценные документы о жизни и деятельности выдающихся русских ученых — геологов, географов и путешественников — уроженцев нашего края.

    Мавра Павловна решила взять на себя заботы о пополнении географических фондов музея. Благодаря ее стараниям удалось разыскать, собрать, а в дальнейшем и систематизировать интересные, ранее неизвестные материалы о жизни И. В. Мушкетова, относящиеся к годам его детства и учебы в Новочеркасской классической гимназии в 1859-1867 годах. Увлекалась она и сбором материалов о Г. Я. Седове, особенно о том периоде его жизни, когда он был курсантом Ростовских мореходных классов. Мавра Павловна разыскала бывших однокашников Г. Я. Седова, записала с их слов воспоминания о нем. К сожалению, эти записи, оставшиеся в личном архиве Черских, не были опубликованы и погибли в дни Великой Отечественной войны.

    И еще один вид работы очень увлекал старую русскую путешественницу: она была неутомимым пропагандистом научных знаний.

    — Как-то Мавра Павловна прочла лекцию в краеведческом музее о русских ученых-исследователях Сибири, — вспоминает Николай Александрович. — Живо, интересно, занимательно рассказала она о многих экспедициях наших географов, поделилась своими воспоминаниями о встречах с П. П. Семеновым-Тян-Шанским, Ю. М. Шокальским и другими выдающимися деятелями русской науки. Человек на редкость скромный, М. П. Черская никогда не рассказывала о себе, о своих путешествиях, считая, что ничего особенного не совершила и что на ее месте так поступал бы каждый.

    Лекция произвела большое впечатление на присутствующих, и к Мавре Павловне все чаще стали обращаться с просьбами выступить в клубах, домах культуры и особенно в школах.

    По мере своих сил Мавра Павловна старалась не откалывать юным краеведам, приходила в гости к ростовским школьникам, чтобы провести час-другой в общество любознательной детворы. В школах она помогала организовывать краеведческие и географические кружки. Дети всегда радушно встречали ее, приглашали на сборы пионерских отрядов, просили рассказать о жизни путешественников и землепроходцев — Мавра Павловна была прекрасной рассказчицей, и дети любили ее слушать. А весной и летом они не раз звали ее принять участие в краеведческих экскурсиях по окрестностям Ростова. Если здоровье позволяло ей, Мавра Павловна никогда не отказывала ребятам.

    Одна из таких экскурсий состоялась летом 1936 года. Она была организована географическим кружком Ростовского Дворца пионеров для учащихся старших классов, решено было побывать в станице Старочеркасской и осмотреть памятники старины. Вместе с ребятами поехала в экскурсию и Мавра Павловна. В пути она рассказывала юным слушателям о природе донского края, его геологическом прошлом, обращая внимание на характер местности, особенности рельефа и историю его развития.

    Другую экскурсию с ростовскими школьниками Мавра Павловна совершила ровно через год — на этот раз в Азов. И снова живо и увлекательно рассказала она о донской природе, о русских геологах и географах, в разные времена занимавшихся исследованиями природных богатств ростовской области и Северного Кавказа.

    Часто приходила Мавра Павловна в гости к кружковцам ростовского Дворца пионеров. Сохранилась корреспондентская запись ее бесед с участниками проходившего в Ростове летом 1936 года слета юных натуралистов. Мавра Павловна вдохновенно говорила о замечательных условиях, которые созданы в нашей стране для развития науки, призывала молодежь следовать примеру выдающихся русских и советских ученых, своим трудом ставящих на службу родине природные богатства ее недр.

    Последние дни жизни М. П. Черской прошли в Таганроге в Доме для престарелых ученых, где она и скончалась 13 декабря 1940 года на 84-м году жизни.

    /С. Гурвич С.  Они были на Дону. Краеведческие очерки. Ростов-на-Дону. 1960. С. 38–47./

                                                 ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ М. П. ЧЕРСКОЙ

    На фасаде дома № 133 по улице Станиславского в Ростове установлена мемориальная доска. Надпись на ней гласит: «В этом доме, с 1936 по 1940 год проживала выдающаяся русская путешественница и геолог Мавра Павловна Черская (1857-1940 гг.)».

    ...Весной 1891 года из Петербурга к далеким берегам Колыми и Индигирки выехала небольшая и несколько необычная по составу экспедиция. Все четверо ее участников были членами одной семьи. Экспедицию, снаряженную Российской Академией наук, возглавлял известный русский геолог Иван Дементьевич Черский. Вместе с ним в дальний и трудный путь отправилась его жена Мавра Павловна, их двенадцатилетний сын Александр и племянник Черского — старший препаратор Г. Дуглас. Районы, в которых предстояло работать экспедиции, оставались в те времена белым, неизученным пятном на карте Дальнего Востока.

    Путь проходил по тайге, горным перевалам, болотам, топям. Два с половиной месяца пробивались смельчаки на собаках от Якутска до Верхне-Колымска. Преодолели почти две тысячи километров и выполнили большой объем научных исследований. Экспедиция собрала много ценных материалов о природе далекого и сурового края, сделала важные открытия по геологии Верхоянского хребта, его тектонике. Оказывая помощь мужу, Мавра Павловна систематизировала и обрабатывала метеорологические данные, описывала образцы горных пород.

    Заключительную часть первого этапа экспедиции путешественники проделали по реке Ясачной на карбасах — лодках, построенных местными жителями. В Верхне-Колымске пришлось зазимовать, и только весной следующего года можно было продолжить путь вниз по реке Колыме.

    Вскоре И. Д. Черский тяжело заболел и умер. Похоронив мужа на суровых берегах Колымы, Мавра Павловна не вернулась назад. Она приняла на себя руководство экспедицией и твердо решила полностью выполнить ранее намеченный и утвержденный Академией наук план исследований таежного края. Чувство патриотического долга перед Родиной и русской наукой руководило смелой, бесстрашной женщиной, мужественно продолжавшей путь к намеченной цели.

    В путевых дневниках, которые Мавра Павловна вела в ходе экспедиции, мы находим представляющие большой научный интерес сведения о геологическом строении берегов Колымы, о выходящих здесь на поверхность горных породах, о животном и растительном мире таежного края, о быте и обычаях якутов, встречах с ссыльнопоселенцами.

