ЎЎЎ 4. Шаўля Кандзёўка. Калымскі бібліятэкар Людзьвік Яновіч. Ч. 4. Койданава. "Кальвіна". 2020.

                       ВОСПОМИНАНИЯ УЗНИКА ШЛИССЕЛЬБУРГСКОИ КРЕПОСТИ

    Воспоминания Л. Ф. Яновича (1) — волнующий рассказ о мужественных борцах, выступавших против царского самодержавия, политических узниках Шлиссельбургской крепости. Этот вопрос широко освещался в исторической и мемуарной литературе (2). Но эта литература стала уже библиографической редкостью.

    Л. Ф. Янович на протяжении 10 лет был заживо погребен в этом царском каземате и являлся одним из немногих, кому удалось выйти из него живым и рассказать обо всех ужасах и обреченности узников Шлиссельбурга. В публикуемых воспоминаниях Л. Ф. Яновича перед читателем проходит целая галерея имен. Среди них участники военной организации «Народной воли»: героические русские женщины В. Н. Фигнер и Л. А. Волкенштейн, подполковник М. Ю. Ашенбреннер, мичман И. П. Ювачев, штабс-капитан артиллерии Н. Д. Похитонов (сын генерала Похитонова), осужденные в сентябре 1884 г.; основатель и руководитель первой политической революционной организации польского рабочего класса Людвиг Варынский, крупнейший русский политический деятель, один из близких друзей К. Маркса и Ф. Энгельса, Г. А. Лопатин; участник «Процесса по делу 20-ти» (февраль 1882 г.), член Исполнительного комитета партии «Народная воля» М. Н. Тригони, просидевший в Шлиссельбургской крепости 20 лет; выдающиеся народовольцы: Н. А. Морозов, А. И. Баранников, Н. В. Клеточников, М. Ф. Фроленко, осужденные по «Процессу Морозова» в марте 1881 г.; участник подпольного кружка Л. Я. Штернберга в Одессе — Б. Д. Оржих; мужественный борец за народное дело, один из руководителей студенческих волнений 1882 г. в Петербурге, И. Л. Манучаров (О. А. Манучарьянц) и др. В воспоминаниях содержатся также краткие сведения об участниках «Ульяновского процесса» 1877 г.: А. И. Ульянове, В. С. Осипанове, В. Д. Генералове, П. Я. Шевыреве и П. И. Андреюшкине, повешенных по указу царя во дворе Шлиссельбургской крепости 8 мая 1887 года. Воспоминания Л. Яновича познакомят читателя и с другими узниками Шлиссельбургской крепости, дадут представление об их мученической жизни, а также и о самой крепости, являющейся в настоящее время историческим памятником, позволят современному поколению еще лучше познать революционное прошлое.

    Публикуемая рукопись, — видимо, перевод с польского, сделанный неизвестным переводчиком,— обнаружена в архивных материалах польского политического ссыльного Яна Феликсовича Строжецкого, который находился в течение пяти лет в якутской ссылке вместе с Л. Яновичем. Хранится она в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Часть материала рукописи использована в брошюре «Шлиссельбуржец Л. Ф. Янович» и журнале «Рvzedswit» (1896 г., на польском языке). Следует заметить, что как в первом, так и во втором упомянутых изданиях текст воспоминаний Л. Яновича не имеет окончания. Не исключено, что данная рукопись является продолжением или повторным вариантом воспоминаний (3).

    Подстрочные примечания к тексту сделаны автором. В тех случаях, когда они даются подготовителем, это оговорено специально (прим, подгот.). Инициалы упоминаемых лиц, заключенные в квадратные скобки, расшифрованы подготовителем.

    А. И. Булатов

    1. Людвиг Фомич Янович родился в 1859 г. в дер. Лобкася, Шавельского уезда, Ковенской губернии, в богатой дворянской семье. По окончании Виленского реального училища учился в Петровской академии в Москве. Будучи студентом, сблизился с русскими революционерами, был одним из организаторов студенческого кружка в Москве — «Общестуденческий союз», за что и был исключен с третьего курса Академии. В 1881 г. выехал за границу и принимал участие в Интернациональном социалистическом конгрессе в гор. Хуре (октябрь 1881 г., Швейцария). Вернувшись на родину (в Царство Польское), вступил в члены первой политической организации польского рабочего класса «Пролетариат» (1882-1886 гг.) и стал одним из активных его членов. Организовывал рабочие кружки, читал здесь лекции, составлял программы для пропагандистов, писал и распространял прокламации и революционную литературу, отдавал собственные денежные средства для нужд партии. 30 июля (н. ст.) 1884 г. во время нелегальной явки был арестован, при аресте оказал вооруженное сопротивление, убив при этом полицейского. Во время ареста у Л. Ф. Яновича были обнаружены три экземпляра газеты «Пролетариат» (№ 5), рукописи, шифрованные записки и подпольные адреса, связанные с деятельностью «Пролетариата», и 716 руб. 65 копеек.

    По варшавскому процессу 1886 г. Л. Янович был приговорен к 16 годам каторжных работ и в конце февраля 1886 г. вместе с Людвигом Варынским был заключен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, а затем в Шлиссельбургскую крепость, в которой просидел более 10 лет. В декабре 1896 г. сослан в Средне-Колымск, где примкнул к Польской социалистической партии (ППС) и стал деятельным сотрудником и корреспондентом ее заграничного органа «Рvzedswit», издававшегося за границей на польском языке. В феврале 1896 г. в этом журнале была опубликована его первая статья о Шлиссельбургской крепости, а затем воспоминания о Людвиге Варынском, Л. Кобылянском, статья «О последних минутах приговоренных к смертной казни членов «Пролетариата» и др. Л. Янович являлся также постоянным корреспондентом журнала «Научное обозрение», где печатался под псевдонимом «Л. Иллинич». Несмотря на долгие изнурительные годы ссылки и каторги, мечты об участии в живой политической деятельности на родине или за границей ни на минуту не покидали Л. Яновича. По отзывам политической ссыльной Л. В. Ергиной, его сокровенным желанием было организовать в одном из центров Европы «Революционное центральное статистическое бюро», куда стекались бы данные о рабочем движении всего мира. «Тогда каждый участник социалистического движения знал бы, что в каждый данный момент делают его братья во всех странах. Это развило бы дух солидарности среди пролетариата всех стран и усилило бы его активность». (Центральный партийный архив Института марксизма-ленинизма (ЦПА ИМЛ), ф. 163). В 1902 г. Л. Яновича вызвали в Якутск в качестве свидетеля по нашумевшему в то время делу А. Ергина, который застрелил колымского судебного заседателя Иванова. Политические ссыльные предприняли все меры к тому, чтобы организовать успешный побег Л. Яновича, на который он вначале было и согласился. Но здоровье Л. Яновича продолжало ухудшаться; больной, морально подавленный и потерявший надежду вернуться на родину, 16 мая 1902 г. он покончил жизнь самоубийством. В его посмертной записке якутской полиции было написано: «В моей смерти прошу никого не винить. Причина моего самоубийства — расстройство нервов и усталость, как следствие продолжительного тюремного заключения, и ссылка (в общем 18 лет) в крайне тяжелых условиях. В сущности говоря, меня убивает русское правительство (подчеркнуто автором). Пусть на него ляжет ответственность за мою смерть, равно как и за гибель бесконечного ряда других моих товарищей. Л. Янович» (ЦПА ИМЛ, ф. 163). В заключение письма «К якутским товарищам» читаем: «Ну, прощайте, товарищи! Желаю Вам от всей души увидеть Красное знамя, развевающееся над Зимним дворцом. 16 мая 1902 г. Якутск. Людвиг Янович» (там же).

    2. Л. А. Волкенштейн. 13 лет в Шлиссельбургской крепости. СПБ. 1906; Д. Г. Венедиктов-Безюк. По казематам Шлиссельбургской крепости. М. 1928; Е. Е. Колосов. Государева тюрьма — Шлиссельбург. М. 1930; М. Ю. Ашенбреннер. Шлиссельбургская тюрьма за 20 лет. Берлин. 1906; М. Н. Тригони. После Шлиссельбурга. «Былое», 1906, № 9; И. Л. Манучаров. Эпизод из жизни в Шлиссельбургской крепости. «Былое», 1906, № 8; В. С. Панкратов. Жизнь в Шлиссельбургской крепости. Птгр. 1922; М. Н. Новорусский. Тюремные Робинзоны. М.-Л. 1928; В. Н. Фигнер. Шлиссельбургские узники. М. 1920; Б. Шварцэ. Семь лег в Шлиссельбурге. СПБ. 1906; «Шлиссельбуржец Л. Ф. Янович» (Биография; из воспоминаний о юности, о процессе, о Шлиссельбурге; письмо из ссылки; приговор). СПБ. 1907, и др.

    3. Заголовок «Воспоминания Людвига Яновича (Шлиссельбург)» написан на обложке рукописи на польском языке (прим, подгот.).

    /Вопросы истории. № 8. Москва. 1966. С. 116-118./

    ЯНОВИЧ (Janowicz) Людвик [1859, дер. Лапкаси Ковенской губ., — 16 (29). 5. 1902, Якутск], деятель польск. и рус. революц. движения. Из дворян. В нач. 1880-х гг. учился в Петровской академии (Москва), был одним из рук. связанного с «Народной волей» «Общестуденч. союза». В 1884 в Варшаве вступил в партию «Пролетариат», был чл. её ЦК. Вёл пропаганду среди рабочих, автор ряда прокламаций. При аресте 18 июля 1884 оказал вооруж. сопротивление. По процессу «Пролетариата» в Варшаве (1886) приговорен к 16 годам каторги. Отбывал в Шлиссельбургской крепости. В 1896 сослан в Якутскую обл., в ссылке примкнул к левому крылу Польской социалистической партии (ППС), сотрудничал в её органе — газ. «Пшедсвит» («Рrzedświt».

    Соч.: Шлиссельбуржец Л. Ф. Янович. СПБ, 1907; Воспоминания узника Шлиссельбургской крепости, «Вопросы истории», 1966, № 8.

    Лит.: Очерки революционных связей народов России и Польши, М., 1976.

    /Большая Советская энциклопедия в 30 томах. Т. 30. 3-е изд. Москва. 1978. С. 511 (Стлб. 1520-1521)./

                                                    Янович Людвиг Фомич (1859—1902),

                                      революционер, член польской партии «Пролетариат»

    730. Янович Л. Ф. Из автобиографии Л. Яновича // Шлиссельбуржец Л. Ф. Янович. Спб., 1907. С. 3-21.

    1876-1884. Юность в Вильно. Образование, формирование мировоззрения. Участие в революционной работе. Товарищи по партии «Пролетариат».

    731. Янович Л. Ф. Из воспоминаний шлиссельбуржца // Шлиссельбуржец Л. Ф. Янович. Спб., 1907. С. 28-67.

    1886-1887. Заключение в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. Перевод в Шлиссельбург. Жизнь заключенных. Борьба с тюремной администрацией. Смерть М. Ф. Грачевского.

    732. Янович Л. Ф. После суда // Шлиссельбуржец Л. Ф. Янович. Спб., 1907. С. 22-27.

    15 янв. 1886. Пребывание в Варшавской политической тюрьме. Казнь приговоренных по делу партии «Пролетариат».

    /История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях. Т. 5. Ч. 2. Дополнения к т. 1-5 (ч. 1) XV в. - 1917 г. Москва. 1989. С.132./

    ЯНАВИЧЮС (Janavičios). Янович, Людвикас [5. 9. 1859, Лапкасяй (Шяуляйский р-н) — 30. 5. 1902, Якутск), деятель революц, движения. В нач. 80-х гг. 19 в. учился в Петровской академии (Москва), был одним из рук. связанного с «Народной волей» Общестуденч. союза, участвовал в деятельности революц. народников. В 1884 в Варшаве вступил в партию «Пролетариат»; участник ее 1-го съезда и Вильнюсе, был чл. ее ЦК, с 1883 общался с основателем партии Л. Варинским. Разделял идеи марксизма. В 1884 прибыл в Швейцарию, где установил связь с группой «Освобождение труда» Г. Плеханова, занимался вопросами издания марксистской лит-ры на литов. яз. По возвращении из Швейцарии работал в партии «Пролетариат»; после ареста Варинского стал ее руководителем; вел пропаганду среди рабочих, автор ряда прокламаций. В 1884 арестован в Варшаве, в 1886 приговорен к 16 годам каторги. Отбывал в Шлиссельбургской крепости. В 1896 сослан в Сибирь; покончил жизнь самоубийством. В науч. труде «Черты развития промышленности Польши» (напечатан в журнале «Научное обозрение», 1902) вел полемику с экономистами либерально-народнич. направления и с Р. Люксембург, основываясь на работе В. Ленина «Развитие капитализма в России».

    /Литва. Краткая энциклопедия. Вильнюс. 1989. С. 666./

    Janowicz Ludwik, pseud. Konrad, J. Illinicz (1858-1902), jeden z pionierów polskiego ruchu socjalistycznego. Ur. na Litwie w majątku Łapkasie pod Kurszanami w pow. szawelskim guberni kowieńskiej. Był synem zdymisjonowanego pułkownika żandarmerii carskiej, bogatego właściciela ziemskiego. J. miał dwóch braci i dwie młodsze siostry. Młodszy brat (stryjeczny) Kazimierz, wydalony z Instytutu Agronomicznego w Puławach, zajmował się po śmierci ojca gospodarstwem. Starszy brat Antoni obrał karierę wojskową i ukończył szkołę kawalerii w Elizawetgradzie, a następnie już jako zdymisjonowany oficer huzarów zamieszkał w Warszawie, gdzie po kilku latach pobytu zastrzelił się. Okres wczesnego dzieciństwa J. spędził w Łapkasiach pod opieką matki, osoby inteligentnej i postępowej. Wychowany w atmosferze popowstaniowej 1863 r. nienawidził caratu, był szczególnie wrażliwy jako uczeń na przejawy rusyfikacji. Po ukończeniu gimnazjum w Szawlach (ok. 1869-75), a potem szkoły realnej w Wilnie (1876-80) rozpoczął studia w Petrowsko-Razumowskiej Akademii Rolniczej w Moskwie. W tejże akademii brał czynny udział w antycarskim ruchu rewolucyjnym, z którym już się zapoznał jako uczeń ostatniej klasy szkoły wileńskiej na zebraniach tajnego kółka samokształceniowego. Początkowo należał do organizacji rosyjskich narodników „Čornyj Peredel”, a następnie do „Narodnej Woli”. Z ramienia „Narodnej Woli” utworzył na terenie uczelni organizację o zabarwieniu socjalistycznym, p. n. Związek Ogólno-Studencki, w którym znalazło się wielu Polaków, oraz był redaktorem gazetki tegoż związku, pt. „Sojuz“. J. stopniowo zaczął odchodzić od narodnictwa i zbliżać się do marksizmu. W r. 1882 wstąpił do znanej rosyjskiej organizacji rewolucyjnej Stowarzyszenie Tłumaczy i Wydawców, zajmującej się propagowaniem marksizmu. Porwany pięknem idei naukowego socjalizmu rzucił agronomię i postanowił poświęcić się studiom społecznym. W tym celu z początkiem 1883 r. wyjechał do Genewy. Tam zapoznał się i nawiązał serdeczne kontakty z rosyjskimi emigrantami politycznymi, ze swoich skromnych środków udzielił pomocy finansowej marksistowskiej grupie J. Plechanowa «Osvoboždenie Truda” („Wyzwolenie Pracy”). Jednakże, wbrew swoim pierwotnym zamiarom, nie pozostał za granicą. Dowiedziawszy się o założęniu Socjalno-Rewolucyjnej Partii „Proletariat” w kraju, jeszcze w czerwcu t. r. przybył do Warszawy, aby zapoznać się z działalnością partii. Tu pod osobistym wpływem L. Waryńskiego wstąpił do „Proletariatu”. Po blisko rocznym okresie przynależności do partii został członkiem jej Komitetu Centralnego (maj 1884). Jako jeden z kierowników brał czynny udział w działalności „Proletariatu”, zwłaszcza po aresztowaniu L. Waryńskiego (28 IX 1883), a potem S. Kunickiego (10 VII 1884), kiedy to kierował partią aż do czasu swojego aresztowania. We własnym mieszkaniu zorganizował zaczątek archiwum partyjnego. Gdy „Proletariat” po rozbiciu aresztowaniami znalazł się w ciężkiej sytuacji finansowej, J. podjął należną mu część spadku po ojcu i przekazał na potrzeby partii (ok. 40 000 rubli, początek lipca 1884).