    Погода не благоприятствовала путешественникам. Проливные дожди сменялись буранами. Рано наступила зима. Экспедиция добралась до Нижне-Колымска, а оттуда направилась в Якутск. «Иногда приходилось ночевать и просто под открытым небом при сильном морозе, — вспоминала Мавра Павловна. — В таких случаях приходилось вырывать пещеру в снегу влезать внутрь мехового мешка, сделанного из оленьего меха и закрывающегося при помощи завязок у головы, и таким образом укрываться от невыносимого холода».

    Оставив позади тысячи километров неимоверно трудного пути, экспедиция добралась, наконец, до Якутска, а затем прибыла в Иркутск. Намеченный план работ был выполнен полностью. Нелегко было Мавре Павловне оглянуться на пройденный путь, и только чувство исполненного долга придавало ей силы, сглаживало тяжкие воспоминания. В Иркутске Мавра Павловна передала все экспедиционные материалы представителям Географического общества и вместе с сыном Александром отправилась в Петербург. Оставив сына учиться в гимназии, Мавра Павловна выехала в село Казимировка Витебской губернии, где поселилась у родственников.

    Научная общественность России высоко оценила итоги работы экспедиции Черских и полученные ими материалы. «Это был настоящий подвиг, наука никогда его не забудет», — говорил академик В. А. Обручев; Собранные отважными землепроходцами материалы явились тем фундаментом, на котором в дальнейшем основывалось и развивалось изучение природных богатств бассейна северных рек Сибири.

    Как же сложилась дальнейшая судьба Мавры Павловны? Долгое время об этом ничего известно не было.

    Летом 1954 года автору этих строк довелось побывать у академика Владимира Афанасьевича Обручева Я работал тогда над книгой об Иване Васильевиче Мушкетове — выдающемся русском геологе и путешественнике, донском казаке станицы Алексеевской. В конце прошлого века Владимир Афанасьевич слушал лекции Мушкетова в Петербургском горном институте и охотно поделился воспоминаниями о встречах с ним.

    — Вот закончите книжку о Мушкетове, — сказал мне Владимир Афанасьевич, — и принимайтесь за Черских. Надо попытаться собрать все, что написано о них, постараться разыскать ранее неизвестные документы и материалы. Кое-какие пути таких поисков я вам подскажу.

    Владимир Афанасьевич достал из ящика письменного стола папку с письмами и показал мне одно из них, полученное из Ростова.

    — Его прислали мне некто Черские, — сказал Владимир Афанасьевич. — И хотя в письме не сказано, кем они доводятся Ивану Дементьевичу и Мавре Павловне, видно, что они не просто однофамильцы, а родственники их. Они пишут, что располагают материалами о Черских, их путешествиях. Вам надо непременно побывать в этой семье, побеседовать с ними.

    И вот семья Черских. В небольшом одноэтажном домике по улице Станиславского я встретился с Марией Николаевной и Николаем Александровичем Черскими. Оказалось, что Мария Николаевна — невестка Черских, жена их сына Александра, погибшего во время экспедиции на Командорских островах, а Николай Александрович — ее сын — внук Ивана Дементьевича и Мавры Павловны. Они познакомили меня с семейными реликвиями — фотографиями, письмами, дневниками, которые бережно хранились ими в течение многих десятилетий. На одном из снимков — Иван Дементьевич и Мавра Павловна, сфотографированные в 80-х годах в Иркутске, на других снимках Черские запечатлены в период их жизни в Петербурге, перед отъездом в экспедицию на Колыму.

    — А это последний снимок Мавры Павловны,— сказал Николай Александрович, доставая из семейного альбома маленькую фотографию.

    Оказалось, что снимок был сделан в 1940 году в Ростове.

    — Последние годы жизни Мавры Павловны, — продолжал Николай Александрович, — прошли здесь, в Ростове, в этом доме.

    Много интересного удалось узнать в семье Черских. Выяснилось, что переехав в 1936 году из Витебска Ростов, к невестке и внуку, Мавра Павловна, несмотря на преклонный возраст (ей было тогда уже около 80 лет), вела активный образ жизни, занималась общественной деятельностью. Часто ее можно было встретить в Ростовском краеведческом музее. Продолжая интересоваться историей географических исследований, Мавра Павловна занималась систематизированием; хранившихся в фондах музея материалов по истории изучения и освоения природных богатств Дона. Благодаря ее стараниям удалось разыскать ранее неизвестные материалы о жизни и деятельности наших земляков-путешественников И. В. Мушкетова и Г. Я. Седова. По воскресным дням Мавра Павловна выступала в лектории краеведческого музея с воспоминаниями о своих встречах с П. П. Семеновым-Тян-Шанским, Ю. М. Шокальским и другими выдающимися деятелями русской науки. По инициативе Мавры Павловны в нескольких ростовских школах были организованы краеведческие и географические кружки. Она охотно посещала их занятия, беседовала с детворой. Мавре Павловне было что вспомнить, о чем рассказать!

    В одном из писем-наставлений юным донским краеведам она писала: «Желаю вам, дорогие пионеры, хорошо учиться, интересоваться наукой, а когда станете взрослыми, — верно служить ей, радовать Родину свою новыми открытиями!»

    /С. С. Гурвич.  Встречи с Доном: далекие и близкие. Краеведческие очерки. Ростов-на-Дону. 1981. С. 32-36./

                                                     ГЕРОИНЯ НАУЧНОЙ ЭПОПЕИ

    Если посмотреть на географическую карту страны, то нетрудно заметить, что в двух областях Российской Федерации расположены горные хребты с одинаковым названием — хребет Черского. Один из них находится в Якутии и Магаданской области, другой — в Забайкалье, в Читинской области. Свое наименование эти горные системы получили в честь Ивана Дементьевича Черского — известного русского ученого, неутомимого путешественника, занимавшегося геологическими и палеонтологическими исследованиями в районах Сибири. Именем Черского назван и поселок городского типа, центр Нижнеколымского района Якутской АССР. Во время исследования низовьев Колымы им была проведена огромная работа по изучению остатков вымерших млекопитающих. За свои научные труды ученый трижды награждался медалями Русского географического общества. Его имя золотыми буквами вписано в историю отечественной науки. Небезынтересно, что результатом исследования Черским озера Байкал явилось первое подробное геологическое описание этого замечательного озера и прилегающей к нему горной страны.

    Во всех экспедициях Черского сопровождала его жена Мавра Павловна. Она была не только его верным другом и помощником, разделявшим все трудности, выпавшие на долю ученого. Ее деятельность во многом способствовала успешному проведению исследований, а после смерти Ивана Дементьевича она продолжала начатую совместно с ним работу и довела ее до конца.

    Известный ученый С. В. Обручев назвал Мавру Павловну Черскую «женщиной из народа», «легендарной героиней научной эпопеи прошлого столетия». Характеристика сколь емкая, столь и точная. В самом деле, Мавра Павловна была выходцем из народной среды. Не имея средств для учения в детстве, она занялась самообразованием, уже став взрослой девушкой. Любознательная, обладавшая способностями, она стремилась к овладению знаниями. Когда в небольшом домике бедной вдовы в Иркутске, сдававшей комнаты внаем, появился Черский, он сразу же заметил страстное влечение ее старшей дочери Мавры к научным занятиям. Молодой ученый с охотой и любовью обучал девушку, делавшую заметные успехи. Учитель и ученица стали друзьями, а затем навсегда соединили свою судьбу, считая самоотверженное служение науке высшим счастьем своей жизни. Один из современников Черских, говоря об Иване Дементьевиче, отмечал: «Он сумел из девушки простой и почти безграмотной приготовить себе прекрасную помощницу, умевшую, и коллектировать, и производить наблюдения, и переписывать без малейшей ошибки его сочинения с мудреными научными терминами и латынью».

    Нет необходимости останавливаться на тех невзгодах и лишениях, которые пришлось пережить отважной русской путешественнице. Скажу только, что она мужественно переносила и те неимоверные по сложности и трудности сюрпризы, которые возникали во время экспедиций, и удары судьбы. Она была не первой среди русских женщин, кто шел непроторенным путем в поисках научной истины, История сохранила имена русских женщин, которые вместе со своими мужьями совершали путешествия в неизведанные края нашей Отчизны. Это полярница Мария Прончищева, это участница амурской экспедиции Екатерина Невельская. Достойно выполнила свой долг перед Родиной и Мавра Павловна Черская, совершившая свое героическое путешествие из Якутска до Колымы.

    Мавра Павловна Черская прожила долгую жизнь. Она пользовалась почетом и уважением в научных кругах. Советское правительство установило ей персональную пенсию. Она воспитала сына, который тоже стал ученым и путешественником, но его жизнь трагически оборвалась в самом расцвете сил. Последние годы она провела в Ростове в семье своего внука. Об этом напоминает мемориальная доска, установленная на доме № 133 по улице Станиславского. Вот ее содержание: «В этом доме с 1936 по 1940 год проживала выдающаяся русская путешественница и геолог Мавра Павловна Черская. 1857-1940 гг.»

    Ростовский период жизни Мавры Павловны, несмотря на свою краткость, как нельзя лучше характеризует ее деятельную натуру. И в преклонном возрасте она не сидела сложа руки. Ею владело непреодолимое желание оставаться полезной до конца. Поэтому она охотно делилась своими знаниями с молодежью, нередко выступала перед школьниками. При ее непосредственном участии в ряде ростовских школ появились кружки юных любителей фотографии и путешествий. Дважды она отправлялась е ребятами на экскурсии по Дону — в Азов и станицу Старочеркасскую. Слушать пояснения старейшей русской путешественницы было очень интересно. На ее выступлениях в ростовском Дворце пионеров было всегда многолюдно. Поддерживала она связь и с юными натуралистами.

    В Ростове М. П. Черская завязала деловые отношения с краеведческим музеем, помогала его сотрудникам в работе. Немало она сделала для приведения в порядок и систематизации материалов об ученых и путешественниках, для которых донская, земля явилась тем местом, откуда начался их путь к научному подвигу. В организованном ею географическом лектории постоянно читались лекции о русских путешественниках, об их героических походах во славу Родины. Частым гостем была здесь и Мавра Павловна, которая е увлечением рассказывала о своем участии в экспедициях, а также знакомила с деятельностью тех тружеников науки, кто был дорог и близок ей своим самоотверженным трудом во имя процветания родного народа.

    /И. Гегузин.  Страницы ростовской летописи. О чем рассказали мемориальные доски. Ростов-на-Дону. 1983. С. 79-81./

    После публикации статьи «Я, Мавра Черская...» («Віцебскі рабочы» за 29 декабря прошлого года) казалось, что найти еще какие-либо документы о жизни на Витебщине вдовы выдающегося белорусского геолога и географа И. Д. Черского не удастся.

    Поиски в областном архиве долгое время не приносили результатов. Но вдруг среди дел по индивидуальному обложению 1929-30 годов вновь заставило обратить на себя внимание имя М. П. Черской. Оказалось, что через десять лет после первого разбирательства (в конце 1919 г.) с бывшими помещиками Мавра Павловна снова попала в списки классово-чуждых элементов. Документы архива рассказали о том, как, не имея возможности самостоятельно обрабатывать землю, пожилая женщина приняла в члены двора семью безземельного крестьянина. Это дало основание местным властям в июне 1929 года отнести Черскую к лицам, которые в скрытой форме эксплуатируют батраков и, следовательно, подлежат индивидуальному обложению. Но поскольку сама 72-летняя «помещица» была фактически нетрудоспособна, вся тяжесть налога легла бы на тех же батраков. Разбирательство затянулось. В итоге в феврале 1930 года хозяйство было передано батракам, а Мавра Павловна раскулачена - лишена всего имущества, избирательных прав и пенсии. М. П. Черская пыталась добиться восстановления в правах и подала жалобу в Центральную избирательную комиссию, но жалоба была отклонена.

    И все же у Мавры Павловны нашлись заступники. В редакцию московской газеты «Наша газета» поступила статья «История одного головотяпства». Автор, фамилию которого редакция сохранила в тайне, повествует о заслугах семьи Черских и призывает восстановить справедливость: «Нам кажется, что с Черской поступили не справедливо... Безобразное отношение. С одной стороны, правительство СССР в благодарность за научные заслуги целым местностям присваивает имя “Черского”, с другой стороны, местные головотяпы хотят выселить в эти же местности семью этого же Черского, т.е. туда, где она положила столько трудов и энергии по исследованию и где потеряла все, что так дорого для нее - мужа и сына». Бюро расследований газеты направило материал с просьбой разобраться на месте в Народный комиссариат рабоче-крестьянской инспекции БССР.