    Kierownicza działalność J-a nie trwała długo; 18 VII (30 VII n. s.) 1884 r., podczas jednego z konspiracyjnych spotkań z dwoma innymi działaczami „Proietariatu” — Bronisławem Sławińskim i Aleksandrem Dębskim — w mleczarni Henneberga w Warszawie, przypadkowo został aresztowany, przy czym aresztowanie to miało dramatyczny przebieg i odbiło się głośnym echem w całej Warszawie. W momencie gdy policja próbowała aresztować całą trójkę, wywiązała się strzelanina, W wyniku zamieszania A. Dębski i B. Sławiński natychmiast zbiegli, zaś J., który postrzelił szpicla żandarmskiego, M. Huzarskiego, jeszcze przez chwilę zajął się niszczeniem konspiracyjnych papierów, a dopiero potem rzucił się do ucieczki. Zaalarmowani strzałami przechodnie, nie wiedząc, z kim mają do czynienia, pomogli schwytać żandarmowi rzekomego „złodzieja”. Aresztowanego J-a, przy którym znaleziono różne materiały obciążające (broń, literatura, korespondencja), zamknięto w X pawilonie cytadeli warszawskiej. Pobyt w więzieniu w osobnej celi J. przeżywał niezwykle ciężko, zapadł w głęboką depresję, próbował nawet popełnić samobójstwo przecinając sobie żyły u rąk odłamkami szkła z butelki. Pozostali na wolności towarzysze usiłowali, najpierw w drodze zorganizowania bezpośredniej ucieczki, a następnie przekupienia żandarmów, wydostać J-a z więzienia. Korzystano przy tym ze stosunków jego brata Antoniego z oficerami rosyjskimi. W wyniku znanego procesu 29 proletariatczyków (23 XI — 20 XII 1885), do którego włączono sprawę J-a, został on skazany na 16 lat katorgi, którą niebawem przedłużono mu do lat 20 w nadesłanym z Petersburga zatwierdzeniu wyroku. Na procesie J. zachowywał się dzielnie, m. in. oświadczył, że nie będzie bronił siebie, lecz prosi o względy dla robotników, żeby byli karani łagodniej niż inteligenci.

    W lutym 1886 r. przewieziono J-a razem z L. Waryńskim z Warszawy do twierdzy Petropawłowskiej w Petersburgu, a stąd 15 III do Szliselburga. Tutaj w pojedynczej celi J. przeżył ponad 10 lat. Okres ten przetrwał w dużej mierze dzięki czytaniu dostępnych w więzieniu książek i studiom statystycznym. W listopadzie 1896 r., na mocy amnestii dla więźniów politycznych z powodu koronacji Mikołaja II, J-owi darowano dalsze 10 lat pobytu w twierdzy i zesłano na dożywotnie osiedlenie do północno-wschodniej Syberii. W kwietniu 1897 r., razem z Rosjaninem Surowcewym, także więźniem szliselburskim, przybył do Średnie Kołymska, osiedla położonego na lewym brzegu rzeki Kołymy, w guberni jakuckiej. J. zebrał i uporządkował pozostały po poprzednich zesłańcach zaniedbany księgozbiór (ok. 2 tys. tomów), a także kupił dwuizbowy jakucki domek za własne 50 rb. i przeznaczył go na pomieszczenie dla biblioteki. Biblioteka ta stała się ośrodkiem życia kulturalnego kolonii zesłańczej, a sam założyciel jej pierwszym bibliotekarzem.

    Na zesłaniu, podobnie jak w Szliselburgu, J. poświęcił się całkowicie studiom, zdobywając — o ile pozwalały na to warunki w więzieniu i na zesłaniu — wszechstronne wykształcenie w zakresie historii, geografii, a zwłaszcza statystyki. Wytrwale zbierał różne materiały statystyczne, marzył o utworzeniu kiedyś centralnego rewolucyjnego biura statystycznego, które zbierałoby dane dotyczące ruchu robotniczego na całym świecie. M. in. przygotował pracę o rozwoju przemysłu w Król. Pol. Początkowy fragment tej pracy opublikował pod pseud. J. Illinicza w czasopiśmie „Naučnoe Obozrenie“ za rok 1902, pt. Očerk razvitija pol’skoj promyšlennosti. Toż samo wydano kilka lat później w jęz. polskim (pt. Zarys rozwoju przemysłu w Królestwie Polskim, W. 1907). Ponadto, nawiązawszy kontakt za pośrednictwem przebywającego także wówczas na zesłaniu w Kołymsku działacza PPS Jana Strożeckiego, zamieścił J. kilka ciekawych wspomnień i korespondencji w „Przedświcie", londyńskim organie PPS. Opisuje w nich m. in. warunki bytu więźniów w twierdzy szliselburskiej, jak również życie zesłańców we Wschodniej Syberii.

    J. cieszył się wielkim szacunkiem i sympatią wśród zesłańców kołymskich, niezależnie od ich narodowości. Skromny, koleżeński, podtrzymywał innych na duchu i dzielił wspólnie ich ciężkie chwile. Po 18 latach więzienia i zesłania, wyczerpany nerwowo i schorowany, wystrzałem z pistoletu odebrał sobie życie 17 V (30 V n. s.) 1902 r. w Jakucku, dokąd przyjechał w charakterze świadka na proces jednego ze swoich przyjaciół A. A. Jergina. Współczesna prasa socjalistyczna, nie tylko polska, ale i rosyjska (m. in. „Iskra”), uczciła jego pamięć, publikując poświęcone mu nekrologi i artykuły okolicznościowe.

    Fot.: Arch. Zakł. Hist. Partii; — Bolš. Sov. Enc.; — Anatolev P., Obščestvo perevodčikov i zdatelej, „Katorga i Zsyłka” 1933 nr 3 (100) s. 126, 133; Barlicki N., Aleksander Dębski..., W. 1937; Dejcz L., Pionierzy ruchu socjalistycznego w Królestwie Polskim, „Z Pola Walki” (Moskwa), 1930 nr 9-10 s. 63-5, 80, 86; Giza S., L. J. (1858-1902), „Niepodległość” T. 16: 1937 s. 321-66; Kon F., Pod sztandarem rewolucji, W. 1959; Kozłowski J., O tych, co życie sprawie oddali, W. 1954 s. 93-100; Księga życiorysów działaczy ruchu rewolucyjnego, W. 1939 I (fot.); [Kulczycki L.], Mazowiecki M., Historia ruchu socjalistycznego w zaborze rosyjskim, Kr. 1903 s. 92, 94, 150; Olmiński M., Śmierć L. J-a, „Naprzód” 1907 nr 61; Perl F. (Res), Dzieje ruchu socjalistycznego w zaborze rosyjskim do powstania PPS, W. 1958; Pietkiewicz K., Udział Polaków w rosyjskim ruchu wyzwoleńczym, „Niepodległość” T. 2: 1930 s. 339, 349; Stołbow A., L. J. na zesłaniu, „Wiedza” s. 476-80, 508-12, 540-4; — Archiwum Bardowskiego, Wyd. L. Baumgarten, Cz. I i II, „Z Pola Walki" 1959 nr 3, 1960 nr 1; Dębski A., Krwawe zajście w mleczarni Henneberga w roku 1884, W. 1929 s. 10-5; Ergina L., Vospominanija iz žizni v ssylke (Pamjati L. J. Janoviča), „Byloe” (Pet.) 1907 nr 6/18 s. 41—64; J. L., Wspomnienia, „Przedświt” (Londyn) 1902 nr 11-2 s. 430-7; tenże, Ze wspomnień Szlisselburczyka, cz. I i II, „Przedświt" (Londyn) 1901 nr 1 s. 1-7, nr 2 s. 41-8; Kon F., Za pjat’desjat let, Moskva 1936; Strożecki J., Moje spotkanie z L. J-em, „Kuźnia” 1914 nr 14 s. 461-4, nr 15 s. 494-6; Wspomnienia o „Proletariacie”, W. 1953 s. 177-205; Z pobytu Waryńskiego w twierdzy szliselburskiej, „Niepodległość” T. 8: 1933 s. 281, 284; Z pola walki. Zbiór materiałów tyczących się polskiego ruchu socjalistycznego, Londyn 1904 s. 15-7, 144, 156, 162, 172, 173, 180; — „Czerwony Sztandar” R. II: 1902 nr 1 s. 11; „Dzieje Najnowsze” T. 1: 1947 s. 106, 108, 110, 112, 120-2, 131; „Iskra” R. 7: 1902 nr 22 s. 8; „Kron. Ruchu Rewol. w Pol.” 1936 nr 2 s. 71-2; „Niepodległość” T. 9: 1934 s. 155; „Proletariat” (Lw.) 1902 nr 9 s. 39-40; „Przedświt” (Genewa) 1885 nr 12 s. 1; „Przedświt” 1902 nr 7 s. 241-3; „Przegl. Socjaldemokratyczny” 1902 nr 3 s. 39-40; „Robotnik” (W.) 1902 nr 46 s. 12; „Walka Klas” (Genewa) 1885 nr 3 s. 1; — Arch. Zakł. Hist. Partii: sygn. 5 (Akt oskarżenia prokuratora Warszawskiego Sądu Wojskowo-Okręgowego, pika Morawskiego, przeciwko 29 członkom Socjalno-Rew. Partii «Proletariat», W. 15 X 1885 s. 92-7 (fotokopia).

    Leonard Dubacki

    /Polski Słownik Biograficzny. T X. Wrocław-Warszawa- Kraków. 1962-1964. Reprint. Kraków. 1990. S. 555-557./

                                                6. БИБЛИОТЕКА ПОЛИТССЫЛЬНЫХ

    Первые политссыльные 70 - 80-х гг. XIX в. были преимущественно студенты. Из привезенных ими книг была организована библиотека, где первыми книгами стали учебники и пособия к ним, художественной литературы было мало. Постепенно библиотека пополнялась полученными от родных книгами, журналами, газетами, а также тем, что привозили новые политссыльные.

    Много лет заведовал библиотекой X. М. Поляков. Он привез из Якутска много книг политссыльного A. Л. Гаусмана, которого после трагических событий в доме Монастырева осудили и повесили. Среди этих книг были лекции и книги виднейших профессоров и ученых по философии, экономике, естественным и другим наукам.

    Библиотека была главным центром умственной деятельности политссыльных и проведения просветительской работы среди населения и особенно молодежи. Страстным книголюбом революционного уклона был Д. Т. Доберман. И. В. Шкловский почти ежедневно занимался 10-12 часов по изучению языков, философии, истории и других дисциплин. Много времени уделяли B. Г. Богораз и В. И. Иохельсон проработке научной литературы. Постоянными посетителями библиотеки были И. В. Шкловский, У. Горнштейн, С. М. Шаргородский, X. В. Герульд и многие другие.

    Как писал Поляков, «книги в Колымской ссылке спасли не одну жизнь от самоубийства и многих от окончательного отупения и одичания» [55].

    После Полякова долгие годы заведующим библиотекой работал ссыльный поляк Л. Ф. Янович. Он жил в выкупленном им доме, выстроенном ссыльным Богоразом. Этот дом Янович подарил колонии ссыльных под библиотеку. Дом по тому времени был довольно просторным, перегорожен на две комнаты. Передняя комната была с комельком и служила квартирой библиотекаря, а во второй размещалась библиотека. Она была сплошь заставлена полками с книгами. Полки стояли вдоль стен и посреди комнаты и перегораживали ее на две зоны коридорчиком. По инициативе Яновича, все книги были подклеены, сшиты и переплетены. Книг в библиотеке насчитывалось более двух тысяч томов и каждый читатель бережно относился к ним. Заведуя библиотекой, Л. Ф. Янович систематически занимался научной работой. По состоянию здоровья он попросил провести выборы нового заведующего, на собрании ссыльных читателей единогласно был избран А. А. Ергин.

    В библиотеке преобладала политическая литература, особенно книги по рабочему и социальному вопросам, пользующаяся особым спросом. Очень мало было книг по художественной литературе. Единственно полным было собрание сочинений А. П. Чехова. Впоследствии, с прибытием новых ссыльных, библиотека постепенно заполнялась сочинениями классиков русской литературы.

    Был заведен каталог, устроена библиотечная касса, которую пополняли специальными взносами. На эти деньги выписывали необходимые журналы: «Русское богатство», «Новое слово», «Начало», «Мир божий», «Научное обозрение», «Жизнь» и газеты: «Русские ведомости», «Восточное обозрение», а также газеты на польском языке.

    Из этих изданий ссыльные узнавали о происходящих событиях. В газете «Восточное обозрение» встречались статьи товарищей, находящихся в Сибири и Колымском крае. Несмотря на то, что в Якутском областном управлении просматривались все письма и посылки, ссыльные получали нелегальную литературу, в том числе и газету «Искра». Была получена книга К. Маркса «Капитал», т. 1. Сведения о появлении «меньшевиков» и «большевиков», о партии социалистов-революционеров и другие новости узнавали из польских газет и журналов. После Ергина библиотекой заведовал Г. В. Цыперович.

    В результате ежегодного увеличения поступающей литературы в 1905 г. насчитывалось книг более трех тысяч томов. Имелись отдельные произведения Шлоссера, Монтескье, Дидро, Соловьева, Карамзина. Были отдельные труды К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, Г. В. Плеханова, П. М. Лаврова и других. Были отделы по философии, психологии, естествознанию, статистике и истории.