    Бюрократический аппарат закрутился в обратном направлении. В ответ на ходатайство Мавры Павловны на заседании 25 мая 1930 года Президиум ЦИК БССР принял решение восстановить М. П. Черскую в избирательных правах, праве на получение пенсии и предложил Витебскому окрисполкому дать распоряжение местным органам вернуть Черской личные вещи, не имеющие отношения к ведению сельского хозяйства.

    Беда и на этот раз обошла Мавру Павловну, которая, лишившись своего имения, поселилась в Витебске в доме-клубе глухонемых по улице Лабазной, 10 (сейчас ул.Чайковского).

    Оставалось неясным и точное местонахождение принадлежавшего Черской фольварка Казимирово. Населенных пунктов с таким названием имелось несколько даже в пределах бывшей Высочанской волости. Старые карты и обнаруженные в архиве планы земельных участков соседей Черской позволили сузить район поисков и установить, что интересующее нас Казимирово находилось в километрах двух от Шапечино, вниз по течению реки Суходровки. Я обратился за помощью в Шапечинский сельсовет, и его секретарь Нина Алексеевна Мостыкова познакомила меня с местными старожилами Аксиньей Филипповной Драбцовой (1911 г. р.) и Павлом Егоровичем Харитоненко (1914 г.р.). Немногое смогли вспомнить эти немало повидавшие на своем веку люди. Аксинья Филипповна привела нас на место бывшей усадьбы - ровный луг в обрамлении кустов и деревьев, среди травы еще проглядывают камни и кирпичи старой выделки, почти сравнялась с луговиной бывшая сажалка. Вот и все, что осталось от того «имения».

    И все же память людская способна победить время. До сих пор жители называют впадающий неподалеку в Суходровку ручей Черским.  Ручей невелик, склоны густо заросли кустами, но название роднит его с горными хребтами, вершинами, ледниками, долинами, которые также носят имя нашего выдающего земляка, отдавшего жизнь науке.

    Валерий Шишанов, старший сотрудник областного краеведческого музея.

    Автор благодарит за содействие Н. А. Мостыкову, О. В. Куржалова и Ю. П. Коротченко.

    На снимке: Аксиноя Филипповна Драбцова на месте усадьбы М. П. Черской.

    Фото Л. Лешевой.

    /Віцебскі рабочы. Віцебск. № 82. 22 ліпеня 1999. С. 4./

    В. А. Шишанов

         (Витебск)

                                        МАВРА ЧЕРСКАЯ: ВРЕМЯ ВОСПОМИНАНИЙ

    В биографии жены и сподвижницы выдающегося геолог географа, исследователя Сибири Ивана Дементьевича Черского (1845-1892) — Мавры Павловны Черской (в девичестве — Ивановой, 1857-1940) есть период, о котором немногое можно узнать даже из работ специально посвященных этой неординарной женщине. Повествование обычно обрывается на ее переезде после смерти мужа из Петербурга в Витебск (предположительно — 1894 г.) и возобновляется с момента переезда в Ростов-на-Дону в 1935 г. (1) 40-летний пробел заполняется лишь скупыми сведениями, почерпнутыми из воспоминаний М. П. Черской, которые были записаны в 1925 и опубликованы в 1956 г. (2) Но и при публикации была изъята наполненная горечью фраза: «И вот мне в 69 лет приходится влачить тяжкое существование в виду старости и неспособности к физическому труду, живя исключительно на тот доход, который можно извлечь при старческой слабости» (3).

    Документы, обнаруженные в архивах Витебска, Минска, Петербурга, наводят на мысли о том, что «заговор молчания» был не случаен — репрессии и гонения на бывших помещиков и землевладельцев, водоворот которых захватил и М. П. Черскую, лишь недавно стали предметом открытого обсуждения и изучения.

    Толчком к началу исследований послужило обнаружение в Государственном архиве Витебской области (ГАВО) «собственноручного заявления бывш. помещицы Мавры Павловны Черской» в «Деле о регистрации бывших помещиков и лиц, занимавших ответственные должности при царском правительстве» (4). Начало делопроизводства было вызвано декретом СНК РСФСР от 23 сентября 1919 г. «Об обязательной регистрации бывших помещиков, капиталистов и лиц, занимавших ответственные должности в царском и буржуазном строе». Согласно разработанной НКВД инструкции, чтобы пройти регистрацию «бывшим эксплуататорам», необходимо было подать в местный исполком заявление со сведениями о себе. В заявлении Черская вкратце рассказывает о себе, заслугах своего мужа и несколько подробнее, чем в воспоминаниях 1925 г., останавливается на витебском периоде: «... вернулась с 10-летним сыном в Петербург, имея всего сбережения 1500 р. и 2 большие золотые медали, поднесенные мужу Академией за его ученые труды, не имея других средств к существованию и со слабым здоровьем. Академия с великим трудом выхлопотала для меня пенсию в 33 р. 33 к. (в месяц. — В. Ш.). На эти средства ясно было, что жить в Петербурге и воспитывать сына невозможно, то я, поместив сына в Петербургскую гимназию, стала отдавать ему всю пенсию, а сама уехала в Витебск, опасаясь израсходовать остаток сбережений. Мне удалось купить плац земли с разрушенными домами на окраине. Здесь присоединился ко мне дальний родственник мужа, сын политического — М. Ф. Загорский, совершенно глухой, имевший небольшие средства, и построил на моем плацу новый дом и справив разрушенное. С тех пор в течение 13 лет мы трудились вместе и пользуясь кредитом от веривших нам людей, давшим нам возможность привести свои дома в приличный вид. Наконец, в 1911 г. мы обменяли свои дома на фольварк Казимирово Оршанского уезда Высочанской волости, 180 дес. неважной земли, и принявши 10 тыс. р. банковского долга. Купчая была сделана на мое имя в виду того, что Загорский по законам не имел права приобретать земли. Родственников у меня никаких здесь нет, единственный сын Александр Иванович Черский по окончании университета в 1909 г. был консерватором музея во Владивостоке, а потом уехал на Командорские острова. С тех пор более 10 лет я никаких известий о нем не имею, а жена его Мария Николаевна Черская с сыном находится в Городке, где она состоит заведующей детским садом Липки».

    Упоминает Черская и о том, как ей удалось избежать выселения в 1918 г.: «Благодаря всему вышеизложенному, данному мною в прошлом году в Оршанский исполком и отзыва 2-х поселковых комитетов, меня оставили на месте, где я и поныне живу, занимаюсь земледелием и помогаю местным крестьянам во врачебной помощи, хотя не специальной, но приносящей пользу».

    Как сообщается в воспоминаниях М. П. Черской 1925 г., к 1925 г. ее невестка М. Н. Черская переехала в Оршу, где работала препаратором в сельскохозяйственном музее. А сын Александр Иванович Черский погиб в 1921 г. на Командорских островах.

    В фонде земотдела Высочанского волисполкома сохранилось дело о передаче в ведение земкомитета имения Казимирово с довольно подробными описями земель, построек, живого и мертвого инвентаря, датированных 27 января 1918 г. (5)

    В 1918 г. Мавре Павловне оставили 6 дес. земли и можно считать, что она отделалась легким испугом. Но, увы, еще не раз пожилой женщине придется повторять свой рассказ.

    На протяжении нескольких лет М. П. Черская пытается добиться права на получение персональной пенсии. 24 декабря 1925 г. М. П. Черская подает заявление о предоставлении пенсии в Наркомат просвещения БССР, где в частности указывает: «Я слаба совсем, нетрудоспособна. Витебский отсобес еще в 1920 г., когда оказывал мне помощь, признал, что я нетрудоспособна на 100%. На моем маленьком, опущенном хозяйстве в фольварке Казимирово Высочанского района Витебского округа, где я живу, я не могу прокормиться без поддержки, — дайте мне какую-нибудь пенсию, чтобы как-нибудь скоротать свои недолгие дни [...] Витебский отдел социального обеспечения также учел труды моего мужа и выдавал мне пенсию до половины 1920 года». (6) Копии заявления были отправлены в Академию наук и Центральный совет Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Наркомат просвещения БССР отправил соответствующий запрос в Академию наук. В ГАВО сохранилась копия ходатайства Центрального совета Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев в пенсионный отдел наркомпроса от 26 февраля 1926 г., в котором указывается: «Вдова сообщает, что в 1923 и 1924 гг. она обращалась в наркомпрос о назначении пенсии, но ответа не получила». (7) Этому документу сопутствует недатированное обращение М. П. Черской: «Узнав из газет, что семьям ученых нередко оказывается денежное вспомоществование посредством назначения пенсии, я обращаюсь с просьбой оказать мне такую помощь. Мне 65 лет, я уже слаба, работать не могу, часто занемогаю, живу исключительно на средства, извлекаемые мною из обработки куска земли около 5-6 дес. в названном выше фольварке Казимирово. Других средств к жизни не имею. Но трудно жить от земли, когда мало или почти нет сил ее обрабатывать». Далее на 3 страницах следует рассказ о И. Д. Черском, об участии Мавры Павловны в его научной работе и экспедициях, о научных заслугах и гибели сына. (8)

    В Петербургском филиале архива РАН хранится дело «О назначении пенсии М. П. Черской» (9), в котором находится большое количество писем Мавры Павловны 1926-1929 гг., рассказывающих об условиях ее жизни в этот период, а также ряд других документов, связанных с вопросом назначения пенсии и улучшения ее положения.

    Академия наук оказала М. П. Черской посильную помощь, направив ходатайства в Минск, Москву и до назначения пенсии из своих средств высылала Мавре Павловне 25 руб. ежемесячно. На заседании Высшей комиссии при Наркомате социального обеспечения БССР 2 августа 1926 г. было принято решение о назначении М. П. Черской персональной пенсии в размере 30 руб. в месяц с нового бюджетного года. (10) Как свидетельствуют ведомости, выплата пенсии началась с октября 1926 г. (11) и тогда же Мавра Павловна получила помощь в размере 100 руб. от Совнаркома Якутской АССР. (12)

    В Национальном архиве Республики Беларусь обнаружено свидетельство того, что М. П. Черская находилась под угрозой выселения из усадьбы после выхода постановления ЦИК и СНК БССР от 31 января 1925 г. «О выселении помещиков, живущих в хозяйствах, принадлежавших им до издания Закона о земле 26. Х. 1917 г.» В протоколе заседания Центральной комиссии по выселению бывших помещиков при Наркомземе БССР от 15 августа 1925 г. сообщается: «Слушали: заявление гр. Черской — муж и сын — ученые, погибли на научной работе, сама бывш. прислуга, вышла замуж за Черского, когда он был сослан в Сибирь. Постановили: Постановление Окружной комиссии отменить». (13)

    В октябре 1929 г., в письме к ученому секретарю Комиссии по изучению Якутской АССР Академии наук Павлу Владимировичу Виттенбургу, Мавра Павловна описывает свои похождения в 1925 г.: «... приходилось самой старой, мне уже 75 лет (14), больной и слабой, ехать в Минск и хлопотать лично, и Минск меня оставил, но сколько мне пришлось пережить мытарств, денег не хватило на обратный путь, знакомых у меня в Минске нет, приходилось трое суток просить на улице, т.к. за номер нечем было уплатить. С крестьянами я жила в самых лучших отношениях, при выселении меня они составили бумагу с самым лучшим отзывом обо мне. Просили оставить меня, т.к. я им полезна, постоянно ухаживаю за больными, и эту бумагу с/с отказался засвидетельствовать, но в Минске все-таки приняли и без подписи с/с и с тех пор все время меня преследует местная власть всевозможными давлениями...» (15)

    С началом в 1929 г. политики «сплошной коллективизации» и «ликвидации кулачества как класса» М. П. Черская была причислена к лицам, которые в скрытой форме эксплуатировали батраков и, следовательно, подлежали индивидуальному обложению. Поводом для этого послужило то, что, не имея возможности самостоятельно обрабатывать землю, Мавра Павловна приняла в члены двора безземельного крестьянина. Но поскольку сама 72-летняя «помещица» была фактически нетрудоспособна, вся тяжесть налога легла бы на «батрака» — Федора Матусевича. Сохранился акт опроса этого крестьянина, в котором он приводил доводы о непосильности для него индивидуального налога и считал необходимым «Черскую М., как не принимающую в работах по хоз-ву никакого участия, а также и двух указанных мною других таких же членов ее семьи, исключить из этого хоз-ва». (16)