    Как писал Цыперович, ссыльные марксисты занялись усердным пополнением преимущественно двух последних отделов. Особенно много книг было приобретено по рабочему и социальному вопросам. Пожалуй, можно признать это явление неслучайным: мировоззрение старых ссыльных больше было направлено в сторону общих социологических построений, тогда как новое поколение интересовалось преимущественно четвертым сословием (рабочим классом.— М. К.) и его движением [56].

    Эта библиотека была единственной в Колымском округе, ее книгами пользовались ссыльные Верхне- и Нижнеколымска. Местные жители пользовались художественными произведениями Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Горького. Администрация не занималась чтением книг, редко кто из купцов и чиновников брал книгу. Однажды местный купец попросил дать книгу Тургенева. Когда Цыперович похвалил его, купец сказал: «Знаете ли, я заметил, что вот эти сочинения действуют на меня, как соленая рыба. У меня, видите ли, бессонница, а стоит мне поесть соленую рыбу или почитать вот такое сочинение перед сном, и я сейчас же засыпаю» [57].

    Как научно-политическая, колымская библиотека имела большое значение для облегчения жизни ссыльных, для колымчан. Г. В. Цыперович писал, что колымская библиотека «не уступала по своим размерам и составу библиотекам многих провинциальных городов России...» [58].

    После выезда политссыльных библиотека находилась в распоряжении бывшего политссыльного, участкового фельдшера Н. П Зенникова. В 1907 г. он отправил письмо якутскому губернатору с предложением вывезти библиотеку политссыльных в Якутск для использования ее населением. Тогда же якутский губернатор дал указание Зенникову упаковать и отправить книги в Якутский областной статистический комитет и известить об этом его лично [59]. Так, в 1907 г. все книги, накопленные ссыльными, были отправлены в Якутск, где составили основу якутской городской библиотеки. «Библиотека давала толчок умственной работе ссыльных; в ней насчитывалось около 3000 томов, составившихся из так называемой старой «Колымской библиотеки», т. е. книг, привезенных из Колымска. Эта якутская библиотека представляла большую политическую и культурную ценность. Вокруг же складывались кружки, рождались разного рода идейные предприятия... Позднее областная администрация предприняла поход против библиотеки. Спасая ее, ссыльные разбили библиотеку на части и раздали ее на хранение отдельным лицам. В основной своей массе эту библиотеку удалось сохранить, и позднее она была передана в т. н. Якутскую городскую библиотеку» [60].

                                                    7. ЖЕРТВЫ КОЛЫМСКОЙ ССЫЛКИ

    Монастыревская трагедия 22 марта 1889 г. в Якутске принесла первые жертвы в истории революционной борьбы ссыльных на Колыме.

    Следующей жертвой стал социал-демократ Григорий Эммануилович Гуковский. После пятигодичного одиночного тюремного заключения в Петербурге, он не мог выдержать тяжести суровой Колымской ссылки. С каждым годом ухудшалось его здоровье. В 1897 г. он был вызван в Якутск для отбывания воинской повинности, но по состоянию здоровья был забракован и возвращен в Среднеколымск. Как писал ссыльный М. Поляков, в обычной жизни Гуковский был мрачным, угнетенным, меланхоличным [61]. Намечаемый совместно с товарищами побег потерпел неудачу. В течение зимы он с Цыперовичем приготовили лодку, провизию, парус, оставалось сделать только весла и уйти в побег. Они договорились отстреливаться, если за ними будет погоня, хотя Гуковский был против применения оружия, показав Цыперовичу небольшой никелированный револьвер, говоря, что он испорчен, курок не взводится. Цыперович объяснил ему, что курок не взводится потому, что револьвер поставлен на предохранение. Утром 18 мая в назначенное время Гуковский не пришел, Цыперович пошел к нему и нашел его мертвым [62].

    С. И. Мицкевич писал: «Не успел я как следует выспаться после утомительного долгого пути, как меня утром разбудили и позвали осмотреть Г. Э. Гуковского, который застрелился ночью. Я быстро пошел в домик, где жил Г. Э. Гуковский, и нашел уже окоченевший труп с раной у сердца; рядом лежал револьвер. Еще вчера он встретил меня, ничем особенно не проявлял своего душевного состояния, а сегодня утром лежал уже мертвый. Его смерть произвела на колонию «политиков» очень тяжелое впечатление» [63]. На клочке бумаги он оставил письмо следующего содержания: «Дорогие товарищи! Пишу Вам всем вместе в последний раз. Я не могу объяснить вам подробно причин моего последнего решения. Я хочу только, чтобы вы знали, что побудили меня к этому никоим образом не обстоятельства последних месяцев. Вопрос этот я решил еще раньше. За последнее время, напротив, мне особенно хотелось жить, и потому рука не поднималась на последний шаг. Только за самое последнее - время эта жажда жизни и деятельности как-то вдруг упала, и я сделал то, чего не мог сделать раньше. Итак, прощайте все и будьте счастливы и деятельны. Если за последнее время я бывал более раздражителен и мнителен, чем раньше, а иногда и неуместно резок, то это только под влиянием совершавшейся в душе моей борьбы. Я всегда старался быть честным человеком, а насколько это мне удавалось, пусть судят те, с кем мне пришлось жить... Я хотел бы, чтобы матери моей написали, что я нечаянно убил себя, пробуя ружье, или что-либо в этом роде. В надежде, что вы исполните мою просьбу, я нс оставлю матери записки. Письмо брату перешлите неофиц. Я хотел бы, чтобы меня похоронили, не анатомируя. Ну, прощайте же! Г. Гуковский» [64].

    Его товарищи решили устроить кладбище для политссыльных, выбрав высокое место на берегу Колымы. Срезали кочки, дренировали участок. О кладбище Л. В. Ергина писала: «С могилы открывался широкий горизонт с видом на Колыму и ее противоположный берег. Здесь нередко можно было застать Яновича, когда он, окончивши свои дневные занятия, отправлялся на прогулку. Он очень заботился о могиле, постоянно убирал ее цветами. «Не правда ли,— спросил он как-то, — ведь это местоположение и природа так гармонирует с нашим положением в этом краю?» [65].

    В конце июля 1900 г. произошло событие, которое потрясло всех ссыльных и жителей Колымы и вскоре стало широко известно всем. В заимке «Среднее» (Кульдино.— М. К.) застрелился И. М. Калашников, не стерпев издевательств земского заседателя Иванова.

    Иванов по личной просьбе в 1892 г. был принят в Якутское полицейское управление. За короткое время его усердие было отмечено начальством, он стал старшим советником. В 1895 г. был направлен в управление по уголовным делам. Но это не устраивало Иванова и он просил якутского губернатора Миллера назначить его на одну из должностей секретаря Верхоянского или Колымского окружного полицейского управления. В мае 1898 г. Иванов был назначен секретарем Колымского окружного полицейского управления [66], где полностью проявил себя в должности земского заседателя с наихудшей стороны: проводил репрессии, своевольничал, был жесток, дикость и невежество были его постоянными спутниками.

    Иван Михайлович Калашников был жизнерадостным, общительным, энергичным, деятельным человеком. О случившейся с ним трагедии была помещена большая статья в ленинской газете «Искра» от 2 февраля 1901 г. «Новая драма в Якутске» (приложение 1).

    О случившемся оставила свое описание Ергина. 24 июля 1900 г. на заимку «Среднее», где рыбачил Иван Калашников, приехали ссыльные Л. В. Ергина, А. Е. Орлов и Л. Ф. Янович. Не застав его, решили переночевать и на почтовой лодке вернуться обратно в город. Но пока пили чай, на заимку приехал Калашников. На приветствие друзей он не ответил и они поняли, что с ним что-то случилось. Калашников был бледным, растерянным, с синяками и ссадинами на лице, с рассеченным виском. На расспросы он ответил: «Я болен, меня избил заседатель Иванов» и рассказал, что случилось. 24 июля, когда он направлялся к заимке «Среднее», увидел казенный паузок и обрадовался, думая, что пришли письма и газеты. Получив почту, он разговорился со знакомым казаком, которого спросил: «Разве ты нанялся работать на паузке?». Иванов, охранявший на паузке казенные грузы, оборвал Калашникова словами: «Не твое дело, как ты смеешь разговаривать!». На что Калашников спокойно ответил: «Я не с вами разговариваю». Придя в ярость, Иванов разразился бранью, завопил: «Молчать, жид! Я тебя проучу!». И по приказу Иванова команда паузка из уголовных переселенцев и нескольких казаков сбила Калашникова и начала дикую расправу. Сам Иванов бил и топтал его ногами, затем приказал его связать [67], бросить в лодку и оставить на реке.

    Узнав о надругательстве над товарищем, Ергина и Янович решили срочно ехать в город, а Калашников вышел из дома и примерно через 10 минут раздался выстрел. Застрелившегося Калашникова в пустой поварне нашел А. Е. Орлов. Как пишет Л. Ергина, когда вошли в поварню, то увидели «на полу навзничь, головой к двери лежал Калашников, возле него валялось ружье, к собачке которого была привязана веревка; другой конец веревки был привязан за ножку кровати, стоявшей в углу. Мы бросились к нему. На груди его тлелась рубашка от выстрела, тело было теплое, но дыхания уже не было заметно и яркие краски молодого свежего лица понемногу сменялись могильной бледностью и холодом... смерть была моментальная. Я была страшно поражена и все еще не верила, что он мертв. «Нет уже его, ушел уж он», — сказал наш хозяин-колымчанин, заметивши, что я все еще как будто не верю в факт смерти». На кровати лежал клочок бумажки, где было написано: «Людвиг Фомич, прошу товарищей взять Борьку на воспитание. Кровь моя падет на голову прохвоста Иванова. Умираю с верой в лучшее будущее. И. Калашников. Пусть Борька отомстит за меня» [68].

    В имеющемся деле архива ЦГА ЯАССР «Самоубийство Калашникова» в одном протоколе допросов записано, что некоторые из команды паузка, в том числе И. Попов, старались воспрепятствовать его истязанию. Они заслоняли Калашникова, но Иванов, расталкивая их, продолжал свое надругательство.

    После вскрытия трупа Калашникова С. И. Мицкевич, по указанию исправника, составил протокол судебно-медицинского осмотра, в котором писал «...повреждение же на лбу описанное... могло последовать от сильного удара каблуком с гвоздем или палкой с сучком. Хотя при жизни Калашников и жаловался на сильную боль в груди от побоев, однако, кроме повреждений от выстрела, не оказалось. Но сильные удары па груди могут и не оставить никаких следов, тем более, что Калашников был в одежде. В медицинской литературе описаны случаи смерти при побое, причем не оказывалось никаких следов, смерть от шока. Вообще на основании рассказов лица, видевшего Калашникова перед смертью, и на основании результатов вскрытия представляется так: Калашников, человек вообще нервный, впечатлительный, был связан и избит, причем ему был нанесен тяжелый удар по лбу, вызвавший кровоподтек до кости. Оглушенный этим ударом и потрясенный, он не ел ничего со дня происшествия, разговор с товарищем расстраивает его еще больше, и он кончает жизнь самоубийством выстрелом из берданки» [69].

    После похорон своего товарища ссыльные потребовали от исправника немедленно вызвать Иванова для расследования дела и отдать его под суд. Исправник, видя настроение ссыльных, отправил нарочного в Нижнеколымск к Иванову с предписанием «безотлагательно выехать в Среднеколымск». Перед отъездом из Нижнеколымска Иванов говорил: «Я знаю, что политические мне не простят за Калашникова. Пусть попробуют напасть. Я приготовил для них «закуску» и показал новенький никелированный револьвер.

    Семь политссыльных (Янович, Ергин, Борейша, Егоров, Палинский, Строжецкий и Цыперович) решили убить заседателя, чтобы «этим показать навсегда администрации, что с ними нельзя так поступать». Устранив в этом деле С. И. Мицкевича как врача, предполагая, что будет необходимость оказания медицинской помощи, бросили жребий, кому стрелять. Первый выстрел достался А. Ергину, второй Л. Яновичу. Янович просил Ергина «уступить этот выстрел» ему, но Ергин ответил: «Ни в коем случае не уступлю. Жребий мой и я сам выполню свой долг». 4 сентября А. Ергин выстрелом тяжело ранил Иванова. Падая, Иванов закричал: «Что вы делаете, не стреляйте!» и в то же время выхватил револьвер [70]. Ергин был арестован. В феврале 1901 г. его должны были отправить под конвоем в Якутск для судебного рассмотрения дела. В это же время ссыльные вместе с якутскими товарищами готовили ему побег. Было решено послать в Якутск молодого казака Николая Цыпандина конвоиром Ергина, который должен был отпустить арестованного под Якутском, если будет объявлено о назначении военного суда. Планировалось, что в Верхоянске Ергин останется со своим конвоиром «по болезни», а его жена поедет дальше для разведки. Так и было сделано. В Верхоянске акушерка, по словам Ергина, признала его больным ревматизмом и оставила на лечение до лета.

    Жена Ергина, приехав в Якутск в конце апреля, нашла укромное место для мужа в нескольких верстах от Якутска, в селении «Бочоранцы», в избе ссыльного Манцевича, где был вырыт и замаскирован глубокий подвал. Но узнав, что суд будет не военный, а гражданский, побег Ергина отменили. В июне он прибыл в Якутск и был помещен в тюрьму. Друг Ергина Н. Н. Фрелих, живший в Иркутске, вел зашифрованную переписку с Л. Ергиной и писал В. Г. Короленко для организации судебной защиты арестованного. Короленко провел большую работу по организации защиты — на собранные деньги был приглашен адвокат. Из Якутска велась переписка с колымчанами Яновичем, Строжецким, Цыперовичем.

    Зимой 1902 г. из Среднеколымска было вызвано много свидетелей, в том числе Л. Янович и С. Полинский; из Олекминска приехали товарищи Ергина по революционной борьбе М. С. Александров-Ольминский и В. И. Брауда. Судили Ергина при закрытых дверях 22 апреля 1902 г. Кроме чиновников и 2-3 товарищей подсудимого больше никого не пустили. Прокурор не смог доказать преднамеренности преступления. Янович, как свидетель, дал исчерпывающее описание жуткого положения ссыльных Колымы, нервы его не выдержали, спазма сжала горло, он разрыдался, когда начал рассказывать о деле Калашникова. Адвокат П. И. Переверзев также в своей речи описал картину тяжелой жизни ссыльных, издевательства заседателя Иванова над всеми ссыльными, результатом чего стало самоубийство Калашникова, опротестовал предъявленное Ергину обвинение в убийстве Иванова, как заранее предусмотренное. По приговору суда Ергину дали низкую меру наказания: четыре года тюремного заключения.