    Члены районной налоговой комиссии принимают все же компромиссное постановление: «Прымае пад увагу сацыяльнае становішча гаспадаркі і залічаных батракамі членаў двара, якія фактычна зьяўляюцца гаспадарамі і кіруюць апошнім, што датычыцца г-кі Чэрскай, дык яна драхла і атрымлівае пэнсію, з прычыны чаго у гаспадарцы не можа прымаць належнага ўдзелу, па гэтаму індывід. вучот адмяніць як супярэчашчы заканадаўству на гэты конт, вучоў в звычайным парадку». (17)

    Показания Ф. Матусевича, вероятно, стали основой для порочащей Мавру Черскую заметки, опубликованной 16 октября в газете «Віцебскі пралетары», автор которой призывал райисполком «обратить внимание на проделки Черской». (18)

    В отчаянии Мавра Павловна вновь обращается за поддержкой в Академию наук к П. В. Виттенбургу: «Получила Ваше письмо из Казимирова 28 октября и была так обрадована и благодарна за Ваше доброе и сердечное отношение ко мне.

    Послав Вам письмо, очень беспокоилась, так как Вы не знаете мое положение, в котором я нахожусь, могли бы подумать, что я заслуживаю такого режима. Не знаю, чем я могла заслужить такое гонение под старость лет от Советской власти. Неужели я тем согрешила, что заработанные трудом совместно с мужем 2000 руб. не потратила, а вложила в землю, как Вам известно, а теперь из-за этого я терплю всякую неприятность. В данное время в местной газете появилась обо мне заметка (при сем посылаю вырезку из № 239 от 16 октября сего года), это гнусная клевета, ни на чем не основанная. Как Вам известно, Федор Матусевич батраком у меня не был, а принят членом семьи, на племяннице я не женила, следовательно, развода не было, была она членом семьи, вынуждена была уехать к своей сестре в Иркутск, а женился он по своей воле и то не на батрачке, а на дочери соседнего хуторянина-середняка. Внук мой, как видно из присланной мне справки из Орши, состоит учеником 7 класса семилетки, а не служит, и в данное время тоже отказался от хутора. Третий член — Загорский, который вложил равную со мной долю в Казимирово, не пожелал слушать упреков дармоеда, убежал в Витебск; уже 2,1/2 года устроился при клубе глухонемых, он сам глух, и исполняет обязанности секретаря и переводчика без жалованья, за свой труд имеет даровую комнату, которая была кладовой, сколочена из досок наподобие ящика, длиной 2 сажени и шириной 4 аршина. В прошлом году я приехала больная на время, а живу уже 2-ой год втроем в этом ящике, все-таки нахожу лучше, чем в Казимирове, хотя живется летом сносно, но зимой приходится спать в одежде. В Казимирове мне приходилось поневоле быть нянькой ребенка Матусевича и во время полевых работ сторожихой двора и огородов от напасти свиней, это меня сильно утомляло и я решила остаться в Витебске.

    Доходов от Казимирова, как пишут в газете, я не получала и не получаю, но живя в Казимирове, я всю пенсию клала в хозяйство. В настоящее время, находясь в городе, я из пенсии своей ничего не могу помочь и поэтому подозреваю Федора Матусевича и его покровителя в таких ложных проделках. Теперь я решила на днях уехать в Казимирово для того, чтобы отказаться от хутора и вместе с тем взять у Федора Матусевича расписку о том, что он был принят в нашу семью членом двора и, конечно, чтобы эта расписка была заверена сельсоветом н служила бы мне документом для опровержения статьи в газете.

    Дальше я хочу Вам описать в каком положении в данное время находится хутор, с которого, как они пишут, я извлекаю доход. В то время, как я приобрела хутор, правда, хотя он был не в блестящем положении, но я всеми силами старалась поддержать его, но с тех пор как вступил в хозяйство Федор Матусевич, то я уже не могла хозяйством руководить и хозяйство шло к разрухе, не знаю уж почему, или его не опытность, или же прямо халатность. Вот как, например, когда пойдет дождь, то в квартире приходится всю посуду собирать, чтобы подставить против дыр в крыше, и не знаешь, куда поставить кровать, чтобы она не замокла, и вдобавок уже скоро 2 года как труба завалилась и он ждет, чтобы я приехала из города и поставила; надворные постройки, хлев, амбар в таком же состоянии.

    Несмотря на такое разрушение, сельсовет назначил налогов в этом году более 100 рублей и я очень беспокоюсь, чтобы все эти налоги не возложили на меня, так как я считаюсь до сих пор хозяйкой двора.

    Ввиду вышеизложенного, меня очень огорчает, что вся эта клевета ложиться на меня, которая носит имя покойного Черского, никогда ничем не запятнанного, поэтому мне хотелось бы расследовать это в законном порядке. Обращаться к прокурору я не решаюсь в виду того, что в окрисполкоме мое дело о лишении меня права голоса лежит уже 6 месяцев без всякого движения, кроме того, хотя я крайне нуждаюсь в увеличении пенсии, но ходатайствовать не решаюсь в виду такой же несправедливости, сваленной на меня.

    Многоуважаемый Павел Владимирович. Вы меня простите, что я обременяю Вас таким длинным письмом, но я воспользовалась Вашим предложением и хотела описать все мое положение, в котором я теперь нахожусь.

    С истинным почтением и глубоким уважением, М. Черская. Ноября 1 дня 29 г. Адрес мой: Лабазная № 10». (19).

    Попытка М. Черской обжаловать решение о лишении ее избирательных прав закончилась тем, что на заседании Окружной избирательной комиссии 20 декабря 1929 г., а затем 20 апреля 1930 г. на заседании Центральной избирательной комиссии при Президиуме СНК БССР ее ходатайства отклоняются. (20)

    В конце января 1930 г. вновь возобновляется дело об индивидуальном обложении Мавры Павловны (21). И 1 февраля 1930 г. на заседании президиума Высочанского райисполкома принимается решение: «Абкласьці гр. Чэрскую Маўру у індывідуальным парадку. Спагнаньня падатку распаўсюдзіць на маёмасьць Черскую Мауру, знаходзячыя у гор. Віцебску, а не батрака знаходзячага ў гаспадаркі Чэрскі М.». (22) На сходе бедноты 21 февраля 1930 г. прозвучали выступления в защиту бывшей помещицы: «Спрэчкі: Ермоленка Янка кажа, што яна б. памешчыца 200 д. землі жена бывш. вучонага геолога. Павлюченка: які кажа, што у нашее палітычныя заслугі [подчеркнуто в тексте. - В. Ш.], а патаму гаспадарку не учытываць індывідуальна, а гаспадарку перадаць члену сям’і батраку Матусевічу Фёдару». (23) Но эти предложения не были услышаны. И Мавра Павловна была раскулачена — лишена всего своего имущества, которое находилось в Казимирове.

    Все же у М. П. Черской нашлись защитники, которые пошли другим путем. 3 мая 1930 г. в Наркомат рабоче-крестьянской инспекции БССР поступило отношение заведующего бюро расследований редакции «Нашей газеты», издававшейся в Москве, с просьбой провести расследование по материалу, присланному в газету. Автор, фамилию которого редакция сохранила в тайне, озаглавил свою статью так — «История одного головотяпства». И после повествования о заслугах семьи Черских призывает восстановить справедливость: «Безобразий отношение. С одной стороны, правительство СССР в благодарность за научные заслуги целым местностям присваивает имя «Черского», другой стороны, местные головотяпы хотят выселить в эти же местности семью этого же Черского, т. е. туда, где она положила столько трудов и энергии по исследованию и где потеряла все, что было так дорого для нее — мужа и сына». (24)

    Органы рабоче-крестьянской инспекции закрутили бюрократический аппарат в обратном направлении. В ответ на ходатайство Мавры Павловны на заседании 25 мая 1930 г. Президиум ЦИК БССР принял решение восстановить М. Черскую в избирательных правах праве на получение пенсии и предложил Витебскому окрисполкому дать распоряжение местным органам вернуть Черской личные вещи, не имеющие отношения к ведению сельского хозяйства. (25)

    В начале сентября 1930 г. М. Черская подала в Высочанский райисполком заявление с просьбой оказать содействие в возвращении принадлежавшего ей имущества по прилагаемому списку. 29 сентября 1930 г. председателю Старобобыльского сельсовета было отослано распоряжение райисполкома: «У час яўкі грам. М. П. Чэрскай безадкладна і без валакіты выдайце ёй рэчы дамашняга быту, знаходзячыяся ў ф. Казімірава.

    У заяве паданай РВК яна заяўляе, што там павінна мецца (з заявы). Уся гэта пералічаная маёмасьць, а таксама верхняя, ніжняе і пасьцельнае бельлё, цвяты, пасуда і іншая маёмасьць, ня маючая дачыненьня да сельскае гаспадаркі і падлягае звароту». (26)

    Молох репрессий все же лишь обжег М. П. Черскую. О ее жизни в Витебске в 30-е годы нам ничего неизвестно. Удалось обнаружить только заявление Марии Николаевны Черской от 21 февраля 1931 г. с просьбой о приеме на работу в Витебский исторический музей, но администрация музея ответила отказом по причине отсутствия вакансий. (27) В 1935 г., вместе с невесткой и внуком, Мавра Павловна переехала в Ростов-на-Дону. Последние месяцы жизни М. П. Черской прошли в Таганроге в Доме престарелых ученых, где она умерла 18 декабря 1940 г.

    В результате анализа картографического материала и выявленных в ГАВО планов земельных участков соседей М. П. Черской удалось локализовать местонахождение имения Казимирово в окрестностях деревни Шапечино Витебского района. (28) Секретарь сельсовета Н. А. Мостыкова и жительница деревни Заречье А. Ф. Драбцова (1911 г. р.) помогли определить расположение усадьбы на местности в километрах двух от Шапечино, вниз по течению реки Суходровки. На месте построек обнаружены выступающие из земли развалы камней и кирпичей старой выделки. Территория усадьбы распахана. Ручей, неподалеку «падающий в Суходровку, местные жители до сих пор называют «Черский». (29).

----------------------

    1. Зарин В., Зарина Е. Первые русские женшины-путешественницы // Вокруг света. 1951. № 3. С. 44-45. Зарин В., Зарина Е. Путешествие М. П. Черской. М., 1952; Гурвич С. С. Последние годы М. П. Черской. // Известия Всесоюзного географического общества. 1955. Т. 87. Вып. 4 С. 363-364; Гурвич С. С. Они были на Дону. Ростов н/Д., 1960. С. 38-47.

    2. Черский И. Д. Неопубликованные статьи, письма и дневники. Иркутск, 1956. С. 300-309.

    3. Петербургский филиал Архива Российской Академии наук (далее — ПФА РАН). Ф 47. Оп 1. Д. 114. Л. 36 об.

    4. Государственный архив Витебской области (далее — ГАВО). Ф.1651. Оп 1. Д. 10. Л.28-29 Опубликовано с правкой орфографии и пунктуации: Шишанов В Я. Мавра Черская. // Віцебскі рабочы. 1998. № 191-192. 29 снежня. С.4.

    5. ГАВО. Ф. 73. Оп. 1. Д. 31

    6. ПФА РАН. Ф. 47. Оп. 1. Д. 184. Л. 3.

    7. ГАВО. Ф. 10073. Оп. 3. Д. 244. Л. 131. Копия с копии.

    8. Там же. Л. 134-135 об. Документ написан от имени М. П. Черской, почерк неизвестною лица.

    9. ПФА РАН. Ф. 47. Оп. 1. Д. 184.

    10. Там же. Л. 113.

    11. ГАВО. Ф. 449. Оп.1. Д. 1665. Л 23 об, 38 об, 51 об, 63 об, 81 об, 101, 108, 128.

    12. ПФА РАН. Ф. 47. Оп.1. Д. 184. Л. 55.

    13. Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). Ф 6. Оп. 1. Д. 517. Л. 99 об.

    14. В некоторых документах встречаются ошибки в указании возраста М. П. Черской. См. например: ГАВО. Ф 1651. Оп. 1. Д 10. Л. 28 об.

    15. Письмо М. П. Черской П. В. Виттенбургу. Отмечено как входящее 8 окт. 1929 г. (ПФА РАН. Ф. 47. Оп. 1. Д. 184. Л. 119).