    Для организации побега Яновича и Ергина товарищи из Иркутска направили в Якутск Кудрина, организатора побега ссыльных. Кудрин под видом золотоискателя просил у губернатора содействия в трудной работе геолога; так, были закуплены верховые лошади с седлами и все необходимое для побега. Л. Янович, чтобы проверять себя, тайно ездил верхом на несколько десятков верст и возвращался физически разбитым, поэтому от побега отказался. Вместо Яновича бежал С. А. Полинский, ему удалось таежными тропами добраться до Иркутска и уехать дальше за границу. А Ергин до суда просидел два года в тюрьме и после суда отбыл два года. Манифестом 1904 г., широко примененным к политссыльным, был освобожден и в январе 1905 г. вернулся в Россию [71].

    После завершения дела Ергина, ссыльные товарищи попросили врачебного инспектора Вангородского временно оставить Яновича в Якутске для лечения. Однако Вангородский удостоверил, что Янович здоров и может ехать в Среднеколымск, т. к. якутская администрация требовала его возвращения па Колыму. Вскоре товарищи нашли Л. Ф. Яновича мертвым возле ограды Никольского кладбища — он застрелился. Нашли несколько его предсмертных писем: «...Причинами моего самоубийства, — писал Янович якутской администрации, — являются нервное расстройство и усталость, как результат долголетнего тюремного заключения (в общей сложности 18 лет) в чрезвычайно тяжелых условиях. В сущности говоря, меня убивает русское правительство, так пусть же на него надет ответственность за мою смерть, как равно за гибель бесчисленного множества моих товарищей».

    «Мои милые, хорошие друзья, — писал Янович своим товарищам, — простите меня за мой эгоистический поступок, за мое дезертирство. Я знаю, как тяжело терять товарищей, знаю по тому, что сам испытывал после смерти Гуковского. И все же не могу найти в себе сил, чтобы перенести душевный кризис. Мысль отдохнуть от треволнений жизни не в первый раз является у меня, но или сил у меня было больше, или внутреннее раздвоение было слабее, во всяком случае только теперь я окончательно решил поискать вечного покоя. Если бы вы знали, как тяжело причинять вам огорчение. Уверяю Вас, что не имею больше сил жить...». Другое письмо, адресованное якутским товарищам по революционной борьбе, он заканчивал словами: «Ну, прощайте, товарищи. Желаю Вам от всей души увидеть красное знамя развертывающимся над Зимним дворцом» [72].

    О Яновиче Цыперович писал так: «Этот удивительный по своим нравственным качествам человек, полный революционной энергии, несмотря на десять лет, проведенных в Шлиссельбурге при самых ненормальных условиях, пользовался уважением не только в нашей колонии, но и вообще среди всей сибирской ссылки. Он выделялся среди всех нас своим, я сказал бы, хрустально-прозрачным сердцем, удивительной отзывчивостью к другим, безграничной чуткостью и добротой» [73].

                                                          ----------

    55. Поляков М. На краю света (Колымская ссылка). — М., 1929 — С. 64.

    56. Цыперович Г. За полярным кругом (10 лет ссылки в Колымске). — М.-Пг., 1924. — С. 86.

    57. Там же, с. 173-174.

    58. Там же, с. 86.

    59. ЦГА ЯАССР, ф. 17, оп. 1, д. 2557, л. 1.

    60. Виленский-Сибиряков В. Якутская ссылка 1906-1917 гг. // 100 лет Якутской ссылки. — М.: Изд-во ВО политкаторжан, 1934. — С. 255-256.

    61. Поляков М. На краю света (Колымская ссылка). — М., 1929, — С. 85.

    62. Цыперович Г. За полярным кругом (10 лет ссылки в Колымске). — М.-Пг., 1924. — С. 138.

    63. Мицкевич С. И. Записки врача-общественника (1888-1918). — М.: Медицина, 1969. — С. 92.

    64. Цыперович Г. За полярным кругом (10 лет ссылки в Колымске). — М.-Пг., 1924. — С. 139.

    65. Ергина Л. Год в Среднеколымске (дело Ергина) // В Якутской неволе. — М., 1927. — С. 116.

    66. ЦГА ЯАССР, ф. 12, он. 1, д. 11137, л. 2, 15, 37.

    67. Ергина Л. Год в Среднеколымске (дело Ергина) // В Якутской неволе. — М., 1927. — С. 118-119.

    68. Там же, с. 120-123.

    69. ЦГА ЯАССР, ф. 17, оп. 3, д. 10, л. 5, 6, 11.

    70. Ергина Л. Год в Среднеколымске (дело Ергина) // В Якутской неволе. — М., 1927. — С. 125-127.

    71. Там же, с. 127-134.

    72. Там же, с. 135.

    73. Цыперович Г. За полярным кругом (10 лет ссылки в Колымске). — М.-Пг., 1924. — С. 125.

    /М. И. Колесов.  История Колымского края. Ч. I. Досоветский период (1642-1917 гг.). Якутск. 1991. С. 136-147, 230-231./

    Среди политссыльных Колымы большим авторитетом пользовался Людвиг Фомич Янович — литовский революционер, член ЦК Польской революционной партии «Пролетариат». Он встал на революционный путь, уйдя с третьего курса Петровской академии. После разгрома Московского кружка марксистов он был осужден на 16 лет каторги. В течение 12 лет отбывал одиночное тюремное заключение в Шлиссельбургской крепости. Затем, в 1896 г., сослан в Якутскую область без указания срока, т. е. навечно. В Среднеколымск прибыл в апреле 1897 г. Через пять лет, в 1902 г., был вызван в Якутск, где вскоре и погиб. Спустя месяц, 1 июля, в «Искре» (в Лондоне) был помещен некролог, в котором была выдержка из завещания Л. Яновича ссыльным революционером — «Желаю Вам от всей души увидеть красное знамя, развевающееся над Зимним дворцом».

     /А. А. Третьяков.  Среднеколымск. Исторический очерк. Якутск. 1993. С. 58./

    Н. А. Слепцов

                                ЛЮДВИГ ФОМИЧ ЯНОВИЧ В КОЛЫМСКОЙ ССЫЛКЕ

                                                         (по материалам переписки)

    Высочайшим Манифестом от 14 мая 1896 года Л. Ф. Яновичу на основании п. 17 ст. XIII срок каторжных работ был сокращен на одну треть. Согласно решению Главного тюремного управления от 23 ноября 1896 г. он был выслан в пределы Иркутского генерал-губернаторства [1].

    11 декабря 1896 г. Л. Ф. Янович выехал из Петербурга и 21 декабря уже был в Красноярске. О своих впечатлениях о дороге Л. Ф. Янович сообщил в письме в Петербург из Иркутска 12 января 1897 г. названному брату Марциану [2].

    В частности, он пишет следующее: «Вот я в Иркутске, вернее вместе с тремя товарищами занимаю отдельный “апартамент”, состоящий из просторной комнаты № 4, больших окон, кухни и двора. Все это находится в нашем распоряжении. Дальше за ворота выходить нельзя, но в нашем апартаменте пользуемся такой свободой, какой и не видели в течение 13 лет. А поэтому отдыхаем после всех невзгод. Один из “арестантов” обслуживает нас. Начинаем заводить собственное хозяйство ... Куда забросит нас судьба, еще ничего не знаем ...» [3].

    Второе письмо из Иркутска датировано 22 января 1897 г. Здесь он сообщает о том, что получил два письма - от Марциана из Петербурга и от сестры Елены «из дому». Л. Ф. Янович сообщает, что по дороге в Иркутск заболел и в течение двух недель лечился и «теперь еще малость кашляю». Он просит прислать ему «новую газету» в Якутск («я очень ею доволен, так как она дает мне возможность следить за жизнью в России»). Также сообщает, что «от Сильвестровича», который уже выслал ему один польский журнал за 1896 г., «буду получать польские газеты» [4].

    Л. Ф. Янович был доставлен в Якутск 17 февраля 1897 г. Об этом под грифом «совершенно секретно» губернатор сообщил в Колымское окружное полицейское управление 20 февраля 1897 г., т. к. предписывалось о времени доставления Яновича в г. Среднеколымск немедленно донести [5].

    В письме от 1 марта 1897 года из Якутска Л. Ф. Янович рассказывает о подробностях своего пребывания «в столице якутов». Он пишет, что «со времени моего приезда в Якутск у меня голова идет кругом от впечатлений» [6]. Для якутских политссыльных Л. Ф. Янович и Д. Я. Суровцев «явились как бы с того света», поэтому у них почти не было «свободной минуты». По приезде в Якутск их забрал к себе политссыльный, варшавский рабочий, осужденный по делу партии «Пролетариат» Г. Дулемба.

    Л. Ф. Янович вволю отдается чтению периодической печати - газет и журналов. Долгие годы тюрьмы не отбили у него охоту заниматься умственным трудом. Далее он с горечью пишет, что «наши предположения не оправдались ... и должен ехать в Колымск» [7]. Янович не скрывает, что предпочел бы быть где-нибудь поближе, например, в Вилюйске.

    Для утешения своих родственников, или скорее от незнания условий на Колыме он написал: «Денег не присылайте, все равно я их не получу, так как существует правило, что лица, получающие субсидию от правительства, не могут получать денег от родственников. Я буду получать субсидию 18 рублей в месяц и 22 рубля в год на одежду. Этого хватит мне для того, чтобы прожить ... в Колымске масса рыбы и дичи ...» [8].

    3 марта 1897 года Л. Ф. Янович и его спутник Д. Я. Суровцев выехали из Якутска в Колымск.

    16 апреля 1897 года Л. Ф. Янович пишет в Петербург со станции Эбэлээх (850 верст до Колымска), «улучив минуту ... пока ловят оленей». Он сообщает, что в Верхоянске останавливались на 3 дня, откуда выехали 5 апреля. Вскользь замечает, что «это лето намереваюсь посвятить на укрепление своего здоровья» [9]. Всегда скромный, никогда не жалующийся Янович, видимо, почувствовал серьезное недомогание, не выдержав суровых условий Севера. Кроме того, безусловно, он не был привычен к такой езде.

    10 мая 1897 года Колымское окружное полицейское управление донесло губернатору, что 29 апреля 1897 г. Л. Ф. Янович и Д. Я. Суровцев прибыли в Среднеколымск и за ними установлен надзор [10]. 30 апреля 1897 г. Л. Ф. Янович пишет очередное письмо в Петербург, где сообщает последние подробности поездки и первые впечатления о Среднеколымске.

    На дорогу от Верхоянска до Колымы они потратили 24 дня, а от Якутска - 57. Он пишет, что «вчера въехали в этот знаменитый город, к которому с таким нетерпением стремились в течение 2 месяцев ... Боже! Какая трущоба этот Колымск! Завтра 1 мая, а здесь последние новости (и те мы привезли) от 8 февраля 1897 г. Самые свежие новости сюда приходят из иркутской газеты “Восточное обозрение”».

    В нескольких словах Янович обрисовал материальное положение политссыльных: «Продукты здесь дороги. Ржаная мука 5 рублей за пуд, но достать ее трудно, а пшеница - 8-10 руб. ... Одна рыба да мясо в конце концов надоедают. Яиц здесь нет, так как в Колымске нет ни одной курицы, о которых здесь не имеют даже понятия ... За 18 рублей довольно трудно прожить, а заработков здесь нет...».

    Весьма интересно суждение бывшего узника Шлиссельбургской крепости о политической ссылке в северном крае. «Что касается нравственности, то Колымск - тюрьма, только больших размеров. Тысячи верст еще хуже отделяют от мира, чем каменные стены и решетки, а жить местными делами трудно, в особенности мне, так как я не могу смотреть на Колымск как на родной край ... Но после Шлиссельбурга и Колымск кажется раем ... Работать над статистикой и здесь можно, а мне и этого достаточно» [11].

    Также он вкратце охарактеризовал местную колонию политических ссыльных: «Богораз с женой (очень общительный человек, жена его уездная акушерка); Цыперович; Калашников (матрос, вскоре вероятно уедет); Орлов; Мельников; Магат с женой; Гуковский. Я с Суровцевым - 10-й и 11-й члены этой колонии. Кажется, что из всей этой компании я сойдусь ближе с Цыперовичем, человеком любящим умственный труд и занимающимся общественными науками» [12].

    Один из политссыльных, проживших с Яновичем в Колымске 5 лет, в 1906 г. написал воспоминания. На них стоит остановиться более подробно, т. к., кроме писем Л. Ф. Яновича, они содержат более свежие свидетельства и существенно дополняют факты жизни Л.Ф. Яновича в ссылке.

    Вот как описывается день приезда Яновича и Суровцева в Среднеколымск: «... был трудный апрельский день, когда Янович и Суровцев приехали к нам, измученные тяжелой дорогой ... Я жил тогда в просторной мрачной юрте. В ней было только три небольших окна, затянутых полотном. Работы было много; нужно было пилить и колоть дрова, таскать воду, чистить двор, проводить канавы для отводов целых потоков воды. После зимнего безделья приятно было повозиться на дворе ... Ко мне подошел якут с приятным известием: “Государственные едут”» [13].

    «К дому подъехали три нарты. Янович, худой с измученным лицом и впалой грудью, выше среднего роста человек, произвел впечатление человека, только что перенесшего тяжелую болезнь. Он был бледен, казался очень утомленным, глаза смотрели сквозь очки как-то с грустью и устало. Суровцев поразил всех своей бодростью, свежестью, юношескими движениями своего огромного тела» [14].

    Описание внешнего вида Л. Ф. Яновича соответствует наблюдениям видного деятеля социал-демократического движения Ю. Стеклова. «У Яновича, - пишет он, - имевшего вид худосочного заморенного интеллигента, с очень усталым лицом и черной бородой, была сильная воля» [15]. Жизнь его после ареста не раз била сильно, расшатывая душу, а сырая тюрьма разрушила его физически. В тюрьме он узнал о гибели близких и родных людей, а выйдя из Шлиссельбурга - о том, что невеста вышла замуж, не надеясь увидеть его когда-нибудь на свободе. Это произвело на него сильное впечатление.

    Другая политссыльная Л. В. Ергина вспоминает о том, как Л. Ф. Янович рассказывал ей о своих любимых науках - географии, истории, экономике, статистике. «Статистика - моя слабость», - говорил он.

    Мечтой Л. Ф. Яновича была организация в одном из центров Европы «Революционного центрального статистического Бюро», куда стекались бы данные о рабочем движении всего мира. В этом случае участник социалистического движения знал бы, что в данный момент делают его братья во всех странах. Это, по его мнению, развило бы дух солидарности среди пролетариата всех стран и усилило бы его активность [16].

    До приезда Л. Ф. Яновича в Среднеколымск в здешней колонии политссыльных существовала библиотека. Об этом имеется отдельный, хотя и неполный, параграф в монографии М. И. Колесова [17]. Здесь мы коснемся только тех моментов, которые не нашли отражения в этом исследовании и которые касаются Л.Ф. Яновича.

    Библиотека начала формироваться в начале 80-х годов из книг, которые привозили с собой политссыльные. Никто из уезжавших на родину книг обыкновенно не брал, и это превратилось в своего рода традицию.

    В начале 90-х годов XIX в. в библиотеке имелось около 800 книг, в основном принадлежавших А. А. Гаусману (около 2 ящиков), направленному в Колымск, но повешенному за участие в Монастыревском бунте политссыльному. В 1896 г. библиотека насчитывала около 200, а в 1905 г. - 3000 наименований [18]. Она не уступала библиотеке любого провинциального города России.

    Постепенно возникла потребность в заведующем библиотекой. Видимо, первыми официальными заведующими были М. М. Поляков (1889-1896 гг.), Л. Ф. Янович (1897-1900 гг.), А. А. Ергин (1900-1901 гг.), Г. В. Цыперович (1901-1904 гг.). После отъезда последнего библиотека находилась в распоряжении бывшего политссыльного, участкового фельдшера Н. П. Зенникова. Он одно время вел переписку с якутским губернатором, который «дал указание Зенникову упаковать и отправить книги в Якутский областной статистический комитет и известить об этом его лично» [19].

    Однако библиотека попала в руки политссыльных г. Якутска. Она состояла из 2,5 тысяч книг. Среди них имелось много редких изданий на русском, немецком, французском, английском языках. Были полностью представлены произведения Шлоссера, Дрепера, Монтескье, Дидро, некоторых французских энциклопедистов, Ключевского, Соловьева, Карамзина, Кропоткина, имелись отдельные произведения Маркса, Энгельса, Ленина, Плеханова, Михайловского, Лаврова и др. [20].

    Для библиотеки у гражданки Лукиной сняли квартиру из трех комнат на Большой улице (ныне улица Октябрьская), недалеко от магазина торгового дома «Коковин и Басов». Построили полки, произвели классификацию книг, изготовили каталоги и штамп «Библиотека политссыльных г. Якутска». Библиотека работала открыто и называлась «Улуска», основную массу читателей составила якутская учащаяся молодежь [21].

    В 1910 г. следователь Лисанович по указанию прокурора Бушуева начал следствие по делу о библиотеке. К суду привлекли работников библиотеки С. Ф. Котикова, В. Рачинского, Савенкова. Спасая библиотеку, ссыльные раздали книги частным лицам. «В основной своей массе библиотеку эту удалось сохранить, и позднее она была передана в Якутскую городскую библиотеку» [22].

    Но вернемся к периоду, когда в 1897 г. Янович стал заведующим библиотекой. Он приобрел за 50 рублей личных средств дом, построенный В. Г. Богоразом (он возвращался в Россию), состоявший из двух просторных комнат с печью и камельком. Л. Ф. Янович подарил его колонии политссыльных под библиотеку. По уставу в нем жил библиотекарь, ежегодно избиравшийся из среды ссыльных путем всеобщей, равной, прямой и тайной подачи голосов. Такие демократические принципы общественной жизни на Колыме осуществлялись впервые, задолго до свержения царизма.

    В 1897 г. единогласно библиотекарем был избран Л. Ф. Янович. Он с большим желанием взялся за дело и вскоре привел библиотеку в порядок. В первое время Л. Ф. Янович много читал, делал выписки, составил картотеку статистических данных. В передней комнате, где жил Л. Ф. Янович, «бросался в глаза большой стол, заваленный множеством книг на русском и иностранном языках, преимущественно по экономическим вопросам». Множество рукописного материала, таблиц, диаграмм и картограмм лежало грудами на столе [23].

    Л. Ф. Ергина пишет: «Казалось, разобраться в таком бумажном хаосе нет возможности. Но так казалось лишь постороннему наблюдателю. Сам хозяин прекрасно ориентировался в этом бумажном море и моментально находил нужный ему материал» [24].

    В письмах к брату Марциану в Петербург он упоминает журналы и газеты, которые он получал: «Новое слово», «Сибирский листок», «Сибирь», «Вестник Европы», «Южный край», «Научное обозрение», «Вестник финансов» и ряд польских журналов. Также он получал польские экономические и статистические издания, например, «Труды Варшавского статистического комитета» [25].

    Упорные занятия с литературой дали свои плоды. Л. Ф. Янович написал воспоминания о Шлиссельбургской крепости и ряд научных статей. В марксистском ежемесячном журнале «Научное обозрение» в трех номерах (№ 4, 5, 6) за 1902 г. под псевдонимом Я. Ильинич он поместил статью «Очерк развития польской промышленности».

    В этой большой статье он исследовал промышленное развитие Царства Польского за последние 50 лет, начиная с известного восстания 1831 г. Он считал, что именно с этого времени началось промышленное развитие и «сама Польша вступила на путь современной цивилизации». В качестве аргумента он приводит три момента: 1) торжество польской промышленности на русских рынках; 2) блестящая литература эпохи Мицкевича (идея независимости и национально-освободительного движения); 3) боевая сила, которую помолодевшая нация обнаружила в восстании 1831 г. На арену общественной жизни вышло «третье сословие» - буржуазия, которая вначале была представлена в виде «городского мещанства». «В конце XVIII века мы находим в Польше зарождающуюся промышленность, наблюдаем рост городов и оживление торговли», - пишет он [26].

    Размышляя о путях развития промышленности, Л. Ф. Янович вступает в полемику с Р. Люксембург и профессором Янжулом. Об этом в письме к своему брату в Петербург от 17 ноября 1900 г. он пишет: «Недавно написал исторический очерк развития фабрично-заводской промышленности Царства Польского ... В своей статье пытаюсь опровергнуть взгляды, высказываемые профессором Янжулом и г. Люксембург ...» [27].

    Профессор Янжул и Р. Люксембург считали, что в процветании польской суконной промышленности исключительную роль играет российский рынок. Л. Ф. Янович же считал, что с 1822 по 1831 г. открытие русского рынка было очень выгодно, что польские сукна нашли широкий сбыт в России и Китае. Но события 1831 г. лишили польскую промышленность ее главного внешнего рынка (российского). Тем не менее промышленность Царства Польского продолжала развиваться без русского рынка.

    Отсюда Л. Ф. Янович сделал вывод: «Поэтому влияние русского рынка на процветание суконной промышленности в Царстве Польском, продолжавшееся всего несколько лет, не могло оставить глубоких следов в истории развития польской промышленности и носило, так сказать, эпизодический характер. Тем не менее вывоз польских сукон в Россию сделался излюбленным предметом рассуждений о зависимости польской промышленности. Об этом вывозе создалась даже целая легенда, пущенная в оборот господином Канкриным и распространяемая профессором Янжулом и госпожой Люксембург и др.» [28].

    Р. Люксембург была безусловно права, говоря, что законы развития капитализма не знают национальных границ и развиваются вширь. Поэтому мысли Л. Ф. Яновича об обособленности промышленности Польши, мягко говоря, не соответствовали действительности. С другой стороны, борясь с самодержавием, польский пролетариат боролся не только за интернациональную идею, но и за свою национальную независимость. В этом был прав Л. Ф. Янович.

    Один из современников вспоминает: «Мне часто приходилось заходить к Яновичу, и я почти всегда заставал его за какими-нибудь вычислениями, составлением различных картограмм или чтением. Трудоспособность его была просто удивительна при том слабом надорванном здоровье, с которым он вышел из Шлиссельбурга. В течение короткого времени Янович сделался для колонии справочной статистической энциклопедией» [29].

    10 ноября 1897 года Л. Ф. Янович пишет родным: «С тех пор, как из дому получаю деньги, могу позволить себе такую роскошь и жечь лампу или свечу сколько хочется, а потому и заниматься могу вдоволь. Читаю поэтому довольно много. За перо еще не брался» [30].

    Л. Ф. Янович принимал живое участие во всех мероприятиях, проводимых ссыльными. В начале 1890 г. в Среднеколымск прибыл народоволец Виктор Александрович Данилов, «обитатель земного шара», как он себя именовал [31]. Он сразу же стал подговаривать ссыльных к побегу. Л. Ф. Янович принял активное участие в приготовлениях, хотя сам не собирался участвовать. Он просто боялся помешать другим, заболев в пути, но это дело расстроилось.

    Зато он принял участие в сплаве казенного паузка с грузом из Среднего в Нижнеколымск. Это давало возможность заработать по нескольку десятков рублей на человека и в то же время поразмяться после бесконечной зимней спячки. После первого сплава Янович возвратился измученным, усталым и сильно простуженным [32].

    Материальные условия жизни в Среднеколымске были трудными. Но тем не менее, при помощи своих сестер Кристины и Елены, Л. Ф. Янович в 1897-1899 гг. жил сносно. Как свидетельствуют архивные документы, Л. Ф. Янович 2 декабря 1898 г. получил денежный пакет на 100 руб., 24 ноября 1898 г. - одно письмо, 21 января 1899 г. - одно письмо, 6 марта 1899 г. - 3 бандероли, одно письмо, 1 июля 1899 г. - письмо, бандерольную посылку, денежный пакет на 100 руб., 5 ноября 1899 г.- 2 письма и бандероль, 25 декабря 1899 г. - 4 письма, 28 декабря 1899 г. - бандероль и денежный пакет на 100 руб., в январе 1900 г. - 4 бандероли, 8 марта 1900 г. - 4 бандероли и 4 письма, 27 марта 1900 г. - 3 бандероли, две посылки (одна ценная - на 25 руб., 3 фотографии, носовой платок, 4 тетради, серебряные часы), 2 мая 1900 г. - 7 бандеролей и 2 письма, 29 января 1901 г. - бандероль и ценную посылку на 120 руб. [33].

    Таким образом, Янович имел довольно активную материальную и духовную поддержку.

    Это позволило ему отказаться от казенного пособия. Существовало правило: ссыльный получал переводы или казенное пособие. В письме от 10 ноября 1897 г. он сообщает: «Нанял якута, который носит мне воду и рубит дрова - раньше я делал это сам - точно так же отдаю стирать белье ... Остается мне лишь подмести комнату и натопить печку ... Обед также имею готовый. Плачу за обед и ужин 10 рублей в месяц. Обед состоит из супа и вареной говядины, но зато можешь есть, сколько влезет» [34].

    Он ставил вопрос о переводе в Якутск или в его окрестности. 7 мая 1899 г. он пишет заявление колымскому исправнику: «Прошу сообщить мне, когда я могу по закону приписаться в крестьянское общество и будет ли мне разрешено с наступлением этого срока уехать из Колымского округа в другой округ или другую губернию» [35]. На это ходатайство был получен ответ из Якутска 14 октября 1901 г.: «Таковой срок наступает 14 сентября 1904 г.», о чем Л. Ф. Яновичу сообщили 1 февраля 1901 г., где он расписался: «Мне объявлено» [36]. Об этом он пишет брату так: «Выехать из Колымска могу лишь 14 сентября 1904 года, а так как, кроме того, нужно получить разрешение, требующее долгой возни, то пока что могу считать себя постоянным обитателем Колымска...» [37].

    18 мая 1899 г. в Среднеколымске застрелился один из первых социал-демократов России, имевший тесную связь с плехановской группой «Освобождение труда» Григорий Эммануилович Гуковский. После 4 лет тюремного заключения, за отказ от присяги государю императору, он был выслан в Среднеколымск сроком до 21 ноября 1899 г., т. е. на 5 лет. Его внезапная смерть, когда до конца ссылки оставалось 6 месяцев, произвела на всех ужасное впечатление. Это была первая смерть среди колымских ссыльных.

    26 июня 1900 г. в заимке «Среднее» застрелился политссыльный И. М. Калашников, не вынесший надругательства над ним заседателя Иванова. «Политические» решили отомстить за смерть товарища, и народоволец А. Ергин смертельно ранил обидчика. Суд над ним состоялся в Якутске в апреле 1902 г. Л. Ф. Янович, в качестве одного из свидетелей, был вызван в Якутск. После суда вице-губернатор Миллер стал торопить его с возвращением в Среднеколымск. Больной и уставший Янович не выдержал последнего циничного оскорбления и 17 мая 1902 г. застрелился около могилы ссыльного П. Подбельского. Его похоронили там же (Никольское кладбище) 19 мая.

    В одном из трех предсмертных писем он писал: «... В сущности говоря, меня убивает русское правительство, так и пусть на него падет ответственность за мою смерть, как равно за гибель бесчисленного множества моих товарищей» [38]. Так, погиб Л. Ф. Янович, который, по словам Г. В. Цыперовича, хорошо его знавшего, выделялся среди товарищей «хрустально-прозрачным сердцем, удивительной отзывчивостью к другим, безграничной чуткостью и добротой» [39].

    Освободительное движение в России имеет немало примеров совместной борьбы польских и русских революционеров с самодержавием. Одним из ярких подтверждений этого является деятельность Л. Ф. Яновича - члена ЦК польской партии «Пролетариат» (1882-1886). Данная статья является попыткой восстановить, в основном по эпистолярным данным и воспоминаниям, жизнь Л. Ф. Яновича в колымской ссылке.

                                                              Литература и источники

    1. НА РС(Я). ф. 18, оп. 3, д. 74, л. 1-3.

    2. Шлиссельбуржец Л. Ф. Янович. - СПб., 1907. - С. 72-73. Письмо он заканчивает так: «С тех пор, как у меня нет родного брата, ты будешь для меня им, и будь уверен, что я никогда не забуду твоего сердечного отношения и можешь рассчитывать на мою привязанность к тебе. Твой брат Людвиг».

    3. Там же. - С. 72.

    4. Там же. - С. 74-76.

    5. НА РС(Я), ф. 17, оп. 1, д. 1474, л. 1.

    6. Шлиссельбуржец Л.Ф. Янович. - С. 76.

    7. Там же. - С. 77.

    8. Там же. - С. 78.

    9. Там же. - С. 80-81.

    10. Там же. - С. 82.

    11. Там же. - С. 85.

    12. Там же. - С. 83.

    13. Столбов А. И. Л. Ф. Янович в ссылке // Былое. - 1906. - № 12. - С. 85.

    14. Там же. - С. 86.

    15. Стеклов Ю. Воспоминания о якутской ссылке (1896 -1898) // Каторга и ссылка. - 1923. - № 6. - С. 90.

    16. Ергина Л. Год в Среднеколымске (дело А. Ергина) // В якутской неволе. Из истории политической ссылки в Якутской области: Сборник материалов и воспоминаний. - М., 1927. - С. 113.

    17. Колесов М. И. История Колымского края: Досоветский период (1642 - 1917). - Якутск: Кн. изд-во, 1991. - С. 136-139.

    18. Поляков М. М. Воспоминания о колымской ссылке (1889 -1896) // Каторга и ссылка. - 1928. - № 8 - 9. - С. 171.

    19. Столбов А. И. Указ. соч. - С. 87.

    20. Колесов М. И. Указ.соч. - С. 138.

    21. Котиков С.Ф. Из воспоминаний о якутской политической ссылке 1906-1912 годов: Сборник научных статей. - Вып. 3. - Якутск, 1960. - С. 16-17.

    22. Там же. - С. 17.

    23. Ергина Л. Указ. соч. - С. 112.

    24. Там же. - С. 113.