    16. ГАВО. Ф. 591. Оп. 2. Д. 191. Л. 3-4.

    17. Там же. Л. 2.

    18. Липовые «трудовые хозяйства». // Віцебскі пралетары. 1929. № 239.16 кастрычніка. С.4.

    19. ПФА РАН. Ф. 47. Оп. 1. Д. 184. Л. 121 об. Предположительно. современный адрес дома, в котором жила М. П. Черская в Витебске со второй половины 1920-х по 1935 г., — ул. Чайковского, 10. Здание сохранилось частично.

    20. ГАВО. Ф. 591. Оп. 1. Д. 88. Л. 19. 177 об.

    21. Там же. Оп. 2. Д. 191. Л. 5.

    22. Там же. Л. 7. Сохранена орфография оригинала.

    23. Там же. Ф. 591. Оп. 1. Д. 230. Л. 130 об - 131 Сохранена орфография и пунктуация оригинала.

    24. Там же. Ф. 10073. Оп. 3. Д. 244. Л. 124-130 об.

    25. Там же. Ф 591. Оп 1. Д. 88. Л 253.

    26. Там же. Д. 86. Л. 579-581 об.

    27. Там же. Ф. 1947. Оп. 1. Д. 43. Л. 183, 184.

    28. Там же. Ф. 71. Оп. 4. Д. 12. Л. 12, 13.

    29. См. также: Шишанов В. Мавра Черская: десять лет спустя // Віцебскі рабочы. 1999. № 22. 22 ліпеня. С 4.

    /Архіўная спадчына Віцебшчыны як крыніца вывучэння гісторыі краю. Матэрыялы архіўных чытанняў, прысвечаных 150-годдзю з дня нараджэння А. П. Сапунова. 6-7 чэрвеня 2002 г. Віцебск. Мінск – Віцебск. 2002. С. 111-120./

                                     Здание по адресу улица Чайковского, 10 в Витебске.

                                        Здесь в 1920-х годах проживала  Мавра Черская.

                                         Состояние на 2006 г. Фото: Валерий Шишанов

                                       Здание по адресу ул. Чайковского, 10 в Витебске.

                                         Состояние на 2013 г. Фото: Валерий Шишанов

                 Местная жительница А.Ф. Драбцова на месте бывшего имения Казимирово

                            в современном Витебском районе. Фото Л. Лещевой, май 1999 г.

                     В Витебске может появиться музей выдающихся белорусов Сибири

    Основатель Иркутского общества белорусской культуры (Россия) сибирский белорус Олег Рудаков предлагает создать в Витебске музей выдающихся белорусов Сибири. Об этом говорится в сообщении, опубликованном в официальном блоге международного общественного объединения «Згуртаванне беларусаў свету «Бацькаўшчына» в «Живом журнале».

    Рудаков предлагает создать такой музей в доме, где после смерти известного исследователя Сибири, географа, геолога и палеонтолога, уроженца Беларуси Яна Черского жила его супруга Мавра, продолжившая исследования мужа.

    «Дом, где жила Мавра Черская, является исторической ценностью, — отметил Рудаков. — Сейчас в нем находится какая-то религиозная община, но я думаю, что им можно дать любой другой дом вместо этого, и они не будут против. Этот же исторический дом сделать музеем — не только самого Черского, но и тех белорусов, которые попали в Сибирь. А это Микола Витковский, знаменитый белорус, который также участвовал в восстании Кастуся Калиновского, а потом был сослан в Сибирь и тоже много исследований сделал. Это Бенедикт Дыбовский, который родился под Минском, и так далее».

Таким образом, пишет БелаПАН, в Витебске появился бы музей «выдающихся белорусов, которые попали в Сибирь и стали знаменитыми учеными». Рудаков предлагает поставить напротив этого музея памятник Яну Черскому.

    Идею поддержали представители творческой интеллигенции Витебска. Кроме того, во время Второго фестиваля искусств белорусов мира в Минске об этой инициативе как «очень интересной» отозвался министр культуры Борис Светлов.

    Ян Черский родился 3 мая 1845 года в родовом имении Свольно в Витебской губернии. Получил хорошее домашнее образование — перед поступлением в Виленскую гимназию он владел английским, немецким и французским языками, а также латынью. В 1860 году поступил в Виленский дворянский институт.

    Черский принимал участие в восстании 1863 года, действовал в партизанском отряде под командованием Кастуся Калиновского. Его борьба продлилась недолго — спустя месяц он попал в плен, а позже был осужден Витебским военно-полевым судом на бессрочную рекрутскую службу в Сибири с конфискацией имущества и лишением шляхетского статуса. Черский попал в Омск, служил денщиком. Много времени проводил в библиотеке, где познакомился с известными географами Григорием Потаниным и Александром Миддендорфом.

    В 1869 году Черского перевели в статус ссыльнопоселенного, в течение двух лет после этого он занимался репетиторством в Омске. В 1871 году Черский получает приглашение работать в Восточно-Сибирском отделении Русского географического общества в Иркутске. На новом месте он исследовал округу Омска, бассейны рек Селенга и Нижняя Тунгуска, составил первую геологическую карту побережья Байкала.

    Черский был амнистирован в 1885 году. По приглашению Петербургской академии наук переехал в столицу Российской империи, по пути сделав маршрутное геологическое исследование почтового тракта из Иркутска до Урала.

    Умер 25 июня 1892 года во время экспедиции по исследованию бассейнов Колымы и Индигирки, похоронен в поселении Колымское на реке Омолон (сейчас поселок находится в Нижнеколымском улусе Республики Саха Российской Федерации).

    Именем Черского названы поселок в Республике Саха (Якутия), горные хребты в Восточной Сибири и Забайкалье, горный пик в Прибайкалье, наивысшая точка Байкальского хребта, а также горная вершина в Иркутской области. Кроме того, в честь Черского названы улицы в белорусском Верхнедвинске, в польских Гливицах, Мальборке и Зелена-Гуре, в литовском Вильнюсе, украинском Кривом Роге, а также в Москве, Иркутске, поселках Колымское и Зырянка в России. Именем Черского названы краеведческий музей в деревне Волынцы (Витебская область) и Иркутское общество белорусской культуры.

    /Народныя навіны Віцебска Новости Витебска | 30-09-2014./