    25. Шлиссельбуржец Л. Ф. Янович. - С. 86-87, 100.

    26. Ильинич Я. Очерк развития польской промышленности // Научное обозрение. - 1902. - № 4. - С. 28.

    27. Шлиссельбуржец Л. Ф. Янович. - С. 101.

    28. Ильинич Я. Указ. соч. - С. 40.

    29. Столбов А. И. Указ.соч. - С. 89.

    30. Шлиссельбуржец Л. Ф. Янович. - С. 88-89.

    31. Деятели революционного движения в России. - Т. 3, вып. 2. - М., 1934 - С. 1070-1075.

    32. Столбов А. И. Указ.соч. - С. 91.

    33.НА РС(Я), ф. 17, оп. 1, д. 1524, л. 3, 6-7, 9, 10-12, 18-21, 24, 29.

    34. Шлиссельбуржец Л. Ф. Янович. - С. 88-89.

    35. НА РС(Я), ф. 17, оп. 1, д. 1732, л. 5.

    36. Там же, л. 8.

    37. Шлиссельбуржец Л. Ф. Янович. - С. 104.

    38. Ергина Л. Указ. соч. - С. 135.

    39. Цыперович Г.В. За полярным кругом. Десять лет в ссылке в Колымске. - 2-е изд. - Л., 1925. - С. 125.

    /Ссыльные поляки в Якутии: итоги, задачи, исследование пребывания. Сборник научных трудов. Якутск. 1999. С. 77-90./

    JANOWICZ Ludwik,

    ur. w 1858 w majątku Łapkasie w pow. szawelskim w gub. kowieńskiej, zm. 17 (30) maja 1902 w Jakucku, działacz rosyjskiego i polskiego ruchu rewolucyjnego, jeden z pionierów polskiego ruchu socjalistycznego, ps. Konrad, J. Illinicz. Po ukończeniu szkoły początkowej w Szawlach (1875) i gimnazjum realnego w Wilnie (1880) rozpoczął studia w Piotrowsko-Razumowskiej Akademii Rolniczej i Leśnej w Moskwie. Działalność rewolucyjną zaczął jeszcze jako uczeń gimnazjum wileńskiego. W l. 1880-1881 był jednym z przywódców moskiewskiej Gminy Socjalistów Polskich. Po rozbiciu jej przez policję związał się z rosyjskim ruchem rewolucyjnym. Należał do narodnickiej organizacji Czarny Podział i do Woli Ludu. Podjął wysiłek zjednoczenia rozproszonych samokształceniowych kółek młodzieży rosyjskiej. Był współzałożycielem Ogólnorosyjskiego Związku Studenckiego, który miał wychowywać przyszłych rewolucjonistów. Redagował organ prasowy Związku «Sojuz». Jako członek nielegalnego Związku Tłumaczy i Wydawców publikował broszury popularyzujące socjalizm. Mimo że działał w środowisku rosyjskim, utrzymywał kontakty z polskimi organizacjami socjalistycznymi Petersburga, Wilna i Warszawy. Na początku 1883 uczestniczył w zjeździć polskich gmin socjalistycznych, gdzie poznał Ludwika Waryńskiego i nawiązał współpracę z I Proletariatem. W styczniu 1884 z upoważnienia Ogólnorosyjskiego Związku Studenckiego wyjechał do Genewy w celu zapoznania się z rozwojem ruchu socjalistycznego. Przebywając tam, zaprzyjaźnił się z grupą Wyzwolenie Pracy, skupioną wokół Jerzego Plechanowa oraz z polskimi socjalistami: Stanisławem Kunickim, Cezaryną Wojnarowską i Marią Jankowską. W Genewie zdecydował się na podjęcie działalności w I Proletariacie. Po przybyciu do Warszawy (1884) założył kółko socjalistów-marksistów oraz opracował statut dla podstawowych ogniw partii. W najtrudniejszym dla niej okresie wspomagał ją finansowo. Bezpośrednio po aresztowaniu Kunickiego kierował I Proletariatem. Pod koniec lipca 1884 w mleczami Henneberga na Nowym Mieście w Warszawie podczas spotkania z Bronisławem Sławińskim i Aleksandrem Dębskim został aresztowany i osadzony w X Pawilonie warszawskiej Cytadeli. Jego sprawa została włączona do procesu „29 proletariatczyków”, w którego wyniku został skazany na 16 lat katorgi. Karę tę przedłużono mu do lat 20. W lutym 1886 wraz z Waryńskim przewieziono go do twierdzy pietropawłowskiej, a następnie do więzienia w Szlisselburgu. Przeżył w nim blisko 10 lat. Po kilku latach spędzonych w więzieniu otrzymał dostęp do literatury naukowej. W listopadzie 1896 w związku z amnestią z okazji koronacji Mikołaja II został zesłany na dożywotnie osiedlenie w północno-wschodniej Syberii. Od kwietnia 1897 przebywał w Sredniekołymsku w gub. jakuckiej, zajmując się głównie działalnością oświatową i naukową. Po kupnie niedużego domku urządził w nim bibliotekę (ok. 2 tys. książek). Aż do rewolucji lutowej była ona centralną placówką życia kulturalnego zesłańców, a sam J. stał się wkrótce wzorcem moralnym zarówno dla Polaków, jak i Rosjan. Z pasją studiował nauki społeczne, przede wszystkim statystykę. Opracował monografię Zarys rozwoju przemysłu w Królestwie Polskim, polemizującą z poglądami Róży Luksemburg. Jej fragment, zatytułowany Očerk razvitija pol’skoj promyšlermosti, pod pseudonimem opublikował w piśmie «Naucznojc Obozrenije». Już pośmiertnie w 1907 wydano ją w Warszawie. W maju 1902 przyjechał do Jakucka na proces jednego ze swoich przyjaciół, Aleksandra Jergina, oskarżonego o zabójstwo carskiego urzędnika. Głęboki wstrząs psychiczny wywołany procesem i gruźlica były powodem samobójczej śmierci pod murem cmentarza w Jakucku. W liście do przyjaciół opisał szczegółowo przyczyny swej decyzji. Stanisław Paliński, który wraz z nim przebywał w Srednitkołymsku, wspominał, że: „Żył życiem ludzkości i cierpiał jej cierpieniami”. W tej może nieco patetycznej opinii zawarta została jednak istotna cecha jego osobowości, a mianowicie ogromna wrażliwość na sprawy innych ludzi. Wiele gazet polskich i rosyjskich uczciło jego pamięć, publikując nekrologi i okolicznościowe wspomnienia.

    PSB; WEP; Słownik biograficzny działaczy polskiego ruchu robotniczego, t. 2; A. Dębski, Krwawe zajście w mleczarni Henneberga w roku 1884, Warszawa 1929; K. Pietkiewicz, Udział Polaków w rosyjskim ruchu wyzwoleńczym, «Niepodległość» 1930, t. 2; J. Kozłowski, O tych, co życie sprawie oddali, Warszawa 1954; L. Baumgarten, Dzieje Wielkiego Proleteriatu, Warszawa 1966; J. Buszko, Narodziny ruchu socjalistycznego na ziemiach polskich, Kraków 1967; I. Koberdowa, Socjalno-Rewolucyjna Partia Proletariat: 1882-1886, Warszawa 1981.

    /Artur Kijas.  Polacy w Rosji od XVII wieku do 1917 roku. Słownik biograficzny. Warszawa, Poznań. 2000. S. 264-265./

    /П. Л. Казарян.  Ссыльные поляки в Якутской области. 1880-1905 годы. // Якутский архив. № 2. Якутск. 2001. С. 51-52./

    /И. И. Юрганова.  Польские социалисты в Якутии. (Публикация фотодокументов НА РС(Я)). // Якутский архив. № 2. Якутск. 2001. С. 58./

    И. Г. Макаров

                                Узники Шлиссельбургской крепости в колымской ссылке

    Шлиссельбургская крепость расположена на острове Орехово в истоке Невы. Основанная в 1326 г., она до 1612 г. носила название Орешек. До 1702 г. остров находился под владычеством шведов, затем его отвоевали русские войска. В начале XVIII в. крепость стала политической тюрьмой с крайне суровыми условиями содержания заключенных. В 1884 г. для содержания деятелей «Народной воли» была построена новая тюрьма, которая была упразднена в 1905 г. В 1905-1917 гг. крепость преобразовали в каторжный централ.

    По условиям существования Якутская область была не лучше Шлиссербургской крепости, если не хуже. Она уничтожала человека морально, нравственно и медленно убивала физически, лишала человека связи с внешним миром, страшнее этого для интеллигентных людей ничего не было. В 1902 г. в газете «Искра» была напечатана статья «Шлиссельбургская могила», в которой сообщалось, что те, кто вышел живым из этой крепости (Шлиссельбургской. — И. М.), с «утонченной жестокостью» высылаются в Среднеколымск, Вилюйск и на Сахалин. И «в судьбе шлиссельбуржцев не происходит серьезных изменений к лучшему» (1).

    17 февраля 1897 г. в Якутск прибыла очередная партия ссыльных, среди которых были узники Шлиссельбургской крепости Л. Ф. Янович, Д. Я. Суровцев, М. П. Шебалин, Н. Ф. Мартынов (Борисович), а 22 января 1899 г. В. С. Панкратов. Их приезд политические ссыльные встретили с большим интересом. В них они увидели живых свидетелей, просидевших долгие годы в знаменитой, самой суровой тюрьме царизма без фамилии и имени. Они обозначались номерами: так, Н. Мартынов числился под номером 17, М. Шебалин - 18, Д. Суровцев — 19, В. Панкратов - 20. После долгих лет заключения в тюрьме приезжим все было ново: в Якутске отбывали ссылку представители разных поколений революционеров с присущим им мировоззрением, своими подходами к разным проблемам общественного движения. Среди них были как горячие сторонники той борьбы, за которую их сослали в далекий край, так и смирившиеся со своим положением. Каждый из них старался встретиться с вновь прибывшими, поделиться своими мыслями, узнать условия жизни в знаменитой тюрьме. По словам Л. Яновича, эти люди «явились как бы с того света». Последнего по приезду в Якутск пригласил к себе Г. Дулемба. Оба — активные деятели партии «Пролетариат», и, конечно, после долгих лет разлуки однопартийцам было о чем поговорить. О периоде пребывания в Якутске Людвиг Фомич писал: с «времени моего приезда в Якутск у меня голова идет кругом от впечатлений” и не было “свободной минуты» (2).

    Местом ссылки Л. Яновичу назначили Среднеколымск, хотя он надеялся, что его не отправят так далеко. Он признавался: «... наши предположения не оправдались... и должен ехать в Колымск» (3). Л. Янович был видным деятелем социалистического движения Польши. 14 января 1886 г. Варшавский военно-окружной суд обвинил его в принадлежности к партии «Пролетариат», пропаганде среди рабочих, вооруженном сопротивлении при аресте и осудил на 15 лет каторги с лишением всех прав. Более 10 лет он просидел в Шлиссельбургской крепости. По высочайшему повелению от 31 октября 1896 г. отличившимся «одобрительным поведением» Л. Яновичу, Д. Суровцеву, М. Шебалину и Н. Мартынову срок пребывания в крепости сократили на одну треть и выслали на поселение в Иркутское генерал-губернаторство на 14 лет. Местом их ссылки генерал-губернатор определил Якутскую область: Л. Янович был направлен в Среднеколымск, Д. Суровцев — в Якутский округ, М. Шебалин и Н. Мартынов, а потом В. Панкратов — в Вилюйск. 16 января 1897 г. из иркутского тюремного замка Л. Янович и Д. Суровцев обратились к генерал-губернатору с просьбой поселить их вместе: «Поводом в нашей просьбе является желание вести сообща хозяйство на месте ссылки, а также личное сближение, как следствие 11-летней совместной жизни в Шлиссельбургской крепости» (4). Их четверых отправили из Иркутска в Якутск 28 января 1897 г. Л. Янович и Д. Суровцев прибыли в Среднеколымск 29 апреля 1897 г.

    Город, путешествие к которому было долгим, произвел на Л. Яновича печальное впечатление. С удивлением он заметил: „... Боже! Какая трущоба этот Колымск! Завтра 1 мая, а здесь последние новости (и те мы привезли) от 8 февраля 1897 г. Самые свежие новости сюда приходят из иркутской газеты «Восточное обозрение»” (5). Понятно, что человеку, интересующемуся общественной жизнью, эрудированному, интеллигентному, последние новости, свежие газеты и журналы были нужны как воздух. Тюрьма не отняла у него желания заниматься умственным трудом и интереса к происходящим в мире событиям. Для Л. Яновича самое важное значение имели относительно свободная жизнь, возможность деятельности, общения. Об этом свидетельствуют строки из его письма: «Но после Шлиссельбурга и Колымск кажется раем... Работать над статистикой и здесь можно, а мне и этого достаточно» (6).

    По приезду в Среднеколымск Л. Янович встретился с политическими ссыльными В. Богоразом, И. Орловым, С. Мицкевичем, В. Браудо, Ш. Ионас, А. Магат, П. Ореховым (умер 6 апреля 1899 г. в Среднеколымске) и др. Для Л. Яновича приятным событием была встреча с Г. Э. Гуковским. До ареста оба они установили за границей связь с группой «Освобождение труда».

    В ссылке они были в дружеских отношениях. В Среднеколымск из Одессы Генриетта Гуковская отправляла деньги на имя Л. Яновича для передачи Г. Гуковскому (7), так как в ссылке Л. Янович, отказавшийся от казенного пособия, по правилам имел право получать денежные переводы по почте.

    Г. Гуковский родился в купеческой семье 7 декабря 1867 г. Обучался в Кишиневской гимназии, но с 7 класса из-за отрицательных оценок по поведению уволился «по домашним обстоятельствам» и выехал за границу. В 1887 г. учился в одном из Цюрихских учебных заведений, а в октябре 1888 г. поступил в Берлинскую высшую политехническую школу. В это время он установил связь с группой «Освобождения труда». В Германии его арестовали и выдали России. С 4 мая 1889 г. до 21 ноября 1894 г. содержался в Петербургской одиночной тюрьме. Г. Гуковского обвинили в политической неблагонадежности, выразившейся в непринятии присяги на верность императору, и сослали в Якутскую область под гласный надзор полиции на 5 лет сроком до 21 ноября 1899 г. В Среднеколымск прибыл 6 апреля 1897 г. Не выдержав суровых испытаний ссыльной жизни, 18 мая 1899 г. Г. Гуковский застрелился. До освобождения ему оставалось всего 6 месяцев 3 дня.

    Проживавшие в то время в Среднеколымске политические ссыльные выписывали издания периодической печати: газеты «Восточное обозрение» - Г. Цыперович (прибывший 4 марта 1896 г.), В. Мельников (прибывший 7 января 1897 г.), «Русские ведомости», «Биржевые ведомости», журнал «Жизнь» — И. Распутин (прибывший 5 марта 1898 г.), «Сибирский листок» — Л. Янович и др. (8). 29 апреля 1899 г. Л. Янович, глубоко заинтересованный в получении информации, писал в Вилюйск однокамернику по Шлиссельбургской крепости В. С. Панкратову: «Журналы и газеты, хотя поздно, но получаем, имеем довольно и книг» (9). Это письмо Л. Яновича мы обнаружили в делах Иркутского жандармского управления, и оно позволяет предположить, что после задержания этого письма власти приказали Колымскому полицейскому управлению подвергать цензуре все письма ссыльных. Так, 12 ноября 1899 г. исполняющий обязанности врача в Колымском округе политический ссыльный С. И. Мицкевич протестовал против распоряжения колымского заседателя Иванова «о цензуре писем, отправляемых в одном и том же округе» (10).

    В дореволюционной и послереволюционной печати часто упоминается колымский заседатель Иванов. Кто он такой? Василий Кириллович Иванов родился 26 февраля 1859 г. в Немюгюнском наслеге Западно-Кангаласского улуса Якутского округа в семье К. Иванова и Ф. Алексеевой. Получил домашнее образование. Первым из якутов дослужился до чина канцелярского служителя 3-го разряда, исполнял обязанности столоначальника Якутского окружного полицейского управления по уголовным делам. В 1896 г. в память царствования императора Александра III был награжден за прилежную службу серебряной медалью. Сопровождая груз в Нижнеколымск на паузке, В. Иванов избил с казаками политического ссыльного социал-демократа И. Калашникова, который, униженный этим оскорблением, покончил жизнь самоубийством. Защищая честь товарища, А. Ергин 4 сентября 1900 г. застрелил В. Иванова. 3 ноября 1900 г. в связи со смертью последнего исключили из списка чиновников Якутской области.

    Такие трагические события были следствием ужесточения порядка надзора за политическими ссыльными. 30 ноября 1900 г. в рапорте министру юстиции прокурор Иркутской судебной палаты прямо указал, что поводом для самоубийства И. Калашникова и убийства заседателя Иванова «послужили крайне стеснительные мероприятия в отношении политических ссыльных, установленные исправлявшим должность губернатора вице-губернатором Миллером. Так, напр[имер], г. Миллером было сделано распоряжение, чтобы подвергалась предварительной цензуре не только корреспонденция политических ссыльных, что практиковалось и прежде, но даже корреспонденция на имя полноправных членов семьи политических ссыльных». Так, в полицейском управлении было вскрыто письмо на имя жены С. Мицкевича. После чего на имя якутского губернатора поступило заявление С. Мицкевича об отставке от исполнения обязанностей врача. При этом С. Мицкевич указал «как на причину происшествий в Колымске, на тот гнет и тот стеснительный режим в отношении политических ссыльных, который установлен в последнее время в Колымске». Якутский губернатор признался, что «инциденты на вышеозначенной почве неминуемо произошли бы и в других местах» (11).

    По словам одного из среднеколымских политических ссыльных того периода М. Полякова, Л. Янович «по своим идеологическим и нравственным особенностям ...был родной брат крупнейших представителей той героической плеяды революционеров, которых Александр III заточил в Шлиссельбургскую крепость» (12). Действительно, по своей роли в революционном движении, влиянию на людей, авторитету и образованию Л. Янович особенно выделялся среди них.

    На месте нового заточения, познакомившись с людьми такой же судьбы, как и у него, и понаблюдав за местным населением, Л. Янович стал устраивать свою жизнь. В Среднеколымске он нашел довольно большую библиотеку бывших политических ссыльных. Впервые отдельные сохранившиеся экземпляры книг разных поколений ссыльных были собраны членами колымской коммуны ссыльных, существовавшей в 1889-1895 гг. В собранную библиотеку они сдали свои книги, в т.ч. 196 книг А. Гаусмана, казненного 7 августа 1889 г. за участие в вооруженном сопротивлении в Якутске 22 марта того же года. После роспуска коммуны и отъезда ее членов для библиотеки наступили не лучшие времена: книги распространялись без всякого контроля, не было человека, который взялся бы за организацию ее работы. За это взялся Людвиг Фомич. Он не только воссоздал ее, но и укрепил ее материально.

    Организация работы библиотеки потребовала много времени и усилий, Л. Янович также, как более обеспеченный, нес материальные расходы. Он собирал книги, подбирал по отраслям знаний, переплетал растрепанные экземпляры и составлял каталог. В этой работе ему помогали и другие ссыльные. Таким образом, в библиотеке был наведен порядок, и затем для нее Л. Янович купил юрту. Ее он разделил на две части: в одной маленькой комнате жил сам, а вторую, более просторную, отвел для библиотеки. В этой комнате выделил узкий коридор, по обе стороны которого расположил полки для книг, газет и журналов. В доме для читателей поставил большой стол для чтения. Все новые газеты, журналы и книги, которые по почте приходили политическим ссыльным, поступали в библиотеку и хранились там. Так среднеколымская библиотека политических ссыльных нашла хозяина в лице Л. Яновича. 29 апреля 1899 г. в письме из Среднеколымска в Вилюйск Василию Семеновичу Панкратову он делился своими новостями и писал: «Журналы и газеты, хотя поздно, но получаются, имеем довольно и книг» (13). Книги и газеты были на разных языках, в большинстве на общественно-политическую тему, экономического содержания, также конспекты на тетрадях, отдельные листки, картограммы, таблицы и прочие рукописные материалы, составленные ссыльными. Все это свидетельствовало о довольно высоком уровне интеллектуальной жизни старшего поколения политических ссыльных. Одна из политических ссыльных того времени Л. Ергина писала в своих воспоминаниях: «Вообще, можно сказать, что отличительными чертами колымской колонии того времени были трудовой тон жизни и высокий уровень умственных интересов» (14). Стараниями Л. Яновича возродилась хорошая старая традиция политических ссыльных. Он высоко ценил роль библиотеки для каждого человека и, подарив свой дом колонии государственных ссыльных, переехал в другой дом. После его отъезда право бесплатно жить в этом доме имел библиотекарь, избранный решением ссыльных. Туда переехала семья Л. и А. Ерги-ных.

    В ссылке Л. Янович отказался от мизерного казенного пособия. Его материально обеспечивали родственники, и он не тратил свое свободное время на поиски средств существования. Но он не сидел без дела. Так, Л. Янович со своими товарищами в течение двух лет строили судно с намерением устроить побег. Но когда пришло время конкретно разрабатывать план побега, по состоянию здоровья Л. Янович отказался от этого. Была организована и работала артель сплава грузов из Нижнеколымска в Среднеколымск, куда вошли кроме Л. Яновича юрист-поляк Я. Строжецкий, студенты Г. Цыперович, А. Борейша, механик С. Палинский, учитель М. Егоров (15).

    В Среднеколымске оживленной, организованной, как прежде, жизни среди политических ссыльных не было. Каждый ограничивался своими личными интересами и материальными заботами. Это усложняло жизнь на Севере. Об образе жизни людей своего круга Л. Янович сообщил в Вилюйск М. Шебалину, который, в свою очередь, в письме Людмиле Александровне упомянул об этом. Из него видно, что Л. Янович «купил себе дом... и возится исключительно со своими книгами. Хотя там (в Среднеколымске. - И. М.) и довольно много нашего брата, но, как говорят, общественная жизнь мало развита: каждый живет своими собственными интересами» (16).

    Основное время Л. Янович уделял занятиям статистикой, чем он занимался еще в период учебы в Москве. Так, в Российском государственном архиве Октябрьской революции в делах Министерства юстиции хранится удостоверение на право въезда в Москву и Петербург, выданное Шавельским уездным полицейским управлением Яновичу Л. Ф., и открытый лист Яновича Людвига Фомича на право производить перепись домов, квартир и населения г. Москвы с 1 июля 1880 по 8 января 1882 г. (17). В первое время в Среднеколымске ему трудно было заниматься научной работой: недоставало литературы, новая общественная обстановка требовала учитывать в исследовании те изменения, которые произошли в политическом и экономическом развитии общества в период его заключения в тюрьме и пребывания в ссылке. Поэтому Л. Янович усиленно изучал проблемы общественно-политического развития и другие вопросы. 29 апреля 1899 г. он писал В. Панкратову в Вилюйск о трудностях, с которыми он встретился в своих занятиях: «Сначала в Колымске я нашел так мало материала статистического, что не мог ни за какую работу браться, тем более что приходилось ознакомиться с новыми общественными течениями, отражающей их литературой, и поэтому много прочесть. Теперь уже накопилось много материала, и я понемногу пописываю» (18). Так, в ссылке он довольно успешно продолжил начатый до ссылки статистико-экономический труд об экономическом развитии Польши, полемизировал со статьей Р. Люксембург по данному вопросу. Его работа «Очерки развития польской промышленности», подписанная псевдонимом Л. Иллинич, появилась в 1902 г. на страницах журнала «Научное обозрение». В этом труде на основе статистических данных он показал промышленное развитие Польши и доказал наличие социальных сил, порождающих социалистическое движение, способных бороться за независимость Польши. Это было продолжением его революционной деятельности через печать в условиях колымской ссылки. Л. Янович нелегально установил связь с партией «Пролетариат» и примкнул к ней, сотрудничал с ее печатным органом, на страницах которого в феврале 1896 г., во время заключения в Шлиссельбургской тюрьме, появилась его первая статья об этой тюрьме. Затем печатались его воспоминания о Л. Кобылянском, Л. Варынском, последних минутах приговоренных к смертной казни руководителей партии «Пролетариат» и ряд статей уже из Якутской области (19).

    Как пишут авторы, Л. Янович мечтал в одном из центров Европы создать «Революционное центральное статистическое бюро», где собирались бы все данные о рабочем движении всего мира: «Тогда каждый участник социалистического движения знал бы, что в каждый данный момент делают его братья во всех странах. Это развило бы дух солидарности среди пролетариата всех стран и усилило бы его активность» (20). Эти слова говорят о масштабности его мышления и характеризуют Л. Яновича как крупного деятеля революционного движения. Янович живо интересовался каждым новым общественным явлением, и друзья пытались обеспечить его новой литературой. 4 февраля 1899 г. из Верхоленска в Якутск поступила бандероль на имя Л. Яновича, где были «Краткий отчет об исследовании чукоч Колымского края» В. Богораза и переписанный его рукой «Манифест I съезда РСДРП» (21).

    После многолетнего пребывания в тюрьме и ссылке на Крайнем Севере Л. Янович не утратил интереса к революционной работе. Об этом свидетельствует его заинтересованное письмо Ф. Кону. В своих воспоминаниях Ф. Кон пишет: «Уже в Минусинске я получил письмо от Яновича и Строжецкого, в котором они с определенной тревогой зондировали меня, желая убедиться, действительно ли я с головой зарылся в науку, и, получив от меня ответ, сознались, что они сильно беспокоились, не превратился ли я в заправского ученого...» (22).

    В условиях ссылки Л. Янович стремился к более свободному режиму жизни, физическому труду, к каким-нибудь облегчениям в жизнедеятельности. 29 июля 1900 г. он обратился к якутскому губернатору с письмом: «Прошу сообщить мне, когда я получу право приписки в крестьянское общество и выезда из Колымского округа». Срок его гласного надзора был определен датой 14-сентября 1904 г. (23).

    Из Среднеколымска Л. Яновича вызвали в Якутск свидетелем на суд по делу убийства А. Ергиным колымского заседателя В. Иванова. После суда местные власти торопились с отправкой его обратно в Среднеколымск, а он по состоянию здоровья не мог ехать и не хотел. При медицинском осмотре врачебный инспектор области, поляк В. А. Вонгродский освидетельствовал следующее: «Состояние его здоровья не представляет никаких препятствий для дальнейшего пребывания его в Среднеколымске». В то же время В. Вонгродский другим сообщил, что «Янович долго не протянет» (24). Все это глубоко задело Л. Яновича, который надеялся на сочувствие местных властей и врача. 30 мая 1902 г. Янович застрелился у могилы П. Подбельского, убитого полицией во время вооруженного сопротивления политссыльных в марте 1889 г.

    По поводу смерти Л. Яновича газета «Искра» поместила некролог. По письмам друзей Л.Яновича из Якутска в редакцию газеты, он оставил несколько писем - к товарищам, одному своему товарищу поляку и в полицию. В письмах к товарищам он говорил, что 18 лет тюрьмы и ссылки изморили его душу и что ему хочется уже отдохнуть, а отдых он может найти лишь в могиле. Письмо к товарищам закончилось трогательным пожеланием, чтобы скорее наступило то время, когда над Зимним дворцом взовьется красное знамя. В письме в полицию Л. Янович просил никого не винить в своей смерти и писал, что, «в сущности, моим убийцей является русское правительство». Его смерть на всех товарищей произвело страшное впечатление. «Искра» дальше продолжает: «Это был человек высокой душевной красоты, который пользовался всеобщей любовью. Грустно и обидно, когда уходят такие люди» (25).

    К имени Л.Яновича с уважением относилось и последующее поколение политических ссыльных, и они подчеркивали глубокое любовное отношение польских рабочих к его светлой памяти. 29 января 1935 г. в Москве на заседании якутского землячества один из бывших политических ссыльных, видный государственный деятель Е. М. Ярославский говорил: “Погиб там, в Якутске, накануне своего освобождения Людвиг Янович, крупнейший организатор польского пролетариата, и молодые товарищи могут только видеть надгробный памятник, замечательно выкованный людзинскими металлистами венок» (26). Польские рабочие отправили в память своего знаменитого земляка венок на его могилу.

    Вторым государственным преступником, прибывшим в Колымский округ из Шлиссельбургской крепости, был Дмитрий Яковлевич Суровцев, родившийся в семье священника в 1853 г. в Вологодской губернии. По окончании духовной семинарии поступил в Московскую Петровскую земледельческую академию. Оставив учебу, он поехал в Кунгурский уезд Пермской губернии и работал народным учителем, вел революционную пропаганду среди крестьян. Через год его арестовали и отправили в Холмогоры Архангельской губернии. Но вскоре в 1878 г. Суровцев бежал с места ссылки и находился на нелегальном положении. В это время он вступил в организацию «Народная воля» и стал ее активным участником. В декабре 1882 г. его опять арестовали в Одессе, когда он находился в тайной типографии народовольцев вместе с П. Дегаевым, тайным агентом полиции, который и выдал Д. Суровцева. 28 сентября 1884 г. Петербургский военно-окружной суд за принадлежность к организации «Народная воля», побег из ссылки и хранение предметов тайной типографии присудил Д. Суровцева к 15 годам каторжной работы, которую заменили одиночным заключением в Шлиссельбургской тюрьме. По высочайшему повелению от 31 октября 1896 г. срок каторжных работ ему сократили на одну треть и выслали в ссылку. В Среднеколымск с Л. Яновичем они прибыли 29 апреля 1897 г. (27). Несмотря на суровость климата, Д. Суровцев начал заниматься огородничеством. 8 августа 1898 г. неизвестному адресату он сообщил: «Нас всех в Колымске теперь 10 человек: Янович, Орлов, Магат, Мельников, Гуковский, Цыперович, Строжецкий, Полинский — муж и жена и я». Далее он писал о своих занятиях, что имеет небольшой огород: «Думаю и дальше заниматься земледельческой культурой» (28).

    По пути к месту ссылки в Среднеколымск Л. Янович и Д. Суровцев решили было заниматься совместном ведением хозяйства, но это не получилось. Один остался в городе, а другой через некоторое время уехал на юг Колымского округа в урочище Родчево заниматься земледелием, где в разные годы отбывали срок ссылки и занимались земледелием политические ссыльные М. Поляков, Ш. Шаргородский, Н. Осипович. Туда и прибыл Д. Суровцев. Родчево находилось в южной части Колымского округа на расстоянии 392 км от г. Среднеколымска. В свое время М. Поляков и Ш. Шаргородский получили от окружного исправника однолемешный плуг и семена для посева: 8 кг ячменя, немного ржи и семена огородных растений. Из 6,8 кг посеянного ячменя получили 56 кг зерна, уродились огородные овощи, мелкая картошка, капуста же не удалась. По сравнению с ними в первый год более богатый урожай получил Д. Суровцев: запасся репой, картофелем, морковью, свеклой, редькой, петрушкой, даже капустой (29). Каждый год он увлеченно занимался огородничеством. В дореволюционное время о его занятиях с землей писали, что у Суровцева «скоро опустились бы руки, но его увлечения “землею” и его оптимизма ничто не могло сломить» (30).

    Сферу своей деятельности он еще расширил занятием земледелием. 30 июня 1900 г. Колымскому окружному полицейскому управлению Д. Суровцев представил 5 руб. и просил прислать казенной почтой 1 п. ячменя, 1 п. пшеницы, 1 п. яровой ржи «в семенах для посева». При этом окружное полицейское управление просило Якутское областное управление удовлетворить просьбу ссыльного, который «занимается огородничеством и желает заняться хлебопашеством» (31). Суровцему отправили из Якутска семена для посева, и в следующем году он из посеянного получил определенный урожай. Огородническим и земледельческим опытом Д. Суровцева в условиях Севера заинтересовались областные чиновники и поддержали его начинание. 17 июля 1902 г. якутский окружной исправник А. Попов обратился с письмом к якутскому губернатору о том, что «член северо-тихоокеанской экспедиции Владимир Иохельсон, сообщая мне, что в 1901 году государственный ссыльный Дмитрий Суровцев сделал на ур. Родчево в Колымском округе опыт посева ячменя, ярицы и пшеницы, который дал весьма удовлетворительные результаты, просил меня переслать через Среднеколымск, для передачи Суровцеву хлебные жернова весом около двух пудов» (32). Для сохранности он советует губернатору отправить заказ одним из нарочных, направляемых в северные округа. Далее он просил «в интересах развития земледелия в южной части Колымского округа переслать тем же способом Суровцеву по 10-20 ф. семян ячменя, ярицы и пшеницы лучшего сорта, которые я рассчитываю приобрести у скопцов мархинского селения» (33). Якутский губернатор приказал 17 июля 1902 г. все упоминаемое в письме якутского окружного исправника приобрести и отправить в ур. Родчево для выдачи ссыльнопоселенцу, государственному преступнику Д. Суровцеву. Так, благодаря ходатайству бывшего государственного преступника В. Иохельсона, отбывшего срок ссылки, и поддержке местной власти Д. Суровцев продолжал заниматься огородничеством и земледелием до конца срока своей ссылки. Порой, когда в ссылке друзья предлагали ему лучшие условия жизни, он отказывался от этого ради продолжения своего труда.

    В начале 1903 г. бывший якутский политический ссыльный дворянин С. Ф. Михалевич обратился к якутскому губернатору с письмом о дозволении Д. Суровцеву, если он согласен, заняться перевозкой груза из Охотского округа по Колымскому, Верхоянскому и Якутскому округам. Также он просил губернатора для удобства в такой работе разрешить Д. Суровцеву переселение из Родчево в местность Заимчан и разъезды по названным округам.

    Станислав Фаустинович Михалевич отбывал срок ссылки в Якутской области дважды: в 1888-1897 гг. и 1907-1909 гг. С места последней ссылки бежал, так как за опубликование стихотворения «Из плена» на страницах газеты «Якутский край» 24 января 1908 г. якутский окружной суд присудил его к тюремному заключению на один год (34). Он бежал 14 июля 1909 г. через Охотск. Умер в 1912 г. в Петропавловской крепости, ожидая обвинения по Кронштадтскому восстанию 1906 г.

    По окончании срока первой ссылки С. Михалевич получил право проживания в Якутской и Приморской областях. 19 августа 1897 г. выехал в Охотск (35). С 1900 г. он работал управляющим делами Приамурского товарищества по торговле чаем и проездом заезжал в Якутск. 17 февраля 1897 г., когда в Якутск прибыли из Шлиссельбургской тюрьмы Л. Янович, Д. Суровцев, М. Шебалин и Н. Мартынов, С. Михалевич жил в городе. Он встретился с ними, тем более что с первым они были давними знакомыми по делу польской партии «Пролетариат». Надеясь на Д. Суровцева, проживающего ближе всех к Охотску, С. Михалевич предложил ему сотрудничество по торговле чаем. 18 января 1903 г. под поручительство ходатайствующего якутский губернатор разрешил это с тем условием, чтобы Суровцев не злоупотребил данным ему разрешением (36). При этом губернатор указал, что расходы на переезд из Родчево в Заимчан понесет сам Д. Суровцев.

    10 мая 1903 г. колымский окружной исправник докладывал якутскому губернатору о том, что он ознакомил Д. Суровцева с его предписанием. Последний хотел «воспользоваться правом разъездов по Колымскому, Верхоянскому и Якутскому округам», но ввиду занятости на Родчево в «настоящее время» воздержался от предложения С. Михалевича заняться перевозкой грузов. Он выразил свое желание «поставить там в течение пяти лет» начатое им дело по земледелию. Потом, по словам М. Полякова, Д. Суровцев переехал из Родчево в Среднеколымск. Там построил дом, который позднее сгорел.

    В ссылке Д. Суровцев вел мирный трудовой образ жизни, ни в чем предосудительном не был замечен, «солидарность свою по поводу произведенных политическими ссыльными в Якутске в феврале и марте [1904 г.] беспорядков не выражал». Местные власти охарактеризовали Д. Суровцева как человека хорошего поведения (37). 19 октября 1904 г. в письме на имя иркутского генерал-губернатора якутский губернатор просил в отношении Д. Суровцева применить милости Манифеста 11 октября 1904 г. и сократить срок его ссылки на один год, разрешить ему приписаться к городскому мещанскому обществу Сибири. Его освободили из ссылки 24 ноября 1905 г.

    После освобождения из ссылки Д. Суровцев уехал в Россию и вел тихую спокойную жизнь одинокого человека. Он бывал в Херсоне, Николаеве, последнее место его жизни — Тотьма Вологодской губернии. Редко кому он рассказывал о своей прошлой жизни: об одесской тайной типографии, Шлиссельбургской крепости, колымской ссылке. Он очень любил природу. По словам человека, с которым он общался, «почти всегда воспоминания его больше всего сосредотачивались на восхищении природой мест, где он побывал. Политическая жизнь его, казалось, совсем не интересовала» (38). Д. Суровцев тяжело переживал свое одиночество: хотел было взять на воспитание ребенка, но бывшему ссыльному отказали. Все свое время Д. Суровцев отдавал работе: с утра до вечера кропотливо, упорно занимался огородничеством. Иногда он вспоминал о Колыме и в письме к знакомому писал: «Все пережитое горе давно уже забыл, как и тот мороз, который приходилось выносить в Колымском крае. Жалею об одном, что не довел до конца начатого земледелия» (39). После долгих лет сурового испытания Д. Суровцев отдыхал на лоне природы и не любил, когда укоряли его прошлым, о чем говорят строки его письма из Тотьмы 31 марта 1912 г., выражающие его восприятие окружающей среды: «Скромная здесь жизнь. Никто словом не задевает, не то чтобы камнями бросали, как это было в Херсоне. А выйдешь на улицу, часто здороваются такие люди, которых я вовсе не знаю... в Тотьме нет социалистов или революционеров; но здесь нет и черносотенцев, и погромщиков... Вообще на юге, в частности в Херсоне, острее чувствуются нелады в русской жизни, как на Севере...» (40).

    После ссылки Д. Суровцев не остался пассивным созерцателем происходящих событий. Он болезненно и резко реагировал на неудачи России в Первой мировой войне. По словам С. И. Феохари, бывшего якутского политического ссыльного 1883-1891 гг., в годы войны он хотел идти в «братья милосердия», но его не брали по возрасту. Позже он передумал в связи с выборами в Учредительное собрание, в которых боролись многие демократически настроенные люди. 5 ноября 1917 г. жене бывшего карийца, якутского политического ссыльного в 1890-1900 гг. Г. Ф. Осмоловского А. Н. Осмоловской он сообщал о своих намерениях: «Все время был в нерешительности: ехать или не ехать. А теперь, кажется, ясно, что не поеду. Во-первых, выборы в Уч[редительное] собрание не хочется пропустить, а во-вторых, река Сухона скоро может замерзнуть, и пароходство прекратится» (41). Д. Я. Суровцев жил на Тотьме до конца своей жизни.

    В Якутской области шлиссельбургские узники Л. Янович и Д. Суровцев прожили суровую жизнь, и каждый оставил свой заметный след в жизни населения Севера.

                                                       ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

    1. Шлиссельбургская могила // Искра. — 1902. — 1 апр.

    2. Слепцов Н. А. Людвиг Фомич Янович в колымской ссылке (по материалам переписки) // Ссыльные поляки в Якутии. — Якутск, 1999. — С. 77.

    3. Там же. — С. 78.

    4. Государственный архив Иркутской области [ГАИО]. Ф. 25. Оп. 6. Д. 5397. Л. 20.

    5. Слепцов Н. А. Указ. соч. — С. 79.

    6. Там же. — С. 80.

    7. Национальный архив Республики Саха (Якутия) (НА РС(Я)). Ф. 12. Оп. 16. Д. 46. Л. 91.

    8. НА РС(Я). Ф. 17. Оп. 1. Д. 1580. Л. 9 об.

    9. ГАИО. Ф. 25. Оп. 3. Д. 37. Л. 22.

    10. НА РС(Я). Ф. 17. Оп. 1. Д. 1580. Л. 18 об.

    11. Российский государственный архив Октябрьской революции [РГАОР]. Ф. 124. МЮ. Оп. 9. 1900. Д. 536. Л. 3.

    12. Поляков М. На краю света (колымская ссылка). — М., 1929. — С. 88.

    13. ГАИО. Ф. 25. Оп. 3. Д. 37. Л. 22.

    14. Ергина Л. Воспоминания из жизни в ссылке (Памяти Л. Ф. Яновича) // Былое. — 1907. — № 6(18). — С. 46.

    15. Поляков С. Указ. соч. — С. 60.

    16. РГАОР. Ф. 1167. Оп. 2. Д. 626. Л. 3 об.

    17. Там же. Оп. 2. Ч. 1. Д. 1469. Л. 1.

    18. Мещерский А.П. Революционная общественно-политическая деятельность ссыльных марксистов в Восточной Сибири (1883-1903 гг.): Дис. ... канд. ист. наук. — Иркутск, 1966. — С. 204.

    19 Людвиг Фомич Янович // Галерея Шлиссельбургских узников. Ч. 1. — СПб., 1907. — С. 182-184.

    20. Булатов А. И. Воспоминания узника Шлиссельбургской крепости // Вопросы истории. — 1966. — № 8. — С. 117.

    21. ГАИО. Ф. 25. Оп. 1. Д. 951. Л. 2.

    22. Кон Ф. За пятьдесят лет. М., 1933. — Т. 2. На поселении. — С. 99.

    23. НА РС(Я). Ф. 12. Оп. 6. Д. 90. Л. 29.

    24. Поляков М. Указ. соч. — С. 90.

    25. Некролог // Искра. — 1902. — № 22, июль.

    26. РГАОР. Ф. 533. Оп. 1. Д. 1176. Л. 36.

    27. НА РС(Я). Ф. 12. Оп. 16. Д. 111. Л. 3.

    28. РГАОР. Ф. 1167. Оп. 25. Д. 625. Л. 1.

    29. Поляков М. Указ соч. — С. 101.

    30. Дмитрий Яковлевич Суровцев // Галерея Шлиссельбургских узников. Ч. 1. — СПб., 1907. — С. 186; Колесов М. И. История Колымского края. Ч. 1. Досоветский период (1642-1917 гг.). — Якутск, 1991. — С. 133-134.

    31. НА РС(Я). Ф. 12. Оп. 16. Д. 11. Л. 16.

    32. Там же. Л. 17.

    33. Там же.

    34.Там же. Ф. 245. Оп. 3. Д. 1022. Л. 7.

    35. Там же. Ф. 12. Оп. 15. Д. 205. Л. 1-147.

    36. Там же. Оп. 16. Д. 111. Л. 20.

    37. Там же. Л. 285.

    38. Рыбаков И. Некоторые мелочи о Д. Я. Суровцеве // Каторга и ссылка. — 1929. — № 8-9. — С. 246.

    39. Дмитрий Яковлевич Суровцев // Галерея Шлиссельбургских узников. Ч. 1. — СПб., 1907. — С. 186.

    40. Рыбаков И. Указ. соч. — С. 247.

    41. Там же. — С. 248.

    /Якутский архив. № 2. Якутск. 2003. С. 114-121./

                                                    Готовцев Иван Павлович (1915-1982)

                                                Ф.Р-1426, 118 ед.хр., 1900—1982 гг., оп.1

    Заслуженный учитель школ РСФСР (1962) и ЯАССР (1956), заслуженный работник культуры ЯАССР. Краевед. Награжден орденом Трудового Красного Знамени и многими медалями.

    Родился 18 сентября 1915 г. в I Баягантайском наслеге Устъ-Алданского района. Окончил Тандинскую семилетнюю школу (1934), Якутское педагогическое училище (1942), Якутский государственный учительский институт (1949). 35 лет работал в системе народного образования республики учителем, завучем, директором школ Кобяйского и Усть-Алданского районов. Создатель историко-революционного музея в с. Танда. Умер 8 ноября 1982 г.

                       Документы, собранные для работ и по интересующим темам

    ...Воспоминания, статьи Л. Г. Ергина «Из жизни в ссылке (о 1907 г., польском революционере Д. Ф. Яновиче)», А. Н. Олейникова «Из прошлого (о якутской ссылке и революционных событиях в г. Якутске)», В. А. Урасова «О якутской ссылке, революционной деятельности и встрече с В. И. Лениным» и др. (1924, 1927, 1956-1982)...

    /Путеводитель по фондам архива. В 2-х частях. Ч. II. Якутск. 2015. С. 523./